Аннотация: Пока черновик, собственно, выкладываю показать контуры одной из вещей, с которыми работаю :)
- Если так продолжится, лет через сто пятьдесят наша долина превратится в ледник, - Торн проговорил это, не отрываясь от разбора пожелтевших бумаг. - Смотри - еще при дедах снег едва выпадал, а прадеды видели только изморозь...
Ива не отозвалась. Она помешивала похлебку и знала - если отвлечься на разговор, что-нибудь обязательно выйдет наперекосяк. По крайней мере, у нее, не самой умелой хозяйки, затеявшей новое блюдо. Бульон из дикой утки, хлебные клубни, зелень, яйцо и стакан молока... что еще не забыть?
Ее волосы, стянутые в хвост, лежали на спине застывшим темно-русым ручьем. Свет из небольшого окна падал на Иву, а муж ее устроился в тени, и читал выцветшие буквы, не боясь испортить зрение.
- Наверное, будущей весной я все же пойду на север, - сказал Торн задумчиво. - Хочу увидеть льды своими глазами. Говорят, к рубежным селениям они уже подступили вплотную, и люди ушли.
- Соберемся, так вместе, - Ива невозмутимо разлила похлебку в четыре миски, поставила их на стол, порезала крупными ломтями хлеб. - За домом найдется, кому присмотреть.
Едва не выломав дверь, в комнату в обнимку ворвались Ясень и Ясенка - брат и сестра, похожие, как две капли воды, хоть Ясень был старше на пять лет. С бледно-золотистыми длинными волосами, улыбчивые, одетые на "лесной" манер - мода, из крупных поселений наконец проникшая на окраины. Кожаная бахрома на рукавах и подоле, легкие шапочки, напоминающие два соединенных краем листа, все зелено-коричневое. У девчонки за ухом торчал пушистый малиновый колокольчик-первоцвет.
Торн оторвался от записей, подозрительно окинул взглядом обоих. С видимым сожалением сгреб бумаги и сложил в сундучок. Все равно, коли эти пришли, не сосредоточиться.
У них с Ивой пока детей не было, хотя вместе жили три лета. Ива порой печалилась, но в другие минуты заверяла, что хватает ей Ясенки, не ребенка уже, подростка, однако ничуть не менее шебутного. Как Ясенку нарекли при рождении, никто и не помнил. Сама она настолько обожала старшего брата, что во всем старалась походить на него.
Брат и сестра потеряли родителей во время давнего мора, а прошлым летом дом их сгорел, и неразлучная парочка перебралась к старшим друзьям. Ясень, конечно, мог отстроить заново дом - и помощники бы нашлись, но, как сам признался, душа не лежала возвращаться на старое место. А новое, хорошее в небольшой ложбине отыскать было трудно.
- А Утренний где? - спросил Торн, и в голосе прозвучала едва различимая неприязнь.
- Отсыпается... Потом его накормлю.
Иве было все равно, из какого народа Иней. Она родилась в селении, где Утренние и Дневные порой заключали браки, а уж просто на улице постоянно встречались те и другие.
- Мы нашли рыбное место, - заявила Ясенка, плюхаясь на темный тяжелый табурет и принимаясь раскачиваться на нем. - Озерцо, полное хариуса. Завтра пойдем ловить.
- Я одного руками поймал, но решил отпустить, - сказал Ясень.
- Потому что он дал тебе хвостом по лбу! И не решил, а от испуга выронил!
- Завтра посмотрим, сколько ты, непуганная, на удочку поймаешь, - отпарировал брат.
Ясенка показала ему язык, и взялась за ложку. Обедали в относительном молчании - у девчонки слипались глаза, да и Ясень присмирел. Они с сестрой ушли вчера в полдень, в очередной раз изучали окрестности. И рассвет встретили в пути.
Заметив выжидательные которые взгляды Ивы, которые та бросала на сотрапезников, Ясень заявил:
- Вкусно! - и не удержался: - Даже странно! - за что схлопотал ложкой от Торна. Тот не стал рассыпаться в похвалах, просто протянул миску Иве за добавкой и сделал голодную физиономию.
- Мне нравится, - пробормотала Ясенка. Но глаза у девчонки уже слипались, и после обеда она ушла отсыпаться. А Ясеня Торн отправил чинить изгородь, мстительно заявив - нечего шляться ночами!
Ива только собрала со стола посуду, как на пороге, пожелав доброго дня, возник Иней - неожиданный гость, появившийся вчера на закате. Судя по пыльной одежде и усталому лицу, шел он издалека. Попросился переночевать и чуть отдохнуть; в такой малости редко отказывают.
Сейчас вот проснулся, успел умыться и поглядывал на хозяев, не решаясь войти в кухню.
Молодая женщина приветливо кивнула, и гость прошел к столу, устроившись за самом дальним и темным концом его.
Как у большинства Утренних, краски в облике Инея были приглушенными, будто прикрытыми туманом. Одевался он просто - в дороге не больно пощеголяешь. Холщовая серая куртка, такие же штаны, рубаха темно-голубая. По вороту-стойке - узкая полоса вышивки, а узор не поймешь, то ли Утренних, то ли Дневных... трава да струйки речные. Тонкие, неприметные черты лица, легкий прищур - не то видел плохо, не то просто привычка. А лет сколько, и не разберешь...
Торн вышел, досадуя - радушие проявлять - сердце противится, а так, сквозь зубы гостеприимство оказывать - только дурак не поймет, каковы мысли хозяина.
Ива согласилась приютить, пусть и привечает теперь.
Иней ел торопливо, но не с жадностью, а словно стремился побыстрее покончить с обедом и остаться в одиночестве. Чувствовал он себя здесь, в чужом доме, не слишком уверенно - лишний раз старался не шевельнуться, прятал глаза. Бросал взгляды на тени, похоже, высчитывал время. Хозяйку поблагодарил, поднялся и застыл нерешительно, словно гадая, дальше-то что.
- Может, еще отдохнешь? - спросила Ива, опасаясь, что любое ее слово покажется намеком - выметайся, мол, друг любезный, из дома, чего тебе еще надо?
- Да нет. Только, если ты и твой муж не против, я бы остался до завтра - туча идет черная, как бы не было града...
Ива глянула в окно - и впрямь ползет туча, медленно; если Иней уйдет сейчас, в дороге его застанет непогода.
- А куда идешь? - спросила Ива, не боясь показаться невежливой. "Не задавай гостю вопросов - если он отвечать не захочет, в какое положение ты поставишь его?" - говорили здесь. В ее родном селении такой щепетильности не знали.
- На северо-запад, хочу дойти до Косы...
- В таком виде? - удивилась Ива. - Там же земля и в июле не прогревается!
- Воздух зато теплый. Дойду, и там люди живут. По дороге если что понадобится - раздобуду, а таскать с собой ворох пожитков - лишняя тяжесть.
- Ты много бродил по миру? - спросила Ива после недолгого молчания.
- Достаточно.
- Говорят, в сердце Севера небо сияет, а с кольца гор слетают огромные орлы, больше наших летуний?
- Говорят. Может быть, есть такое "сердце". Но я видел холмы и бесконечные равнины, чахлые деревья и много кустарника. Дальше - снег и лед. Никаких гор, а птицы... знаешь сама.
- Не боишься? - Ива поглядела на гостя, но он смотрел вниз, и выражение лица разобрать было трудно.
- Как сказать...
- Ты знаешь, почему пошли льды? - спросила хозяйка. - Может быть, в других краях...
Иней лишь покачал головой.
- Спасибо, - отодвинув миску, он поднялся, скупой улыбкой поблагодарил Иву, по-прежнему избегая смотреть на нее.
Зато в окно поглядел - на сияющий желто-зеленый луг; солнце, будто назло ползущей туче, залило его светом особенно щедро. Отсюда не видны были другие дома, и всех признаков присутствия человека - только протянутая веревка с сохнущим бельем. Дальше расстилалось море травы, за ним клубился лес.
- Красиво у вас, - обронил Иней.
- Да, я как тут поселилась, все ходила, смотрела, - улыбнулась Ива, радуясь, что гость наконец заговорил сам. Но ее улыбка словно спугнула Утреннего - от отступил от окна, и спросил, не против ли будет хозяйка, ежели он побудет пока во дворе? Ива удивилась такому вопросу - гость всегда свободен ходить, где захочет.
Потом ее подхватил привычный поток - дела вроде мелкие, но неотложные. Только через час она собралась передохнуть, устроилась у окна расписывать плошку. Задумалась, покусывая кисточку: багряные цветы должны были распускаться на ветках цвета орлеца - розовых, причудливых, изогнутых волнами. Хотелось нарисовать хорошо - пусть мастера умеют гораздо красивей, но душа просит - возьми, сделай сама!
У хозяина мелькнула мысль - если так, лучше б пошел в лес, не в селение; мигом позже Торн устыдился. Ну, Утренний, дальше-то что? Инея не тронут сельчане, и их с Ивой никто ни в чем не обвинит.
Времена, когда шли войны, давно миновали, сейчас и обычаи перемешались, и сказки, и на волках ездят Дневные, а Утренние порой заводят рогатых гелл. Да и летуний держат и те, и другие, хотя редко. Но остались в крови капельки былой вражды, и напоминают о себе - кому-то громче, кому-то слабее.
Солнце переползло полуденную черту и двигалось к закату, пробираясь меж сгустившимися тучами. Снаружи стало неуютно - перед грозой воздух вызывал тревогу, будто трава и цветы пугались, что скоро по ним с силой ударят крупные капли, и передавали тревогу людям.
- Это что за игрушка? - Торн, стоя на пороге кухни, держал на ладони что-то темное, а с этого темного свисала цепочка с крупными звеньями. Ива потянулась посмотреть, Ясенка тоже сунула любопытный нос. На ладони лежала подвеска из дерева, большая - в указательный палец длиной, непонятная - то ли рога изогнутые, то ли сплетение корней... В центре поблескивал камень, желтый, как одуванчик.
- Не твое? - спросил Торн у Ясенки.
- Неа...
- Здесь, на полке нашел, - сообщил Торн. - Хотел варенье достать, смотрю - лежит.
- Иней забыл, наверное, - вслух подумала Ива. Постаралась припомнить - вроде он ничего при ней не доставал и на полку не клал. Разве что, когда Ива в окно глянула, успел?
- Узор скорее наш... корни... хотя это вообще ни на что не похоже.
Подвеска впрямь была странной. Деревянные изгибы, темные, отполированные, тревожили, почти неприязнь вызывали; а камень - грел душу, глядя на него, улыбнуться хотелось.
- Уберу это, что ли... не место ей в кухне, - сказал Торн.
- Не больно далеко прячь, а то у тебя провалы в памяти... старческие, - хмыкнула Ясенка. В отличие от брата, она ничем не рисковала, ехидничая - не пошлют же ее, в самом деле, чинить забор или крышу! Разве что отправят помогать Иве, так та добрая и покладистая.
Иней не явился и к ужину. Тогда Ясень сообразил проверить предоставленную гостю комнату - вещей там не оказалось.
- Вот зараза! - от души сказал Торн. - Хоть бы поблагодарил!
- Утренние не любят благодарить словами, - откликнулась Ива.
- Они вообще, похоже, предпочитают втихомолку слинять, - несмотря на язвительный тон, хозяин дома был доволен исчезновением нежеланного постояльца.
- Ничего не понимаю, - растерянно заметила Ива. - Сам же сказал...
Туча, пару часов назад раздумавшая брести их к домику, поменяла решение, уже подошла вплотную; ветер налетал хлесткими порывами - погода малоприятная.
- Что тут гадать? В промежутке и проскочил. Если странник, в погоде хорошо разбирается.
Гроза разразилась скоро, кривые молнии опутали небо сияющей паутиной, гром не посмеивался, как бывает порой - хохотал во все горло, и уши закладывало от этого дикого звука. Ива любила смотреть на молнии, и сидела на кухне, на излюбленном месте - у окна, не сводила глаз с бело-фиолетовых вспышек, предусмотрительно закрыв уши ладонями.
Торн читал в своей комнате - заканчивал разбирать старые записи. Он собрал их со всех домов селения, пытаясь понять, почему двинулись льды, но ответа пока не нашел.
Брат и сестра сначала носились по двору друг за дружкой, промокнув насквозь, потом Ясень вспомнил о старшинстве и устроился рядом с Торном. Хоть и переоделся, но волосы оставались мокрыми; хозяин дома предусмотрительно отодвинул бумаги подальше, велел не мотать башкой.
Скоро возникла и Ясенка, в легкой рубашке и юбке, но на голове лихо сидела любимая шапочка. В боковой шов воткнуто было перо - округлое, белоснежное, с черными и голубыми крапинками, мелкими, словно песчинки.
- Где взяла? - старший брат бесцеремонно стащил шапку с головы Ясенки, завертел, разглядывая украшение.
- А ну отдай, моя добыча! - Ясенка кинулась на него, но юноша увернулся, поднял шапку, и девчонка запрыгала, тщетно пытаясь дотянуться до сокровища. Хохотали оба.
- Ясень! - Голосом Торна металл можно было остужать, такого тона от него в селении не слышали. Отобрав шапку у Ясеня, он выдернул перо, осторожно, будто оно острое и ядовитое было.
- Только не говори, что оно на тебя с неба свалилось! - покосился на Ясенку.
- Да нет, не с неба же... Я в комнате прибралась, Иней где ночевал... Там, под кроватью.
- Это что, снежной птицы? - шепнул Ясень, склоняясь над плечом Торна и вытягивая шею.
- Где это Утренний бродил, интересно... и куда так поспешно смотался, - не спросил, скорее, утвердительно сказал Торн.
Торн положил перо на стол, трое разместились вокруг и разглядывали находку - хозяин дома довольно мрачно, с еле заметным отвращением, Ясень с любопытством, а Ясенка чуть не с восторгом, и все тянулась потрогать.
Перо было как перо, не шевелилось, звуков не издавало.
- Иве покажем? - подал голос Ясень.
- Да для нее не новость, как выглядит...
- А его-то само куда? Сжечь? Закопать?
- Кто его знает. Одни говорят - хоть всю комнату этими перьями увешай, ничем не грозит, а другие - что снежные птицы чувствуют, где лежит - их, оброненное...
- Да пусть чувствует, не явится же за ним! - повеселел Ясень. - Ты сам посуди - что она его, обратно, что ли, воткнет? А что потеряла... ну так птица же! Все линяют.
- Да пусть потеряла, Иней-то зачем подобрал? И где, главное? Или он на север таскался, и оттуда приволок сокровище? - сердито сказал Торн. - А зачем? А сейчас обратно отправился!
- Он вроде нормальный, - Ясенка-таки исхитрилась потрогать перо. - Ну, то есть... нормальный человек, да?
- Кто его знает... Похож... а перо это, и подвеска дурацкая?
- Красивая! - вступилась Ясенка за украшение.
- Ты палку не перегибай... - Ясень провел пальцем по верхней губе - излюбленный жест. - Он же пришел невесть откуда, устал - вспомни... от усталости голову забудешь прихватить, не то что какую-то безделушку. А что так быстро слинял - если б на меня настолько сурово смотрели, я б тоже не стал задерживаться. Ага, Торн, на себя со стороны погляди! Разве что клыки не росли! Подумаешь, Утренний...
Перо Торн закопал на дне ручья - на всякий случай. Быстрая вода не даст учуять то, что под ней скрыто.
- Ива, а ты где видела снежных птиц? - спросила Ясенка, когда Ива со свечой в руке зашла к ней пожелать доброй ночи.
- Еще в детстве, младше тебя была... Мы один раз ходили с отцом на север, к родне. Голубики там много... - Ива улыбнулась - пламя осветило улыбку.
- А птицы?
- Да ничего. Пролетели мимо, близко совсем. Если в шагах мерить, не больше тридцати выйдет. Я испугалась, упала лицом в голубику, ходила потом с пятнами на носу. Ничего, обошлось, даже не глянули в нашу сторону...
- Может, не видели?
- Смешная ты, Ясенка. Птица на открытом месте далеко видит, так у нее глаз устроен. А эти еще и чуют...
Ясенка подумала.
- Ты говоришь, птичий глаз... Так у этих-то глаза человечьи!
- Нет... Лица похожи, а глаза - круглые, не моргают... как у сокола, только больше.
- Страшные они, птицы?
- Страшные... Близко я не видела, а издалека - жутью веет... А летят, будто совы, бесшумно и мягко. Огромные, может, и человека поднимут... Ох, да не к ночи же... Спи.
Обычно в этом доме засыпали легко и ночь проводили спокойно, что хозяева, что гости. Однако не то светила небесные стали в непривычном порядке, не то сама лощина, где располагался дом, пребывала в дурном настроении после буйства стихии. Ива ворочалась во сне, ни на правом, ни на левом боку не могла устроиться удобней. Наконец она провалилась в забытье, но продолжала шевелиться, как бы пыталась скинуть нечто невидимое и тяжелое. Торн, лежавший рядом, проснулся, потряс подругу за плечо:
- Эй! Ива! Проснись!
Молодая женщина открыла глаза. Лоб ее горел и был мокрым, тело бил озноб.
- Ты не простудилась? - обеспокоенно спросил Торн.
- Негде было... И тепло было вчера...
- Тогда на лихорадку похоже. Выпьешь настойку?
- Нет... незачем. Не заболею, как же иначе на ярмарку? - улыбнулась Ива. Но улыбка не могла скрыть, что чувствует она себя неважно.
- Спи, - шепнула молодая женщина. - Я тоже засну... это гроза. Правда, это гроза.
Наутро молодая женщина казалась вполне здоровой. Торн беспокоился все же, стоит ли Иве ехать с ними, сам был готов остаться, но Ива убедила - с ней все в порядке. И лихорадки нет.
Ярмарка в Месяц Первоцветов проводилась в соседнем селе, и, хоть съезжались туда в основном ближайшие соседи, все равно наряжались все, как на праздник. Товар не продавали, чаще меняли. Торн взял с собой несколько ножен - делал их мастерски, кожаные, темные и светлые, отделанные пропущенными друг через друга ремешками. Больше ничего не приготовили - правда, всего хватало и так, разве что диковинку отыщут.
Народ на ярмарку прибыл по большей части пешком, но время от времени то тут, то там мелькала волчья морда, или бледно-желтая гелла переступала копытами, вздымая тонкие рога.
Ива приглядывалась к молодым женщинам и девушкам - как одеты, чем себя украшают? Несколько, из разных мест, словно сговорились - на повязках налобных вышили или выложили бисером нарциссы, у других нарциссы, вырезанные из ткани, красовались на рукавах и подоле.
Ива присмотрела серьги, вишнево-гранатовые, гроздью подвесок - но другая женщина успела сговориться и взять их раньше.
Ножны сбыли, приобрели мед и несколько роскошных полотенец - Ива не устояла. Сама она вышивать умела, но просто - дорожка, завитки... А тут на белом полотне прямо сказочные чертоги, диковинные цветы и радуга!
Ясенка выклянчила бусы из гагатовых шариков, вылитая черная смородина. Ясень побродил по рядам и загорелся идеей делать какую-то особенную блесну; судя по его рассказам, рыба должна в очередь строиться за право заглотить такую наживку.
Поначалу ходили все вместе, потом разбрелись - Торн к мужчинам, выпить легкой хмелевой настойки, Ясень с сестрой - встретили давних знакомых из другого села, Ива пристроилась послушать игру на свирели - на краю ярмарки музыканты соревновались, кто искусней.
Свирели у некоторых были обыкновенные, у некоторых диковинные. Одноствольные, многоствольные, раздвоенные, наподобие рогов - привычное название им не подходило, а иных Ива не знала. И звучали инструменты по-разному: один тонко и чисто, другой - низко, хрипло, ворчал, простуженный.
Разное и наигрывали - больше известные песенки, о любви да весенних лугах, или задорные, плясовые, какие вечерами звучат у костра - ноги сами тянулись плясать или прыгать через огни. А потом совсем незнакомая вещь зазвучала, не просто незнакомая - необычная, свирель не просто высоко пела, а невесомо, с легким шорохом, будто кто дунул на палую сухую листву.
Нехорошая была музыка, до костей пробирала, и нельзя было встать и уйти - словно змея заползла в рукав, и шевельнуться боишься, чтоб не укусила.
Как стихла мелодия, Ива пригляделась к музыканту. Совсем молодой, лицо острое, глаза шустрые, только смотрит не открыто, а дичком. И свирель у него необычная - белая. Не бледно-желтая, а цвета только выпавшего снега. Такой древесины Ива не знала.
Обликом парнишка немного походил на Инея - может, бабка или дед его были из Утренних.
Его игра остальным не понравилась - Ива заметила кислые лица. Вскоре кто-то начал "лесную колыбельную", весьма умело, получше этого парнишки. Молодая женщина с удовольствием еще послушала бы, посидела в кругу, но парень с белой свирелью поднялся и направился прочь. Ива поспешила за ним, желая проверить догадку и опасаясь ответа.
- Ты видел их?
- Кого еще? - спросил паренек отчего-то враждебно.
- Птиц. Снежных.
- Тебе-то что?
- Я тоже видела. Музыка в самом деле похожа, летит тихо и страшно.
Музыкант глянул на нее с интересом.
- А ты сама откуда?
- Из Лощины.
- А... пришлая, что ли? Тамошние - страшные домоседы.
- Да, муж мой оттуда. Я с ним поселилась. А тебя как зовут?
- Клевер.
- А я Ива.
Он неопределенно повел плечом:
- И как тебе, спокойно живется?
- Да, здесь хорошие люди, - ответила Ива, но у нее мелькнула сомнение - о том ли спрашивает этот странный парень?
- Люди-то хорошие, только такие, как трава, знаешь... А, ладно! - он махнул рукой и пронзительно свистнул - молодая женщина вздрогнула. На свист примчался огромный светло-бежевый волк; словно и не примчался даже, а возник за спиной Клевера.
Это мой, - он почесал зверя за ухом. - Зовут Остромордый. Ладно, бывайте... и ты, и муж твой... - уселся на спину волку.
- Постой! Как тебя найти, если что?
- А зачем я тебе сдался? - спросил паренек с любопытством и почти дружески.
- Играешь ты хорошо!
- Разве что... Ладно, если надумаешь искать - село за дубравой знаешь? Так вот за ним овраг, переберешься - и на закат. Наши дома не пропустишь. Только я там нечасто бываю! - он снова свистнул, иначе, и волк сорвался с места, помчался, массивный, ловко огибая прохожих.
С ярмарки все четверо вернулись в приподнятом настроении. Наспех сготовили ужин, перебрасываясь шутками; Ясень предложил на следующий раз обменять сестру на геллу: такая же упрямая, но толку в хозяйстве больше. Девчонка отпарировала - может, гелла, боднув пару раз рогами, научит его уму-разуму!
В восемь рук убравшись на кухне, отправились отдыхать.
Ива блаженно опустила голову на подушку и провалилась в сон моментально. Но не вышло отдыха. Снилось, что она бежит по ночному лесу, а со всех сторон к ней тянутся лапы кривых деревьев - черных, массивных, лишенных листвы. И далекие птицы кричат то пронзительно, то гулко, и земля под ногами дрожит.
Светлая масса выпрыгнула из кустов, с треском ломая их, и опустилась перед Ивой. Огромная волчица с неподвижным желтым взглядом. От зверя исходил холод. Ива отступила на шаг, и зверь зарычал, вновь готовясь к прыжку...
Торн вышел на крыльцо, полной грудью вдохнул вечерний воздух. Вдалеке затявкала луговая лисица. Пахло сырой землей и горьковатыми травами. Прямо над головой висела огромная белая звезда, Эннэллоа, а луны видно не было - едва народившаяся, она скрылась за одним из клочковатых облаков.
Он стоял и слушал ночь, вспоминая недавнего гостя - зачем его занесло в эти края и куда он так неожиданно ушел? Впереди, недалеко от крыльца, что-то мелькнуло - Торн сделал шаг вперед, и провалился в землю, будто в воду, не успев даже крикнуть.
Поутру Ива поднялась раньше всех, набрала воды из колодца, приготовила поесть и все молчала. Кошмар никак не желал отпустить ее. В иной день она все рассказала бы Торну, но не сейчас - проснулась парой мгновений раньше и поняла - его сны были ничуть не более приятными.
А Торн делал вид, что ничего не произошло, исподтишка всматриваясь в бледное лицо жены, и опасался напугать ее расспросами о здоровье, тем паче рассказом о собственном сне.
Утренний туман нехотя поднимался с травы, оставляя сияющие капли. Над лугом заливался жаворонок, радуясь новому весеннему дню.
- Ты точно хорошо себя чувствуешь? - не выдержал Торн, заметив, что даже песня жаворонка, птицы, заслышав которую Ива всегда улыбалась, не способна вернуть на ее лицо улыбку.
- Да, в полном, - невпопад ответила молодая женщина.
Ива никак не могла понять, что не дает ей успокоиться. Страшные сны посещали ее нечасто, и, стоило открыть глаза, развеивались без следа. А сейчас - будто кошмар воплотился наяву, и бродит за ней, за спиной; сколько ни оборачивайся - не успеешь заметить.
К полудню она почти совсем успокоилась, но, стоило солнцу пригасить сияние, став из бело-желтого оранжевым, снова ощутила тревогу, почти ужас. Не желая беспокоить никого из домочадцев, приготовила себе отвар сонного корня, убрала подальше, чтобы кто невзначай не обнаружил.
На сердце полегчало.
Теперь Ива могла беззаботно болтать с Ясенем, шутить с Ясенкой. Только мужа обмануть было трудней. Он, хоть улыбался, неотрывно следил за нею.
Когда небо стало на востоке угольно-черным, а на западе фиолетовым с узкой огненной полосой у горизонта, когда с озера начали доноситься хрипловатые трели лягушек, а звезды, протирая глаза после дневного сна, стали одна за другой появляться на небе, Ива залпом выпила приготовленный отвар. Безвкусный и вяжущий, он делал члены тяжелыми, но обещал спокойную ночь.
- Надеюсь, пожара не будет, потому что я все равно не проснусь, - пробормотала Ива, вызвав улыбку мужа.
Ночь мерцала над тихой лощиной, смотрела тысячами глаз, прислушивалась тысячами ушей. Люди спали, и пугливые геллы вздрагивали во сне, только домашние волки лежали или сидели на траве, стараясь вобрать в себя душу ночи. Когда это удалось одному, он вскинул голову и завыл - ему ответил другой, за холмом, потом третий, и дикая стая откликнулась вдалеке, протяжные звуки, переливаясь, полетели над лугом и лесом.
Торн проснулся, чувствуя себя так, словно на грудь упала трехпудовая плита. Не сразу понял, что Ивы нет рядом. Отдышался, поднял голову, оглядел комнату. Ему снова привиделась какая-то чушь... и вспоминать тошно. Если жене тоже...
Платье Ивы, аккуратно сложенное, лежало на скамье. Торн подождал немного, не пытаясь заснуть. Ива все не шла.
...Когда ей привиделось, что земля трясется, а стены дома сносит вода, издалека доносятся крики односельчан, когда молодая женщина различила голос мужа, зовущий ее - тогда Ива вскочила, и, не глядя, куда ступает, побежала на голос. Она с трудом различала, что окружает ее - настоящая ночь или же тьма, что обступает в кошмарах. Травинки, добрые, ласковые, превращались в хватающие пальцы. Звуки леса и поля, с детства родные, сейчас резали слух, пугающие, несущие в себе гибель.
Ива чуть не летела - напрямик, не разбирая дороги, и окрестные цветы, кустарник, деревья пропускали молодую женщину - и удивленно смотрели ей вслед.
- Мне тоже снилось невесть что, - сказал Торн. - Но реже, после ярмарки началось. А ей - с неделю уже. После того, как Утренний у нас побывал.
Пропажа человека в лощине, давно не знавшей никаких потрясений, всколыхнула все семьи. Иву любили - за приветливый нрав, мягкую веселость и уважительное отношение ко всем, от старца до младенца. Поначалу, когда Торн только привел молодую жену, подсмеивались - Ива вечно попадала впросак. То замечтается - и суп у нее убежит, то понесет в корзинке перепелиные яйца, споткнется и разобьет, то поверит дурацким рассказам, всю ночь просидит на пригорке, ожидая, пока сияющий цветок расцветет и мотыльков приманит, хороводы водить.
Торн ей не мешал: хочет - пусть идет. Вдруг и правда увидит нечто, простым людям недоступное.
И вот... так ничего сказочного и не встретила, сама пропала.
Заклинателей ни в селении, ни по соседству не было, да и тех, кто бы свободно ходил в Рощу, тоже. И что Роща? Одно дело перенестись, куда надо, в кратчайший срок, если место известно. Совсем другое - напасть на след человека. Рассудив, что найти Иву простым обшариванием окрестностей будет куда легче, сельчане вышли на поиски.
Пожалели об отсутствии "своих" волков - они-то человека быстрее найдут, ежели захотят, направили быстроногого мальчишку в соседнее селение - за подмогой. Не все ж на ярмарках напитки хмельные пробовать вместе, порой и помощь друг другу оказать приходится. А у соседей вроде волк был, не только рогатые геллы.
Ясенке брат велел сидеть дома. Мол, в таких делах не подспорье, скорее, помеха.
Со злостью захлопнув за старшими дверь, девчонка уселась на излюбленный табурет, поджав ноги, покачалась на нем, едва не упав. Совесть надо иметь! Этот... братец и слушать ее не стал! Умный нашелся! Ладно, Торн, у него жена пропала, он не соображает ничего, но Ясень-то! К старейшинам подлизывается, не иначе! Туда же - "нечего ребенку в лесу...".
Поглядев вслед небольшой процессии - змейка людей двигалась по дороге через луг, вторую змейку, текущую в другом направлении, из окна видно не было - Ясенка задумалась.
В Роще она была только раз, ей лет восемь исполнилось. Ясень привел, знакомиться. Тогда еще родители живы были...
Какое там - привел; предложил втайне от взрослых. Ей-то, малой девчонке, по чести сказать, смысла не было так рано туда наведываться... Но любопытство пересилила. Долго не получалось, Ясень уже рукой махнул, как сестренка взяла и исчезла. Мальчишка от неожиданности даже последовать за нею забыл, и то - вряд ли нашел бы. И не подумал, что может навсегда потерять.
Ясенке, однако, повезло - скоро вернулась, взахлеб рассказывала о бочажке, возле которого побывала, и даже воды оттуда выпила. Родители услыхали, конечно, влетело обоим... И не поняла тогда, за что. В Роще хорошо было, спокойно...
Проведя пальцем над верхней губой - жест, перенятый у Ясеня - девчонка закрыла глаза и попыталась представить высокие стволы вокруг, и стрекот кузнечиков, и почувствовать запах нагретой солнцем древесной коры. Ощутить безмятежность, разлитую в воздухе, неизбывную, вневременную.
Через пару мгновений на пол упал табурет - Ясенки в комнате не было.
Лес на краю лощины рос не слишком глухой - днем выйти несложно, тропинок широких много, деревья и травы дружелюбные. В потемках труднее; а если забредешь к топям, пиши пропало.
Факелы появлялись то тут, то там - цепочка людей, разделяясь, свиваясь, прочесывала лес. Торн все рвался обыскать дальнее болото, еле удержали - ночью бессмысленно и опасно, и вряд ли Иву туда занесло. Своя она лесу, не пустит, сманит с опасной тропы.
Если ж нет, остается только надеяться на чудо - что нашла она кочку и никуда с этой кочки не двинется. Тогда поутру можно будет отыскать.
Торну везде мерещилась светлая рубашка жены, а небо, как назло, затянуло тучами - звезды скрылись, кромешная тьма; начал накрапывать дождь.
- Пора возвращаться, - подошел к Торну один из охотников, следопыт, для которого лес был роднее дома.
- А Ива? - спросил тот.
- Надо иначе искать. Если жива...
- Возвращайтесь, если угодно! - сказал Торн. - Я пойду дальше.
Подоспел Ясень. Хотел возразить старшему другу, открыл было рот - но, глянув на его лицо, освещенное пляшущим пламенем факела, передумал.