Я стал подозревать, что мне не удастся выиграть этот конкурс, когда увидел литературного критика. Я окончательно убедился, что не смогу попасть даже в тройку лучших, когда критик начал говорить. У меня нет проблем с критиками, напротив я благодарен им за то, что читая мои работы, они с пренебрежением констатировали их незрелость, брезгливо отодвигая от себя одну за другой. Я продолжал писать дальше, не спрашивая их мнения и они, с удивлением для меня признали, что мои работы, наконец-то стали походить на что-то сносное. Этот конкурс был важен для меня, ведь мне достаточно было попасть в тройку лучших, чтобы мою работу опубликовали в довольно крупном и известном сборнике, а это открывало мне дополнительные возможности.
Последнее время я заставляю себя не мыслить стереотипно. Стереотипы это опыт, помноженный на ошибки, помогающий избежать каждодневного нового и нового оценивания ситуации. Ты просто подгоняешь уже имеющийся данные, под конкретную ситуацию, не тратя на анализ ситуации дополнительное время и силы. Мой опыт и стереотипное видение людей, сразу же поместили критика в категорию людей глубоко неприятных мне. Но я всячески пытался не быть ригидным, узколобым и ограниченным идиотом, и оценивать людей каждый раз заново, и каждый раз мне не удавалось.
Критик был высоким, худым человеком. Возможно, он был всего лишь на пару лет старше меня, если вообще был, по его моложавому, почти юношескому лицу было очень трудно определить его возраст. Он был замотан в странную одежду, именно, что он не носил её, а был замотан. Словно мамочка запеленала своё любимое чадо во всевозможное количество лоскутных одеяний. На нем была майка, поверх которой была надета рубашка, поверх которой была надета кофта, поверх которой был надет пиджак, и весь этот рулон одежды был завернут в некое подобие плаща в крупную красно-чёрную клетку. Перед тем как начать свою речь, критик скинул плащ на кресло. Мне сразу же представилась картина, как стоя в каком-нибудь коридоре, этот человек отрабатывает свой изящный бросок плаща снова и снова, предавая этому движению напускную простоту. В дополнении ко всему критик носил очки с огромной, почти квадратной оправой, зауженные джинсы и непонятную мне обувь, это не были ботинки, но в то же время это не были кеды. На улице ещё не было зимы и мне, отчего-то, подумалось, что этот парень сильно мёрзнет, раз ему понадобилось столько одежды.
Речь критика была образной, преисполненной метафорами и высокими словами, но между тем я не могу вспомнить, о чём конкретно он говорил. Моя работа не была удостоена даже парой слов, фактически её вообще не существовало. Критик в основном говорил про работы победителей. Это был полный и безоговорочный провал. Услышав имя девушки, которая по итогам голосования и выбора жюри стала первой, я немедленно нашёл её рассказ на интернет портале конкурса и, проигнорировав всех присутствующих, стал глотать строку за строкой. Чем больше я углублялся в чтение, тем больше мне хотелось крикнуть: вы что серьёзно? На минуту прервав чтение, я оглядел присутствующих, желая получить подтверждение своим словам, но никто не обратил на меня внимание. Литературная встреча закончилась, критик блистал остроумием, окружённый кокетливыми студентками, победители получали поздравления, мне ничего не оставалось, как собрать свои вещи и отправится домой. Перед уходом я всё-таки решил, пользуясь возможностью, перекинуться с критиком хотя бы парой фраз.
Я представился. Перспектива говорить со мной вместо красивых девушек, боготворивших этого наряженного пижона, отразилась у него на лицо едва заметным выражением презрения. Это выражение лица легко запомнить, по слегка искривлённому и поджатому уголку рта, закаченным на мгновение глазам и намеренно доброжелательным лицом с фальшивой улыбкой. Критик, говоря со мной, был похож на переносчика багажа в отеле, который уже разнёс всё по номерам и теперь выслушивал разговоры постояльцев, только с одной целью - получить чаевые. За эти мятые бумажки он готов был учтиво кивать и слушать всё что угодно. Я не стал тратить наше время и задал вопрос напрямую.
-Вы всерьёз считаете, что первое место должна была получить,- я назвал имя девушки.
Вопрос не понравился критику, он попытался его избежать, но я призвал его к ответу, он начал описывать работу, но я попросил его ответить конкретно, по каким критериям была оценена работа - чёткого ответа не последовало. Я уже встречался с таким, когда работы не оцениваются по каким-либо параметрам, а просто выбираются по принципу: нравится, не нравится. Выбор этот чаще всего сделан один человеком, а другие от нежелания разбираться, тратить время или по иной причине, просто соглашаются. Увы, здесь я был бессилен, разочарованный случившимся, я в несколько шагов пересёк комнату и вышел на улицу, швырнув на выходе программку конкурса в мусорный контейнер, и на какое-то время, а может и навсегда решил завязать с литературой.
Мне всегда было неловко говорить о том, что я пишу. Может быть, потому что я был всегда недоволен тем, как получается. Запас слов очень ограничен в отличие от того многообразия эмоций, красок и образов, которые возникают в голове. Пока ты планируешь то, что захочешь написать, все слова аккуратно и точно складываются в предложения, где каждому слову отведено конкретное место, а каждый рождённый образ непременно находит отклик в душах читателя. Когда приходит время перенести все свои фантазии на бумагу приходится упрощать текст, а самые яркие образы, часто становятся весьма тусклыми, непонятными, не такими как планировалось изначально. Между тем, меня приглашают на литературные тусовки. А я с радостью принимаю эти приглашения.
Не знаю почему, но у меня очень много друзей, среди так называемой богемы. Возможно, общаясь с ними, я компенсирую, свою рутинную жизнь, полную планов, работ с иностранными гражданами, костюмов и бесконечных формальных встреч. В богеме царит свобода. Представители богемы это бабочки однодневки - они живут от заказа до заказа. Если заказов нет уже долгое время они собирают всем скопом деньги на квартиру, интернет и питаются лапшой в ожидании того дня, когда появится заказ. А исполнив заказ, они тут же накрывают дивный стол, тратя на это половину гонорара, а оставшееся время живут святым духом и верой в будущее. Богема притягивает к себе всех: неудачников, тех, кто не вписывается в рамки или не хочет в них вписываться, тех, кто ненавидит систему и тех, кто не сжился с ней, тех, кто не прилагает усилий, что бы что-то изменить в своей жизни.
В квартирах всегда шумно, накурено, сохнущая одежда развешена на верёвках вместе с праздничным антуражем: мишурой, гирляндами и оригами. В комнате поют песни и пьют, на кухне поют песни и пьют и лишь изредка, парочка уединяется, кокетливо улыбаясь. Квартира сдаётся на одного человека, а затем в каждой комнате начинают жить все те, кто ищет приют, пространные разговоры до утра, песни и смех. Несколько дней в таких условиях отрезвляют меня и я, осознавая, что это место лишь сборище отчаявшихся и непонятых, потерявших надежду и не желающих что-то изменить, с удовольствием возвращаюсь к своей обыденной, стабильной и рутинной жизни.
Несомненным плюсом таких сборищ является возможность поговорить со всеми обо всём. Здесь нет табуированных тем, не стоит бояться инакомыслия и можно не следить за языком. Сюда заходят программисты, в поисках алкоголя и доступных девушек. Художники, поэты, писатели, что бы поделиться вновь прочитанной книгой или рассказать о своём написанном рассказе. Музыканты и актёры, что бы петь и показывать сценки. Встречаются так же историки, философы, политологи, литературные критики, те, кто может часами обсуждать политическую обстановку, исторические факты, занимаясь кухонной политикой. А так же просто "хорошие люди". Именно их я боюсь больше всего, подхалимы и разгильдяи, которые ищут где бы пожить и обогреться, а при идеальном раскладе навесив лапши на уши очередной восторженной деве, стать её кавалером и тут же бросив её, найти новую и так до тех пор, пока в ближайшем окружении не останется свободных девушек. После этого всегда можно топнуть ногой и уйти на новую квартиру или вообще уехать в другой город, купив на последние деньги билет или добираясь на попутках. В новом городе всегда можно начать всё заново.
Многих людей я знаю давно, ещё до того как все они стали своего рода изгоями, мизантропами, отрицающими всё что можно отрицать. Многие бунтовали против системы, но где-то глубоко в душе каждый из них бунтовал против себя, против своего видения мира. Мир им не нравился, в нём приходилось трудиться, соблюдать правила, заниматься подчас рутинной и неинтересной работой, что бы делать карьеру, зарабатывать деньги и выбивать своё место под солнцем. Они предпочли отказаться от навязанных правил, в пользу радостной и хмельной жизни, обрекая себя на неизвестность и вечное одиночество среди людей.
Мне наливают полный бокал вина, не знаю почему, но мне здесь рады, может быть, потому что моё лицо ещё не приелось всем и каждому. Я общаюсь с программистами, периодически обнимаясь и здороваясь со знакомыми мне парнями и девушками. Кто-то стреляет сигареты, кто-то мелочь, что бы уехать обратно домой, приходящие вновь приносят алкоголь и еду, а уходящие забирают мусор и окурки. В одной из комнат я услышал о прошедшем мероприятии, невольным участников которого я стал. Слава Богу, все эти люди были поверхностны и читали только работы трёх финалистов, о том, что я пишу, им было неизвестно. Больше всего обсуждали финалистку. Но чем больше я слушал о ней, чем чаще проскакивали слова: шлюха, проститутка, подстилка. Я не спешил делать выводы, а мой опыт подсказывал, что правдой может быть что-то из следующего: она правда та, которой её называют, они завидуют и поэтому гонят на неё напраслину.
От кого-то я услышал, что у финалистки в квартире планируется что-то вроде сабантуя, ближе к вечеру, в честь её победы, приглашался любой. Я надеялся попасть под самый занавес, хотелось лишь кое-что выяснить.
Я вернулся домой, что бы переодеться и поужинать. У двери моей квартиры сидел на корточках, сплёвывая на землю слюну вперемешку с кровью парень, в поношенной кофте с капюшоном.
- Соседи снова будут кричать.
- К чёрту соседей, всех к чёрту.
- Мог бы позвонить...
Парень посмотрел на меня. Его щека была рассечена, куба разбита, под глазом был ещё свежий синяк, бровь была в нескольких местах повреждена. Костяшки кулаков были разбиты, на голове была слипшаяся от крови рана.
- Не мог...
Дверь на лестничной клетке открылась и на площадку вышла пожилая женщина. Я так и не смог с ней установить человеческие отношения. Я никогда не грубил ей, был вежлив в те минуты, когда мы изредка встречались, но есть люди, которым ты не нравишься, потому что ты существуешь. Мне всегда казалось, что старики, несмотря на то, что было в их жизни, подходя к порогу смерти должны источать доброту и мудрость, ведь прожита вся жизнь и скоро уже конец, неужели последние дни своей жизни им нравится проводить, ненавидя всё вокруг?
- Кого это ты привёл? Что за бомж, чёрт знает, кто шатается, весь подъезд зассали, черти!
- Простите, я всё уберу.
- Вот нажалуюсь на вас старшей дома, сразу вылетите или думаете, что вы тут особенные?
Парень поднялся во весь свой рост, упершись рукой на стену и скинув капюшон с головы, весьма агрессивно спросил: проблемы?
Я всерьёз стал опасаться за старушку, но где-то в глубине души, я хотел, что бы этот конфликт продолжился. Глядя на избитого юношу, ростом превосходящим бабулю на 20 сантиметров, она тот час буркнув что-то, поспешила уйти вниз по лестнице.
- Ты должен был послать её при первой возможности. Так и будешь меня тут мурыжить?
- Я не хотел проблем, пытался быть тактичным.
- Ты слишком культурный, гребаный заложник, думаешь, о том, как отреагируют люди, когда ты скажешь им, то, что они заслуживают услышать больше всего, боишься обидеть их правдой.
- Ну, ты явно в этом преуспел.
Мы заходим внутрь квартиры. Он скидывает кофту на пол, проходит к раковине и умывает лицо. Садясь на стул, он закуривает и, затягиваясь дымом, морщится от боли.
- Тебе надо к врачу.
- Нет, а вот тем троим он явно понадобиться.
- Я надеюсь, ты дрался не из-за того, что кто-то не дал тебе прикурить.
Я ставлю на стол перекись, водку, достаю зеркало, вату и марлю.
- Я ведь не дурак, драться из-за пачки сигарет.
Парень наливает себе водки в кофейную чашку на столе, выпивая залпом, он берёт зеркало и смотрит на себя, а затем, смочив ватный тампон в перекиси, начинает обрабатывать раны.
-У тебя может быть сотрясение.
-Не думаю, я пропустил всего один, остальные прошли по касательной, едва задев меня. Чувак зажал в руке ключ, понял это когда мне разрезало часть брови, потом зацепило щёку. До сих пор помню это ощущение когда засадил ему со всей дури по лицу, забавный звук, как будто мячик лопнул.
- Тебя могут искать с полицией.
- Ну, ты ведь меня не выдашь.
- А стоило бы, для твоей же пользы, боюсь, что однажды тебя найдут с метровым обрезком трубы, застрявшим в твоём черепе.
- Вот видишь, опять думаешь о других, а не о себе. А что бы сказал ты настоящий?
- Ты мне весь стол кровью заляпал.
- Именно. Нахер тебе вообще со мной возиться?
- Просто я люблю тебя.
В комнате повисло неловкое молчание. Через несколько секунд перешедшее в нервный смех.
Я кидаю на сковороду несколько блинов, грею в микроволновке остатки курицы и жареные овощи
- Как-то всё не так.
- Не так как планировалось?
- Не так как я представлял.
- Так всегда.
- Зачем она так со мной?
- Ну, вот началось.
- Что ей от меня надо?
- Чтобы ты не бил каждого, кто пошёл с ней гулять.
- А нехер ей с другими гулять, она либо со мной, или ни с кем.
- Напомню тебе, что вы расстались, и она имеет право гулять с кем хочется.
- Нихера она не имеет. Ты зануда.
- Ты пьян.
- Я ж с утра ничего не ел. Вот водка и сработала. Ждал её, телефон она не брала, а потом вышла из квартиры с какими-то тремя хуями. Я только поговорить хотел, схватил её за руку, один из них меня толкнул, лёг первым, ушёл после первой пайки в челюсть. Второй, сука, из кармана ключ выхватил, давай им махать перед лицом, мудак, раскромсал мне всё лицо. Ничё пайку словил, тоже ушёл. Третий какой-то мутный оказался, в стоечку встал. Я как от него пропустил, поплыл сразу, думал всё щас забьёт нахер. Видать боксёр, потому как ногами не работал, может в подъезде, потому что были, не знаю. Немного помялись с ним, потом я его уронил, он меня башкой о перила приложил, вроде не сильно, я ему локтём заехал, он сразу потерялся.
- Молодец.
- Да фигли я то, он первый меня за руку схватил, нефиг было, я только поговорить хотел.
- Хуи, мудак, пайка. А ведь у тебя высшее и семья хорошая.
- Хуисшее, неоконченное к тому же, не могу я этих мудил важных слушать, а деньги можно поднимать и, не имея корочек.
- Ну да.
- Я не собираюсь, как ты гнить в гос конторе, и лизать жопу начальству, что бы дали премию. Кто ты там спец?
- Высококвалифицированный специалист.
- Это всё меняет. Лижешь профессионально. Открываешь двери?
- И закрываю тоже.
- Чемоданы носишь?
- Только генконсулам.
- В аэропорт провожаешь? Краешком губ научился улыбаться?
Я скорчил гримасу, издав звук ыы!
- Молодец, для этого нужно было становится президентским стипендиатом.
- Другим не доверят чемодан генконсула, - отшутился я, - не всё сразу.
Раздался звонок.
- Мама твоя.
- Вот херня.
- Здравствуйте Надежда Григорьевна, конечно, знаю, вот он у меня сидит, дак у него батарейка села. Дать его?
- Привет, ма. Да нормально всё, ну Ванька ж сказал, что батарейка села. Был я на парах, был, нормально всё, да закрыл, на сессию выхожу. Да, ночевать не приду, у Ваньки останусь, да конечно не против. Ты ведь не против Вань?
Я показываю ему средний палец, а сам говорю в трубку, что абсолютно не возражаю, что бы он остался.
- Нельзя мне домой с таким лицом, мамка расстроится, да и отец не поймёт.
- И чё ты теперь у меня неделю кантоваться будешь?
- Да не, мамка в командировку уедет, отец в ночь, мы с ним не пересекаемся.
- Я уйду вечером, ключ знаешь где, баб не водить, бухло не покупать. - Обижаешь, мне бы отлежаться.
- Диван твой, бельё в ящике.
Я раскладываю по тарелкам овощи, кладу блины, ставлю чайник, мы ужинаем. Самое время собираться, что бы попасть на сабантуй.
- С учёбой всё хреново?
- Я там 2 месяца не появлялся, у меня экзамен через 3 дня.
- Тебя выкинули уже из двух учебных заведения, хоть бы на тройки всё закончил.
- Вломы мне заморачиваться.
- Ладно, я пошёл.
На вечернее мероприятия я пришёл с большим опозданием. Прихожая была завалена обувью. В зале стояли, сидели и даже лежали люди, кроме одного человека, который периодически поднимался на небольшую табуретку около стены, своеобразную трибуну с которой он читал стихи. Нет ничего отвратительного для меня, чем слушать чтение стихов. Я помню тот самый момент, когда я окончательно зарёкся читать свои стихи на публику и покончил с художественным чтением. Я помню то утро, когда ходил в неровном возбуждении, читая и перечитывая строку за строкой про себя, а затем, выйдя на сцену, читал своё стихотворение жюри. Жюри не имело никакого отношения к литературе, девушка из профкома, женщина, которая хотела судить каждое культурное мероприятие и кто-то третий, я её даже не знал. Я видел удивление и испуг в их глазах, они не знали, как оценить то, что я прочёл. Ведь это не Высоцкий, не стихотворения о Василии Тёркине за которого я стабильно получал грамоты и премиальные деньги, это было что-то иное, ранее неизведанное. Как оценить, то, что не имеет мирового имени и десятков тысяч чтецов, демонстрирующих своё понимание текста? Лишь несколько минут звучащего незнакомого текста, который ты писал неделю, а может и месяц, шлифую каждую строку? Они не оценили, возможно, моё стихотворение и вправду было плохим, но я занял место даже ещё ниже, чем картавая девочка, читающая свои стихи про любовь. Если мои стихи настолько плохи, то даже к лучшему, что я перестал их читать со стены. С тех пор я читал только заказанное ранее.
Я, минуя зал, прохожу на кухню. Напротив окна стоит пара и целуется. Нет, они не целуются, они поглощают друг друга, их тела напряжены, их руки скользят по телу, но их желанию нет выхода, лишь страстные поцелуи и истомившиеся от желания лица. Я выключаю свет и сажусь около стола, чтобы не мешать влюблённым. Мне нужна она, девушка с ником Айдва. Из зала я слышу: Айдва, Айдва, как будто толпа вызывает гладиатора на арену. Мне повезло, что я аудиал. Я прекрасно слышу, что происходит в соседней комнате, даже не напрягаясь, я прикрываю глаза, и концентрируюсь на том, что слышу. У неё красивый голос, но он какой-то слабый, невыразительный. "Пустой" как бы сказал когда-то мой преподаватель по вокалу.
Она читает стихи, они красивые, я слышу крики восторга и крики похвалы. Парочка, стоящая у окна, наконец, уходит, расходятся и остальные, я терпеливо жду, пока все уйдут. Десять минут, двадцать, я слышу последние голоса в прихожей, слышу чей-то шепот с просьбой остаться, но в ответ лишь смех и её просьба уйти, она устала. Наконец, все ушли, удивительно, как незнакомый человек может стать невидимкой в пустой квартире, лишь молча сидя и слушая. Наконец я могу поговорить с ней наедине. Я прохожу в комнату, она смотрит в окно.
-Здравствуй.
Она вскрикивает и оборачивается.
-Прости, я напугал тебя, на будущее проверяй кухню.
Она смотрит на меня и молчит.
-Успокойся, я не опасен, я просто хотел поговорить.
-Поговорить? - наконец отвечает она, на её лице я вижу некое презрение,- ванна там, только быстрее, я сегодня очень устала.
- Что, ванна? О чём ты. Я вовсе не хочу спать с тобой.
- Не ломайся, зачем ещё нужно было оставаться здесь, оставь свою театральность.
-Я же сказал, что пришёл поговорить, неужели ты всерьёз думаешь, что я просидел весь вечер на кухне, лишь за тем, что бы потом заняться с тобой сексом? Я бы мог уже давно это сделать, а не тратить время здесь.
Она молчала, я смотрел на неё. Она была худой, болезненно худой, словно намеренно лишала себя еды. Лицо её было измождено, а под глазами от недосыпа были чёрные круги. Острые скулы, распутанные волосы, ниспадающие на плечи, блестящая кожа, она казалась больной. Её глаза были намеренно выделены чёрным цветом. Чёрные колготки и платье до колен, а на ногах белые балетки, контрастирующие с её мрачным и болезненным видом.
-Как-то неловко получилось,- прокомментировала она, но я не ответил.
Я смотрел на неё, пожирал глазами, несмотря на её худое тело, она была не лишена изящества.
Она осмотрела себя, затем снова посмотрела на меня.
Я наслаждался этим моментом, мой опыт молчал, я никогда не встречал такой девушки, хотя то, что я знал об этой болезненной худобе и пристрастиям к эпатажу и чёрным тонам, говорили мне о том, что она была психически нездорова.
-Неужели, что бы хорошо писать нужно быть сумасшедшим?
-Или спать с критиками, - ответила она и села на единственный в комнате разложенный диван, поджав под себя ноги.
- Так ты спала с ним? Неудивительно, что ты победила, иначе как ещё объяснить, что твоя весьма поверхностная работа заняла первое место, что ж вот пожалуй и всё, что я хотел выяснить. Сумасшествие и постель и может быть я тоже смогу наконец-то хоть где-то опубликоваться.
Разочарованный бесцельно проведённым вечером, я развернулся, собираясь уходить.
- Так ты тоже участвовал в конкурсе? Я не спала с ним.
Ответ заставил меня развернуться. Я вопросительно смотрел на девушку, ожидая пояснения.
- Он надеялся, что если я одержу победу, то буду спать с ним. Но этого не произошло, он был в бешенстве.
- Ты ведь спишь за деньги, он мог просто меня снять.
- Не мог, ты ничего не понимаешь в мужчинах и литературе.
Она встала и сделала шаг на встречу ко мне, она смотрела мне прямо в глаза, а её рука аккуратно спустила с плеча одну бретельку, а затем другую.
Платье упало на пол.
Я смотрел в её глаза, а она чуть заметно улыбалась и ждала, пока мой взгляд скользнёт ниже. И он скользнул.
Она резала себя, шрамы на ключице, несколько старых и два совсем новых, синяк на груди, несколько шрамов на животе, вдобавок на груди было что-то вроде маленького обожженного кружочка, похожего на отпечаток сигареты, или тлеющего карандаша.
- Я не возьму с тебя денег,- сказала она, подходя ко мне. За несколько секунд она полностью овладела моим разумом, контролировала его, я впал в оцепенение. Она была рядом, от неё пахло вином, валерьянкой и какими-то духами. Весь этот запах превращался в удивительную смесь, которая будила во мне самые потаенные желания. Её губы были очень близко, она почти касалась ими моих губ. Я хотел навсегда откинуть всё хорошее, что во мне было, и завладеть ей, делать больно этой продажной, сумасшедшей и худой девушке, за то, что она украла у меня возможность опубликоваться. Другая же моя часть пыталась искать доводы этого не делать, и этих доводов не было.
Я обхватываю её шею рукой, и сжимаю, из её рта вырывается едва заметный стон, она прикасается своими губами к моим губам, я пытаюсь поцеловать её, но она отстраняется, затем снова приближает своё лицо к моему.
Я отталкиваю её, а затем, сделав шаг назад, вытягиваю руку и, словно, стреляя в нее, говорю: нервная анорексия, бездарные тексты и ты шлюха, - затем чуть медлю и добавляю,- я не буду спать с тобой.
Удивление сменяется на её лице озорной ребячьей улыбкой, теперь передо мной не пьянящая нимфа, а озорной подросток. Она поворачивается ко мне спиной и неспешной походкой подходит к небольшому шкафчику, откуда выбрасывает какую-то одежду, а затем надевает бесформенную майку почти до колен, с каким-то ярким принтом.
- Мы идём ужинать, - торжественно заявляет она, проходя мимо меня, она целует меня в щёчку и у самого выхода из комнаты, обернувшись и наслаждаясь эффектом, спрашивает,- ты идёшь?
- Бред, - это было все, что я смог из себя выдавить, следуя за ней, как загипнотизированный.
Мы идём по улице, она берёт меня за руку, прохожие оборачиваются на нас. На улице холодно, но она идёт в одной майке и колготках, а так же натянутой на голове смешной кепке, которую она захватила, выходя из квартиры.
- Куда мы идём?
Она не отвечает, а ведёт меня в какую-то подворотню. Здесь кафе, она заходит, кладёт кепку на стойку, и кидает: мне как обычно, учтиво улыбающемуся бармену. Она ведёт меня в самый угол комнаты. Там стоит столик на двоих, она садится напротив меня. Пока я иду к столику я ловлю на себе странные взгляды, их слишком много, что бы понять каждый, но всеобщее настроение можно было выразить одним словом: заинтригованное.
Я отчётливо понимал, что оказался в террариуме, в котором все смотрят на меня. Я был похож на мелкого и безобидного зверька - кролика, которого лиса загнала к месту его казни. Вот только я не был кроликом.
Официант уже принёс девушке заказ, жареный картофель и салат из овощей в изящной вазочке. Официант смотрел на меня, странно улыбаясь, я думаю, он прекрасно осознавал откуда мы идём, вероятно, придумав в своей голове, что я был ещё одним из тех, кто прошёл через её постель.
Я заказал жареный рис, стейк, салат, мягкие вафли-гофры и несколько шариков мороженного с топпингом и кофе. Я всегда много ем, когда нервничаю.
- Ну, ты и обжора,- сказала девушка, принимаясь за картошку.
- Я думаю, ты на таком рационе сможешь прожить неделю,- парировал я.
Через несколько минут приносят рис с овощами. Стоит признать я ем неаккуратно, моя трапеза полностью лишена изящества. Дурная привычка, которая осталась у меня со времён студенчества и от которой я до сих пор не могу избавиться. Я ем быстро, почти не жуя, скидывая в себя содержимое тарелки, которое разделяю вилкой на несколько частей. Я несколько горблюсь и подношу тарелку к самому рту. Я покончил с рисом, салатом и стейком, как девушка выпалила: боже как я объелась. Она положила пустую тарелку из под салата поверх тарелки с картофелем. Несмотря на то, что она съела салат, к картофелю она даже не притронулась, пытаясь скрыть это.
- Мне без разницы умрёшь ты от анорексии, от венерического заболевания или потому что очередной влюблённый поэт проткнёт тебе сердце, нельзя вот так выкидывать еду.
Я вытащил тарелку с картофелем и пододвинул к себе, взял палочку картофеля и, откусив, констатировал: здесь прекрасно готовят.
Айдва встала и, извинившись, попыталась направиться в уборную.
- Вилка, верни вилку.
Она удивлённо посмотрела на меня.
- У каждого на его половине стола лежали по два ножа и по две вилки, вилку и нож ты положила в тарелку из под салата, ещё один нож лежит на твоей половине стола, ещё одной вилки нет, ты не роняла её, официант её не забирал, между тем её нет, верни вилку,- я выставил руку с протянутой ладонью.
Она недовольно положила вилку на мою ладонь и ушла. Я пытался угадать, что она хотела сделать с этой вилкой? Расковырять уже старую рану или нанести себе новую. Как неразумно, в таком месте можно запросто подцепить инфекцию. Резать себя что бы выплюнуть из себя и без того ничтожное количество еды, которое ты съел, потому что демоны в твоей голове кричат тебе, что бы недостаточно красива, что ты недостаточно худа и что тебя никто не полюбит. Демон, который отбирает психическое равновесие и стабильность, в угоду эфемерному идеалу, в погоне за которым несчастная девушка окончательно погубит себя.
На место девушки садиться парень. Он весь нервничает.
- Ну что, тебе удалось? Я тебя не видел раньше, новенький? Ну как?
- Удалось что, новенький где, что как?- ответил я парню.
Я лишь бегло посмотрел на парня и мозг тот час же сказал кто он. Выцветшая кофта, в сочетании с брюками, длинными растрёпанные сальные волосы, длинные ногти на правой руке. Несмотря на общий запущенный вид, его ногти на правой руке были идеально острижены и покрыты бесцветным лаком. Гитарист, а так как каждый гитарист поёт, то видимо ещё и бард. Не очень обеспеченный, но сохраняющий правила приличия.
- Ты спал с ней? Всё-таки спал, этого не может быть, прошу тебя, скажи мне, я не могу жить, зная, что у неё другой, - молодой человек выглядел очень подавленным.
- Лично я с ней не спал, но ты знаешь это и без меня, с ней проводят время множество других мужчин ,и ты ей не нужен. Осознай правду, не цепляйся за призрачный шанс; лёгкую улыбку, касание руки, томное признание, тобой манипулирует, чем раньше это осознаешь, тем раньше пойдёшь дальше.
- Нет, ты не понимаешь, мне не нужно от неё физической близости, она моя муза, моя богиня.
- Прекрати говорить, хватит, твоя богиня сейчас выплёвывает салатик, а по ночам ублажает других мужчин, найди себе ту, у которой настроение не меняется раз в пару часов, сбережёшь нервы.
Он попытался что-то сказать, но я его грубо прервал,- уходи, нам не о чем говорить.
Он подбирал слова, но затем встал и вернулся за свой столик, а потом, расплатившись, и вовсе покинул заведение.
Я проводил его взглядом, и увидел на витрине название кафе: "У бродячего Поэта". Не удивительно, что тут было так много творческих личностей. Должно быть, это место было весьма популярно среди определённого круга людей.
Я не видел, как Айдва вернулась и прошла мимо меня, но она уже кокетничала с кем-то у стойки, а вернулась с разноцветным коктейлем.
- Хорошо, когда ты нравишься другим,- заключила она.
- Хорошо, когда ты умеешь этим пользоваться,- ответил я.
Она тянула коктейль через трубочку, и смотрела на меня.
- Ну, и чем мы займёмся,- спросила она меня?
- Мы доедим, я расплачусь и разойдёмся.
- Ты скучный и зануда, неудивительно, почему тебя не публикуют,- она откинулась на спинку дивана, надула губы, и стала тянуть свой коктейль.
Несмотря на оскорбление, я улыбнулся, потому что отчётливо осознавал, что всё закончится уже через несколько минут, я уже положил карту, что бы оплатить счёт, а значит, мне её скоро вернут, и я уйду.
Не стройте планы, никогда, просто делайте, то, что можете в данный момент и данную секунду, потому как ваш следующий день, следующий час или минута могут пройти абсолютно не так, как планировалось.
Критик вошёл в кафе, нет, он не вошёл он ворвался в него, и сразу же, устремился к нашему столику. Когда видите мужчину идущего такой походкой, знайте, будет скандал. Человек словно несётся к месту, чтобы не забыть весь тот словестный материал, который он хочет выплеснуть. Он словно бежал с чашкой горячего только что сваренного бульона, боясь, как бы, он не остыл. Он начал говорить: быстро, путанно, обильно жестикулируя руками.
Он был взвинчен, его зрачки были расширены, казалось, кто-то перепутал его тёплое вечернее молочко с ударной дозой кофе, который он выпил залпом.
Он не говорил со мной или девушкой, скорей он просто говорил то, что хотел сказать куда-то в пустоту.
- Как смеешь ты сидеть с ним, здесь, когда мы условились, что встретимся у кафе 10 минут назад.
Во всяком случае, причина столь странного и внезапного похода в кафе мне уже не казалось такой странной, я был проходной фигурой, фигурой, которую Айдва использовала, что бы вызвать гнев критика, ведь она, пообещала поужинать сегодня вечером. Ей хотелось позлить его, а я был её оружием.
- Гениально,- чуть слышно сказал я, с долей недовольства, так как на несколько минут задержался в кафе, ожидая свою банковскую карту, вдобавок буду втянутым странную аферу.
- Кто это? Почему ты ужинаешь с ним. О Боже,- критик театрально развёл руками,- это ведь тот самый неудачный писатель, с которым я сегодня имел честь говорить утром. Этот бездарный выскочка, с которым почему-то ты решила поужинать вместо меня?
- Немного такта, пожалуйста,- попытался я успокоить критика,- возможно, я полностью бездарен в литературе, но в ужине есть одна хорошая вещь, за столом могут собраться все, кто голоден, независимо от способностей.
Наконец мне вернули карту, я поспешил сунуть её в карман, и постарался как можно скорее покинуть это кафе, но выход мне перегородил юноша, весьма демонстративно заявив: я ещё не закончил с тобой.
- С вами, не помню, чтобы мы переходили на ты, с радостью вас покину, оставив с объектом обожания.
Однако критик загородил мне проход, и всем своим видом показывал, что не намерен меня пропускать.
- Я искренне прошу своего прощения, но не могли бы вы выпустить меня, я право глубоко сожалею о том, что отужинал с вашей девушкой без разрешения, но я честное слово не знал о том, что вам было сегодня назначено,- я старался произносить фразу как можно учтивее, но она была переполнена иронией и презрения к этому человеку.
Не люблю истериков, я всегда относился с пренебрежением к таким людям. Всегда был за конструктивный разговор один на один, где каждый высказывает, что думает, и вместе решается, что будет дальше.
Критик хотел выглядеть мужчиной, хотя в своём плаще в красно-чёрную клетку, ему это не удавалось. Это выглядело так же смешно, как если бы гладиатор вышел на арену в розовом платье. Что ж хочет быть мужчиной, пусть будет. Я выхватил остатки коктейля из рук девушки, и вылил содержимое на голову молодому человеку, затем оттолкнув его, я встал напротив него, в ожидании дальнейших действий.
Я видел сомнения в нём, ему оставалось только одно бить или признать себя битым. Я видел его нежные, почти женские ладони, которые он сжимал и разжимал в изящные кулачки. Для того, кто никогда не бил человека, ударить в первый раз очень трудно. Ты не знаешь, как сильно нужно бить, ты боишься сделать человеку больно, повредить ему лицо, боишься разбить руку, боишься недостаточно сильно ударить, иначе выставишь себя слабаком, но боишься, чтобы удар не казался слишком сильным. Я краем глаза следил за его руками, что бы в случае чего парировать его удар, но удара не произошло. Я засунул руки в карман куртки и просто ушёл прочь.
Выходя на улицу, я чувствовал себя очень спокойно. Я снова захотел писать, как ещё никогда прежде, вернувшись, домой, я провёл всю ночь, работая над новым текстом. Вернул меня к реальности, лишь мой друг, который пошёл на кухню за новой чашкой кофе.