Серые облака на горизонте смыкались с землей, точнее, с серым лесом, начинавшимся сразу за серыми городскими кварталами. Ветер на этой высоте разве что не сбивал с ног. Марек усмехнулся, когда очередной порыв чуть не вытолкнул его через низкую ограду балкона.
Он одернул рукава куртки, насквозь продуваемой леденящим ветром, и посмотрел вниз. Было совершенно не страшно, исчезло разделение мира на безопасную и смертоносную части, припаркованные на площади безликие семейные автомобили казались детскими игрушками, до которых можно дотянуться рукой. Марек не торопился. Это решение у него вызревало уже не один год, и он не собирался вести себя, как глупый подросток.
Марек прогулялся по длинному балкону, опоясывавшему шпиль церкви. Собор стоял не совсем в центре Нейштадта, но доминировал в городском ландшафте, как собор святого Петра в Риме. Может, ему было далеко до кельнского собрата, темными рогами разрывающего небо, но для целей Марека он подходил как нельзя более. Здесь редко проводились службы, регент постоянно был в отъезде, а случайно зашедший турист не привлекал ничьего внимания.
Марек рассматривал древний камень, удивляясь тому, сколько же сил нужно было затратить в средневековье, чтобы возвести такую громадину. Эти стены помнили Священную Римскую Империю и картофельные войны с баварцами, они остались невредимы после пожаров и авиационных налетов. Каменные ангелы на барельефах выглядели суровыми, даже угрюмыми, внушая куда большее уважение, чем опереточные существа в белом с поздравительных открыток. Люди, строившие собор, твердо стояли на ногах, и тем более впечатляло их творение, размах и неземной вид которого не были связаны с помешательством или фанатизмом.
Он зачем-то обыскал карманы куртки, но нашел там лишь несколько мятых купюр. Можно было бы написать на них что-нибудь, хотя бы для спокойствия полицейских, но под рукой не было ручки, да Марек и не знал, как объяснить свое решение в нескольких словах. Скорее всего, он просто устал от этого мира, пресного и монотонного. Его так называемые перспективы сулили лишь количественные изменения, люди в основном вызывали легкое раздражение своей глупостью и неадекватностью. Смерть могла внести разнообразие в его жизнь.
У Марека был с собой термос с кофе, и он отхлебнул из чашки, перегнувшись через каменный обрыв. Однако не успел он сделать и глотка, как негромкий голос промолвил откуда-то сзади:
- Мне кажется, я знаю Ваши мысли. Вы думаете, что на этот карниз неудобно забираться, можно случайно упасть, а прыгнуть хочется красиво.
Марек обернулся, не произнося ни слова, и внимательно посмотрел на говорившего. Это был немолодой мужчина, маленький, небритый и худой, с острым носом и несимметричным подбородком. Кирпичного цвета глаза как-то нелепо выделялись на бледно-сером лице.
- Удобнее прыгать с противоположной стороны, конечно же. Но я думаю, Вас не обрадовала перспектива приземлиться среди контейнеров для мусора.
Марек молчал, предоставив неизвестному закончить свою речь.
- Если Вы будете настаивать, я оставлю Вас здесь. Может, мне, как христианину, подобало бы спасать Вашу душу, но с этим лучше обратиться к отцу Арминию. Мне моя вежливость не позволяет мешать кому-либо отправляться прямиком в геенну огненную.
- Там, наверное, потеплее будет, чем здесь, - Марек сам удивился, как хрипло прозвучал его голос.
- Если Вы замерзли, у меня в келье есть немного коньяка. Думаю, он подойдет к Вашему кофе. Извините, что помешал, если Вы захотите прыгнуть из-под купола собора святого Иеронима в одиночестве, приходите около полудня, я в это время совершаю покупки или сижу в кафе.
- Нет, спасибо. Скорее, я выберу иной способ.
- На самом деле, другие способы как-то некрасивы. Я в свое время размышлял над этим. Стрелять в самого себя или травиться таблетками - это ведь мерзость, правда? Я думаю, Вы собирались умереть не из-за отягощенной совести или несчастной любви. Это хорошо видно по Вашему лицу. Ни следа душевных терзаний.
- А Вы, собственно, кто? - Марек почувствовал некоторое раздражение по отношению к невесть откуда взявшемуся собеседнику.
- Я здесь живу. Меня зовут Штефан, я звонарь. Вы удивлены? Я не верю, что Вы никогда не слышали колоколов нашего собора.
- Слышал, конечно же. Никогда не задумывался, что они звонят не сами по себе. И давайте оставим этот слащаво-вежливый тон. Меня зовут Марек, этого достаточно.
- Хорошо, Марек, - звонарь еле заметно улыбнулся, - можно и так. По твоему лицу видно, что прыгать ты сегодня не будешь. И слава Богу. Ты не задумывался, что там может гулять молодая мать с ребенком, которому зрелище окровавленного трупа, свалившегося чуть ли не с неба, может испортить всю жизнь?
- Почему бы и нет? - Марек не любил подобные разговоры об этических проблемах, они были ему чужды, так что он предпочитал играть усвоенную роль циничного скептика. - Мой отец приводил проституток в нашу однокомнатную квартиру после смерти матери. Я спал в ванной, и специально сдвигал крышку унитаза, чтобы шум воды в сливе заглушал звуки из комнаты. Не думаю, что один незнакомый труп может сильнее на кого-либо повлиять.
- Ты умнее, чем я думал, - заметил Штефан. - Знаешь, отсюда кто-нибудь пытается прыгнуть раза три-четыре в год. Чаще всего они постоят-постоят, да и пойдут домой, вжав голову в плечи. Девушки иногда прогуливаются по бордюру, как канатоходцы. Этих ощущений им вполне хватает, чтобы изменить жизнь к лучшему. Хуже с пожилыми. Они могут мешком рухнуть, даже толком на горизонт не посмотрев. Я редко говорю с кем-то, только в тех случаях, когда вижу, что могу как-то помочь.
- И как ты можешь помочь мне? - Марек почувствовал неприятное напряжение.
- Да я, собственно, уже помог, - после этих слов звонарь подошел к балкону и встал напротив. - Ты раздражен моим тоном и моими словами. Твоя голова начинает работать, а поскольку она у тебя не пустая, то тебе этого достаточно, чтобы продолжать жить.
- Это понятно. - Марек и не думал отрицать очевидное. - Только надолго ли это? На следующее утро ты и твои слова станут лишь смутными тенями, такими же призрачными, как любые мои воспоминания. Я не умею жить прошлым, как бы замечательно оно не было, а настоящее становится все тусклее с каждым днем.
Звонарь не ответил.
- Почему все настолько скучно? - продолжил Марек. - Почему этот полный людей мир настолько пуст событиями и мыслями?
- Посмотри, надвигается темнота. Я в детстве боялся темноты. - голос Штефана стал задумчивым. - Может, поэтому я в итоге оказался здесь. Знаешь, жить под куполом древнего собора, под крестом из чистого золота очень успокоительно. Начинаешь по-иному воспринимать сверхъестественное. Обычно человек старается забыть обо всех странных вещах, и это правильно, наверное. Поколения наших предков знали, что дьявол приходит, если слишком часто о нем вспоминать. А я защищен бронзой своих колоколов, я могу думать о чем угодно и видеть все, что можно увидеть.
Что-то было в этих словах такое, что Марек даже не стал возражать. Чувствовалась уверенность в этих мыслях, как будто говоривший посвятил этой теме много времени. Не то чтобы Марек не верил в сверхъестественное; скорее его это не интересовало до такой степени, что мнение по этому поводу отсутствовало вовсе.
- Детский страх темноты - это лишь атавизм, оставшийся с тех пор, когда пещера не могла служить надежным укрытием от существ, населявших мир. Именно поэтому мы видим в куче одежды когти или щупальца и понимаем, что скрип веток вызван далеко не только ветром. Думаешь, они куда-нибудь исчезли, эти чудища из глубин нашей памяти?
- Тигры..., - махнул рукой звонарь. - Бывают вещи и похуже тигров. Психически и телесно здоровый тигр не страшнее медведя. Пока его не атакуешь, он не нападет. А то, что скрывается в темноте зарослей, может напасть в любой момент, без причины. Да что там заросли... Я периодически вглядываюсь в темень около мусорных баков на заднем дворе. Там точно что-то есть. Они не терпят света, поэтому увидеть их невозможно. Но чем дольше смотришь в черноту, тем лучше начинаешь ощущать, что и абсолютно черный цвет имеет оттенки. Я сегодня ночью стоял на лестнице и слышал их дыхание. Ровное, предельно тихое, выжидающее.
- Постой, постой, - Марек был удивлен тем, как казавшийся таким вменяемым звонарь начал говорить о таких нелепостях. - Ты хочешь сказать, что по Нейштадту бродят какие-то чудища и ты чувствуешь их присутствие среди мусорных бачков? Ты уверен, что это не барсуки или лисы?
- Мой отец был лесником, - ответил Штефан. - Я хорошо знаю звуки разных лесных зверей. И знаю тех существ, которые обитают только в темноте. В лесу их множество, но они проникают и в город. Неужели ты никогда не ощущал, идя по ночным улицам, что ты вовсе не один здесь и за тобой пристально наблюдают?
- Нет, это же совсем бред, - Марек ощутил, что часть его хочет согласиться с лесником, и от этого он разговаривал грубее, чем обычно. - В городе не может быть опасных существ. Они не могут не оставлять следов, в конце концов. Их бы заметили уборщики ранним утром. И потом, если они опасны, почему не находят их жертв?
- Ну, они не так глупы, чтобы оставлять следы. Подозреваю, что ужас древних был связан даже не с физической угрозой, а с тем, что они ощущали интеллектуальное превосходство существ из темноты. Следов после их нападений не остается, люди, как правило, просто исчезают. Иногда умирают от страха, иногда, на первый взгляд, от какой-нибудь естественной причины. Мой отец был найден мертвым с взведенным ружьем в сотне метров от дома, врачи сказали, что он упал и ударился виском об корни деревьев.
- А почему бы и не так?
- Он мог легко забраться на высокое дерево и спокойно гулял по крыше нашего дома. Я не представляю, что отец мог бы так неуклюже упасть. Он очень уважал лес, хотя предпочитал не задумываться над такими проблемами, которые занимают меня сейчас.
Марек ощутил вдруг всю нелепость этого разговора. Вместо того чтобы лежать сейчас внизу на мостовой с размозженным черепом, он говорил со слегка помешанным о неизвестных чудищах из темноты. Ему сильно захотелось напиться, прийти домой и проспать целые сутки, чтобы потом заново решить, стоит ли жить дальше.
- Я, наверное, пойду домой.
- Зря, у меня очень неплохой коньяк, а пить его в одиночестве мне совестно, церковь все-таки. Мне кажется, ты еще вернешься, Марек, только не знаю, увижусь ли я с тобой. Подумай о том, что я тебе рассказал.
Марек даже не попрощался. Длинная витая лестница привела его к одному из боковых входов, и он торопливо направился пешком к своему дому.
Он пил весь вечер, но ничего крепче вина в квартире не было, и вместо забытья Марек ощущал лишь переполненность в желудке и частичное онемение мозга. Немного за полночь он все-таки решил, что необходимо купить еще алкоголя, чтобы окончательно вогнать себя в сон. Немного пошатываясь, он кое-как закрыл дверь, спустился на первый этаж и вышел во двор.
Дорога до магазинчика, располагавшегося у ближайшего перекрестка, была недолгой, в течение последних двух лет Марек регулярно покупал там пиво и крепленое вино, так что мог добраться до места с закрытыми глазами. И вскоре ему довольно сильно захотелось их закрыть.
Он не подозревал, что в Нейштадте на улице может быть настолько темно. Уличные фонари по каким-то причинам были отключены, небо было облачным, люди в домах крепко спали. Марек привык идти не рядом с дорогой, а по липовой роще между двух рядов домов, но сейчас безобидные липы казались ему не менее страшными, чем скрипящие старые вязы из сказок. Деревья выглядели недружелюбно, в некоторых местах тени сгущались настолько, что невозможно было разглядеть никаких деталей. Было исключительно тихо и безветренно, лишь иногда где-то очень далеко слышались звуки автомобилей или поездов.
Марек был не настолько испуган, чтобы окончательно протрезветь, скорее ему было просто не по себе. Он автоматически шел вперед, но при этом постоянно оглядывался, вздрагивал, заметив отсвет от чего-нибудь металлического. Трудно было признаться в этом даже самому себе, но маленький звонарь добился своего: страх был посеян в душе Марека и давал сейчас плоды. Остаток пути он преодолел почти бегом, светящиеся окна магазина показались ему чудесным спокойным пристанищем.
Продавец был слегка удивлен, когда Марек попросил продать ему фонарь, но все же выволок несколько фонарей откуда-то из подсобки. С бутылкой абсента и самым большим фонарем, как утверждал продавец, списанным из департамента полиции, Марек покинул магазин и той же дорогой направился домой, намереваясь разделаться со своими страхами.
Правда, обнаружился неприятный эффект. Фонарь светил ярко, но по сторонам от светового пятна тьма, казалось, сгущалась еще сильнее. Все время казалось, что сбоку что-то скрывается, избегая направленного света. Около самого дома Марек вдруг понял, что в темноте за домом действительно кто-то есть. Легкий шорох был слышен, даже когда Марек замер в неподвижности. Звук было очень осторожным, но достаточно отчетливым. На несколько мгновений он почувствовал древний, первобытный ужас, пронизывающий до костей, а потом луч фонаря осветил крупного серого кота, своими тропами пробирающегося к жилищу. Марек нервно засмеялся, но быстро остановился - слишком нелепо звучал этот смех в тишине. Абсент в эту ночь так и не был открыт, Марек уснул почти сразу, как только коснулся головой подушки.
В соборе он появился довольно рано, еще до полудня, когда звонарь был еще в своей комнатушке в шпиле. Штефан встретил его еще на лестнице, заранее услышав торопливые шаги, протянул руку для приветствия и поднялся вместе с ним к балконам.
- По-моему, ты пришел сюда не прыгать, - улыбаясь, произнес звонарь.
- Да, твои вчерашние слова напугали меня настолько, что мне сейчас не до этого. Никак не могу отделаться от чудовищ из темноты. Вчера меня до полусмерти напугал кот. Не представляю, как бы я себя чувствовал, если бы это был не кот, а какой-нибудь бродяга.
- Теперь демоны преследуют тебя, - Штефан произнес эти слова спокойно, даже буднично. - Я не фанатик, мне чужда охота за ведьмами. Вряд ли ты увидишь существо из темноты раньше, чем за несколько секунд до своей гибели. Страх не бывает безотчетным, всегда существует истинная причина твоего страха.
- Ты стремишься испугать меня еще сильнее? Я пришел сюда, чтобы попросить твоей помощи. Я думаю, какой-нибудь талисман или молитва помогут мне преодолеть свои страхи.
- И я так думал когда-то. Но в мире так много зла, что лишь хорошо укрепленное убежище наподобие моей кельи в поднебесье может служить защитой. Может, тебе стоит хотя бы креститься, хотя крест на шее далеко не всегда имеет значение. Важно, что ты начал бояться смерти, Штефан.
- То есть ты не можешь мне помочь?
- Если бы я мог помочь тебе, я бы и сам не жил здесь. Смотри вокруг внимательнее, и ты увидишь множество людей, которые видят своих демонов. Они иногда зовут их другими словами, объясняют по-иному, но объединяет их всех внутренний страх перед злом и смертью.
Марек в очередной раз почувствовал раздражение. Штефан все больше казался ему болтуном, спятившим от одиночества.
- Тогда я пойду домой. Может быть, смогу заняться работой.
- Попробуй, Марек. В любом случае, я рад, что благодаря мне ты все еще жив.
Марек не ответил, просто развернулся и направился вниз по крутой лестнице, чувствуя досаду по поводу собственной глупости.
Вечером он сидел дома, ничего особенно не делая, когда его внимание привлекли громкие звуки снаружи. Марек открыл окно и убедился, что начинается гроза. Он не помнил, чтобы в сентябре когда-либо бывали грозы. Через пару минут холодный дождь начал лить стеной, мелкий град застучал по крыше, а молнии, казалось, сверкали прямо над домом. Воздух посвежел и наполнился энергией.
А затем, стоило очередному раскату грома завершиться, как зазвучал набат. Колокола собора святого Иеронима били тревогу, громко и слегка вразнобой. Марек так и представил, как Штефан лихорадочно дергает за канаты, тщетно пытаясь заглушить гром. Раскаты следовали один за другим, а колокола все били, пока наконец не перестали, и низкое гудение повисло в воздухе. Марек так и представил, как отец Арминий, несмотря на одышку, взбегает по длинной лестнице и просит Штефана прекратить смущать народ, и без того обеспокоенный необычным погодным явлением. Через десять минут гроза стихла, превратившись в куда более привычный мелкий дождь, а Марек, обнаружив у себя в рюкзаке непрочитанный роман, улегся на диван и погрузился в чтение. Он чувствовал себя на удивление хорошо, жизнь казалась вполне сносной, и Марек про себя поблагодарил звонаря, позволившего ему дожить до этого дня.
Тем не менее, неприятный осадок после ночного происшествия у него остался, и с утра он направился прямиком к собору проторенным путем. К удивлению, Штефан его не встретил. Марек обошел шпиль кругом, а затем заглянул внутрь комнатки, которую звонарь называл своей кельей. Однако Штефана там не было. Зато в кресле сидел грузный немолодой мужчина в сутане, погруженный в раздумья. При виде Марека он произнес:
- Если Вы репортер, то сегодня я не готов с Вами разговаривать. Мне над многим необходимо поразмыслить и помолиться.
- Отец Арминий? - догадался Марек.
- Да, - сухо произнес священник.
- А где же Штефан? Он недавно, можно сказать, спас меня от смерти, и мне хотелось с ним поговорить.
- Штефан погиб сегодня ночью. Несчастный случай. Он вздумал во время грозы бить в колокола, а собор строили так давно, что громоотвод здесь не был предусмотрен. Сильнейший удар молнии - и он погиб мгновенно. Да упокоит Господь его душу, - и отец Арминий склонил голову.
Марек тоже молчал, но не следуя ритуалу, а от огромного потрясения. Штефан пытался отогнать демонов - и попался в их ловушку. Понятно было, что обрюзгший священник не будет говорить с Мареком о происках дьявола, слишком ограниченной была его прагматичная вера. Не менее понятно было, впрочем, что и никто из знакомых не стал бы его слушать. Голос холодного разума ненадолго прорвался сквозь мрачные мысли, но угас, как только Марек представил себе темную аллею, полную призрачных теней. Два огромных черных распятия на каменных стенах кельи напоминали о древних временах, когда демоны скрывались в каждом закутке. Он не мог больше жить так, как жил раньше. Он не мог умереть, как собирался еще недавно. Оставался единственный выход.
- Отец Арминий, Штефан был моим другом и очень повлиял на меня. Я хочу идти его путем служения вере. Я очень хочу прислуживать в этом соборе. Я готов к любым сложностям, меня не волнуют вопросы денег и терпения. Скажите лишь, что нужно сделать, чтобы получить место звонаря в соборе святого Иеронима, и я сделаю все, что в человеческих силах.