![[]](/img/k/kalinina_n/jm-11_dansemacabre/jm-11danse-macabrecover.jpg)
|
|
||
1. Скончался француз. Жена идёт с похорон домой, её под руку поддерживает любовник. И шепчет на ухо: - Мари, я тебя хочу! - Жан, ну как ты можешь?! Мой дорогой Пьер только что скончался, я вся в слезах и трауре. - Но, Мари, я хочу тебя! И так продолжается всю дорогу с кладбища. Вот они перешагнули порог дома, и Жан снова за своё: - Мари, я хочу тебя... Вдова обречённо вздыхает: - Ну хорошо, Жан, давай. Только прошу тебя: медленно и печально! Скорбь, безысходность за чёрной траурной вуалью. Прозрачная ткань наполовину скрывает лицо. Шляпка с маленькими полями пришпилена булавками к ярко-рыжим волосам, убранным в гладкий пучок на затылке. Во всей фигуре чувствуется некая напряжённость, а глубина карих глаз то и дело вспыхивает отчуждением и отчаянием. Замшевые туфли уныло цокают по булыжной мостовой металлическими набойками. Короткое платье немного выглядывает из-под пушистого полушубка того же угольно-аспидного цвета, что и чулки. Да и сама я ничуть не светлее. Снаружи. Но внешние скромность, строгость и солидность, словно фантик конфеты, скрывают сладкую, страстную натуру. Два чувства борются сейчас в моей душе: чувство потери, бестолковости земного существования - и желание жить дальше, несмотря ни на что. Маленькое закрытое платье наглухо застёгнуто к самому воротнику прямой змейкой молнии. На плечи и на грудь спускается ажурная накидка. Посередине красным жаром дышит чёрный бриллиант на золотой цепочке какого-то замысловатого плетения. Под платьем моим - боди не боди, но скорее корсет: чёрная кружевная ткань тесно охватывает целиком от грудей до попы. Обрисовывая торчащие и гордо вздетые кверху груди, тесно обнимая ягодицы, облипая и лаская. Нижнее бельё чуть тесновато, поэтому оно сдавливает упругие полусферы и талию над ними. Лобок выпирает из-под ткани набухшим вздутым холмом, округлым и чувственным. Я ощущаю себя сжатой, стянутой, и это возбуждает. К тому же хрустящее нейлоновое кружево на ощупь твёрдое и слегка колючее. Весь торс покалывает при малейшем движении - и я уже готова кончить от одного твоего взгляда: нетерпеливого, похотливого, властного... Между ног мой корсет заканчивается липучкой, скрепляющей две половинки панцыря в единое целое. - Но, Господи, как же траур?! - Впрочем, чего не сделаешь, чтобы стать красивой для своего возлюбленного и Господина! 2. "Какой тонкий инструмент женщина, когда на нём искусно играют; как способна к самой совершенной гармонии и разнообразнейшим способам любви, какое божественное эротическое наслаждение она даёт". Изречение из "Ананга Ранги" В моём воображении ты довольно хорош собой: загорелое лицо, прямой нос, решительный подбородок, красивый рот, в уголках которого таится немного циничная усмешка... Обращают на себя внимание глубоко посаженные глаза. В этих карих океанах резвятся весёлые искорки, хотя внешне ты сохраняешь выражение печали. Взгляд буквально гипнотизирует, и, словно бабочка, я готова добровольно увязнуть в липком омуте. За спиной раздался скрип закрываемой двери. Ещё мгновение, и дубовая махина хлопнула окончательно. Позади остались переживания и волнения дня, связанные с похоронами. Надо было о многом подумать, многое спланировать, да и многочисленных родственников и знакомых разместить на ночлег нужно было. Вздохнув, заставляю себя расслабить мышцы и стараюсь успокоить дыхание. Всё будет хорошо. Нужно выдержать ещё два дня, я вернусь в свой мир, в котором всё привычно и понятно. Ты приблизился и попытался привлечь к себе. Немного занервничав, отступила назад. Прикосновение было ласковым и всё же оно слегка шокировало меня. Я глядела в любимые глаза, а сердце бешено колотилось. Ты снова протянул руки - и на сей раз нежно заключил в объятия... Она не откажет ему. Может быть, будет сначала возражать, но он сумеет сделать так, что она захочет его не меньше, чем он хочет её. - Ох! - выдохнула я, когда губы твои коснулись моих, но я не воспротивилась, не стала вырываться... Напротив, руки жили своей жизнью, губы дарили сладость и с благодарностью принимали ласку. Нежность в каждом вздохе, в каждом прикосновении, в каждом взгляде. В голове бухнул первый басовый аккорд Сен-Санса. Сердце подстегнула бешенная пляска арф и скрипок. Бой барабанов точечно наносил сокрушительные удары по чувственности. Ощутила, как наливается грудь и твердеют соски, распирая изнутри ткань. Дыхание участилось, голос сделался внезапно каким-то хриплым и почти неузнаваемым, а мышцы живота мучительно напряглись. Едва уловимое прикосновение твоей опытной руки - и внутренние струны женственности во мне натянулись до предела, угрожая не выдержать и просто-таки лопнуть. Скрежет смычка удивительным образом вторил скребыханию по нервам, в то время как мои собственные струны вытягивались в струнку, становясь тоненькими и дребезжащими. О боже, я действительно была уже готова для своего мужчины. Как это могло случиться при таких обстоятельствах? Откуда это дикое примитивное желание, сжигающее напрочь? Долой тёмный полушубок и короткое платье! От былого траура осталась только лишь пришпиленная к макушке шляпка с короткой вуалью, капроновые чулки, да боди, всё ещё тесно сжимающее меня упругими тисками. Короткие музыкальные перебежки танцевали по всему телу, вспархивая то и дело с места на место, чтобы уже в следующее мгновение тяжело и основательно ступить подошвой где-то у рубежа осознания того и этого света, той реальности и этого небытия. Лесной рожок валторны заунывно вплетался в узор мелодии, то взлетая ввысь, то ухая, казалось бы, на самое дно преисподней. Один всплеск сменялся другим, выпад шёл за выпадом. Вторя им, ты умело чередовал нежность и ласку с грубыми, едва ли не болезненными прикосновениями. Ясные просветы в музыке вдруг вовсе стихали , и в то же мгновение вновь вспарывали оглушительными звуками всё естество. Ты входил в меня и выходил вместе с музыкой, отплясывая танец на пару с той маленькой смертью, что готова была вот-вот взорвать меня изнутри. Один раз: "Бах". Другой. Потом, словно бы перепляс звуков. И снова, и опять! Эмоции били, толкали, бряцали в тарелки, жгутом сворачивая что-то внутри, и тут же отпускали на волю. Удары! Они звучали в моём возбуждённом воображении, отчаянно молотили в сердце, сопровождая каждый толчок крови. Вдруг словно бы невидимая рука сгребла в могучий кулак чувственные нити, разбросанные по всему моему существу. Затем пальцы ослабли, медленно, по-одному. Рука перехватила, вцепившись поудобнее, и вновь скрутила тугим комом, грозя вот-вот отпустить пружину окончательно. Запела, заскулила жалобная скрипка. Что это, не хрип ли из меня самой? Соло было недолгим, пока вновь не забили барабаны, возвещая о новом витке, о новом подъёме туда, вверх, к звёздам, к смерти! И так бесконечно, то туда, то обратно, то внутрь меня, то наружу. Неистовая игра инструментов, меж тем, безумствовала, кралась к черте, или же к самому чёрту, нарастала, превращалась в осатанелую пляску! Кода судорожно убирала свой хвост! И вот... ...всё смолкло, как-то мгновенно, внезапно, с последним аккордом Сен-Санса! Наступила оглушительная, одуряющая тишина. Разверзлись хляби в невыразимом крике наслаждения. Небо поменялось местами с землёй! Всё будто бы сдвинулось по фазе, накренилось в сторону - тьму прорезал ослепительный лазер, мучительный плен сменился долгожданным высвобождением, траур - невероятным счастьем, отчаяние - надеждой, а горе и растерянность - благодарностью и Любовью!
|