- Два бифштекса, один с кровью, один хорошо прожаренный!.. Один палтус!
- Есть, шеф!
- Три перепелки на пятый столик - скоро еще?
- Две минуты, шеф!
- Service (1) !.. Один сырный суп!.. Не слышу!
- Есть, шеф!
- Перепелок вернуть в духовку на одну минуту!
- Есть, шеф!
- Жду баранину!
- Здесь, шеф!
- Service!
Шеф-повар Тьерри Шатенэ стоит у стола раздачи, в авангарде обеденной баталии. Стол и кухня за ним сверкают сталью, лязгает сковородками и кастрюлями, дробно стучит ножами о разделочные доски. На шее Тьерри - трехцветный воротничок, лауреатский знак "лучшего кулинара Франции", флаг, под которым сражаются его солдаты - люди в белых кителях. Над столами дым, как на поле боя...
Минутку. Откуда здесь дым?
- У кого-то пригорает!
- У меня, шеф! Виноват, шеф...
- Горячо!.. Горячо!..
- Service!
Застывшая у раздачи группа официантов оживает, расхватывает тарелки, исчезает. На стальной поверхности появляется следующая партия блюд. Тьерри чистой салфеткой стирает с одной из тарелок случайную каплю соуса. Его взгляд привлекает подозрительно розовый бифштекс.
- Заказывали хорошо прожаренный. Вернуть на сковородку!
- Есть, шеф!
- Service!..
* * *
Лайнер "Морской царь", сияя синими, желтыми и красными огнями, величаво рассекал волны ночного моря.
На самой нижней палубе, в скромной, обитой белой пластиком служебной каюте, молоденькая стюардесса Карин оторвалась от карманного зеркальца, перед которым снимала с глаз тушь и с сочувствием посмотрела на соседку по каюте. Старшей стюардессе Мари-Клер было уже за пятьдесят. Несмотря на возраст, круизные компании охотно продлевали ее контракт: Мари-Клер проработала на лайнерах всю жизнь, и не только умела безукоризненно обслужить пассажиров любого класса, но, наверное, при желании могла бы и кое-кого из членов экипажа подменить. Да и выглядела она все еще отлично: подтянутая, загорелая, с элегантной молодежной стрижкой. Но годы всегда дают о себе знать. Мари-Клер сидела на койке с усталым видом, сбросив матерчатые туфли на низком каблуке и растирая лодыжки руками .
- Ох, и набегалась...
- Тебе пора прекращать бегать, - участливо посоветовала Карин. - Перебиралась бы на берег.
Мари-Клер вздохнула и отрешенно глянула на стенку, где вместо классической репродукции, как в пассажирских каютах, висел огромный плакат с изображением "Морского царя" с птичьего полета. Карин истолковала этот взгляд как знак ностальгии.
- Или переходи на повышение, - предложила она. - Сколько раз тебе предлагали пост управляющей? Все легче, чем по палубам скакать. И зарплата выше. Хотя тебе все равно...
Она сказала это с легкой, беззлобной завистью. Бывают люди, которым не надо работать, чтобы прожить. Любому уборщику на судне было известно, что муж Мари-Клер - повар с международной репутацией, один из лучших в мире. Если бы Мари-Клер захотела, она могла бы сейчас плыть в люксе "Морского царя", а не в служебной каюте.
Фотография Тьерри Шатэнэ, улыбающегося и держащего за хвост живого лосося, была приколота булавкой к плакату с лайнером.
Мари-Клер повернулась к Карин, улыбнулась. От юных серых глаз разбежались к вискам морщины.
- Знаешь легенду о морском царе? - грустно пошутила она. - Ему полагается служить тридцать три года. Значит, у меня еще три впереди.
Карин хихикнула. Легенду о морском царе по пятьдесят раз за вечер рассказывал пассажирам, смешивая фирменный коктейль с тем же названием, что и лайнер, красавец Марко, бармен теплохода:
"Морской царь живет в глубинах, куда человек еще не спускался", - театрально говорил Марко бархатным голосом, от которого млели одинокие пассажирки, и наливал в высокий стакан чуть-чуть густого, черного ягодного ликера. "Сверху пенится море..." - он добавлял в стакан игристое вино. "Со всех концов моря стекаются к царю рыбы, они ищут и приносят ему жемчуг и редкий золотой песок..." - с этими словами Марко бросал в напиток ароматизированные сахарные бусинки золотого и серебряного цветов. "Есть среди них и заколдованные, те, что были когда-то людьми, но теперь должны служить морскому царю верой и правдой тридцать лет и три года..." - он заносил высоко над стаканом пипетку, и из нее под завороженными взглядами пассажиров медленно и мерно, со зловещим звуком, капали в стакан алые капли: кап... кап... кап... "За это они получают от морского царя волшебный дар: выполнять желания смертных!" - после тридцать третьей капли коктейль словно вскипал, шипя жемчужной пеной под аханье и громкие аплодисменты.
- Морской царь по нынешним времена - отличный работодатель, - по-деловому сообщила Карин, захлопывая зеркальце. - Тридцать три - это по-божески, а вот мы с нашими дурацкими законами скоро будем уходить на пенсию в восемьдесят лет, а то и в девяносто... Ты куда?
- Ты спи, - сказала Мари-Клер, доставая из шкафчика закрытый форменный купальник с логотипом круизной компании на груди. - Я пойду, окунусь перед сном.
* * *
Обед закончился. Последние клиенты допивали кофе в золочено-хрустальном ресторанном зале, но Тьерри это больше не касалось. Он придвинул стул, сел. Ноги уже не те, что раньше...
Повара домывали столы и плиты и один за другим расходились на перерыв. Тьерри не уходил. Тридцать лет семейной жизни - возраст, когда дома одному скучно, а Мари-Клер ушла в рейс. С тех пор, как они с Тьерри познакомились в Марселе (она - начинающая стюардесса, он - безработный балбес, за тощую плату помогающий разгружать рыбу в порту) в их жизни изменилось почти все. Съемная квартирка в Марселе стала виллой в престижном квартале Лиона, франки сменились евро, а Мари-Клер - все та же. Работу она не оставила, хотя и приходилось постоянно летать в Марсель, откуда уходили круизные лайнеры, и обратно...
Тьерри дожидался спецдоставки. На ужин ресторан сняла благотворительная организация, детище известной баронессы. Был приглашен весь окрестный бомонд, и менеджер Кристоф волновался до дрожи. Тьерри тоже волновался, но не из-за бомонда, просто он всегда переживал за смену, несмотря на две звезды Мишлен и длинный список почетных званий. Для повара его ранга каждый ужин мог считаться званым. И доставку следовала проверить лично: двадцать пять штук живого палтуса для горячей закуски: pavé/font>И de turbot à la vapeur et ses légumes grillés.
Грузчики втащили в кухню пластиковый контейнер. Тьерри расписался, выпроводил грузчиков. Сейчас он переложит рыбу в холодильник и заодно рассортирует. Рыбины помельче, из которых не получится красивое филе, пойдут на суфле.
Палтусы, выловленные этим утром и несколько часов назад еще живые, уже уснули. Лишь некоторые то и дело вяло вздрагивали. Тьерри по очереди перекладывал их, - тугих, тяжелых, в блестящей шкуре, - в холодильник, как вдруг очередная рыбина забилась в его руках и глянула на Тьерри своими смещенными, близко поставленными глазами.
Шеф-повар подскочил и выронил рыбу на кафельный пол.
Время словно вдруг повернуло вспять и отправило его в Марсель, лет на тридцать два года назад.
* * *
Тьерри был обыкновенным французским мальчишкой, из тех, кто вяло поучившись сперва на механика, потом на парикмахера, а потом на барабанщика, в конце концов бросил и учебу, и родительский дом и отправился на личную встречу с жизнью. Мать, разведенная продавщица, не могла его кормить на свою пенсию, а Тьерри не любил работать. Он любил сидеть на набережной, где продавались и немедленно поглощались свежие устрицы - десять франков за дюжину. По засыпанному по щиколотку пустыми устричными раковинами берегу бродили, собирая раковины, приморские старушки: помельче - на корм курам, покрупнее - для дешевеньких перламутровых ожерелий.
А вечерами Тьерри любил сидеть в темных, душных барах, где над стойкой круглый год горела рождественская гирлянда, и музыка играла так оглушительно, что не слышно было собственных мыслей. Еще он любил мощные тачки, хотя сам собирался купить подержанный, похожий на улыбающуюся акулу, "пежо". Бар и "пежо" требовали какого-никакого заработка. Тьерри подрабатывал уборщиком на пляже, продавцом устриц, а в летний сезон - еще и официантом в прибрежном бистро. Там ему нравилось, но бистро в конце концов не выдержало конкуренции и прогорело, что никого не удивило. Тамошний повар предпочитал мороженую рыбу свежей, а это в двух шагах от моря было достойно божьей кары. Море не прощает неуважения.
Еще он любил Мари-Клер: грациозный силуэт, выходящий из воды на фоне рассветного солнца. Она всегда купалась на рассвете, и рыбаки считали, что увидеть ее после купания - доброе предзнаменование. Они поженились и были счастливы, хотя женитьба мало что изменила в образе жизни Тьерри: Мари-Клер уходила в долгие рейсы; он, как прежде, проводил дни в порту, а вечера - в баре.
Через два года Тьерри стал увядать, как вчерашний салат. Где-то на кончиках его сознания что-то умирало, а что, и как его оживить, было непонятно. Кампари не приносило ясности, и Тьерри перешел на коноплю. Курил сначала в компании, на пустырях и задворках, а потом и один, дома. Пришедшая из рейса Мари-Клер как-то раз, зайдя в непроветренную квартиру, принюхалась, но ничего не сказала. "Уйдет, - подумал Тьерри, - ну и пусть, другую найду".
Но Мари-Клер не ушла. Напротив, у нее в глазах неожиданно появилась надежда. Сказала, что получила повышение на работе. Из рейсов приходила усталая, но полная решимости. Только однажды почему-то заговорила о смерти - дескать, лайнер не автомобиль, но и на море всякое случается. Что, если?
Так все и тянулось, день за днем, год за годом. И вот однажды, разгружая на рыболовном судне живую рыбу, Тьерри наткнулся на заговорившего с ним палтуса...
* * *
Палтус со всей силы шлепнулся о кафель.
- Что же ты кидаешься... - укоризненно молвил он с пола. - И так в глазах рябит... Земная болезнь...
- Прощу прощения, - деревянными губами сказал Тьерри, осторожно поднимая рыбу с пола. В голове мелькнул страх - вдруг войдет кто и увидит, как он разговаривает с палтусом. Тогда ему точно припишут третью звезду, только уже не по мишленовской категории, а по психиатрической.
Пока Тьерри озирался, палтус глядел на него иронично косящими глазами.
- Узнал меня, шеф-повар?
- Теперь узнал, - буркнул Тьерри. - Не сто же вас таких плавает.
- Не сто, - печально подтвердил палтус. - Кто знает, может быть, теперь только я один такой...
- Мог бы так и не пугать, а? - Тьерри утер со лба вдруг проступивший пот. - Я человек уже немолодой.
- Это я пугаю? - возмутился палтус, - я, наоборот, думал, ты - привычный. Да и в тот раз ты не особенно удивился, помнится.
- Тогда я думал, что конопли перебрал, - буркнул Тьерри. - И по имени ты меня не называл. А ты как меня узнал?
- Чего тут узнавать, - сказал палтус. - Глаза - они не меняются. Кстати, как твои дела? Желание-то сбылось? Нашел дорогу в жизни?
Тьерри почему-то застеснялся.
- Нашел... - сказал он. - Выучился на повара. Теперь - вот! - Обвел руками кухню, коснулся воротничка. - Две звезды Мишлен...
Он чувствовал себя глупо. Никогда и ни перед кем он не хвалился своими регалиями. Фирменное блюдо - другое дело. Звезды же - знак признания, не больше. И вдруг как будто отчитаться захотелось, и перед кем - перед рыбой!
- Вот, видишь, - сказал палтус довольно. - Значит, верное было желание. Все бы так желали. А то такое попадается - выполнять стыдно.
Он закашлялся.
- Ой, не могу, сухо...
Тьерри взял бутылку "Эвиан" и вылил на рыбину.
- Мерси, - сказал палтус и сморщился. - Фу, минеральная.
- Что же мне делать-то с тобой, а? - сказал Тьерри.
- Выпустить, понятное дело... Мы ведь с тобой столько лет знакомы!
- Куда выпустить, придурок? Ты в курсе, что мы в Лионе? До ближайшего моря пятьсот километров.
Палтус побледнел. Или это Тьерри показалось.
- Не ешь меня, Тьерри! Исполню любое твое желание...
- Не нужны мне никакие желания! "Не ешь"! А куда тебя? Вернуть на базу - другие съедят.
- Отвези меня к морю...
Тьерри категорически замотал головой.
- Забудь. У меня сегодня банкет. Сорок персон, благотворительный фонд, половина гостей - кавалеры ордена Почетного легиона. Не могу закуску на Стефана оставить, он вечно лангуста передерживает...
- Так что же, - молвил палтус. - Неужели съешь?
- Да что ты привязался? Во-первых, не я съем, а кавалеры...
- Почетного легиона?
- Его.
Тьерри чувствовал себя маньяком-убийцей. Вот чудак этот палтус. Сказал же ему Тьерри в прошлый раз французским языком: не попадайся больше в сети. Нет, угораздило влезть. А как разделывать на филе существо, которое разговаривает и спрашивает, как дела? Да еще то, которое тебе, можно сказать, жизнь спасло...
- Послушай, - сказал Тьерри и вновь плеснул на палтуса водой. - а можешь исполнить такое мое желание: чтоб ты сейчас сгинул отсюда подальше, хоть в море, хоть куда, как желаешь...
- Не могу... - совсем расстроился палтус. - Желания сбываются, только когда я уже в море. Так заведено. Знаешь, сколько прохиндеев кругом, нажелают - и в аквариум.
- Без ножа ты меня режешь...
- Ну, значит, так тому и быть, - сказал палтус и посмотрел на Тьерри решительными серыми глазами, точь-в-точь как Мари-Клер в молодые годы. - Только быстро, чтоб без мучений.
Тьерри подумал и молча водрузил на стол оставленный грузчиками контейнер.
- Полезай, рыбина.
Только бы Стефан не испохабил лангуста...
* * *
Шесть часов за рулем - такое Тьерри мог в молодости выделывать, а сейчас ему уже на исходе второго часа захотелось спать. Автострада была забита, на пунктах уплаты пошлины стояли пробки. Тьерри врубил радио на всю мощь. С палтусом он поговорить не мог - тот находился в багажнике, в контейнере. Втравил Тьерри в историю, а сам дрыхнет, небось.
Без устали звонил сотовый телефон, брошенный на пассажирское кресло. Тьерри косился на табло: ресторан, отель, мобильный менеджера... Хотят объяснений, как и куда он мог смыться с банкета, оставив несколько невнятных СМС-сообщений. А может, волнуются, что с ним - с годами Тьерри уяснил, что люди - не всегда мерзавцы и эгоисты. Но телефон он не брал. И не отключал: пускай звонит, хоть заснуть не даст.
После Авиньона телефон умолк, автострада немного расчистилась, опустела. До Марселя добрались к девяти часам. Тьерри зарулил к порту, припарковал машину как попало, поближе к воде, чтобы не тащить по улице тяжелый, наполненный водой контейнер. Спустился к воде узкой улочкой - к счастью, он хорошо знал город. Знал укромные места у воды, где не гуляли туристы. Что касается местных, они в это время уже должны были сидеть по барам.
Захрустели под ногами раковины. Темная вода, освещенная городскими огнями, поодаль отливала всеми цветами, а у берега была непроглядно черной. Тьерри присел на корточки, открыл контейнер, опустил в холодную - пять градусов - воду руки.
- Ты жив там, приятель?
Злосчастный палтус ничего не ответил, только шевельнулся в руках. Жив...
Тьерри хотел поговорить с ним на прощание, но сзади, с соседней улочки, послышались смех и голоса. В испуге, что его увидят, Тьерри окунул рыбину в воду, шепнув только: "Счастливого пути. Не попадайся больше!". Повалил набок контейнер, вылил воду в море, поднялся и пошел прочь, стесняясь мокрых колен и мечтая только об одном - выпить что-нибудь покрепче.
- Тьерри?
Оборачиваясь, он недоумевал, откуда знает этот голос. Нет, это конечно, голос палтуса, но с каких пор он явственно женский?
По пояс воде, метрах в десяти от берега, стояла Мари-Клер.
- Тьерри, извини, - сказала Мари-Клер. - За банкет извини. Я постараюсь больше не попадаться. Остальное... расскажу после рейса.
Она бросилась в воду, и словно в ней растворилась. Ни голова ее, ни руки больше не показывались из сверкающих от ночных огней волн. Сколько бы не стоял ошеломленный Тьерри, глядя на море. Сколько бы не звал ее по имени. Сколько бы не бегал вдоль берега, привлекая внимание поздних прохожих.
* * *
- ...Service!
- Мсье Шатенэ?
Это новенькая администраторша. Спешит, но к раздаче приближается почтительно, стороной, пропуская вперед слетающихся по-голубиному официантов. В руке у нее сотовый телефон Тьерри - во время обеда он оставляет его девушкам на регистрационной стойке, с собой не берет. Кухня - это святое.
- Вас мадам Шатенэ...
Тьерри берет сотовый. Он просит администраторш беспокоить его, если звонит Мари-Клер. Перед тем, как уйти в рейс.
- Тьерри? Извини, дорогой, я знаю, у тебя обед. Мы отплываем.
- Счастливого рейса, дорогая.
Короткий разговор, но в нем - тридцать три года совместной жизни. Словно ложка соуса, в котором смешались и нежные сливки, и острые кости, и горьковатый букет гарни.
(1) Возглас, с помощью которого повар вызывает официантов или оповещает их о том, что блюдо готово к подаче.
(2) Паровое филе палтуса с овощами, обжаренными на гриле