Николай заряжал последний патрон в отцовский револьвер. Слёзы брызнули из глаз и забрызгали ствол и пол. Всё - бред! Все умрут!!! Несколько патронов снова вывалилось из барабана. Николай снова запихал их обратно и поставил барабан обратно. Теперь стоило испробовать оружье. Надо было пойти на пустырь и пострелять. Надо было.
Но плач мешал. Мешали подёргивания тела. Мешали красные и болящие глаза. Мешали слёзы. Мешала кровь на руках. Николай недавно вырезал завещание у себя на руке. Там было нечто вроде:"Всё отдать Лёхе". Лёха был другом. Лёха - единственный, кто понимал Николая. Единственный, кто хоть немного сочувствовал ему. Он понимал, но не до конца.
-Колян, ты отличный чувак. Но у тебя серьёзные проблемы с психикой! Серьёзные!
Сигарета выпала из зубов. Оказывается Николай уже давно курил фильтр. Револьвер тоже выпал из рук. Тело подрыгивалось в конвульсиях. Голова раскалывалась. Душа болела. Разум не поддавался онализу. Бред снова охватил его. Снова кровавые зайчики запрыгали перед глазами. Из губ доносилось:
-Я не... никто... никто... нельзя... смерть... смерть... все умрут... я умру... а-а-а-а!!! Никто не поймёт! Никто не узнает! Ничто! Никому!
Скоро он замолк, полежал немного так и успокоился. За окном смеркалось. Мать ещё не пришла с работы. Надо было вставать и пихать револьвер в старенький рюкзак "Нирвана". Потом нужно было лечь спать. Но тело лежало и не могло поднять себя. Оно ослабло неимоверно. После недели беспрерывной депрессии оно просто не могло больше ничего сделать.
Револьвер нагло упирался в костлявый бок, напоминая о себе. Николай дёрнулся и поднялся на четвереньки, кинул его в рюкзак. Потом дополз до постели и тут же заснул.
Утро он конечно же проспал. Быстро встал и, не позавтракав, убежал в школу. На улице как всегда были тучи и туман. К тому же моросил дождь. Такая гадасть, которая и не намочит нормально и жить нормально не даст. В троллейбусе контролёр запалил Николая и вышвырнул на улицу. Опять под дождь. Снова пешком до школы. Пол часа. Насрать! Всё равно опоздал. Как раз ближе к перемене.
Николай шёл по мокрому асфальту, даже не пробуя обходить лужи и мусор под ногами. Машины ездили как и всегда. Ничего не менялось. Народу было мало, но люди оставались всё такими же, как и были. Ничто не изменилось. Всё шло, как прежде. Никто не лазел по стенам, не убивал друг-друга, не плевался в прохожих. Все были обсолютно нормальными. И они жили. Жили вечно. И будут жить. А он... а Николай выбрал другой путь.
Вот и школа. Она всё такая же. Она тоже не поменялась. Слёзы опять навернулись на глаза. Николай переступил порог. Охранник покосился на него, но ничего не сказал. Револьвер в рюкзаке болтался, как карандаш в стакане. Николай разделся и пошёл в кабинет истории. Это на четвёртом этаже. Это там. Это здесь.
Вот и дверь. Дверь в кабинет. Учитель сидит и что-то объясняет.
Николай снял рюкзак, достал револьвер и вошёл в класс.
Никто ничего и не заподозрил. Никто не обратил внимания на левую руку Николая, которая судорожно сжимала револьвер. Послышались усмешки:
-А ты не рано? Опять будильник не завёл?
Злость стиснула зубы Николая. Слёзы в сотый раз навернулись на глаза. Учитель первый заметил неладное и уполз под стол. Теперь и остальные увидели это и замолчали. Кто-то залез под парту, кто-то по стеночке продвигался к двери, кто-то прикрылся учебником. Бабы зарыдали. И один Лёха сидел спокойно и тоже плакал. Он смотрел на Николая жалостливыми глазами и рыдал. Рыдал в захлёб. Он знал, что ничего нельзя изменить.
Николай направил револьвер на Гошу, самого ненавистного ему человека. Гоша задрожал и заорал. Но пуля заткнула ему рот. Слёзы из глаз убийцы текли ручьями. Грудь резко вздымалась и опускалась.
Кто-то поднял руки и щептал что-то вроде:
-Не надо. Успокойся! Не делай этого.
Ор вырвался из глотки Николая! А-а-а-а-а-а-а!!!!! И револьвер поднялся выше. К виску. Резкое движение указательного пальца. Высрел. Тело падает. Глухой удар об пол. Боль. Ненависть. Непонимание.