Аннотация: - Странствующий воин? Ха! Скажи ещё после этого, что он не графский наймит.
Глава 5
1.
- Он сбежал! - тревожный возглас брата Константиуса.
- Как?! - недоумение купца Вильгельма.
Бриан молчал, глядя на едва прикрытое окно комнаты первого этажа, в которую прошлым вечером ушёл спать юный флейтист.
- Я должен разыскать его, - произнёс наконец воин, направившись к выходу. - Иначе его найдут другие.
- Я с вами! - порывисто заявил монах.
Бриан пристально глянул на молодого священнослужителя, не сказав ни слова в ответ, и лишь шагнув за порог кратко бросил через плечо: - Собирайтесь быстрее. Каждая минута дорога.
Сборы были непродолжительны. Под причитания и рукоплескания купца монах и воин собрали в седельные сумы все свои вещи, оседлали коней, ухоженных за время пребывания на постое в Ульме лучше чем когда-либо, и, спешно попрощавшись с Вильгельмом и его семьёй, направились к городским воротам. До ворот добрались аллюром, а за пределами городских стен Бриан пустил скакуна в галоп.
- Как вы намерены разыскать его следы? - прокричал брат Константиус ему вдогонку, изо всех сил пытаясь не отставать от мечника.
- Доверюсь Лугу. Он укажет мне путь, - воин указал рукой на чёрную птицу, севшую на ветвь старого дуба, что рос по дороге в Лангенвальдский лес.
- Как вы можете так бессердечно шутить в этот нелёгкий час? - возмутился францисканец, нагнав наконец спутника и поравнявшись с ним.
- Я не шучу. Луг - прекрасный следопыт; видит то, что нам не доступно, и знает то, что нам, быть может, не узнать никогда.
- Встреть я вас впервые, решил бы, что вы спятили, господин Бриан. Но и сейчас вы мне напоминаете умалишённого. Откуда такая привязанность к этой птице? Такое впечатление, что вы доверяете ей больше, чем людям!
- Ваша правда. Я чувствую этого пернатого, как никого на этом свете. Иногда мне кажется, что в нём кроется частица меня, а во мне - что-то от его сущности. Не могу объяснить эту связь... Но к чему эти речи, брат Константиус? Вы ведь служите Господу, так отчего недолюбливаете Его созданий?
- Эти падальщики несут в себе предательское начало. Достаточно один раз увидеть их пиршество на затихшем поле битвы, чтобы понять, насколько они отвратительны и жутки. А вспомните притчу о вороне с Ноева ковчега?
- Вороны созданы Богом так же, как и прочие живые твари, в том числе - как вы и я. А что до моей привязанности к Лугу, то я обязан ему жизнью. Он спас меня, предупредив о смертельной опасности. Вороны - птицы вещие; нужно только знать их повадки и связанные с ними приметы, чтобы разгадать их пророчества. Однако ныне лишь немногие избранные хранят в памяти тайные знания древних.
- Но позвольте, вы же говорите о временах язычества! Звучит как самая настоящая ересь.
- Ха! Ересь, - Бриан покачал головой. - Многое в наши дни именуется ересью с точки зрения папской церкви. Слишком многое. Знания друидов древности, убеждения несчастных альбигойцев... даже тамплиеры - воины Храма, Бедные Рыцари Христа - и те были обвинены в ереси! Перечень людей, погибших за свои идеи по велению Рима, огромен - и до сих пор продолжает расти. Простите, брат, но в таком разговоре мы вряд ли найдём точки соприкосновения наших мнений, поэтому предлагаю прекратить диспут.
- Воля ваша, господин рыцарь. Простите мне мою резкость - что ни говори, а я обязан вам жизнью...
- Оставьте, брат Константиус, у меня нет и не может быть должников, - отрезал Бриан.
- Вот это истинно по-христиански! Что ж, останемся каждый при своём мнении относительно церковных устоев. Но я буду безмерно признателен вам и вашему ворону, если благодаря ему нам удастся разыскать Эриха.
- Я найду его, - уверенно проговорил Бриан.
- Вы, кажется, решили, что его нужно искать в лесу?
- Он ушёл туда. Я верю Лугу и не привык получать от него ложных известий.
- Значит, так тому и быть. Снова в лес!
Далее ехали молча, вслушиваясь в голоса леса, который тоже старался не слишком шуметь. От такой тишины у брата Константиуса сжималось сердце, а вот Бриан ехал спокойно, пристально изучая следы на дороге. Казалось, какое-то требующее разряда напряжение повисло в неподвижном воздухе. Непонятное чутьё подсказывало, или скорее даже нашёптывало францисканцу о том, что с минуты на минуту должно произойти нечто неожиданное. Ничего определённого, но монах чувствовал, что вот-вот разразится гроза и нарушит тревожное затишье.
И гроза не преминула разразиться: внезапно из-за могучего древнего дуба, что рос неподалёку от дороги, раздался крик.
- Стоять!
Брат Константиус натянул поводья. Правая рука Бриана машинально легла на эфес меча.
- Даже не думай, герой хренов! - пригрозил кто-то из-за дерева по другую сторону дороги. Брат Константиус проследил за взглядом Бриана - и увидел чёрное дуло аркебузы, направленное прямо на них кем-то скрывающимся в зарослях.
- А ну, слезай с лошадей, отродье треклятое! - снова тот же голос из-за дуба. - Тута вам не графская земля, и ответ держать будете не перед Лангенвальдом, что б ему сдохнуть, а перед вольными людьми Чёрного леса!
Воин и монах молча спешились, не давая повода человеку с аркебузой выстрелить.
- Вы можете взять всё то немногое, что есть у нас при себе, вольные люди, - заговорил Бриан. - Но, небом заклинаю, пропустите нас дальше, ибо дело наше не терпит промедления.
- Чудной выговор у тебя, вроде как не местный, - произнёс тот, что прятался за дубом. - Видать, очередной иноземный наёмник графа, не иначе. Понабрал себе, ирод, пришлых мерзавцев, как будто местных ему уже не хватает. А энто что за фрукт, без оружия?
- Брат Ordo Fratrum Minorum, монах-паломник, слуга Господень, - ответил брат Константиус невидимому разбойнику, - а тот, кого вы ошибочно приняли за наёмника графа Лангенвальда - странствующий воин, Бриан из Лотарингии. Я обязан ему жизнью.
- Странствующий воин? Ха! Скажи ещё после этого, что он не графский наймит. Да любой вооружённый сброд, что тута околачивается, под его знамя встаёт, как он есть самый знаменитый в этих краях, мать его, кондотьер!
- Но я не лгу вам, добрые люди, - продолжал монах. - Мы оба - иностранцы, и спешим по весьма важному делу. Так уж случилось, что путь наш пролегает через этот лес. Мы готовы откупиться, чтобы продолжить своё путешествие.
- А откудова мне знать, что ты не шпиён господский? А ну, выкладывайте, за каким дьяволом сюда сунулись?
- Но если мы станем рассказывать обо всём, что вы хотите знать, то потеряем драгоценное время...
- Так, надоело мне с вами цацкаться. Всё расскажете нашему атаману!
Разбойник вышел из укрытия, взял под уздцы коней и произнёс:
- А ну, идите за мной, да без выкрутасов. Ты, братец, пистоль и железяку свою отдай. Вот так, ага. А теперь - потопали!
Разбойник с аркебузой вышел следом, разоружил Бриана и пошёл замыкающим. Так и шли они по едва заметным, заросшим лесным тропам: впереди завладевший конями разбойник, за ним - Бриан и Константиус, а следом грозный "вольный человек" с огнестрельным оружием в руках. Никто не замечал ещё одного спутника этой странной колонны. Им был большой старый ворон по имени Луг, который непрестанно следовал за ними по воздуху. Вся эта небольшая процессия углублялась всё дальше в лес, пока воин и монах, не заметив как, оказались в лощине, где нашли себе приют в нескольких хижинах вольные лесные люди. Навстречу им вышли два человека. Первый - невысокого роста крепко сбитый мужчина средних лет с большим двуручным мечом на плече. Второй - стареющий черноволосый цыган с золотым кольцом в ухе и чёрной повязкой на левом глазу.
- Кого привёл, Кристиан? - спросил одноглазый.
- Похоже, шпиёны, атаман, - ответил разбойник, шедший впереди. - Выговор иноземный, оба на конях, один был при оружии. Сдаётся, служат они Лангенвальду и проезжали тута неспроста, хотя и выдают себя за мирных путешественников.
- Занятно, - проговорил цыган. - Не отказался бы самолично побеседовать с такими необыкновенными гостями. Пройдёмте в моё скромное пристанище, господа хорошие.
Последняя фраза была уже адресована пленникам. Проследовав за цыганом и его вооружённым спутником, монах и воин оказались в хижине разбойничьего вожака. Внутреннее убранство пришельцев не заинтересовало, зато оба оторопело воззрились на людей, оказавшихся в этом помещении.
- Йозеф! - в один голос воскликнули новые гости Грофо. Их столь же удивлённо и обрадованно встречали трактирщик Йозеф, его жена Иоганна, племянница Хельга и мрачный кузнец Гильберт.
- Да вы, кажется, знакомы, - присвистнул цыган. - Что ж, тем интереснее будет нам с вами потолковать...
2.
- Добро пожаловать в гостиницу старого Йозефа, мейн геррен унд дамен! Будьте как дома и не отказывайте себе ни в чём. Двери этого заведения всегда открыты для тех, кому нужен кров, отдых и тёплый ужин в долгом пути. А сейчас я сыграю для вас несколько мелодий, чтобы вечер прошёл веселей!
Эрих говорил, обращаясь к самому себе. Он был один. Далеко, на целые мили вокруг, никого из людей не было. Он шёл по утреннему лесу, сбивая с трав росу своими башмаками, и в насмешку над собой произносил обыкновенные, давно уже ставшие ритуальными слова, с которыми обращался к постояльцам своего дяди едва ли не каждый вечер.
А теперь сомневался, скажет ли их ещё кому-нибудь, как раньше.
И он смеялся.
Смеялся со злобой, оттого, что не вернуть уже прежней жизни.
Смеялся с досадой, ругая себя за то, что ничего не сделал, чтобы отвести беду.
Смеялся с отчаянием, понимая, что отвести беду он был попросту не в силах.
Смеялся, чтобы только не заплакать.
Он знал про себя, что он - всего лишь малолетний музыкант, не способный держать в руках оружие, а беды, которые обрушились на него и его близких, не каждому взрослому по плечу.
И ещё - с той самой злополучной ночи всё для него происходило как во сне. В страшном, смутном, непонятном сне.
Пора было просыпаться.
Только вот проснуться суждено ему уже не в уютном, с детства знакомом доме Йозефа, ведь если верить тому, что рассказал купец Вильгельм, тот дом сгорел. Да и уже не тем беззаботным мальчишкой проснётся он, а кем-то другим, повзрослевшим, обновлённым, незнакомым самому себе. Да, Эрих сомневался, что узнает этого нового себя. Уже не узнавал. Но действовать было необходимо, и поэтому Эрих сделал первый самостоятельный шаг - сбежал из купеческого дома на исходе ночи - и на рассвете, когда открыли городские ворота, покинул вольный город Ульм. Этот шаг не поддавался объяснению. Эриху самому до конца было не ясно, зачем он это сделал. Просто его вело какое-то наитие. Уводило подальше от людского шума, от сёл и городов, в древний Чёрный лес, словно именно там надо было искать ответы на все загадки и вопросы. А загадок и вопросов накопилось так много, что непонятно было, откуда начать, с какого конца распутывать этот огромный клубок.
- А сейчас я сыграю для вас несколько мелодий, чтобы вечер прошёл веселей! - Повторил Эрих давным-давно заученную фразу и достал из-за пазухи флейту - единственную вещь, которую сохранил при себе во всём этом хаосе. Он ни на миг не расставался с инструментом - это был его талисман, его заветный друг, его спасительная соломинка среди водоворота всяческих передряг.
И паренёк стал наигрывать на ходу одну из мелодий, которой его обучили ещё в далёком детстве остановившиеся как-то у Йозефа странствующие миннезингеры. Эрих играл в своё удовольствие, и с каждым куплетом на душе у него становилось всё легче. Лес встречал его приветливо и - то ли юному музыканту показалось, то ли нет - вторил его трелям пением птиц или тихим шелестом листвы на ветру.
Эрих играл одну за другой все песни, какие помнил, а их у него было предостаточно. Когда же флейтист перебрал все известные ему мелодии, выяснилось, что он забрался в самую глушь, покуда брёл неведомыми тропами куда глаза глядят. Но в этой глуши всё было привлекательно: и изумрудная листва, пронзённая тонкими клинками солнечных лучей, и кристальные капли росы, алмазами переливающиеся на кустах малины, и лёгкая полупрозрачная дымка над мягкой травой, устилавшей поляны. В этих местах Эрих никогда в своей жизни не бывал и никогда ещё не видел подобной красоты. Глядя на всё это, он позабыл о горестях последних дней. Ему вдруг захотелось петь. Но за себя он позволил петь своей флейте, и та зазвучала совершенно по-новому.
Эрих ни разу в жизни не слышал похожей мелодии, но эта музыка удивительным образом гармонировала с окружающей природой, со светом солнца, звуками и ароматами леса - со всем, что было вокруг. Эрих услышал голоса неведомых птиц, подпевавших ему, и вдруг его осенило.
Он понял, что этот лес - вовсе не тот, в который он не так давно вошёл. И даже больше: здесь вообще не тот мир, где есть Большой тракт, Спорный брод, вольный город Ульм, Лангенвальд или Чёрный лес. Здесь просто другой мир. Совсем. Мир новый, неизвестный, безымянный. Мир, в который Эрих попасть не стремился, но попал, так запросто, невзначай, лишь поверив странному чувству внутри и пойдя за ним как слепой за поводырём.
Четырнадцатилетний музыкант недоумевал, теряясь в догадках, откуда у него могли появиться такие мысли, а флейта его всё пела, сплетая совсем новые, никогда и никем ещё не слышанные музыкальные кружева, а голоса невиданных птиц всё вторили ей переливчатым хором, а незнакомая дорога-недотрога вела всё дальше, к новым открытиям и чудесам...
Из-за деревьев донёсся стук копыт, и Эрих оборвал игру. Не страх, но неведомое волнение вдруг захлестнуло его сердце. На поляну выехал одинокий всадник, не знакомый юному музыканту, как и всё в этом новом мире.
Стройный мускулистый жеребец наездника был бел как снег, его длинная грива ниспадала искристыми льняными прядями почти до самой земли. На всаднике было платье странствующего рыцаря. Плечи его покрывал чёрный плащ, а голову - зелёный бархатный берет с длинным изогнутым пером, которое, казалось, полыхало огнём на солнце. Из-под головного убора выбивались золотистые волосы, а лицо обрамляла аккуратная бородка того же цвета. Всадник подъехал ближе, и Эрих, даже не пытавшийся убежать, разглядел, что у незнакомца бездонные небесно-голубые глаза, лишённые зрачков. Это порядком ошарашило юного музыканта, и он остался стоять как вкопанный, молча, держа свою флейту меж пальцев на полпути к губам.
- Здравствуй, отрок, - поприветствовал Эриха незнакомец красивым, звучным голосом. - Моё имя Альберих. Я хозяин этих мест. Кто ты и как сюда попал?
- Здравствуйте, господин. Моё имя... - пробормотал Сын Эльфа, оставаясь в полной неподвижности, и на некоторое время замолчал. Теперь он размышлял, косясь на шпагу, что висела у пояса незнакомца, назваться ли ему своим именем или солгать. Подумав, решил ответить честно:
- Моё имя Эрих, по прозвищу Сын Эльфа.
- И как же ты оказался в моих владениях, Сын Эльфа? - спросил Альберих, с улыбкой произнеся прозвище юного флейтиста.
- Как-то так получилось, - глуповато усмехнулся Эрих. - Шёл, шёл - и вот оказался тут.
- А что тебе от меня нужно? - спросил вдруг всадник, свысока глядя на подростка своими сверхъестественными глазами.
Эрих удивлённо воззрился на всадника, сменил позу, опустив руку с флейтой, и настороженно ответил:
- С чего вы взяли, что мне что-то нужно от вас, господин Альберих?
- С того, что ты звал меня, - улыбнулся "господин Альберих", демонстрируя ровные ряды мелких, жемчужно-белых зубов. - Я слышал условный знак - флейта пропела особую мелодию, а это означает лишь одно: пришло время, и тебе понадобилась моя помощь. Я готов.
- Но я вовсе не собирался звать вас, господин. Я ведь даже не знал вас до этой минуты. Всего лишь играл сам для себя, безо всякой цели подать какой-то знак...
- Но я услышал твой зов. Это произошло само собой, Эрих, потому что так и должно было произойти. Вряд ли ты поймёшь это сейчас, но со временем... Мне предстоит многое объяснить тебе, Сын Эльфа, поэтому идём со мной: к чему разговаривать под открытым небом, когда мой дом неподалёку?
Хотя незнакомец говорил загадками и особого доверия подростку не внушал, но по выражению его лица сирота понял, что тот знает нечто такое, что непременно должен узнать и он, Эрих, Сын Эльфа.
И Эрих уверенно последовал за необычным всадником, который легонько тронул поводья, пустив чудесного скакуна вперёд медленным мерным шагом.
3.
- Не ожидал увидеть вас здесь, - проговорил брат Константиус, обращаясь к Йозефу.
- Ваш визит столь же внезапен для нас, - ответил старик.
- Нам предстоит многое объяснить вам, - сказал францисканец и изложил всё, что случилось с Эрихом начиная с того дня, как на постоялый двор явились люди Лангенвальда. Йозеф слушал рассказ с замиранием сердца, ни словом не перебивая Константиуса. Когда же тот закончил, старик не смог сдержать счастливой улыбки и слёз, что непрошено наворачивались на глаза.
- Значит, жив наш музыкант! - твердил бывший трактирщик. - Умоляю, разыщите его, господа!
- Затем мы и пустились в путь, - сказал Бриан, косо поглядывая на двуручный меч стоявшего за цыганом разбойника. Вдруг, будто приняв какое-то решение, обратился к трактирщику:
- Эриху грозит опасность. Можем ли мы поговорить наедине? Только я, вы и брат Константиус?
- Нет уж, позволь, рыцарь, - перебил его разбойный атаман. - В моём жилище от меня секретов быть не может.
- Тогда дай клятву, что никому не выдашь того, что услышишь здесь, - невозмутимо ответил Бриан, словно не с главарём разбойников говорил, а с купцом, расположенным к торгам.
- Слово атамана, - так же невозмутимо ответил Грофо. Рыцарь покосился в сторону разбойника с цвайгандером на плече. Тот так и стоял у входа, не шелохнувшись за всё время разговора.
- Поверь мне, рыцарь, здесь случайных людей нет, - сказал предводитель разбойников Чёрного леса, перехватив взгляд Бриана. - Всем есть, что поведать-рассказать из одной и той же истории.
Бриан приподнял бровь. Брат Константиус переводил недоумевающий взгляд с воина на разбойного атамана. Йозеф и его домочадцы непонимающе смотрели на всех троих.
- Кто в таком случае начнёт? - спросил Бриан.
- Я начну, - заговорил Грофо. - Ты назвал имя, рыцарь. Сказал, что Эриху грозит опасность. Я знаю, кто такой этот Эрих и какая опасность ему грозит. Знаю истоки этой истории, начавшейся задолго до рождения Эриха. Потому и расскажу всё, как на духу: сердце облегчу да с совестью рассчитаюсь, а уж вы потом решайте, что добавить к моему рассказу и что в нём исправить, если понадобится. Говорить буду долго, но только о том, что сам слышал и чему сам был свидетелем. Дело это давнее и тёмное, всего может и не вспомню, однако же, надеюсь, что собравшиеся помогут мне освежить обветшалую память.
Началась эта история четырнадцать лет тому назад.
Жила в маленькой деревушке неподалёку от Ульмского тракта травница по имени Кристина - девушка неописуемой красоты. Многие были в неё влюблены, засылали сватов со всей округи. Проезжие миннезингеры, бывавшие в тех краях, раз увидев девицу, воспевали её в своих балладах на каждом перекрёстке, местные силачи всегда и всюду готовы были стать ей защитой и опорой. Да и ваш покорный слуга, в ту пору молодой цыган-сорвиголова, совершил немало безумств во имя обожаемой красавицы... Но сердце девушки к тому времени уже покорил единственный избранник. Никто не знал, кто он такой; никто не видел этого таинственного счастливчика. Но по всему было понятно: есть у Кристины любимый, которого она ни на кого другого не променяет. Правда, этот неизвестный с ней вместе не показывался, а приходил, как говорили, откуда-то со стороны леса по ночам, да так бесшумно и скрытно, что люди шептались, будто это призрак или дух лесной. И сейчас я всё больше склоняюсь к мысли, что слухи те были недалеки от истины...
Настал день, когда всем стало ясно, что Кристина ждёт дитя. И в положенный срок родился мальчик, которого позднее назвали Эрих. Да-да, тот самый Эрих, что впоследствии прослыл на всю округу даровитым музыкантом, и послушать которого съезжался люд на твой постоялый двор, почтенный Йозеф.
Но не долго длилось счастье влюблённых. Вскоре ландграф Эберхард фон Лангенвальд нашёл убежище Кристины и тёмной ночью направил за ней своих свирепых рейтаров. Мне неведомы намерения Лангенвальда, но его наёмники уже тогда охотились за Кристиной и её сыном, опрашивая людей, не встречалась ли им такая-то красавица с младенцем на руках. Благодаря своим лазутчикам я выведал планы графа прежде, чем тот снарядил погоню, и в последний момент сумел спасти Кристину и Эриха, забрав их с собой и укрыв в лесу, в тайном убежище ватаги бунтарей. Ведь я всё ещё любил Кристину без памяти.
Однако и там нашли нас вездесущие всадники графа. Однажды ночью единым ударом, в короткой и кровавой схватке, они разбили мой отряд... но не нашли Кристину и её ребёнка. В том бою сам граф потерял правую руку, а я в результате ранения потерял левый глаз, но выжил, хотя на поле боя был принят за мёртвого.
- А что же стало с Кристиной и Эрихом?
- Сейчас расскажу, - выступил на свет разбойник с цвайгандером на плече. Все взоры теперь обратились к нему. Он был таким молчуном, что, казалось, никто не ждал от него и слова, думая, что он немой. Разбойник же невозмутимо повёл свой рассказ: - Зовут меня Якоб-меченосец. С Грофо меня связывает давняя и крепкая дружба - ещё с солдатских времён, когда мы бились под знамёнами императора Максимилиана в Италии. Потом, вместе с Грофо перешёл я под знамя вольных людей. Так и повелось с тех пор: куда он - туда и я. В ту злополучную ночь Грофо поручил мне вывести Кристину и её сына из-под удара. Его слово для меня всегда закон. Я взял свой меч и повёл их с собой скрытыми тропами вглубь леса, чтобы избавиться от погони. Но это было не так-то просто. Вскоре нас стали нагонять люди Лангенвальда, и тогда, поняв, что уже не уйти, я укрыл их в овраге у Спорного Брода, а сам встал на пути преследователей. Драка была нешуточная, и мне удалось порубить пару-тройку графских прихвостней, прежде чем сам получил под рёбра три дюйма стали. Пальчики мои, кстати, тоже там, у Спорного Брода остались, так что свой счёт к Эббо фон Лангенвальду и у меня имеется. Однако прошу простить за отступление. Теперь - о важном. Кристина с ребёнком исчезли у меня из поля зрения с того момента, как я насмерть схватился с преследователями. Но когда с теми было покончено, я, несмотря на кинжал в боку, всё ещё держался на ногах и даже доковылял кое-как до оврага. И то, что я там увидел, до сих пор не покидает меня в ночных кошмарах. - Якоб-меченосец смотрел в пространство перед собой своими дикими глазами, и по его виду было совершенно ясно, что насчёт кошмаров он не соврал ни на йоту. По лицу его пробежала тень, вызванная тревожными воспоминаниями. Нервно сглотнув, словно отгоняя наваждение, разбойник продолжил. - Я увидел огромную косматую тварь на двух ногах, что склонилась над... трупом женщины. Сначала я было подумал, что это какой-то необыкновенно крупный волк или медведь-шатун напал из чащи. Но тут тварь обернулась ко мне. Никогда не забуду это чудище. Косматая образина, скаля окровавленную пасть, смотрела прямо на меня, и я готов оставшимися на обеих руках пальцами поклясться, что ни у единого зверя не бывает таких глаз. Хищные, огромные... и, да, разумные. Эти глаза прожигали меня насквозь таким ужасом, какого я ни до, ни после этого никогда не испытывал. То был не зверь лесной, а оборотень, или демон из самых недр преисподней. Я посмотрел на тело девушки. У Кристины было разодрано горло. Младенец был жив. Он лежал рядом, в зарослях папоротника, и плакал. Всюду - кровь. Видя, что мать уже не спасти, я решил вызволить ребёнка и, собрав остатки сил, бросился на демона. Но тот увернулся от моего цвайгандера и отшвырнул меня прочь, как тростинку. Да, просто отшвырнул. Не стал добивать, терзать клыками. Я же при падении изрядно ударился головой о дерево и стал терять сознание. Но перед тем, как провалиться в забытьё, я видел, как мимо проносится бурая туша таинственного хищника. Словно почуяв близкую погоню, чудовище бросилось из оврага прочь, а на другом краю появилась полупрозрачная фигура, словно бы сотканная из тумана. В бреду это было или наяву - не знаю, потому что в следующий миг я свалился без памяти. Когда пришёл в себя - ни зверя, ни младенца, ни примерещившегося мне призрака нигде не было. Только труп этой женщины с застывшим ужасом на мёртвом лице. Вот тогда-то я и поклялся мстить Лангенвальду и его наёмникам за эту смерть и за все другие горести, что причинили они ни в чём не повинным людям своими деяниями. Столкнувшись с демонической тварью, я понял, что графу содействуют тёмные силы, а значит долг всякого честного воина противостоять этому злу.
- После той битвы из нашего отряда выжили лишь Якоб да я, - добавил Грофо, - и только потому, что, лёжа без чувств среди трупов, ничем не отличались от убитых. Наши товарищи, что остались в живых, как мы узнали позже, были все до единого схвачены и, по приговору графа, повешены вдоль Ульмского тракта. После этого граф Лангенвальд объявил себя избавителем мирных людей от разбойников Чёрного леса. Так что мы с Якобом - единственные свидетели того, что произошло в ночь, когда Эрих осиротел. За исключением, конечно, самого Лангенвальда и его наёмников, но их молчание сполна оплачено графским золотом. Стало быть, на любом суде наше слово, слово разбойников и смутьянов, против слова героя-кондотьера, заступника и избавителя, каковым считается Лангенвальд, не будет стоить и ломаного гроша. Выручать Эриха нужно как-то иначе.
- Судя по тому, что ты сейчас рассказал, Грофо, у Эриха есть защитники. Причём не только из нашего мира, - проговорил Бриан. Услышав это, цыган усмехнулся в усы, брат Константиус поспешно перекрестился, а семейство Йозефа изумлённо воззрилось на рыцаря. Бриан вышел на середину комнаты, обвёл взглядом присутствующих и повёл речь: - Похоже, пришёл мой черёд рассказать свою часть этой истории. Вы не знаете, кто я такой, многие из вас видят меня впервые, и мой собственный обет принуждает меня хранить свою тайну, потому что она не только моя... но, поскольку каждый из нас поклялся, что сказанное здесь не покинет этих стен, я откроюсь вам. Моё настоящее имя - Бран Ап Лланкарфан, и я служу Ордену Хранителей. Стерегу двери из нашего мира в мир иной. Наш Орден существует с зари времён: в разные эпохи мы звались волхвами и друидами, архонтами или алхимиками. Мы собираем, постигаем и храним тайные знания, сверхъестественные явления и непознанные сущности от начала истории человечества. Знаю, меня могут не понять, а присутствующие здесь служители церкви - ещё и обвинить в ереси, и тем не менее клянусь вам, что мои слова - чистая правда. Доказательством тому - сам Эрих, его исключительность, его таланты, происхождение и судьба. Итак, слушайте...
В потайных скрипториях ордена Хранителей содержатся рукописи, давно утерянные человечеством: те, что чудом уцелели в пожарах и войнах, в погромах и катаклизмах. Те, что горели при пожаре в Александрийской библиотеке, и те, что уничтожали в захваченном Риме дикие вандалы; трактаты мудрецов поверженного Карфагена, древнеегипетские папирусы, письма обитателей затонувшей Атлантиды и пергаменты истреблённых церковью альбигойцев. Но, вопреки расхожему заблуждению, манускрипты не горят. Тем более те, в которых сокрыты древние великие тайны о тонких мирах, что сосуществуют рядом с нашим и при соприкосновении с которыми в нашем мире происходят явления, кои люди называют чудесами. Во многих из них, содержащих мифы и легенды сгинувших и ныне процветающих народов мира, есть истории, схожие, как братья-близнецы. И вот один из мотивов, повторяющийся из мифа в миф - это история, в которой действует дитя человеческого рода и народа тонкого мира. Такими были Пэк и Мерлин, Робин Гудфеллоу и Геракл. За всю историю человечества такие рождались раз в столетье, и чудо их рождения - тайна за семью печатями. Наш Орден хранит эти тайны и в нужный момент приходит на защиту Чуда, когда защита действительно необходима. Так вот, уважаемые. Я уверяю вас, что Эрих - это и есть самое что ни наесть чудо, и опасность, которая нависла над ним, очень велика. Так велика, что грозит нашему миру ужасными катастрофами. Демонические силы стремятся завладеть им, чтобы разрушить барьер, отделяющий миры друг от друга и хранящий столь хрупкий баланс. И я, как рыцарь Ордена Хранителей, обязан встать на защиту Эриха.
Братство поручило мне отправиться в эти края и отыскать дитя-Талисман прежде приспешников Тьмы, чтобы взять его под свою защиту. Я прибыл в эту страну под чужим именем, после долгих поисков нашёл Эриха, но по слабости своей ещё сомневался, он ли является Талисманом. Лишь та охота, что устроили на него враждебные силы, окончательно убедила меня в том, что он и есть то Чудо, тот Талисман, защита которого поручена мне Орденом. В решающий час я был вынужден выйти из тени и дать отпор посланным за ним рейтарам. Признаюсь, едва успел на выручку; ещё чуть-чуть - и рейтары схватили бы отрока. Что было дальше - всем вам известно, так как об этом рассказал брат Константиус. Но затем Эрих сбежал из купеческого дома, и вот теперь мы пытаемся его отыскать. У вас есть, что добавить, добрый брат?
Францисканец почувствовал, как все взгляды обратились к нему. И чувство это отнюдь не придало ему смелости. Но, приняв условия и поклявшись, как все, быть откровенным и хранить услышанные здесь тайны, как мог он не открыться этим людям? И монах вышел вперёд.
- Должен сказать вам правду. Я пришёл издалека. Пришёл, чтобы засвидетельствовать и письменно изложить тот феномен, молва о котором достигла и тех краёв, где располагается мой монастырь, а это, поверьте, очень и очень далеко отсюда. Началось всё с того, что однажды мне было видение: два войска сошлись в поле среди холмов, и одно стояло под знамёнами Света, другое - под стягами Тьмы. Смысл видения был поначалу мне неясен, но со временем, по ночам, оно стало посещать меня всё чаще и чаще. И вот уже я стал отчётливее видеть отдельные символы, образы, лица... ярче и отчётливее прочих видел я лик отрока, что белым облаком витал в небесах над той жестокой битвой. Тогда я не знал, что это за отрок, как его имя, живой это человек или морок, посланный духами ночи. Но однажды решил я отправиться в паломничество на север, чтобы понять природу своих видений. Я двигался по наитию, больше полагаясь на интуицию, нежели на здравый смысл. И вот настал тот день, когда добрался я до этих краёв, пошёл именно Ульмским трактом и остановился именно на постоялом двору Йозефа, где играл на флейте не кто иной, как Эрих по прозвищу Сын Эльфа - тот самый отрок, чей лик являлся в моих видениях. Можете вы представить, какой удар поразил меня, когда мне открылось, что в картинах, навеянных сном, в фантасмагорическом хаосе образов, где мелькают незнакомые лица и события, я на самом деле видел живого человека? Значит, мои видения имеют под собой реальную основу? Значит, события, которые я видел в них, могут произойти на самом деле? Значит, битва между Светом и Тьмой разразится здесь, на Земле, в скором времени... и какую тогда роль сыграет в этой битве юный музыкант, чей лик парил в том видении над двумя войсками, схватившимися насмерть? Будет ли он на стороне Света, или станет козырем в руках приспешников Тьмы? Тогда я понял, что должен во что бы то ни стало постигнуть эту тайну - и я стал наблюдать за Эрихом неотступно, пока не случилось злополучное нападение рейтаров и прочие наши злоключения, о которых я уже рассказал вам. Путешествуя бок о бок с Эрихом, мне посчастливилось, как мне кажется, поближе узнать этого подростка, его душу, его устремления и мысли. И теперь я могу уверенно сказать: он станет знаменем сил Света. А потому мы должны cделать всё от нас зависящее, чтобы мальчик не попал в лапы тёмных сил. Я прошу у вас прощения за всё. Вы, Йозеф, простите меня за то, что я так и не открыл, с какой целью прибыл под вашу крышу. Вы, господин Бриан, простите, что укорял за искренние убеждения, без должного почтения и благодарности за то, что спасли нас с Эрихом в ту грозовую ночь. Простите и вы меня, вольные люди, за то, что думал о вас скверно, приняв вас за разбойников с большой дороги, не зная, что именно вам обязан Эрих первым своим спасением. Простим друг другу, братья, и начнём поиски нашего чудесного отрока как можно скорее. Мы должны опередить этого одержимого графа и его людей, пока не свершилось страшное!