- Рита-а! - укоризненно произносит мама, и ее глаза темнеют и увлажняются от огорчения, - Ну зачем тебе работа, детка?
- Ты сама нам рассказывала, что начала работать в шестнадцать лет, чтобы быть самостоятельной. Я тоже не хочу быть нахлебницей в доме!
Мама почти кричит от волнения:
- Зайка моя! Мне пришлось рано начать работать, понимаешь, пришлось! И именно поэтому я пытаюсь сделать все для того, чтобы у вас с Андреем не было такой необходимости! Неужели ты думаешь, что мне нравилось идти всю жизнь с ранней юности с грузом ответственности на плечах, и чувствовать себя с шестнадцати лет сорокалетней? Не выбирать, а приспосабливаться под сделанный за меня выбор, откладывать свои мечты и желания на потом, пока не стало поздно и смешно их реализовывать, потому что я вышла из того возраста, когда они имели смысл?
Я подхожу и утыкаюсь маме лбом в плечо. Она осторожно гладит меня по выбившейся из заплетенной косы прядке волос и уговаривает воркующим голосом, как заупрямившегося малыша:
- Ты еще так молода, котенок, радуйся свободе и беспечности, еще успеешь досыта наесться и ответственности, и взрослости. Хочешь, прогуляемся по магазинам? Или позвони Алине, сходите в кино? И вообще, не дело это для молодой потомственной ведьмы грезить о работе, марш развлекаться!
- Потомственной... нет у меня никаких способностей, и уже не будет.
- Маргарита! - с напускной строгостью говорит мама - Что б ты понимала в прикладном колдостве? К чему у тебя есть способности, пока судить рано!
Единственное мое "сверхъестественное" достижение - срыв тех уроков в школе, на которых мне мучительно не хотелось присутствовать. Как только я чувствовала тошноту от перспективы заняться именно сейчас немецким, или химией, намертво заклинивались замки в кабинетах, внезапно менялось расписание, половину класса вызывали с урока на медосмотр... А еще я рекордсмен школы по пропущенным занятиям в старших классах: столько пропусков у одного ученика по болезни на памяти нашего завуча не было никогда. Я не помню ни одной справки из поликлиники длительностью меньше чем на три недели. Странно, но кашель, насморк и хрипы в бронхах проявлялись у меня только на очередном осмотре врача, по возвращении же домой я чувствовала себя прекрасно.
Мама объяснила мне, что это - наследственная нелюбовь к школе, своеобразная аллергия, которая сильнее всего проявляется в подростковом возрасте. Она тоже полгода в девятом классе провела дома.
- А потом? - спросила я ее.
- А потом не пропустила ни одного учебного дня до самого последнего звонка. Не было необходимости.
- Что же изменилось?
- Влюбилась! - фыркнула мама в ответ.
- А разве ведьмы влюбляются?
- Не надо наступать мне на любимую мозоль! - прогремела мама, но я-то знаю, что ее гнев не страшен. Я имею в виду, для нас. Постороннему человеку я, конечно, злить ведьму категорически не советую.
- Да! Ведьмы! Не! Влюбляются! Но иногда, при особых, благоприятных обстоятельствах, они могут испытывать к человеку определенные... э-э-э... эмоции, которые условно можно назвать близкими к тому, что люди называют любовью!
Меня эти "определенные эмоции" благополучно проигнорировали, поэтому два последних учебных года я на занятиях появлялась как рассеянное солнышко в туманный день. Школу я закончила два года назад, и с того самого момента в поликлинике забыли, как я выгляжу. Институт я себе выбрала с дистанционным обучением - поступать в местные вузы я не хотела, а единственный намек на возможность уехать учиться в Россию мгновенно довел маму до состояния, в котором она способна выжечь электроприборы в целом квартале. С тех пор меня все вполне устраивало - до некоторых пор, а потом мне стало неимоверно скучно.
Мои воспоминания прерывает мелодия из "Жестоких намерений", сцена заключения пари. Мама шутит, что это единственный звонок телефона, от которого у нее не возникает желания к концу дня разбить телефон о стену. Она отвечает на звонок.
- Слушаю. Да. Думаю, да. Хорошо. Я говорю, хорошо, договорились, завтра в десять она будет у тебя.
- Ну, выйдет все-таки по-твоему - обращается она ко мне, закончив разговор. - звонила Алена, они, наконец, открыли второй бутик и ей не помешает твоя помощь.
Алена - жена моего дяди. Она старше меня всего на пять лет. Бутик, о котором идет речь - небольшой отдел в недавно отстроенном торговом центре "Сити", ремонт сотовых телефонов и продажа аксессуаров.
На следующий день Алена встречает меня у входа в центр. Огромные стеклянные лопасти крутящейся двери продвигают нас внутрь, а дальше эскалатор уносит вниз, на цокольный этаж. Мне всегда нравилась атмосфера больших универмагов, а в предновогодние дни в них особенно красиво, на каждом шагу разноцветные гирлянды и украшенные елки.
В отделе Алены тоже стоит у входа серебристая елка. Всю противоположную от входа стену занимают стеллажи светлого дерева с разложенными брелками и чехлами для мобильных. У ближней к входу боковой стены оборудовано место для мастера по ремонту, оно пока пустует. У дальней - место продавца, небольшой стол и невысокая витринка, на которой красуются самые яркие брелки. С потолка обдувает теплым потоком воздуха мощный кондиционер, в стену вмонтирован его пульт управления, удобно - не вставая с места, можно повернуть регулятор до отметки с нужной температурой. Последняя деталь интерьера - телевизор, установленный на кронштейне почти под потолком, и транслирующий MTV.
- У вас тут что, кабельное телевидение? - удивляюсь я.
- Ага, проведено кабельное в каждый отдел. Если бы не это, заснуть от скуки можно - смеется Алена - центр открыли совсем недавно, людей еще почти нет, редко когда зайдет покупатель.
Не успеваю я толком осмотреться, как Алена убегает по каким-то своим неотложным делам, оставив мне краткие ЦУ: из бутика не выходить, если появится покупатель, или возникнут вопросы - позвонить ей на сотку. Я согласно киваю и занимаю место за столом. Первые полчаса я просто разглядываю сотни украшений для телефонов через стекло стеллажей, потом достаю из сумки очередную книжку про вампиров и погружаюсь в чтение.
В самый напряженный момент сюжета, когда главная героиня, беспомощно прикрыв глаза, подставляет обнаженную шею под смертельный укус, я вдруг слышу легкое покашливание и, поднимая глаза, натыкаюсь взглядом на синюю дутую куртку и вихрастую огненно-рыжую шевелюру ее обладателя. "Рыжий-рыжий-конопатый" - вспоминаются мне тут же слова из детской песенки. У парня, который стоит передо мной, совершенно уморительная физиономия, сплошь усыпанная веснушками, курносый нос и заразительная улыбка.
- Девушка, - говорит он мне неожиданным басом, - Не будете ли Вы так любезны показать мне что-нибудь из этого богатого ассортимента товаров?
Он делает широкий жест в сторону ряда стеллажей.
- Разумеется, а что конкретно Вас интересует? - я захлопываю книгу и ловлю его заинтересованный взгляд на обложку.
- Позвольте заметить, столь юной и ослепительной особе больше пристало бы читать любовный роман, промокая глаза кружевным платочком в особо романтических местах.
Его внешность, голос и манера говорить настолько не подходят друг другу, что я не могу удержаться от улыбки.
- Вы большой знаток вкусов и интересов юных особ?
Он страдальчески искривляет рот, хлопает рыжими ресницами и шевелит конопатыми ушами.
- Увы, нет. Но не теряю надежды когда-нибудь встретить на своем пути прекрасную и юную и служить ее интересам по мере сил и возможностей.
Я смотрю в его глаза, чувствую секундное головокружение и подступившую тошноту, и вдруг понимаю, что я с точностью знаю о нем все: его зовут Игорь, его мать растила сына одна, не пожелав больше выйти замуж после трагической гибели горячо любимого мужа, они живут в скромной двухкомнатной квартирке на первом этаже... Внезапно захлестнувший меня поток чужеродной информации застывает, пропуская главное: он очень, очень хороший человек, у него доброе сердце и щедрая душа, но видимо, не в ударе был тот, кто писал его судьбу, и накроил ее вкривь да вкось.
- Вам нехорошо? - опушенные рыжим глаза смотрят тревожно.
- Нет, все в порядке. Вы хотели что-то приобрести?
Он колеблется долю секунды, прежде чем ответить:
- Можете считать меня ненормальным, но я просто проходил мимо, и ноги сами меня затащили в этот магазин и в этот отдел. И у меня стойкое ощущение, что я просто обязан здесь что-нибудь купить.
- Так что же Вам показать?
Он беспомощно оглядывается, а затем облегченно вздыхает, указывая на верхнюю полку витринки прямо перед собой:
- Вот, я возьму это.
Я достаю из витрины брелок: голубой прозрачный сапожок с пряжкой, оклеенной ярко-синим мехом, и протягиваю ему на ладони. Забирая его, он касается моей руки, и пока он бережно прячет безделушку в карман и кладет на стол денежную купюру, я странным параллельным зрением вдруг вижу, как задрожали и размылись линии его судьбы, и чистыми мазками нарисовалась яркая картина нового будущего.
Ты встретишь девушку своей мечты, сегодня вечером, нечаянно столкнувшись с ней на улице, ведущей к дому, и рассыпав апельсины, которые она несла в пластиковом пакете, такие же оранжевые, как твоя шевелюра. Ее зовут Ирина, и ты влюбишься с первого взгляда в ее смеющийся рот и доверчивые глаза. У вас родятся двое сыновей-близнецов и дочь на пять лет младше. Ты будешь много работать, но работа принесет ощутимые плоды. Через год после рождения дочери вы переедете из своей квартирки в уютный дом, который ты спланируешь сам. Твоя мать безмерно избалует внуков, а ты станешь на нее за это притворно ворчать, пряча улыбку.
А еще вы все будете просто неприлично счастливы.
Он уходит, кивнув мне на прощание, и я выхожу из бутика в коридор, чтобы проводить его взглядом. Около эскалатора он оборачивается и машет мне рукой.
- Девушка! - кричит он своим громовым басом - Я сохраню этот брелок как талисман! Я знаю: теперь у меня все будет хо-ро-шо! Спасибо Вам!
Эскалатор уносит его наверх, я возвращаюсь на свое рабочее место и думаю о том, что у меня слишком разыгралось воображение, и что надо бы поменьше увлекаться чтением мистики и фэнтези.
- Ох уж эти молодые ведьмы! - звучит вдруг хрустальным колокольчиком голос в моей голове - Ничего-то они не принимают на веру! А чего особенного-то случилось? Обычное дело - подправить хорошему человечку судьбу, тут и самая неопытная справится. Считай, что ты принята на работу, молодая!