Аннотация: Один из давних рассказов, написан примерно в 2006-2007 гг. Входит в сборник "Жемчужный Сон" под номером три.
-Ольхо-
Братья мои, деревья старого леса, - укройте смолистой листвой! Сонные травы, прильните к моим ногам! Расплещется ночь, и разольётся туман серебряно-млечной прохладой; жадно вздохнёт земля, и дурманящий клич подымут сырые ветра над болотами павших.
Я помню всё: каждую жизнь и каждую смерть, всё виденное деревьями, растворённое в воздухе, всё что было и могло быть - здесь, во владениях старого леса. Окунутся очи в непроглядную зелень, и канет моя душа в потайной ручей. Вижу, предчувствую - бессчетными листьями глаз, кристальным водяным сердцем ....
* * *
Утренняя тишина - живая, живительная, переливчатая. Сиянием, малахитовым золотом истекали ветви деревьев, и ликующий сочный шелест плыл, обгоняя зарю.
Затаив шорохи, чаща слушала - песню, забывшую о времени, песню, сдиравшую с неба слепость синевы, обнажавшую пронзительно-грозную подзвёздную тьму ... Разрезала песня целый мир - от выси до бездны, от живых до мёртвых, и сочились сквозь её мелодию дивные слёзы, янтарные слёзы рассвета.
Нет, не богиня. И даже не фея. То властвовала песня смертной.
Смертная - доверчивая, юная, тоненькая и чуть ли не светящаяся насквозь.
В огромных глазах - дрожащее чудо, детская жажда удивляться и верить.
От выси до бездны, от живых до мёртвых...
Она не замечала, что сгустился дремучий лиственный сумрак; она не замечала двух пристальных взоров, потому что их пламя было создано для иного мира. Она не слышала за своей спиной тихий шепот - но зябко вздрагивал ветер и цепенели травы.
- Скажи, Повелитель, - шептал один из незримых, - ты бы мог обратить эту смертную в твою ученицу? Или заставить...любить? Без колдовства и силы, не притрагиваясь к её душе?
- Молчи. Молчи о том, над чем не властен.
- Но... ты бы хотел?
Тот, кого звали Повелителем, не ответил. Он дышал прекрасной песней - и забывал обо всём: о прошедших эпохах и войнах, о власти над тайным и едва ощутимым, о миллионах жизней, в которые он вонзил воронёный меч, о всех, кто лишился свободной воли в застенках его крепостей...Забывал саму память. Но вместо памяти являлись непрошенные грёзы - голодная тоска о никогда не существовавшей плоти, и надежда согреться никогда не виденным солнцем, и...
Ольхо...матовый блеск в оправе из бархата. Ольхо - Жемчужный Сон.
* * *
Ручей, наверно, солёный до дна. А слёзы всё капают и капают. И мерещится странное... Будто бы девичий силуэт, и длинные-длинные волосы изумрудного перелива, и зелёные серпики зрачков... Ольхо встрепенулась, ощущая зов.
"Ольхо! Ничто в этом лесу не стоит слёз. Ты хороша и молода. Разве это не бесценно?"
- Другие оценили...Слишком! Я уже обещана...Нет! Не в жёны. В жертву!
"Даже в этом скрывается справедливость".
- Справедливость?! Говорят - и я верю - что скоро за мной приедет...Вестник Небес, воин Вечного Света... Меч и Крыло Богов! Говорят даже...будто он один из демонов, пьющих души, ничем не лучше тех, кто служит Ночи, только ещё беспощаднее! Для него нет смертных - есть только сила, вынутая из жертв - во имя Светлого Пламени!
"Но и ты, Ольхо, принадлежишь Свету".
- Не такому Свету! Не испепеляющему, нет, не воинствующему!
"Тогда...проси защиты у того, кто вправе защитить тебя - и даже должен. Если осмелишься! Он знает дорогу сюда".
- Чужие советы - языки беды.
"Мне нечего сказать. Я живу в каждом дереве и в каждом шорохе, я всюду и где-то. Всё, что я имею - это лес, но лес - моя летопись, мой хозяин. Иди! И не сомневайся. Я буду помнить твой выбор всегда...Иди! Здесь не место слёз".
Ещё раз всхлипнув, Ольхо зачерпнула студёной воды и плеснула себе в лицо.
- Я примирюсь со своей судьбой, Хранительница Леса. Я не стану разгадывать загадки. Не все должны сражаться! Кто-то должен просто позволять времени делать то, что делает время.
Но никто не ответил. Кто-то должен просто помнить.
* * *
У границы леса рос костистый гребень скал, а на скалах стоял высокий, вечно продуваемый ветрами замок.
Ольхо неподвижно замерзала на крыше самой высокой башни. Помертвевшие глаза - черны от боли. Когда Ольхо глядела вдаль - видела пламя, яростные знамёна, костры и клинки, испепеляющие копья Солнца, бьющие в душу насквозь и без промаха. И душу пронизывал крик - и пламя отрезало все другие пути. И почти неотступным становилось желание идти - идти вперёд, пока не вырвутся из-под ног эти серые камни, пока не оглушит внезапный воздух, пока не ужалят в спину колючие звёзды.
Далеко внизу шумел лес. Великий исток, великое царство. От начала до конца времён. Рано или поздно в него вернётся всё: и руины твердынь, и кости живущих. И целая история уместится в одном весеннем листе.
Едва слышный стон блуждал под стенами замка: "Зови! Зови! Он знает дорогу сюда".
- Я хочу найти обе правды! - громко сказала Ольхо, будто приказывая.
Лезвие ножа - и кровь на серых камнях. Неведомая мудрость подсказала и помогла - вырисовать неведомую руну, символ неведомых ужасов, безымянную звезду об одиннадцати лучах... Зазвенела песня и взвилась бесконечным знаменем беды. И дрогнула ночь до костяного основания мира, до отпрянувших звёзд, до краёв Света и Тьмы, соскабливая шкуру времени с тысячелетних отчаяний и обречённостей.
Вспыхнула молния - но Ольхо не прекратила песню. Тяжкий гром рванул башню, словно струну. Вычерченная кровью руна взметнулась злым сиянием.
Но когда явился тот, о ком редко вспоминают по доброй воле, Ольхо бессильно смолкла. Песня иссякла, оставив хрип на губах.
- Ты не должна звать меня, смертная. Это запретное заклятие!
- Я не знаю никаких заклятий. Я только хочу спросить, - Ольхо вжалась в каменный зубец, стараясь никуда не смотреть. - Расскажи мне о Вечном Свете, лорд...
Ветер с надрывным хохотом оборвал её слова и больно хлестнул - да так, что девушка покачнулась. А Посланник Смерти шагнул ближе, замогильным кличем был его голос:
- У меня просишь мудрости о Вечном Свете? У того, кто хранит искусства, чары и ужасы Тьмы? Знаешь ли, сколько мудрецов потеряло души, ища ответы там, где запретно?
- Нет. Скажи... Если я стану жертвой для Светлого Пламени, то вернусь ли в этот мир, уйду ли в другой, увижу ли предков, сумею ли любить? Кем я буду? Чем будет моя жертва?
- Ты сама видела. Со Священного Костра не возвращаются, ни такие кристальные как ты, ни мои ученики. Всех сжигают одинаково, разве что слова разные говорят. А душа...для тебя души не будет. Памяти не будет. Свободы не будет. Правда, её и здесь не много.
Ольхо вонзила ногти в ладони - только бы молчать. Но помимо воли вырвался вскрик:
- Я не верю! Не хочу верить!
Ещё шаг. Тень Смертоносца затмила звёзды.
- Ты всегда была слишком чуткой, слишком видящей. А Свет ослепляет. Не видеть, если не хочется - это путь Света. Но тебя избрали не в ученицы, а в жертву. Твои песни слышно далеко...И они опасны.
Ещё шаг. Повеяло мертвящим холодом.
- Я...никогда не желала зла, - испуганно выдохнула Ольхо.
- Твои песни не только создают и убивают чары, твои песни будят то, что лучше не тревожить, заставляют тех, кто был рождён для неведения, знать мир, заставляют уверенных сомневаться, равнодушных - искать. Это не для Света, Ольхо.
- Неужели все должны выбирать? Нельзя держаться в стороне?
Шаг. И ещё один. Рука Смертоносца протянулась к Ольхо. Ольхо отшатнулась. За спиной распахнулось тусклое небо.
- Я ничего не буду изменять. Может, я и могу разбудить кого-то, но не себя. Я хочу только, чтобы всё это оказалось сном! - но Ольхо не успела закрыть глаза. На горле сомкнулась стальная тяжесть - рука Посланника.
- Я не отдам тебя Светлому Пламени, - близкий шепот обнял тело остриями страха. - Но вначале спой мне.
Спину обжигал ветер, тёмная стужа врывалась в грудь. Цепенящий взгляд искал притаившуюся ниже пяток душу...Нет-нет, не смотреть, не думать! Найти в себе силу, ярость, жажду жить - что угодно!
Первые звуки смёрзлись, осыпались инеем, но Ольхо заставила себя продолжить - и начал сплетаться узор, тощее рваное кружево... Снова вспыхнула молния. О Боги!.. Но песня окрепла, отвердела и, разбивая ледяную хватку, вырвалась на волю серебряным клинком, вонзилась в тусклое небо - и грозным иссиним заревом ответила ночь.
Ольхо пела о горных вершинах, острых, как меч, о сочно-белых расцветающих лилиях, о колдовских огнях посреди чащ, в которых могло заблудиться полуденное солнце; о танце двух лун - бледной печальной Анталь и пламенеющей Ранар, о золотой пыли старых дорог, знающих все легенды мира ... Обо всей красоте жизни. О красоте, которую не приходилось искать - она была во всём и везде, истинная, щемящая сердце красота, в каждой крупинке мира и в каждом мгновении времени. От выси до бездны...
Посланник Смерти знал всё - разве могла удивить его смертная?
Почему же разжались когти, утихло пламя страшного взгляда, отдалилась свирепая стужа, пряча клыки и сворачивая крылья? Смертоносец, не вымолвив ни слова, склонился и поцеловал руку Ольхо - хрупкую, тоненькую руку. Девушка сдавленно ахнула, помертвела - на неё рухнула тьма и расплавленный свет боли.
- Теперь я знаю, - вымолвил Посланник, - теперь умею видеть то, что видят живые. Мир прекрасен не только из потусторонний мглы...Я сдержу своё обещание. Вечный Свет недостоин сокровищ. Останься собой.
* * *
Кленовые листья ласково гладили воду. Повелитель Теней вслушивался во что-то - долго, очень долго. Наконец обернулся ко мне и пригрозил:
- Береги её, Хранительница!
- Да. Ведь я подсказала ей, когда и кого звать. Я многое нарушила...Но тысячи лет созерцания не могли продолжаться. Ольхо когда-нибудь проснётся?
- Если захочет...Песни рано или поздно разбудят даже её.
- Она выбрала?
- Тьма забирает лучших, Свет - сильнейших. А песни...они неприкосновенны.
- Не забывай о ней, Владыка Мёртвых.
- Не зови нас мёртвыми. И забывать - не в моей власти. Тебе ли это не знать?
Он ушёл - незримо, неслышно - в свои владения. А на дне ручья, в сияющей живой воде, осталась жемчужина, и меркло всё вокруг неё, и тихая нота рвалась в звенящую высь... Обнимите меня, вековые клёны! Пусть исчезнут пальцы, разбегутся прочь шершавыми змейками трещин, растреплются волосы изумрудным дымом. Спи, Ольхо.