-- С Днем армии и военно-морского флота, -- хрипловато прозвучало из старенького радио, и Толян опрокинул очередной стакан, наполненный на треть известно чем.
Потом посидел с минуту, пялясь стекляшками глаз в пустоту зала и в сердцах ругаясь на власть, которая почему-то не удосужилась объявить день слесаря или хотя бы сантехника.
За последние четыре дня это была единственная, пусть и не совсем здравая, мысль, рожденная в вихрях алкогольных паров и сумевшая хоть ненадолго взбудоражить пребывающие в коме серые клетки отполированного спиртом мозга.
А ведь действительно несправедливо. День милиции есть, День медицины есть, даже День шахтера есть, а Дня сантехника нет.
От терзающей душу несправедливости Толян вновь влил в себя обидоутоляющее и, промычав нечто невнятное, уронил голову на стол...
***
Пробуждение сопровождалось душераздирающими стонами, сквозь которые прорывалось чуть слышное подвывание. Голова, естественно, раскалывалась надвое; от десны к десне, казалось, раскинулась пустыня, а пальцы шевелились сами собой, словно выстукивая на фортепьянных клавишах какую-то мелодию. В общем, организм срочно требовал опохмелки.
Отодрав чугунную голову от стола, Толян простер трясущуюся руку к спасительному зелью -- и замер, как нищий на паперти. Сердце бухнулось в пятки, глаза же наоборот скакнули на лоб. На какой-то миг Толян даже позабыл о горящих -- да чего там! -- адски пылающих "трубах".
По левую руку от него на столе сидел самый настоящий чертенок. Был он размером с собаку, имел бурое грушевидное тельце, поверх которого была насажана груша поменьше, из нее же торчали пара свинячьих ушек, немного вздернутый пятачок и, конечно, рожки -- какой же черт без рожек.
-- Во, Синякин! -- обрадовался бес, будто увидев старого друга.
Толян икнул.
-- А чего это, а? -- сорвалось с его пересохших губ, хотя глубоко-глубоко, в бездне мозга, там, куда еще не ступала этилово-суррогатная нога, начала рождаться верная мысль. Но чертенок ее опередил:
-- Delirium tremens, -- отчеканил он, обнажив ряд острых игл-зубов. -- По научному.
-- А? -- переспросил Синякин, глядя в миндалевидные бесовские глаза.
-- Ох, и чурбан ты неотесанный, -- вздохнул бесенок. -- Белочка у тебя. Понял?
В этот момент мысль окончательно сформировалась и, с боем прорвавшись сквозь похмельные преграды, звякнула Толяна со всей дури мерзким выводом.
Синякин покачнулся.
-- Дошло, наконец, -- заключил бесенок. -- Ну, долго глазеть будешь? Пей давай, -- прошипел он и стукнул коготком по граненому стакану. -- Не один ты такой. Ко всем успеть надо.
Толян немедля ухватился за бутылку обеими руками -- цепко, как альпинист за выступ. И застыл в позе Отелло, душащего невинную возлюбленную.
Нет, выпить Синякину по-прежнему хотелось. Но...
С чего вдруг бес так настаивал на этом? Вряд ли он пекся о человеческом самочувствии -- черт он ведь и в раю черт, нечистая сила как-никак. Тогда выходит: недоброе замыслил. Так хлебнешь ненароком -- и того...
Толяну тотчас привиделась огромная раскаленная сковорода, посреди которой задавалось золотистой корочкой его обнаженное тело, а его новый "друг" стоял неподалеку и, хихикая, подбрасывал дровишки в костер.
Поражаясь собственной силе воли, Толян медленно разжал ладони. И кто бы знал, чего стоило это решение! Даже бесовское отродье удивленно захлопало глазами.
-- Не понял, -- обозлился черт. -- Ты че, алкаш, -- презрительно бросил он, -- пить не будешь?
Синякин покачал головой. А бес зашипел, как пробитая шина, и сжал кулачки, видимо, намереваясь воспользоваться ими по назначению.
И тут Толяна как молнией пронзило. Чего он, собственно, какого-то чертенка испугался? Ну черт, ну горячка. К примеру, Коля Кривошеев после месячного запоя поужаснее выглядел.
-- Да не страшный ты, -- вдруг сказал Толян и добавил: -- Ваське вон однажды крокодилы померещились.
Удивленный черт, разжимая кулачки, хмыкнул.
-- Это ж, откуда им взяться-то, крокодилам? -- заинтересовался бес.
-- Откуда, откуда, -- забубнил Толян. -- Оттуда. -- Кивнул он на шкаф, заляпанный календарями и плакатами времен "очаковских и покоренья Крыма". -- Из шифоньера. Васька сказывает: дверцу-то приоткрыл, а они -- прямо на него. Глазищами сверкают, челюстями клацают. Вроде как сожрать хотят... Да это еще что! Вот Лехе Стародубцеву сама Костлявая явилась. Это да.
-- Ну и как... помер?
-- Кто?
-- Стародубцев твой.
-- Не-е-ет, -- протянул Толян. -- Откачали.
Черт вздохнул.
-- Поэтому она вас, алкашей, и не любит. Нажретесь до полусмерти, а дохнуть -- не дохните. Я только одного не могу понять, ты-то чего упрямишься?
-- Не хочу, и все, -- огрызнулся Толян и зажмурился.
Не помогло. По телу по-прежнему металось стадо колючих полоумных мурашек. Кроме того, если раньше вожделенная бутылка манила лишь отблесками стекла, то теперь нашептывала чарующим голосом, чтобы он немедленно схватил ее и выпил до дна.
-- НЕ БУДУ! -- вскрикнул Синякин сдавленно.
После чего стек со стула и, приняв коленно-локтевую позицию, перебрался на диван, где зарылся головой в подушку.
***
Тишину то и дело нарушали такие словеса, что даже у исчадия ада уши не просто вяли, а скручивались в трубочку и порывались опасть. C полчаса Толян ворочался, силясь заснуть. Не получалось.
По телу бегали уже не мурашки, а нечто другое. Толяну это "нечто" виделось группировкой злобных ежиков, что кубарем скатывались с шеи к пяткам, а потом вновь поднимались. Внутри же, будто разверзалась сама геенна огненная. К тому же, стоило только прикрыть глаза, как в темноте сразу вспыхивали жуткие для его нынешнего состояния картины, причем цветные и поражающие своей реальностью. То миловидная девушка подносила ему рюмашечку, то мультяшный усатый персонаж таращился на него с летящего "кукурузника" и, улыбаясь, постоянно восклицал: "Еще бутылочку, еще бутылочку!", то русские богатыри предлагали ему бароновскую землю за согласие выпить, то... В последнем кошмаре какой-то толстяк, спасая ящик пива от огромного роя безумных пчел, с криком пронесся мимо.
-- А-а-а! -- не выдержал Синякин и вскочил с кровати, вперив взгляд в бутылку.
Бес по-прежнему был в комнате. Правда, теперь он парил над столом, помахивая крохотными крылышками, и покуривал цигарку.
-- Уверен, -- спокойно ответил черт, затушив бычок в ладони.
-- А как тебе это?
И Толян перекрестился.
-- Поздно ты о боге вспомнил, -- упрекнул его бесенок, опускаясь на стол. -- Раньше надо...-- он вдруг осекся. А Синякин почувствовал, как запылала левая щека.
Над левым плечом возник из небытия ангелочек. Все как полагается: сияющий нимб, пара крыльев, в руке -- пламенный меч. Словом, ангел ангелом, только махонький совсем.
--
Прочь! -- грозно воскликнул он, и, что называется, понеслось.
Вечные противники сцепились. Полетели перья, клочья шерсти, к ногам Толяна прыгнул нимб, завертелся вокруг своей оси -- и упал.
"Того и гляди, убьет ангелочка, -- со страхом подумал Синякин, поглядывая на повизгивающих драчунов. -- А ведь спросят потом на Небесах...".
Тут он запустил руку в ком шерсти и перьев, стараясь разнять драчунов, и случайно опрокинул бутылку. Сердце на такое событие отреагировало незамедлительно и заныло нестерпимо, а глаза, полные боли, уставились в пол, где ручейками ускользало под диван содержимое священного "сосуда".
Осмысливая такую трагедию, Синякин даже не сразу заметил, что в комнате воцарилась тишина. А когда наконец-то оторвал глаза от мокрого пола, то обнаружил, что небесных созданий и след простыл, как будто их и не было вовсе.
-- Выходит, это я сам, бутылку-то. Без всяких там потусторонних сил, -- прошептал Толян и вздрогнул, когда звякнули в дверь.
Ища беса глазами, он косолапо зашлепал в прихожую, чтобы посмотреть, кого это принесла нелегкая.
Нелегкая принесла знакомого собутыльника. По ту сторону порога покачивался сам Коля Кривошеев в фуфайке нараспашку и шапке набекрень.
-- Выпить есть? -- спросил гость, дыхнув на Толяна перегаром, где бывалый нос уловил одеколон, дихлофос и сигареты "Прима".
Толян покачал головой.
-- А у меня есть, -- усмехнулся потенциальный собутыльник.
Он было полез в карман за тем самым "есть", как вдруг вздрогнул и попятился, испуганно глядя чуть повыше головы удивленного хозяина. Бог знает, что привиделось Кривошееву, но Толян сделал один разумный вывод.
-- Допился до чертиков, -- с тоном заядлого трезвенника упрекнул он его и, театрально захлопнув дверь, стек по ней, тяжело дыша.
***
Тем временем черт и ангел невидимками парили себе неподалеку и изредка поглядывали на обосновавшегося в коридоре Толяна.
-- Чуть всю операцию не провалил, -- сказал бес, вздыхая. -- Хорошо хоть пуганным оказался.
-- Ну, а я как сыграл? -- Ангел поправил нимб.
-- Немногословно, -- усмехнулся черт и поежился. Пятачок тотчас провалился в лицо, уши прижались к вискам, рога втянулись в макушку, хвост лег вдоль позвоночника, а за спиной распахнулись белоснежные крылья. Отряхнувшись от шерсти, оборотень в белом чихнул. И сказал с улыбкой: -- Чур, в следующий раз ты будешь чертом.
-- Хорошо, -- нехотя согласился ангелочек.
-- Ладно, у нас еще два вызова. Тут вроде все в порядке... Эх, крокодилы!