Постараюсь передать мой разговор с Иваном, как можно более точно.
Первый и, наверное, главный вопрос - почему он возвращается обратно, на фронт, почему не ударился в бега.
Ответ был, примерно, такой: долго не набегаешься, все равно поймают. Поймают, и отправят "в штурмовики", а там - верная смерть. Потери огромные, огромные потери - людей косят сотнями, тысячами.
А что семья будет без меня делать, как жить? Сейчас им помогают, я деньги присылаю, а там...
У нас на фронте команда дружная, своих не бросаем, а попаду в другую часть - буду чужим, пропаду.
Спросил - как они там живут, в окопах. Нам ведь рассказывают про холодные ночевки в "лисьих норах", про просроченные сухпайки, про то, что нельзя развести огонь (тепловизоры), нет горячей воды, негде помыться...
Оказывается, у них все по - другому - живут в теплых блиндажах (строят сами, и материалы закупают тоже сами), готовят на печке (продукты - за свой счет), дымоход выведен далеко от блиндажа, чтобы не накрыла "арта".
Есть что - то, вроде, бани в отдельном помещении.
В общем, быт налажен, насколько это возможно в полевых условиях.
Но смерть ходит рядом, много убитых, много искалеченных. Сам Иван получил тяжелое ранение в шею, чудом остался жив.
Спросил про выплату по ранению - говорит, получил. Вообще, "боевые" выплачивают регулярно, без особых задержек (попробовали бы не выплачивать!).
Деньги никто не вымогает (а как можно вымогать у людей с оружием?).
Командиры обращаются с солдатами "по свойски", ни о каких поборах и издевательствах не может быть и речи (пуля ведь может и сзади прилететь).
У Ивана в роте, вообще, командир из мобилизованных
Спросил про заградотряды - Иван устало махнул рукой, "мы там все вместе". То же самое и с "чеченцами.
Да и какие загрядотряды, когда люди добровольно возвращаются их отпусков, когда регулярно ездят в Белгород за боеприпасами, и без всякого конвоя.
Между прочим, с нами в одном купе ехал парень, который служит по контракту в нацвардии, ехал в Ростов.
Будет служить во второй линии, не на "передке". Иван отнесся к нему вполне дружелюбно, и на прощание сказал - "береги себя".
Еще пару слов об этом парне. Вначале он хорохорился, что - то кричал (скорее, в шутку) про "защиту родины". Потом сник и только хрустел, напоследок, чипсами.
Когда подъезжали к Ростову, подошел ко мне и, неожиданно, крепко пожал на прощание руку. Видно, ему тоже запали в душу наши разговоры.
Слушая Ивана, я понял - почему наши солдаты так упорно обороняются. Во - первых, отступление - это большие потери, потому что в чистом поле солдат, практически, беззащитен.
Во - вторых, им, наверное, очень не хочется покидать свои, обжитые с таким трудом, блиндажи и ломать налаженный фронтовой быт, хоть и нехитрый, но привычный.
Впрочем, все это относится и к наступлению.
Был разговор и о настроениях солдат. Сказал - бунтовать не думают. Однако, когда речь зашла о пригожинском мятеже, лицо оживилось, в глазах появился блеск.
Они все это помнят.
В конце спросил про Бучу. Ответ был простой - "да зачем нам это надо". Коротко и ясно.
Последние слова, которые я услышал от Ивана, были - "господи, да когда же всё это кончится, когда они договорятся".
Я навсегда запомню этого человека и его усталые, печальные глаза.
Я за него в ответе - и вы тоже, если не продали совесть "голубому брату", продали за душевное благополучие.