Аннотация: Про поход, в котором мы познаем природу и узнаем себя.
Нежаркое северное лето. Мы стоим на поляне у одного из двух уцелевших срубов брошенной деревни под названием Половина на реке Кожа в Архангельской области. Мы - это три парня и девушка; каждому из нас около двадцати. Мы студенты, будущие физики, и забрались в эти края, чтобы сплавиться по сложной порожистой реке Кожа, а перед этим совершить длинный волок к точке начала сплава. За двое суток мы одолели сорок километров - дотащили две тяжеленные упаковки с байдарками и четыре рюкзака до Половины. Название деревни говорящее: она находится на полпути по монастырскому тракту, который когда-то давно был проложен монахами между монастырем, основанным в шестнадцатом веке на берегу Кожозера, и поселком Усть-Кожа при впадении Кожи в Онегу.
Сегодня 20 июля, 8 часов утра, и мы должны сделать выбор из двух вариантов. Первый - сплавляться от истока Кожи, из Кожозера, но тогда надо тащить весь наш груз еще 40 км. Второй - начать сплав от Половины, и тогда можно оставить в деревне байдарки и часть продуктов, а к монастырю подняться по тракту с легкими рюкзаками, а потом вернуться в Половину, чтобы от нее сплавляться до Усть-Кожи.
Я настаиваю на первом, более тяжелом варианте. Но поскольку я самый младший в группе, и это мой первый серьезный поход, наш руководитель Слава не очень-то доверяет моему энтузиазму. Юра, крепкий русоволосый парень, невысокого роста, обычно балагур и остряк, сейчас почему-то отмалчивается, и симпатичная, миниатюрная девушка Валя, похожая на Наталью Варлей в "Кавказской пленнице", тоже молчит. Слава - безусловный лидер. Мы уважаем его за спокойствие, мудрость, а еще за гитару и песни. Слава - рослый брюнет плотного телосложения, потомок кавказских горцев, а еще он коренной москвич во втором поколении: его дед после революции "прискакал" в Москву из Питера, куда он попал по ранению из "Дикой дивизии" еще при царе. Славка гордится своим предком, кавалеристом Первой мировой. Слава, Юра и Валя давно дружат и прошли вместе уже три сложных маршрута, а меня Слава отобрал после пробного майского похода по реке Мста в Новгородской области.
- Значит ты, Иван, за то, чтобы еще сорок километров тащить на себе весь груз до самого Кожозера? - спрашивает меня Слава.
- Да! - отвечаю я, - Тогда у нас получится поход с восьмидесятикилометровым пешим забросом всего снаряжения для сплава - не стыдно будет в отчете написать! А пока только сорок километров одолели, "по спидометру" больше, конечно, мы же челночили.
- А ты, герой, не забыл, что здесь полная ненаселенка?
- Ну, и что! До Половины дошли, и дальше прорвемся!
- Нет, молодой, думать надо.
- Всего на год тебя моложе-то!
- Да дело не в годах, а в опыте.
Конечно, Вячеслав мог бы просто дать команду, как следует действовать, и мы бы послушались, и не потому, что он на год старше нас, и в нем течет горячая кавказская кровь, а просто он руководитель и имеет право самолично все решать. Но Славка, похоже, хочет, чтобы по ключевому вопросу был полный консенсус, поэтому спрашивает теперь нашу хрупкую, но удивительно выносливую девушку:
- Валь, а что это ты сегодня утром перевязывала там Ивану?
- Пусть он сам скажет, - отвечает Валюша и опускает глаза.
Славка переводит на меня строгий взгляд. Мне становится неудобно врать, и приходится говорить правду:
- Да у меня на пояснице два фурункула, и Валя мне прилепила пластырем тампоны с мазью Вишневского.
- Да! И температура у него есть - невысокая, правда! - Тут же откликнулась Валентина.
С укоризной смотрю в зеленые Валины глаза, она краснеет и опускает очи долу, а я вынужден оправдываться:
- Завтра температура спадет, а через пару дней все вообще заживет. У меня такое бывает после сессии, поэтому и мазь с собой взял.
- А может, нам возвращаться надо из-за того, что ты, Иван, заболел?
- Ты что, Слав? Все пройдет! Ну, случаются у меня фурункулы. И прошлым летом в стройотряде были, потом прошли...
- Ладно, все понятно, - решительно говорит Слава, - байдарки и основную часть продуктов оставляем здесь, в Половине. Берем продукты на три дня, палатку и идем к Кожозеру. Посмотрим монастырь - и обратно. Мне в Усть-Коже сказали, что там партия геологов стоит. У них должен быть медицинский работник, ему и покажем твои нарывы.
- Правильный вариант, - сказал Юра.
Мы идем вдоль реки по монастырскому тракту с непривычно легкими рюкзаками. Дорога проходит через лес. Сосны, ели - очень живописно. Иногда слева подступают просторные солнечные поляны, но это болота, и я понимаю - монахи экономили усилия, и чтобы не валить лишние деревья, прокладывали тракт, где возможно, по границе леса с болотами. В двух местах есть участки, где болото языком вдается в лес, и через эти заливы раньше были наведены гати, которые разрушились от времени, и мы пробираемся здесь без тропы, по кромке леса.
Река примерно в километре от нас; если прислушаться, слышен шум воды. Мы идем по дороге, которая только слегка заросла, изредка между двумя колеями встречаются тонкие деревца. Уже третьи сутки мы одни на тракте через тайгу, и возникает странное ощущение от того, что идем по дороге, на которой никого нет. Июль, тепло, на ходу комары не донимают, но стоит остановиться на привал, как они впиваются в открытые участки тела, а потому на отдыхе не засидишься.
Пройдя километров двадцать, мы остановились, перекусили всухомятку и отправились дальше. Я время от времени начинаю тихонько напевать новую песню, которую услышал от Вячеслава в поезде. Слава говорил, что "Католическую церковь" Визбор написал года три назад. На ужин остановились поздно вечером, когда было уже не до песен, так утомила дорога. Развели костер. Реки не слышно, поэтому воду зачерпнули в болоте. Сварили суп и кашу, вскипятили чай. Во время чаепития Слава вдруг шлепнул себя по лбу:
- Ребята! У меня же мать - врач, и она говорила, что фурункулез бывает при недостатке витамина D. А ты, Иван, наверное, израсходовал его запасы, напрягаясь на экзаменах. Поэтому тебе придется сейчас дополнительно съесть банку тушенки: мясо, как известно, основной источник витамина D, - и Слава повернулся к Юре:
- Завхоз, выдать больному матросу банку тушенки!
Юра тут же достает тушенку и протягивает ее мне:
- На, болезный! Вскрыть? Поухаживать за тобой?
- Не надо, сам потом открою, - отвечаю я, забирая банку.
Слава строго смотрит на меня и приказывает:
- Ешь немедленно!
Я послушно открываю ножом банку и не без удовольствия выполняю приказ капитана. После ужина надо бы поставить палатку и ложиться спать, но светло, белые ночи - и мы решаем идти до места, до озера. Прошагали еще два часа. Итого получается, что на расчетные сорок километров от Половины отошли, а озера все не видно. Снова напеваю про себя "Католическую церковь":
"...Дай мне Бог держаться цепко,
Подари мне сквозь пургу
Католическую церковь
На высоком берегу."
Предлагаю взглянуть на карту. Останавливаемся, смотрим.
- Вроде должны бы уже прийти. Этот изгиб тракта мы прошли, - говорит Юра и тычет пальцем в карту.
- Масштаб маловат для таких подробностей, - поправляет Слава и поворачивается ко мне.
- Как себя чувствуешь, Иван? Температура есть?
- Нет, все в порядке, - привираю я.
- Тогда идем дальше.
И мы шагаем вперед по дороге, вглядываясь сквозь лес, надеясь за каждым поворотом тракта увидеть озеро.
Напряженно смотрю вперед. Я, правда, хочу, очень хочу увидеть не столько озеро, сколько давно покинутый братией монастырь, в который по описаниям упирается тракт - потому-то и называется он монастырским. Один фурункул на моей пояснице уже сформировался и почти не болит, а вот второй, молодой - находится в стадии воспаления и поэтому дергает немилосердно. Я хочу отвлечься от боли в пояснице, вспоминаю и воодушевляюсь Славиными словами, что мы идем в самый труднодоступный монастырь России и, наверное, самым тяжелым путем, ведь обычно туда приплывают на байдарках по одной из рек, впадающих в Кожозеро. Откуда-то из подсознания вылезает вопрос "Зачем меня сюда понесло?". И я отвечаю себе: "Будет ясно, когда дойду"... Снова пою "Церковь", она отвлекает меня от боли в пояснице. И вот, после третьего куплета, за очередным поворотом дороги, вдруг вижу над лесом купола!
- Ребята! Купола монастыря! - Ору я. - Слав, видишь?
Вячеслав снимает рюкзак и смотрит туда, куда я показываю рукой:
- Нет, не вижу, - отвечает он.
- Юр, а ты видишь? - обращаюсь теперь к Юре.
- Да, вроде, ничего нет, Вань.
Я недоумеваю и подхожу к Валюше:
- Валь! Вон прямо над лесом, там, где тракт поворачивает направо - три купола, как на главном соборе Троице-Сергиевой лавры, только там купола голубые со звездами, а эти черные! Видишь, Валь?
- Да! Да! Вижу! Три башенки и большие "луковицы" на них! И, правда, черные!
Мы ускоряемся, проходим километр, и купола исчезают.
- Нет куполов! - говорю я с недоумением и тут же объясняю народу:
- Просто мы повернули, и теперь их не видим. Надо идти.
Через полтора часа хода мы вышли к озеру и увидели, наконец, монастырь. Печальное зрелище: стоят три безжизненных, полуразрушенных здания. И ни одного купола на них нет!
- Теперь понятно, что Иван с Валей видели, - сказал Славка, сбросив рюкзак.
- А что? Сорок с гаком кэмэ пехом, плюс повышенная температура у субъекта, и вот вам галлюцинация. Добавляем силу гипноза одного и внушаемость другого субъекта - и, пожалуйста - коллективная галлюцинация...
- Получается, что так, - соглашаюсь я.
- Кто же разрушил монастырь? Как будто война здесь прошла.
- Так это и была война, Гражданская, пятьдесят с лишним лет назад. В восемнадцатом году на этом месте красный отряд разбил белый. А при Советской власти монастырь закрыли - я читал, - грустно сказал Юра.
Но Слава о другом:
- А вот мы с Юрой не разглядели куполов. Жалко! А вдруг Иван с Валюшей сквозь время их усмотрели? - загадочно произнес Вячеслав. И скомандовал:
- Все, ставим палатку. Валя, ты перевязываешь Ивана, и он немедленно ложится спать, а мы идем искать геологическую партию.
Но Юра перебил Славку:
- Да вон она - в дальнем корпусе монастыря. Видишь, там четыре окна застеклены и дверь закрыта. А из крайнего окна труба торчит и дымок. Буржуйка, значит! Кто-то же ее топит! Пошли знакомиться!
Решили, что раны мои подождут, и направились к людям.
В лагере геологов на хозяйстве была молодая семейная пара. Они предложили нам продуктов, но Юра, завхоз, отказался - сказал, что побираться туристу можно только в случае голода. Геологи повели нас к озеру, где они вчера поставили сеть. Поплавки ходили ходуном. Мы помогли вытащить двадцатиметровую сеть на берег. Такого большого улова я никогда не видел: щука, окунь, лещ - и крупные, и помельче. Геологи предложили нам рыбы, сколько захотим, но Юрка взял только штук шесть некрупных рыбин: сказал, что в суп добавим, видно опасаясь, что рыба заменит целое блюдо и собъет нам график расхода продуктов. Профессиональных медработников в партии не оказалось. Мы поблагодари геологов и пошли ставить лагерь. Слава с Юрой занялись костром, а мы с Валей метрах в тридцати от них поставили палатку.
Неожиданно Валюша попросила меня:
- Иван, встань на колени.
- Зачем? - не понял я, но подчинился, - Похож я на нашкодившего ученика церковно-приходской школы при монастыре?
Валя неожиданно наклонилась и губами прикоснулась к моему лбу:
- Нет, не похож. Я же не дотянусь до твоего лба, - объяснила она мое коленопреклонение.
- У тебя температура: больше тридцати восьми, наверное. Давай сменю повязки на твоих ранах, и ты ляжешь поспать.
- Один? - Схохмил я.
- Нет, со своими фурункулами, - фыркнула Валюха.
Через час меня разбудили, и я съел свою обеденную пайку из четырех блюд. Оказывается, Юра рыбу не кинул в суп, а пожарил на сковороде, которую взял взаймы у геологов. Ко мне подошла Валя:
- На колени, болящий!
И Валя опять волнительно "померила" мне температуру:
- Почти нормальная, иди, спи. Завтра будешь здоров.
- Всем спать, - скомандовал Слава.
Два часа дня, но полярный день и почти суточный переход сбили наши биоритмы, так что мы сразу отрубились. Проснулись через двенадцать часов по Славкиному будильнику, собрали палатку, вещи и пошли в монастырь, в надвратный храм.
Церковь была не сильно разрушена, но без маковки и со следами пуль на стенах. Войдя внутрь, мы ощутили, что храм жив, фрески почти не облупились, и со стен на нас смотрели лики святых. Мы постояли в тишине минут десять, походили по храму. Я вспомнил, как бабушка в детстве возила меня на службу в Троице-Сергиеву лавру - и перекрестился, а вслед за мной неожиданно наложили на себя крестное знамение все остальные.
Мы вышли на улицу и, бросив прощальный взгляд на монастырь, прошли 41 километр до Половины вместе с привалами и остановкой на ужин всего за семнадцать часов, то есть на пять часов быстрее, чем когда шли к монастырю. Вот что значит идти знакомым маршрутом!
Палатку в Половине мы ставить не стали, а легли, точнее полегли от усталости в избе. Перед сном Валя осмотрела мои раны:
- Ну и могучий у тебя организм! Я не ожидала, что так быстро все заживет! Это тушенка, наверное, сработала... А может быть, храм?
Я поднял Валюшу на руки, чмокнул ее в щеку:
- Нет, это твои легкие руки!
- Отпусти меня! Немедленно! - строго сказала Валя.
Я послушно поставил миниатюрную Валю на землю, а она влепила мне легкую пощечину:
- Никогда больше так не делай! Медведь! - заявила она с возмущением и убежала в лес.
Я залез в спальник, стал размышлять:
- Кажется, что Юра и Валя - пара. И Юрка, действительно, нежно относится к ней, явно с большой симпатией. А насчет Валиного отношения к Юре что-то я ничего уже не понимаю... А как она ко мне относится?
На этом вопросе я заснул. Снилось мне, как мы с Валей купаемся в озере, без одежды.
На следующий день мы собрали байдарки и начали сплав. Я был матросом у Славы и нес службу на переднем сиденье байдарки, а Валюша была матросом у Юры. За день прошли совсем немного - два порога, они были не очень сложными, но и не слишком простыми - второй даже преодолевали налегке, без вещей - не хотелось кильнуться. Ночевать встали недалеко от водопада, который решили обнести утром.
Следующий день я запомнил на всю жизнь. С утра пошли полюбоваться порогом Шурус. Мы подобрались к самому урезу воды. Каменные берега, как мощные руки, сжимали реку метров до двадцати. Скорость потока от этого возрастала и огромная масса воды падала с двухметровой высоты на каменную плиту, образуя страшный бурлящий котел, который переливался дальше вниз с полутораметрового уступа.
- Нет, в эти ступеньки не пойдем - нас развернет и перевернет, - сказал Слава, впечатленный мощью потока и бурлящей "бочкой" на плите.
Мы перенесли лодки и упаковки с вещами ниже водопада по тропе. Сразу после него начинался сложный длинный порог с большим уклоном, впрочем, вполне проходимый. В одном месте мчащегося через камни потока был довольно опасный выпуклый мениск: если пойдешь не по центру, то свалишься с него. Первым пошел опытный, сработанный экипаж - Юра с Валей. Ребята преодолели порог чисто: проплыли точно по его центру и увернулись на повороте реки от двух больших камней, на них течение наваливало лодку. После второго поворота русла ребята резко свернули направо, переплыли большой омут с водоворотом и пристали к берегу.
Теперь наша со Славой очередь пройти порог. Начали хорошо, но не сумели выгрести на середину струи, свалились с мениска и кильнулись. Я успел привстать, сел на спинку сиденья и сместился вбок, но надувной спасжилет прижал меня спиной к фальшборту перевернувшейся байдарки, а носовой кольцевой шпангоут охватывал ноги выше колен, не давая мне выбраться из лодки. Слава, удержав весло, выпал при перевороте из байдарки, и плыл в потоке, обхватив корму лодки. Слава видел, что я застрял в лодке и пытаюсь из нее выбраться. Удивительно, но паники у меня не было, голова работала четко: во-первых, я осознал, что нахожусь в ловушке: несусь в потоке в перевернутой байдарке и без усилий из нее не выберусь. При этом я в любой момент могу разбиться о камни, поскольку мое лицо находится в самой нижней точке перевернутой байдарки. Четко понимаю - чтобы выбраться, следует освободить ноги, для этого нужно, перехватываясь руками вдоль бортов, переместиться к корме байдарки и вытянуть ноги из носового отсека. За два перехвата я продвинулся к корме и вытащил ноги из кольцевого носового шпангоута, согнул их в коленях, оттолкнулся от сиденья, вывалился из лодки и вынырнул в потоке рядом с байдаркой. Тут-то она ударилась о камни и уперлась в них.
- Ну, слава Богу, выбрался! - Подумал я.
Юра с берега наблюдал мою борьбу за выживание, которая, как на экране, отражалась на резиновой шкуре перевернутой лодки. Было видно, как я изнутри молотил по ней пятками, пытаясь выбраться.
" А ведь больше минуты...", - оценил Юра мое пребывание под водой и вздохнул с облегчением, - "Слава Богу, обошлось".
Но тут же Юра сообразил, что еще не все обошлось и с криком "Валя!", резко развернулся и бросился по тропе за поворот реки, ведь девушка там страховала нас. Через минуту Юра выбежал на высокий берег и увидел страшную картину: в центре омута-водоворота тонула Валюха, пытавшаяся, видимо, достать весло, которое я выпустил из рук при перевороте. Девчонка плавала только по-собачьи, и едва умела держаться на воде. Юра стремительно сбежал с берега и бросился в воду. Он успел и вытащил из воды уже нахлебавшуюся Валю, которая упорно не выпускала из рук весло.
Наша перевернутая байдарка попала на бурное мелководье и застряла на камнях. Еще четверть часа мы со Славой вытаскивали лодку из реки.
Вытянув, наконец, байдарку, мы побежали вперед по тропе вдоль реки и за поворотом увидели лежащих на траве, мокрых с ног до головы и обессиленных Юру и Валю.
Мы поспешно спустились к реке.
- Что случилось? - спросил Славка.
- Пока Иван выбирался из байдарки, пока вы с ним вытаскивали свою лодку, Валюха спасала Иваново уплывшее весло, а мне пришлось спасать ее саму, - с грустью, но как всегда точно, объяснил Юра.
- Валюша, зачем же ты полезла в водоворот за веслом? И где твой спасжилет?- Спросил я с недоумением.
- Оно бы утонуло! И чем бы ты греб потом? А спасжилет сняла...
Я в нем некрасивая,...- честно сказала Валюша.
- Да придумали бы что-то с веслом. У меня есть одна запасная лопасть, вторую вытесали бы из чего-нибудь! - Не мог успокоится Слава.
- Валя, спасибо тебе огромное! Самоотверженная ты наша! Больше так не делай! Ты у нас самая красивая, особенно в спасжилете!
И я поцеловал девушке руку, ей это было приятно, а вот Юре наоборот.
Вдруг я почувствовал озноб и буквально застучал зубами. Все посмотрели на меня и засмеялись, а Слава скомандовал:
- Ребята, всем резко переодеваться в сухое.
Но мне это не помогло, я продолжал дрожать, тогда Вячеслав достал заветную фляжку, налил пятьдесят миллилитров в кружку и протянул мне:
- Ты, Иван, у нас сегодня все-таки главный "подводник", поэтому придется тебе для сугреву выпить спирту. Мать достала - медицинский! Умеешь, мужик, пить чистый спирт?
- Не доводилось, - честно сказал я, - А почему не всем налил?
- Ну, ты же один дрожишь! Выпей все сразу, некоторое время не дыши, чтобы парами спирта не обжечь бронхи при вдохе. Через полминутки чуть-чуть вдохни, потом еще. На тебе сухарик, после зажуешь, чтоб в желудке не один спирт оказался. Понял?
- Ага, - сказал я. Глубоко выдохнул, выпил спирт, сделал совсем небольшую паузу и стал откусывать сухарь и глотать, почти не жуя, большими кусками. Тепло стало сразу, а вот ободранное сухарем горло потом болело два дня.
На следующий день назначили отдых, дневку: надо было отремонтировать два сломанных от удара лодки о камень стрингера, а главное - килевой кильсон нашей байдарки, который мы со Славкой бездарно сломали не в пороге, а уже у берега, выливая воду из лодки.
Закончив ремонт, мы со Славой пошли к обнаруженной Юрой избе, посту рыбнадзора - река-то была семужьей. Домик рыбинспектора был на том берегу реки, к нему с нашего берега наведен подвесной мостик. Для беседы Слава захватил разведенный спирт в специально захваченной из Москвы бутылке с винтовой крышкой. Быстро захмелевший инспектор, потрясал указательным пальцем:
- Рыбу, идущую вверх по реке, ловить нельзя!
- А отметавшую икру? - спросил Слава.
- Да лучше тоже не трогать, хотя она все равно погибнет. Во-первых, она невкусная - весь свой жир израсходовала в борьбе с течением, а во-вторых, если я к вам подойду во время обеда, вы же не докажете, что в котле отметавшая икру рыбина. Но.., - инспектор чуть задумался и решил поставить точку в разговоре про семгу:
- Помните, ребята, что спиннингом ловить нельзя! Ни в коем случае!
После этого рыбинспектор стал философствовать на тему качества водки. Тут у нас, к счастью, эта самая водка закончилась, и мы распрощались со смотрителем семужьих запасов страны.
Когда перебрались на наш берег, Слава сказал:
- А в прошлом году в Мурманской области я встретил в такой же избе очень интересного человека! Как ты думаешь, о чем мы с ним проговорили весь вечер?
- Неужели тоже про семгу и водку?
- Нет. Про философию Карла Ясперса. И такие рыбинспекторы бывают.
Мы прошли километр по берегу вниз по течению ниже ближайшего порога и обнаружили три больших семги, уже отметавших икру. Рыбы были живые, точнее полуживые и лежали кверху брюхом на проточном мелководье, но если такую рыбину за хвост отбуксировать в другое место, то она переворачивалась, вставала на киль, приплывала на старое место и разворачивалась так, чтобы течение приносило свежую воду в ее приоткрытые жабры.
- Давай возьмем одну рыбину - килограмма два будет, и сварим на обед суп из семги, - предложил я Славе, - она же через пару дней сдохнет.
- Нет, не будем мы этого делать, - ответил Слава, - во-первых, я уверен, что как только мы сядем есть суп из семги, к нам подвалит этот хитрый рыбинспектор и потребует штраф. Ну, ее, эту рыбину.
- А во-вторых, отметавшаяся семга невкусная, будем считать даже ядовитая!-уговорил я себя.
В лагере нас встретили с обедом дежурные Юра и Валя, выражения лиц у них были довольно странные, как будто они только что поссорились. Мы поведали Валюше и Юре о нашей беседе с рыбинспектором. Когда Слава рассказал, что инспектор запретил ловить рыбу на спиннинг, которого у нас и так нет, Юра аж подскочил:
- Так я же складной спиннинг взял! Совсем забыл про него с этими порогами!
- Пока не собирай, - сказал Слава, - вот отплывем подальше. Там семги уже не будет, а щуку половим.
Пошла первая неделя августа. Похолодало и зарядили дожди, правда, с перерывами.
- А что ты хочешь? - сказал мне Юра. - Северное лето, считай, закончилось, осень началась.
И вот последний порог. Юра с Валей проходят его первыми, мы со Славой страхуем. Ребята работают слаженно: увернулись от гребенки больших стоячих волн - приятно смотреть. Нет и следа от разлада, который я стал замечать в их паре. Валя с Юрой вплывают в заливчик на спокойную воду. Мы со Славой уходим по тропе к началу порога, теперь наша очередь сплавляться, преодолевать водное препятствие. Не отошли мы и ста метров, как услышали Юрин крик:
- Помогите! Щука!
Мы быстро вернулись и увидели такую картину. Ребята пытаются причалить к берегу на спокойной воде, но им это не удается. Валя гребет изо всех сил, а Юрка, извернувшись назад, держит изогнутый спиннинг и безуспешно старается скручивать катушку на нем. Но что-то на том конце лески не позволяет ни причалить, ни скрутить катушку.
- Щука! Большая!- Вопит Слава, - Иван, быстро в воду! Валя, протяни Ивану весло!
Я вхожу по пояс в воду и за протянутое весло, подтаскиваю лодку к себе. Юра передает Вячеславу спиннинг, и Слава, отступая назад, подводит рыбину на мелководье, а я, прихватив леску полой штормовки, вытягиваю ее на берег. Это действительно оказалась большая щука, больше метра. Два дня мы ее ели.
Ночью Валя проснулась от странного звука, она села в палатке и прислушалась. Снова появился этот звук: "У-у-у", нечеловеческий, наводящий жуть. Валя потрясла спящего рядом у стенки палатки Юру и прошептала ему на ухо:
- Кажется, медведь.
Юра сел и тоже услышал глухой утробный звук "У-у-у-у". Он прошептал Вале на ухо:
- Похоже, он метрах в пятнадцати, не приближается. Ребят пока не буди, они у нас оба громкие, могут напугать зверя. Я сейчас достану топор.
Именно Юра завел строгий порядок, чтобы топор на ночь помещали в одно и тоже место - под палатку и слева от входа. С этого края спал Юра. Он аккуратно пролез ко входу, нащупал топор, втащил его в палатку и опять прислушался:
- Ходит где-то. Котлы я вымыл, он и не голодный - рыбы-то сколько хочешь. Ему просто интересно. Наверное, это годовалый мишка, пестун - они любопытные.
- Что делать будем? - шепотом спросила Валя.
- Топор - это на крайний случай. А так - разбудим ребят и будем хором непрерывно рычать басом, это известный прием. Ну, представь с точки зрения медведя: большая палатка, больше него самого, и рычит. Я бы на его месте испугался. Валюш, ты пока послушай, а я вздремну, - сказал Юра, лег щекой на топор и закрыл глаза.
Звуки какой-то неведомой и даже зловещей жизни то приближались, то удалялись, Юра уснул, а Валя так и не сомкнула глаз. Даже когда звуки удалились и исчезли, она лежала и боялась уснуть. Утром мы нашли медвежьи следы метрах в десяти от палатки. Следы были не слишком большие, и Слава согласился с тем, что приходил годовалый мишка.
И вот мы снова в поселке Усть-Кожа, маршрут получился фактически кольцевой. Собрали байдарки, просушивать их не стали, не удалось - время от времени принимался дождь. Но только собрали, дождь кончился, и даже выглянуло солнышко. До теплохода оставалось три часа, и мы решили погулять, но вопрос - кто останется с вещами, вдруг вызвал спор. Я предложил свою кандидатуру. Но неожиданно с вещами и, получается, со мной захотела остаться Валя. Юра ничего не понимал, мы со Славой тоже. Чтобы разрешить ситуацию, Слава отпустил меня с Юрой и Валей, но наша смирная и покладистая Валюша опять взбунтовалась - не хотела она гулять втроем со мной и Юрой.
- Тогда, - говорю я, - пойду гулять один, у меня есть план, только я хочу у тебя, Вячеслав, экспроприировать пачку Мальборо (Слава сумел добыть в Москве блок дефицитных заграничных сигарет).
- Зачем тебе? Ты же не куришь! - спросил Слава.
- Секрет. Пусть это будет мой обменный фонд, - намекнул я.
Слава вытащил из рюкзака пачку сигарет, протянул ее мне:
- И без лодки с мотором не возвращайся!
Все засмеялись, и мы разошлись в разные стороны: Юра с Валей вверх по улице, а я вниз.
Люди узнавали во мне приезжего и смотрели с любопытством, мне же интересно было общение. Дело в том, что, когда еще в начале похода наша группа выгрузилась в Усть-Коже и искала человека с моторкой, чтобы перебраться на тот берег, а заодно немного поднять груз вверх по реке, я встретился с несколькими местными. Все они просили у меня закурить, я отвечал, что не курю, и контактов не получалось. Сейчас же я специально для налаживания контактов и взял пачку Мальборо.
Я шел по улице, подходил к каждому встречному мужику, доставал сигареты, открывал пачку и предлагал:
- Закурить не хотите?
Кто-то спокойно говорил: "Спасибо", брал сигарету и с улыбкой уходил, кто-то спрашивал: "О, Мальборо! А можно две?" Но были и такие, кто смотрел с подозрением и не решался взять сигарету. Я считал, что это и есть самые правильные люди, и объяснял человеку, что сегодня с друзьями вернулся из трехнедельного похода по Коже и соскучился по людям. Поскольку народ в поселке был таежный, понимающий, то человек после такого объяснения спокойно брал сигарету, и завязывался разговор: кто-то интересовался, как там, на Кожозере: живут ли геологи, ловят ли рыбу и как? Есть ли семга в верхнем течении? Не поймал ли нас рыбинспектор на семге? Не угощал ли икрой? Я легко отвечал на все вопросы. А на вопрос об икре искренне удивился и заверил, что нет - не угощал. Не ответил я лишь на вопрос о грибах-ягодах вверх по Коже и на озере - то ли их действительно не было, то ли не до них нам было. Странно - я же люблю собирать грибы и чернику.
Неожиданно подошли Валя с Юрой.
- Иван, а мы видели твой эксперимент... над людьми, - усмехнулся Юра.
- А мне понравилось, - поддержала меня Валя.
В поезде, когда Юра со Славой вышли покурить в тамбур, у меня произошел неожиданный разговор с Валей.
- Иван, скажи, а как ты ко мне относишься? - спросила Валюша.
- Очень хорошо! - искренне ответил я, и с недоумением посмотрел на девушку.
- А мог бы ты меня полюбить?
- Да я и сейчас тебя люблю! - улыбнулся я.
- Нет, я серьезно! - Валя покраснела.
- Но ведь у вас с Юрой, как я понимаю, роман!
- А если я поспешила? Если ты мне понравился? Ведь еще не поздно...
Я опустил глаза, подпер лоб рукой и задумался. Через минуту поднял голову и, встретив Валин испытующий взгляд, сказал:
- Валечка, я не подхожу! Я и так на грани, еще бы неделя нашего похода, и я бы необратимо влюбился бы в тебя! Но мне нельзя!
- Как это нельзя? Не понимаю. Почему нельзя? - серьезно спросила Валюша.
- Да потому, что я очень влюбчивый! Так что я дал себе зарок - никаких романтических отношений, пока не закончу институт, - объяснился я. Потом договорил:
- Знаешь, когда мы шли к монастырю, я подумал, что вот, в советской стране иду как паломник от одного монастыря к другому...
- Не поняла. Откуда ты идешь?
- Институт и общага - это мой монастырь, сейчас я возвращаюсь туда, опять по монастырскому тракту, получается.
Я наклонился, чмокнул Валю в щеку и, захватив с полки Славкину гитару, вышел из купе.
В тамбуре в клубах дыма Юра и Слава что-то энергично обсуждали.
- Юр, дай закурить, - попросил я.
Юра протянул мне пачку Мальборо:
- Ты же не куришь?
- Правильно. И не буду, у нас в общаге комната для некурящих. Будь она неладна, эта келья на четверых... Слав, давай, Визбора! "Церковь" споем!
- А, давай!
И мы запели:
"Вот прекрасная оценка
Наших бедствий на бегу -
Католическая церковь
На высоком берегу..."
Я пел с каким-то остервенением:
"Что ни баба - то промашка,
Что ни камень - то скала:
Видно, черная монашка
Мне дорогу перешла..."
- Ну, при чем тут католическая церковь и какая-то черная монашка? - подумал я с последним аккордом, - Надо бы свою песню написать про путь по монастырскому тракту, про надвратную церковь. Про реку Кожа, которая могла содрать с меня кожу, но пожалела. Про милую и героическую девушку. Про невозможную любовь, наконец!