Она трепыхается в клетке, словно бабочка в ладонях: отчаянно, болезненно, безумно. Бросается на стальные прутья, грызет их и, просовывая руки, процарапывается ко мне. Ей больно, но мне больнее. На моем месте она поступила бы так же.
- Ну-ну, тише, малыш, все будет хорошо, все будет хорошо...
"Все будет хорошо" - я повторяю эти слова каждый раз, когда нахожусь рядом, и каждый раз, когда просто вспоминаю о ней.
Осторожно, чтобы не зацепила, я бью ее электрошоком по руке. Взвизгнула, отошла от клетки: понимает, что потом кормить буду.
- Потерпи, я быстро.
На ее запястье - наручник, к которому приделана цепь. Я подхожу к клетке, беру конец цепи и дергаю - не поддается. Покапризничать решила: стоит, зубы скалит, мычит, как будто насмехается - мол, попробуй уговорить. Как дите малое, ей Богу. Я же для тебя, дурочка, стараюсь.
Дергаю поводок сильнее. Блин-клин! Не рассчитал. Вика дернулась и стукнулась головой о решетку, рассекла бровь.
- Извини.
Она в ответ только мычит и пытается языком дотянуться до струйки крови, стекающей по щеке. Закрепляю цепь на трубе так, чтобы ее плечо уперлось в решетку, а рука максимально вытянулась, открыв мне вены.
Шприц с лекарством уже лежит рядом. Она его ненавидит, и я тоже. Когда любимая девушка брыкается, будто я собираюсь сделать ей смертельную инъекцию, воет так, что кровь леденеет, а потом всеми силами пытается уничтожить тебя, словно твоя смерть - то, ради чего ее создали, ее идея фикс и единственный мотиватор, вот тогда проклинаешь все на свете, костеришь Федорыча и его чертово зелье на чем свет стоит, в сотый раз теряешь смысл жизни, но, заметив ее намокшие то ли от боли, то ли от благодарности глаза, такие живые, совсем человеческие, находишь его вновь и понимаешь: он - в постоянной надежде на лучшее. Только благодаря надежде совершаются великие дела.
Перетягиваю ей жгутом вены, прохаживаюсь ваткой и колю лекарство. Считаю до десяти, до вопля, затем Вика оседает на пол, а я ослабляю цепь, пропихиваю под низ заваренный Доширак и ухожу. На прощание еще раз бросаю: "Все будет хорошо".
Я говорю это каждый день и все время задаюсь вопросом, кого я успокаиваю: ее или все-таки себя?..
***
Мы сидим в кабинете начальника отдела, прямо за столом для совещаний, и есть в этом своя справедливость. На наши налогоплательщицкие деньги отгрохали новехонькое здание милиции, а мы, до зомби-эпидемии, и отката-то не почувствовали. Ну как это бывает: серьезные проблемы - тьфу, тьфу, тьфу - стороной проходили, а мелкие как-нибудь сами решались.
Мы уплетаем трофейную тушенку. Причем консервы нашли в современном супермаркете, но внешний вид их как бы намекает, что родом банка еще из Советского союза: вся такая промасленная, жестяная, да с отклеивающейся бумажкой. Только сильно смазанная дата сообщает о сравнительной свежести.
Пикантно пахнет лаврушкой, но стоит поднести нос к кастрюле, как шибает жгучим, прогревающим ароматом перца, который, не щадя нас, накидал в кастрюлю Федорыч. Запах бьет по глазам, от него свербит в носу и хочется чихнуть, но, черт возьми, как же вкусно! Пусть на языке играет пламя, но жирненькая похлебка обволакивает желудок, и становится так тепло и уютно, будто ты не в отделе прячешься от зомби, а с друзьями и с водочкой махнул на природу и там, любуясь закатом, в спальном мешке...
- Шухер!
К нам врывается Леха и, захлебываясь от одышки, предупреждает:
- Зомби у пожарного выхода.
Леха сегодня часовой, у него на плече висит охотничья Сайга Федорыча, остальные вооружаются кто чем. Резиновые дубинки, бумагорезы, электрошок - в ход идет все. Жаль, не смогли вскрыть оружейную комнату. Но хоть в само здание для тварей попасть проблема.
Мы летим к лестнице, в пару прыжков преодолеваем два пролета и оказываемся возле главного входа. Ничего опасного. Всего два зомби, но нервные. Они кидаются на дверь и царапают по дереву.
- Может, пусть долбятся? - интересуется Стас. - Разобьют себе харю, и дело с концом.
- Надо бить, - качает головой Леха. - Эти, похоже, не отстанут, а нам скоро в магазин...
- Это да, - задумчиво соглашается Федорыч.
- Пойду со второго в них шмальну, - Леха взвешивает в руках Сайгу.
- Давай, зоркий глаз, - подмигивает Стас. - Покажи им, кто здесь папа.
- Нахрен мне такие дети сдались, - бормочет Леха и направляется наверх.
Через минуту слышатся два хлопка. Мы не боимся, что выстрелы привлекут других мертвяков: они похожи на животных - вскинутся, но потом снова будут бесцельно бродить по округе. Скорее они отреагируют на воющих сородичей, чем на выстрел. По крайней мере, до сих пор было так.
Еще чуть-чуть ждем возле двери и, убедившись, что больше в нее никто не скребется и не долбится, поднимаемся наверх.
- Слушай, Федорыч, когда твое лекарство-то поможет? - спрашиваю у врача.
- Кто сказал, что оно поможет? Я сказал "может быть". Сначала пускай курс пройдет. Рано выводы делать. Терпи.
- Терпят после двух литров пива, а я, когда к ней захожу... Мне как ножом по сердцу.
- Да не коли! - возмущается Федорыч. - В лоб ей из Сайги только зарядить не забудь.
- Не ерничайте, Олег Федорович, вам она тоже нужна.
- Нужна, - вздыхает врач. - Ладно, ты не расстраивайся. Вылечится она, вот увидишь.
Мы заходим в кабинет и доедаем тушенку. Звезды рассыпаются по небу, и кусочек Луны выглядывает из-за сугроба облаков. Она светит всем одинаково: и нам, и зомби, только они об этом не задумываются.
***
Я опять вспоминаю Вику. Ту, старую, которой еще 20 лет.
Мы идем по парковой аллее. Кроны деревьев куполом склоняются над дорожкой, мы любуемся разноцветными гирляндами листьев. Только прошел дождь, поэтому воздух влажный и прелый. Я в куртке, но на улице тепло. Вика всю дорогу ноет, а я стараюсь успокоить, но она только сильнее себя накручивает. Она жалуется, что только накануне ее дня рождения могут закрыть все клубы, ввести комендантский час и что она не удивится, если из-за эпидемии главный санитарный врач запретит собираться в компании более трех человек.
Почти возле выхода я замечаю, что на нас несется прыщавый подросток. Он бежит, как гончая, выследившая добычу. Я понимаю, что ничего хорошего ждать не стоит. Когда пацан с рыком приближается к скамейке, я сбиваю его на землю. Потом пыром бью ему под ребра.
- Отхватил, скотина!?
Парень беснуется на асфальте, из разбитого рта течет кровь, но он не замечает этого.
- Мамочки, это зомби! - вскрикивает Вика.
Моей секундной растерянности хватает парню на змеиный бросок. Он впивается в викину стопу. Я хватаю его за шиворот и оттаскиваю в сторону. Он брыкается у меня в руках. Я со всей злостью избиваю зомби, пока он не опадает, потом смотрю на стопу. Оттуда сочится кровь - не то что бы сильно, но рану прогрызло ОНО, а это очень нехорошо. Вика плачет:
- Что же теперь будет? Что же теперь будет?
Я еле стою на ватных ногах, от ударов саднят костяшки кулаков, дышу, как в последний раз, сердце отбойным молотком пытается пробить грудную клетку. Раньше о зомби я слышал только по телику, но никогда не думал, что встречусь с ними лицом к лицу.
- Все будет хорошо, - только и выговариваю я.
Хватаю Вику и мы бежим в сторону больницы, что в квартале от нас. Все как в дымке, я не замечаю домов, людей, машин. Главное - добраться, там помогут. Уже возле входа натыкаемся на крепко сбитого мужичка. Он, не заметив нас, семенит в сторону машины, держа в руках чемодан. Я узнаю его - это Федорыч, старый приятель моего отца. Вообще он нейрохирург, но в местной больнице еще и заместитель главврача.
- Олег Федорович! - зову его. - Это я! Максим Лебедев!
Он оборачивается, кивком подзывает к себе.
- Олег Федорович, у меня проблемка! - подвожу ближе зареванную Вику. - Покажи ему.
Она демонстрирует ногу.
- Зомби, - догадывается врач. - Просто укусил?
- Ну да, - всхлипывает Вика.
- Обычный укус не так опасен, как контакт с их кровью - тогда кранты. Так что есть шанс.
- Был контакт, - пугаюсь я.
- Сочувствую.
- Что-нибудь можно придумать? Поговорить с кем-нибудь?
Он вздыхает, проводит пальцами по губам, потом по кончику носа.
- Олег Дмитриевич, может, посоветуете кого? Ну, чтоб помогли...
- Про больницу забудьте - туда только умирать отвозить.
- А что нам тогда делать? - умоляюще гляжу на него.
Он отдергивает пальцы от лица, резко хлопает в ладоши, бормочет "Фиг с ним" и приглашает в свою машину.
- Есть средство, - объясняет Федорыч. - Прислали из Москвы на той неделе на апробацию.
- К нам? - удивляюсь я.
- Ну так! Наш район самым зомби-опасным только что объявили!
- Да ладно?
- Вот тебе и ладно. Тихо всегда было, спокойно - и тут на: получи, распишись.
- А чего удивляться? - рассуждаю я. - В Москве, небось, триста кордонов выставили, карантины навводили, а у нас чего? Чиновники деньги натырят и сидят, ждут, типа пронесет.
- И не говори. Лекарство нулевое, неиспытанное - и то глава администрации себе коробку утащил!
- А уже пробовали на ком-нибудь?
- Пробовали, только там курс нужен, наблюдение. А какое тут к черту наблюдение? Лекарство достанется в первую очередь понятно кому, а это не репрезентативно.
Мы едем в отдел полиции, где работает сын Федорыча. По пути в разных местах замечаю зомби. Некоторые выглядят растерянно, будто не знают еще, что делать в новом обличье, некоторые уже походят на диких голодных зверей, бросающихся на каждый шорох. Одна старушка-зомби даже пытается ковылять за нашей машиной, вытянув вперед руки прямо как в фильмах ужасов. Только позже понимаю, что старушка - не зомби, а просто перепуганная женщина, мечущаяся от машины к машине в поисках помощи. Меня пугает, как одномоментно город превратился в чистилище, откуда, кажется, нет выхода.
Вика всхлипывает на заднем сиденье. Федорыч замечает и успокаивает ее:
- Ты не беспокойся. Парень у тебя хороший, с отцом его всю молодость вместе провели. Тебя в обиду не дадим.
Мы подъезжаем к отделу. Вокруг, на удивление, никого нет. Федорыч видит мое замешательство:
- Все в городе. В отделе, небось, три калеки осталось. Я сейчас, здесь подождите.
Он заходит в отдел, но уже через секунду вылетает оттуда. Даже отсюда видно, что его трясет. Врач открывает багажник и достает Сайгу. Потом кричит мне в окно:
- В дежурке одни зомби! Я пойду за сыном.
Холодок прокатывается с пяток до макушки и поселяется в области живота, сиденье подо мной дрожит (или это я?). Вика сложилась на заднем сиденье и скулит. Ее щенячье лицо намочили слезы, она растеряна и напугана.
Я спасу тебя, зайка, только подожди, не становись монстром, борись! Федорыч - спец, он поможет. Тут до меня доходит, что врач внутри, а жизнь и отдел полиции сейчас штука мало совместимая, поэтому вылетаю из машины ему на помощь.
Я нахожу его в кабинете начальника. Он сидит на полу, опершись о Сайгу, упертую в пол.
- Его здесь нет, никого нет, - тихо констатирует он. - В дежурке одни зомби.
- Вы их убили?
- Нет.
Я протягиваю руку и беру карабин. Он понимает и отдает его мне.
- Мы подождем. Столько, сколько потребуется, - ободряю его и спускаюсь к дежурной части.
***
Супермаркет разгромлен. Ветер врывается через разбитые окна и гудит между витринами, катая по полу мелкий мусор. Все случилось так быстро, что до конца разграбить магазин не успели. Ну и хорошо: нам больше достанется.
На дворе глухая ночь. Зомби тоже спят, да и нас в темноте не видно, но рассчитывать на полную безопасность не приходится. Я вздрагиваю от каждого шороха, луч моего фонарика постоянно шныряет в поисках врага. Каждая такая вылазка как игра в русскую рулетку, где в барабане револьвера лишь одна камера пуста. Сегодня повезло Стасу, он остался охранять отдел.
Мы уже успели опустошить аптеку, набрали кучу ненужных препаратов: пригодятся, здоровье уважать надо. Сейчас шуруем по продуктовым полкам. После общегородской паники годной еды осталось мало. Консервы можно по пальцам пересчитать, соль и спички так и вовсе не найдешь - смели в первую очередь. Я хватаю банки с фасолью, растительное масло и... встаю как вкопанный. Мне кажется или... Ну, точно!
- Сюда, - шепчу остальным.
Показываю впереди, в секции детских игрушек, чья-то фигура. Судя по юбке, женская.
- Думаете, живая? - интересуюсь.
- Ага, живая и спит стоя! Зомби, блин, - Леха поднимает Сайгу и целится.
- Погоди, а вдруг?..
- Ешкин кот, у нее ребенок! - говорит Федорыч чересчур громковато.
Женщина просыпается, смотрит по сторонам, мы приклеиваемся к полу и стараемся не дышать. Я тоже замечаю, что рядом с ней стоит тележка с сидящим в ней ребенком. Я его сначала принял за большую куклу. Нам везет: мамочка нас не замечает, берет игрушку и крутит, словно пытается определить качество. Совсем как живая, правда ее действия существуют отдельно от нее. Она смотрит куда-то вдаль, положив голову на правое плечо. Поставив игрушку на место, женщина на секунду застывает, потом продолжает поход по магазину и направляется на соседний с нами ряд. Тележку с ребенком она катит перед собой, будто действительно пришла за продуктами, а не умерла пару недель назад.
- Блин, как живые, - шепчу.
- Видимо, какие-то остатки памяти, - поясняет Федорыч.
- Пора их кончать, - говорит Леха и поднимается на колено, направляя дуло Сайги в сторону мамаши.
- Подожди, - Федорыч давит на ствол, опуская его к полу и не давая Лехе выстрелить. - В ребенка попадешь.
- Да он зомби.
- Не по-человечески как-то.
- А людей жрать - по-человечески? Или мы, или они! - огрызается Леха и дергает карабин на себя.
- Ладно, - сдается врач. - Но постарайся не задеть. Он может пригодиться...
Как раз в этот момент мамочка оборачивается и натыкается глазами на нас.
- Стреляй! - выдавливаю я, ополоумев от страха.
Леха нажимает на спусковой крючок. Грохот; в ушах - вата, звон; на секунду зажмуриваюсь, а, открыв глаза, уже не вижу мамаши.
- Рухнула, - радуется Леха и вытягивается в полный рост.
Подходим к трупу. Ее грудь раскурочена дробью, и темное липкое пятно растекается из-под тела. Ребенок живой, копошится в тележке. Он рычит, когда на него светят фонари, а изо рта течет пена.
- Надо его забрать, - говорит Федорыч.
- Сдурел? - спрашиваю врача, но он меня не слушает, вытаскивает ребенка и прижимает к себе. Тут же роняет на пол и со смущенным "Ой" хватается за шею.
- Оно меня укусило.
Ребенок от удара начинает пронзительно орать. Пока местные зомби не проснулись и не выползли на улицу, хватаем рюкзаки с добычей и бежим. Федорычу уже не до ребенка, его шея и половина рубашки в крови. Мы несемся как полоумные, спотыкаясь и сшибая кусты на пути. Замечаю за нами хвост из трех зомби. А в отделе нас ждет только Стас с электрошоком. Вот же попали! Что, Федорыч, рад? Так и подмывает позлорадствовать, мол, так тебе и надо, но адреналин бурлит, и я трачу его на бег.
Еще до отдела мы - о, чудо! - отрываемся от зомби. Рухнув на пороге, я кашляю так, что дерет горло, а легкие готовы вывалиться наружу. Леха валяется рядом, значит, тоже не супермен. Стас суетится возле Федорыча.
- Слышь, Федорыч, - сипло зовет врача Леха. - Ты же понимаешь, что теперь будет.
- Застрелите меня, - шепчет Федорыч.
- Ну-ну, - включаюсь я. - У нас же есть средство. Ты поправишься.
- Фигня это все, дай сюда ствол!
- А ну харэ ныть! - раздраженно кидает Леха. - Там кровь была?
- Слюна была.
- Все равно не факт, что заболеешь.
- Не факт...
- Так, тащите его в обезьянник. Пусть посидит там. Заболеешь, - снова обращается Леха к врачу, - убьем, я гарантирую. Нет - и мы едим тушенку с перцем по-Федорычевски.
Федорыч улыбается и соглашается. Мы под руки ведем его в изолятор. Мне приходится вплотную прицепить Вику к решетке, чтобы она не загрызла врача раньше времени.
- Держись, Федорыч! - говорю ему.
- Мне бы твой оптимизм, - отвечает он, и я закрываю клетку.
На следующий день я нахожу его мертвым. Он валяется рядом с Викой, которая пытается ртом дотянуться до его разрезанного горла. На полу рядом с его телом - бумагорез, он брал его на вылазку. Какие же мы идиоты! Но больше всего меня беспокоит другое: почему, Федорыч, почему? Есть же лекарство. Твое лекарство! И что теперь будет с Викой?
***
Я возвращаюсь из обезьянника, от Вики. Лучше от лекарства ей не становится. Сегодня ее рвало, и мне показалось, что все, конец - умрет. Безумно хотелось ворваться в клетку, обнять ее, зарыться лицом в волосах, чувствовать ее дыхание, просто пожалеть напоследок. Но - отпустило. Она опять уничтожила меня взглядом, нарычала, оскалив зубы. Как же я устал от этого!
Леха пытается в очередной раз взломать бронированную дверь оружейной комнаты. Она, естественно, не поддается. Леха пыхтит, его лоб блестит от пота, но нам позарез нужно оружие - Сайги хватит еще максимум на пару зомби.
- Помочь?
- Сам как думаешь? - язвит Леха. - Перехвати лом вот так, - показывает он. - А я попробую нажать.
Пока мы корчимся в тщетной попытке сломать петли, вбегает довольный ухмыляющийся Стас.
- Эй, народ, зацените!
- Дебил, на пост вернись, - тревожится Леха.
- Да ладно, вы только гляньте, - настаивает Стас и машет, чтобы мы шли за ним.
Мы подходим к окну второго этажа и выглядываем во двор.
- Зацени, что творят! - усмехается Стас.
- Скажи мне кто, что такое возможно... - качает головой Леха.
Два зомби прямо на лавке занимаются сексом. Отсюда они кажутся не больше ногтя, но их движения не двусмысленны. Она, опершись на спинку лавки, скачет на нем вверх-вниз, а он даже поглаживает ее по бедрам.
- Может, остаточная память? - предполагает Леха. - Федорыч что-то такое говорил.
- Да какая разница? Прикольно ведь! - не унимается Стас.
- Ладно, все понятно. Курица, если ей голову отрубить, тоже бегает. Не на что тут смотреть, только себя дразнить, - говорит Леха и уходит.
Стас, ухмыляясь, досматривает до конца. Зомби просто останавливаются и встают посреди пустоты.
- Шоу окончено. Прям как ТНТ посмотрел, - ржет Стас и отворачивается покурить.
Я по инерции наблюдаю за монстрами. И тут... Нет, не может быть. Это - осмысленное действие. Какая, нафиг, остаточная память? Федорыч был башка, но он не видел этого. А я вижу! Они...
Тут зомби нас заметили и кинулись к отделу.
- Бегут, - говорю Стасу.
- Опа, - он выбрасывает тлеющий окурок в окно и вскидывает Сайгу.
- Может, Леху позовем?
- Ты во мне сомневаешься? - обижается Стас.
- Делай, как знаешь. Просто патронов у нас, считай, не осталось.
- На этих хватит, - щеголяет Стас и стреляет.
Первый выстрел - мимо. Второй задевает мужика, роняет на землю, но он встает. Третий - опять в молоко. Доигрались. Из-за домов выбегает еще двое, столько же - со стороны автостоянки. Потом появляется все больше и больше тварей. Все оставшиеся в городе зомби, наконец, решили нас навестить. Я сообщаю Стасу, который перезаряжает карабин, кричу Лехе, а самого тянет вниз. Стас что-то орет, расстреливая толпу. Влетевший наверх Леха пытается вырвать у него карабин, а я делаю шажок назад. Затем - еще, и еще, и еще, и я не замечаю, как оказываюсь в обезьяннике, перед Викой.
Сверху все еще слышится стрельба. Может, справятся. Бог им в помощь. Я смотрю на пятно, которое осталось от Федорыча. Вика скалится на меня из угла. И мозаика, паззл из поступков и мыслей, неожиданно складывается в понятную картину, и отчего-то становится легко. Я вдруг понимаю, что судьба играет со мной. Каждый шаг вел меня сюда и сейчас. Просто последние дни фатум ходил с козырей. Если бы не самоубийство Федорыча, я бы не смирился с тем, что лекарство - пустышка. Если бы не вульгарность Стаса, никогда бы не увидел нежный поцелуй, который один зомби подарил другому, и как мертвый парень влюбленно гладит свою девушку по щеке.
Я хотел обыграть судьбу, но теперь мне надоело - она всегда жульничает. Я подготавливаю Вику, как для инъекции, только ненавистного шприца рядом нет. Я любуюсь ей, смотрю на ее стеклянные глаза, на проступившую из-за затянутого жгута вену... Сжимаю бумагорез, чьи щелчки отмеряют сантиметр лезвия. Делаю надрез, и из раны вытекает вишневая кровь. Зачарованно слежу за тем, как она бежит по хрупкому запястью. Вика не рыпается, как будто обо всем догадывается.
И тогда я целую ее, с вампирской жадностью, прямо в кровоточащую рану, и вспоминаю все предыдущие поцелуи: робкий первый, потом нагловатый второй, уверенный третий и всю гамму следующих - легких, страстных, необязательных, виноватых, таких обычных, но таких необходимых. Сейчас все они сливаются в один. Я чувствую железо на языке и теперь точно знаю: таков вкус наших отношений. Мы сталь - и нас не сломаешь. Все будет хорошо, как я и обещал.