Кара Валерия : другие произведения.

Грани

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
   Грань
  
  1 Глава
  
  
  Над заполненным черной смолой и болотной жижей оврагом, перекинут узкий веревочный мост. По нему перебирает ногами могучий рыцарь, просто гигант. Даже отсюда видно, как на фоне железнобокого атланта замирает солнце, доносится мокрый хрип, скрежет, словно пережеванных доспехов. Пурпурные латы приковывают взгляд белесыми вмятинами, с одной стороны, доспех, осторожно надкусан. Будто хищник решил попробовать на вкус блестящий, отдающий металлом рукав. Из разреза нелепо торчит окровавленная рука, тряпками обмотанна вокруг широкой груди, толстый слой красной засохшей корки скрывает раны. Вторую прижимает к пропасти меч, сродни дубинам великанов, небесное лезвие выгнуто, как сабля степняков, местами разъедена. С каждым шажком мост качает больше, а хлипкие доски размеренно трещат, от усилий не уронить.
  
  Обреченно вздыхая замер. Двухметровые зеленые мутанты весом с динозавра, вечно в тавернах ломают столы и стулья, "случайно", а этот... этот длинный стол, обвязанный веревкой уверенность не вселяет. Не хватает булькнуть в ров. Взгляд скользнул по заполненному болотной жижей рву, словно в подтверждение на поверхности важно раздулся пузырь, с хлопком обдал гнилым смрадом, чувствуя, как перехватывает дыхание прикрыл нос. Нет... неохота.
  
  Солнечные лучи пляшут по фигуре, скачут по торчащим клыкам, липнут к выгравированному на спине могучему кулаку, окованному алой проволокой. Чувствуя под ногами землю, сквозь зубы, как победный клич на поле боя, вырвался стон. Силуэт, словно стожильный атлет, обрел уверенность, движения стали шире, только меч все также плугом оставляет борозду.
  У ворот орчина замер, бросил охране монету. В разноцветных, как павлин доспехах стражник махнул свиным лицом, не отводя взгляда, от солнца, что медленно катит за горизонт. Но пока не исчезнет и не наступит ночь лучи по-летнему яростно и безжалостно жгут и палят. С надрывно скрипя хлипкие ворота приоткрылись, второй - юноша с светлыми восторженными глазами округлил рот и оперся на алебарду.
  
  Я поморщился. Хоть убей, не пойму, чем восторгаться? Ладно в одиночку оторвать хвост Зеркальцу или топ гильдию на эпике начихвостить. А тут от мобов еле убежал и герой, еще памятник в полный рост из золота поставьте.
  Три недели назад не было и намека на будущую локацию. За это время будущий город с манящим названием - Оазикс окопался глубоким рвом, наполнил черной водой, отгородил жестокий мир деревянным частоколом, тонкими воротами, даже стражу выставил, для солидности. Когда мир непокорен и заселен отнюдь не лиловыми бабочками поселения, которых к слову мало, на вес золота.
  Я улыбнулся, гильдия закидала храмы богов просьбами, под сотней соглашений поставила размашистую подпись, тонны монет на строительство городка наскребла. Сразу ринулась прорва искателей приключений в локацию, новые пейзажи оценить, потерянные клады отрыть... только вот беда - не работают свитки. Степь одно время тонула в криках о помощи. Возмущались - почему? Проклинали всевышних, а хитрые божки ехидно подметили: "Когда гильдия город достроит, тогда и свитки заработают ... а пока обходитесь живым рынком и банками".
   Протер влажными руками вспотевшее лицо, грязные кожаные доспехи, словно вбирают с округи все лучи, не защита - живой костер. Рядом перебирает лапами громадный пэт, как игрушка, от кончика мокрого носа, до пушистого хвоста упакован лентами железа, словно боевой скакун на рыцарском турнире. Тащит по земле ярко-розовый язык, изредка слюнявит морду. Подобие шлема под лучами приобрело блекло-розовый оттенок, раскалилось.
  Волк скосил хитрющий взгляд, холодными острыми клыками прихватил штанину. Я вяло шлепнул по носу нахала, играть, видите ли охота, в такую-то жару. Нет, чтоб сюзерена подвезти до ворот, раз силы остались. Рука скользнула на пояс, вытащила видавший виды треснутый бурдюк. Может осталось что? С надеждой встряхнул, дай хоть капельку, но мерзавец с готовность показал темное донышко. Ладно, до города осталось всего ничего. Я покосился на солнце, еще четверть потерпеть и вечер возьмет свое.
  
  Предатель притормозил у обрыва, понюхал обвязанные веревкой вбитые колья. Железная голова со скрипом повернулась, в движениях скользит неуверенность, хищник словно на пробу ставит лапу. Мост заскрипел громче, особо хлипкая доска затрещала и обломилась, в ров булькнули ровные половинки. Хищник прыгнул вперед и грохнулся на хвост, преданно заглядывая в глаза. Мол, не виноват хозяин, крепят хрупкие палки, честному хищнику ступить негде. А мощные лапы скребут, откидывают в стороны щепки.
   Я устало вздохнул, не к месту всплыли воспоминания, вначале к закованному виду друга привыкнуть не мог. Одно дело, когда знакомый Волчек с пушистой шерсткой и острыми клыками, а теперь... На охоте и бровь не прыгнет, если мелькнет голова, как таран меся врагов, а меткий взмах хвоста, с округлой, словно булава головкой собьет наглого летуна. На широкой груди пластины особо толстые, в палец толщиной. Сколько зверья когтей обломало... считать лень.
  
  
  - Идешь или ворота закрыть? - Толстощекий стражник ткнул пухлой ладонью и сыто захохотал.
  
  Я поморщился, но смолчал. Вид и правда, как у жалкого бродяги, особо и не ответишь.
  Каждый день в Оазикс входят десятки искателей приключений, по идее город должен раздуться, обстроить новые кварталы, вырастить уютные дома. А н-нет, природа считает по-другому. Население замерло на отметке в три сотни. Пройдет пару дней и очередной пройдоха сгинет в вязких болотах, ссохнет в безжизненной степи.
  Чем ближе подходил, тем больше пузатый кривил лицо, с плохо скрываемым презрением оглядывает Волчка. Не в моде броня на четырехпалых питомцах, при дворах сверкают нежных тонов костюмами, эффектными прическами. Но мне на моду, как ястребу на бескрылых - просто и со вкусом.
   Волчек приоткрыл пасть, блеснули острые, белоснежные клыки, солнечный зайчик с охотой ослепил мордоворота. Шершавый язык скользнул по острым шипам на груди, облизал нос. Обормот с королевской важностью обнюхал охрану. Стражники боясь вдохнуть замерли, второй, с подростковой угловатостью опустил взгляд, лишь пальцы сжимающие алебарду, словно въелись в древко, побелели. Волчек с громким фырком поскреб острыми когтями железный нос, краснощекий громко ойкая вжался в ворота, алебарда выбивая пыль рухнула.
   А где ваше мужество? От презрения стражи не осталось и следа. Похлопав друга по голове, я спросил весело:
  
  - Сколько за вход берете?
  
   C неожиданной, для большого веса живостью пухлый скользнул подростку за спину. Лицо юноши налилось смертельной бледнотой, а взгляд прилип к довольному произведенным впечатлением Волчку. Молодой проблеял:
   - Ме...
  
   - Серебрушка - с сопением донеслось из-за спины.
  
   Я выгнул тонкие брови, мельчает народ, теперь в стражу первых встречных, поперечных берут, для вида, массовости. Такие не защитят и не остановят конфликт, зато по первому намеку, жесту донесут на верх и тогда в дело вступит так называемая элита, "хозяева города". Время императоров и царей рухнуло в пыль, уступая гильдиям и альянсам. Как блох на собаке и каждый жучок спешит собрать свою, личную гвардию отморозков. Пусть ширпотреб - зато солидно, а на балу и прихвастнуть можно. Преувеличение ведь не ложь, верно? А точнее не совсем... Конечно и достойные есть - иголка в стоге сена, но все-таки...
  А железнобокий кабан умеет произвести впечатление, если не знать нрава можно и о старухе с косой вспомнить, и о ненаписанном завещании.
  Рука скользнула в мешочек на пояс, бросая монетку я уточнил:
  
   - Не дорого берете? В других медную просят, а если отрядом и за серебрушку, без счета пропускают... а тут...
  
   Юноша бросил извиняющий взгляд, пожал плечами, светлые глаза с опаской следят за волкодавом.
  Обдало жидким потом и страхом:
  
   - Дальше ни городов, ни трактиров, ни деревень. Только степь, непроходимые болота и монстры, потому и цена... соответствует. На передовой стоим.
  
   Как овцы - жалкие и пугливые, стоят... на передовой. Правда из молодого еще может выйти толк, если попадет в надежные руки. А кто сегодня надежен? По пальцам пересчитать, да нервов не хватит.
  
   Когтистые шаги гулко и отчетливо отражают белые плиты, эхо несется вдоль улицы, неуклюже мечется между домами. Грудь с наслаждением вздулась, втягивая городской запах, запах цивилизации. К неестественной свежести, примешивается сладкий запах пота, кожаных доспехов, масла. В лесах каждый цветок, дерево источают особый запах, разнообразие позволяет ориентироваться, ведь для охотника все чувства важны - осязание не исключение. Звери за показной неуклюжестью и массивностью перемещаются легко и бесшумно. Как призраки, не оставляют следов, чуткий нос волка и улавливает едва уловимые остатки. Поневоле сам стараешься ощутить, а здесь... здесь, как в колодце - глухо, картонно.
  Вдоль улицы монотонные белые дома блестят идеальных размеров блоками, аккуратными окнами, невероятно высокими и широкими. Даже закоулки украшены факелами, со столбиков резные печати владельцев с насмешкой следят за очередным новичком. Плоские морды крыш пестрят, как близнецы, создают ощущение покоя, словно идешь по бесконечной дороге, где по сторонам замерли, как нежилые. Я громко причмокнул, руками такое не создать. Волшебством...
   В конце пустынной улицы мелькнул серый силуэт, каракатицей свернул за поворотом, донесся крик, громкая брань.
   Посреди великолепия выделяются, словно вкрученные в небо шпили башен. Огромные с выступающими, как ступеньки балконами. Украшены резными рунами, что светят мягким синим светом. В проплывающем окне блеснула скривленное завистью и злостью лицо, бледная, болезненного вида кожа, правильный овал лица, по-женски тонкие губы, брови. По-детски хрупкое тело, без выделяющихся глыб мышц, мускулов, но стоит опустить взгляд и на лице появится брезгливое выражение, шея испещрена белесыми шрамами, словно паутина оплетают и спускаются. Целители, маги всех мастей взмахом ладони, могут убрать, вернуть девственную кожу, но убрать - значит потерять частичку себя, лишить памяти. Я не решился, теперь даже у сумасшедших язык не повернется назвать красавцем. Стоит приподнять уголки губ прохожие, как от чумы сыпят в стороны и клеймят. Только за что?
  
  Крупная бронированная тушка столкнула с дороги, питомец словно почувствовал настроение, беспокоится. А чистый преданный взгляд, искренне отвечает, что может быть лучше погони за добычей, сладкой крови на клыках, запаха страха и отчаянья, вкуса долгожданной победы. Пусть бегут, ломают кривые ноги, бегут в стороны, с хищником всегда так. Прав лохматый, прав, вот только на душе паршиво...
  
   Очередной укус вернул на землю, чувствуя, как по лодыжке расползается синяк, вот злодей, с конское копыто темные следы сойти не успевают.
  Волчек лежит на сапогах, кожа дракона под весом кабана давит на пальцы, мнется, смотрит вверх, сквозь, а с мощной челюсти на плиты текут реки слюны. Легкими взмахами хвост раз за разом булавой крошит улицу.
   Приседая, потрепал по холке, острые шипы привычно на ладони оставили царапины.
   Я пристыдил:
  
   - Чего такие слюнявые?
  
   Взгляд скользнул по кружевной башне вверх, резному балкончику, прилип к выставленным, словно напоказ изящным линиям полусогнутых ножек. Из-под прозрачного пеньюара вызывающе торчат маленькие серые соски, упругие грудки мерно подымаются, а за иконописной сгибом спины стрекочет алое крылышко. Я сглотнул, такие созданы для любования. Гордая приподнятость скул, осанка царицы. Благородный взор синих глаз, словно встретились на королевском балу и жемчужина решила уделить мгновение провинциалу.
   Встряхнув по-мужски короткими, пепельными волосами незнакомка чувственно пропела:
  
   - Милый песик.
  
   От камаельки повеяло такой чистотой и свежестью, что аж руки опустились. Я с отвращением осмотрел бурый, от прилипшей грязи и листьев доспех, мазнул ладонью в попытке оттереть. Милый песик, поскуливая, вымыл сапог, принялся за дорогу, не отводя мечтательного, влюбленного взгляда от крылышка, бронированные уши вжались. На миг почудилось, что обросший, как гуана колючками втянул под кожу, замаскировался.
  
   Ну слабость, слабость к крылатым, как Икар, мечтает высоко в небе летать. Но чего не дано... потому и любит на ужин птиц, словно опытный дознатчик секреты выспрашивает. На красно-бурой коже доспеха медленно проступает белая голова волка. Вечная проблема в лесах - воду, не будешь ведь, как свинья, где есть там и гадить. И в засадах удобного случая пустить стрелу бывает ждешь днями, а ручьи чаще в двух-трех переходах, вот и приходится...
   Восторг, как отрезало. Очередная глупышка с божественным телом, а что к телу необходим мозг... дело десятое. Я недружелюбно ответил:
  
   - Не песик - друг.
  
   Плюнув на чистку доспеха свернул за угол, а между лопаток еще жалит растерянный, обиженный взгляд раскосых глаз. Для таких животные не товарищ, способный прийти на помощь, жизнь спасти, а очередная кукла. Вместо доспехов в тряпки наряжают, под восторженными криками эстетов блистают на балах. "Вашей кошке так идет голубенькое платье!", и хотя в полтора метра не совсем и кошка, а мурчит, когда с клыков стекает кровью свежее мясо. Но как приятно когда с похвалой отзываются о любимце, греет самолюбие. Правда за пределами городов постоять за себя не могут, но это малость, верно? А монстры, так, подумаешь - когти, зубы, чешуя, что и меч не с первого раза возьмет.
   Дома из плит сменились деревянными постройками двух, а где и трех этажей. Пестрят вывесками, рекламой, зазывают усталых путников и бродяг. Позже, накопив монет перестроят в уютные, надежные трактиры и таверны, заведут вышибал, а пока так, на скорую руку.
   По улице, словно влюбленные парами стучит каблуками стража, громко спорит, изредка довольно хохоча потирают руки.
  Навстречу плывет семейная пара. Статный, широкоплечий отец с заметной проседью дал мальцу шутливый подзатыльник. Чумазый малыш с разбитыми коленками юркнул за юбку матери, скорчил рожицу. Живой взгляд уперся в Волчка, кадык шумно дернулся. А мальчишка позеленел и притих. Величаво, словно на балу, обмахиваясь веером дама что-то бросила мужу. На смуглом степном лице налились силой желваки, темная, словно от копоти кожа приобрела красноватый оттенок. Степняк колесом выгнул грудь, развел плечи. Из-под густых надбровных дуг по сторонам летят сердитые взгляды, словно выискивают посмевших заметить миг слабости.
   Лица стражей бегло осмотрели мой хлипкий вид, скользнули по бурым доспехам, сгибу лука с натянутой тетивой - обычный охотник за удачей, таких пруд пруди. Заметив на груди белого волка напряглись, сквозь радужную форму проступили глыбы мышц, а мозолистые руки со скрежетом потащили из ножен мечи.
  В городах одна напасть - главные площади. Любят развешивать плакаты беглых преступников, опасных головорезов. За каждого назначена крупная горка золотых и солидные поисковые группы. А моя хрупкая фигура слишком узнаваема, тем более рядом с облепленным железом Волчком. И пусть пока больше смахивает на зажиточную деревню, чем город. Но власть есть власть, а закон нерушим. И для них я подлец и преступник, закоренелый убийца, что не протянет и руку помощи. А только и умеет обрывать жизнь.
   Хмурый волк с свисающим до груди языком, лениво плетется рядом, услышав скрежет припал к земле. Словно наяву вижу, как сквозь пласты доспеха проступают тугие, готовые к прыжку мышцы. Седой стражник, с пышными черными усами и усталым лицом впился в рисунок, на виске выступила бисеринка пота, замер. Ладонь с глубокими синими венами легла на позолоченный эфес шпаги. На правом плече нашита эмблема клана - изумрудное, в багровом зареве небо.
   В груди крутят тугие пружины, правая рука скользит по едва заметной тетиве, левая зарылась в сальные, слипшиеся волосы. Оперение стрел скользит по пальцам, от них веет защитой и угрозой, а я вспомнил, где видел эмблему. Вот повезло...
  
  На солнце, как прожектор мерцает пышная брюнетка, дернув широким хоботом, недовольно зарычала:
  - Витков! Сегодня суббота помнишь? Вместо пар - уборка территории. Собираемся у входа в Ботанический сад ... ровно в девять!! В девять!
  
  Пальцы метнулись к серой невзрачной кнопки, выждав, когда пиликанье кончится я рявкнул:
  
  - Отвали.
  
  Усатый Печкин выдвинул квадратную челюсть, его рука плавно потащила шпагу.
  
  Эйфелеву башню, мне ниже ватерлинии. Вот ведь попадос... Мыло всего пара человек знает, как эта... эта "староста" нашла. Все, любые деньги выложу, пусть операторы, как хотят кодируют, закладывают взрывчатку, но чтоб без сюрпризов.
  
  Пальцы соскользнули с ответчика, поправил сползающие очки, чувствуя, как ярость растет, множится обрубил:
  
  - Пошлина уплачена.
  
   Усач, словно подавился, скривил физию. Понимаю, есть неписанные законы, которые соблюдают почище многих. Так клан, в казну которого заплатили монету, обязан защищать и беречь путников, не говоря о нанесении вреда. Нет, конечно, причинить могут, но тогда альянсы и кланы ополчатся, кому в брюхо сталь охота на отдыхе получить? В застывших глазах легко читается взбучка страже. Как могли прошляпить? Оплыли жирком, растрясли остатки мозгов... Золотой ставлю, завтра биография беглых от зубов будет отскакивать.
   Седой тяжело мазнул по подчиненным, те отвели взгляды, с лязгом вернулись в ножны мечи. Клановец, как таракан пошевелил усами, выплюнул:
  
   - Сутки Белый. Через сутки будь хоть на центральной площади - конец.
  
   Равнодушно опустив голову прошествовал дальше, в звонкий шаг Волчка вплелись облегченные вздохи и хруст мозолистых пальцев. Волчек семенит, словно ничего и не было, но я знаю, стоит махнуть, поменять решение, машина-убийца порвет и размажет. Кровь продолжает кипеть звать в бой, а руки, бессмысленно ласкают тетиву, гудят от дрожи. Как же среди людей тяжело...
  
  
  На улице народу прибавилось, пахнущая крепким пивом, отборными настойками группа разноцветных рыцарей, с вычурными перьями на шлемах и гербах на золотистых плащах вяло, словно сонные мухи выломала двери ближайшего трактира, звякая шпорами загорланили песню. Губы дрогнули в подобие улыбки вчитываясь в нелепое название - "Пушистый уют".
   Стоило ночи мягко заявить права, на стенах, освещая темные закоулки, вспыхнули факелы, причудливо заиграли бликами прохожих. Проходя под факелом взглянул под ноги, вытер выступившую слезу. Тень волчка, словно новорожденный щенок маленькая, игрушечная. Громко фыркнув, друг толкнул в бок.
  На середке улицы, под одним из факелов мурлычет под нос седобородый старец, дряхлые руки ловко натирают сапоги, светлые глаза насмешливо блестят. Незнакомец в темной мантии кивнул, картинно махнул, старик на лету ухватил монету, куснул железными зубами и слегка поклонился в пустоту.
   Маг уже о чем-то шептался в закутанные в тряпки фигурой. За спиной, словно на поводке, летает Шуба. Что не шуба - призванный питомец, ходят слухи у некромантов в загробном мире океан сущностей, стоит вызвать и есть кому холить, лелеять, а некоторым даже...
   Присев рядом бросил серебрушку, монета исчезла в воздухе, словно не дряхлый старик, а великий фокусник и маг изволит развлекаться.
   Старик заискивающе потянулся к сапогам, я остановил:
  
   - Кузнеца Веридия знаешь?
  
   Волчек прилег рядом, услышав имя скрипнул ушами, старик не обращая внимания подмигнул:
  
   - Как не знать. Очень уважаемый и умелый кузнец. Только вчера приехал, говорят из сердца материка, самого Хидена. Но кто знает...
  
   И скорчил хитрую рожицу. Странный старик, Волчка в округе и безбашенные побаиваются, а этот, словно кошку домашнюю видит, а не боевого волкодава. Выудил еще серебрушку, подбрасывая уточнил:
  
   - А где живет знает кто?
  
   Старик повторил фокус, поманил дряблой рукой, в нос ударил запах нечистот и блеклый шепот:
  
  - В конце направо. Шестой дом, там еще на двери позолоченный молот висит.
  
   Я поморщился, неряшливо встряхнул, словно отгоняя запах. Опомнившись потер нос, родной душок покрепче будет. А за спиной в нескольких шагах мнется стража и пилит, пилит, так и обжечь могут, все не успокоят нервы.
  
   Блеклые улицы потеряли очарование, пьяные компании все чаще пересекают дорогу. В таких городах и речи не может быть о работниках ножа и кошелька. Вот за пределами правила меняют, как изношенные перчатки. Берет свое извечная истина, кто сильнее, тот и прав. Среди близнецов домов, дверь с молотом, как поезд в средневековье. Я опомнился, неугомонный Волчек исчез, вот хвост...
   С силой шарахнул звонком, отражаясь от стен гул покатился вдоль улицы, спустя мгновение дверь бесшумно распахнулась.
   Всматриваясь в широкоплечего коротышку, в промасленном, подгоревшем фартуке я неуверенно спросил:
  
  - Веридий?
  
   Широкое, словно из гранита вылепленное лицо озарила золотая улыбка. Дыхнуло каленным жаром и грубым мужским потом, в груди перехватило дыхание, на улице раздался хруст ребер, блеклая мольба. Попытался ослабить хватку, куда там, горные коротыши, копытом с мозолями о пяти пальцах подковы гнут и крошат, что им щуплый охотник. Отпустив Веридий почесал темную от копоти бороду, громыхнул знакомым голосом:
  
   - Не ожидал Волк, не ожидал - еще раз окинул взглядом, словно мираж, иллюзия, стоит подуть силуэт растворится в воздух, исчезнет - такие чаще по кустам да по деревьям порхают, а не в центр цивилизации заглядывают.
  
   Каменная клешня хлопнула по плечу, я присел, потер, как бревном отбитое место.
  
   - Так встречают, что порхать нечем скоро будет.
  
   Из дома донесся испуганный визг, дверь снова грохнула в стену, брызнула осколками камней. Вылетела молоденькая гнома. Пропаленные широкие шаровары дымят, кофта с длинными рукавами покрыта горелыми дырами. Руки бережно сжимают кувалду, которой легко сносить опорные колонны храмов, рушить дома, но на кухне... Как кошка плавно и грациозно стала в стойку, распахнула огромные темные глаза. Ладонью поправила сбитые, переплетенные рыжие космы, застрекотала голосом ломким:
  
   - Деда спаси. Там в кузне чудище, весь в шипах, глаз нет, жутко воет и рогами машет. Еле ноги унесла.
  
   Юркнула за широкую спину деда, но нет-нет из-за плеча выглядывает маленький любопытный носик, а кувалду качает, как для броска.
  Веридий пригладил путаную бороду и громко захохотал, довольно. Переглянувшись, я присоединился к смеху.
   Двое крестьян проходивших мимо шарахнулись в стороны, а стражник на конце улицы бросил очередной хмурый взгляд.
  Гнома стрельнула большими карими глазами, вздрогнула:
  
   - Ой, извините...
  Ребенок, сущий ребенок. Не знает за что, а извиняется.
  Отсмеявшись Веридий вытер слезы, лицо приобрело добродушное выражение. Всматриваясь вглубь дома гаркнул:
  
   - А ну вылезай... разбойник.
  
   В доме послышался звон, в стену глухо ударило, зашуршало. Из дверного проемы высунулась перемазанная сажей морда. Громко чихнув Волчек замотал головой, огромный, как у единорогов, шип на лбу вмят, а вертикальные зрачки недобро блестят.
  Веридий ласково потрепал по чумазой морде, раздался чих, шипастая лапа неуклюже потерла нос.
  Кувалда мягко легла на плиты, а гнома изучая звездное небо призналась:
  
   - Ишь хвост распустил... я того... чтоб не наглел.
  
   Волчек, как заправский разбойник взял в привычку пробираться в дом гнома и пугать, пугать. Как ни баррикадировался, везде волчий хвост пролезет, вот и пролез. Волчек в прыжке мокрым языком лизнул по сплющенному носу, Веридий даже не шелохнулся - скала. Я вздрогнул, так прыгнет - сразу насмерть, дракон тяжеловес.
  
   - Алина достань-ка вина, да не обычного а с дальнего угла погреба - раздуваясь от важности гном добавил - сын на днях прислал. Настоящее. Гирадское.
  
   Глаза на лоб лезут, даже уши загнуло, градское - напиток царей и императоров. В год изготавливают всего пару бочек по хитро-старинному рецепту. Насколько помню, сын кузнеца - начальник стражи в Гираде, а учитывая, что не каждый клан золота на бочонок наскребет, как смог достать...
   Я потер заурчавший живот, сказал веско:
  
   - Слышал разбавлять стали. Подделки с клеймом Гирада ходят. Так что уже не знак качества.
  
   Веридий свел широкие густые брови, топнул ногой:
  
   - Клянусь Святым Горном, другого уже вбил бы по ноздре - Алина потупив взгляд юркнула в дом, следом виляя хвостом двинул Волчек - Да я бороду съем, если под настоящей печатью окажется разбавленная моча.
  
   Кузнеца вывести трудно, но если - берегись. Характер, как вулкан, вмиг спалит и засыплет пеплом, потому и стараются лишний раз гномов не злить.
   Я выставил руки, успокаивая пробормотал:
  
   - Ты ж знаешь Шабо, никогда не врет. Что слышит, видит, то на языке.
  
   Веридий побагровел, словно закат, брызнул слюной:
  
   - Шабо, Шабо. Об умалишенном слышать не хочу. Не зря, ох не зря за песенки его головой в кабаках двери открывают. Всех до ручки доведет - гном сплюнул под ноги - и знакомые у него тоже... того. С прибабахом.
  
   Из дома донесся звонкий голос:
  
   - Деда...
  
   Гном, как отзывчивый хозяин двинулся напролом к кухне, а я выворачивая шею прикрыл дверь. На стенах, как в королевской оружейной висят доспехи, щиты, топоры, секиры, мечи. Жуткая безвкусица на вид, что страшно и подумать, сколько можно на рынке выручить. Блеклые и неказистые, не произведут впечатления на общество, привыкшее к кричащей роскоши, позолоченным эфесам. Изумрудам, рубинам, так часто украшающие оружия. Но стоит присмотреться, заметить серебристый орнамент горна - душу воротит, а пальцы, как у стариков, трясет.
   Только один гном может выковать такие шедевры - отец Веридия. А сам гном хоть и считается лучшим кузнецом в людских землях, но до отца, как до преисподней.
   В кухне утонул в пушистом ковре, широкий стол окованный листами, по кругу, словно охрана дубовая скамья. Пара широких шкафов и печка - вот и обстановка, как в монастыре. Гном с неторопливой важность крякнул, заботливо налил из кувшина пива, придвинул мне кувшин:
  
  - В гости надолго?
  
   Мягкий пряный вкус приятно охладил горло, прокатился вглубь, мягкая прохлада сменилась жидким огнем, словно с неба и вновь на прохладу. Желудок приятно согрело, от деликатесного напитка негодяй заурчал.
   Веридий мечтательно прищурил глаза, залпом осушил кружку, лениво почесал выступающее брюшко.
   Чувствуя, как от легкой эйфории в голове начинает шуметь, я махнул:
  
   - Куда там... завтра в леса. - ехидно подмигивая спросил шепотом - Откуда помощница?
  
   Широкие, как клешни ладони обхватили голову:
  
   - Навязали на седую голову, мол присмотреть некому, ухаживать - с пылающим взглядом прорычал - Калека-попрошайка? Не могу постель убрать? Еду приготовить?
  
   Губы поползли в стороны, кузнеца решили под венец кинуть, силком. Молодой богатый гном, оправдавший большие надежды, к такому жениху будут очередью стоять, ждать случая, а он артачится.
  
   - Жениться надумал?
  
   Веридий отмахнулся, широкий лоб украсил десяток морщин, задумчиво пробормотал:
  
   - Какой там... родственница с три-десятого колена. - гном посветлел лицом - Колею не ломай, рассказывай чей хвост успел прищемить?
  
   - Было б что щемить, так, недоразумение... - мягкая дымка отступила, а мысли настойчиво звякнули - Чего пришел, помню, говорил, что из трех одинаковых артефактов сможешь Волчку амулет сделать?
  
   Густые перемазанные брови прыгнули вверх:
  
   - Так месяц только прошел, откуда достать успел? - мясистый нос шумно втянул аромат вина - А еще интересней - что?
  
   Меня повело, как осьминог щупальцем ухватил край стола. Тысяча агров на чародейку с фонаря, больше нельзя внутрь, вырубит с непривычки. В лесах водой организм балуешь, а тут по вкусу компот, а на деле градусов пятьдесят. Три глотка катапультой бьют по мозгам, я забурчал:
  
   - Что, что. Так... по мелочи. Три Бурых и АС ненужные в мешке пылятся, почему на доброе дело не пустить? Мне, сам знаешь - больше не нужно, меньше тоже.
  
   Из приоткрытой двери шелестя пластинами гордо вплыл Волчек, из пасти пуская мясной аромат торчит поджаристая, стекающая кровью куропатка. Нос задран, кабан сверкнул находкой - хвастается, мол, вот какой умный, любого уговорит на откупные, за моральный ущерб.
   Гном хмыкнул, с кончика густой бороды сползла красная капелька:
  
  - Ненужный Бурый и АС - заржал, как породистый жеребец, белые толстые, как у мамонтов, вперемешку с золотыми зубы насмешливо блеснули - Три штуки... ну и насмешил - загнул палец - а учитывая, что в лучшем случае за два месяца охотникам удается добыть от силы по одному артефакту, если не портачить и без сосунков. А у обормота сразу три... завалялось.
  
   Я чувствовал, как расползлись по лицу губы. Скрытое восхищение и гусю приятно, а я еще тот... пернатый.
  
   - В округе не леса - сокровищницы, чего только не найдешь...
  
   Гном задорно подмигнул:
  
   - И у кого только не снимешь...
  
   Пряный мясной аромат ударил в нос, желудок призывно заурчал, напоминает гад, целый день не жрамши.
   Звякнув тарелками с источающими аппетитный запах куропатками об стол Алина надула губки:
  
   - Не ешьте... - по личику пробежали красные пятна - то есть, подождите, принесу остальное, а то знаю... проглоты, готовить не успеваю.
  
   Мы послушно кивнули, Алина сморщила носик и прикрыла дверь. Движения буквально кричат, не на ту напали, провести хотят. Стоило двери прикрыться, как заговорщики переглянулись. Коварный план истребления пищи составили, обмозговали мельчайшие детали.
  В кухне повис хруст костей, сочное мясо во рту брызжет, дымит, стекает в рычащий желудок. Гном не разбирая, словно семечки бросает в жернова птиц, крепкие, как секира зубы перемалывают с костями. Какие для гнома кости? Так, хрустящая корочка. Я не отставал, раз за разом кидая под стол маленькие скелеты. Только осушив тарелку, почувствовал - переборщил, крепкое вино и сочные куропатки сказывались. Тянет на боковую, а веки норовят прикрыться. Отчаянно пересиливая сон спросил:
  
   - Когда забрать можно?
  
   Гном откинулся на скамье, протер рукавом рот, смешно потрусил бородой:
  
   - За месяц осилю. - большие глаза внимательно осмотрели. Веридий хлопнул по столу ладонью - Идем, приляжешь, а то смотреть жалко.
  
   Я кивнул, опираясь на широкое плечо прошли в комнату, перед глазами блеснула подушка. Вяло завертелись мысли, привычней на полу, не неженка, но назойливый гном толкнул на кровать.
   Падая успел промямлить:
  
   - Арты возьми... в мешке.
  
  
  *
  
  Волчек, словно волнорез топает впереди, расталкивает наглых торговцев, покупателей. Что в такое время, как блох на собаке. Пухлый торгаш в украшенных серебряной вышивкой красных одеждах призывно махнул, толстые пальцы сверкнули десятком колец:
  
  - Подходи, покупай. Лучше товара, чем у Абилы и в столице не найдешь. - в пригоршню зачерпнул монетные амулеты - Что душа желает.
  
  Я отвернулся, глаза на лоб лезут! Тот же торговец криво усмехнулся, в широких глазах отразилось понимание:
  
   - Хочешь ладонью быка поднять купи зелье - голос перешел на доверительный шепот - А может быстрее стать? Тогда без красного никак.
  
  Уже начал подумывать, что и правда, без красного никак. Одернул себя. С такими надо держать хвост арбалетом. И барана втюлят, потом разбирайся. Зачем брал? На кой?
  Внимание привлек знакомый пропитой хрипотцой голос, что доносится из таверны. Только один бард умеет петь так... отвратительно.
  Торговец перебирает конечностями рядом, беззвучно шлепает губами, хвастаясь сверкает перстнями. Я уже не слышу. От напряжения перепонки трещат, выуживая среди криков очередную балладу. Как говорит Шабо - Летописную.
  
  Заперлись орки молодые,
  На шашлыки в леса родные,
  Кувалдой развели костер,
  И филосовствуют ни о чем,
  Сверкнул клыком самец один,
  Ушастой крови бы испил,
  Второй сквозь зубы говорит,
  Эльфятина сидит вот тут,
  А после непонятный зуд,
  И по кустам охота
   сильно-сильно!
  
  Я шагнул в таверну, в нос ударили смешанные запахи жареного мяса, крепкого вина, дешевого бодяженного пойла. В дверях чешет колокольню трехметровый индивидуум. Бараний взгляд без зачатков интеллекта размыт.
  У дверей Волчек замер, со вздохом грохнулся на хвост. Прошлая выволочка не прошла зря. Ну как объяснить товарищу, что если трясут аппетитной ляжкой в воздухе - это не угощают? Даа... Тогда началось такое, не при дамах сказано. Единственный раз, когда гад прокатил на спине.
  За украшенным резьбой компактным столом, закусывает омарами разношерстная компания. По крайней мере закусывала...
  Изящный эльф воинственно сжимает невзрачный посох. Просторная синяя мантия украшена рунами воды, на ногах красуются искрящие сапожки.
  Острые уши вечного, как стрелы стали в стойку, ощутимо повеяло угрозой:
  
  - Жалкий двуногий на перерождение спешишь?
  
  Мелодичный голос превратился в рассерженный свист. А я думал, только Шабо умеет так... чтоб до хруста зачесались кулаки.
  Ну конечно, только творчество истинного "барда" может вывести невозмутимых зануд. Я восхищенно вздохнул, мне до него, как до небес. Было время, поспорил с Веридием, что эльфы на меня от злости шипеть начнут. Три часа изгалялся. Максимум добился у изящных бровного тика. А Шабо... так мимоходом, словно Геракл совершил то ли сотый, то ли тысячный подвиг.
  
  В ярких, до боли в глазах, латах рядом сидящий паладин придержал остроухого.
  
  - Шабо не порть трапезу. Проблем не ищем, - мозолистая ладонь застыла на эфесе меча, в светлых глазах стынет мольба - но если...
  
  Босоногий, в рваной, покрытой пятнами одежде старик взлохматил седую шевелюру, сипло поддержал рыцаря:
  
  - Никто не ищет. - наклонившись доверительно добавил - Все путем, так, для разминки начал. Сам понимаешь, горло пересохло... - глаза засияли фанатичным огнем - про доблестных паладинов есть... не зря даже в этой таверне меня узнают. Вот что значит лучший бард!
  
  Сжигали как-то паладина
  За ересь высказанную им
  Со скорбной миною святоша
  Решился душу ту спасти
  Мягко спрашивает он
  Почему? За что?... а тот
  С хриплым смехом отвечает
  Не поверишь мне отец
  Сорок лет брожу по землям
  Искореняю в людях зло
  Читаю светлые молитвы
  Освещаю блеклый путь
  Но женской ласки никогда
  Не пробовал я,
   во беда!!
  
  Паладин угрожающе выдвинул квадратную челюсть, привстал, лезвие меча отбросило на горе-поэта солнечный зайчик.
  Я громко, как глас божий расхохотался. Гневные взгляды переключились на меня, отскочили от толстой шкуры. Заколебавшись, эльф устало махнул и вернулся за стол. Паладин с постной миной щелкнул клинком, вернулся к трапезе.
  Главное привлек внимания, уже не выкинут поэта за шкирку. Но еще стих и не спасу даже я.
  Шабо со светлым взором уставился на меня, на него нашел миг просветления. Узнал таки.
  Я расхохотался:
  - В мире ничего не меняется.
  
  В мыслях, на пике громкости зазвучала Морриконе. Черт. Это, что еще за хрень? Я ведь не клацал павер. Какого верес выключается? Только втянулся в игру. Только, только почувствовал себя живым. Свободным от повседневной суеты.
  Волчек грустно поднял голову, внимательно посмотрел и опустил взгляд.
  Я развел руками, извиняющее пробормотал:
  
  - Шабо извини, похоже пора.
  
  Шабо махнул рукой, мазнул тяжелым, потрепанным взгляд:
  
  - Небо не отпускает надолго - костлявая ладонь потрепала по плечу. Растягивая слова Шабо спросил - И кем стал лучший охотник с той стороны?
  
  Тело охватил озноб, я глухо проронил:
  
  - Никем.
  
  Тело плавно растворяется в воздухе, чувствуя как отпущенное время утекает поднял глаза.
  
  - Шабо, а ты, помнишь ту сторону? - В голосе звучит такая тоска, я отшатнулся. Не мой голос, чужой, какой-то инопланетный.
  
  Волчек блекло мигнул и исчез.
  Старик скрестил длинные, тонкие пальцы, покачал. Лохматые волосы змейками спустились по лицу, словно тысяча дредов.
  
  - Волченок, Волченок - светлые глаза горели осуждающе - зачем помнить ад?
  
  Мир померк в темном зареве, я выругался. В ушах затихает вольный ветер, ноздри еще щекочет запах средневековья. Что за черт?
  В комнате громыхнуло, зашуршало.
  
  Красивый женским голос, казалось, прорезал мрак:
  - Компания Верес просит извинения, за вынужденные неудобства. Вы слишком долгое время находились в игре. Все приборы автоматически включатся через двадцать четыре часа.
  
  Что за шедевр? Хрюкнул чертовыми очками в стену, на пол осыпались темные стекла. Почему? Почему нельзя написать "Длительное сидение вредит..." или что-то в этом роде. Нет, надо вырубит на сутки. Алкоголь продают и ничего, после праздников не кодируют ведь гурьбой. Еще староста... как будто не знаю, что в субботу надо вкалывать. А если знаю - естественно не приду, хоть что пусть говорит. Декан правда прозрачно намекал, что лучше ходить, все-таки тоже "обучение". Пришлось сделать мину попроще, не услышал. Ладно, я с сожалением поднял обломки очков. В утиль только. Хорошо, что запасные додумался взять, пусть и солидно переплатил.
  Я рявкнул:
  
  - Обновления.
  
  Железяка, словно испугалась, торопливо затараторила:
  
  - Вышла новая книга Алекса Нэви. Желаете приобрести?
  
  - Да.
  
  Я чуть гапака не сплясал. Хоть какое-то утешение, раз не дают повозится онлайн. Этот Нэви лучший в своем деле. Месяц назад на основе аппарата Вереса написал книгу. Первую мою книгу. Не написанную, какими-то призрачными буквами, которых вроде тридцать с чем-то. Может на две больше.
   Бог мой. Это не книга, даже близко не стоит. Хотя, как я могу судить, если в жизни ни одной не прочитал. Скорее фильм... суперфильм. Где ощущаешь запахи, чувствуешь интонацию голоса, тяжелое дыхание, усталость мышц, после длительного перехода...
  
  - С вашего счета снято сорок долларов.
  
  Ради такого и сто отдать не жалко. Кожа покрылась мурашками, от возбуждения. Взгляд скользнул по метровой круглой пластине, что вкупе очками и напульсниками называется - аппарат Верес. Гордо так. А сколько напичкано плат, чипов и проводов - думать страшно.
  Я мысленно влепил пощечину. Решил орел научить свинью летать. Сказала ведь, на сутки отключит. Теперь глаза будут прыгать по часам, ожидая когда отпущенное время кончится. Ладно, придется себя работой занять.
  Тихо зашуршал ноут, полоска загрузки летает по монитору. Еще бы не летать, с его-то оперативкой... Где тут тройка, ага, вот он документ. Клацнув прикрепил к мылу.
  По памяти набрав номер. Вместо ожидаемых гудков явно пьяный голос печально сообщил, мол если разыскиваете, то клиент вернется не скоро.
  На экране побежали секунды, я поздоровался:
  
  - Привет Юра.
  
  - Здоров. Что снова проверить и подправить? - выстрелил из трубки звонкий голос.
  
  Я встряхнулся, словно мокрый пес выскочивший из моря.
  
  - Угу. Ну что пересылать?
  
  Из динамиков донесся перебор струн, какой-то визг. Голосом филолога телефон ответил:
  
  - Давай, через часик верну.
  
  Так теперь щелкнуть по левой, там вроде написано. Но я то не вижу! Что? Где? Как?
  Временами просыпаюсь с ощущением, что мир сошел с ума. Ведь известно, что большинство всегда не право, может и со мной тот же случай? Но стоит пройтись в универ на пары и все становится на места. А лекции на проверку сдавать боюсь, да и лекции ли? Толстая, как овца тетрадь укрыта цифрами, вдоль и поперек. Препод по психологии, любитель бродить между рядов как-то заглянул в тетрадь. До конца пары бедняга икал, такой удар, что лекции записывают числами. Как по мне, вполне нормально. Не буквами ведь... сказочными.
  
  - Игорь к вам просится представитель компании УкрЭл. Пропустить?
  
  Я вздрогнул, название знакомое такое. Хлопнул по колену, ну конечно, компания ведь выпускает эту хрень. О здоровье печется.
   Торопливо ответил:
  
  - Да впустите.
  
  Отложив ноут на тумбу прошел в коридор. Сухо звякнув замком, скользнул взглядом по площадке. На кабине лифта горит зеленым стрелка вверх. Воздух ощутимо гудит, обещали на днях звукоизоляцию влепить. Но видно руки не доходят.
  Пиликнув, лифт возвестил о прибытии. Темные створки бесшумно разошлись, пропуская представителя. Синяя форма с эмблемой компании топорщится на высоком, под два метра, субъекте. Толстые роговые очки закрывают крупные глаза, сложно рассмотреть цвет глаз, оценить характер. Обычно видно сразу, по взгляду, что из себя представляет. Цепкий, холодный, равнодушный, боязный... А тут хамелеон мешает.
  Парень бросил на листок взгляд, поправил сползшие на кончик носа очки:
  
  - Витков Игорь?
  
  Нет, Дева Мария на свадьбе. Мельком успел заглянуть сквозь оправу. Глаза карие, с каким-то застенчивым прищуром, словно обладатель все время боится глупость сказать. Я кивнул:
  
  - Да.
  
  Парень вновь зарыл нос в листик, невероятный длинный палец заскользил по чистому листу, как щупальце.
  
  - Вы три дня назад приобрели аппарата Верес? - скорей утверждал, чем спрашивал.
  
  - Да.
  
  - Распишитесь пожалуйста.
  
  Я уставился на чистый лист, лишь в нижнем уголке виднеет тонкая линия.
  
  - А это...
  
  Парень уловил вопрос:
  
  - Обычный опрос. Крупные компании часто проводят... Да вы прочтите, там все изложено.
  
  Нашел понимающего, словно если по фен-шую, то поймет любой.
  
  - В двух словах. - я почувствовал, как в голос явственно звякнула злость. Парень вздрогнул, осмотрел, будто не веря, что не ослышался.
  
  - Что нет претензий к компании и вас все устраивает. - хмуря брови парень явно цитировал коллегу.
  
  - А если есть?
  
  Глаза белкой выпрыгнули на середину лба:
  
  - Какие?
  
  Как это... я начал заводится:
  
  - Какого через двадцать четыре часа аппарат отключается?
  
  Тонкие брови буквально слиплись на переносице, потирая висок представитель поморщился:
  
  - Я в этом разбираюсь смутно... Только доставка... правда слышал, что аппарат больше рассчитан исползовать ресурсы организма. А что и как - без понятия.
  
  Ясно, что ничего не ясно. Я отмахнулся:
  
  - Ладно.
  
  Сухо черкнул ручкой, на бумаге появился автограф, число. Парень вытаращился, как на королеву Британии, смущенно пробормотал:
  
  - Извините, но вы перепутали... слева подпись, а справа число и год... рядом буква "г"... видите?
  
  Стало неловко, словно и правда папуас какой-то. Не знаю, что "жи" пишется через "и".
  Меняя местами цифры я пробурчал:
  
   - Не заметят.
  
  - Всего доброго. - парень нажал кнопку лифта, широкие костлявые плечи передернулись. Уже закрывая дверь успел заметить недоумевающий карий взгляд.
  
  - Доброго.
  
   2 Глава
  
  
  
  Проклиная университет с надоедливыми, до тошноты монотонными, но такими необходимыми парами, я мазнул лопнувшими капиллярами по будильнику, чертыхнулся. Как не вовремя, не успел выйти из города и засэйвить в укромном месте перса, теперь так просто не опустят. Соберут в охапку хиро персов, свяжут в пати по скайпу и только замерцает перс кинутся, как с вилами на танк. Все привычно и знакомо, не первый месяц объявлена охота за моим луком, сценарий заезжен до невозможного. В то, что виноваты сами игроки не верят, гады. Безразличное отношение к хэлпам, случайно отбитый эпик и терпение топовых кланов, лопнуло мыльным пузырем. А с какой стати должен, нет, даже обязан помогать очередному идиоту, вообразившего воплощением Конана, ну получил тумаков от агра, из ивента выпал золотой шмот, ну бродящие "падальщики" и подобрали, как я называю. Развелось великое множество, чуть где мелькнет красный ник, так гусеницей вяжется десяток грифов, в драку не лезут, издали наблюдают, когда посильнее, с более крутым шмотом и точеными пухами разделают мерзавца. И можно будет подбежать, урвать часть выпавшего шмота, а если повезет - сорвать ва-банк. А с эпиком история вообще особая, вины не вижу, вообще на кухне варганил кофе, кто виноват, что перса заатачили, а он возьми и дай сдачи -мыслитель независимый, чтоб его. Наслаждаясь ароматом свежесваренного кофе остолбенел, на мраморном полу пещеры с десяток разных раскинули конечности, прозрачные черепки над телами мерцают, что тут началось... Рассмотрев опасность гиены дружно навалились, объединили стаи, но смешные потуги вызвали лишь снисходительную улыбку. Когда переточен, словно воплощение Анубиса, воевать одно удовольствие. И пусть пищат в приват, прикидывают сколько за шмот вмз выложил. На правдивый ответ - зиро, качают и гнусно хихикают, не верят. Оно понятно, когда великану с броней Андромеды прилетает крит, под десять косарей, а с учетом резистов... нет слов. Про высокомерных волшебниц лучше молчать, иначе толпой съедят, до смерти закусают сплетнями.
  
  Откинувшись в кресле, нащупал на полке нафтизин, закапал глаза. Теперь будут стеклянные и чистые, словно и не сидел сутки напролет, не побивал мобов собирая дроп. Нехитрый фокус в свое время узнал от заядлого "антисоциала", без порции дурмана жить не мог, а прятать красные зрачки под очками не выход, у органов на принимающих чуйка.
  В помещении грохнуло, я вздрогнул. На экране высветился моложавый олигарх Брызгин, несмотря на юный для монетный акулы возраст, виски щедро разбавлены сединой, а на макушке виднеет будущая залысина. Вытянутое лицо пережевывает губы, маленькие глазки бегают.
  Неудивительно, завоевать авторитет предприимчивого, вечно влезающего в авантюры игрока, без рваных нервов редкий осилит.
  Вздыхая буркнул:
  
  - Связь.
  
  Из углов стекают лучи, словно конструктор по частям собирают олигарха. Передатчик пиликнул, в центре появилась голограмма, затянутая в кричаще яркий костюм, цвет брюк ни разу не сочетается с пиджаком. На запястье сверкает золотой браслет, впору прикрепит на центральную башню, жителям городка время вещать.
  Прыгающие глаза оценивающе прошлись по моей помятой фигуре, Брызгин потер ладонями, усмехнулся:
  
  - Доброе утро Игорь. -
  
  Я зарылся в шкаф, на пол летят серые рубашки, темные брюки, черные, как Сомалийские пираты галстуки. Что ни случись, а на людях надо выглядеть достойно, в свежей рубашке, отглаженных брюках, до блеска натертых туфлях. Выбирая темные цвета ответил:
  
  - Доброе Валерий Федорович.
  
  Брызгин растерял величавое спокойствие, затараторил, как младший научный сотрудник:
  
  - Вот просмотрел отчет, знаешь ведь, как у меня с свободным временем. Важные встречи, важные встречи с нашими министрами, с заграницы, хотел вчера еще заглянуть глазком, а пришел, как бык тягловой, потный и уставший, сил осталось только в люльку. - Брызгин степенно прокашлял, уже спокойно продолжил - Уверен в предсказании? Банкротство такого гиганта, как Грей, не осталось бы незамеченным. Мало того, что Сми раструбят по всем углам, так и бизнесмены задергают лапками, пытаясь спасти положение... а там, как на кладбище, тишина и спокойствие.
  
  Губы дрогнули, уголки опустились ниже, я покачал. Три года работы так и не научили доверять моим прогнозам, перестраховщик, но надо отдать должное, после трех падений акций на бирже, которые Брызгин прошляпил, не обратил внимание на мнение "молодого и неопытного" аналитика, отношение изменил. А кто поверит? Если в кабинет рвется безусый юнец, молоко не обсохло, а он нагло заявляет, о угрозе нависшей над заводом, виляющих западных инвесторах и невозможном банкротстве в принципе, уверенно стоящей на плаву строительной фирмы. Вот охрана и выставила из здания, но я назад не сдал, просто закидал мылами почту фирмы. Как ни охали ахали, но все прогнозы оказались верными, словно юный Нострадамус предсказал падение старого льва. Так и сложились взаимовыгодные отношения, между никем неизвестным нахалом и зеленым гигантом. А проценты удачных прогнозов - немалые деньги, уверенно текут на банковский счет, душу греют.
  Я невозмутимо ответил:
  
  - Как всегда уверен. В обед самые пугливые начнут продавать кусочки, в одном правы такой гигант, не может упасть просто. Ему и не дадут, к вечеру акции приподнимут в цене, а через неделю замрут на прежней позиции, возможно возрастут, тут не совсем понятно. - боком повернул к зеркалу, удовлетворенно хмыкнул, костюм сидит идеально, вот, что значит у мастера заказать - Есть предпосылки на участие известного миллионера Джека Бенджамина.
  
  Брызгин по-детски рыкнул:
  
  - Вот гад... все не уймется, мало нефтяных скважин, решил на электронику перейти. Ладно Игорь. Надо указания отдать - Брызгин грозил, я, словно перед глазами увидел тиранозавра, что с рыком прыгает на нарушителя границ, созывает стаю таких же хищников переживших девяностые. Что при случае горло друг другу перегрызут, но если явится западный абориген, плюнув на отношения заклюют скопом.
  Из колонок донеслось:
  
  - Если прогноз верен, деньги, как обычно, на счет перешлю. - Брызгин замялся - и не забудь на фирму заехать.
  
  Я кивнул, молоденькая секретарша Алла Нежная, третий месяц пытается, как крота вытянуть из норки. В чем необходимость представляю смутно, формально на фирму не работаю, а деньги Брызгин перекидывает в обход налоговой. Красавица и комсомолка, заваленная навороченными ноутами, скипами договоров, отчетов, словно не рабочий стол, а место творения сумасшедшего Ван Гога. Увидишь, челюсть падает ниже плинтуса, а в голове мигает каверзный вопрос. Неужели у красивой девушки есть еще и мозги... После, на моих глазах вставленного Брызгину пистона характеристику изменил, к мозгам добавил кольт сорок пятого, без предохранителя, бьет сразу наповал. Поставить на место, заставить, как первокурсника, перед куратором алеть и прятать взгляд стоит много. Когда фурия из кабинета исчезла, Брызгин вытащил из бара покрытую пылью бутылку, ухнув стопочку смущенно пробормотал:
  - Сильный профессионал - скосив хитрые глаза на дверь добавил - но язва, каких мало.
  Ступеньки звонко простучали, под каблуками, на улице вздохнул полной грудью, вдыхая пьянящий аромат осени, сдобренный теплым ветерком.
  У сторожки щелкает семечки личный водитель, шепчется с затянутым в камуфляж охранником. Бывший таксист впритык сводил концы с концами, когда я предложил работу лишь недоверчиво скосил хмурый взгляд, хмыкнул, но согласился. Может я напомнил богатенького сынка, которому деньги некуда девать, а ему трех обормотов и красавицу дочь кормить. После месяца и вспоминать бессонные ночи не хотел, лишь плевал в окно и замолкал, работаешь, как проклятый, работаешь. А толку? Каждый месяц цены на бензин, как трава на поле растут. И ненасытное начальство требует все больше и больше, попробуй выкроить копейку. А о приблизительной сумме, которую необходимо выкинуть на рынке, за школьные принадлежности, красивые костюмы, обувь - рычит, как Боинг на взлетной полосе.
  Охранник в сторожке приветливо кивнул, из старых служивых, помнит, что я одним из первых квартиру получил, не без помощи надавившего нужные кнопки Брызгина. Консолевская постройка считается элитным районом, до центра пять минут пешком, на машине и того меньше. Круглосуточная охрана, оснащенная последним словом техники автостоянка, комфортный лифт, без знакомой таблички "Не работает".
   Ахтем, как всегда в спортивном костюме, приветливо кивнул, ссыпал в карман остатки семечек. Вразвалочку юркнул за руль, выгибаясь через ручник приоткрыл дверцу.
  Блеснул белыми, словно в рекламе пасты зубами:
  
  - Университет?
  
  Я протянул руку, Ахтем пожал мягко, как уверенный в своих силах человек. Ну и правильно, сильно жмут только неудачники или хмурые типы, стремятся доказать миру значимость, невероятную круть.
  Сильно хлопнув дверью ауди, поморщился. Черт привык к совковским машинам... там даже колесо поменять без пинка не удается. Я покачал:
  
  - Нет, сегодня первую пару пропущу... Давай на фирму.
  
  Ахтем шутливо отдал честь, старушка грозно зарычала, шлифуя новенький асфальт оставляет позади полосы, в стекле заднего вида блеснул и исчез от покрышек дымок.
  Я в который раз заскользил по сторонам, поддаваясь меланхоличному настроению. Осень - пора грусти, редкий прохожий изобразит довольное лицо золотистой листве, что кружа завораживает нелепым танцом. Случайно напоминает о неумолимости времени, что подобно древней реке, течет и меняет русло, мимоходом исправляя судьбы народов, материков.
  В центре движение замедлилось, как сонные мухи машины рисуют зиг-заги пытаясь протиснуть вперед широкие морды. Маршрутки - главные нарушители спокойствия, плюя на правила перекрывают друг другу дорогу, заезжают на тротуар, пронзительно пищат гудками, подгоняя передних. Милиционеры на вечную пробку смотрят сквозь пальцы, объяснить на пальцах дерзким водителям невозможно, а игрушечные штрафы не пугают. Да и что говорить, о столице полуострова, если в Киеве дорога и парковка - синонимы.
  С мрачным лицом Ахтем пробормотал:
  - Достали...
  
  Ауди, словно обвешена дипломатическими номерами внаглую режет угол. Сбоку на остановке типичный студент, с перекинутой, через плечо сумкой прыгает в сторону, грозит кулаком и явно не классикой.
  На главной площади гордо расправив плечи смотрит вдаль Ленин. Я мысленно перебирал последние новости, вождь напомнил, коммунисты в каком-то восточном городе воздвигли памятник Сталину. Если на западе, то понятно, украинские националисты штыком воспринимают любое проявление русского языка. Восточные студенты, что учатся в Львове, Тернополе страшат рассказами. В магазине стоит попросить на русском, как продавщицы с матом выставляют вон. В общежитиях постоянные драки, выяснение отношений. За восток Украины поручится не могу, но в то, что в Крыму, к "хохлам" отношение теплые заявляю смело. Но тут свои проблемы ...
  Вот и возмутились люди, искусственный голодомор был - был и пусть Россия, хоть кол счешет черной страницы не вычеркнуть. Так почему Сталину ставят памятник, а Гитлеру нет. Скинулись, уже на следующий день на центральной улице бойко сверкал усами Гитлер, с лозунгом: " И мне ставьте памятник!"
  Что тут началось, старички-ветераны с кулаками бросились на извергов, юные патриоты поддержали. На утро Гитлер исчез, рекламная компания забрызгала слюной: "Как? Куда?". Как в соковыжималке началось форменный пересчет скелетов в шкафах. Как по мне Гитлер - сильный лидер, сумел поднять страну с колен, заставил уважать и считаться. И пусть плюют, но заставить смотреть в будущее с светлым незамутненным взором, после поражения в первой мировой взростить веру в избранность нации... Таких вождей по пальцем сосчитать можно... И все запреты на печатание "Майн Кампф" просто смешны, как и западная критика гиганта СССР. Сначала попытайтесь построить что-то светлое, с чистым будущим и равными правами, да и критиковать всегда легче. За спинами зубоскалов опыт поколений, а в умах строителей только брызжет прозрачным силуэтом идея, которую надо вывести в слова, со скрипом мозгов решить, каким способом достичь, устоять под напором непонимания.
  Ахтем аккуратно втиснул старушку, между тонированными мерсами последних моделей, всевозможных джипов.
  Ахтем меня растолкал:
  - Приехали.
  
  Я медленно повернул, в глазах рябит, многоэтажка грозно нависает над парковкой, большие экранные мониторы сверху крутят вечную рекламу.
  - Уже?
  Ахтем серьезно кивнул, я со вздохом выбрался наружу, дверца привычно громыхнула замком.
  В многоэтажке сдают кабинеты под офисы, вот и Брызгин решил не мелочится, арендовав целый этаж. Несолидно человеку семизначного состояния ютится в душной комнате... смешно. На вопрос, почему бы здание не построить, вроде центра, отмахивался. Центров по Украине прорва, достали, а так вроде и к народу ближе и дистанцию можно блюсти.
  Створки лифта мягко открылись. Тонкие брови прыгнули вверх, выворачивая шею всматривался в пустынный коридор. Может шутка, громко стуча заглянул в ближайший кабинет, шкафы забитые бумагами, со столов хмуро наблюдают черные ноуты тошиба, принтеры кэнон "варвар", всевозможные факсы... словно вымерли.
  Может, неудачная шутка, продвигаясь вперед вертел разговор, да нет, не мог Брызгин обмануть. Не в его характере шутить таким образом, не думая толкнул дверь в логово Нежной. Дверь стукнула по шкафу, я замер, под привычно заваленным папками и ноутами столом, с шкаф высотой, вяло проблескивали кучерявые золотистые локоны сильного профессионала.
  Алла вскинула карие глаза, по мраморному лбу пробежала морщинка, исчезла. Довольно потирая ладони, словно перед обедом холодно обронила:
  
  - Вот значит как...
  
  Я нежно прикрыл дверь, сильно зашел, как себе домой, невозмутимо переспросил:
  
  - Как?
  
  Нежных отложила в сторону очередную, как том "Войны и Мира" раскрытую папку, маленькие кулачки сжались, тихо спросила:
  
  - Деньги за прогнозы получаем?
  
  Я призадумался, Брызгин выплаты
  не задерживает, платит всегда вовремя, не понимая к чему клонит ответил:
  
  - Получаю.
  
  Как кошка плавно приблизилась, захлопала пышными золотистыми ресницами:
  
  - Все нормально? Нет претензий?
  Ласковый голос согрел, я словно первый раз увидел в ней женщину, окинул белоснежную, раскрытую блузку взглядом, скользнул по точеной фигуре, темной мини юбке, изящной линии ножек.
  Сглотнул слюну:
  
  - Нормально, нормально... у нас... тьфу - пальцы ослабили галстук, что-то стало душно в помещении- претензий нет.
  Нежный бутон приподнял уголки губ, упругая грудь колыхнулась, слегка задев плечо:
  - Тогда почему бумажками недоделанного аналитика должна заниматься я?!! - Фурия, словно решила на бис исполнить арию, рафинированное лицо исказилось, маленький кулачок ощутимо стукнул по груди, я обалдел, под напором сделал шаг назад - Бедный секретарь должен выкраивать минутку между неотложными делам и коверкать бумагу.
  Я окаменел, да не позавидуешь... хоть и олигарх, что уже не совсем и человек, точнее не совсем обычный, а все равно жалко. Бешеная...
  Не найдя испуг, фурия грозно фыркнула, зашуршав бумагами скинула половину на пол, в руки сунула потрепанный асус с тремя торчащими флешками. Задумчиво освободила порты и обычным ледяным голосом вынесла приговор:
  - К концу рабочего дня - изящным движением встряхнула золотым браслетом, жалобно пиликая стрелки замерли на восьми тридцати - жду распечатанные и заполненные, с подписью бумаги... все!
  Не веря в привалившее счастье перевел взгляд на ноут, ее багровый ноготок скользнул по тачпаду, кликом открыл папку. Я протер глаза, нет, не мерещится... повеситься - девяносто семь файлов.
   Нежная, словно ничего и не было вновь кротом зарылась в бумаги, изредка доносился писк клавы, шелест папок.
  Я покачал, с распечаткой проблем нет, но напечатать "столько!" отчетов до шести, боже упаси. Странно вроде официально не работаю, так зачем это... Меня озарило невеселая догадка, может это думаю я, что неофициально. Устало вздохнув, сделал шаг по направлению в кабинет к Брызгину.
  
  - Куда-то собрались? - растягивая слова Алла смяла и выкинула меня из кабинета, заперла на семь замков двери и позвонила ноль один.
  Я чувствовал, как начинаю закипать, пусть и "сильный профессионал", но таким тоном указывать... Не в ошейнике сижу, не в зоопарке, захотел - зашел, захотел - вышел. К дисциплине пусть приучает работников, нашла клоуна.
  Я передразнил:
  
  - Тууу...дааа.
  
  Глаза превратились в щелочки фурия, словно и не заметила карикатуру, попыталась отшить, будут еще ходить, мешать заполнению бумаг:
  
  - Валерий Федорович занят - не заметив реакции, бардовый ноготок вмял бедную стопку, с нажимом добавила - сильно занят.
  
  Я с отвращением хлопнул ноутом, зажал подмышкой, от безответственного отношения к документам, "рабочему инвентарю" Нежная приоткрыла ротик.
  
  - Может сначала мадам - я словно мушкетер, перед кардиналом, согнул в три погибели спину - спросит?
  Как змея, не отрывая взгляд от обросшей колючками добычи Нежная заметила:
  - Уже. - многозначительно кивнула.
  
  Я ехидно заметил:
  
  - Тогда я зайду.
  В углах, голосом Брызгина с квадро эффектом грохнул громкоговоритель:
  
  - Тут веду переговоры, а за дверью, Тасманские Дьяволы разборку устроили. В следующий раз и без меня. Игорь позвоню позже... позже.
  
  Фурия приморозила такой мерзкий прибор, что голосом шефа посмел сравнить, с какими-то... пусть и дьяволами - сомнительный комплимент.
  Уже в коридоре меня догнал ласковый свист.
  
  - До конца рабочего дня.
  
  Я сплюнул. Да ну... в конец рабочего дня. После такого заявления, тем более не собираюсь что-то заполнять. Когда повышают тон или хоть на каплю хотят ущемить права, свободу, сам не знаю почему, словно в воздух склад боеприпасов взлетает. Мысли выветривает, охота лишь в порошок, на мелкую пыль, чтоб и вякнуть не успела, не то что...
  В лифте мысли строем скользнули мимо конфликта, работы лишить у Нежной сил не хватит, а бумажки... позже исчеркаю кривым, как жизнь почерком. Позже, намного позже, чем фурия думает.
  
  
  
  
  
  
  
   3 Глава
  Поток людей тонкой змейкой тянется в Фокстрот, в пятиэтажной норе исчезает голова. Как поезд в тоннеле, когда торчит лишь хвост. Там вроде новая акция, технику сдают без процентов в кредит, делают большие скидки. Скорее всего, спешат избавиться от хлама, ведь каждый день улучшают, докручивают. Что вчера казалось венцом творения, сегодня - прошлый век. Эта игра началась с сотворения мира. А когда подойдет к концу, кто знает? Наверно когда завоюем все галактики, искупаемся в самых дальних звездных морях, найдем край Вселенной. Да и то, устоять на месте не сможем, такие мы - люди. Надо всегда вперед, а то, что перед иногда, оказывается, сзади - волнует мало.
  У ауди Ахтем потянулся, зевнул белоснежным ртом. Показался громкий хруст шейных позвонков. Заметив недовольную мину, лишь покачал и скользнул за руль.
  Я с неудовольствием грохнул дверцой, Ахтем осторожно спросил:
  - Теперь в универ?
  
  Я хмуро кивнул, куда еще, если не в родимый дом знаний. Еще к астроному надо зайти, какие-то вопросы появились. Астроном еще тот фрукт, ох не зря в студенческих кругах дали кличку Шархан. Нет, точно, сегодня не мой день, явно не мой.
  
  Стеклянные створки бесшумно раскрылись, каблуков коснулся темный ковер, а охранник взглядом сканера скользнул по фигуре. Заметив студенческий, коротко кивнул, почти приветливо, с намеком на теплоту. Все таки в охрану чаще набирают из студентов, заочников, денег меньше уйдет, чем на найм профессиональной охраны.
  Зеркальная плитка провела мимо стоек с одеждой, саблезубых гардеробщиц, красный ковер покрывающий лестницу повел наверх, к сердцу знаменитого крымского ТНУ, словно приглашает.
  На втором этаже нос вычленил аромат свеже спеченных булочек, из смеси душистых парфюм. Да перекусить не помешает, дома чаще пиццами и хот-догами питаюсь, а это не есть хорошо. По настроению бывает яичницу или омлет сварганю. Ну не мое это, звенеть посудой, на вкус добавлять всевозможные приправы. Легче звякнуть в ресторан, заказать с доставкой или нанять повара.
   В универе все стараются выглядеть внушительнее, красившее, утонченнее пахнуть. Создают такой фон, что проще в скафандре ходить, другое дело я. Мне по фен-шую кто и что обо мне думает, главное знаю я. Я всегда прав, а если и не прав, то только потому, что так хочу я.
  На подоконниках, как поселившиеся воробьи стаями уткнулись в ноуты студенты, все розетки заняты длинными шнурами. У ближайшего шоколадная принцесса на метровых подборах, поглубже натянула пушистые, с мехом уши, и внимательно следит за монитором. Мой взгляд скользнул по стеклу, в нем отразился автомобиль, непонятной марки, блеклые силуэты, донесся отчаянный визг.
  На удивление привычной давки не было, впереди лишь вертит талия, как пишет, миниатюрная ширококостная брюнетка, на ее поднос легли какие-то диетические салатики, чай без сахара, я поморщился, в животе призывно заурчало.
   По спине прошествовали мурашки, визгнуло до отвращения знакомым голосом старосты:
  
  - Витков ты?
  
  Миниатюрная продавщица застыла в ожидании, я указал на пару легких салатиков и чай. Кивнув закинула сахар в очередной стаканчик, вытащила из-под прилавка салатики, мягко сказала:
  
  - С вас двадцать пять гривен.
  
  Я протянул полтинник, нос уловил аромат крепкого чая, что и умеют делать в маленькой столовке, так это чай. А если охота большего, на третий топать надо, но там такая прорва голодных, словно с дикого запада... черные лица, тонкие глаза, индусы, брр лучше здесь.
  Сзади с угрозой донеслось:
  
  - Витков...
  
  Зная что, точнее кого увижу обернулся:
  
  - Ошиблись.
  
  Как лайнер оплывая препятствия в виде брюнетки, решающей куда примоститься, проплыл к свободному столику, а сзади настойчиво о чем-то щебечет мелкое создание. В коротенькой юбке, открывающей чуть полные обтянутые колготками ножки, темной блузке с видом на второй, почти третий размер и толстой косой, украшающей аккуратное личико. Словно вылепленное древнегреческими скульпторами, когда полнота ценилась во всем.
  
  - ... обязан.
  
  Отхлебнув чаю, напиток жарким комом прокатился внутрь, согрел горло. Желудок довольно вякнул, словно пристыдил непутевого хозяина, больше есть надо, больше.
   Я переспросил:
  
  - Кому обязан?
  
  Алиса Сташина задрала носик, и вроде как авторитетно заявила:
  - Обязан участвовать в спектакле.
  Я обалдел:
  - Какой еще спектакль?
  Алиса приземлилась рядом, крепкая ножка оплела вторую, над коленом повисла маленькая складка.
  - Мы готовим к новогодним праздникам выступление... так вот.
  
  До Нового Года, как до Сомалийских пиратов, еще год назад бы начали готовится, я перебил:
  
  - Молодцы, я то тут при чем?
  Алиса хлопнула длинными ресницами, наигранно возмутилась:
  - Как это причем? Фамилия в списках висит? - я попытался припомнить, но ничего не подписывал точно. Даже с буйного перепоя не соглашусь на выступление... - Висит, значит должен участвовать.
  Чувствуя, как закипаю рявкнул:
  - Ничего не пила? Чтоб я согласился участвовать, да Луна упадет скорее. И вообще - я многозначительно посмотрел на ожидающие царского внимания салаты.
  Алиса обеспокоенно покрутилась на стуле, неуверенно забормотала:
  
  - Поздно, фамилия твоя стоит и печать деканата стоит, так что придется выступать.
  
  Заметив, как мелко подрагивает староста, я кивнул. Не тот фрукт, с кем охота вести глубокомысленные беседы, особенно просить.
  - Правильно, придется участвовать вам - многозначительно паузнул - разницу чувствуешь?
  
  Алиса как-то сгорбила пышные плечи неуверенно заметила:
  
  - Но декан...
  
  Я проглотил первый салат, чудо а не салат, оливье - еда богов. Уже стало классикой русско-украинской культуры, нет ни одного праздника, где не украшал бы стол колбасный рыцарь.
  С неудовольствием заметив продолжающую маячить фигуру, переспросил:
  
  - Что декан?
  
  Ее длинные пальчики сплелись в пухленький замок она неуверенно закончила:
  
  - Хочет увидеть тебя на сцене - заметив подпрыгнувшие брови осторожно, словно ступает по минному полю добавила - и вообще Екатерина Григорьевна пожурила, что у меня, как у старосты, в группе лентяй, отлынивает от внутренней жизни в университете.
  
  Настроение выползло из ущелье, закрепило альпинистское снаряжение на нужной высоте, начало вколачивать штырьки, я ладонью провел по оттопыренному брюшку и по доброму заметил:
  
  - Ничего не сделают, если не буду участвовать или не участвую в субботниках - наклонившись к покрасневшей Алисе, хотя какая Алиса - Алиска, добавил - правда думаешь, что нечего делать, как в субботы в парке цапкой махать, что-то перекапывать? Или перед толпой идиотов выступать? Кланяться, бредовые слова учить...
  
  Алиска свела тонкие бровки, ее
  крупные глаза гневно сверкали, хмуро проронила:
  - Значит тебе есть что, а нам нечего делать... так?
  
  Хлопнув в ладоши изобразил удивление такой прозорливости, окунул пластиковую ложку в салат. Второй из тонко нарезанных овощей, вообще диетический, хмыкнул про себя с моими не до шестьдесят и сбрасывать нечего.
  Алиска порывисто вскочила, толстая коса хлестнула по широким бедрам, надрывно пожелала:
  - А пошел...
  Тщательно пережевав дольку помидора, просто тает во рту, сюда еще тонко нарезанный лучок, чуть больше масла и обязательно чесночка. Хотя от него перегар будь здоров... а чего я сомневаюсь? Того смотри и общечеловечусь, на шею забросят удила и заставят выступать, как гладиатора в Колизее. Побольше чеснока, чтоб глаза на лоб лезли, с горкой.
  Я кивнул в пустоту:
  - А и пойду, доем и пойду в кабинет.
  
   В советских фильмах часто мелькают холодные угрюмые лица, в красном паспорте НКВД, а в сердце презрение к врагам народа и недоверие к каждому человеку, каждой бездомной собаке. Но даже они кажутся карликовыми пуделями по сравнению с преподавателем астрономии, настоящий бойцовский крокодил. Взгляд, как дуло винтовки, холодное и безжалостное, сразу понятно, что приговор вынесен и оправдание не спасет. Я несколько опешил, на этот раз взгляд не нажимает спусковой крючок, а неестественно светит теплом, за два года в университете характеры преподавателей рассмотрены под микроскопом и отдельным ящиков упакованы в голове. К добру ли перемены? Ведь ученые доказали, перемены - синоним разрушения, неважно чего: идей, культуры, народов.
  Махнув рукой в сторону стула Юрий Петрович медленно пережевывая слова признался:
   - Лет пять назад любил с учениками на разные темы беседовать. На ваших спинах будущее страны, чтобы политики не говорили. Опыта у нас больше, не без этого, но время для старшего поколения течет слишком быстро. Не успеваем осмыслить, к сведению принять. Задубели шкурой, что не шкура уже - чешуя.
   Я очумело потряс, профессор открывается с новой стороны, излучает добродушие и теплоту. Женская половина факультета до криков боится, предпочтя неделю без еды сидеть, но на пару не идти. Я в группе единственный, кто не боится каверзных вопросов, обманчивых суждений частенько парящих в аудитории. Цепкий летящий взгляд буквально снимает кожуру с улыбок и нарочито расслабленных фигур, обнажает суть, проникает в душу. И от этого становится еще тяжелей, спорить с человеком, который видит насквозь.
  Собираясь с мыслями я мягко возразил:
   - Сейчас мышление быстрее, вот только, кто даст бразды правления в руки молодежи? А с возрастом восприятие, как губка, перестает впитывать, теряет остроту.
   Сухо скрипнула дверь, мягко стуча каблуками в аудиторию вплыла Валерия Белых. Темных тонов брючный костюм плотно облегает изящную фигуру фотомодели. Дочь преуспевающего бизнесмена, с то ли двумя, то ли четырьмя заводами. Такими всегда представляю маменькиных сынков и папенькиных дочек, у которых личных учителей, как блох на собаке и унитаз наверняка золотой. Самоуверенность в бездонном кошельке и родительском авторитете, такие везде пробьются, а точнее им пробьют и расчистят дорогу, останется только облагородить. Белокурые волосы заплетенные в сотню косичек падают на плечи, жмутся. Передернув плечами Белова вздернула подбородок, словно собираясь с силами, опасливо приблизилась к столу.
   - Юрий Петрович можно узнать на какое число назначена пересдача?
   Профессор грозно повел густыми бровями, нарочито медленно открыл записную книжку, вчитываясь в мелкий кривой, как китайские иероглифы почерк, сдвинул брови еще мрачней и суровей.
  Прелестные ямочки щек побелели, снежность плавно перешла на руки. Ярко красные, как листва осенью, глаза раскрылись, делая копией знаменитых героинь мультов.
  Я старательно сдерживал презрение, но уголки губ с головой выдают, подрагивают. Чтобы ни говорили, а Юрий Петрович и не таких на место ставит, особо не пошутишь. Я ощутил, как взгляд преподавателя светит ехидством, заставляя старосту, как добычу перед хищником дрожать. Но сколько раз приходилось сжиматься в гранитный ком, отвечая четко и уверенно. Иначе нельзя, любая слабость воспринимается, как отсутствие подготовки. А когда жестко и безжалостно наседают редкий студент не поплывет в материале.
   Преподаватель сжал пальцы в кулак, громко хрустнул, Белова вздрогнула искоса бросает на меня полные мольбы взгляды. Нет, как-нибудь без меня. Не рыцарь и коня белого нет, чтоб спасти принцессу прекрасную. Ищи дуболома...
   Сухим давящим голосом Юрий Петрович спросил:
   - А разве у вас пересдача должна быть?
   С трудом подавив порыв бежать и забиться в уголок Белых опустив взгляд в пол еле слышно прошептала:
   - Не знаю.
   Белых больше похожая на привидение, а не на юную розу в расцвете лет и сил. Юрий Петрович поморщился, стараясь как можно мягче, но голос привыкший громко и четко проговаривать лекции, чтоб у богатых фантазией студентов не осталось и намека на двусмысленность подвел:
   - В деканате уточни.
   Плечи опустились еще ниже, Белых стараясь не встречать сильный и уверенный взгляд выпорхнула из аудитории.
   Тяжело вздыхая Юрий Петрович откинулся на спинку, стул поскуливая заскрипел.
   - Пугливые и неуверенные, разве смогут в жизни добиться результата? Слабые, как послушные овцы. Скажут сидеть - сядут и со скалы прыгнут, и в реку...
   Интуиция забила тревогу, а тело свело судорогой. Скорее тайфун сметет Украину, чем Мрачный приоткроет душу, тщательно скрывая интерес я спросил:
   - Зачем тогда еще больше запугивать?
   Юрий Петрович окинул, словно бульдозером тяжелым взглядом, вкатал в асфальт:
   - Не понимаешь?
   Я оцепенел, лучик солнца скользит сквозь окно, освещает, заставляет моргать. Глупым себя не считаю, несмотря на второй десяток жизнь разбираться в людях научила хорошо. В детдоме без интуиции не вырастешь. Вовремя распознать лживую ухмылку, отметить замаскированное презрение, предугадать на перед, понять. Если с друзьями не везет, не с кем поделить проблемы и мимолетные белые полосы жизни, что словно перекрашенная в черный зебра, лишь вдалеке мелькает белый хвост. Лучше психологов станешь ощущать людей, а друзьями станут интуиция и чувства, но даже ощущения пасуют перед зигзагообразным характером профессора.
   Юрий Петрович продолжая давить звериной силой громыхнул:
   - Пусть плачут в комнатах, проклинают, плюют за спиной- это моя ноша, только моя. - большой палец с угрозой уперся в широкую грудь - Зато в будущем, когда какой-нибудь умник решит надавить силой и авторитетом, решить вопрос в свою пользу, наткнется на жесткий отпор. Пять лет закалки не проходят бесследно. У вчерашних овец, которых режут и стригут и за меньшее время клыки вырастают.
   Боясь упустить момент откровений я серьезно спросил:
   - А кто не испугался?
   - Кто не испугался будут подымать страну с колен, с темного провала неуверенности в завтрашнем дне. - грубое, высеченное, словно из гранита лицо озарила улыбка, какая-то неестественная, грустная - или студенты к власти относятся по другому?
   Я, словно лимон съел - власть. В Украине, где средняя прослойка населения, отсутствует как класс. Процент безработицы колоссальный, а люди не от хорошей жизни удирают в Италию, Турцию на заработки. До полного беспредела не дошло, но воздух буквально пропитан терпким запахом анархии. Вечные митинги чернобыльцев, вялая оппозиция, что пальцем не пошевелит принять закон, зато налево и направо в телешоу сыпет оскорблениями. А с другой стороны, так ли я прав? Критиковать, как известно всегда легче, чем прокладывать дорогу, сквозь джунгли. Правительство делает осторожные шажки к светлому будущему, но мы ведь хохлы, даже больше чем хохлы - крымчане, нам подавай все и сразу, чтоб обязательно на золотом подносе и с каемочкой. Даже жаль политиканов, хмурые лица мелькают в антеннике, как могут оправдывают очередные урезания, сидим в долгах, как в шелках. Со всех сторон жмут, Россия газом тычет, бьет рублем. Европа, как подруга с фонаря вертит носом, решая то ли разрешить Украине примкнуть к коалиции, то на весах взвешивает все плюсы и минусы. А минусов, как известно с головой хватает... и внукам по пояс.
   Аккуратно роняя, словно на хрупкие весы слова я ответил:
   - Лучше такая, чем никакой.
   Юрий Петрович скривил широкие губы:
   - Демократия... Иногда кажется, что кровопускание только на пользу пойдет... В СССР было проще, хватало одного намека - сразу в подвал и к стенке. Боялись воровать - стукнул кулаком по столу, огромный дубовый стол прыгнул - боялись.
   Я недоуменно спросил:
   - А как же ценность человеческой жизни?
   Профессор отрезал:
   - А нет никакой ценности. Что раньше, что сейчас не в почете жизнь. Людей работы лишать, нищенские льготы урезать, выгонять и пусть с голоду загнутся. Даже на этом фоне более гуманен расстрел. До чего дожили - женщины родных детей продают, душат. А потом за ними с балкона. Не на что прокормить, не на что.
   В дверь мягко поскребли, Юрий Петрович сминая в кулаке записную книжку зло громыхнул:
   - Что еще?
   За дверью хлопнуло, цокнуло, словно подковой, голос звучал жалобно, на грани писка:
   - Юрий Петрович в деканате сказали пересдача десятого.
   Взгляд с жалостью скользит за окно. В парке деревья блистают позолотой, по летнему теплый ветерок кружит опавшие листья, играет. Обманчивую идиллию нарушают багровые тучи плывущие с моря, снова дождь. Середина осени, а погода не успокоится, поливая и поливая насквозь пропахшую сыростью землю влагой. Муравейник кипит, сотни маленьких, как куклы, фигур деловито перебирая лапками плывут в стороны, чтоб освободить место новой сотне, десятку. Посреди вымощенного мрамором двора гордо вскидывая голову возвышается Ленин, фигура излучает ярость и уверенность в правоте. Сколько лет прошло, а старушки по утрам находят время поклониться, принести цветы, протереть пыль. Простые Вожди просто так не умирают, а непростые и подавно заняли ниши в сердцах. Вдоль массивного, как в зоопарке, решетчатого забора приставлены скамейки. С четвертого этажа можно заметить папки с тетрадями, мелькающие бутылки в руках и клубы дыма, словно с страшно активного завода.
   - ... а политическая и экономическая война с Россией? Наши деды и прадеды вместе: ради внуков, ради светлого будущего воевали. А тут прошел десяток лет, "независимых" и забыты вместе пролитые алые реки.
   В голове мысли летают, заменяют друг дружку, мельтешат, наводя порядок прикрыл глаза. Не ярый политик, новости тоже редко смотрю. Что нового можно по антеннику услышать? Очередной дракой в думе не удивить - привыкли, взаимными оскорблениями и обвинениями тоже.
   - Мы и остались братьями Юрий Петрович. Вот только между нами ветреная сестра - политика.
   Профессор встал из-за стола, заложив руки за спину шагнул к окну, глаза остекленели, словно всматриваясь в только ему видимую даль. Широкая спина бугрилась мышцами, и не скажешь, что шестой десяток идет. В прошлом явно военную фигуру портило лишь небольшое оттопыренное брюшко. Широкое открытое лицо бороздит пару морщин и легкая седина на висках. Студенты-провидцы, чувствуя настроение преподавателя исчезли с двора, лишь вдалеке, за углом маячила фигура уборщика, что медленно передвигая ногами лениво обмахивает мрамор, собирает опавшую листву.
   - И ведь рвутся всеми силами в ЕС. Не как сильная страна, с честью и достоинством, уверенностью в мощи. А как беспризорники просятся в банду, чтоб было кому мелкие поручения выполнять. Неполноправными членами...неполноправными.
   Руки ожили, вяло закидывают тонкий блокнот в карман, пришпиливают ручку, профессор ушел в себя, теперь не достучаться. Несколько раз на парах бывали случаи, когда поднимались важные вопросы фигура преподавателя замерзала. Через полчаса, не меньше, вспомнит, что реальный мир не в голове, что импульсами строит прекрасные страны, золотые шпили, гордые народы, а здесь...здесь...
  
  
  
  
  
   Глава 3
  
  Помигивая зеленым компьютер, как шмель, деловито загудел. По стене проскочила полоска загрузки. По утрам в черточках и полосках чудиться скрытая издевка - осталось не долго...
   Рука змеей скользит наружу, хватает одеяло за край, тащит добычу в норку. Соседи в очередной раз побегут жаловаться консьержке, плевать. Грохнули плоскомордые стоватки, в унисон воздуху стекла жалобно звенят, качают в стороны.
  Я с залипшими глазами, укутанный, словно восставший древний фараон маленькими шагами приближался к виновнику подъема. Решил повалять кровать - долгожданный выходной устроить. И надо ж забыть будильник отключить, теперь сна ни в глазу. Ненужная дурь мощным рокотом баса быстро выбивается.
   С третей попытки попал в кнопку, а их стали делать почему-то очень маленькими, мизерными даже. На стенку, как под прожектором налезли рекламные окна, мыльные сообщения. На приглашении горделиво рисуется бильярдными столами модный клуб, залы обтянутые кожей, клоны-официанты, замершие в поклоне. Очередной сбор студентов, на очередной праздник... Мелькает мысль, что сборы - отговорка, меняют картинки, оставляя прежним текст. Да и какая разница студенту, сегодня день МВД или механика шестого разряда - главное повод. В воскресенья будут сверкать клонированными угрюмыми лицами, закидывать в стаканы с водой Альказельцер и кричать на создающих ненужный шум, бьющий в кисельную голову гвалт. Не вспомнят прошлый вечер, когда особо сообразительные украсили улицу колонками, приобщая к новомодной музыке спящих старушек и детей.
   Протирая глаза, указкой смахнул в утиль сообщуху, экран с готовностью показал второе. Еще привычней, если одиноки и никто не любит, не жалеет - звоните по номеру и Света, Марина, Даша скинут пару минут любви. Самые частые новости только о сексе, словно миллиарды людев сидят перед мониторами и жаждут узнать, как увеличить, или уменьшить такой неудобный агрегат. Или как распознать имплантаты, а то на пляже даму вечера трудно выбрать. Красные бикини, открытый купальник, словно случайно порывы ветра приоткрывают мягкую белую грудь. Пышные губки и шибающий звериным инстинктом взгляд, зовет и сминает преграды. Вот только в паспорте за рулем стажа лет сорок...
  Смахнул не глядя остальные "999" спамистых объявлений, корзина громко визгнула, словно маньяк поймал новенькую жертву.
   Западная пропаганда маленькими, но уверенными шажками покоряет массы. Заставляет старшее поколение от тошноты на стены плевать, а молодое выть от восторга. Когда все такое доступное, протяни руку и получишь. Хочешь девушку - пожалуйста, выходи на улицу взглядом браконьера нащупай кусок пожеланней и свисни, словно рефери на ринге и за тобой победа, без раундов, крови и пота. Я часто ловлю за хвост мысль - хорошо не бывает долго. Судьба всегда найдет повод ткнуть довольного котенка носом в кучку. Кажется сам мир против, вокруг штыки врагов. В такое время пропаганда особо опасна, приходят мысли, что неплохо бы иметь постоянную работу, личного врача, психиатра. Жить словно в зоопарке, когда все есть и ничего не надо. Но просто так не бывает ничего. А слово - халява, манит легкостью, волшебным калоритом. А во что превратились "штаты"?
   Сухо застрекотал телефон, лазерный курсор щелкнул по огромной, в мой рост зеленой трубке, замигал отсчитывая секунды. Над трубкой, как гриб вырос вопросительный знак, номер не определился. Час отчасу не легче.
  Донесся шорох, словно бумагой. Искривленный голос, в котором не сразу признал однокурсника прошелестел:
   - Привет одиночка.
  Настроение упало до бита, я раскинул ласты по постели, выдержав паузу сухо ответил:
   - И тебе не болеть.
   Голос звучал приглушенно, смущенно что ли:
   - Слушай, помощь в одном деле нужна. Давай забегу обсудим?
   Недовольно глянул на часы, стрелки мягко цокая показывают пятнадцать минут восьмого:
   - Только ненадолго.
   Отключил трубку, а в барабанных перепонках, как в церковном колоколе, отражается одно слово - одиночка. Два года назад, когда расталкивая толпу абитуриентов, в вывешенных списках увидел свою фамилию обрадовался. На носу засверкали розовые очки, а дни, как птицы летели. В душе легко и тепло, только под ложечкой сосет непонятная пустота и грусть. До сих пор не свыкся, что вокруг такие же студенты, а не оборванцы, готовые при малейшем подозрении вцепиться в горло, выпить досуха.
  Я рявкнул:
  - Температура.
  - Двадцать четыре градуса - ответила железяка красивым женским голосом, на экране в трехметровый рост замигала шкала, не обманула. Что-то частенько сбоить стала, мелькнула мысль халтурщиков с аппаратурой вызвать. Как только - сразу.
   На кухне беспорядок, в раковинах сваленные в огромную кучу лежат вилки, ложки, чашки. Дурная привычка делать все в самый последний момент, борюсь сколько, победить не выходит. Редкие гости ужасаются, как так можно жить? Развожу плечами и хмуро помалкиваю, а на языке вертится резкий ответ, рвется. Какое кому дело когда и как мою посуду? Может объявление издавать, двадцатого большая мойка, вход, как в цирке - сорок рублей.
   Две черные, как ночь, чашки сиротливо блестят на полке. Видно придется устроить большую мойку, хоть и стоит только закинуть в посудомойку и хлопнуть ладонью по паверу... Но я, как всякий нормальный человек, к мелочам отношусь с брезгливостью. Это ненормальным только дай оприходовать кухню, нарезая страшные названия, вроде салат "Пикассо".
   Включил чайник, руки на автомате тащат пакетики liptona, не ширпотреба кучами сваленного на прилавки, а настоящего, китайского. Хваткий и живучий народ, как тараканы, хватают любую возможность заработать, в поте лица по шестнадцать, а то и двадцать часов в сутки. Два дня назад британская принцесса вышла замуж, а к вечеру в интернет магазинах ожили статьи о точной копии свадебного платья, за триста зеленых купюр - бесценок. В то время, как за оригинал можно купить три навороченных бумера, с кожаным салоном, новейшей аппаратурой, сиденья и те с подогревом - полный фарш. И Грин Пис не вякнет, немецкая пуля почище эстета природу бережет.
   Домофон пиликнул, в помещении повис электронный голос.
   - Игорь, к вам приятель просится. Пустить?
  И ведь не оценишь интонацию, тембр голоса. Адвокаты все! До тошноты интеллигентным надо, чтоб на высшем уровне, а банкир, что ниже этажом многозначительно замечает: "И чтоб по утрам шума меньше".
   - Да конечно.
  В небоскребе один возбудитель спокойствия - единственный и неповторимый, но мне как крейсеру жужжанье мобильника - отскакивает.
  Залив кипятком чай, вынес в гостиную, устраиваясь в кресле пальцы нащупали пульт, кнопка тихо пиликнула, было слышно, массивный, как таран, входной замок щелкнул. Куда без новых технологий? Не вставая можно прикрыть окна, набрать полную ванную, даже температуру выставить. Все, как швейцарские часы работает на лень, а в русском человека этого добра, хоть отбавляй.
   В квартиру ворвался взъерошенный, как воробей Козырев. Светлый пиджак распахнут, клетчатая рубашка открыта до пупка, а физиономия, как новая монетка сверкает. Крепко сбитый и широкий в плечах производит впечатление угрюмого, себе на уме парня, но стоит поговорить, как мелькает догадка, что надета маска, очередная маска. Добрый парень, готовый помочь всем и вся, раздолбай и любитель прогуливать пары. Не скажешь, что семья потомственных военных, а отец крупная шишка в стране - министр обороны.
   Потирая руки Козырев рухнул в кресло, крепко обхватил чашку, забавно подул:
   - Спасибо Игорек. Пока дошел, думал околею. От морского ветра только холод, вроде и тепло, а надувает, как на полюсе.
   Я хмуро кивнул, хуже нежданных гостей, только немец:
   - Нечего ходить расстегнутым, не май месяц. Что хотел?
   Козырев довольно крякнул, краем глаза осматривая комнату, осторожно хлебнул ароматного чаю. Когда переезжал были голые стены и пустые комнаты. Самому ломать голову, что и куда поставить было откровенно лень. Нанял дизайнера, тот клятвенно заверил, раз сюзерен велел, будет. Через неделю квартиру не узнал. Пепельных тонов комнаты, производящие двоякое впечатления. Гостиная, как и все, словно обтянута второй кожей. На стенах, полу теплые, приятные на ощупь пушистые зарубежные ковры. Вдоль стен длинные, как лимузины, кожаные диваны. У окна плазма, со спутниковой антенной, что ловит несколько тысяч программ на любом языке. К круглому дубовому столу прижаты широкие кресла. В углу маленький шкаф, нажатием кнопки превращается в гиганта - замаскированный бар, чего только нет, начиная настоящим (?)мартини, заканчивая шампанским "Советкое".
   Закатив глаза Козырев осторожно поинтересовался:
   - Откуда все? Ладно понимаю, если родители олигархи, нефтяные магнаты, акулы бизнеса, словно киты ворочают милионнами тонн зеленого планктона. Но ведь ничего такого нет. - во взгляде прорезалось что-то непонятное - Откуда у простого сироты... это?
   Я встал на дыбы:
   - Тебе помощь нужна или исповедь? Если второе - выметайся.
   Только пусти кого-то в ближний круг, выдели взглядом, жестом. Так задирают клюв, считают избранными, вопросы несуразные задают, в душу лезут. Легкие намеки не помогают, доходит когда прямо, в лоб. Был знакомый, стал враг, отношение меняются секундой. Врагом меньше, врагом больше не привыкать.
   Козырев примиряющее поднял руки:
   - Я ж по-дружески спросил. Может захочешь секретом успеха поделится, рассказать.
   Я отмел:
   - Делятся в метро жетоном. - приятным зеленым цветом на пульте мигает температура, было двадцать четыре, теперь меньше. Словно наяву слышу скрежет кондиционеров, что подымают градус до выставленной отметки, исправляя неподобство. - Что за помощь нужна?
   Кадык дернулся, в два глотка осушив в компотную кружку Козырев выстрелил:
   - Какой билет по аналитической геометрии мне попадется?
   Глаза наблюдают с прищуром, анализируют, словно психологи прогоняют через сотню программ. Выстраивают схему поведения, графики устойчивости, шкалы. У отца нахватался.
   - То есть хочешь, чтоб сказал какой вопрос в понедельник будет? - безразличным голосом я уточнил, на лице и мускул не дрогнул.
   Козырев кивнул, продолжая крепко сжимать синими ладонями кружку, с внутренней стороны кожа краснеет, покрывается капельками.
   - Позвони преподу, уточни. Лариса Григорьевна добрый и чуткий педагог, подскажет.
   Козырев потемнел лицом:
   - Догонит и еще подскажет. В прошлый раз сказал ведь, что изменилось? Ну извини за глупое любопытство, если это так важно.
   Я с холодком следил за Козыревым, что с затаенной надеждой ждет, тихо щелкает пальцами. Еще одна ошибка, сделай человеку добро и не заметишь, как с плеч начнут свисать ноги, а на спине кровоточить яркие следы хлыста. Две недели назад перед зачетом хорошее настроение было, помог узнать какой билет. Но где написано, что я из Грин Писа или креста красного?
   - Чтоб заглянуть в будущее нужен... - я стал размышлять вслух - пророк, а не заурядный студент.
   Козырев обидчиво протянул:
   - Но в прошлый...
   Я перебил:
   - В прошлый раз сказал наугад. - неопределенно махнул -Повезло.
   Козырев резко встал, в глазах, как у ребенка, плещет злость и неприкрытая обида. В дверном проеме о чем-то задумываясь замер, бросил через плечо:
   - Ты как одинокий волк, ненавидишь мир просто за то, что существуешь. И никто не нужен, ни друзья, ни знакомые. Игорь, времена одиночек прошли. Рыцари, что разгоняют бандитов на дорогах. Рембо, что десятками спецназ раскидывает. Ты занесен в Красную книгу Игорь, как вымирающий вид.
   В коридоре раздался сухой шелест шагов, тихо звякнул замок, а чуткий слух уловил легкий шепот:
   - Удачи одиночка.
  Козырев давно ушел, а я продолжал сидеть в кресле, с бурей внутри и застывшим взглядом. Да, что он понимает? Клоун беспомощный. Просить помощи... немыслимо! Я давно понял в наше время просить - показать слабость. Унижаться перед кем-то, лучше сразу мыло с веревкой купить и не позорится. Идешь по улице, рядом прохаживают хмурые лица, нападет банда отморозков, под каким-нибудь магазинчиком заплюют. Никто и не втиснется разнять, максимум покачают, бросят словцо, вроде как нехорошо поступают. Надо быть холодным и безразличным, иначе...
  Взглянул в зеркало, словно оправдываясь тихо проронил:
  - Я не такой - ... жизнь.
  
  
   И глазом не успел моргнуть, как выходные пролетели. За фрилодом, до состояния овоща сидел. Международная онлайн игра Veres, как трясина, графикой и исполнение втягивает, не успеешь обернуться, а уже обжился, словно родился здесь, а техномир плод снов и грез. Сказочный мир с десятками тысяч персонажей. С миллионами квестов, глубоко запрятанными секретами, сказочной атмосферой. Жаль, что время пребывания ограничено... а с другой стороны ну и черт с ним. Чередовать с линейкой тоже неплохо. Да и Верес с Л2 данными постоянно обмениваются. Руки еще не дошли у разработчиков построить свой мир, с новыми персонажами, будоражащими законами.
  Сколько помню мечал побывать в шкуре главного персонажа сказки. Еще маленьким убегал из приюта понаблюдать за огромными, как снежные Альпы рыцарями. Красивыми волшебницами, все как одна гордые, уверенные, с сотней поколений голубых кровей предков. Прекрасными городами, что живут в другом измерении своей жизнью. Заядлые игроки покровительственно хлопая по спине приговаривали:
   - Какое твое время, подрастешь тоже будешь играть.
   Если не выгрызать дорогу сквозь ямы и холмы, ничего не будет, ничего.
  
   Угрюмые пятиетажки вдоль дороги вросшие в грунт давят безнадежностью. Смазанная краска, выцветшая на солнце, от сырости пестреет зелеными разводами. Крыши сверкают с конскую голову дырами. Раньше говорят воры частенько в едва дышащих домах устраивали схроны. Снаружи развалина, зато внутри золото на золоте, и среди сокровищ несколько тайных ходов на случай облавы. Пару этажей вглубь... куда там военным с секретными базами.
   Университет гордо сверкает непозволительным внешним лоском. Вокруг наводят суету фигурки, на этот раз и я среди пешек. Бегут на пары, остановки забиты хмурыми лицами, что до рези всматриваются вдаль, читают номера маршруток. Напротив, через дорогу, девушка в обтягивающем красном платье внимательно оглядывает маникюр, стреляя пышными ресницами в сторону светофора. Извечная проблема, стоять минут по пять, прежде чем светофор перейти разрешит. Чаще нарушают, как пешеходы, так и водители. После трагического случая успокоились, но нет-нет пронесется сорвиголова, до отказа вдавив газ. Порой смельчаков останавливает ДПС, но стоит приоткрыться окну, как недовольные стражи закона оглядываются, начинают улыбаться водителю, отпускают. А рука в глубоком кармане прячет широкую купюру. Есть и настоящие, с чистой совестью, под градом угроз и криков, заполняют протоколы, отгоняют на штраф площадки, безжалостно штрафуют. Последняя каракатица обдала горячим, безвкусным паром и я шагнул, на вечную, как мир зебру.
   На подходе к входу стайка девушек сбившись в круг что-то рассматривали. Лениво скользнув мимо поморщился, очередные новости моды, очередной каталог, очередных скидок.
   Стеклянные створки бесшумно отворились, а охранник окинул цепким взглядом, но заметив студенческий расслабился, попытался приветливо улыбнуться. Я тоже попытался, приветливо, часами стоял у зеркала осваивая родную мимику, толку, если вместо свирепого оскала, другой, неприязненный.
   Молодой преподаватель психологии в уголке что-то объясняет первокурсникам, вид как у Брежнева, важный. Постоянно с трибуны сверкает плоскими шутками, заметно, что к новой шкуре еще не привык, вспоминает. Женская половина, плюет на этикет, называя не Дмитрий Сергеевич, а по-свойски Димой.
   Ступеньки привели на родной четвертый этаж, теперь в конец корридора и направо в четыреста шестую аудиторию. Ларисса Григорьевна занятия в одном кабинете проводит.
   Перед дверью на корточках Стрекозник читает тетрадь, доучивает. Мелкий и щуплый, в полтора метра ростом похож на семиклассника, лицо чистое, как стекло, гладкое. Часто жалуется, что в магазинах алкоголь и сигареты не дают, паспорт требуют. Спорить сил нет, ветреный характер старается обхватить все в кругозоре, а в таких масштабах мелочные обиды внимания не стоят.
   Ответив на рукопожатие уточнил:
   - Привет. Есть там кто-нибудь?
   Вздыхая шкет взлохматил длинные, как у Киркорова волосы:
   - Можешь заходить. - заметив подпрыгнувшие брови тихо пробурчал - не доучил понимаешь ли, отношусь к предмету без должного уважения, чтоб его.
   Дверь бесшумно открылась, Лариса Григорьевна подняла темно-синие глаза, с какой-то грустью, скрытой усталостью. Уголки губ дрогнули, мягко поинтересовалась:
   - Вы тоже Игорь решили сдать зачет?
   Кивая залюбовался правильным овалом лица, блестящими глазами, как солнце сверкают за стеклами очков. Прирожденный педагог, даже с самыми отмороженными умеет находить общий язык, взять хоть меня, самого самого. Студенты, что бывают в гостях рассказывали, что дома милая и добродушная хозяйка, часто краснеет по мелочам, а заразительней смеха не слышали. В университете привередливый педагог, который дает как можно больше информации, ведь впереди целая жизнь и кто знает, что пригодится. Ведь по большому счету все мы дети, с отрастающей щетиной, боевым макияжем, большие дети.
   - Доброе утро Ларисса Григорьевна. - приветливо кинул, стараясь вытянуться, как солдат перед генералом - А это как скажете. У меня вроде пятерка автоматом выходит, на лекциях отвечал, шесть рефератов сдал.
   Ларисса Григорьевна зашуршала журналом, палец пробежал по рядку, упершись в мою фамилию. Я видел, как лицо посветлело, заметив многочисленные оценки в колонках.
   - Пятерку заработал, молодец. Если будешь также стараться по всем предметам, то в следующем году будешь президентскую стипендию получать.
   В конце колонки засверкала пятерка, а рядом размашистая и непонятная, как у врачей подпись.
   Приятно, когда усилия затрачены не напрасно, сказал с благодарностью:
   - Спасибо Лариса Григорьевна.
   Она мягко улыбнулась, поняла, что сказал не как нужные слова, что без участия мозга выскакивают, когда надо, а искренне.
   - И скажи старосте второй группы, пусть зайдет.
   В коридоре, как на центральном кольце в час пик, толкотня и давка. К двери, как огромный удав тянется очередь, поглощает случайно забредших, особо наглых выталкивает. Первая пятерка хмуря брови искоса поглядывает на дверь, пытается заглянуть в щель. За ними краснощекие, довольные жизнью, не забивающие голову ерундой, но стоит очереди подойти, как выражение смениться на скорбное, неуверенно.
   Стрекозкин засеменил рядом, подпрыгивая замахал перед носом, привлекая внимание:
   - Ну то там? Оттаяла? А то боюсь зачеты, как врачей зубных. Пока стою нормально, а только сяду, вдохну пропитанный мышьяком воздух, звук зубодробилки услышу, хоть убегай. Руки полдня трясутся.
   Успокаивающе хлопнул по плечу:
   - Оттаяла, оттаяла. Только передай, что в коридоре старосты нет. Может в деканат пошла или еще куда.
   Заговорщицки мигая Стрекозкин поманил пальцев, наклонившись почувствовал горячее дыхание и блеклый шепот:
   - Поговаривают у нее какие-то проблемы. Катя Расхожина в воскресение в парке с кавалером гуляла, ну, знаешь... у нее на каждой неделе новый, американкой себя воображает, а на самом деле обычная ...
   Чувствуя очередную Одиссею, с догадками и куда там Гомеру, собственными выводами, перебил:
   - И что?
   Размахивая, как пропеллер руками продолжил:
   - А в парке бац! Сидят на скамейке Валерия с Сергеем, зареванная, платье тушью перемазано. А Козырев недовольный жуть, наорал, чуть ли не пинками прогонял.
   К двери бочком протиснулся Спицын, худой, как жердь легко обходил препятствия, у двери напоследок бросил осторожный взгляд на Стрекозкина, исчез.
  Сбоку ударила по струнам Металлика, пухлый препод с отвращением взглянул на выросшую из часов голограмму, встряхнул, словно собирается сбросить. Металлика почуяв слабину зазвенела мощнее, а на экране, словно в насмешку светит крупная надпись "Будильник". Со вздохом препод крутанул стекло против часовой, голограмма признавая поражение пиликнула и всосалась в потухший циферблат.
  Какое мне дело до проблем взбалмошной девчонки, я безразлично ответил:
   - Главное передать не забудь.
   Стрекозкин яро закивал, как щелкунчик, хотел добавить, чтоб осторожнее, а то голову потеряет, но промолчал. Интересно к вечеру весь универ о чужих проблемах в курсе будет?
   Отдавливая очередные до блеска начищенные туфли, услышал грозные крики и причитания Стрекозкина, который грозит всеми карами неба хитрому Спицыну. Спицын еще тот фрукт, наверняка род от евреев ведет, как Магомет, к любой горе найдет не подход, нет - лифт.
  
   Выбравшись на улицу вдохнул полной грудью свежий пьянящий влажностью воздух. После шумных коридоров пропитанных самыми разными духами, непременно на этой неделе модными, что мешаются создавая незабываемые шедевры, а если в сокровищницу запах пота добавить... Ноги цепляют друг дружку, а в голове словно туман, все плывет, рвется в стороны. С удовольствием вспомнил прошлое лето, когда на месяц уехал к морю. Чистый, без примесей дыма, топлива воздух, дышал и не мог надышаться. Два дня к новой атмосфере привыкал, врачи говорят, что в сезон, когда наплыв туристов особенно тягуч люди в очереди строятся. А одна пожилая женщина при мне так и сказала: "Не могу так, до чего же хорошо, непривычно. Положите меня под машину, подышу родным дымом, испарениями".
   У въезда во двор, на парковке мигая фарами зазывает старенькая, пошарканная ауди. За стеклом лучезарно улыбается Ахтем, сверкая крепкими, как у слона снежными зубами. Приветливо махнув прыгнул в салон, Ахтем не отрывая взгляд от дороги, где с поворота выезжает новенький опель, спросил:
   - Ну что, теперь домой?
   Откидываясь на удобном сиденье, расслабился:
   - Да теперь домой.
   Ахтем шутливо козырнул, объезжая машины присвистнул, притормозил, соблюдая дистанцию.
   Я удивленно спросил:
   - Ты чего?
   Ахтем виновато посмотрел в зеркало, что-то подрегулировал, довольно хмыкнул:
   - Да новая хонда впереди, а сзади каблук нарисован. Бабских штучек побаиваюсь.
   Я рассмеялся, как из старушки все выжимать, чтоб на светофорах не стоять, не боится, а тут..
   - Бывали случаи?
   Мягко трогаясь, тщательно соблюдал дистанцию, не позволяя особо наглым втиснуться, ущемить гордость. Но заметно, что на взводе, готом в любой момент затормозить, а если надо и на обочину свернуть, главное машину сберечь.
   - У меня раньше жулька была, шестерка. В Киев к родственникам ездил как-то, стою значит перед поворотом, сигналы включены, все как надо - Сплошная полоса нырнула, меняясь на прерывистую, Ахтем не выдержал, прибавил газу, старушка завыла пуще прежнего. Оставив ползущую хонду позади расслабился, заулыбался - А машин... видимо не видимо, тьма тьмы, как раньше говорили. Закурил сигаретку, и тут хлоп, как долбанет. Оборачиваюсь, а сзади джип на дорогу выталкивает, а за рулем, не поверишь никого. Протер глаза - никого. Перетрухнул, за ручник, по тормозам и тут как назло амулет на хорошей скорости в бок влепил. Выскочил давай ругаться, а у самого мурашки по коже, чуть-чуть скосил бы и все, к Аллаху на небо.
   Я с интересом уточнил:
   - И?
   Ахтем передернул плечами, видно ,что неприятно вспоминать, но продолжил:
   - Оказалось за рулем баба, по телефону разговаривала, тут и на второй телефон позвонили, толи сам упал, толи машину качнуло, выпал в общем. Она и подняла, хорошо подняла, ауди тогда и прикупил... перед глазами до сих пор каблук пляшет.
   Права теперь у встречного поперечного, знаю. Можно на курсы не ходить, главное в копилку пять тысяч принести и документы, справки, все будет, но а если пару категорий открыть охота, то естественно больше.
   Мягко притормозил у ажурных железных ворот, из будки высунулся широкоплечий охранник в новенькой форме, но заметив волгу исчез. Знает, что я приезжаю на такой, уверен, что и номер в блокноте записан. Квартиры в этих домах не всякому по карману, вот и соответствуют.
   Я протянул руку, второй закидывая на плечо сумку:
   - До завтра.
   Ахтем сверкнул голливудской улыбкой, ему в рекламе зубных паст сниматься:
   - До завтра. - непонятно замялся - слушай, можешь в среду зарплату дать?
  На вопросительный взгляд хмуро буркнул:
   - Да машину хочу переоборудовать. Штрафы достали, как жена в магазин отсылает, такие списки пишут за загрязнение природы.
  Я кивнул:
  - С этим везде строго, аукает Чернобыль с заводами впридачу.
  Ахтем замялся:
  - Ну так как?
   - Какие проблемы...
  
   Стоило подойти к двери, как та бесшумно приоткрылась. Дом буквально напичкан скрытыми видеокамерами, все видят, знают. В подвале забитой аппаратурой комнате дежурят круглосуточно. Что при шатком положении страны не лишено смысла. По слухам в доме живет несколько крупных шишек разведки, артистов закулисных игр. Но я сплетнями не интересуюсь, знаком только с соседом по этажу Федором Анатольевичем. Портов - бывший полковник милиции, сейчас в отставке, да и начало знакомства приятным не назовешь. Меня разбудить сложно, разве системой "Град" решат обкопать кровать, тогда очнусь. После переезда бессонница мучила и как назло по ночам скрежет жуткий, как ногтем по стеклу, вопли, возня. Вышел на площадку, а там пьяный сосед брызжет слюной, ногами по двери бьет и так громко, противно. Дали друг другу по лицу, думал поубиваем. А утром, когда Вера Павловна рассказала, что у соседа жена умерла, вот человек и шумит с горя. Так гадко на душе стало, чем я лучше подонков, что ради десятка рублей старушек грабят, зеркало в ванной разбил от злости. Главное нашел силы признать ошибку, вечером на ступеньках встретил, извинился. Пришел в себя уже утром, голова, как плата с сотней электронов и не помню, о чем разговор был, хоть убей не помню. Отношения с тех пор поменялись кардинально, могу смело сказать, что Федор Павлович - второй человек, которому готов доверить секреты, открыть душу, но как же сложно...
   На пороге квартиры шибанул мятный аромат ландышей, вышиб слезу. Вдыхая полной грудью аромат прошел в комнату к включенному компьютеру. На экране в позе лотоса сидел мой персонаж, одетый в кроваво-красную кольчугу, сверкая синим луком, периодически водил ушами в стороны, опасность ищет, пивычный. У меня компьютер мощный, не замедлится и на секунду, пусть хоть тысяча персов одновременно стреляет, кастует. Но на базаре по-другому, до того тучно, как на замедленной киносъемке. Персонаж горделиво выпрямился, на публику играет, неторопливо оплывая бочкообразных гномов, худосочных эльфов двинулся к телепорту. Не успел переместится в локацию, а в приват уже строчят поэмы, приглашают. Экран мигнул заставкой и вот раскинула объятья степь с сочной зеленой травой заваленной золотом, многим собирать лень, а бывает специально набивают, а после, когда уже как у пиратов в сокровищнице начинают подбирать. Заюзав банку фулбафа, что покупается только за вмз - реальные деньги. Ну лень качать баферов, одевать, следить, периодически обновляя бафы. Пусть нечестно, но вложил деньги только на спец банки, остальное долго и нудно выбивал, колядовал, обменивал. Приват вновь замигал фиолетовым. Программка воисмен торопливо заверещала, объясняя, что приглашают в очередной клан. Дааа... чтоб я делал без программы? Черт пойми, да и пока заучил все названия думал окочурюсь... еще этот сленг.
  Такие как я попадаются редко. В основном к хай уровням уже все расфасованы, как зерно по мешкам. У кланов свои замки, интересы, которые нужно блюсти, внешняя политика. Да и одиночки по большому счету ничего не стоят, а по небольшому, когда один лук соло ложит фулку с хилерами, танками - это о чем-то говорит. Тропинка вывела на поляну, где гордые олени щиплют травку, выбирая посочнее, зеленее. Махнув рогами отвели взгляды, чувствуют не по зубам. Для младших уровней монстры светятся красным, нападают кучно, не оставляя шансов. Но когда приходят хаи втягивают рога и неохотно отступают, кому понравится от одного крита упасть.
   Мимо громко топая задними ногами, с хриплым рыком пробежал орк. Железная башня с огромным двуручником, угрожающе покачивалась, олени жалобно заблеяв прыгнули в сторону. Орк замер, красные глаза оценивающе прошлись по персу, послышалось, как шумно выдохнул, от яростного крика траву вырвало, фигура заблистала прозрачным, как вода обволакивающим щитом, а рядом рухнул олень. Благородное животное не вынесло удара, когда многотонная махина рухнет не всякий устоит. Еще раз плотоядно пройдясь, замер, печально звякнув побежал дальше, на пути распугивает животных, младшие уровни на всякий случаи отбегали, прятались, кто знает о чем зеленый думает. Еще приголубит, потом снова по кустам пробираться в негостеприимную локацию, убегать от рассерженных мобов, притворятся мертвыми. А на расправу народ тут скорый, как в древние времена, стоит задеть честь и гордость, такие забытые в реальном, но незыблемые в игровом понятия и кровавая бойня обеспечена. А там не разбираются, прав неправ. Чужой - под нож, нейтрал - тоже, на всякий случай, вдруг шпион, информирует врага о численности и составе.
   Перс вбежал на холм, смахнул невидимую пылинку с тетивы, сел гордо, независимо. Взгляд, как у бизнесмена, хозяйственный, считывает обстановку, замечает разгорающиеся конфликты. Искоса посматривает с мольбой, разреши вмешаться, там такие вкусные розовенький, флагнутые, что они нам? Как динозавру, на один зуб, только разреши. Спрашивает у сюзерена, а я в который раз отвечаю, не наше дело, мы просто наблюдатели, вот если заденут, то тогда вперед на британский флаг. Перс презрительно хмыкает, заденут, как же... сосунки.
   Прыгнул на стуле, облегченно переводя дух постарался успокоить, горячее сердце, что как двигатель нагнетает адреналин в кровь.
   Еще раз пиликнув, на том конце домофона проскрипело:
   - Игорь тут к вам гости, однокурсник, что недавно приходил и девушка. А вид...я б не пустила..
   Руки еще дрожат, дергаются, я поспешно согласился:
   - Не пускайте.
   - Говорят срочно. - после секундной заминки, словно металлический голос наделен искусственным разумом - В общем разбирайтесь сами.
   Домофон сухо щелкнул, сотни мыслей роились, мешались. Продолжая злиться прошел в гостиную, в руках пиликнул пульт. Поудобнее устраиваясь в кресле, медленно выдохнул. В таком состоянии главное не сорваться, взорвусь, а там плевать кто прав, всем попадет.
   В коридоре раздался треск, шелест одежды, в гостиную придерживая за плечи Белых вошел Козырев. Недовольно сверкнул карими глазами, напрасно считает, что всегда рад гостям, может еще и тапочки в зубах принести.
   Всегда изящная Белых осунулась, под глазами появились темные мешочки, плечи сгорбленные. На курсе следит за собой, всегда аккуратная, чистоплотная, странно видеть без макияжа. Козырев не лучше, словно в реакторе закончилась энергия и теперь пружинки организма крутят собственные ресурсы.
   Белых присела на диван, Козырев сел рядом, накрыл пухлой ладонью маленькие пальцы, на ухо что-то прошептал.
   Козырев набрал побольше воздуха, как воздушный шар, раздувается, я быстро вставил:
   - Приветствие можно опустить.
   На лице проступили желваки, Козырев рубанул:
   - Нам нужна помощь. Особенная помощь.
   Я лениво отмахнулся:
   - По-моему мы в прошлый раз это обсуждали. Открой газету, в конце всегда интересные объявления, с пропаренными шарлатанами, оракулами всех мастей, выбирай. Там не только родословную со времен Руси расскажут, а и на десяток лет вперед предскажут.
   Козырев повел широкими бровями:
   - Ты не понимаешь это особенное. Нельзя, чтоб кто-то посторонний узнал. Знает один - знают все. Нужна надежность.
   Скользнув взглядом по часам ехидно уточнил:
   - А отцу почему не звонишь? Если не подводит память, один звонок и все проблемы решены и подмазаны. Как легко с такими родителями...
   Изящные плечи Белых опустились, а на диван падают зеркальные кристаллики, не выдержав разрыдалась в голос. Козырев опустился на колени, с нежность обнял, провел рукой, собирая слезинки. С всхлипами уткнулась в широкую грудь и завыла сиреной.
   Скрежет зубов было слышно в соседнем квартале:
   - Неужели думаешь, что если можно было уладить все одним звонком, я не позвонил бы. А вместо этого пришел к эгоистичному однокурснику?
   Кулаки медленно сжались, костяшки побелели, а взгляд...
   Козырев чувствуя надвигающееся цунами поспешно добавил:
   - Отец после прогулов, когда в деканате отчитали как первоклассника, не хочет разговаривать. Приедет через неделю, но тогда будет поздно.
   В душе медленно закипала буря, бог знает чего стоило сдержать позыв. Оскорбления смываются кровью, может у богатых и не так, но слово не воробей - пристрелит. Подойдя к бару нажал кнопку, пиликнув механизм зашуршал, заскрипели десятки полок с напитками. Рука ухватила бутылку красного вина, с нежностью провел по пробке, поставил на место.
   Медленно проговаривая, смотрел в глаза Козыреву, ресницы мигали, но взгляд не отвел, с виска оставляя рваный след падает капля пота:
   - С какой стати маменькиным сынкам и дочкам помогать?
  - Потому что одногруппник и ... человек - объяснил Козырев, но с таким холодом, что захотелось взашей спустить по всем этажам, ступенькам, пересчитать все звонки головой.
  Я прикрыл глаза, только спокойно, иначе сорвусь...
  - Пошли вон - в комнате повисла гнетущая тишина, спиной ощутил с какой поспешностью исчезли из квартиры.
  Но эта заминка ударила больнее нокаута в последнем раунде, когда победа уже в кармане и тут такой финт. Почему считают чудовищем, недочеловеком. Я ведь ничем не отличаюсь, хожу на двух ногах, пальцами подношу ложку. Все натянули двуличные маски, улыбаются везде, словно все приятно, и когда обсыпают матом все та же милая улыбка. Да я не такой, мне проще сказать прямо, отвали и все тут. Рукава чего жевать спрашивается? Общество интересует только собственные карманы, набитые вкусное снедью холодильники. Мне тоже плевать на всех, есть только я - самый самый. Повеяло жаром, словно в степи Африки, я расстегнул верхние пуговицы. В зеркале отразился уверенный и безжалостный, с устоявшими непоколебимыми принципами - чемпион среди живущих. Он выживет даже, когда земля утонет в огне, ни к кому не привязанный, ну ладно, почти не привязанный. Я будущее...
  Дрожащая ладонь вытащила мобильник, справочная книжка с готовность показала все - три номера, на трубке палец замер. Словно и не телефон, замаскированный черный чемодан отдаст сигнал и в воздух взлет атомная крылатка, сотрясет мир. Я еще раздумывал, стоит или нет, а мобила уже отсылает сигнал абоненту, с просьбой. НУ что ж, взгляд скользнул по замершей фигуре, пора сотрясутся и моему внутреннему миру. Решено.
  
  
  
  
  (!)
  
  
  
   У крыльца ноздри защекотал запах жаренных пирожков, а на глаза навернулись слезы. Сколь раз в приюте Екатерина Петровна тайком подкармливала ненасытных обормотов. Сколько ссадин и царапин получено от старших, как свора диких псов, злых и жадных. А сказки только в моей комнате звучали, начальство считало, что нечего ребятню баловать, ведь все равно в жизни ничего не светит. Хрен вам...
  Протерев лицо сверкнул по сторонам, но никого нет, улица пуста и безлюдна, а машина Ахмета звенит новой песней Лепса, радио слушает. Робко приблизился к двери и неуверенно постучал, тускло. Та что со мной, в мыслях дал пощечину, провел сопливым лицом по асфальту, распял над кипящим котлом. Но в душе трепещут давно забытые чувства тепла и уюта. Стало тяжелей, как атлант на плечах ощутил тяжесть мира, ответственность за судьбы.
   - Кого там на ночь глядя принесло?
   Такой родной, близкий голос, с детства знакомой хрипотцой. Собрал волю в кулак, запер на семь замков и тихо ответил:
   - Это Игорь Витков.
   Дверь открылась резко, со скрипом. На пороге, уперев руки в бока смеется такая родная Екатерина Павловна. Лицо бороздят морщинки, особенно в области щек, словно человек много улыбается. Седина заметно пробивает темную копну волос, я знал, что подкрашивает, а в ванной на нижней полке стоят пачки красителей. Но возраст берет свое, отбирает.
   Шагнув прижал к груди крепко-крепко, по-детски зарылся в копну, вдыхая давно забытый запах. Поднял на руки, медленно закружил по коридору. Екатерина Павловна шутливо ударила по рукам, но видно, приятно. Сияет солнышком:
   - Идем на кухню сынок, будем ужинать.
  Все тот же дубовый шкаф, как боксер украшен вмятинами, заросшими царапинами. Я с грустью вспомнил, сколько на зеленом ковре до крови стесано коленок, разбито кулаков об пожухлые, выцветшие от времени желтые обои.
   Пиджак пристроился на вешалке, рядом с серой видавшей виды курточкой, новенькой, с еще не оторванной биркой шубкой. В который раз я замер, в такие моменты становится особо погано. Когда понимаешь, что для родного человека не сделал ничего, гвоздя не вбил, перегоревшую лампочку и то не вкрутил. Какого человека... мамы. Родителей не знаю, от отца осталась только фамилия, но я не наводил справки. Зачем? Далекий человек, позорно кинувший у дверей больницы. Я с силой сжал кулак, въехал в стену. Сильное переохлаждение и ноющие в мороз конечности не большая цена, за обретение мамы, подобие семьи.
  
  В кухне над конфорками колдует Екатерина Павловна, маленькая крышка звякнула об подгоревшую сетку, размешивая половником кастрюлю запричитала:
   - Еще с утра знала, что гости будут. Если болят ноги, значит старушку навестят, вспомнят.
  Из тарелки повалил паром зеленый наваристый борщ, ложку заботливо придвинула поближе.
  С хитринкой в светлых глазах добавила:
   - Где хлеб лежит помнишь?
   Я почувствовал что краснею, смущенно кивнул, руки стащили с верхней полки уже нарезанный ровными дольками хлеб. Отказывать не хотелось, еще обижу ненароком, да и в гостях. Столько лет нянчила, первые шаги помогала делать, показывала завитушки на страницах букваря. По горлу пронеслась горячая волна пряного борща, сытый желудок довольно булькнул, глаза мечтательно прищурились. Все эти заграничные пиццы, универские салаты, домашнюю еду не заменят никогда. Нет в них какой-то изюминки, словно без души делают, лишь бы набить толстые кошельки.
  Пряча в пол глаза смущенно пробормотал:
   - Екатерина Павловна, давайте вам построим царские хоромы, а то что вы в маленьком домике. Вам наверно тесно, неудобно. - собрав смелость поднял взгляд - Знаете какие сейчас дома строят, удобные, теплые. Зимой греют, летом наоборот - студят и следить не надо, дрова подкидывать, колоть на щепки, разжигать.
   За стеклом в духовке румянятся, набирают жару, пирожки. Пошарканный Днепр, работает исправно, не надо чинить, вызывать каждую неделю мастера. В СССР все делали на совесть, а не штампы китайские.
   Шутливо погрозив пальцем Екатерина Павловна звонко рассмеялась:
   - Все не упокоишься?
   Как воробей клюнул корочку, по коже медленно ползли красные линии, пряча руки под стол спросил:
   - Екатерина Павловна или давайте ко мне переедите? Прям сейчас погрузим в машину вещи и поедем. Привезем все дорогое, нужное, что надо докупим. Сколько надо, столько и съездим.
   Я следил затаив дыхание, в груди еще дребезжит скрытая надежда на согласие, тлеющая искорка.
  Екатерина Павловна печально вздохнула, приоткрыла конфорку, пирожки, как один румяные, аппетитные красуются ароматным паром, красными боками.
   - У каждого человека свое место в жизни, как найдешь сразу понимаешь, что не оставишь ни за какие красоты, богатства. Все мои предки жили в этом доме, три раза разрушали, в войну еще. Но всегда отстраивали заново, разве могу бросить? Имею право?
   Стало нестерпимо жарко, а в голове пронеслось, что не только, а уже идет второй десяток. Плечи опустились еще ниже, рассматривая деревянный пол боялся поднять взгляд:
   - Но как же... Вы вырастили, как родного сына, а я ничего не сделал. Не украсил вашу жизнь, не помог. Так нельзя, нельзя...
   Екатерина Павловна сочувствующе погладила по голове, ее ладонь скользнула под стол, подтолкнула к краю клетчатый платок.
   - Игорь вы уже сделали. Все кого я вырастила приезжают, беседуют со старушкой, письма шлют. Самое главное - память, знаю, что не зря жизнь прожита. Не зря.
   Голос приобрел деловой оттенок, в минуты слабости тактично уходит в сторону, не замечает, я всегда ценил это превыше всего. Какой я жалкий, рядом с ней всегда распускаю нюни.
   - О чем хотел спросить? По лицу видно совета ищешь, а узнать не у кого.
   В зеркале отражается жалкая, слабая копия. Я сильный, из нищеты прогрыз дорогу, что уготовит судьба вынесу и выйду победителем. Но отражение недоверчиво мигает, словно сомневается.
  - Как узнать, когда стоит помочь постороннему, а когда в сторону отойти?
  Екатерина Павловна покачала:
  - Все не угомонишься?
  Мой голос приобрел плаксивые нотки:
  - Ну объясните на пальцах, как глупому. - заметив, как начинает сомневаться быстро добавил - последний раз, обещаю.
  Светлые глаза с интересом прошлись по мне:
  - А как считаешь ты?
  Я задумался:
  - Помощи просят только слабые духом - это признак никчемности. А зачем помогать жалким людям? Или тем, кому достаточно попросить родителей и все сделают.
  Она наигранно возмутилась:
  - Опять старая песня о главном - всплеснула руками - Никчемных и недостойных, как ты говоришь - нет. Есть те, которым сложно пройти какой-то участок пути, вот и ищут друзей, чтоб помогли.
  - То есть, - уточнил я - если ко мне обратились, значит считают другом.
  Мама хмуро покачала:
  - Не переворачивай слова. Значит считают, что именно ты сможешь помочь. А про стоит помогать или нет. Вспомни ощущение, когда сделал кому-нибудь доброе дело, помог делом или словом. Как изменилось отношение к тебе? В какую сторону?
  Мозги с натугой скрипят, пытаясь выловить нужную информацию. Что в приюте делал не в счет, года уже не те. А потом, что потом? И вспомнить нечего... Ну с огнем и дымом можно принять за доброе дело то, что я извинился перед соседом. В принципе признать ошибку -дело доброе, можно так сказать... с натяжкой.
  Я с неохотой признал:
  - В хорошую.
  - Вот видишь. - она смотрела победно, голос построжел -Тем более выслушать проблему - обязан. Сцепив зубы, вертя ушами, но обязан. Вдруг действительно, что-то важное, а ты спектакли устраиваешь.
  Я неуверенно возмутился:
  - Не устраиваю ничего.
  Екатерина Павловна махом остановила поток слов, категорично отрезала:
  - Устраиваешь. Все у тебя какие-то невидимые враги, ненависть ко всем. - печально вздохнув заметила - Думаешь я не замечала, как еще в стенах приюта, с каким взглядом за ворота смотришь? Как редких гостей встречаешь.
  Я начал оправдываться:
  - Ну, я изменился.
  Она хмыкнула, словно доказываю, что страусы летают:
  - Изменился, не спрашивал бы очевидных вещей. И вообще, что у человека внутри, то снаружи и окружает. Так что не ленись делать добрые дела, поверь, вернутся с отдачей. И глазом моргнуть не успеешь, а вокруг соберется группа верных друзей, которые и выручат в тяжелую минуту, и горе разделят. Да и легче в мире жить.
  Я хмуро кивнул, не чувствуя вкуса облизал ложку:
  - Я понял вас.
  Щечки покраснели, мама рассердилась:
  - Так не пойдет. Пообещай, что выйдешь и по крайней мере от трех человек нуждающихся в помощи не отвернешь бесстыжий нос, а поможешь.
  - Хорошо. - промямлил я.
  - Не хорошо, а обещай! В приюте долго морочили голову своим хорошо. Хватит.
  Губы тронула улыбка, да под "хорошо" золотые горы воронили, но как только в воздухе повисало заветное "обещаю", тут уж кровь из носу делали. А кто не делал, окружали таким презрением, словно не человек - тряпка.
  - Обещаю, обещаю.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"