Колонок : другие произведения.

Если не ты...

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Главы 1-3


   Глава 1
  
   Делить с ней постель оказалось весьма увлекательным занятием: эдакий моторчик с фантазией и полным отсутствием предрассудков.
   Сама скорость, с какой она оказалась в Женькиной кровати, не являлась из ряда вон выходящей - позавчера познакомились, не полчаса назад - но Женька все же привык к более длинному периоду ухаживания. А тут и ухаживать не понадобилось.
   И ведь не выглядела доступной для всех желающих, на Выдру, только протянувшего лапы, так посмотрела - больше не лез.
   Крепкая, длинноглазая, смуглая. Курила сигареты без фильтра, держала их, манерно отставляя мизинец, чуть отведя в сторону локоть, будто изображала девицу из высшего общества. Только выражалась порой отнюдь не аристократично.
   Звали ее Айсулу, но сама девчонка представлялась иначе - Аня.
   Аня так Аня, хотя странно, чего это человек выбирает себе настолько обычное, можно сказать в веках затертое имя? Стесняется, что ли?
  
   Познакомились на репетиции; вот так открывается дверь, а там вместо одной девушки, виолончелистки, стоят две, и вторая никому не известна. История печальная и обыкновенная - эта самая Айсулу-Аня теряет ключи, и подруга, добрая душа, тянет ее за собой, чтоб не сидеть бедолаге на промозглом ветру, ожидая, пока кто-то из родных откроет квартиру.
   И приводит в теплую компанию музыкантов, где каждый первый - талант мирового масштаба...
   Волк терпеть не мог посторонних во время работы, но сжалился над человеком.
   А девчонка оказалась умная и шустрая. И волевая - через полчаса после ее появления никаких "сиди и не отсвечивай" уже не возникало.
   И вот...
  
   - На роль твоей девушки я не претендую, - заявила Аня, глядя в потолок с приклеенными к нему бумажными звездами. - А вот охранять тебя, уж извини, буду. А то притягиваешь к себе всякие неприятности.
   Женька едва не поперхнулся. Вот так, подкатит к тебе девица и заявит - я, мол, твоим охранником стать желаю. Ну, или вроде того.
   - Я как-нибудь сам разберусь, - ответил, надеясь, что звучит это вежливо.
  
   Никаких особых неприятностей Женька за собой припомнить не мог. Ну, доставалось в детстве за шум в неположенном месте, за срыв уроков - и то, не один был, с компанией; за то, что в глаза старшим порой говорил такое, что лучше бы придержать за зубами... Но в общем-то "трудным" никогда не был. Вылетел из института - восстановился же. Побывал даже на том свете, как-то моторка перевернулась, и нахлебался воды; страшно гордился - не каждому клиническая смерть выпадает... тоже обошлось. Пара драк... ерунда, в общем. Охранять не от чего.
  
   - "Сам" - это любимое слово трехлетних детей, - невозмутимо ответила Аня. - Можешь послать меня подальше, не обижусь. Но я все равно буду тебя за тобой присматривать.
   - Что, ходить как привязанная, след в след? - съязвил Женька.
   - Не дождешься. Ходить еще за тобой...
   - Ну и как тогда? Подслушивающие устройства? Спутник-шпион? - Женьке стало весело.
   - Да нет, одной ночи достаточно, - длинные черные глаза не очень-то добро блеснули.
   "Двинутая", - подумал Женька. "Сейчас еще что-нибудь про карму и энергетические хвосты начнет..."
   Аня поднялась, устроилась на подоконнике и молча курила - силуэт в слабом теплом свете фонаря. Выглядела она совершенно нормальной. Даже чересчур - ни пирсинга, ни татуировки, прямые волосы - длинное "карэ"; что-то монгольское в чертах проскальзывало, но придавало ей не диковатость, а строгость.
   Женька подумал, что расставаться вот так сразу, из-за какой-то придури ее - не хочется. Пусть берет в голову все, что угодно.
   Пусть...
  
  
   - Можно все-таки звать тебя Айсулу? Ну или еще как-нибудь, хоть прозвищем? - спросил он за завтраком.
   - Не любишь имя Анна?
   - Нормальное, в общем... Но у нас в классе было три Ани, в институте две, у Волка так зовут девушку... А у тебя - прелесть, а не имя, настоящее, в смысле!
   - Зови, как представилась, - сказала она после минутного размышления. - Мне так удобней. А что до похожести... это уж дело техники, выделяться из толпы. Одним прозвищем все равно ничего не добьешься.
  
   Она ушла после завтрака, молча перемыв посуду (Женька пытался на правах хозяина сделать это сам, но его вежливо отстранили). Не оставила ни телефона, ни адреса - предположим, где она живет можно было узнать у коллеги по группе Маринки, к чему шифроваться? И о встрече не договорились... Соизволила бросить на пороге: "Встретимся..." - и все, только лифт загудел.
   Стало смешно - то ли девочка в таинственность не наигралась, то ли это плоды феминизма, черт разберет.
  
   Телефон зазвонил, когда Женька ставил новые струны.
   - Слушай, забирай свою сову! - заявил Волк. - Она задолбала, грохочет клеткой, звук - будто метро по квартире носится!
   - Куда мне ее??
   - Ну, выпусти, сдай в зоопарк или свари и съешь, твои трудности! А хочешь, я тебе ее вместе с клеткой отдам??
  
   Сова появилась неделю назад. Крупная серая неясыть с оранжевыми злобными глазищами, окруженными кольцом длиннющих ресниц. Сидела за мусорным баком, с виду вполне здоровая, но не улетала, и смотрела на редких прохожих с видом людоеда. Накрапывал дождь, и Женьке стало жаль птицу - постояв рядом с ней, обменявшись с семейной парочкой средних лет мыслями о поимке "зверюги", он просто шагнул, накрыл ее курткой и схватил в охапку.
   Сова, похоже, от возмущения впала в ступор, и Женька не пострадал. Хотя подкладка куртки оказалась разорвана.
   Друзья, выслушав эпопею о поимке, покрутили пальцем у виска - птица могла оставить "ловца" без глаз, если не хуже.
   Два дня неясыть просидела у Женьки на кухне в углу, изображая веник; предложенное мясо жрала с аппетитом. Наедине с парнем она вела себя вполне прилично, однако терпеть не могла Женькиных гостей - очень даже взаимно. Кому понравится, когда тебя атакует нехилый комок перьев с внушительными когтями и клювом?
   Потом Волк откопал у родичей клетку, согласился принять птицу к себе - ему нравилась экзотика. Конечно, сова не кондор какой-нибудь, но и не канарейка; можно и погордиться. Неясыти у нового хозяина не понравилось. Ела она по-прежнему с аппетитом, зато орала, хлопала крыльями и гремела клеткой.
  
   - Ты, герой передачи "В мире животных", так и знай - не придешь, я ей башку отверну!
   - Ладно, - проворчал Женька, проклиная собственное добросердечие. Спасатель нашелся... вот теперь и возись, раз уж начал!
  
  
   Женька подрабатывал видеосъемками; весь день занимался очередной свадьбой, порой вспоминая, что завтра придется ехать разбираться с неясытью, и на душе становилось тоскливо. Пьяные гости начинали особенно раздражать, и невеста попалась какая-то кобылообразная...
   Съемка закончилась в одиннадцать вечера. Облегченно вздохнув, Женька упаковал камеру и шагнул на улицу, жадно вдыхая сырой мартовский воздух.
   И натолкнулся на Аню. Выглядела та очень задиристо - руки в боки, голова наклонена, ногой постукивала по затянутой ледком луже.
   - Привет, - растерялся Женька. В самом деле, что ли, взялась следить?
   - Виделись. Что голову повесил?
   Парень мысленно махнул рукой и решил не устраивать плясок с бубном, то есть разговоров о погоде. Все равно девица двинутая, так хоть выговориться.
   - Сова эта чертова... ты же была у меня, ну скажи, куда клетку ставить?? Это ж не волнистый попугайчик, ей место нужно.
   - Пошли, посмотрим, - сказала девчонка. - На твою птицу.
   - Что там смотреть, я ж ее ловил!
   - А я не видела! Пошли, может, помогу пристроить... или хоть донести.
   - На ночь глядя? Я собирался завтра. И камера, знаешь ли...
   - Говорю - помогу! Волк все равно не спит часов до трех. Быстрее отделаешься.
  
   Волк жил через три остановки от кафе, где проходила свадьба. Аня, стремясь срезать дорогу, выбирала самые темные подворотни - Женька только хмыкал, еле поспевая за ней. Охранница нашлась... Вот так нарвется на подвыпивших придурков, и кого придется защищать? Хотя... как там в анекдоте? "Ваш крокодил, вы и спасайте?"
   Женька любил поздний вечер, когда город еще не спит, но уже бросил дневные хлопоты и пахнет наступающей темнотой, пронзительной, невесомой. Несколько раз бросая взгляд на небо, юноша замечал серебристые росчерки метеоров. Да... и в пути по закоулкам есть свои плюсы. На освещенном проспекте их не заметил бы, там фонари заслоняют небо.
   - Смотри, падающие звезды, - позвал он спутницу. - Странно, обычно такие "дожди" идут в августе...
   - Не застревай на месте, не столб! - прозвучало в ответ.
   - Какой дурак придумал, что женщины - хрупкие романтичные создания?! - с интересом спросил Женька.
   - Какой-то придумал. А может, тогда мужчины были мужчинами, а не истеричными хлюпиками, полными понтов!
   Сказала - и понеслась вперед с еще большей скоростью, будто опасаясь, что получит по шее. Еще чего... хотя стоило бы.
   - На провокации не поддаюсь, - проворчал Женька ей в спину.
  
   Волк встретил нежданных гостей не самым радушным образом - звонок вытащил его из ванны; однако, узнав, зачем они пришли, подобрел. Даже пошел варить кофе - на этом настояла Аня, уверяя, что иначе она свалится и заснет. Пока хозяин возился на кухне, девушка прошла в дальний конец коридора, который полностью занимала клетка. Свет, слабый, рассеянный, попадал сюда через окно у самого потолка - через это окно можно было заглянуть в комнату Волка.
   - Не темно ей здесь? - громко спросил Женька.
   - Нормально, она ж ночная, - отозвался Волк с другого конца квартиры. - И вообще... какая разница, все равно заберешь!
   Аня и сова уставились друг на друга со взаимным отвращением. Потом сова взъерошила перья, став будто в два раза больше, и завопила крайне противным голосом.
   - Не отдавай ее в зоопарк, слышишь? - неожиданно заявила девушка. - И не выпускай. Дома у тебя пусть живет.
   - Да ну? - Женька почти пропел это, самым ехидным тоном: - И слушать каждый день эти вопли? А может, ее тебе подарить, на женский праздник?
   - Нельзя в зоопарк, - Аня отвернулась, зажгла сигарету, выдохнула струйку дыма.
   - Что, защита животных? Может, тогда все-таки в лес отвезем? Все равно весна, считай, на дворе. Крылья целы...
   - И в лес нельзя...
   - Да ты хоть по-человечески объясни! - разозлился парень.
   - Не могу я... нет никаких секретов, я просто не знаю! Но вот смотрю и вижу - самое лучшее тебе взять сову.
   - Ага. Ты еще и пророчица?
   - Иногда, - серьезно сказала Аня. - Ты не подумай, я в сенсов играть не собираюсь, ни в каких там ворожей или колдуний... Просто я вижу - нельзя. У нас во дворе мальчик один утонул, ему было двенадцать, мне тоже. Я его предупреждала - не ходи на протоку, в тот день прямо на лбу у него было написано - лучше дома сидеть... А он пошел, нырнул и ударился головой о корягу.
   - Ты, значит, смерть чуешь?
   - Нет, - она мотнула головой, глянцевая челка закрыла глаза. - Бывает разное. Но чаще предупреждение. Вплоть до такого - не нужно по этой дороге, попадешь в пробку. Или кошелек украдут.
   - А мне что грозит? Раз взялась охранять? - полушутливо спросил Женька. Не то что бы верил, но... как же стихи писать, если в потустороннее не заглядывать? А песни?
   - Может, и ничего... сова эта дурацкая...
   - Давай сделаем чучело?
   Она вздрогнула. Кажется, испугалась по-настоящему.
  
   Волк на радостях, что избавится от неясыти, напоил гостей коньяком, вручил им клетку длиной-шириной метр на полтора, и выставил. Аня, как верная тень, проводила Женьку до квартиры, помогла нести клетку и установить ее на балконе. Сову парень решил пока оставить в квартире, но выпустил только после ухода девушки - мало ли...
   Конечно, он предпочел бы на ночь разместить Аню в квартире, а птицу на балконе, благо, там было вполне тепло, но девушка отклонила его настойчивые приглашения с видом королевы, порицающей неразумного пажа. То, что ночь на дворе, ее не заботило, и попытки проводить она пресекла на корню.
   - Ну спасибо; типа, вот тебе пернатая подруга, с ней и радуйся жизни! - в сердцах сказал Женька.
   Аня пожала плечами и отбыла.
  
   Жизнь вошла в ровную колею, решив, что новых событий и лиц с парня хватит. Март постепенно освобождался от власти зимы, стряхивал снег, сломал лед на реке.
   Начали записывать новый альбом, посему играли два, а то и три раза в неделю - свободного времени почти не оставалось. Аня по-прежнему возникала в самые неожиданные моменты, и даже посещала репетиции. Ее использовали как "подай-принеси-сходи за пивом", и девушка принимала такое положение вещей как нечто естественное. Держалась, будто аристократка на отдыхе, решившая забавы ради поиграть в горничную. Вскинутая голова, презрение ко всему земному в чуть утомленном взгляде, небрежные и с тем отточенные жесты... Еще б не крепкие словечки порой - это мало вязалось с образом.
   Себя даже целовать больше не позволяла, не то что в постель. Женька злился; но девчонка его зацепила.
   "Ага, задранный нос и побольше загадочности, и готово", - думал он. "Обычно это на женщин действует, а не наоборот..."
   Сова тем временем стала совсем ручной. Позволяла себя гладить, хоть и поглядывала на парня довольно мрачно. Шлялась по всей квартире, любила сидеть рядом, когда он что-нибудь писал или монтировал клипы. А вот слушать, как он поет или играет, терпеть не могла - тут же комнату покидала, спасибо хоть не принималась орать.
  
   База группы располагалась в подвале старого особняка; там давным-давно никто не жил, и сторож пускал ребят исключительно по знакомству и за умеренную плату.
   - Если узнают, меня отсюда погонят поганой метлой, - говорил он, прибавляя, что на музыкантах он все равно зарабатывает больше, чем на должности хранителя развалин.
   Особняк скучал на окраине города - белый, обшарпанный, в окружении плакучих ив и вразброс стоящих гаражей. Ребята подозревали, снести его было дешевле, чем восстанавливать.
   Тексты писали Женька и Волк, порой вместе, но чаще сами по себе. Музыку обычно сочиняли всей группой - то один приволакивал в клюве идею мелодии, то другой; порой идеи подозрительно смахивали на плагиат, но это никого не смущало.
   - Все великие вдохновлялись народными мотивами, - с непрошибаемой уверенностью говорил Волк.
   Он играл соло на гитаре. Агава, маленькая жгучая брюнетка, пела - одна или на пару с Женькой. Только у него да у виолончелистки Марины прозвища не было - не приживалось.
   Делали все, что понравится - от старых хитов до собственных вещей; практика никогда не бывает лишней, любила повторять Маринка. В том, что ребят приглашали играть в клубах и на вечеринках, была немалая заслуга Волка. Он умел договариваться.
  
  
   - "Свет" и "весь" не рифмуются, - сказал Волк. Была пятница; репетировали почти полным составом, только без виолончели.
   - Нифига, - откликнулся Женька. - То есть нормально.
   - Вообще надо обновлять репертуар, - сказала Агава. - Что-нибудь зажигательное про любовь.
   - Ага, и ты в розовом с блестками, танцуешь стриптиз, - оживился Выдра.
   - Идея... А куда денем Женьку? - радостно подхватила Агава.
   - Стриптиза не будет, не надейтесь, - пробормотал тот, и устроился на сложенном спальнике в углу, у батареи. Пока Агава распевалась, а музыканты настраивались, пытался закончить песню. Две последние строчки никак не давались, а голос Выдры все время сбивал с толку - тот разошелся и рассказывал похабные анекдоты.
   - Хочу быть гением, - Женька отложил тетрадку. - Они вообще не думают, творят по наитию.
   - Гений, ты петь собираешься? Или тебе подтащить микрофон к батарее?
   - Не собираюсь, у меня голос пропал на почве творческой депрессии. Пусть Агава одна отдувается, все равно все на нее смотрят, а не нас слушают.
   - Я ж говорю - стриптиз! - снова влез Выдра.
   Песню дописать так и не удалось.
  
  
   Смоляной голос, резкие вскрики и жаркие аккорды гитары заполняли полутемную комнату - желтый круглый светильник казался луной над бескрайней сухой равниной. Под живое, настоящее хорошо думалось. Только собственные творения после казались пригодными разве что для мусорной корзины.
   Женька все еще размышлял над последними строчками песни - предполагалось, что на них резко сменится ритм, и жесткая музыка уступит место пронзительно-зовущей; он мысленно слышал соло виолончели - темный шелк мелодии.
   Но слова не давались, получалась сладкая пафосная чушь.
   "Пралубофф", - с отвращением прокомментировал парень, складывая и разрывая листок. Против любви ни в текстах, ни в жизни он ничего не имел, но только когда она подлинная, не украшенная сахарными завитушками слов.
   Может быть, плюнуть на замысел и завершить песню взрывом и падением вместо взмаха ангельских крыл? Бред какой-то...
   В этот момент зазвонил телефон, и прерывающийся голос Агавы сообщил - Выдра умер. Его сбил грузовик.
  
   На похоронах собралось много народу. Аня тоже пришла, хотя ее знакомство с погибшим было весьма недолгим. Держалась особняком, хмуро разглядывая собравшихся. С Женькой едва поздоровалась.
   - Глупо как, - сказал Волк, идя рядом с Женькой по дорожке кладбища. Гвоздик в ухе нестерпимо сиял; с другой стороны покачивалась серьга в виде маленького полумесяца, сейчас Женька ее не видел, но она упорно появлялась перед мысленным взором.
   - У меня приятель на военных сборах погиб, знаешь, но там как-то... хоть и тренировочный лагерь, несерьезно вроде, но все не так по-дурацки. А тут... Сколько раз говорили Выдре - пить меньше надо... - обронил Волк.
   - Да он не пьяный был, когда его сбили. Так, банка пива в руке.
   - Вот все внимание в банку и ушло, наверное... он же на красный полез.
   - Знаю я... Играть-то будем теперь? Или?
   - Ты что, совсем? Надо. Играть и записывать.
   - На месте Выдры... не могу никого представить.
   - Придется, - Волк хмуро смотрел поверх голов, поверх россыпи памятников, в сторону горизонта. - Пошли, что ли... прощаться.
   Кладбище было бесконечным. Женька подумал, что могилу Выдры он потом не отыщет при всем желании. Памятники казались одинаковыми, только за один зацепился взгляд - черный обелиск с высеченным изображением молодой женщины и ребенка. Неподалеку от места, куда принесли Выдру, стоял новый крест с привинченной к нему табличкой - судя по датам, умерший был ровесником их погибшего друга.
   Волк тоже заметил, пробормотал:
   - Ну, не соскучится...
  
  
   - Эх, совец, что же за жизнь такая, - печально сказал Женька, сидя на кухне, уже после поминок. В другой комнате бормотал телевизор, время от времени слышались выстрелы - шел вестерн. Неясыть поглядывала на парня с холодильника, любимого своего места.
   - Помнишь анекдот про сову? "Не говорит, зато как слушает!" Напиться, что ли, как думаешь?
   Неясыть издала отрывистый звук, похожий на смешок.
   - Да ну тебя, - отмахнулся Женька. Перед глазами стояли мокрые дорожки, подтаявший снег на черной земле, пластиковые венки, живые цветы - много... Хотелось позвонить Выдре и убедиться, что все это бред.
   Женьке еще не доводилось никого хоронить. Родители, к счастью, вполне бодрые и здоровые, жили на другом конце города, вместе с дедом, тоже весьма энергичным, несмотря на добрых восемьдесят лет. Остальная родня либо здравствовала, либо обитала где-то на краю света, не вызывая ни малейшего интереса - живы ли, нет.
   Несколько лет назад умер сосед, но Женька был в другом городе и печальной суеты не застал.
   А друзья... прожив двадцать лет, он еще не знал, что такое - терять. Даже сейчас не верил.
  
  
   Выдра был в группе басистом; замену ему нашли не сразу, но быстро. Взяли третьего по счету кандидата. Первым был парнишка, едва окончивший школу, знакомый Агавы - он давно рвался играть. Но Волк забраковал его, заявив - учиться и еще раз учиться. Второй парень пришел через неделю, молчаливый, заросший волосами и со странным, будто одурманенным наркотиками взглядом. Играл он отлично, но никому не понравился.
   Тормоз какой-то - был общий вердикт.
   Третьего привел Волк.
   - Случайно через институтских друзей узнал. Знакомьтесь, Сергей... Саэр.
   Тот сдержанно улыбнулся, пожал руки ребятам и довольно легко встроился в общее полотно игры.
   Виртуозом его нельзя было назвать, но Выдре он в общем не уступал. Черноволосый, коротко стриженный, в темно-серой рубашке, выглядел мрачновато, и, судя по всему, предпочитал молчать и слушать - яростного участия в спорах или в обсуждениях очередной песни от него, похоже, не приходилось ждать.
   Женьке он скорее понравился, хотя принять чужого, пришедшего на место погибшего в сложившуюся команду было непросто. Ловил себя на том, что ревниво прислушивается - вот здесь Выдра играл нарочито грубо, придавая вещи слегка хулиганский оттенок, а у Сергея выходит гладко, едва не лирично. Однако не хуже, надо признать, может и поинтересней...
   Агава принялась строить новичку глазки, у нее как раз наступила очередная "черная полоса" в отношениях со своим парнем. Саэр ее не поощрял, но и не отталкивал. Казалось, его интересует только музыка, остального он в упор не видит. Агава не обижалась. Остальные тоже приняли за своего.
   А вот с Аней они общего языка не нашли. Сергей был с ней подчеркнуто вежлив и нескрываемо холоден, она же порой срывалась на грубость.
   - Да вы что, в самом деле? - рассердился однажды Волк. И велел Ане больше в особняк не приходить. Женька всерьез поссорился с ним, но позже внял доводу рассудка - другие же не таскают на базу своих девушек или парней. К тому же Аня... кем она приходилась Женьке, он не смог бы сказать.
   Не "пара", не подруга даже - скорее появившийся в его жизни погодный фактор, который приходилось учитывать. А нет - фактор превосходно сам напоминал о себе.
  
   Недели через две после первой репетиции с участием Сергея Женька зашел к нему, занести ноты. В сопровождении Ани - та появилась, по своему обыкновению, невесть откуда и отвязаться от нее возможности не было.
   - Ты же его терпеть не можешь, - спросил парень удивленно. - А я не на пять минут, мне еще копии делать...
   - Выгонит - подожду за дверью, - был ответ. Ну и как с ней беседовать?
   Саэр не выгнал, конечно. Хотя не обрадовался. Вежливо отступил в сторону, давая пройти... будто Женька с собой в квартиру привел шелудивую собаку, и хозяин смолчал из вежливости.
   К стене напротив входа были прибиты оленьи рога. Милое такое украшение; увидев их, Аня судорожно вздохнула и побледнела, будто вот-вот грохнется в обморок. Сергей смерил ее неприязненным взглядом.
   - Что, защита животных? Не волнуйся, рога олени сбрасывают сами, подобрать остается.
   Девушка не ответила. Пока парни занимались нотами, сидела на кухне, курила возле окна. Через полчаса Женька собрался домой, она молча оделась и вышла, с Сергеем не попрощавшись.
  
   Чем дальше отходили от дома Саэра, тем больше оттаивала Аня. Даже улыбнулась, увидев забавную рожицу, наклеенную на бок автомобиля. Женька счел возможным завести разговор - раньше просто уперся бы в стену молчания, дело привычное.
   - Ты что, в самом деле? Рога... не голова же!
   - Ты не понимаешь...
   - Я в самом деле не понимаю! - сердито сказал Женька. - У нас и так трудности, человек новый, так еще вы грызетесь!
   - Мы не грыземся... Просто это не сброшенные рога. Этого оленя убили.
   - Ну превосходно! Ты же у нас ясновидящая! И что? А колбасу ешь?
   - Так то коровы...
   - Оленина, между прочим, тоже вкусная! - отрезал Женька. Аня "загадочная и самоуверенная" ему нравилась, а "кисейная барышня" показалась совсем чужой. И сделала все, чтобы не вышло разговора с Сергеем, будто назло.
   Однако послать ее язык не поворачивался.
   Они прошли мимо вросшего в землю домика; там, за стеклом, стояла длинная плошка, в которой росли тюльпаны - застывшие алые капли венчиков смотрели на прохожих надменно. Им ничего не угрожало до праздников - ни опасность, что некто случайно наступит, ни холод, ни засуха. Их любили и поливали, чтобы потом срезать и подарить.
   Аня опять замкнулась в себе и полдороги молчала - то ли дулась, то ли переживала. Подобная чувствительность с ней не вязалась... Шла, пинала ногой ветки и комки талого снега, головы не поднимала. Юноша хотел уже попрощаться - были свои дела, как вдруг Аня спросила:
   - Знаешь, где у нас в городе скульптура оленя?
   - А что, есть такая?
   - Есть... То ли бронзовый, то ли медный, стоит во дворе одной усадьбы. А в усадьбе - музей был, только сейчас все закрыто и забором обнесено. Реконструкция... И грязи по уши.
   Женька ощутил укол ревности - он в этом городе прожил всю жизнь - и не знает, а приезжая девчонка... Сколько она тут - с год, не больше?
   - Дались тебе эти олени...
   - Не понимаешь... Есть обычные олени, животные просто. А есть... ну, правильные, как иначе сказать?
   - "Это неправильные пчелы, они делают неправильный мед", - подхватил Женька. - Ты продолжай, продолжай!
   - Дурак.
   - Есть немного. Но мне, как таланту, позволено!
   - Точно, дурак. И не вылечишься, - Аня отмахнулась от парня, как от надоедливой мошкары. Еще с квартал они прошагали молча, потом девушка заявила:
   - Мы сходим туда.
   - К твоей статуе? Зачем? А, все равно не ответишь, - с досадой Женька махнул рукой. - Только летом, ладно? Не хватало по слякоти лазить через заборы.
   - Ты поэт, у тебя должно быть чувство прекрасного и любовь к новому! - бросила девчонка привычным, слегка надменным тоном.
   - Вот не вижу ничего прекрасного в перемазанных штанах! И в процессе их стирки!
   - Тот, кто сочиняет стихи, должен видеть в любом булыжнике драгоценный камень! И в стирке штанов - труд на благо Вселенной! - она откровенно язвила.
   - Я на самом-то деле вообще не поэт, - сказал Женька, которому расхотелось шутить. - Волк - лучше меня.
   Аня взглянула с интересом. Ждала.
   - Он злее. Ну, лучше не потому что злее, а есть у него эдакий камень в ботинке, который жить не дает. А у меня - просто рифмы, потому что хочется. Потому что стихи - это красиво, это возвышает над серостью мира. Хотя какое, к дьяволу, возвышение, если в душе - та самая серость, а мир - разный?
   - А поёшь почему?
   - Голос есть, вот и пою. Опять же, хочется, тянет приобщиться к чему-то подлинному. По глупому, честно говоря... если свое - не шедевр, умней слушать шедевры! Ан нет, глянешь на листок, где что-то там нацарапал - вроде неплохо, и товарищи хвалят. Почему бы не выйти, не спеть? Вдруг еще и прославишься?
   - Дурак ты, Женька.
   - Вот и я говорю. То есть ты говоришь, а я соглашаюсь.
  
  
   Саэр не затаил зла на неуместный визит - когда получил редкие записи-этнику, сам вызвался принести. Сказал, что хочет, наконец, пообщаться с Женькой по-человечески, а то на репетиции бесполезно. "А в прошлый раз Анечка помешала", - докончил про себя юноша, мысленно прикидывая, когда удобней увидеться. Встречу назначили во второй половине дня - утром Женька собрался помогать товарищу двигать мебель.
   Освободившись, он решил прогуляться. Едва-едва наступил апрель, было сыро и тепло. Умирающая зима напоследок покрасила небо в свинцовый цвет и подернула невидимой паутиной лица и души прохожих.
   По улице бежала большая собака, пегая, очень ушастая - грязными лапами по лужам, где вода перемешалась с талым снегом. Женька проводил собаку взглядом. Ему стало тоскливо. Захотелось чего-нибудь пронзительно-острого, например, смысла жизни.
   Аня позвонила, когда Женька собирался войти в автобус.
   - Срочно приезжай!
   - Не могу. У меня встреча.
   - С кем?
   - Ну разница-то какая? Не с девушкой, не волнуйся!
   - Лучше бы с девушкой!
   Женька мысленно покрутил пальцем у виска. Аня, кажется, почувствовала, что сейчас он прервет связь, и сказала почти умоляюще:
   - Ну, я очень прошу, приезжай, это необходимо! Ты же не на самолет опаздываешь!
   Голос ее, хрипловатый, жесткий, не очень подходил для просьб. Женька уже не удивлялся странностям девчонки, однако тревога кольнула - вдруг что-то в самом деле серьезное? Он буркнул "ладно", условился о месте пересечения и набрал номер Сергея.
   - Привет... Извини, сегодня не выйдет.
   - Жаль, - сухо прозвучало в трубке. - Я уже еду, вообще-то...
   - Ты... далеко?
   - Довольно далеко. Не разрывайся на части, договоримся на другой раз.
   Женьку не оставляло ощущение - Саэр понял, из-за кого отменилась встреча. Поэтому всю дорогу к фонтану, подле которого ждала девушка, он прокручивал в голове разные сценарии разговора, после которого наконец встанут все точки над "I".
   Анька достала со своей постоянной опекой, или хуже того... Будто и впрямь в охранники нанялась, или в воспитательницы. Конечно, из-за нее группа не развалится, но перессорить народ она запросто может, уже начала...
   Девчонка просияла ему навстречу, будто приговоренный - гонцу с письмом о помиловании.
   Женька почувствовал, что гневные слова скромно отступили на второй план и наружу не рвутся. Анька сегодня была хороша... То есть, она всегда производила недурное впечатление, но сейчас вырядилась как на праздник. Малиновая курточка, короткая юбка - ноги крепковаты, но длинные, стройные. В ушах болтаются серьги - огромные бордовые кольца. И волосы смоляные лежат особенно аккуратно; странно - вроде и черные, а порой отливают рыжим, будто огонь внутри пробегает.
   Скромно подставила щеку для поцелуя.
   - Случилось-то что? - спросил Женька.
   - Это был Саэр? - прозвучало в ответ.
   Женька настолько опешил, что не рассердился.
   - Я очень тебя прошу, не приглашай его к себе в дом. Пожалуйста, обещай, - ее длинные глаза совсем почернели, из них прямо-таки плескалась тьма.
   - Да ты что, в самом деле... Еще скажи, что он, к примеру, вампир, которого нельзя пускать на порог!
   - Человек он. Женька, - Аня прерывисто выдохнула. - Я от тебя ничего не скрываю. Правда. Если что-то не говорю, лишь потому, что не знаю сама. Я даже не подозревала, что вы с ним договорились о встрече. Пока тебя не увидела.
   - Следующим шагом будет совет избавиться от него вообще, так? Искать другого басиста?
   - Не знаю. Пока не могу сказать. Пока - хоть поселись у него, только домой к себе не води!
   - Знаешь, ищи себе другого кого-нибудь для игр. Надоело... - Женька посмотрел на автостраду, где неслась вереница машин - все белые. Вот же мода пошла... в слякоть - самый худший цвет.
   - Женька... то, что я недотрогу изображаю - это для твоего же блага.
   - Мне уже безразлично. И отстань от меня, наконец.
   - Не отстану, - лицо ее вновь стало жестким. - Мало тебе Выдры?
   Мороз по коже прошел от глухого голоса.
   - Машины иногда сбивают людей. К сожалению.
   Он подумал, что ничего не знает об Ане. Разве что - выросла она в деревне, точнее, в поселке, в пятнадцать переехала в город. Поступила на инъяз, бросила... это все. Виолончелистка Марина, которая и привела девчонку в компанию, знала о ней не больше. Живет с бабушкой... никаких странностей вроде не замечала. Ни друзей, ни интересов лично Ани - белое пятно.
  
  
   Назавтра Сергей пришел на репетицию позже всех, с Женькой поздоровался сухо. Но обиженного не изображал, спрашивал-отвечал вполне нормально, не сквозь зубы. Поэтому Женька в полной мере ощутил себя виноватым.
   Играл Саэр на сей раз неважно, мысли его витали где-то далеко от подвала особняка и музыки в целом. Обычно внимательный, он дважды забывал вступить в нужный момент, один раз сыграл вместо нужного аккорда полную ахинею.
   - Извините, ребята. Кажется, переработал вчера, - сказал, по обыкновению сдержанно. Волк благодушно кивнул - ну, бывает.
   Когда складывали аппаратуру, Саэр подошел к Женьке:
   - Разговор есть.
   - Ага, - охотно откликнулся тот. - Здесь?
   - Сам смотри. Можем до меня доехать, а то дождь на улице.
   - Лучше здесь. Потом от тебя не уедешь, пробки.
   Это было чистой правдой. Однако, судя по тону, разговор обещал оказаться сложным, а такие лучше проводить на нейтральной территории.
  
   Оставшись одни, они устроились в маленькой комнатке, служившей гардеробной. Сергей занял единственное кресло - массивное, с грубой резьбой на ручках, оно, похоже, осталось еще от владельцев особняка. Женьке достался табурет.
   - Хочешь поговорить откровенно? - Саэр, откинувшись в кресле, смотрел на Женьку в упор, и от взгляда становилось не по себе. Ни угрозы, ни вызова, просто сумрачный парень, обыкновенный, каких сотни на улицах. Волосы черные - а глаза неожиданно светлые, Женька, редко замечавший такие подробности, неожиданно для себя понял, что смотрит, будто магнитом притянутый.
   - О чем?
   - Например, об Айсулу. Да знаю я, как ее имя... видел паспорт.
   - О ней-то что говорить?
   - Тебе приходилось летать самолетом?
   - Каждому приходилось.
   - Предположим, не каждому. Ладно. Ты доверишься пилоту-самоучке, даже еще хуже - прочитавшему пару томов художественной литературы на тему?
   - Я же не дурак.
   - Вот с ней точно такая история.
   - Кончайте мистику разводить, - разозлился Женька. - Мне Анька уже во... - он провел рукой перед горлом. - Ты еще будешь... Вы знакомы?
   - Да нет.
   - Да или нет? - не удержался, чтоб не съязвить.
   - Нет. Но я о ней знаю достаточно. Айсулу тебе зла не желает, но может втравить в крупные неприятности.
   Первым делом Женька подумал о наркобизнесе. Но весь облик Ани не вязался с каким бы то ни было криминалом. Она, конечно, девица самостоятельная, но... нет.
   - Отчего погиб Выдра? - спросил Женька - и сам удивился вопросу.
   - Вам виднее, вы были его друзьями. Я Выдру не знал.
   Лицо Сергея не изменилось, будто Женька спросил нечто само собой разумеющееся, не глупость несусветную.
   - А что за рога висят у тебя в прихожей?
   - Куплены в магазине "Охотник и рыболов". Не я покупал, мне подарили.
   Значит, Анька-то могла быть права, - подумал Женька.
   - Ну, что ты мне скажешь?
   - Не знаю, - Женька ощутил сильное желание пообещать, что больше не станет разговаривать с чокнутой девицей... но больно уж темными и требовательными были глаза собеседника, и юноша разозлился:
   - Да что вы все пристали ко мне! Будто за ручку в детском саду, честное слово! Туда не ходи, с тем не водись...
   - Как хочешь, - Сергей поднялся, надел куртку, принялся застегивать клепки. - Жить тебе.
   Вышел, не попрощавшись.
  
  
   Глава 2
  
  
   Антон вел машину, вполне еще бодрый после долгой дороги. Его жена Лиза расположилась на заднем сиденьи, не чая наконец добраться домой и одновременно не желая, чтобы кончалось бесконечное движение за стеклами автомобиля. Когда-то она мечтала объехать всю землю на велосипеде...
   Пятилетняя Марьяшка дремала, устроившись рядом с матерью.
   Возвращались они с морского побережья, где провели отпуск. Не сказать, что погода баловала - все же начало весны; однако, если в родном городе Антона и Лизы еще только таял снег, на побережье зацветали акации.
   Муж и жена предпочли бы съездить на море в более теплый сезон, но летом одновременная их "свобода" была под вопросом.
   Марьяшке понравилось гулять у полосы прибоя, перебирать пестрые гладкие камешки; купаться в заливе могли только "моржи", остальным приходилось довольствоваться бассейном пансионата.
   Тридцатипятилетний Антон работал стоматологом, Лиза, светлая шатенка тремя годами младше - дизайнером. Дома их ждал огромный черный кот, отданный на время соседу по лестничной клетке...
  
   Парня, голосовавшего на обочине, Антон заметил издалека - на том красовался желтый комбинезон автостопщиков. Подбирать невесть кого не особо хотелось, но погода была отличная, настроение отличное, а дорога на редкость пустынная.
   Антону стало жаль человека.
   - Давай до развилки докинем, километров пять, там без труда поймает машину, - сказал он жене. Лиза кивнула.
   Остановились; стопщик подошел к машине, заглянул, поздоровался. Антону он понравился - аккуратный, будто едва-едва вышел из дома, светло-русые волосы до плеч, безупречно чистые и будто светятся, молодой - не старше двадцати пяти.
   - До города подбросите? - поинтересовался он.
   - Ладно, - кивнул Антон, покосившись на Лизу. Она вроде не возражала. Можно и до города, человек, похоже, приличный.
  
   Вещи его - дорожную сумку - пристроили в багажник, сам стопщик разместился на переднем сиденьи.
   - Куда едешь? - спросил Антон.
   - Да вот он, конечный пункт, - с улыбкой ответил тот, поглядывая на верстовой столб с названием города.
   - Выходит, нам совсем по пути. Смотри, если не дальше автовокзала, докинем до места.
   - Спасибо.
   - В гости?
   - Вроде того... У меня тут родственник, двоюродный дядя. Ни разу не виделись...
   - Он-то про тебя знает?
   - Теперь знает. Я же не как снег на голову, письменное согласие получил.
   - А что же стопом, а не на поезде или самолетом? - поинтересовался Антон.
   - Так интересней. Землю видно. Не из иллюминатора, а рядом, живая, дышит. И люди - все заняты своим, а не как в поезде, пытаются время убить.
   - А в нашем городе ты когда-нибудь был? - спросила Лиза.
   - Нет. Видел фотографию здешней церкви... в альбоме о памятниках старины. Деревянная, с зелеными куполами. Здание необычное, ветхое, жаль... она еще стоит?
   - А, знаю, о чем ты! - оживился Антон. - Там до сих пор службы идут. Красивая церквушка, только денег на реставрацию никто не дает.
   - Жаль... Она очень настоящая, - обронил стопщик.
   - Интересуешься архитектурой?
   - Не особо. Только тем, что зацепит.
   Полчаса до города пролетели быстро - попутчик оказался не из болтливых, однако отвечал на вопросы охотно, и к себе располагал - даже проснувшаяся девчонка, с чужими застенчивая до дикости, поглядывала на него с интересом.
   Высадив парня в частном секторе, недалеко от автовокзала, проехали пару кварталов, свернули на соседнюю улочку, остановились у девятиэтажного дома.
   - Прибыли, - возгласил Антон. - Вот уж не знаю, радоваться или огорчаться! Я бы еще отдохнул...
   Уже когда выгрузили вещи, и Марьяшка забегала по комнатам, тиская вновь обретенного кота, Лиза вспомнила о случайном попутчике и пожалела, что не узнала его имени.
  
  
  
   Вячеслав Семенович Корецкий был председателем областного общества садоводов. Коллеги вполне искренне говорили, что он отмечен особым даром - у него и самые чахлые ростки, принесенные "на авось выживет", превращались в пышные цветы, и груши-яблони плодоносили на диво, и сад был полон невиданных доселе гибридов - разноцветные лилии, тюльпаны и прочие представители флоры радовали глаз и случайного прохожего, и опытного цветовода.
   С утра Корецкий успел побывать в качестве почетного гостя на открытии выставки фиалок, и теперь сидел на скамейке в собственном дворике, потягивал светлое пиво и ждал.
   Двоюродная сестра, Наталья, с которой дружили когда-то, а потом жизнь развела, прислала письмо. Сбивчивое, как всегда ее мысли. Писала, что вышла замуж, племянник по мужу, музыкант, получил приглашение от знакомого - на место в тутошней филармонии, а города не знает, и не мог бы Корецкий приютить на время - пока парень не подыщет квартиру?
   Дом, мол, по слухам - большой, а человек едет приличный...
   Садовод отметил в уме - вот семейство, слухи бродят по всей земле! Дом у него и впрямь был большим, кирпичным, в два этажа. Охранял его алабай - с виду свирепый, на деле добрейшей души собака.
   Пес и учуял гостя - басовито гавкнул и оглянулся на хозяина: мол, я свое дело сделал, дальше сам разберешься.
  
   Заметив у калитки парня вполне себе дорожного вида, Корецкий поднялся, не сомневаясь - вот и родственник дальний пожаловал. Хотя какой там родственник - нашему забору двоюродный плетень!
   - Добрый вечер, - донеслось до хозяина. - Вячеслав Семенович? Вам про меня писали...
   - Здравствуй, племянничек, - усмехнулся мужчина, открывая задвижку калитки. - Вот уж не подозревал, что Наталья замуж вышла, с ее-то характером!
   Несмотря на пенсионный возраст, Корецкий выглядел много моложе. Не старше пятидесяти, а то и сорока пяти. И походил больше не на садовода, а на бывшего альпиниста, к примеру - спортивный, подтянутый, улыбчивый, с седоватой щеткой усов и шкодными искрами в глазах. Была в нем некая дерзость, вроде той, что заставляет людей бросать вызов стихиям.
   - Как тебя зовут, племянничек? Наталья все про тебя выложила, кроме имени. Склероз у бабы!
   - Рис... Руслан, - поправился тот.
   - Что, привык к прозвищу? - подмигнул Корецкий.
   - Не без того, - улыбнулся молодой человек. Он проследовал за хозяином в дом, с любопытством огляделся. Все тут дышало лукавой простотой - просто, под старину стилизовано - а забавные мелочи говорили о нраве хозяина. С перил улыбался резной деревянный гномик, на часах с маятником расположился расписной кот с широкой белозубой улыбкой.
   - Располагайся, - махнул рукой Корецкий. - Что пить будешь?
   - Кажется, пока воду, - откликнулся гость.
   Расстегнул сумку, достал лежащий сверху футляр - черный, прочный.
   - Дорогая, небось? Старинная? - в шутку спросил садовод.
   - Восемнадцатый век.
   - Это ж, можно сказать, раритет? - удивился хозяин дома. - Не боишься ее стопом по дорогам таскать?
   - Я же не просто так... приключаться. Знал, к кому ехал.
   - Что, прям играешь?
   - Прямо ли, криво - но да, - он любовно поглядел на скрипку, потом поднял глаза на хозяина. Хорошо так смотрел, открыто и весело.
   - А ноты? - садовод заметил, что в сумке вещей всего ничего.
   - Я многое помню. А что не помню, можно в библиотеке достать.
   - Вот же пошла молодежь, - восхитился Корецкий. - Я думал, только мы, старики, про библиотеки помним.
  
   - Наталья Ильинична рассказывала мне про ваш сад, - сказал Руслан позже, когда оставил вещи в отведенной ему комнате.
   - Наталья-то? Приврала небось! Эх... летом я бы тебе устроил экскурсию. А сейчас разве что домашние покажу, если интересно. Теплица, опять же...
   - Интересно. Я люблю все живое.
   Они вышли на крыльцо, постояли немного, вдыхая вечерний воздух.
   - Хорошо здесь. Тихо...
   - Я думал, молодежь предпочитает шум! - в шутку удивился Корецкий.
   - Шум - нет.
   - Ах, ты же музыкант, небось, слух раздражают всякие крики и грохот! - сказал хозяин. Руслан ответил короткой улыбкой, спустился с крыльца, сел на скамью.
   Алабай по кличке Бим подошел к гостю и положил голову ему на колени.
   - Надо же, нравишься, - с легким удивлением отметил хозяин. - Ну что же, я рад...
  
   На другой день Руслан отправился в филармонию. Пробыл он там долго, и по городу погулял - вернулся, когда смеркалось. Корецкий не беспокоился, куда подевался гость - тот оказался вполне воспитанным, по телефону предупредил - не ждите; прибавил, что не заблудится.
   Вечером появился у калитки, когда садовод собрался выйти погулять с собакой. Собственный участок - это прекрасно, однако псу и побегать было нужно. Узнав Руслана, пес потянул поводок, устремился к нему.
   - Смотри-ка, признал! - сказал хозяин. - Не сильно устал?
   - Вовсе нет. Хороший город у вас.
   - Тогда пошли, что ли. Пройдем немного, пса выгуляю. День-то удачно прошел?
   - Вполне, - откликнулся Руслан.
  
   Через двадцать минут, с на кухне за чаем, они разговаривали, будто старые знакомые.
   - Уютно у вас тут, светло, - говорил парень, - Люди не злые, и время как будто стоит. Даже новые дома словно откинули в прошлое, чтобы получилось единое целое.
   Глаза его, светло-серые, менялись, пока говорил - то взгляд становился острым, то подергивался дымкой, будто глубоко задумался человек. А голос оставался ровным, негромким.
   Рассказал о визите к арт-директору филармонии.
   - И что, тебя взяли? - с интересом спросил Корецкий.
   - Взяли. Им не хватает музыкантов. Сами понимаете, платят... ну а те даже не делают вид, что играют, перебрались в столицу или плюнули на все.
   - А ты сам как считаешь, музыкант должен играть, несмотря ни на что? Или идти окна стеклить, ради заработка?
   - Жить тоже на что-то надо. Жаль, если так сложилось, но какой тут может быть общий знаменатель?
   - Пожалуй...
   - Но все же... - Рис тронул футляр скрипки, глянцево-кожаный. - Музыка - довольно жестокая штука... но если ее любить по-настоящему, может творить чудеса. Людей лечит, к примеру. Да, это не байки. Так что жаль, когда настоящие музыканты открывают какую-нибудь фирму по продаже мебели.
   - Ну, верно, не такие они и настоящие, те, кто идут торговать! - возразил садовод, и прищурился: - А вот скажи... и что, ты прямо учился прилежно? И с детства тебя силком не заставляли ноты зубрить?
   - Нет, - улыбнулся Руслан. - В смысле, не заставляли.
   - А у меня сколько друзей, у кого детишки-внуки в музыкальной - сплошные слезы. Не хочу, мол, играть эти гаммы! Родители измучились. И ведь сами просили - запиши! А вдруг вырастет - спасибо скажет, что родители над душой с палкой стояли?
   - Не знаю. У тех, кого надо загонять заниматься, педагоги никуда не годятся, вот что я скажу. Гаммы играть скучно, когда не понимаешь, что это и для чего. А семилетний ребенок и не поймет, если учитель не объяснит.
   - А сам-то детей не учишь? Или так, разговоры?
   - Разговоры, - Руслан не обиделся, смотрел весело. - Только это чистая правда.
   - Ладно, я все с расспросами, а даже Баба Яга в сказках сначала накормит, потом разговоры ведет, - усмехнулся Корецкий. - Сейчас поедим, а потом уж не откажи, сыграй? Музыку люблю, пробирает, когда хорошая, даром что ничего не понимаю.
   - Сыграю, - охотно откликнулся тот.
  
   После ужина хозяин провел его в гостиную - с настоящим, хоть и маленьким камином и веселыми полосатыми занавесками на окнах. Гость достал скрипку - инструмент показался Корецкому маленьким и очень хрупким. Темный, лаковый, от отливал то черным, то шоколадным, а порой по его поверхности будто пробегали сполохи огня.
   - Есть предпочтения? Или на мой выбор? - спросил молодой человек.
   - Играй, что хочешь, - благожелательно сказал хозяин. - Думаю, плохого не выберешь...
   Корецкий почти сразу перестал его видеть - не смог бы сказать, как Руслан выглядел во время игры, даже где он стоял, как держал скрипку.
   Осталось ощущение, что гость вообще не думал, как взять нужную ноту, и помнил о чем угодно, только не об инструменте.
   В музыке слышались крики чаек, свист ветра, шум волн и скрип корабельных мачт, человеческие крики, молитвы, и над этим - чистейший женский голос, певший торжественную мелодию.
   Вячеслав Семенович ничего не сказал, когда музыка стихла. Он даже не мог понять, понравилось ли ему - как может понравиться воочию наблюдать кораблекрушение? А пока Руслан играл, перед взором Корецкого боролся со стихией корабль - и проиграл.
  
  
   Дни побежали, не потянулись - дел было довольно, весна - время для садоводов напряженное. Все было отлично, парень и Корецкому пришелся по душе, и дело себе нашел сразу. Однако вертелся в голове даже не вопрос, а тень от вопроса, и каждый раз таяла, когда мужчина собирался спросить. А звучал этот вопрос так: зачем, собственно, явно не обделенный талантом Руслан сюда, в провинциальный город, явился?
  
  
   **
  
   Женька перерыл массу информации по оленям.
   Много изображений этого зверя находили в древних курганах. Олень мыслился перевозчиком на тот свет. Погоня за золотым оленем являлась причиной переправы героев в потусторонний мир.
   Оленьи рога уподоблялись ветвям дерева, порой - Мирового Древа.
   Он являлся хозяином мировой реки - считай, мира смерти.
   "Устойчивая связь оленя с переправой в мир смерти позволяет говорить о том, что с мифологической точки зрения он тоже - хищник", - ну и бред, подумал Женька. Ему стало немного не по себе от всей этой потусторонней мифологии. Вот же была фантазия у людей...
  
   Дальше стало чуть веселей.
  
   Созвездия Большой и Малой Медведицы именовали Лось и Лосенок. Рога небесного оленя уподоблялись солнечным лучам. В сказаниях одного северного народа две небесные женщины-оленихи являются хозяйками солнечных лучей...
   Как почитаемое животное, Оленя запрещено было убивать. В некоторых верованиях убийство грозит человеку смертью...
  
   Женька вспомнил прибитые в коридоре у Саэра рога - и ужас на лице Ани. Ее слова о правильных и неправильных оленях...
   Хмыкнул, отметив вычитанное поверье в памяти - вдруг пригодится?
  
   Брачная символика Оленя... в свадебной песне молодец не стреляет в Оленя, обещающего пригодиться ему на свадьбе... - совсем не то.
   На крылатых Оленях ездят сказочные существа; женские лесные духи пасут Оленей как свой скот; в облике оленихи может появляться леший.
   Оленье молоко обладает целебными свойствами. Мальчик, сосавший молоко из вымени оленихи, вырастет сильным и к нему не пристанет никакая болезнь. Рога Оленя имеют отвращающую силу и используются как оберег. Их держат в доме для защиты от порчи и нечистой силы, трут и пьют с водой от испуга и порчи, вырезанные из них крестики носят как амулет. Олень держит на своих рогах землю. Когда ему на ухо садится муха, он трясет головой, и происходит землетрясение...
  
   Ни с чем из этого вороха Аня у него не вязалось. Хотя... Мало ли чья кровь в ней. Может, какие шаманы в предках, недаром она так упорно скрывает истинное имя?
   Перед глазами встала Аня как она есть, с высокомерно вскинутой головой, резковатыми движениями и полным отсутствием чего бы то ни было мифологического. Девицы современней еще поискать...
   "Это все чушь собачья", - прозвучал в ушах ее голос.
   Женька подумал - и согласился.
  
  
   Апрель принес с собой сумятицу - в каждом втором проснулась забывчивость, у каждого первого не стало хватать времени.
   Маринка с головой ушла в подготовку в последней сессии и почти не появлялась на репетициях, ритм-гитарист, Дес, тоже стал пропадать - вдобавок, похоже, увлекся Маринкой, что плохо сказалось на его обязательности.
   Саэр не пропускал ни одной встречи, и выжидательно поглядывал на Женьку - мол, не надумал чего-нибудь в свете нашего разговора?
   Женька делал вид, что никакой беседы и не было. Просто не знал, что сказать.
  
   Настоящая весна не просто пришла - примчалась, снег таял на глазах. Сова затосковала.
   - Давай ее выпустим в лес? - предложила Агава. - Тепло уже, сама о себе позаботится.
   Они с Женькой возвращались с репетиции вместе - нужные троллейбусы уже не ходили, и юноша провожал приятельницу до дома. Девушка подняла воротник повыше, ежилась - слишком рано одела легкую, только для лета годную курточку.
   Женька попытался отдать ей свою, но Агава не приняла жертвы - предложила устроиться вдвоем под одной. Так оказалось удобно, идти пришлось обнявшись.
   Мелькнула мысль - видела бы нас Анька! - и была отброшена, как непригодная.
   К тому же увидеть их эта непонятная девушка не могла.
   Анька последние три дня была просто мегерой, а потом исчезла. Опасаясь, не случилось ли чего, Женька позвонил Маринке и выяснил, что Аню срочно вызвали в родной поселок к матери.
   Это показалось добрым знаком. Никто не будет стоять над душой. Женька был уверен, что "охранительница" воспротивится попыткам вытащить птицу из дома. И вертелось в душе вредное такое желание сделать назло, а потом ехидно развести руками - все, мол, Анечка, улетела птичка...
  
   Сову посадили в деревянный ящик, просверлив в нем дырки. Волк вызвался помогать, неожиданно изъявили желание присоединиться Маринка и Дес. Круглолицая, улыбчивая, Маринка казалась полной противоположностью худющему, длинному и вечно мрачному гитаристу.
   Неясыть везли весело - с песнями. Вспомнили все, что могли, из собственного репертуара, где упоминались бы филины или совы. Когда известные песни кончились, в ход пошли переделки.
   Соседи по электричке косились на буйную молодежь. Четверка предавала по кругу бутылку с компотом, но вряд ли кто-нибудь из пассажиров подозревал, что в гуляющей из рук в руки таре столь безобидный напиток.
   Ехать пришлось далеко - Женька воспротивился идее выпустить птицу в ближайшем парке.
   - Еще подстрелит кто-нибудь, сделает чучело... нет уж! И питаться ей надо всякой живностью, а тут одни вороны... отравится еще.
  
   Миновав несколько остановок у дачных поселков, ребята высадились у рощи, куда любили осенью заглядывать грибники. Неподалеку от рельсов рос осинник, дальше начинали попадаться березы и дубы - и, наконец, лиственный лес сменялся сосновым.
   - Хорошооо, - Маринка втянула в себя сырой воздух, пахнущий снегом и мокрой корой. - Я бы сама тут осталась! Никаких выхлопов...
   - Сейчас чистая атмосфера разве в саванне где-нибудь, - пессимистично заявил Дес.
   Сова, вероятно, учуяв волю, зашевелилась.
   - Потерпи, птица, сейчас полетишь, - сказал хозяин.
   Перед тем, как открыть ящик, Женька произнес прочувствованную речь, забравшись на пенек и воздевая руки к небу. Пока изображал из себя клоуна, неожиданно почувствовал, что сжился с присутствием в доме птицы. А еще кольнула тревога - отогнав ее, юноша взялся за крышку.
   Сова выглядела злобной и едва не ухватила его за палец.
   - Вот и вся благодарность, - пробормотал Женька. Без дальнейших церемоний наклонил ящик, вытряхивая неясыть.
   Та, будто оглушенная, выпала на кочку, встряхнулась и смерила ребят свирепым взглядом.
   - Лети, что ли? - предложила Маринка. - А может, ты теперь ручная?
   Это предположение оскорбило сову. Она бесшумно взмахнула крыльями, напоследок одарив четверку еще одним сердитым взглядом, и поднялась в воздух. Скоро скрылась за деревьями.
   - Жаль, я к ней как-то привык, - сказал Женька. Волк постучал пальцем по лбу, передавая восхищение от подобного постоянства.
  
   В квартире без совы стало пусто и самую малость тревожно. Тень тревоги не отпускала даже на улице, а дома сгущалась.
   Надо завести кота, сказал себе Женька. И даже собрался заехать в ближайшие выходные на зоорынок... но стало не до того.
  
  
   Когда Сергей, всегда пунктуальный, не появился на репетиции, ребята встревожились - стали звонить. Сначала на звонки никто не отвечал - новый басист группы делил квартиру с младшим братом, но тот уехал из города на студенческий фестиваль; потом отозвалась соседка.
   Мобильник Сергея лежал у нее в квартире, а сам он попал в больницу с тяжелым гипертоническим кризом.
   - Подозревали инсульт... Он позвонил мне домой, сказал, что вызвал "скорую", попросил взять телефон и сказать друзьям, если что, - говорила соседка, миловидная женщина средних лет.
   Больше всего ее поразило, насколько Сергей спокойно и рассудительно себя вел в тяжелом состоянии.
   - Мне показалось, он ждал чего-то подобного, и при первых же признаках ухудшения принял меры... Но он ведь не медик! И паникером никогда не был... чтобы вызывать себе "неотложку"... А вот ведь как, забрали, и варианта не было - оставить тут.
  
   В больницу звонила Агава, дежурный врач ее успокоил - тревожиться не о чем. Приятного мало, однако ни жизни, ни здоровью Саэра ничего больше не угрожает.
   Однако ребята сначала облегченно вздохнули, потом общее настроение стало довольно пасмурным.
   Один басист погиб, второй спустя месяц угодил в больницу...
   - Место, что ли, несчастливое такое? - спросил Женька, когда все - Волк, Агава, Маринка, ударник Костя-Длинный и Дес сидели у Марины на кухне и пили пиво и некий особый, омерзительно сладкий кагор.
   - Пока будем играть неполным составом, - сказал Волк. - Выйдет - сам решит. Если не захочет возвращаться... подумаем. И нечего нагнетать мистику.
  
   Отрешиться от мыслей о непонятных и грустных событиях, потянувшихся вереницей, оказалось непросто. А еще Женька понял, что скучает по Ане, ждет весточки от нее. Сейчас, когда тревога не отпускала, он согласился бы выслушивать ее нотации и терпеть приказы - Анька, по крайней мере, не стала бы отмахиваться от странного.
   С такими мыслями юноша вернулся домой. Подниматься в квартиру не хотелось, и довольно долго он сидел на лавке у подъезда, сидел, пока не стемнело. Летом тут располагались добродушные бабушки, но для них еще было сыро и холодно. Продрогнув, Женька поднялся и направился к себе - пешком на седьмой этаж. У собственной звери застыл, как вкопанный.
   Замок был сломан.
  
   Женька заходил в квартиру осторожно, ожидая, что внутри может быть кто угодно. Мысль, что стоило не трогать дверь, а сразу вызвать милицию, мелькнула в голове, когда юноша уже стоял в коридоре.
   Квартира была пуста. И тот, кто здесь побывал, явно искал что-то.
   Ничего не украли; но вещи были сдвинуты, некоторые перевернуты. Совиная клетка вообще переместилась из комнаты на кухню.
   Женька с полчаса бродил из угла в угол, не столько проверяя, сколько пытаясь понять. Он сознавал, что надо заявить о взломе, но делать этого отчаянно не хотелось.
   В квартире было пусто - сам воздух ощущался пустым. Будто побывавший тут перестарался, уничтожая собственные следы, и стер само воспоминание.
   Женька не сомневался, что отпечатков пальцев или иных улик не найдут, а если найдут, то подложные. Так зачем связываться?
  
   Пожалуй, такое событие уже тянуло на неприятность. Из тех, от которых его упорно намеревалась защищать Аня. Мелкая такая неприятность... Саэру с Выдрой не повезло больше.
  
   Дверь он закрыл на цепочку, так никому и не позвонив. Перед сном выпил полбутылки сухого красного вина, рюмку коньяка, подумал - и добавил штук пять таблеток валерьянки.
   Не заметил, как созерцание потолка над головой перешло в разглядывание иной картины, имеющей мало общего с бледно-палевыми потолочными обоями.
  
   Женьке снились рельсы. Ночь, далекие красные огоньки и две темных металлических полосы, поблескивающих в лунном свете. Он шел по шпалам; во сне было зябко, сыро - хотя высокая пышная трава по обе стороны железнодорожной насыпи указывала минимум на начало лета.
   Перекликались птицы - их голосов парень распознать не мог. Закуковала кукушка, и Женька удивленно оглянулся на ее голос - разве кукушка поет в ночь?
   Он хотел посчитать, сколько раз прозвучит отмеривающее время "ку-ку", но сбился, увидев залитый огнями дом впереди. Дом походил на особняк, в котором собиралась группа, только новый - белый даже в темноте, уютный и пугающий одновременно. Женька хотел идти дальше по рельсам, однако ноги сами свернули в сторону бело-голубого светящегося дома. Под кроссовками посыпался гравий, когда юноша спускался с насыпи.
   Возле дома мелькнул силуэт - Женька не сомневался, что это мужчина, высокого роста и светловолосый. Парень знал, что надо идти к нему, неясно, зачем, но это необходимо. Что-то, напоминающее волю, противилось, но к дому и силуэту тянуло неодолимо.
   Женька сквозь зубы выругался, вспомнив, что именно так советовали разрушать наваждения. Не помогло.
   Он почти спустился, когда наверху загрохотал поезд. И, будто очнувшись, Женька рванулся назад, поднялся и быстро зашагал по рельсам прочь, не оглядываясь.
  
  
  
   Глава 3
  
   Лиза никак не могла решить, идет к платью шифоновая, белая в черный горох шейная косынка - или придает носительнице вид легкомысленной школьницы?
   Антон сперва поглядывал на часы, потом махнул рукой - опоздают, так страшного не случится. Он не был любителем музыки, и лишь из чувства солидарности ходил с женой на концерты. И то не всегда - предпочитал заняться более интересными вещами, пока Лиза сидит с подругой в филармонии.
   Марьяшку в такие дни торжественно вручали бабушке, не мучаясь угрызениями совести - в пять лет девчонка была вполне самостоятельной и особых хлопот не доставляла.
  
   - Мне что, я и кино посмотрю, а ты переживать начнешь, если придется вваливаться в зал к середине программы, - намекнул-таки Антон, видя, что Лиза чересчур увлеклась выбором и про время не помнит.
   Та спохватилась, завязала косынку прихотливым узлом, прихватила застежкой из черной эмали и улыбнулась - мол, готовность полная, жду ваших распоряжений!
  
   Бледно-голубое здание филармонии было невзрачным снаружи и нарядным внутри, располагалось возле городского парка - в результате народ в окрестностях гулял сутки напролет. Зал на пятьсот мест, орган, столь любимый Лизой - этому инструменту она отдавала предпочтение перед всеми остальными, за его, как говорила, душу, то мрачную, исполненную тяжести, то искрящуюся торжеством и весельем. И медные трубы, и хрустальные колокольчики - все это уживалось в нем одном. Сегодня как раз и должен был состояться органный концерт, с участием приглашенного из-за рубежа исполнителя.
   "Бах - прелюдия и фуга соль мажор и восемь хоралов, Клара Шуман - прелюдия и фуга ре минор, Роберт Шуман - Канон, Мендельсон - оstinato, Райнбергер - соната N4", - значилось в программке, которой успела обзавестись Лиза.
   Антону половина имен и названий ни о чем не говорили. Баха он, разумеется, знал, Мендельсон у него прочно ассоциировался со свадебным маршем. Антон в свое время удивился, узнав, что композитор написал что-то еще.
  
   Честно отскучав первое отделение, Антон предложил Лизе погулять в фойе - в зале было душно, а театральных буфетов он не выносил; в этом они с женой сходились полностью. И, бродя между колонн и огромных растений в не менее огромных кадках, пара увидела недавнего попутчика своего.
   Лиза не сразу его узнала - в светлой рубашке и светлом же пиджаке он выглядел совсем иначе, нежели в комбинезоне путешественника. Нынешний стиль, не классический, но и не спортивный, ему шел, делал более молодым и, как ни странно, более строгим.
   Поздоровался с Антоном за руку, на Лизу поглядел так, что она поняла - не зря уделила наряду столько времени. Это было приятно.
   - Какая встреча! - сказал Антон. - Вот уж не ожидал...
   - Увидеться - или встретиться именно здесь?
   - Пожалуй, и то, и другое.
   - А мы, кстати, так и не познакомились, - вспомнила Лиза.
   Имя Руслан ему шло. Не сильно экзотическое, и не распространенное. У Лизы оно связалось в представлении с весенней капелью и степным ветром.
  
   - Любишь музыку? - доброжелательно и слегка иронично спросил Антон. Не исключено было, что перед ним такой же "невольник чести", оказавшийся в филармонии за компанию с близкими, или просто человек, решивший подробней ознакомиться с городом, взглянуть на него изнутри.
   - Можно сказать и так, - нет, на жертву чужих увлечений Руслан не походил. Он явно никого не ждал. Пришел один? Нетипично для его пола и возраста...
   - Смотрю, как оно тут, привыкаю...
   Ага, все же "турист", подумал Антон.
   - Теперь буду играть здесь, в симфоническом оркестре.
   - О как... а на чем, где учился? - спросил Антон.
   - Консерватория по классу скрипки.
   - Когда? - заинтересовалась Лиза. Ее новость скорее обрадовала, чем удивила.
   - Со следующей недели.
   Все еще сидящий в голове семейной пары образ "стопщика с большой дороги" мешал им представить Руслана в концертном наряде, на сцене среди других музыкантов. Но не было причин подвергать сказанное сомнению. И Антон, и Лиза ему поверили.
   И даже больше - то ли атмосфера располагала, праздничная, улыбающиеся лица и хрустальные люстры кругом, то ли было в Руслане эдакое неуловимое, как часто в творческих людях - их хочется удержать подле себя, приобщиться к чему-то большему, нежели быт и будни.
   - Заходи в гости. Как понимаю, у тебя тут пока знакомых немного?
   - Пока мало. И некогда было.
  
  
   Он появился через два дня, согласовав визит по телефону. Хозяева были рады продолжить знакомство, а может, и завязать дружбу.
   ...Просторная двухкомнатная квартира, обставленная в стиле минимализма. На окнах - аспарагусы, любимые Лизой. Они ей подходили, столь же воздушные, невесомые. По комнатам бродил черный котяра. Гостем он заинтересовался ненадолго, но вскоре ушел спать на холодильник.
   Руслан оказался истинным джентльменом - подарил хозяйке дома цветок. И не розу или хризантему, красивую, но обычную, а орхидею в маленьком горшочке, похожем скорее на вазу. Бело-желтый цветок среди округлых темно-зеленых листьев, покрытых причудливой белой сеточкой прожилок.
   - Это питомица моего дяди, - сказал он с улыбкой. - Будет жить очень долго, а заодно защищать ваш дом от всяких напастей.
   - Это тебе дядя сказал? - весело-недоверчиво спросила Лиза.
   - Я и сам вижу.
   Цветок поглядывал на хозяйку доверчиво и внимательно. Молодая женщина поймала себя на том, что думает о подарке, как думала бы, к примеру, об аквариумной рыбке или даже котенке - о чем-то явно живом и самостоятельном, требующем заботы, и вместе с тем способном на неожиданные поступки.
  
   Марьяшке гость явно нравился - и она Руслана побаивалась. Или стеснялась. Мотала головой на предложения подойти ближе, но стреляла глазками из угла.
   Наверное, он хороший человек, подумала Лиза. Хотя торчание в углу и прятание за диван на обычное поведение девчонки было непохоже.
   Руслан не делал попыток "подружиться", но молодой женщине казалось - он про Марьяшку прекрасно помнит и отслеживает ее поведение. Не то что некоторые, не любящие детей - те рады выкинуть из головы присутствие ребенка в доме, лишь бы он им самим не мешал.
   Гость оказался приятным и легким собеседником - мимоходом касался самых разных тем, из тех, на которые принято разговаривать в обществе, не старался затеряться в тени хозяев и не задвигал в тень их самих.
   О собственном прошлом Руслан говорил неохотно - отвечать не отказывался, но фразы получались скупыми, хоть и смягченными улыбкой. Лиза подумала - мало ли с какими воспоминаниями у него связана жизнь в родном городе. Может, потому и рванулся в первое попавшееся приличное место?
   - А в столицу не пробовал устроиться? - спросил Антон, не обративший внимания на подобные тонкости.
   - Пока нет смысла. Я за славой не гонюсь, за деньгами тоже.
   - Больше возможностей...
   - Играть я могу и здесь.
   - Все же уровень... - начала Лиза, и задумалась - а с чего, собственно, она так уверена, что Руслан отнюдь не посредственность?
   Тот, похоже, прочел ее мысли. Внимательно посмотрел, ответил:
   - Здесь хорошие музыканты.
   Лиза вспомнила, что на днях читала в газете о конкурсе - победитель имел шанс поехать с гастролями за границу в компании других, столь же талантливых. В первую секунду, когда мысль только пришла к ней, молодая женщина обрадовалась - но через миг ощутила нежелание говорить. Помогать другим хорошо, но... знакомство едва завязалось, вдруг он и впрямь воспользуется случаем и покинет город, только-только приехав?
   - Не подходит, - качнул головой Руслан, выслушав. - Возрастной ценз - двадцать пять...
   - А сколько тебе лет? - удивленно спросила Лиза. - Хотя это нескромный вопрос...
   - Двадцать семь.
   Молодая женщина повнимательней присмотрелась к нему. Пожалуй... она привыкла, что в этом возрасте все ее знакомые уже обретали некоторую солидность, а у Руслана ее и в помине не было. Но и юношеской беспечности и "неоперенности" не было тоже, рядом с ней находился вполне сложившийся человек.
   - Ты увлекаешься музыкой с детства? - спросила Лиза.
   - Можно сказать и так. Но, знаешь... все равно что спросить, люблю ли я кислород. Хотя сравнение сомнительное...
   - А как ты относишься к цветомузыке? К теории, что цвет и звук дополняют друг друга?
   - Мне странно. Они уже заключены друг в друге, и разбивать...
   - Почему разбивать? Наоборот, слить воедино.
   - В морской воде содержатся соли. И что же? Если поставить с одной стороны ведро воды, а с другой - миску с сухими солями, получится полная ерунда.
   Лиза вспомнила море. Марьяшку, бредущую у кромки прибоя и подбирающую какие-то камушки. Желание возразить исчезло. Он судит так категорично, но в своем праве... А может быть, это просто ревность? Нежелание делить музыку с кем-то еще?
  
   Антон был доволен проведенным вечером, Лиза тоже. Не раз и не два она бросала взгляд на подаренную орхидею, не сомневаясь, что Руслана увидит еще не раз - и хотела этого.
  
   **
  
   Аня сильно рассердилась, услышав, что Женька от неясыти избавился.
   Она даже не объявилась, как приехала - созвонилась с Маринкой, узнала, что птицу выпустили в лес - и все, как отрезало. Женьке было неприятно - получается, все, что в нем нашли интересного, это сова?
   Теперь, значит, Анечка и охранять его не рвется, ну и слава богу. А все же досадно.
  
   Он ошибся. Аня старательно игнорировала Женьку вживую, но расспрашивала о нем с дотошностью следователя. Жертвой расспросов обычно становилась Агава. Эта миниатюрная девушка с буйной гривой вьющихся бронзовых волос заподозрила угнездившуюся в Ане несчастную любовь и старалась помочь ей по мере сил.
   От намеков Аня порой морщилась, но терпела.
   Так или иначе, ежедневные доклады по телефону она получала без труда. Агава собирала информацию с тщательностью подготовленного шпиона, хотя ее, информации, было не так уж много. Работает, играет, заходил к Сергею в больницу - того скоро выпишут, настроение сносное. Может быть, скучает по ней?
   На этой ноте Аня обычно расспросы сворачивала. Что убеждало Агаву в том, что она на верном пути.
   Со стороны казалось, что девчонки сдружились всерьез. Виделись куда чаще, чем раньше, порой вдвоем блуждали по улицам. Только дружба на поверку оказывалась странной - Аня о себе не рассказывала ничего, бродила по городу, водя за собой Агаву, будто собачку выгуливала. Она что-то искала, это и слепому было ясно. Вздрагивала, стоило потянуть ее за рукав, могла пройти прямиком по луже, не заметив, что замшевые брючки приобретают вид, от которого плакать хочется. Всматривалась в лица прохожих, номера машин, оглядывалась по сторонам, порой застывала на месте, задумываясь.
  
   В этот день у Агавы раньше закончились лекции, со своим парнем юная певица в очередной раз поскандалила, и с тоски позвонила Ане.
   - Что-то о Женьке нового? - грубовато спросила та первым делом.
   - Неа... Муторно, и вообще...
   - Ладно, через полчаса встретимся в парке, - сказала Аня и повесила трубку.
   В парке, у памятника некой малоизвестной исторической знаменитости, было их постоянное место встречи. Здесь вечно гуляли молодые мамы с колясками и малышами, прохаживались по дорожкам откормленные белые голуби.
   Аня пришла первой - она никогда не опаздывала. Агава прибежала четвертью часа позже, и почти не чувствовала себя виноватой - пятнадцать минут для прекрасной половины человечества не срок, и неважно, что на сей раз ожидала такая же прекрасная представительница, а не кавалер. Девушки зашагали в сторону парка - направление и темп задавала Аня, тему разговора - Агава, хотя монолог, разбавленный междометиями собеседницы, вряд ли заслуживал такого названия.
   Вскорости девушки оказались у филармонии - у стендов с афишами прохаживались несколько человек, у входа никого не было. Аня равнодушно скользнула взглядом по разноцветным афишам, и вздрогнула, боковым зрением заметив открывшуюся дверь. Оттуда вышел молодой мужчина, на плече его висела небольшая спортивная сумка.
   Аня напряглась, будто гончая, делающая "стойку".
   - Пошли за ним.
   - Что, изображать "хвост"? Впадем в детство? - оживилась Агава.
   Аня ехидство проигнорировала.
   - Я не понимаю... Вчера я видела его здесь же, со скрипкой, наверное, он работает в филармонии...
   - Что тебе за дело? Понравился?
   - Он пугает меня. Нет, не то что подошел и напугал... я хочу понять, кто это...
   - Ну ты даешь, все усложнять, - ответила Агава. - Давай зайдем в филармонию, там и спросим.
   - Нет, терять его из виду не хочу.
  
   Следить за незнакомцем оказалось проще простого. Он не оборачивался, шел не слишком быстро, ни с кем не заговаривал. Прошло минут пять, и он остановился у книжного магазина - через огромные окна прекрасно видно было, что происходит внутри. Аня оттащила Агаву подальше, за киоск, чтобы изнутри их увидеть было нельзя. Тот, за кем следили девушки, подошел к полкам, полистал какую-то книгу, потом еще одну, поговорил с продавцом и собрался выходить, ничего не купив.
   - Сейчас он выйдет, мы обойдем сзади, - шепнула Аня, увлекая Агаву за торец киоска. Незнакомец прошел мимо, не глядя по сторонам.
   Девчонки старательно прятались; подождав с полминуты, высунули носы, намереваясь продолжить слежку.
   - Привет. Вы о чем-то хотели меня спросить?
   Тот, за кем они шпионили, никуда не ушел - стоял рядом, с интересом и вполне дружелюбно поглядывая на юных сыщиц.
   "Он же заметил, что мы идем следом", - подумала Агава, и слегка покраснела. Исподволь рассмотрела - ничего себе, неброская внешность, но симпатичный, серые глаза, ресницы длинные, такие не у каждой девушки встретишь. Одет просто - длинная легкая куртка, свитер - но куплено это явно не на рынке. Есть такие люди, выглядят вроде обычно - майка там, джинсы - а на лбу написано: "стиль", и если присмотреться к этикеткам, придется челюсть подбирать...
   Агава ждала, что скажет Аня - как-никак, ее идея и ее "подследственный".
   Но та растеряла всю свою прыть, сбивчиво пробормотала извинения - мол, приняли за другого, схватила Агаву за руку и потянула прочь.
   - У тебя, подруга, совсем крыша едет, - недовольно сказала вокалистка, когда обе завернули за угол и отдышались. - То бегаешь за мужиком, то шарахаешься.
   - Это черт знает что такое, - тихо и хрипло сказала Аня. - Не понимаю совсем... Ты видела его глаза?
   - Нормальные. Вполне выразительные. И сам ничего...
   - Ничего?! У меня от него мурашки по коже!
   - Да брось!
   - Это черт знает что, - повторила Аня менее уверенно. Выглядела она по-настоящему испуганной, и побледнела - обычная ее смуглость словно вылиняла.
   - Что ты там разглядела? - спросила Агава, зябко поводя плечами и оглядываясь. - Маньяк?
   - Нет... Будто смотришь в Мальстрем... водоворот... бездна такая, но движется...
   - А я бы с ним познакомилась, - юная певица лукаво прищурилась. - Хотя я предпочитаю ровесников, но...
   - Ну и дура! - отрезала Аня, сбив приятельницу с толку - что конкретно имелось в виду?
   Вскоре они расстались - слегка обиженная Агава поехала мириться со своим кавалером, Аня же долго сидела на скамейке, глядя в одну точку и размышляя.
  
   **
  
   Женька несколько дней пытался написать песню. В голове крутилась пара строк, всплывали некие образы - дуэльные пистолеты, почему-то рельсы, и что-то о чести и вкусе яблок. Он попробовал свалить все образы в одну кучу, как часто делал, но песня хотела быть настоящей - она не поддавалась.
   Приходилось ждать, ловить внутри себя слова и обрывки ассоциаций.
   Почему-то очень боялся испортить это, подлинное - Женька сознавал, что как раз настоящего у него почти нет. Так, рифмованная шелуха.
   - Яблоки, - пробормотал он, возвращаясь домой поздно вечером. - Горькие... Что за бред?
   Яблоки и впрямь отдавали горечью. Это юноша выяснил - в желавшей родиться песне они должны быть именно такими. Но при чем тут все остальное? Как это склепать в связный текст, черт побери?!
   Две ослепительно-красные фары выскочили прямо на Женьку; тело стало неповоротливым, и он успел только вскинуть руки, нелепым жестом пытаясь закрыться от смерти.
  
   Наверное, ватная кукла, парящая в вакууме, чувствует себя точно так же. Вроде бы все при ней - руки, ноги, голова - а управлять ими не удается, и, куда ни повернись, везде пустота, нет ни верха, ни низа...
   - Зачем он вам сдался? - холодный голос, молодой и очень ровный.
   - Пусть, пригодится, - более глубокий, с хрипотцой и хитринкой. Если в первом звучит неприязнь, то в этом - удовольствие и веселье. Очень болит голова, и глаз не открыть...
   - Пока уходи.
   - Вы уверены, что справитесь в одиночку? Энли уже успел... обзавестись тут собачками и запустить гончих.
   - Поторопился... Иди, у меня сил больше, чем думаешь. А если нет, ты мне все равно не помощник. Жди.
  
   Захотелось пить - компота, из собранных родителями слив; он как раз стоял в холодильнике... Женька открыл глаза.
   Вблизи маячил какой-то тип. Лет тридцати пяти, с темно-пепельными, стянутыми в хвост волосами, пышными, самую малость вьющимися. Худое лицо, некрасивое, смуглое, как у индейца, усмешка в уголках губ. Черный кожаный пиджак, светло-серая водолазка... выглядит слегка криминально.
   Какого черта он тут делает и вообще тут - это где?
   Ах, у меня дома...
   Что?!
   Женька резко дернулся - подняться, и упал на подушку, ощутив тошноту. Перед глазами пролетели алые молнии, в голове будто колокол ударил о наковальню.
   - Мозг есть, раз есть сотрясение, - констатировал незнакомец.
   - Вы кто? - спросил парень одними губами.
   - А я твоя сова, дорогой, - произнес тот непередаваемо ехидным тоном.
   - О господи... - пробормотал Женька, закрывая глаза.
   - Мы еще побеседуем, при более... э... подходящих обстоятельствах, - донеслось до его слуха. - В конце концов, у меня к тебе личный счет - за тесную клетку и всякую дрянь, который ты пичкал несчастную птицу!
   С языка готов был сорваться протест, но сил не хватило. А потом все снова начало плыть и качаться, и куда делся человек, Женька не отследил. А еще позже в комнату ворвались Аня и Волк, бледные, испуганные - будто рассчитывали увидеть самое меньшее пару трупов.
   А тут всего лишь я, подумал Женька, глядя на них - то резко очерченных, то размытых.
   Анька выругалась, и села на край кровати.
   - Я так и знала, что он куда-нибудь влипнет, - сказала она даже как-то жалобно.
   - Нам позвонили с твоего телефона, - сказал Волк. - Сказали, машина...
   - А... а где он? - спросил Женька, попытавшись подняться - и понял, что зря. Перед глазами снова начали собираться и рассыпаться на куски пестрые острые чертики.
   - Кто он? Сотовый? Понятия не имею, - ответил Волк.
   - У тебя синяк на поллица, и рука вся синяя, и ребра, - поведала Аня. Только тут Женька сообразил, что до пояса раздет. Кажется, человек и вправду был, и о нем позаботился... Про сову запросто могло померещиться, но кто-то же принес Женьку в квартиру?
   Да, и знал, где он живет, и открыл дверь...
   - В больницу, - негромко, но властно сказал Волк. - Может, у тебя в черепе трещина?
   - Уже все вытекло, что могло, - пошутил Женька. Но разговор дорого дался - вновь подкатила тошнота, побежали перед глазами слепяще-черные зайчики.
   Остального он попросту не запомнил, хотя сознания не терял. Друзья вызвали "скорую", при виде людей в белых халатах парень мелькнула мысль про Сергея - интересно, не эта ли бригада приезжала? Если да, у них урожай... Потом еще картинки сменяли друг друга, не складываясь в единое целое.
  
   В больнице пахло сырой штукатуркой и чем-то солено-лекарственным, неприятным. Врач в приемном покое выглядел ненавидящим человечество тихо и безнадежно.
   Переломов у Женьки не оказалось, только сильные ушибы. Голова тоже пострадала не то чтобы серьезно - сотрясение средней тяжести, однако медики наотрез отказались отпускать парня домой.
   В больничных стенах Женька провел неделю.
   От скуки хотелось выть на луну, благо она, сияющая и упитанная, каждый день нависала над больничным двором и заглядывала в окно.
   Порой пристальный взгляд чудился ему в коридорах, в столовой, ночью при задернутой занавеске. Женька старался относиться к этому философски - читал где-то, что при сотрясении возможны галлюцинации, а также необъяснимые страхи.
   Родители навещали его постоянно, друзья тоже не забывали.
   Но всем им, вместе взятым, не удавалось побороть больничной тоски.
   Спать хотелось все время, но засыпать Женька побаивался. Стоило впасть в состояние даже легкой дремоты, как ощущение следящего взгляда усиливалось, порой в голове начинали звучать голоса.
   Наваждение отпускало, едва шевельнется кто-нибудь в палате - но соседи, трое, попались нешумные, и много старше его самого. Один все время лежал носом к стенке, другой сидел в коридоре с приятелем из палаты напротив, а третий пах лекарствами, был суетливо-робкий - казалось, погромче звякни тарелкой, и он впадет в панику. От него хотелось держаться подальше.
  
   Медсестра заметила, что Женька спит плохо, и напоила его какой-то травой с мятным привкусом, и принесла большую белую таблетку. Юноша поначалу не собирался принимать ничего снотворного или успокоительного, но после решил - лучше уж отключиться как следует; а может, все зло от нервов, как говорят - тогда совсем кстати и медсестра, и ее зелье.
   Сон не замедлил придти, буквально ворвавшись в палату и разрушив ее до основания.
  
   Женька стоял на равнине, поросшей невысокой мягкой травой. Чернело небо над головой, вокруг не были ни души - и ни дома, ни столба, ни иного возвышения - до самого горизонта. Только массивная лестница прямо перед юношей, непонятно кем и непонятно зачем построенная, из влажного на вид темного камня.
   Лестница уходила круто вверх, и, проследовав по ней глазами, Женька увидел, что она заканчивается площадкой. Вот так, посреди ночного поля травы стоит - и никуда не ведет.
   На верхней ступеньке возник человеческий силуэт, будто некто шагнул сюда прямо из воздуха. Снизу невозможно было разглядеть, кто это, но парень не сомневался - тот, из прошлого сна. Во всем темном, и лицо не различить в темноте - только волосы поблескивали в свете очень крупных звезд.
   - Добро пожаловать, - произнес человек, и голос его, напевный и вместе с тем шелестящий, был тих - но отчетлив, и, казалось, разносился над всей равниной.
   - Что это за место? - спросил Женька, будто завороженный глядя, как развеваются светлые волосы человека, хотя ветер не колыхал и травинки.
   - Сейчас это твой сон.
   - Тогда я лучше проснусь, - сказал юноша самому себе. Ему не нравилась черная лестница, она тянула и силы, и все его существо - в глубину камня.
   - Проснешься, раз тебе повезло выжить. С машиной поторопились... Ты еще можешь... - человек оборвал сам себя, сказал: - По твоей милости произошло такое, чего не стоило допускать. Хочешь исправить ошибку?
   - Как я могу хотеть исправить то, о чем не знаю? - возразил Женька.
   - Захочешь. Для тебя самого это лучше, - донеслось сверху.
   Парень хотел возразить, по инерции - кто-то берется решать, что для него лучше? Велика честь этому кому-то! - но не успел. Дверь в палату отворилась прямо среди поля, в нее заглянула дежурная сестра, одним своим появлением выталкивая юношу из сна.
  
   Утром не вспоминалась ни лестница, ни фигура наверху ее; отчаянно потянуло играть, петь, сочинять что-нибудь, только бы сбежать от больничной стерильной пустоты. И лица... как врачи могут возвращать здоровье пациентам, глядя на мир столь непробиваемо-постно?
   "Или меня выпишут завтра, ну, послезавтра, или сам уйду отсюда к чертовой бабушке", - подумал парень.
  
  
   В отсутствие Женьки группа не репетировала - собиралась всего раз, и ничем хорошим это не закончилось.
   У Агавы случилась истерика.
   - Это уже не черная полоса, это хрен знает что такое! - кричала она, пресекая все попытки ее успокоить. - Меньше чем за месяц... один умер, двое загремели в больницу к такой-то матери! Мне еще жить охота! Сами, блин, пойте!
   После подобной сцены настроение у всех было ни к черту. Ребята разошлись по домам, условившись встретиться в ближайшее время - но сроков назначать не стали.
   Каждого посещала мысль - все утрясется само, или ну его лесом. Командой можно выступать против трудностей зримых, а когда изнутри подтачивает - любые действия бесполезны.
  
  
   Аня устала поправлять сумку - та все время норовила сползти с плеча, и вдобавок была тяжелой. День не задался, как множество и множество в последнее время. Видеть никого не хотелось - ощущение, что все идет наперекосяк, усиливалось с каждой встречей.
   Так и не смогла заставить себя заехать к Женьке... логично - он серьезно не пострадал, скоро выпишут. К чему изображать вселенскую заботу? Да, здраво так рассуждать. И каждый день все же давать себе слово, и оттягивать поездку, пока стрелки не станут на отметку семь часов вечера. И облегченно вздохнуть - чтобы через пару часов ощутить угрызения совести и пообещать себе - завтра наверняка...
   И уже темно, и ночь мудренее утра...
   Она задумалась, скользя взглядом по огонькам за стеклом троллейбуса.
   - Привет, - раздалось у плеча.
   Девушка резко оглянулась - тот, из филармонии, стоял рядом, смотрел на нее вроде серьезно, однако в глазах читалась улыбка.
   Аня дернула головой, шагнула было к выходу, в противоположный конец - до остановки еще ехать и ехать, но если что, водитель...
   - Погоди шарахаться. Тебе далеко?
   - Не по пути!
   - Ежик... сама не знаешь, что тебя пугает.
   Аня помедлила - троллейбус подходил к остановке, можно остаться, можно выскочить.
   - Поговорить нам есть о чем. Успокоишься, приходи. Знаешь, где меня найти, - он доброжелательно посмотрел на нее, перевел взгляд на открывшуюся дверь. Аня юркнула туда, чуть не упав со ступенек; перевела дух.
   Тот, сероглазый, поехал дальше. На душе остался осадок - вот дура... сбежала, будто воспитанница пансионата благородных девиц от пьяного ухажера. Не боялась гопников ночью, или наркоманов... а тут перетрусила.
   Взгляд его... живой водоворот, блики, движение, увлекающее за собой - бессмысленно противиться такой мощи. Все осталось, как было - Аня знала об опасности, и не смотрела в стремительную бездну, поэтому смогла сопротивляться. Только мурашки по коже бегают до сих пор.
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"