Делить с ней постель оказалось весьма увлекательным занятием: эдакий моторчик с фантазией и полным отсутствием предрассудков.
Сама скорость, с какой она оказалась в Женькиной кровати, не являлась из ряда вон выходящей - позавчера познакомились, не полчаса назад - но Женька все же привык к более длинному периоду ухаживания. А тут и ухаживать не понадобилось.
И ведь не выглядела доступной для всех желающих, на Выдру, только протянувшего лапы, так посмотрела - больше не лез.
Крепкая, длинноглазая, смуглая. Курила сигареты без фильтра, держала их, манерно отставляя мизинец, чуть отведя в сторону локоть, будто изображала девицу из высшего общества. Только выражалась порой отнюдь не аристократично.
Звали ее Айсулу, но сама девчонка представлялась иначе - Аня.
Аня так Аня, хотя странно, чего это человек выбирает себе настолько обычное, можно сказать в веках затертое имя? Стесняется, что ли?
Познакомились на репетиции; вот так открывается дверь, а там вместо одной девушки, виолончелистки, стоят две, и вторая никому не известна. История печальная и обыкновенная - эта самая Айсулу-Аня теряет ключи, и подруга, добрая душа, тянет ее за собой, чтоб не сидеть бедолаге на промозглом ветру, ожидая, пока кто-то из родных откроет квартиру.
И приводит в теплую компанию музыкантов, где каждый первый - талант мирового масштаба...
Волк терпеть не мог посторонних во время работы, но сжалился над человеком.
А девчонка оказалась умная и шустрая. И волевая - через полчаса после ее появления никаких "сиди и не отсвечивай" уже не возникало.
И вот...
- На роль твоей девушки я не претендую, - заявила Аня, глядя в потолок с приклеенными к нему бумажными звездами. - А вот охранять тебя, уж извини, буду. А то притягиваешь к себе всякие неприятности.
Женька едва не поперхнулся. Вот так, подкатит к тебе девица и заявит - я, мол, твоим охранником стать желаю. Ну, или вроде того.
- Я как-нибудь сам разберусь, - ответил, надеясь, что звучит это вежливо.
Никаких особых неприятностей Женька за собой припомнить не мог. Ну, доставалось в детстве за шум в неположенном месте, за срыв уроков - и то, не один был, с компанией; за то, что в глаза старшим порой говорил такое, что лучше бы придержать за зубами... Но в общем-то "трудным" никогда не был. Вылетел из института - восстановился же. Побывал даже на том свете, как-то моторка перевернулась, и нахлебался воды; страшно гордился - не каждому клиническая смерть выпадает... тоже обошлось. Пара драк... ерунда, в общем. Охранять не от чего.
- "Сам" - это любимое слово трехлетних детей, - невозмутимо ответила Аня. - Можешь послать меня подальше, не обижусь. Но я все равно буду тебя за тобой присматривать.
- Что, ходить как привязанная, след в след? - съязвил Женька.
- Не дождешься. Ходить еще за тобой...
- Ну и как тогда? Подслушивающие устройства? Спутник-шпион? - Женьке стало весело.
- Да нет, одной ночи достаточно, - длинные черные глаза не очень-то добро блеснули.
"Двинутая", - подумал Женька. "Сейчас еще что-нибудь про карму и энергетические хвосты начнет..."
Аня поднялась, устроилась на подоконнике и молча курила - силуэт в слабом теплом свете фонаря. Выглядела она совершенно нормальной. Даже чересчур - ни пирсинга, ни татуировки, прямые волосы - длинное "карэ"; что-то монгольское в чертах проскальзывало, но придавало ей не диковатость, а строгость.
Женька подумал, что расставаться вот так сразу, из-за какой-то придури ее - не хочется. Пусть берет в голову все, что угодно.
Пусть...
- Можно все-таки звать тебя Айсулу? Ну или еще как-нибудь, хоть прозвищем? - спросил он за завтраком.
- Не любишь имя Анна?
- Нормальное, в общем... Но у нас в классе было три Ани, в институте две, у Волка так зовут девушку... А у тебя - прелесть, а не имя, настоящее, в смысле!
- Зови, как представилась, - сказала она после минутного размышления. - Мне так удобней. А что до похожести... это уж дело техники, выделяться из толпы. Одним прозвищем все равно ничего не добьешься.
Она ушла после завтрака, молча перемыв посуду (Женька пытался на правах хозяина сделать это сам, но его вежливо отстранили). Не оставила ни телефона, ни адреса - предположим, где она живет можно было узнать у коллеги по группе Маринки, к чему шифроваться? И о встрече не договорились... Соизволила бросить на пороге: "Встретимся..." - и все, только лифт загудел.
Стало смешно - то ли девочка в таинственность не наигралась, то ли это плоды феминизма, черт разберет.
Телефон зазвонил, когда Женька ставил новые струны.
- Слушай, забирай свою сову! - заявил Волк. - Она задолбала, грохочет клеткой, звук - будто метро по квартире носится!
- Куда мне ее??
- Ну, выпусти, сдай в зоопарк или свари и съешь, твои трудности! А хочешь, я тебе ее вместе с клеткой отдам??
Сова появилась неделю назад. Крупная серая неясыть с оранжевыми злобными глазищами, окруженными кольцом длиннющих ресниц. Сидела за мусорным баком, с виду вполне здоровая, но не улетала, и смотрела на редких прохожих с видом людоеда. Накрапывал дождь, и Женьке стало жаль птицу - постояв рядом с ней, обменявшись с семейной парочкой средних лет мыслями о поимке "зверюги", он просто шагнул, накрыл ее курткой и схватил в охапку.
Сова, похоже, от возмущения впала в ступор, и Женька не пострадал. Хотя подкладка куртки оказалась разорвана.
Друзья, выслушав эпопею о поимке, покрутили пальцем у виска - птица могла оставить "ловца" без глаз, если не хуже.
Два дня неясыть просидела у Женьки на кухне в углу, изображая веник; предложенное мясо жрала с аппетитом. Наедине с парнем она вела себя вполне прилично, однако терпеть не могла Женькиных гостей - очень даже взаимно. Кому понравится, когда тебя атакует нехилый комок перьев с внушительными когтями и клювом?
Потом Волк откопал у родичей клетку, согласился принять птицу к себе - ему нравилась экзотика. Конечно, сова не кондор какой-нибудь, но и не канарейка; можно и погордиться. Неясыти у нового хозяина не понравилось. Ела она по-прежнему с аппетитом, зато орала, хлопала крыльями и гремела клеткой.
- Ты, герой передачи "В мире животных", так и знай - не придешь, я ей башку отверну!
- Ладно, - проворчал Женька, проклиная собственное добросердечие. Спасатель нашелся... вот теперь и возись, раз уж начал!
Женька подрабатывал видеосъемками; весь день занимался очередной свадьбой, порой вспоминая, что завтра придется ехать разбираться с неясытью, и на душе становилось тоскливо. Пьяные гости начинали особенно раздражать, и невеста попалась какая-то кобылообразная...
Съемка закончилась в одиннадцать вечера. Облегченно вздохнув, Женька упаковал камеру и шагнул на улицу, жадно вдыхая сырой мартовский воздух.
И натолкнулся на Аню. Выглядела та очень задиристо - руки в боки, голова наклонена, ногой постукивала по затянутой ледком луже.
- Привет, - растерялся Женька. В самом деле, что ли, взялась следить?
- Виделись. Что голову повесил?
Парень мысленно махнул рукой и решил не устраивать плясок с бубном, то есть разговоров о погоде. Все равно девица двинутая, так хоть выговориться.
- Сова эта чертова... ты же была у меня, ну скажи, куда клетку ставить?? Это ж не волнистый попугайчик, ей место нужно.
- Пошли, посмотрим, - сказала девчонка. - На твою птицу.
- Что там смотреть, я ж ее ловил!
- А я не видела! Пошли, может, помогу пристроить... или хоть донести.
- На ночь глядя? Я собирался завтра. И камера, знаешь ли...
- Говорю - помогу! Волк все равно не спит часов до трех. Быстрее отделаешься.
Волк жил через три остановки от кафе, где проходила свадьба. Аня, стремясь срезать дорогу, выбирала самые темные подворотни - Женька только хмыкал, еле поспевая за ней. Охранница нашлась... Вот так нарвется на подвыпивших придурков, и кого придется защищать? Хотя... как там в анекдоте? "Ваш крокодил, вы и спасайте?"
Женька любил поздний вечер, когда город еще не спит, но уже бросил дневные хлопоты и пахнет наступающей темнотой, пронзительной, невесомой. Несколько раз бросая взгляд на небо, юноша замечал серебристые росчерки метеоров. Да... и в пути по закоулкам есть свои плюсы. На освещенном проспекте их не заметил бы, там фонари заслоняют небо.
- Смотри, падающие звезды, - позвал он спутницу. - Странно, обычно такие "дожди" идут в августе...
- Не застревай на месте, не столб! - прозвучало в ответ.
- Какой дурак придумал, что женщины - хрупкие романтичные создания?! - с интересом спросил Женька.
- Какой-то придумал. А может, тогда мужчины были мужчинами, а не истеричными хлюпиками, полными понтов!
Сказала - и понеслась вперед с еще большей скоростью, будто опасаясь, что получит по шее. Еще чего... хотя стоило бы.
- На провокации не поддаюсь, - проворчал Женька ей в спину.
Волк встретил нежданных гостей не самым радушным образом - звонок вытащил его из ванны; однако, узнав, зачем они пришли, подобрел. Даже пошел варить кофе - на этом настояла Аня, уверяя, что иначе она свалится и заснет. Пока хозяин возился на кухне, девушка прошла в дальний конец коридора, который полностью занимала клетка. Свет, слабый, рассеянный, попадал сюда через окно у самого потолка - через это окно можно было заглянуть в комнату Волка.
- Не темно ей здесь? - громко спросил Женька.
- Нормально, она ж ночная, - отозвался Волк с другого конца квартиры. - И вообще... какая разница, все равно заберешь!
Аня и сова уставились друг на друга со взаимным отвращением. Потом сова взъерошила перья, став будто в два раза больше, и завопила крайне противным голосом.
- Не отдавай ее в зоопарк, слышишь? - неожиданно заявила девушка. - И не выпускай. Дома у тебя пусть живет.
- Да ну? - Женька почти пропел это, самым ехидным тоном: - И слушать каждый день эти вопли? А может, ее тебе подарить, на женский праздник?
- Нельзя в зоопарк, - Аня отвернулась, зажгла сигарету, выдохнула струйку дыма.
- Что, защита животных? Может, тогда все-таки в лес отвезем? Все равно весна, считай, на дворе. Крылья целы...
- И в лес нельзя...
- Да ты хоть по-человечески объясни! - разозлился парень.
- Не могу я... нет никаких секретов, я просто не знаю! Но вот смотрю и вижу - самое лучшее тебе взять сову.
- Ага. Ты еще и пророчица?
- Иногда, - серьезно сказала Аня. - Ты не подумай, я в сенсов играть не собираюсь, ни в каких там ворожей или колдуний... Просто я вижу - нельзя. У нас во дворе мальчик один утонул, ему было двенадцать, мне тоже. Я его предупреждала - не ходи на протоку, в тот день прямо на лбу у него было написано - лучше дома сидеть... А он пошел, нырнул и ударился головой о корягу.
- Ты, значит, смерть чуешь?
- Нет, - она мотнула головой, глянцевая челка закрыла глаза. - Бывает разное. Но чаще предупреждение. Вплоть до такого - не нужно по этой дороге, попадешь в пробку. Или кошелек украдут.
- А мне что грозит? Раз взялась охранять? - полушутливо спросил Женька. Не то что бы верил, но... как же стихи писать, если в потустороннее не заглядывать? А песни?
- Может, и ничего... сова эта дурацкая...
- Давай сделаем чучело?
Она вздрогнула. Кажется, испугалась по-настоящему.
Волк на радостях, что избавится от неясыти, напоил гостей коньяком, вручил им клетку длиной-шириной метр на полтора, и выставил. Аня, как верная тень, проводила Женьку до квартиры, помогла нести клетку и установить ее на балконе. Сову парень решил пока оставить в квартире, но выпустил только после ухода девушки - мало ли...
Конечно, он предпочел бы на ночь разместить Аню в квартире, а птицу на балконе, благо, там было вполне тепло, но девушка отклонила его настойчивые приглашения с видом королевы, порицающей неразумного пажа. То, что ночь на дворе, ее не заботило, и попытки проводить она пресекла на корню.
- Ну спасибо; типа, вот тебе пернатая подруга, с ней и радуйся жизни! - в сердцах сказал Женька.
Аня пожала плечами и отбыла.
Жизнь вошла в ровную колею, решив, что новых событий и лиц с парня хватит. Март постепенно освобождался от власти зимы, стряхивал снег, сломал лед на реке.
Начали записывать новый альбом, посему играли два, а то и три раза в неделю - свободного времени почти не оставалось. Аня по-прежнему возникала в самые неожиданные моменты, и даже посещала репетиции. Ее использовали как "подай-принеси-сходи за пивом", и девушка принимала такое положение вещей как нечто естественное. Держалась, будто аристократка на отдыхе, решившая забавы ради поиграть в горничную. Вскинутая голова, презрение ко всему земному в чуть утомленном взгляде, небрежные и с тем отточенные жесты... Еще б не крепкие словечки порой - это мало вязалось с образом.
Себя даже целовать больше не позволяла, не то что в постель. Женька злился; но девчонка его зацепила.
"Ага, задранный нос и побольше загадочности, и готово", - думал он. "Обычно это на женщин действует, а не наоборот..."
Сова тем временем стала совсем ручной. Позволяла себя гладить, хоть и поглядывала на парня довольно мрачно. Шлялась по всей квартире, любила сидеть рядом, когда он что-нибудь писал или монтировал клипы. А вот слушать, как он поет или играет, терпеть не могла - тут же комнату покидала, спасибо хоть не принималась орать.
База группы располагалась в подвале старого особняка; там давным-давно никто не жил, и сторож пускал ребят исключительно по знакомству и за умеренную плату.
- Если узнают, меня отсюда погонят поганой метлой, - говорил он, прибавляя, что на музыкантах он все равно зарабатывает больше, чем на должности хранителя развалин.
Особняк скучал на окраине города - белый, обшарпанный, в окружении плакучих ив и вразброс стоящих гаражей. Ребята подозревали, снести его было дешевле, чем восстанавливать.
Тексты писали Женька и Волк, порой вместе, но чаще сами по себе. Музыку обычно сочиняли всей группой - то один приволакивал в клюве идею мелодии, то другой; порой идеи подозрительно смахивали на плагиат, но это никого не смущало.
- Все великие вдохновлялись народными мотивами, - с непрошибаемой уверенностью говорил Волк.
Он играл соло на гитаре. Агава, маленькая жгучая брюнетка, пела - одна или на пару с Женькой. Только у него да у виолончелистки Марины прозвища не было - не приживалось.
Делали все, что понравится - от старых хитов до собственных вещей; практика никогда не бывает лишней, любила повторять Маринка. В том, что ребят приглашали играть в клубах и на вечеринках, была немалая заслуга Волка. Он умел договариваться.
- "Свет" и "весь" не рифмуются, - сказал Волк. Была пятница; репетировали почти полным составом, только без виолончели.
- Нифига, - откликнулся Женька. - То есть нормально.
- Вообще надо обновлять репертуар, - сказала Агава. - Что-нибудь зажигательное про любовь.
- Ага, и ты в розовом с блестками, танцуешь стриптиз, - оживился Выдра.
- Идея... А куда денем Женьку? - радостно подхватила Агава.
- Стриптиза не будет, не надейтесь, - пробормотал тот, и устроился на сложенном спальнике в углу, у батареи. Пока Агава распевалась, а музыканты настраивались, пытался закончить песню. Две последние строчки никак не давались, а голос Выдры все время сбивал с толку - тот разошелся и рассказывал похабные анекдоты.
- Хочу быть гением, - Женька отложил тетрадку. - Они вообще не думают, творят по наитию.
- Гений, ты петь собираешься? Или тебе подтащить микрофон к батарее?
- Не собираюсь, у меня голос пропал на почве творческой депрессии. Пусть Агава одна отдувается, все равно все на нее смотрят, а не нас слушают.
- Я ж говорю - стриптиз! - снова влез Выдра.
Песню дописать так и не удалось.
Смоляной голос, резкие вскрики и жаркие аккорды гитары заполняли полутемную комнату - желтый круглый светильник казался луной над бескрайней сухой равниной. Под живое, настоящее хорошо думалось. Только собственные творения после казались пригодными разве что для мусорной корзины.
Женька все еще размышлял над последними строчками песни - предполагалось, что на них резко сменится ритм, и жесткая музыка уступит место пронзительно-зовущей; он мысленно слышал соло виолончели - темный шелк мелодии.
Но слова не давались, получалась сладкая пафосная чушь.
"Пралубофф", - с отвращением прокомментировал парень, складывая и разрывая листок. Против любви ни в текстах, ни в жизни он ничего не имел, но только когда она подлинная, не украшенная сахарными завитушками слов.
Может быть, плюнуть на замысел и завершить песню взрывом и падением вместо взмаха ангельских крыл? Бред какой-то...
В этот момент зазвонил телефон, и прерывающийся голос Агавы сообщил - Выдра умер. Его сбил грузовик.
На похоронах собралось много народу. Аня тоже пришла, хотя ее знакомство с погибшим было весьма недолгим. Держалась особняком, хмуро разглядывая собравшихся. С Женькой едва поздоровалась.
- Глупо как, - сказал Волк, идя рядом с Женькой по дорожке кладбища. Гвоздик в ухе нестерпимо сиял; с другой стороны покачивалась серьга в виде маленького полумесяца, сейчас Женька ее не видел, но она упорно появлялась перед мысленным взором.
- У меня приятель на военных сборах погиб, знаешь, но там как-то... хоть и тренировочный лагерь, несерьезно вроде, но все не так по-дурацки. А тут... Сколько раз говорили Выдре - пить меньше надо... - обронил Волк.
- Да он не пьяный был, когда его сбили. Так, банка пива в руке.
- Вот все внимание в банку и ушло, наверное... он же на красный полез.
- Знаю я... Играть-то будем теперь? Или?
- Ты что, совсем? Надо. Играть и записывать.
- На месте Выдры... не могу никого представить.
- Придется, - Волк хмуро смотрел поверх голов, поверх россыпи памятников, в сторону горизонта. - Пошли, что ли... прощаться.
Кладбище было бесконечным. Женька подумал, что могилу Выдры он потом не отыщет при всем желании. Памятники казались одинаковыми, только за один зацепился взгляд - черный обелиск с высеченным изображением молодой женщины и ребенка. Неподалеку от места, куда принесли Выдру, стоял новый крест с привинченной к нему табличкой - судя по датам, умерший был ровесником их погибшего друга.
Волк тоже заметил, пробормотал:
- Ну, не соскучится...
- Эх, совец, что же за жизнь такая, - печально сказал Женька, сидя на кухне, уже после поминок. В другой комнате бормотал телевизор, время от времени слышались выстрелы - шел вестерн. Неясыть поглядывала на парня с холодильника, любимого своего места.
- Помнишь анекдот про сову? "Не говорит, зато как слушает!" Напиться, что ли, как думаешь?
Неясыть издала отрывистый звук, похожий на смешок.
- Да ну тебя, - отмахнулся Женька. Перед глазами стояли мокрые дорожки, подтаявший снег на черной земле, пластиковые венки, живые цветы - много... Хотелось позвонить Выдре и убедиться, что все это бред.
Женьке еще не доводилось никого хоронить. Родители, к счастью, вполне бодрые и здоровые, жили на другом конце города, вместе с дедом, тоже весьма энергичным, несмотря на добрых восемьдесят лет. Остальная родня либо здравствовала, либо обитала где-то на краю света, не вызывая ни малейшего интереса - живы ли, нет.
Несколько лет назад умер сосед, но Женька был в другом городе и печальной суеты не застал.
А друзья... прожив двадцать лет, он еще не знал, что такое - терять. Даже сейчас не верил.
Выдра был в группе басистом; замену ему нашли не сразу, но быстро. Взяли третьего по счету кандидата. Первым был парнишка, едва окончивший школу, знакомый Агавы - он давно рвался играть. Но Волк забраковал его, заявив - учиться и еще раз учиться. Второй парень пришел через неделю, молчаливый, заросший волосами и со странным, будто одурманенным наркотиками взглядом. Играл он отлично, но никому не понравился.
Тормоз какой-то - был общий вердикт.
Третьего привел Волк.
- Случайно через институтских друзей узнал. Знакомьтесь, Сергей... Саэр.
Тот сдержанно улыбнулся, пожал руки ребятам и довольно легко встроился в общее полотно игры.
Виртуозом его нельзя было назвать, но Выдре он в общем не уступал. Черноволосый, коротко стриженный, в темно-серой рубашке, выглядел мрачновато, и, судя по всему, предпочитал молчать и слушать - яростного участия в спорах или в обсуждениях очередной песни от него, похоже, не приходилось ждать.
Женьке он скорее понравился, хотя принять чужого, пришедшего на место погибшего в сложившуюся команду было непросто. Ловил себя на том, что ревниво прислушивается - вот здесь Выдра играл нарочито грубо, придавая вещи слегка хулиганский оттенок, а у Сергея выходит гладко, едва не лирично. Однако не хуже, надо признать, может и поинтересней...
Агава принялась строить новичку глазки, у нее как раз наступила очередная "черная полоса" в отношениях со своим парнем. Саэр ее не поощрял, но и не отталкивал. Казалось, его интересует только музыка, остального он в упор не видит. Агава не обижалась. Остальные тоже приняли за своего.
А вот с Аней они общего языка не нашли. Сергей был с ней подчеркнуто вежлив и нескрываемо холоден, она же порой срывалась на грубость.
- Да вы что, в самом деле? - рассердился однажды Волк. И велел Ане больше в особняк не приходить. Женька всерьез поссорился с ним, но позже внял доводу рассудка - другие же не таскают на базу своих девушек или парней. К тому же Аня... кем она приходилась Женьке, он не смог бы сказать.
Не "пара", не подруга даже - скорее появившийся в его жизни погодный фактор, который приходилось учитывать. А нет - фактор превосходно сам напоминал о себе.
Недели через две после первой репетиции с участием Сергея Женька зашел к нему, занести ноты. В сопровождении Ани - та появилась, по своему обыкновению, невесть откуда и отвязаться от нее возможности не было.
- Ты же его терпеть не можешь, - спросил парень удивленно. - А я не на пять минут, мне еще копии делать...
- Выгонит - подожду за дверью, - был ответ. Ну и как с ней беседовать?
Саэр не выгнал, конечно. Хотя не обрадовался. Вежливо отступил в сторону, давая пройти... будто Женька с собой в квартиру привел шелудивую собаку, и хозяин смолчал из вежливости.
К стене напротив входа были прибиты оленьи рога. Милое такое украшение; увидев их, Аня судорожно вздохнула и побледнела, будто вот-вот грохнется в обморок. Сергей смерил ее неприязненным взглядом.
- Что, защита животных? Не волнуйся, рога олени сбрасывают сами, подобрать остается.
Девушка не ответила. Пока парни занимались нотами, сидела на кухне, курила возле окна. Через полчаса Женька собрался домой, она молча оделась и вышла, с Сергеем не попрощавшись.
Чем дальше отходили от дома Саэра, тем больше оттаивала Аня. Даже улыбнулась, увидев забавную рожицу, наклеенную на бок автомобиля. Женька счел возможным завести разговор - раньше просто уперся бы в стену молчания, дело привычное.
- Ты что, в самом деле? Рога... не голова же!
- Ты не понимаешь...
- Я в самом деле не понимаю! - сердито сказал Женька. - У нас и так трудности, человек новый, так еще вы грызетесь!
- Мы не грыземся... Просто это не сброшенные рога. Этого оленя убили.
- Ну превосходно! Ты же у нас ясновидящая! И что? А колбасу ешь?
- Так то коровы...
- Оленина, между прочим, тоже вкусная! - отрезал Женька. Аня "загадочная и самоуверенная" ему нравилась, а "кисейная барышня" показалась совсем чужой. И сделала все, чтобы не вышло разговора с Сергеем, будто назло.
Однако послать ее язык не поворачивался.
Они прошли мимо вросшего в землю домика; там, за стеклом, стояла длинная плошка, в которой росли тюльпаны - застывшие алые капли венчиков смотрели на прохожих надменно. Им ничего не угрожало до праздников - ни опасность, что некто случайно наступит, ни холод, ни засуха. Их любили и поливали, чтобы потом срезать и подарить.
Аня опять замкнулась в себе и полдороги молчала - то ли дулась, то ли переживала. Подобная чувствительность с ней не вязалась... Шла, пинала ногой ветки и комки талого снега, головы не поднимала. Юноша хотел уже попрощаться - были свои дела, как вдруг Аня спросила:
- Знаешь, где у нас в городе скульптура оленя?
- А что, есть такая?
- Есть... То ли бронзовый, то ли медный, стоит во дворе одной усадьбы. А в усадьбе - музей был, только сейчас все закрыто и забором обнесено. Реконструкция... И грязи по уши.
Женька ощутил укол ревности - он в этом городе прожил всю жизнь - и не знает, а приезжая девчонка... Сколько она тут - с год, не больше?
- Дались тебе эти олени...
- Не понимаешь... Есть обычные олени, животные просто. А есть... ну, правильные, как иначе сказать?
- "Это неправильные пчелы, они делают неправильный мед", - подхватил Женька. - Ты продолжай, продолжай!
- Дурак.
- Есть немного. Но мне, как таланту, позволено!
- Точно, дурак. И не вылечишься, - Аня отмахнулась от парня, как от надоедливой мошкары. Еще с квартал они прошагали молча, потом девушка заявила:
- Мы сходим туда.
- К твоей статуе? Зачем? А, все равно не ответишь, - с досадой Женька махнул рукой. - Только летом, ладно? Не хватало по слякоти лазить через заборы.
- Ты поэт, у тебя должно быть чувство прекрасного и любовь к новому! - бросила девчонка привычным, слегка надменным тоном.
- Вот не вижу ничего прекрасного в перемазанных штанах! И в процессе их стирки!
- Тот, кто сочиняет стихи, должен видеть в любом булыжнике драгоценный камень! И в стирке штанов - труд на благо Вселенной! - она откровенно язвила.
- Я на самом-то деле вообще не поэт, - сказал Женька, которому расхотелось шутить. - Волк - лучше меня.
Аня взглянула с интересом. Ждала.
- Он злее. Ну, лучше не потому что злее, а есть у него эдакий камень в ботинке, который жить не дает. А у меня - просто рифмы, потому что хочется. Потому что стихи - это красиво, это возвышает над серостью мира. Хотя какое, к дьяволу, возвышение, если в душе - та самая серость, а мир - разный?
- А поёшь почему?
- Голос есть, вот и пою. Опять же, хочется, тянет приобщиться к чему-то подлинному. По глупому, честно говоря... если свое - не шедевр, умней слушать шедевры! Ан нет, глянешь на листок, где что-то там нацарапал - вроде неплохо, и товарищи хвалят. Почему бы не выйти, не спеть? Вдруг еще и прославишься?
- Дурак ты, Женька.
- Вот и я говорю. То есть ты говоришь, а я соглашаюсь.
Саэр не затаил зла на неуместный визит - когда получил редкие записи-этнику, сам вызвался принести. Сказал, что хочет, наконец, пообщаться с Женькой по-человечески, а то на репетиции бесполезно. "А в прошлый раз Анечка помешала", - докончил про себя юноша, мысленно прикидывая, когда удобней увидеться. Встречу назначили во второй половине дня - утром Женька собрался помогать товарищу двигать мебель.
Освободившись, он решил прогуляться. Едва-едва наступил апрель, было сыро и тепло. Умирающая зима напоследок покрасила небо в свинцовый цвет и подернула невидимой паутиной лица и души прохожих.
По улице бежала большая собака, пегая, очень ушастая - грязными лапами по лужам, где вода перемешалась с талым снегом. Женька проводил собаку взглядом. Ему стало тоскливо. Захотелось чего-нибудь пронзительно-острого, например, смысла жизни.
Аня позвонила, когда Женька собирался войти в автобус.
- Срочно приезжай!
- Не могу. У меня встреча.
- С кем?
- Ну разница-то какая? Не с девушкой, не волнуйся!
- Лучше бы с девушкой!
Женька мысленно покрутил пальцем у виска. Аня, кажется, почувствовала, что сейчас он прервет связь, и сказала почти умоляюще:
- Ну, я очень прошу, приезжай, это необходимо! Ты же не на самолет опаздываешь!
Голос ее, хрипловатый, жесткий, не очень подходил для просьб. Женька уже не удивлялся странностям девчонки, однако тревога кольнула - вдруг что-то в самом деле серьезное? Он буркнул "ладно", условился о месте пересечения и набрал номер Сергея.
- Привет... Извини, сегодня не выйдет.
- Жаль, - сухо прозвучало в трубке. - Я уже еду, вообще-то...
- Ты... далеко?
- Довольно далеко. Не разрывайся на части, договоримся на другой раз.
Женьку не оставляло ощущение - Саэр понял, из-за кого отменилась встреча. Поэтому всю дорогу к фонтану, подле которого ждала девушка, он прокручивал в голове разные сценарии разговора, после которого наконец встанут все точки над "I".
Анька достала со своей постоянной опекой, или хуже того... Будто и впрямь в охранники нанялась, или в воспитательницы. Конечно, из-за нее группа не развалится, но перессорить народ она запросто может, уже начала...
Девчонка просияла ему навстречу, будто приговоренный - гонцу с письмом о помиловании.
Женька почувствовал, что гневные слова скромно отступили на второй план и наружу не рвутся. Анька сегодня была хороша... То есть, она всегда производила недурное впечатление, но сейчас вырядилась как на праздник. Малиновая курточка, короткая юбка - ноги крепковаты, но длинные, стройные. В ушах болтаются серьги - огромные бордовые кольца. И волосы смоляные лежат особенно аккуратно; странно - вроде и черные, а порой отливают рыжим, будто огонь внутри пробегает.
Скромно подставила щеку для поцелуя.
- Случилось-то что? - спросил Женька.
- Это был Саэр? - прозвучало в ответ.
Женька настолько опешил, что не рассердился.
- Я очень тебя прошу, не приглашай его к себе в дом. Пожалуйста, обещай, - ее длинные глаза совсем почернели, из них прямо-таки плескалась тьма.
- Да ты что, в самом деле... Еще скажи, что он, к примеру, вампир, которого нельзя пускать на порог!
- Человек он. Женька, - Аня прерывисто выдохнула. - Я от тебя ничего не скрываю. Правда. Если что-то не говорю, лишь потому, что не знаю сама. Я даже не подозревала, что вы с ним договорились о встрече. Пока тебя не увидела.
- Следующим шагом будет совет избавиться от него вообще, так? Искать другого басиста?
- Не знаю. Пока не могу сказать. Пока - хоть поселись у него, только домой к себе не води!
- Знаешь, ищи себе другого кого-нибудь для игр. Надоело... - Женька посмотрел на автостраду, где неслась вереница машин - все белые. Вот же мода пошла... в слякоть - самый худший цвет.
- Женька... то, что я недотрогу изображаю - это для твоего же блага.
- Мне уже безразлично. И отстань от меня, наконец.
- Не отстану, - лицо ее вновь стало жестким. - Мало тебе Выдры?
Мороз по коже прошел от глухого голоса.
- Машины иногда сбивают людей. К сожалению.
Он подумал, что ничего не знает об Ане. Разве что - выросла она в деревне, точнее, в поселке, в пятнадцать переехала в город. Поступила на инъяз, бросила... это все. Виолончелистка Марина, которая и привела девчонку в компанию, знала о ней не больше. Живет с бабушкой... никаких странностей вроде не замечала. Ни друзей, ни интересов лично Ани - белое пятно.
Назавтра Сергей пришел на репетицию позже всех, с Женькой поздоровался сухо. Но обиженного не изображал, спрашивал-отвечал вполне нормально, не сквозь зубы. Поэтому Женька в полной мере ощутил себя виноватым.
Играл Саэр на сей раз неважно, мысли его витали где-то далеко от подвала особняка и музыки в целом. Обычно внимательный, он дважды забывал вступить в нужный момент, один раз сыграл вместо нужного аккорда полную ахинею.