- Ты будешь жить как Христос за пазухой, ни в чём не будешь знать отказа, на что пальцем своим укажешь, то твоим и будет. Чё ещё тебе нужно? Замуж за меня? Куда я свою дену и детей своих? А у меня скоро стоять перестанет, на кой я тебе такой нужен буду? Как сыр в масле кататься будешь. Других вон бесплатно трахают, обещаниями одними кормят, на спину падают с ногами раздвинутыми, а в итоге - шиш им с маслом. Подружки твои сдохнут от зависти, когда узнают с кем трахаешься. Меня тут все знают, никто мне и слова сказать не может, каждая падла пресмыкается, мечтает оказаться на твоём месте...
Монолог этот произносил солидный мужчина лет сорока, одетый с провинциальной безвкусицей, но с претензией на человека высшего сорта. На столик полупустого городского кафе были выложены все атрибуты: барсетка, мобильный телефон, внушительная связка ключей. Слушателем монолога было юное создание лет тринадцати, - юное возрастом, созревшее, однако, довольно рано: фигура девочки легко угадывалась под жёсткой курткой из джинсовой ткани, соблазнительные коленки под столом пребывали в суетливом движении, напрягались многообещающе бёдра. Собственно, весь внешний вид её говорил о том, что не напрасно старается семейный претендент на человека высшего сорта, не зря излагает перспективы обеспеченного, но порочного будущего.
Девочка в джинсовой курточке была не единственной слушательницей. За соседним столиком, лениво закинув ногу на ногу, сидел молодой человек лет двадцати пяти, внимающий словам барсеточного человека с подозрительным вниманием. Мужчина продолжал говорить что-то ещё, однако для молодого человека слова потеряли своё звучание. Казалось, содержимое городского кафе (несколько столиков и стульев, прилавок, зеркало, вешалка, посетители, изо всех сил делавшие вид, что не слышат непристойного предложения), застыло, как бывает, когда замешиваешь тесто, и вдруг останавливаешься, - останавливается и послушная масса в ёмкости. Тем более, нижнюю половину лица мужчины закрывала голова девочки. Лишь только стремительное движение автомобилей за окном разрушало иллюзию застывшего теста, да ещё тонкая нить сигаретного дыма, сопровождавшую соблазнительное предложение. Молодому человеку казалось, что по запаху он может угадать марку сигарет, которым отдавал предпочтение барсеточный мужчина, так сильно обострилось восприятие невольного слушателя. Молодой человек не старался особо в разглядывании артиста моноспектакля, бросил беглый взгляд один или два раза, рассеянно и скучно, посвятив больше внимания, скорее, девочке-подростку, чем барсеточному мужчине, но в какую-то долю секунды (официант ловко обогнул пустующий столик, закрылась дверь за ушедшим посетителем, подобно блику солнечного света в кафе на короткое время проник шум автомобилей), молодой человек переменился из ленивого и скучающего сноба в гибкого хищного зверя. Предмет, который извлёк он из внутреннего кармана пальто, логично завершил его мрачный облик: чёрные, как смоль волосы, чёрные, цепкие глаза со зрачками-точками, чёрные брюки и чёрные лаковые туфли, - чёрный большой пистолет появился в руках молодого человека. На прицеле немедленно оказалось основание тугой детской косы из густых русых волос, а поверх макушки округлились глаза с красными прожилками, глубокими морщинами покрылся лоб барсеточного мужчины, цвет лица стал землисто-серым. Дальнейшее действие молодого человека (выстрел) получилось каким-то медицинским, что ли. На цель свою смотрел он, как патологоанатом смотрит на обмякший труп лежащий на цинковом столе, или вот как хирург взирает на распанаханные в процессе операции внутренности неоперабельного больного, пребывающего в глубоком наркотическом сне. Должно быть, именно поэтому крышка черепа девочки, обезображенного выстрелом с близкого расстояния, отскочила вверх в естественном полёте, трепетное тельце отбросило вперёд, на столик, но ничего не перевернулось, в таком возрасте даже смерть не производит переворотов, тело обмякло на полу несуразной кучей тряпья, а в следующее мгновение молодой человек увидел то, что и ожидал увидеть: лицо барсеточного мужчины, щедро украшенное кровью и частичками мозга. Мужчина мигнул, - с ресниц стекала медленно остывающая кровяная масса. Со своего места молодой человек видел также наплечную кобуру под кожаным жилетом барсеточного мужчины, но ответного выстрела не последовало, мужчина продолжал сидеть в паническом оцепенении, со скрюченными пальцами, обагрённым кровью лицом. Молодой человек расслабился. Сделал шаг вперёд, - мужчина продолжал сидеть неподвижно, смотреть в точку, откуда вылетел кусочек свинца, размозживший девочке голову. Хладнокровно переступив мёртвое детское тело на полу, молодой человек стволом пистолета раскрыл пухлый ежедневник, лежавший на столе. Прочитав имя владельца, он вытер губы рукавом пальто, свободной рукой взял со стола связку ключей, и покинул заведение общепита. В полной тишине: по странному совпадению автомобильная дорога за окном опустела всего на несколько секунд.
Первой после ухода молодого человека закричала кассирша.
- ... Представляешь, уже потом, когда помирились, решили не разводиться, съехались опять в одну квартиру, у них там миллион поводов для ссор находился, - и каждый раз они ко мне для консультаций бегали...
Худощавый и слишком изящный адвокат Брунов сделал попытку рассмеяться, однако, не отыскав поддержки у своего коллеги, робко и неловко усмехнулся.
- Родители их где живут? - почти строго спросил Константин Дмитриевич, в узких кругах известный больше как Стива. Короткими свистящими выдохами он отгонял от себя сигаретный дым, атаковавший его с кончика сигареты зажатой в пальцах Брунова.
- Не знаю, - ответил Брунов.
- Я знаю. В другом городе их родители их родители живут, и своевременного совета дать не могут. Поэтому и бегают к тебе каждый день для консультаций, - Константин Дмитриевич будто с младенцем неразумным разговаривал, а не с коллегой-спецом, стригущим капусту на бракоразводных делах.
На короткое время потеряв интерес к Брунову, Стива посмотрел в узкое одностворчатое окно. Там, под пасмурным небом, он увидел картину слегка его удивившую. Если железнодорожная колея в центре индустриального города вряд ли могла вызвать удивление, то шагающий по рельсам мужчина в длиннополом чёрном пальто, старательно сохранявший равновесие, выглядел странно. Вскоре он скрылся из виду за холмом, покрытым скудной высохшей осенью травой, и результативность его стараний осталась для Стивы загадкой. Отвернувшись от осенне-железнодорожного пейзажа, он с тем же лёгким удивлением обнаружил возле себя Брунова. Молниеносно вернувшись к исходной теме, Стива поинтересовался:
- А что за проблемы, у этих, неразведённых?
Сусликовидная мордочка Брунова оживилась.
- Ну вот, подушки, например. Она говорит, не буду спать на подушке, на которой твоя полюбовница спала. Он тайком подушки поменял, а ей сказал, что не запомнил, где и чья лежит. Так она теперь ни на той, ни на другой спать не хочет, спит без подушки! - уже смеясь, закончил Брунов. С усилием на сей раз поддержав веселье коллеги, Стива проследовал в свой кабинет, не замечая, что картонная фальшивая ухмылка по-прежнему кривит его губы. Он подумал, что на гонорар, выплаченный Брунову за консультации, уцелевшая молодая семья могла купить десяток новых подушек, взамен старых. Но, такой совет от адвоката, профессионала в области семьи и брака, - значит самому остаться без хлеба. Брунов не был похож на человека, который долгое время оставался без хлеба. Да и сам Стива...
По-солдатски развернувшись перед большим, во весь его рост, зеркалом, Константин Дмитриевич смерил себя оценивающим взглядом. Может волосы растрепать? Говорят, за километр можно узнать милиционера, священника и врача. Стива добавил к этому списку ещё и адвокатов, даже не разделяя их на специалистов по уголовным, бракоразводным и другим делам. Все на одно лицо. Как для китайцев - европейцы. Как для европейцев - негры. Как для негров - индейцы. Как для индейцев - китайцы. Круг замкнулся. Со вздохом Стива устроился в кресле за рабочим столом, на своём привычном месте, однако устроился отнюдь не уютно, а вот как если бы в любой момент нужно было сорваться, бросить всё и утонуть в пучине непредсказанных никем событий. Между тем, предсказано всё было уже давно.
От Константина Дмитриевича уходила секретарша.
Галина Романовна, верой и правдой служившая ему в течении семи... нет восьми лет, по возрасту годившаяся ему в матери, встречавшая его каждый день ободряющей, уверенной улыбкой, мастерски справлявшаяся с обязанностями секретаря, - Галина Романовна покидала своё рабочее место. Мотивы её увольнения также были известны давно: родился внук, и теперь секретарскому ремеслу Галина Романовна предпочла ремесло бабушки. Впрочем, бабушка - это не ремесло. Это состояние души.
Появление внука в семье своей секретарши казалось Стива каким-то надуманным поводом, как вот учащийся музыкальной школы в школе общеобразовательной неожиданно вспоминает об академконцерте, для того чтобы задвинуть воспитательный час, который всегда ставят шестым или седьмым уроком. Какой внук?! Какая бабушка?! А кофе кто будет заваривать?! А кто будет.?!
- Константин Дмитриевич, к вам посетитель, - прозвучал голос бабушки-секретарши, нисколько не испорченный системой внутренней связи. Всегда отличавшийся выдержкой, сегодня Стива не сумел совладать с собой, и в ответ выскочили его самые сокровенные мысли.
- Галина Романовна, зачем вы увольняетесь от нас, то есть уходите? - едва ли не прокричал он в микрофон. Спросил, - и покраснел до корней волос, полнеющий адвокат Константин Дмитриевич, семейный мужчина в расцвете лет, добродушный жизнелюб, круглолицый и элегантный, понимающий и проницательный, добрый и честный...
Галина Романовна вздохнула.
- Извините, - сказал Стива. Он помедлил, пытаясь припомнить имя клиента, ожидавшего в приёмной. Вот скажи Стива сейчас "какой ещё посетитель?" - возмущённый гость хлопнет дверью, и в адвокатской конторе станет на одного клиента меньше. Мысль эта была созвучна с желанием растрепать волосы. Ни того, ни другого делать Стива не стал.
- Пригласите, пожалуйста, - сказал он, и завозился с записями, отыскивая имя пока безымянного клиента в бумагах на своём столе.
Пусть даже у Галины Романовны родятся двадцать внуков, у детей тех должны быть заботливые родители, существуют ясли и детские сады, в конце концов! Галина Романовна - не единственная бабушка в том семействе, там со стороны каждого родителя должно быть по бабушке и по дедушке. Чем больше размышлял Стива на эту тему, тем сильнее убеждался в том, что это он, Константин Дмитриевич, истинный виновник ухода секретарши, он, адвокат с многолетним стажем, знаток человеческих душ, без пяти минут психоаналитик, мирской священник, панацея от всех человеческих конфликтов-болезней...
- Здравствуйте...
- Одну минуту, - рассеяно отозвался Стива.
... так вот, он упустил что-то допустил какую-то оплошность в отношения с Галиной Романовной. И теперь ему подсунут какую-нибудь молоденькую выпускницу филфака, которая не умеет работать ни с клиентами, ни с телефонами, ни с компьютером, зато умеет не беременеть, и, несмотря на юный возраст, обладает надёжными знакомствами в женской консультации.
С этим гремучим коктейлем в душе Стива раздражённо оставил бумаги в покое, и поднял тяжёлый взгляд на посетителя.
- Добрый вечер, - с плохо прикрытой злостью произнёс адвокат. Вновь ожил селектор.
- Константин Дмитриевич, если я вам больше не нужна, я ухожу, - сообщила Галина Романовна. Чернильная ручка "Паркер" выпала из пальцев Стивы на стол. Взгляд метнулся на часы, - пять часов вечера мой друг, рабочий день закончился, пока вы размышляли над сложностями человеческих судеб.
- Одну минуточку, - сказал Стива для посетителя и почти уволившейся секретарши.
Галину Романовну он застал уже в пальто, с сумкой в руках. Без следа косметики на лице. Как всегда.
- Вы не сказали...
- Я сказала, - перебила, наверное, впервые за годы их общения, женщина адвоката. - Ещё на прошлой неделе я сказала почему ухожу...
- Да, действительно, - уныло согласился Стива. Галина Романовна рассмеялась, - смех её был с воспитательными нотками. Так смеётся опытная учительница младших классов.
- Ваше расстройство - это не лесть, - сказала Галина Романовна отсмеявшись. - Не огорчайтесь вы так. Завтра к вам назначат молоденькую, расторопную девочку, для которой...
- Уже завтра?! - ужаснулся Стива.
- Уже завтра, - женщина улыбнулась. Сделав несколько шагов в его сторону, она легко поцеловала адвоката в щёку. Константин Дмитриевич чувствовал себя, как... Как ученик младших классов, святая корова!
- Всего доброго...
- Вы заходите, - неуверенно произнёс Стива, ругая себя последними словами за то, что не купил никакого подарка. И ведь не купил-то, потому что до последнего не верил в увольнение секретарши.
- Само собой, - отозвалась Галина Романовна, уже на пороге. Стиве казалось, что там, за дверью, её ждет трап, ведущий к космической ракете, ракета унесёт его бывшую теперь секретаршу в неведомые звёздные дали, куда телеграммы не ходят, и уж подавно туда не проложены телефонные линии...
Далее Стива допустил ряд оплошностей, какие в любой другой ситуации не позволил бы себе ни за что в жизни. Он не предложил посетителю кофе. Он не сел на своё рабочее место за столом, а расположился на кожаном диване, и потенциальному клиенту приходилось выворачивать шею, дабы изложить свою семейно- бытовую проблему. И, - совсем уж халатное отношение к работе, - вечернего гостя Стива слушал вполуха; когда, наконец, соизволил заинтересоваться посетителем, то ни слова не понял, как если бы гость говорил с ним на тарабарском языке. Стива сделал над собой усилие, выдавив улыбку, и занялся подготовкой почвы для капитуляции:
- Вы не могли начать сначала? Я, признаться, не уследил за мыслью...
- Не мудрено: ваши мысли заняты новой секретаршей, - с оттенком досады произнёс вечерний гость. Усмешкой стараясь скрыть своё смущение, адвокат пересел за стол.
- Что верно, то верно, - признался он. - Во всяком случае, я не тяну время умышленно, чтобы содрать с вас как можно больше денег.
- Это вам не грозит, - успокоил его посетитель.
Адвокат иронично вскинул брови.
- Вот как?
Молодой человек в чёрном пальто едва заметно кивнул.
- Я нищий, - просто сказал он.
Вот теперь появился смысл заняться им всерьёз. Взглядом Стива смерил молодого человека с головы до ног, и с разочарованием отметил, что с такой внешностью вряд ли можно снискать популярность на паперти.
- Тем не менее, - пробормотал молодой человек. - Вы сказали - "сначала"... Вы имели в виду Джаза?
Адвокат заглянул в лицо вечернему гостю. Мысль "где-то я его уже видел" шевелилась в голове Стивы, но однозначным ответом не разрешилась. Не-ет, не лицо, движения (молодой человек расставил руки в стороны, оправляя на себе пальто). Ну конечно же. Это он вышагивал по рельсам, там за окном. Прежде Стива никогда его не видел, никогда с ним не встречался...
- Нет, мы не встречались. Но я много слышал о вас, - сказал молодой человек. У Стивы появилось странное ощущение, будто с его губ не слетает ни слова, гость просто читает его мысли. Никакой мистики, - нечто подобное Константин Дмитриевич ощущал каждый раз, когда инициатива уходила из его рук. Вечер складывался явно не в пользу адвоката. Чтобы хоть как-то исправить положение в свою пользу, Стива предложил:
- Хотите кофе?
Воландовым жестом молодой человек указал на невысокий журнальный столик: там уже дымились две чашки свежезаваренного кофе.
- Я позволил себе... Пока вы прощались с секретаршей, милой во всех отношениях женщиной, как я понял, - сказал молодой человек.
Стиве пришла в голову мысль совершенно ему не понравившаяся. Пока он бегал из кабинета в приёмную, и разводил сопли по причине увольнения Галины Романовны, для вечернего посетителя он был раскрытой книгой, которую можно было не только прочесть, но и исправить так, как сочтёшь нужным.
- Полагаю, вы явились сюда не только чтобы заварить кофе, - с кислой миной произнёс адвокат.
- Разумеется. Вашей секретаршей я вряд ли когда-нибудь стану, - согласился молодой человек.
- Перейдём к делу, - Константин Дмитриевич откинулся на спинку офисного кресла. - К вашему делу, а не Джаза, - уточнил он.
- Без проблем, - молодой человек почему-то пожал плечами. С секунду собравшись с мыслями, он произнёс:
- Меня нельзя оставлять одного. Даже на короткий срок.
Лицо адвоката вытянулось в удивлении.
- Вам сколько, простите за бестактность, лет? - поинтересовался он.
- Двадцать семь.
- Двадцать семь - это не пять, и не десять, - заметил Стива. Молодой человек улыбнулся, но до смеха дело не дошло.
- Поверьте, в пять лет оставлять меня одного можно было совершенно спокойно, - он взял в руки чашку с кофе. Глядя на адвоката поверх ароматного пара, он продолжал улыбаться, очень уверенно, однако уверенность его была насыщена скрытыми признаками безумия, - вот какое можно встретить у человека впервые отважившегося на серьезный поступок.
Теперь, когда молодой человек стоял в полный рост, у Стивы появилась возможность рассмотреть его получше. Чёрная элегантность и стильность начали рушиться на глазах. Одна за другую цеплялись какие-то погрешности во внешности вечернего гостя: грязь на туфлях, обтрепавшиеся внизу края брючин, поношенное пальто, выскочивший уголок ворота рубашки... Прежние пластичные движения на этом фоне выглядели теперь глупо. Как и уверенность в глазах молодого человека. Он походил на артиста, вышедшего снобистским шагом к скучающей публике, не заметив расстёгнутой "молнии" на своих брюках.
Стива расслабился.
- Чем я могу помочь? -спросил он. - Вы не хотите разводиться?
- Нет. Я что, - бензин, чтобы меня разводить? - отозвался молодой человек. Он устроился в кресле для посетителей, - осторожно, чтобы не расплескать кофе. Адвокат вздохнул.
- Чего же вы хотите?
- Я хочу не разводиться никогда, - сказал молодой человек.
- Так не разводитесь. Приложите все усилия к тому, чтобы ваш брак сохранял цельность до конца ваших жизни. И вашей, и вашей жены, - Стива цитировал главу из какого-то учебника, названия которого он вспомнить не сумел. Молодой человек вновь усмехнулся.
- Ну да, - вроде бы согласившись, кивнул он. А вы не боитесь исчезнуть в один прекрасный день? Навсегда исчезнуть, как если бы вас никогда и не было? Всё к тому идёт. Смотрите: секретарша от вас уже ушла...
Потайных кнопок для срочного вызова охраны, револьвера в верхнем ящике стола, - ничего подобного не было в адвокатском кабинете. Впервые в жизни Стива пожалел об этом. "Может закричать?" - подумал он. Усмехаясь, молодой человек в чёрном пальто закинул ногу на ногу, и тоном светского льва, не терпящего ни возражений, ни отказа, предложил:
- Пейте кофе. Остынет ведь...
Временами Жене казалось, что никакой идейности или глубины нет и в помине, и писанина его - чистейшей воды сублимация; в лучшем случае - слишком запутанный клубок комплексов, который не под силу распутать лучшему психиатру планеты. Всё равно, на чём, всё равно при помощи чего, - шариковая ручка, чертёжный карандаш, печатная машинка, компьютер. Накануне он наполнял словами - как подушку пухом - клетки классов, нарисованных девчонками из четвёртого отряда на широком тротуаре, что стелился позади корпусов. Квадраты были крупными, числа - от нуля до десяти - крохотными, едва различимыми, лишь в том месте, где должны располагаться ворота рая, что-то нарисовали, сад и солнце, берег и реку. После тихого часа не только девчонки, - весь четвёртый отряд собрался вокруг классов, дети пытались разобрать студенческие каракули, знали, кто мелом испортил класс, наверняка видели всё из-за окна, здесь на тихом часе никто никогда не спит, делают вид, что спят, а на самом деле не смотрят, как чокнутый воспитатель пишет что-то мелом на асфальте. Спроси вот сейчас Евгения Ширяева, что это он там написал, не ответит, нет, сошлётся на бессознательность.
На самом деле в квадраты классика были вписаны тексты песен. Может быть стихи. Веснушчатая однокурсница Катя никогда не называла это ни стихами, ни поэзией. Так и говорила - песни.
Песни обречённых страдать.
- Кать...
- Евгений?
- Послушай, а если так: "Снобизм и порнография в творчестве Ивана Калашникова", а? - он в ожидании смотрел в загорелое лицо девушки, сонное и юное.
- Не звучит, - безжалостно резюмировала Катя. - Да и творчеством это назвать... - она сморщила мордашку.
- Ты не боишься, что о тебе точно также говорить когда-нибудь будут? А может даже сейчас кто-нибудь говорит...
- Я обычно не спрашиваю.
- Такое обычно в лицо не говорят, - многомудро изрёк Женя. - Только за спиной...
- Голимая, короче, у тебя тема для курсовой, - подвела черту девушка, и, приложив ладонь ко лбу "козырьком", осмотрелась.
Они находились в саду с невысокими молодыми яблонями, с некогда высокой и густой, но уверенно вытоптанной травой. Вокруг не было ни души, тем не менее, по каким-то скрытым признакам чувствовалось, что где-то рядом, совсем недалеко занята своими делами ребятня, отданная родителями на двадцать с небольшим дней в летний лагерь труда и отдыха.
- Евгений, - произнесла девушка слишком спокойно, - вы видите детей из седьмого отряда?
Он обернулся, трава защекотала голени. Совершив оборот на триста шестьдесят градусов, Женя вновь оказался лицом к лицу с веснушчатой Катей
- Ни одного, - констатировал он. - Да и слава святой корове. У меня голова от них болит...
- Но с ними может случиться всё, что угодно! - девушка резво вскочила на ноги, хлопнув раскрытой книжкой по колену.
- Тут дорога в двух шагах! - продолжала Катя, уверенно шагая в глубину сада. - Да мало ли что! Домой сбегут, по родителям соскучившись! В поле забредут за кукурузой! А потом варить её будут - ночью! На костре! Вы будете их ловить, Евгений!?
- В пансионате сигареты стреляют, - мрачно и удручённо сказал Женя.
- По себе, Евгений, других не судят!
- Я не по себе. Я видел, как они...
Девушка резко остановилась, обернулась к, прости Господи, пионервожатому.
- Кто сигареты просил? Назови фамилии. Если кто-то курит в нашем отряде, я должна об этом знать!
Требовательности в голосе Кати была хрупкой, румянец был заметен даже под загаром, а пальцы, державшие книжку, теребили страницы, получался странный звук, какой издаёт плавно спускающийся с горы лыжник. Сунув руки в карманы летних просторных шорт, с зыбкой неуверенностью Женя сказал:
- Не получится.
- Это если не стараться, - нравоучительно произнесла девушка, бросая книжку в траву, умудряясь в ярком солнечном свете не мигая смотреть однокурснику в глаза. - Если постараться, то всё получится...
Вообще-то за такое можно запросто из лагеря вылететь, и потом ещё в Университете выговор с занесением в личное дело схлопотать. Не за секс на открытом воздухе, - за то, что детей без присмотра на длительное время оставили. Женю, впрочем, колебало не личное дело, а его вялое согласие. Будто таял он в августовском солнце, берите меня, лепите из меня всё, что захотите. Вот Катя взяла и вылепила. И идти на поводу у неё - это такой кайф...
С некоторого времени Катя, всегда такая правильная и примерная, обнаружила качество, которое Женю иногда даже пугало. Называлось оно здравомыслием, хотя, если вдуматься, можно было здравомыслие заменить на расчётливость. Не иначе как руководствуясь своей девичьей интуицией, Катя всегда знала, в какой момент следует поступать хорошо, а когда - плохо. И никому, ничего за это не будет, - ни выговоров, ни упрёков, ни пощёчин, ни оплеух...
- Скучненько-о, - пропела она. Ничего, кроме травы и верхушек деревьев, с места, где они лежали видно не было.
- У тебя же спина обгорела, - напомнил он.
- Не для тебя, - бодро сказала она, и завозилась с сарафаном, повернувшись к нему спиной. На короткий миг перед его глазами промелькнула тонкая полоска незагорелой кожи, - упс, ничего теперь не видно.
- Евгений, - удовлетворённо и деланно строго произнесла Катя, - перестаньте хотя бы на каникулах думать о курсовых работах. Октябрь ещё не скоро.
- Я думаю о словах, - резковато отозвался он...
Веснушчатой третьекурснице расчётливость помогала далеко не всегда. Уверенно продвигаясь по жизненному пути, изредка Катя словно спотыкалась на плавном пути, озиралась удивлённо: как же так? Что было сделано неверно? На день рождения Жене она подарила пивную кружку, - если кружка пивная, неужели неясно, для каких целей она предназначена? Женя сложил в кружку шариковые ручки и чертёжные карандаши. О дне рождения Кати он, вообще, забыл бы, если бы не напоминание матери. Что он подарил однокурснице, Женя не запомнил. Ерунду какую-то...
Покидать сад не хотелось. Там, в лагере, их ожидала неизвестность, здесь всё застыло, казалось нарисованным: яркое солнце, утомившее зелень листвы и траву, все ароматы леса, слегка тронутые тем удушливо-ядовитым, что принято называть гнусным словом "цивилизация". Там, в лагере, всё обошлось. Собрав несколько самых шумных детей, Катя заставила их прокричать на всю территорию: "СЕДЬМОЙ ОТРЯД! СТРОЙСЯ В РЯД! КТО НЕ ПРИДЁТ! ТОМУ ПОПАДЁТ!". Наблюдая за лихорадочным сбором отряда, Женя в тысячный раз удивился, как им двоим с Катей доверили такую ораву, невыносимых, неугомонных, непоседливых и крикливых детей, - всего сорок человек. Разучившихся и заново научившихся чистить зубы детей. Распугавших всех птиц на территории лагеря своими коллективными приветствиями детей. С трепетом ожидающих летнего паллиатива дискотеки - массовки - детей. Пренебрегающих музыкальным интонированием на спевках детей. Сбегающих во время тихого часа на озеро детей. Создавших свою систему ценностей из фантиков и вкладышей жевательных резинок детей. Ожидающих, уже с меньшим восторгом, чем вначале смены, отправления домой детей - целых сорок человек. Воспитатель отряда Евгений Ширяев по именам знал лишь нескольких из них, самых невыносимых, крикливых и непоседливых. Катя умудрялась запомнить по именам всех, даже самых примерных и спокойных.
Всё обошлось. Жене казалось, что их нередкие синхронные исчезновения с Катей, становятся достоянием всех, кого можно было найти на территории лагеря, контакты воспитателей, в том числе и половые, происходят по умолчанию, всеобщее пассивное одобрение, - а значит там, в саду можно было пробыть хоть до самого отбоя... В действительности всё было не так просто. На прошлой смене вылетели несколько студентов, перепутавших пионерлагерь с Вудстоком. Беспредельничали со всем откровением, на какое были способны, наверняка вошли в историю. Вырастут теперешние дети, будут делиться воспоминаниями: а помнишь, мы к вожатухе в палату зашли, а там дурью несёт, аж обои позеленели, а сама вожатуха полуголая лежит на кровати, сиськами в потолок уставилась...
Но сейчас всё обошлось. После полдника Женя сидел на ступеньках своего корпуса, и отвечал на вопросы двух каких-то девчонок из старших отрядов. Их имён он также не удосужился запомнить, хотя допрос они ему устраивали не впервые. Светловолосая девочка для этих целей даже завела себе блокнотик с Бритни Спирз на обложке, заносила, очевидно, в него свои самые дельные мысли. Её подружка, девочка с тёмными волосами, говорила редка, скорее всего потому, что из-за длинных мохнатых ресниц считала себя безумно красивой, - а красавице на фига умные мысли? Тем более - блокноты какие-то заводить, и так писанины в школе навалом.
- Это вот откуда: "Виски с сахаром и квашеной капустой, лёд холодный, лёд на висках"? - спрашивала блондинка, пальцами теребя гелевую ручку.
Светленькая девочка посмотрела на него слишком серьёзно, подразумевая в его словах ложь и насмешку.
- Что-то не припомню я такой фамилии, - скептично сказала она.
- Ты тогда маленькой была. Он в "Наутилусе Помпилиусе" играл и пел.
- Ага. "Наутилусов" я помню, - девочка сделала какую-то пометку в блокноте. - Дальше: "... по стене и по паркету потекли мои мозги"..?
- Чичерина.
- Которая про жару поёт?
- Она самая.
- А правда, что у неё ребёночек есть, дочка? - с любопытством спросила блондинка. Женя пожал плечами.
- Какая разница? - произнёс он. - Если есть, то... Короче, не знаю...
За их спинами, частоколе двух пар девчоночьих ног Женя видел, как его веснушчатая коллега по работе довольно двусмысленно общается с физруков или плавруком, или кто там ещё шатается по пионерлагерям с мегафонами и в спортивной форме. Скорее всего, - плаврук, он постоянно торчал на капитанском мостике, и завидев, кого-нибудь из детей, пришедших к озеру в некупабельное время, орал во всю мощь мегафона: "Как фамилия?! Какой отряд?! Кру-у-угом!!! В корпус - шагом... а-аршш!!!". Он и на Женю с Катей так однажды среагировал, они ещё не освоились, не были знакомы с причудами плаврука, стояли у кромки воды, смотрели, как какой-то придурок, в жару вырядившийся в спортивную форму, орёт на них в мегафон...
Надо было пойти к ним сейчас, вмешаться в общение Катеньки с плавруком, но Женя, во-первых, знал, что Катя делает так нарочно, намереваясь вызвать в нём ревность, во-вторых ему было лень, а в-третьих ему нравились блондинки. "Такая маленькая, а уже блондинка", - вспомнил он чьи-то слова.
- А вы на фотографии нашей распишетесь? - спросила девочка.
- Зачем? - не понял он.
- На память.
- Вы же не из моего отряда, - растерялся Женя.
- Ну и что? Нам все почти расписываются. Свет, скажи, - светленькая девочка толкнула локтем свою темноволосую подружку.
- Все расписываются, - послушно подтвердил Свет. И бровями взмахнул неумело-томно.
- Расписываются обычно в ЗАГСе, - сказал Женя, поднимаясь в полный рост. - Вы лучше в следующем году приезжайте...
"... если я сессию опять не завалю", - добавил он про себя. В лагерь вожатым его отпустили просто чудом, система скрытых знакомств, наверняка основная заслуга Катьки, вряд ли его допустили бы к такому серьёзному и ответственному делу с шестью "двойками" в сессии. Сам себя подставил: ещё одна смена в лагере, лето кончится, а потом на руках целый веер "бегунков", и его плачевное положение в Универе будет сопровождаться презрительными педагогическими взглядами.
Это - потом, а сейчас - плева-а-ать! В виду я их всех имел. Пошли он все к чёртовой бабушке. В гробу я их всех видел. Катитесь к...
-Молодой человек, вы не подскажите, где здесь администрация?
Женя остолбенел. Перед ним, с видом старожилов, стояли Наталья и Дима, с багажом за спинами. Из сумки спортивной торчала ручка теннисной ракеты, - как рычаг переключения передач. Наталья - на радость старым развратниками, - в коротеньких шортиках, в коротеньком топике, в босоножках на высоких каблуках. Дима, - в шортах и футболке, совершенно безрадостный, - мрачно разглядывал рукоятку ракеты, как будто намереваясь перейти на четвёртую передачу, и умчаться обратно в город.
- Привет, Жека, - хмуро буркнул он.
Не сказав ни слова в ответ, Женя развернулся к ним спиной, сделал несколько шагов. "Святая корова, их же выгнали в прошлый сезон, то есть смену", - промелькнуло в голове. Обернулся, - те стояли на прежнем месте, слегка припорошенные городской пылью.
- По аллее - метров пятьдесят, там увидите, табличка висит: "Директор", - сказал Женя. Направился в никуда, вновь обернулся, с надеждой спросил:
- Вы почитать с собой ничего не привезли?
Наталья его не услыхала, возилась с косметичкой.
Дима многозначительно усмехнулся.
Запах сигарет с ментолом был знаком Коле с детства, его мать время от времени посещала гадалку, занимавшуюся своим незатейливым промыслом в мрачной квартире с высокими потолками, тяжёлыми шторами и застоявшимся воздухом. Ментолово-табачные ароматы несколько оживляли тяжёлую мрачность, однако, сколько Коля не пытался вспомнить другие подробности гадалкиной квартиры, ничего не получалось, всё начиналось и заканчивалось заморским ментоловым ароматом.
Откуда запах этот мог взяться на последнем рубеже защиты отечества, стоило задуматься. Гадалок здесь в помине не было, если Коля не ошибался, кто-то из бухгалтерских барышень питал слабость к ментоловым сигаретам, однако бухгалтерия располагалась в другом крыле здания. Как, при полном безветрии, в самом разгаре августа, табачный дым путешествует по коридорам, - вот настоящая загадка для сотрудника Комитета Общественной Безопасности.
Ткань рубашки с короткими рукавами многообещающе прилипла к спине. Что-то было не так. В кабинете Коля сидел в одиночестве, можно было вообще раздеться до трусов, однако в коридоре затопали слесари, загрохотали сварочным аппаратом, сутулые коренастые фигуры в ватниках (в разгаре лета!) удалились в сторону бухгалтерии. Зимой там с отоплением всегда были проблемы, с наступлением холодов девчонки постоянно бегали греться сюда, в южный корпус. Сейчас, жарким летом, в окне зацветала вода в фонтане, призванном украшать последний рубеж защиты отечества. У окна ощущалось движение сквознякового воздуха, было не так тяжело, как за столом. Тем не менее, словно услышав позывные своего детства, Коля отправился на источник ментолового запаха с вопросом-занозой в душе: что же не так?
Комитет Общественной Безопасности летом особо не оригинальничал - отпускная пора, и пусто, и скучно, и некому руку пожать, и всё такое прочее, как говорил один студент филологии, не доживший до вручения диплома. О ментоловом запахе Коля забыл сразу же, как только заглянул в кабинет, который считался ничьим и одновременно принадлежащий всем. Что-то схожее с комнатой для общений. Само социальное положение комнаты могло вызвать удивление, но внутри неё, на старом, скрипучем кожаном диване сидел Андрей, едва ли не самый молодой сотрудник КОБ, и ел высушенного солнцем карпа, запивая его пивом из двухлитровой пластиковой бутылки. Пиво на последнем рубеже защиты отечества - это не лезло ни в какие ворота. Глаза Коли от удивления полезли на лоб.
- Чего уставился? Никогда не видел, как мужик пиво пьёт? - поинтересовался Андрей тоном, который совершенно не подходил для самого молодого сотрудника.
- А...
- Выходной сегодня, нет никого, - прервал Андрей более опытного коллегу. Несмотря на аргументированное употребление спиртных напитков на секретной территории, Коля почувствовал недосказанность в словах молодого сотрудника. Что- то...
- ...не так, - мрачно завершил Андрей. - Что-то, что-то, что-то, что-то, что-то есть у бегемота. Вас глючит, молодой человек.
Коля ничего не сказал на это, подумал только, что последствия посещения Андреем индустриально- педагогического техникума будут заметны ещё очень долго.
Стоявший на подоконнике в ничейной комнате аквариум был солидарен с фонтаном: сквозь мутную, цветущую ёмкость можно было увидеть самые разнообразные картины, - если бы вместо пива самый молодой сотрудник КОБ принёс из техникума что-либо посильнее пива. Пиво, впрочем, было тёплое.
- До холодильника не добрался? - спросил Коля, вытирая губы идеально чистым носовым платком.
- Света нет. По всему зданию, - сообщил Андрей.
- Мг, - буркнул Коля, и задумался. Новый виток размышлений ничего полезного не принёс, если не считать неопределённого вывода, к которому Коля пришёл ещё в начале дня: что-то не так.
- Сейчас полковник придёт, - обнадёжил Андрей коллегу. - Всё сделает - и так, и не так. Всем будет хорошо, и никто не уйдёт обиженным.
- Долго ты ещё по Константинычу стебаться будешь?
- Долго. Пока будет повторяться сегодняшний неопредельняк, - долго...
- Неопредельняк, - вполголоса повторил Коля.
- Ну, - буркнул Андрей. - Ты почитай (осторожно, чтобы не испачкать белоснежную поверхность, он потряс в воздухе страницами с принтерным текстом)... И не такое найдёшь...
- Читал уже, - отозвался Коля.
- И..?
- Как ты пиво можешь пить после такой гадости?
- Молча. Пил молча, пока ты не пришёл.
- Так я мешаю? - зловеще поинтересовался Коля.
- Нет, конечно, - довольно миролюбиво ответил Андрей, вспомнив, очевидно, свою "зелень" на данном этапе. - Ты спросил, я ответил. Ты пиво пьёшь, я пиво пью...
- Я уже не пью, - сказал Коля.
- Ну и зря. Писали-то совсем не для того, чтобы ты меньше пива употреблял.
- А для чего?
- Чтобы изменить общество.
- Да? Здорово оно по-твоему изменилось? - саркастично произнёс Коля.
- Смотри: ты пива меньше пить стал. Налицо положительный результат. И это - только начало, - Андрей усмехнулся, с куском тарани в зубах усмешка вышла более чем мрачной. Неосознанно Коля повтори губами его усмешку, дёрнул мускулом на щеке.
- Пиво пьют, - послышалось с порога. Вцепившись руками в дверной проём, из коридора на них смотрел Артур, от большинства сотрудников КОБ отличавшийся тем, что был невыносимо схож с Кевином Костнером. Сначала "Кевином" его называли только лишь близкие друзья, потом знакомые, а потом - все остальные. Коля подумал, что нынче о том, что Артура на самом деле зовут Артур знают уже немногие.
- Присоединяйся, Кевин Владимирович, - пригласил Андрей.
- Я на работе не пью.
- А здесь зона свободного ведения огня, - заявил самый молодой сотрудник КОБ.
- Да? С каких это пор? - поинтересовался Кевин- Артур.
- А как рыбки в нашем аквариуме сдохли, - заявил Андрей. Шутка была старая, потому что рыбок в аквариуме не наблюдалось с момента появления самого аквариума. Лицо копии голливудской звезды отразили колебания.
- Пиво тёплое, - предостерёг Коля.
- На дурняк и уксус сладкий, - отозвался Андрей.
- Уксус? - отвлечённо переспросил Кевин, устраиваясь на диване. Взгляд его с пластиковой ёмкости переместился на страницы текста. - Это что?
- Так, туфта одна. С пивом не сочетается, - сказал Андрей.
- Дай почитать.
- Ты сюда зачем пришёл, - за пивом или за чтивом? - невинно полюбопытствовал Андрей, оттаскивая текст на дальний край стола.
- Мимо проходил, решил зайти. Дай текст. - В отличии от Коли Кевин с молодняком не миндальничал.
- Не дам, - сказал "молодняк".
- Опять в техникум поедешь, - пригрозил Артур. Вздохнув, Андрей пододвинул к нему текст. Кевин удалился, на ходу начав чтение.
- Сволочь. У меня же один экземпляр только, - пожаловался Андрей.
- Это классика. С одним экземпляром, я имею в виду. Вспомни "Летнюю Квартиру...", - сказал Коля.
- "Летней Квартиры" тут как грязи было. И тут, и в сахаровском Универе, - возразил Андрей.
- Ты сравнил. Вспомни, каким тогда Универ был.
- Таким же, как и сейчас: туча кафедр, студенты преподы, стипендии по карточкам. Слушай! - Андрей сверкнул глазами, облизал пальцы. - Такой расклад с этими карточками: подходит студент к банкомату, суёт свою карту для получения стипендии, а ящик ему и говорит: "У вас долг в двести баксов"!
- Так не бывает.
- В Универе бывает! Не веришь, - съезди, посмотри!
- Ты на филфаке был? - нетерпеливо спросил Коля. Представитель молодого поколения загадочного улыбнулся и вновь взял в руки бутылку с пивом.
- И что там?
- Я же говорил: туча кафедр, студенты, преподы... Достоевского читают. У них там это... Вторая волна эмиграции.
Коля посмотрел на коллегу, взглядом психиатра, какой осматривает тяжелобольного.
- Андрюша, - ласково сказал ветеран десятка проектов Комитета Общественной Безопасности, - что общего между Достоевским и второй волной русской эмиграции?
Андрюша снисходительно хмыкнул.
- Это же элементарно, - заявил он. - Достоевский опустил одно казино на тучу бубла. Это отрыгнулось на второй волне русской эмиграции. После Достоевского русских эмигрантов в туалеты не пускали, куда там уж до казино.
- Угу, - кивнул Коля. - Девочек больше чем мальчиков?
- Где? В туалетах? В казино?
- На филфаке, какой, святая корова туалет! - воскликнул Коля.
- А как же. Факультет невест, - усмехнулся Андрей.
- Кино кто-нибудь снимает? Пьесы пишет? На русском языке? - настойчиво спрашивал Коля. Секунду подумав, Андрей замотал головой.
- Не-ет, только траву курят, трахают их там время от времени... ну, водку ещё пьют. Но такое и раньше было, - сказал он.
- То- то же. А ты говоришь - то же самое. При Кайдашове всё по-другому было. - Коля схватил пластиковую бутылку, с сомнением посмотрел на пиво, и отдал бутылку обратно. Затянувшаяся пауза получилась минутой молчания.
- И нечего по универам шляться, работать нужно! - проорал вдруг Коля в ухо своему молодому коллеге. Удивиться Андрей не успел - в комнату медленно вошла, даже не вошла, а вплыла Тамара, нынешняя подружка полковника Николаева.
- Йоу, - произнёс Андрей (кусок тарани в одной руке, измятая пластиковая бутылка - в другой). - А где господин полковник?
Ему было не интересно, где находится полковник. Если Тамара здесь, - значит Николаев где- то рядом. Без полковника девушку с раскосыми глазами не пустили бы на территорию КОБ. Остатки пива были вылиты в безжизненный аквариум. Рыбьи потроха - завёрнуты в газету и отправлены в мусорный ящик (герметичный, не пропускающий ни света, ни запаха, ни волн русских эмиграций). Вновь устроившимся на диване в самых что ни на есть невинных позах, Коле и Андрею не осталось иного развлечения, кроме как таращиться на девушку.
- Гм... Тамара, не жарко в шляпке- то? - любезным тоном осведомился Коля.
- Вовсе нет, - в тон ему отозвалась девушка. - С чего вы взяли, что жарко?
- Да так, - Коля поёжился, почувствовав, как рубашка опять прилипла к спине. - А что ваш куратор здесь делает? Сегодня же выходной...
- Сегодня четверг, - сердито сказала Тамара. - Когда это у вас по четвергам был выходной?
Сотрудники КОБ переглянулись.
- Вот- вот, - сказал Андрей. - Это и называется - что-то не так...
- А вчера какой день недели был? - спросил Коля у девушки. Тамара наградила его соответствующим взглядом, ничего не сказала.
- Среда, ясный корень, - сказал Андрей. - А позавчера был вторник. А поза-позавчера...
На пороге вновь объявился Артур, внешним видом схожий уже не с Кевином Костнером, а с побитой собакой.
- Что, не читается вторичное творчество? - ехидно поинтересовался Андрей.
- Полковник у меня "Точку Джи" забрал, - чуть не плача пожаловался двойник голливудской звезды. Переглянувшись, Коля с Андреем заржали "как лошади", сказал Тамара.
- Чего смеётесь? Забрал, и не отдаёт, - продолжил Артур, присаживаясь на диван. - Добрый день, Тамара Семёновна, - пессимистично поприветствовал он девушку.
- У мужиков не бывает точек джи, Артурчик. Только у баб, - пояснил ему Андрей. Тамара вспыхнула.
- Идиот. Я рассказ имел в виду, - отозвался Артур-Кевин. - Святая корова, только про пионерлагерь начал читать...
- Я вот западло сейчас сделаю, расскажу чем там всё закончилось, - подленьким тенором запел Андрей.
- Расскажи. Полковник до следующей недели точно не вернёт, - сказал Артур.
- Не вернёт, - подтвердила Тамара. - Мы уезжаем.
- Куда? - чуть ли не хором спросили сотрудники КОБ
- В отпуск.
- А это далеко? - иронично поинтересовался Андрей; обратился к Кевину:
- Короче, там всё так: пацан любил девку, а у неё - бэпэ...
- Это триппер, что ли? - не понял Артур. Андрей вздохнул.