Да, просто Кукла полметра ростом с копной рыжих кудряшек и красиво нарисованным личиком на деревянной болванке, выкрашенной в молочно-белый цвет.
Просто Кукла. Её так и звали. Точнее, звал её Создатель - Мастер. Кто-то, наверное, знал его имя, только не она.
Просто Мастер с большими, добрыми, сильными руками и сияющим ласковым взглядом.
Они любили друг друга. С самого, наверное, её рождения. Во всяком случае, она его любила. Всем своим шёлковым сердцем, набитым ватой, оставшейся от заделки окон на зиму. Ей нравилось быть рядом с Мастером, смотреть, как он работает над очередной куклой, которая (она знала точно) потом обязательно окажется в магазине, откуда отправится прямиком в кровожадные лапы какого-нибудь маленького чудовища.
Только Кукла не боялась, что и с ней будет так же. Она была красивой. Даже Мастер говорил об этом, когда нежно брал её на руки и расправлял складки на её шёлковом платьице.
Он рассказывал ей о себе. Она слушала. Многого не понимала, но млела от счастья просто от звука его голоса, такого глубокого, но с весёлыми, озорными нотками.
Он был её Создателем, он был её любовью, её миром. А иногда, когда он приходил откуда-то снаружи (где она никогда не была) усталый и злой, ей так хотелось обнять его, успокоить, приласкать, как обиженного ребёнка.
И (она знала) он видел её сочувствующий взгляд, и ей казалось, что ему становится легче...
...А потом вдруг всё изменилось. Она не понимала, как? почему? зачем? Просто Мастер всё с большим увлечением вырезал новых кукол и... часто пропадал где-то, оставляя её наедине с незаконченными куклами и заливающим стёкла окон холодным осенним дождём. Тени от капель скользили по лицу Куклы, и если бы её увидел кто-нибудь, ему бы показалось, что Кукла плачет...
Однажды он пришёл. Её сердечко уже радостно ёкнуло, но... Вместе с ним вошла... Девушка.
Мастер показал ей место, где он создавал кукол, показал и саму Куклу. Подвёл к ней Девушку и сказал:
--
А это одна из лучших работ. Правда, старенькая уже...
--
Выглядит как новая, - улыбнулась Девушка.
--
Ну конечно! Попади она в руки ребёнку - и ей бы уже ничто не помогло! - рассмеялся Мастер и нежно обнял Девушку.
Кукла смотрела на них и не понимала, почему?... Её глаза из серых стали зелёными от подступившей к самому горлу боли. А Мастер, всегда замечавший раньше выражение её глаз, теперь... Теперь он был увлечён. Девушкой. Живой. Настоящей. Он целовал её, обнимал, шептал ей комплименты и признавался в любви. Говорил ей те же слова, которые когда-то принадлежали только Кукле. И никому больше...
И Кукла решила отомстить. За всю свою боль. За то, что он больше не целовал её в пухлые нарисованные губы, не шил для неё красивые платья, не смотрел на неё с такой добротой и любовью, как раньше...
В следующий раз, когда Девушка снова пришла в гости, Кукла украла кольцо Мастера, доставшееся ему от матери. И спрятала его в кармашек на подоле своего платьица.
Вечером Мастер заметил, что кольцо пропало. Он искал его очень долго, устал и, обняв свою Куклу (как же долго она этого ждала!), рассказал ей о своих сомнениях. У него больше не было гостей, и никто, кроме Девушки, не мог этого сделать.
Кукле хотелось петь от счастья в его руках, но кольцо слишком сильно оттягивало маленький кармашек, и она никак не могла забыть о том, что сделала.
Они - Мастер и Девушка - сильно поссорились. Она плакала, он обвинял её...
А потом кармашек вдруг порвался, и кольцо выкатилось из него в центр комнаты.
Мастер всё понял.
Он подошёл к Кукле и с размаху ударил её. Кукла пролетела через всю комнату, ударилась о стену и бесформенной грудой тряпья и дерева замерла в углу, возле старенького потрёпанного дивана.
И Мастер с Девушкой ушли, оставив Куклу умирать от боли, что гораздо сильней физической, в такой маленькой и убогой без него комнате, медленно погружающейся в ночную тьму...
...И потянулись бесконечные дни, когда Мастер неделями не появлялся дома, а когда приходил, то даже не делал попытки найти в тёмном, затянутом паутиной углу свою когда-то так любимую Куклу...
Но пришёл день, когда Мастер явился счастливый. Он чисто убрал комнату, протёр окна, и всё засияло, как будто вместе с ним в тесное пространство вошло само Солнце. Много солнц. Тысячи. Миллионы...
Кукла подумала, что это всё для Девушки, и к её глазам подступили слёзы, но она вдруг почувствовала себя... счастливой. Он же был здесь! Без Девушки. Радостный. Он пел свою любимую песню, и Кукла боялась даже дышать, чтобы посторонним звуком не помешать ему.
А Мастер наконец добрался до того угла, где она лежала...
Кукла сжалась. Надежда ещё теплилась в душе, но раскалённым железом выжжена была память о причинённой им боли.
Но Мастер улыбнулся Кукле. Взял её на руки. Расправил складки на её платье и вытер пыль с её потемневшего личика.
А потом... Потом была сказка. Они были вместе весь день, точнее, вечер. Мастер вымыл её в мыльной воде, и Кукла вся светилась от ласковых прикосновений его до боли знакомых пальцев. Она чувствовала его родной запах, слышала его голос, и ей хотелось так много сказать ему! Что она любит его больше своей кукольной жизни, что она ради него отдала бы своё глупое шёлковое сердце на растерзание ребёнку, что...
Как она много хотела ему сказать... Чтобы он только не уходил больше никогда, чтобы всегда был только с ней... Она понимала, что это плохо, что это неправильно. Она - кукла. Что она сможет дать ему, кроме своей огромной, преданной любви? Кроме своего сердца из алого шёлка, сшитого чёрными нитками и набитого ватой? Кроме своего милого личика, конечно, не такого красивого, как у Девушки, но...
Но.
Её сердце стало почти живым. Она лежала ночью, прижавшись к нему, спящему, и чувствовала, что вот-вот - и оно забьётся, и она перестанет быть Куклой, она станет Девушкой, и он всегда-всегда-всегда будет с ней, потому что он ведь любит её! Просто он не может быть с Куклой, но если она станет живой, всё изменится...
Она лежала, неспособная спать, слушала его дыхание и молилась Неведомому-на-небесах, чтобы Он оставил Мастера с ней, чтобы Мастер любил её, чтобы Он сделал её Девушкой...
Только сказка кончилась. Наутро. Когда Мастер собрал свои вещи и, сунув Куклу в сумку, ушёл из дома.
Насовсем.
Это она поняла потом, когда Мастер вытащил её из сумки. Она была в игрушечном магазине, где полки чуть не ломились от красивых, нарядных кукол. Она не могла поверить. Это ошибка!..
Но Мастер заговорил с продавцом, и Кукла поняла вдруг очень чётко и ясно, что её сердце сейчас точно расползётся по швам, и из него некрасивыми серыми хлопьями грязного снега полезет старая вата...
--
Как дела? - улыбнулся продавец.
--
Да вот... Дом продал, куклу - вам, конечно... - Почему-то Мастер засмущался.
--
Как она? - подмигнул продавец.
--
Скоро свадьба, - заалел Мастер и стал совсем молодой и красивый. - Она же беременна...
--
Ну ты шустрый! - Продавец приятельски хлопнул его по плечу. - Рад?
--
Не представляешь, как! Я смотрю на неё... и понимаю, что это и есть Счастье! - Мастер сиял.
--
Значит, с куклами - всё?
--
Похоже, так...
Мастер посадил Куклу на прилавок поудобнее. Его руки были жёсткими и холодными.
Кукла внезапно пожелала, чтобы он её сломал. Просто так. Потому что это невозможно: жить без этих рук, и глаз, и голоса, и без миллиона солнц, горящих в протёртых им окнах...
И он ушёл. Она смотрела ему в спину изумрудными глазами и не верила, что это с ней случилось...
А продавец оглядел её, отряхнул несуществующие пылинки с платья и посадил на витрину. Как лучшее произведение Мастера.
...И снова - бесконечные дни. Дождь, сумрак, дождь, сумрак, снег, сумрак, - и чернильными полосами перед её безразличным ко всему взглядом мелькали ночи.
Она не чувствовала ни холода, ни боли, ни радости, когда её ощупывали заинтересованные детские руки. Ни-че-го.
Только ныло разорванное на куски шёлковое сердце, которое никто не видел за яркой тканью платья...
--
Посмотри, какая красивая! - Мальчик (очередной мальчик...) потянул маму за руку к одинокой Кукле, застывшей в неудобной позе в самом углу витрины.
--
Лучше машинку... - скривилась мама, не понимающая, почему сын вдруг заинтересовался девчоночьими игрушками.
--
Нет, мам. Я хочу эту!
Он восторженно смотрел на Куклу, и она вдруг тоже посмотрела на него. Впервые за всё это время. И что-то как будто шевельнулось там, внутри, где лежали безжизненные куски полуистлевшей ваты.
Её купили. Этот Мальчик с вечно недовольной мамой.
И была другая жизнь.
Она редко видела Мальчика. Он был сильно занят, но когда они всё-таки виделись, всё было так хорошо... Он дарил ей платья, переодевал её, купал в маленькой ванночке и говорил ей ласковые слова. И Кукла знала, что всё это искренне, что он, пусть и маленький, пусть у него раньше и не было кукол, всё-таки любит её...
...А она любила Мастера...
...Но улыбалась Мальчику, и иногда даже чувствовала себя почти счастливой, когда он, заснув, прижимал её к себе или ласково перебирал пальцами её непослушные кудряшки...
...И вот однажды она увидела Мастера.
Мальчик нёс её в руках, не стесняясь, а даже гордясь ею. Счастливый. И она, улыбаясь, смотрела на мир широко раскрытыми голубыми глазами, наслаждаясь теплом его нежных и удивительно чутких пальцев.
И вот тогда она и увидела Мастера. Он шёл, обняв Девушку, которая катила перед собой голубую коляску с золотыми звёздочками. Они тихо беседовали о чём-то, смеялись, иногда наклонялись к коляске и ворковали с малышом.
Кукла не мигая смотрела на них. Счастлив. Он счастлив. Оказывается, именно этого она хотела всю свою жизнь. Только...
По тонкому личику потекло что-то тёплое, но она смотрела и смотрела на Мастера, лишь скользнувшего по ней равнодушным взглядом, пока он не скрылся из виду...
Мальчик заметил. Он поставил её на землю, присел на корточки напротив, и его глаза удивлённо расширились.
По лицу Куклы катились слёзы. Огромные слёзы цвета свежей крови.
Он вытер их рукавом праздничной рубашки, не обращая внимания на остающиеся на ней кровавые разводы.
Он шептал ей что-то ласковое, он говорил, что любит её.
Из самого сердца.
И Кукла, зная, что никогда в жизни больше не увидит миллионы солнц в одной комнате, просто улыбнулась ему...
...И были новые дни, чем-то похожие один на другой, чем-то неуловимо разные, как жемчужины в ожерелье. И жила своей игрушечной жизнью Кукла. И рядом был Мальчик.
Кукла всё сильнее привязывалась к нему, и Мастер постепенно уходил куда-то вглубь её памяти, в серую пелену тумана, и лишь иногда она видела во сне (она теперь видела сны) его добрые глаза и ласковые руки. Но и во снах он уходил от неё. Куда-то далеко-далеко...
Кукла искренне полюбила Мальчика. Она тянулась к нему, как цветок к солнцу. Она жила его теплом и светом его глаз. Но будто острые иглы впивались в её сердце, когда она замечала... Она сама не понимала, что именно, но страх окунал её в холод, от которого не было спасения...
Он всё больше становился похожим на Мастера. Кукла поняла это однажды утром, с первыми лучами солнца открыв глаза.
Неужели?.. Всё внутри сжалось. Но этого не может быть! Они ведь такие разные!
Но как будто осколки мозаики сложились в картину. Словно её глаза открылись и увидели то, что раньше не замечали.
Мальчик вырос. И ему стали надоедать игрушки. Особенно Кукла. Вокруг были люди, среди них много юных Девушек, интересных, манящих... живых... Кукла на их фоне смотрелась очень бледно.
Но не только в этом было дело. Мальчик не любил её. Или разлюбил... но в это она верила меньше. "Он был просто увлечён, - говорила она себе, когда он не доставал её из ящика несколько долгих дождливых дней, - у него ведь не то что Девушки, а и куклы-то никогда не было..." Пришло время новых увлечений. Всё повторялось. И её почти ожившее сердце снова треснуло по швам, выпуская наружу алую от крови вату.
Она терпела, плача по ночам, когда её могли видеть только бездушные глаза-фары стареньких игрушечных автомобилей.
Она говорила с этими глупыми копиями больших машин... и понимала, что она - тоже глупая копия. Больших людей. И против воли всесильной Судьбы не пойдёшь, она никогда не станет живой, она будет просто стареть, покрываться трещинами... и ей очень повезёт, если какой-нибудь ребёнок не найдёт её и не разорвёт тряпичное тело на куски, чтобы посмотреть, что у неё внутри...
Мальчик не любил её. Он перестал даже говорить ей об этом. Нет, он иногда садил её рядом и говорил о чём-то своём, но его глаза были холодными и чужими. Только руки были тёплыми, и это давало Кукле силы улыбаться ему, едва удерживая готовые сорваться с ресниц слёзы.
Она смотрела на него, а внутри частыми ударами, как пульс, билась одна мысль: не любит... не любит... не любит...
Она понимала, что это так надо, что другой судьбы ей не видать... но она помнила тот свет, который помог ей справиться с болью от ухода Мастера. И никак не могла поверить, что ошибалась. Был ведь! Может, он и теперь есть? Просто Мальчик слишком занят, у него много дел, он устал и не в силах проявлять свои чувства?
Но жила память... Мастер... он был такой же... он так же поступал с ней... И боль снова рвала на части, терзала острейшими зубами ошмётки ваты внутри. Особенно когда Кукла думала о том, что, возможно, Мальчик уже встретил свою Девушку...
Был солнечный день. Яркий, несмотря на раннюю весну, разукрасившую дорогу за окном блестящими лужами.
Кукла сидела на окне, щурясь на солнце и улыбаясь теплу, ласкающему щёки. Даже в её сердце боль как будто пригрелась и заснула. Кукле было хорошо впервые за много-много дней. И Мальчик был рядом, она видела его в окно. Он красил забор и был весь в белой краске. Кукла смеялась, видя, как он пытается отогнать ластящуюся кошку и заодно красит её пушистые бока неуклюжими взмахами кисти.
А потом свет солнца словно померк. Куклу бросило сначала в жар, потом в холод...
Мальчик говорил через забор с Девушкой. Юной и улыбчивой, похожей на цветок. И его лицо тоже цвело. Улыбкой и румянцем. Впервые за много-много дней...
Кукла хотела отвести взгляд, но не могла. Потом Девушка, засмеявшись, убежала... а Мальчик даже не оглянулся на Куклу, что смотрела на него изумрудными от боли глазами. И она не нашла в себе сил позвать его. Она смогла бы, просто мысленно назвав его имя, но не стала.
Под окном стояли мусорные ящики, почти полные. Скоро должна была приехать машина забрать их. Кукла смотрела на них. Долго-долго. А потом вдруг полетела вниз с подоконника, зажмурившись, чтобы не видеть Мальчика, его родные глаза и ещё такую тонкую фигурку, как у ребёнка. Она знала, что он уже не ребёнок. И больше никогда им не будет.
Она так и лежала в мусоре, спрятавшись в темноте за прикрытыми веками, пока не услышала гул. Её сильно тряхнуло, потом вокруг всё посыпалось, её завалило чем-то колючим, придавило... а потом гудение стало ровным, и её лишь изредка слегка толкала снизу ожившая земля.
Кукла не знала, куда её везут. Но ей было всё равно. Никем не видимые слёзы катились по щекам, но она их не чувствовала. Мальчик, наверное, даже не вспомнит обо мне, твердила она себе, до хруста сжимая кулачки из крашеного дерева. С глаз долой - из сердца вон. Просто он видел её, вот и уделял немного внимания... из жалости, быть может... а теперь, когда она исчезла, он, наверное, всего лишь пожмёт плечами, выкинет её из памяти и будет больше заниматься другими, более важными делами. И больше общаться с...
Кукла внезапно начала падать куда-то. Потом, ударившись о что-то мягкое, почувствовала лёгкое прикосновение ветра на щеке и открыла глаза.
Машина уехала.
Над Куклой было такое огромное, бескрайнее небо, что у неё на миг перехватило дыхание. Там плавали барашки облаков, парили тёмные точки - птицы, иногда с гулом проносились крылатые тени. И пусть вокруг была всего лишь мусорная свалка, но это небо словно перенесло Куклу в другой мир. Оно морем расплескалось в глубине её глаз, сделав их на миг ярко голубыми, как тогда, когда она ещё была счастлива.
Ей вдруг стало так легко, словно тело внезапно потеряло вес. Она растворялась в тёплом ветре, и ей даже казалось, что она летит...
Кукла могла бы вечно смотреть в поразительно синее небо, но его внезапно затянуло тучами, и начал накрапывать серый холодный дождь. Капли текли по деревянному личику, вымывая из глаз голубизну. И Кукле стало очень холодно и одиноко. Мусорная свалка как будто сдавила её со всех сторон, такая огромная и мрачная, убивающая всякую надежду на то, что её, Куклу, найдут когда-нибудь... даже если захотят...
Дни за днями дождь и ветер терзали её тело снаружи, а боль рвала изнутри. Бескрайний голубой океан неба теперь показывался крайне редко и ненадолго, словно решил, что ей хватит этого единственного счастья, которое у неё осталось.
Мальчик не появлялся. Она даже не слышала рёва проезжающих автомобилей. Видимо, её последнее пристанище находилось слишком далеко от дороги...
В ней умирала надежда, просыпаясь только при виде яркого весеннего солнца, высушивающего её рваное выцветшее платьице и слёзы на её щеках. Но она всё равно помнила. Ей больше ничего не оставалось, кроме как вспоминать и думать, перебирать свои мысли, словно камешки чёток.
И расползалось по швам платьице, и лезли из-под грязной ткани тёмные от крови куски ваты из самого сердца, но Кукла уже почти ничего не чувствовала, только странное онемение в игрушечном теле всё чаще заставляло её растворяться в окружающем мире. Она стремилась вверх, туда, где, как ей казалось, никогда не бывает туч, где парят птицы, где солнце и ветер наконец-то смогут подарить ей то ласковое тепло, которое не смогли, или не захотели, дать ей жестокие люди...
...И вдруг однажды она услышала смех. Детский смех, словно звон колокольчиков, прокатился над унылым миром свалки. И её подняли тёплые детские руки, завертели. Дети говорили, но Кукла не понимала слов. В ней билась надежда, сильная, как никогда. Люди... Как же она соскучилась по ним...
И перед её внутренним взором всплыло лицо Мальчика. И глаза Мастера. И их мягкие руки, и нежные прикосновения... и тёплые взгляды... и любящие поцелуи...
Надежда накатила... и отхлынула. Дети с лёгкостью оторвали ей голову, остальное выбросили. Наверное, их привлекли её глаза, как будто только что нарисованные, или просто деревяшка им для чего-то была нужна...
Но Кукла жила. Ей даже не было больно. Просто интересно, для чего же она им понадобилась?
Дети, смеясь, приколотили её голову к какой-то странной конструкции из дерева и бумаги. И... запустили её в небо.
Не веря своим глазам, Кукла летела над землёй. Змей. Бумажный змей. А она - лишь украшение для него... но теперь это Куклу не волновало. Она летела! В этом огромном небе, в которое мечтала попасть, когда её предала земля.
Она видела дома, людей. Дети тянули змея за верёвку к городу, чтобы, быть может, похвастаться перед ровесниками... и Кукла вдруг испугалась того, что может ждать её там, но страх унесло ветром. Ну и пусть она увидит Мастера и Мальчика! Теперь она другая, теперь она смотрит на них из другого мира и с лёгким сердцем может просто радоваться за них.
Она видела Мастера, играющего с тремя весёлыми ребятишками. Его лицо светилось счастьем, и он был взъерошенный, словно игривый ёжик.
Кукла послала ему воздушный поцелуй, улыбнулась и полетела дальше.
А вот Мальчик. С Девушкой. Дарит ей цветы, наверное, сорванные с клумбы за углом. Смешной. И Кукла сохранила в памяти его улыбку.
Так и должно быть, вдруг поняла она. Она из другого мира, игрушечного, и ей не место в настоящем. А теперь она там, где и должна быть.
И она летела над землёй, слыша смех детей и чувствуя покой в душе. Да, у неё была душа. Иначе ничего этого не было бы. Никогда.
А впереди было тёплое лето, долгий полёт. А потом, она знала, ничего не будет. Потому что куклы долго не живут, а у неё уже так мало осталось краски на щеках... Но она не боялась. Это было правильно. Всё было так, как должно было быть. Ну и пусть мало... но было ведь! А кто-то ведь может только мечтать об этом...
...Но всё изменилось однажды, когда воздушный змей сильным порывом ветра вдруг оторвало от верёвки, и он взмыл так высоко, что казалось, будто он сейчас улетит к самому солнцу. Немного потрепав свою нечаянную игрушку, ветер вдруг стих, и змей плавно опустился на землю, в чей-то уютный маленький дворик.
Её нашёл верткий маленький пёс, оторвал голову от змея и принялся бегать с ней по двору, ища место, где можно было бы закопать свою добычу. Но чьи-то руки ласково забрали у него потрескавшуюся крашеную деревяшку. Её внимательно оглядел Артист, как она назвала его потом, когда узнала о его маленьком увлечении. Он делал марионеток, кукол, с которыми не играл, а выступал на сцене.
Ему понравились её глаза, это она поняла сразу. И он решил дать ей новую жизнь. Сшил ей новое тело, на которое одевал множество красивых платьев, обновил краску на её тонком личике. Снова сияли её глаза и улыбка расцвела на, казалось, разучившихся улыбаться губах. И он привязал к ней несколько странных нитей, назначения которых кукла сначала не поняла.
И однажды вечером, когда работа уже была закончена, Артист вдруг положил её в свою большую сумку и понёс куда-то. Кукла сначала испугалась, что он оставит её в каком-нибудь магазине, но он удивил её. Когда он вытащил её из сумки, она увидела странный зал с возвышением с одной стороны. Это была сцена кукольного театра. И Кукла стала в нём играть главные роли. Она была Принцессой, Русалочкой, Золушкой... Артист умело управлял движениями её новых рук, а хрупкая Девушка, его помощница, дала ей голос.
Кукла выступала каждый вечер, и её тряпичное сердце пело от счастья. Это была какая-то другая жизнь, она словно родилась заново. Кукла видела счастливые глаза детей, которые переживали за её героинь, и временами ей казалось, что она живая, что это она говорит и движется, поёт и танцует, страдает и любит на сцене. И когда заканчивался очередной спектакль, и её уносили в маленькую каморку за кулисы до следующего представления, она весело болтала там с другими куклами и грезила о том, что вот однажды, когда её Артист, так заботливо дающий ей жизнь, возьмёт её в руки, она вдруг задвижется сама и... станет настоящей.
К ней снова вернулась надежда, почти погибшая там, на мусорной свалке, от которой теперь Куклу отделяла как будто целая жизнь. Артист брал её иногда домой, чинил и подкрашивал, и ей казалось, что вот-вот её сердце забьётся по-настоящему, он услышит это... Кукла всё сильнее привязывалась к Артисту, который дал ей большую семью из других кукол и весёлых кукольников, юношей и девушек, таких весёлых, озорных, которые дарили детям сказку.
Кукла настолько поверила, что вот-вот оживёт, что однажды ей показалось, что её сердце вдруг тихо стукнуло за слоем плотного бархата... Это случилось дома у Артиста, когда он снова забрал её к себе, чтобы сшить новое платье. Она захотела проверить, не почудилось ли ей это, и оборвала тонкие нити с ног и рук, а потом разорвала шов на своей груди, но оттуда полезла только вата...
Не веря своим глазам, Кукла вытаскивала её, надеясь, что вот-вот увидит... она не знала, что именно, но ей так хотелось стать живой, что она искала хоть что-нибудь в своём игрушечном теле, что ожило бы, что-нибудь, что подарило бы ей надежду на то, что Артист не избавится от неё когда-нибудь, как от ненужного хлама.
Она искала - и не находила...
... Артист долго искал свою любимую Куклу и нашёл её, всю разодранную, за диваном, куда она упала. Он долго ругал того пса, который когда-то нашёл её голову в саду, думая, что это он такое с ней сотворил. Пёс виновато скулил, а Кукла не могла объяснить, что это она сама разорвала в клочки своё нарядное тело, чтобы найти в нём хоть что-то живое, чтобы её мечты внезапно стали явью...
Долго думал Артист, восстанавливать ли своё лучшее творение, и в конце концов решил, что театру нужна новая Принцесса, а на этой, несмотря на всю нелёгкую работу, уже давно змеились трещинки и местами никак не хотела держаться краска. Да и глаза, когда-то, казалось, светившиеся счастьем, внезапно как-то померкли и перестали его радовать.
Нет, он не выкинул её, всё же он был добрым Артистом, он просто оставил её в самом далёком углу за кулисами, где хранились другие такие же, как она, из уважения к их яркому прошлому.
Она снова была разорвана и забыта, теперь уже по своей вине. Она висела в пропахшей пылью темноте на вешалке и думала, много думала, ведь у неё теперь не было даже неба, которым можно было бы любоваться. Иногда она жалела о том, что натворила, вспоминая тепло и заботу Артиста, с которым она столько времени чувствовала себя в безопасности, окружённой любящей семьёй. Ей не хватало этого, но она понимала, что рано или поздно это всё равно случилось бы. Ведь она так и не стала живой...
Кукла не знала, сколько она провисела там, в темноте и паутине. Её только изредка, нечаянно, касались чьи-то руки, искавшие какую-то другую куклу. Она каждый раз вздрагивала от этих прикосновений и отодвигалась всё дальше и дальше, в самый тёмный угол, где никто уже не смог бы даже случайно дотронуться до неё.
Она не разговаривала с другими куклами, застывшими на вешалках вокруг неё, они всё равно не спасли бы её от одиночества, рвущего её кукольную душу на части. Ей были нужны люди, но теперь она слишком боялась их...
...И вдруг однажды темноту прорезал яркий свет, ослепивший Куклу и осветивший её маленькое укрытие. И она увидела Юношу. Он был с ведром и тряпкой, совсем молодой, видимо поэтому его наняли убирать здесь, хотя она никогда раньше его почему-то не видела... или просто не замечала?
Юноша был серьёзный, даже какой-то грустный. А ещё у него были зелёные глаза. Цвета летней листвы, согретой солнцем. Кукла больше всего любила лето, когда дышалось так легко, когда небо было таким высоким и чистым, а солнце согревало её своими лучами. И раз посмотрев в глаза Юноше, она вдруг увидела там это лето... и у неё на душе стало так тепло, как будто небо раскинулось над ней вместо старых потолочных досок... И прошлое перестало существовать для неё... Она всё смотрела в эти глаза и растворялась в них, и что самое интересное, Юноша тоже как-то странно смотрел на неё, как будто увидел, что её губы дрогнули и улыбнулись...
Юноша забрал её с собой в тот же вечер. Втихомолку, словно боясь, что кто-то её отнимет, хотя по правде сказать она уже давно никому не была нужна. И всё же Кукле было приятно, что он так ценил её.
Когда он штопал её платье, она сквозь оцепенение чувствовала его руки, шершавые, натруженые, но удивительно ласковые... его прикосновения были так приятны, что она боялась поверить в то, что это происходит с ней... Он гладил её по волосам и смотрел на неё так странно... А когда Юноша стёр пыль с её лица и улыбнулся ей, в её груди что-то гулко стукнуло...
...Её сердце впервые забилось...
Но она уже не думала об этом. Она боялась мечтать, боялась верить. Он старался быть рядом всё свободное время, и она не понимала, почему он выбрал именно её. И почему ей так хорошо с ним рядом, почему она растворяется в этих глазах, и иногда ей казалось, что и он думает о том же, глядя на неё.
От его улыбки стук её сердца становился громче, и ей даже казалось, что он чувствует это биение, когда, вернувшись с работы, прижимает её к себе. В ней медленно разгоралась искорка, рождённая самой непонятной и самой большой в её жизни Любовью. Он радовал её приятными мелочами, вплетал цветы ей в волосы. Он не мог дать ей практически ничего, кроме своей любви, которую она видела и в которую верила, даже если бы он не говорил о ней. Но кроме этой любви ей ничего и не было нужно...
Она так мало знала о нём, но почему-то была уверена, что это и есть Любовь, потому что ей стало всё равно, живая она или нет. Она готова была вечно пылиться в углу его комнаты, лишь бы иметь возможность видеть его, слышать, надеяться на прикосновение... а ещё потому, что билось, билось всё сильнее крошечное кукольное сердечко, и в глазах стояли живые слёзы от счастья, для которого она не нашла бы слов, даже если бы могла говорить... и росла внутри искорка, росла, превращаясь в маленькое горячее солнце, согревающее её изнутри...
И однажды она проснулась. Открыла глаза и вдруг поняла, что может двигаться. Говорить. Жить...
Не веря себе, она неловко встала и осторожно, боясь даже дышать, подошла к зеркалу на стене. Оттуда на неё смотрела, испуганно округлив глаза... Девушка... Настоящая, живая. Она поняла, что дышит, и отражение изумлённо приоткрыло губы.
Как же долго она мечтала об этом... Кукла... нет, теперь уже Девушка прижала ладошки к щекам и рассмеялась, чисто и радостно, впервые за свою жизнь. Юноша! Надо найти его, сказать ему!...
Но Юноши нигде не было. Не появился он и к вечеру. Она только зря прождала его весь день и всю ночь. Она искала его в театре, где её никто не узнал, только Артист как-то странно посмотрел на непрошенную гостью. Юношу никто не видел. Но Девушка знала, что он жив, что он обязательно должен быть рядом, ведь только любовь к нему, такая внезапная и странная, оживила её.
И тем не менее он не возвращался...
Она пыталась жить без него, стала работать в театре, перебирать старых кукол, стряхивать пыль с тех, которые ещё можно было вернуть на сцену, и делая жизнь совсем непригодных к выступлению чуть-чуть лучше. Проходили дни, недели и месяцы, а Юноша не возвращался, и Девушка никак не могла понять, почему, ведь он так любил её! Она видела это, знала это, ведь только Любовь, большая и настоящая, могла породить эту искорку, это крошечное солнце, живущее внутри неё...
Девушка очень боялась, что без Юноши оно погаснет, и однажды она снова проснётся безжизненной Куклой, в которой просто не может биться живое сердце. Но проходили дни, а солнце не гасло, оно горело внутри, согревая её душу своим ласковым теплом. Девушка не могла и не хотела забывать Юношу. Она ждала его, и вечерами эта тоска проливалась в тёплых слезах, горьких, но живых...
И она знала, что дождётся. И Юноша (а может она уже назовёт его Мужчиной) однажды зайдёт в комнату и улыбнётся, как прежде, только теперь всё будет иначе, ведь они смогут дать друг другу намного больше, чем когда-то могли подарить друг другу Юноша и Кукла...
...Потому что одно маленькое солнце внутри намного важнее миллионов сияющих солнц снаружи...