1) Долог летом день. Ребята решили собраться-подготовиться к вечеринке заранее. Ещё светит на ярко-синем небе солнце, лишь вдали, у горизонта, белеют облака, ещё стрекочут кузнечики среди травы, а девки да ребятки уже собрались у сарая, что побоку от деревни стоит и айда там бузить - пыль коромыслом!
Бузить - не в смысле дурака валять: этим, да хороводами, они вечером займутся - сейчас они пыль выметают, огонь в печной яме разжигают, паутину с пыльных окон сдирают - дело делают! Шум, гам, смех на всех - но и проголодались.
Но горит в яме печной костерок, закрутился над сараем серый дымок, пекут ребята свой нехитрый харч - хлеб себе пекут из теста, что им матери раньше дали, суп да кашу себе в котлах-казанках варят-разогревают, голода как небывало. Хорошо.
...Всё хорошо, одно нехорошо: испекли-разогрели себе ребята весь харч, сели поесть, а в дверь им стук:
- Дайте ребятушки хлебца, есть очень хочется!
Видно калика-прохожий проходил мимо, да и учуял запах съестного. Ребята может и кинули бы ему хлеба кусок, да встала тут одна девка, кровь с молоком, коса чёрная чуть не до пола, да говорит, дверь не открыв даже:
- Нету тебе, убогий, хлеба, иди-ка отсюда, Бог тебе подаст!
А в ответ - не звука. Только вроде бы слышны удаляющиеся от сарая шаги...
Присмирели было ребята: безобидного дурачка прохожего обидели - нехорошо, да проникло тут в сарай солнце через щели в соломенной крыше, вызолотили нутро здания, увидали они, что работы им - ещё непочатый край, и принялись за неё. А солнце на дворе всё ниже...
2) Светел летний вечер. Солнце уже не жёлтое и не белое - рыжее и красное, зато небо - не ярко-синее, как днём, а светлое и нежное, даже белёсое, даже облаков не видать, зато если присмотреться, то месяц уже можно увидать.
Висит он в небе узким ножом столовым, золотисто-серебряным от заходящего на западе солнца, и намекает: есть пора!
На дворе ещё светло, на место кузнечиков сверчки полевые пришли, свои песни завели, на место бабочек - мотыльки прилетели, сиди на крыльце себе в компании и ужин кушай! ...А ребята наоборот - внутри сидят.
Не послушали ребята родителей - утащили на днях себе в сарай бочонок винца домашнего, и теперь сидят, пьют. Увидят это взрослые - накажут! От вина ведь, известно, одни беды!
Но сидят по домам родители, сами чаевничают, перемигиваются, молодость вспоминают - им и не видно, и не слышно, чем ребята занимаются. Раскраснелись у ребят носы, раскраснелись и щёки: вспотели они. Но еду они поедают, вином запивают - весело им. Хоть и страшно им - а вдруг родители придут, узнают! - но и весело. Гуляем, сестрицы да братцы!
Вдруг - стук в дверь. Негромкий такой стук, вкрадчивый.
Кот, что спал в углу - встрепенулся, глаза открыл, когти выпустил, зашипел.
Пёс, что сидел внутри у двери - на ноги вскочил, зарычал.
А из-за двери голос, да тонкий такой, противный, не поймёшь даже, мужской или женский:
- Дайте ребятушки хлебца, есть очень хочется!
Может ребята и дали б, но встал тут один парубок, плечи - косая сажень, на губах усы уж темнеют, и говорит, из-под винных паров:
- Нету тебе, убогий, хлеба, иди-ка отсюда, Бог тебе подаст!
А в ответ - не звука. Только вроде бы слышны удаляющиеся от сарая шаги, да такие странные - не дать не взять копыта по пыльной дороге цокают...
Вскочил тут на ноги кот, вскочил на свою хозяйку, замяукал не своим голосом - пошли, хозяюшка отсюда, беда будет.
Вскочил тут на ноги пёс, стал биться в дверь, прочь уйти хочет: беда наступает, от неё не отбиться!
- Да замолчи ты, - говорит псу его хозяин, и делает шаг, чтобы пса ногой пнуть - но с непривычки, с пьяни, ноги разъехались, и хозяин грохнулся прямо на зад. Ребята постарше - в смех пьяный, а ребятам помладше что-то тут разонравилось, встали они из-за стола, говорят:
- Да ну вас, и вино ваше, и ваше веселье пьяное - мы домой пойдём, пока светло ещё!
(Ну да, на дворе уже довольно темно, но чего не скажешь, чтобы и лицо не потерять, и домой уйти?!)
- Ну и идите, мелкота - без вас веселее будет! - отвечают младшим ребята старшие, о беде возможной наступающей не думая.
Так ребята и рассорились: старшие в сарае остались, вино допивать, да друг с другом танцевать, а младшие домой пошли.
На улице солнце уже за лес зашло, звёзды уже на небе высыпали, к месяцу за компанию, к мотылькам и сверчкам светлячки присоединились. Сядут иные на куст, засветятся парой - не дать, не взять чьи-то глаза...
Кинул парубок в куст тот хлеба:
- Вот тебе твой хлеб, дед, нас не ешь на обед.
В кустах только захрумкало, а ребята домой побежали...
3) Темна летняя ночь. Горит в небе месяц, горят в небе звёзды, горят на земле, среди леса да полей светлячки. Сядут иные на куст, засветятся парой - не дать, не взять чьи-то глаза... Взошёл над лесом месяц, сам - не дать, не взять, чей-то глаз большой, полуприкрытый - светлячки и исчезли...
Ребятишки помоложе уже было по домам разбежались, сперва под одеяла-на палати-на печки забились-схоронились, потом осмелели, во двора вышли, а то и на чердаки - что там у старших товарищей происходит? А в округе всё тихо...
Ну, в округе всё тихо, а у оставшихся ребят - дым коромыслом. Вино допили, из бочонка барабан сделали, достали флейты да прочие инструменты музыкальные, и айда танцевать! Танцуют плохо, танцуют пьяно, музыка тоже на обе ноги хромает, но - весело! Смех, гогот - до потолка.
И тут в дверь - стук, вроде и негромкий, а слышный. Был бы с ребятами кот - он бы зашипел, был бы пёс - он бы взвыл. Но нет с ними уже не собак и не кошек, одно пьяное веселье, да нетрезвая храбрость.
А из-за закрытой двери голос, и такой странный, что даже страшный:
- Дайте ребятушки хлебца, очень есть хочется!
Переглянулись ребята. И подвыпившие они, и связываться с прохожим не хотят, да и вообще, весь запас своей проели.
Встала тут одна девка, кровь с молоком, коса чёрная чуть не до пола, да говорит:
- Нету тебе, убогий, хлеба, иди-ка отсюда, Бог тебе подаст!
А в ответ - ничего. Только в дверь снова стук - настойчивый такой:
- Дайте ребятушки хлебца, очень есть хочется!
Разозлились ребята.
- Нету тебе, окаянный дурак, у нас хлеба! Иди куда хочешь! - и распахнули дверь.
А там - никого. Только месяц светит им в сарай, как глаз большой, веком прикрытый, и жёлтый. И от этого взгляда-не взгляда широко раскрылись у ребят их глаза, зажелтели они, округлились. Встали у них волосы дыбом, у кого гладко, у кого - и рожками.
И закачало с перепою ребят, замахали они руками, как крыльями, пытаясь удержаться на ногах. Глядь, а это и впрямь уже не руки, а крылья, и на ногах они тоже не стоят: затрещала у ребят обувь, стали пробиваться сквозь неё птичьи когти.
Закричали было ребята на помощь от ужаса, да голоса отнялись, только и послышалось:
- Уху! Ху-ху-ху! Сплю!
А потом и это затихло. Погас в печной яме огонь, зашёл за тучу месяц - будто глаз веком прикрылся - потемнел сарай, затих, будто там и нет никого...
4) А наутро, когда только солнце встало и честный люд проснулся, поработать утречком на холодке, пока солнце в полную силу не взошло, и туман-росу не прогнало, пошли молодые ребята, (которые вовремя ушли), к старшим в сарай. С ними и взрослые, кое-кто - пора, мол, ребята подниматься, с папами-мамами по избам прибираться.
Шли к сараю, не дошли шагов 10-15, остановились на дороге их собаки, что с хозяевами туда побежали. Стоят, рычат, ворчат, не идут. Что с ними сделалось? Нахмурились взрослые, сказали детям, чтобы под ногами не мешались, и бочком, огородами, к сараю.
Подходят, в дверь постучали, а в ответ тишина, не гу-гу.
Ещё больше нахмурились взрослые, постучали по двери сильнее, а она и открылась, а в сарае - темно, тихо и пусто, только наверху, под стропилами, что-то закопошилось.
Испугались тут люди, рявкнули со всей силы:
- Сыны! Дочки! Да где же вас носит, вашу мать?!
Заметалось эхо в пустом сарае, вылетели со стропил ночные совы, крикнули пару раз - Ух-ху! - как будто всплакнули - и улетели в лес, только их и видели.
А ребята же постарше так и сгинули, только одёжу их (попорченную) и нашли. Кто потом говорил - что их цыгане в лес заманили, да и зарезали, а кто - и того хуже. Замерла от горя деревня, застыла...
Нет, потом конечно дело исправилось, но про то - другая история будет.