Тщедушное тельце вздрагивает, аккуратное, худощавое лицо кривится то от боли, то от наслаждения, которого наверняка было не в пример меньше. Камея улыбается. Камея смотрит на свою игрушку жадно, с поволокой желания, и он привык получать все, что желал. Вот и сейчас - слуга двигался вместе с ним, вжимаясь в постель и постанывая время от времени, как развратные мальчики из хорошего борделя, только здесь все натурально, ласкает слух больше, чем все эти продажные девки. Злая мысль проскользает мгновенно - Камея не хочет причинить этому мальчишке вред. Он не хочет видеть, как она ломается. И это приводит графа в бешенство, он с остервенением делает последние толчки и кончает, даже не удосужившись проверить, получил ли удовольствие сам слуга. А он, кажется, замер, никуда не глядя, лишь сжимая в ладонях уже смятые простыни. Ничего, и этот недолго выдержит. Он такой же как все остальные. Такой же, как те дешевые мальчики из таких же дешевых борделей. Но чем больше Камея повторяет это себе, тем сильнее что-то человеческое - которое ещё осталось, быть может, в самой глубине залитой вином души - отзывается болью. Это не она. Даже взгляд - другой. Затравленный. Обреченный. Это не она, и никогда не будет.
-Ты мне надоел.
Именно так, надо избавиться от раздражающего слуги прямо сейчас, немедленно, пока живое в нем не успело вдохнуть воздуха свободы. Слуга, кажется, посмотрел с ещё большей болью, чем минуты назад: он уже устал от смены хозяев, от бесконечных издевок и извращенных игр, которые могли быть только у дворян.
-Выйди.
Юноша, кое как встав, медленно пошел к выходу. Точеная фигурка была покрыта синяками и порезами, и Камея прекрасно знал, чья это вина. Именно поэтому он сел за стол и начал писать. Писать не очень далеко живущему графу, который и вовсе не стал бы жалеть подобную мелочь - наслаждался бы, пока игрушка не сломается совсем.
Уже на следующий день раздражающего слуги в поместье не было, за ним довольно скоро приехал сам граф. За что Камея стал почти ненавидеть юношу - так это за чувство жалости и вины, которые проснулись вместе с чем-то, напоминающим чувство жизни. Графу это было совсем ни к чему, у него были свои развлечения, свое вино, свои кинжалы, свои мальчики. То, чего у него не было, он начинал ненавидеть ещё больше. У него не было жизни, лишь иллюзия, морок, который он сам себе создал.
Мешочек с монетами так и лежал на столе нетронутый, мужчина даже не удосужился заглянуть в него и посчитать, правильно ли скупой граф отмерил ему из своего кармана. Но Камея был занят не этим. Он просто тянул вино из бокала, пытаясь снова убежать от себя - как делал сотни раз. Очередная бутылка лишь усугубила положение и была расколота об угол камина. Теперь мужчина знал, что он хочет точно, и он привык потакать своим желаниям.
-Эта игрушка моя, граф. Думаю, двойная цена вполне ее окупит.
Забитый в угол юноша не верил своим глазам, и через миг уже сидел рядом с криво ухмыляющимся мужчиной, который решил поиграть со своей игрушкой ещё немного. Ещё немного.