Я люблю ее всю. Целиком и полностью, все клеточки её тела от первой до последней, если только их можно пересчитать. Люблю стук её сердца, я по уши влюблен в каждые её вдох и выдох. Я люблю её голос, каждое произнесенное ею слово, а в каждое еще не произнесенное я влюбляюсь заранее, каким бы оно ни было.
Это не та любовь, о которой написано множество книг. Она не та, потому что моя и никто не может представить какая она, не то чтобы почувствовать. Если кто-то когда-то узнает о такой любви, то узнает он о ней, лишь прочитав строки, написанные мной.
Я ненавижу её глаза - они не могут видеть, хотя она говорила, что так будет лучше. "Слепые видят только правду", - говорила она. Они, на самом деле, видят намного больше, как бы странно и глупо это не звучало. Их мир отличается от нашего "увидел - понял - пошел дальше". Их мир богаче и ярче. Их мир - мир чувств. Для неё увидеть значит почувствовать. Она говорила: "Чем дольше глаза не видят, тем острее становится зрение сознания".
Она любила свою кактусовую поляну и часто рассказывала мне о ней. Я даже не мог представить себе, какой может быть поляна, на которой растут одни только кактусы, обыкновенные шарообразные кактусы с тонкими, длинными иглами-колючками. Однажды она показала мне эту её поляну. Мы шли с ней по японскому саду. Отцветала сакура. Это не идет ни в какое сравнение с нашим осенним листопадом. Лепестки срывались с ветвей изящных деревьев, и не спеша падали и падали, и падали, как искры фейерверков, они сыпались на землю. Розовые и белые, они кружили в залитом солнечным светом пространстве, я наблюдал первый, и последний танец этих лепестков этого времени. Печальное и удивительно красивое зрелище. Она шла и тихо плакала, я держал её ладонь. Она протянула руку в надежде продлить жизнь одному, случайно выбранному лепестку, но ни один из них не захотел плыть против течения, отведенного им времени. Я поймал розовый и подарил ей. Она была довольна этим и больше не плакала.
Поляна была строго прямоугольной, казалось, будто миллион людей высадили здесь свои колючие комнатные растения. Я никогда не видел так много кактусов. Зеленые, среди пожелтевшей от пекущего солнца травы, они смотрелись живыми и бодрыми. Тонкие белые иголки создавали полупрозрачную ауру над ними, как туман над спящей на рассвете рекой. Красиво, но чересчур ирреально, выдумано, похоже на сон. Она сняла обувь и попросила меня сделать то же. Я повиновался. Она схватила меня за руку и метнулась навстречу кактусовой поляне. Я понял её замысел сразу же и сразу же почувствовал страх, но я не смел противиться, и не смел отпустить её руку.
СТРАХ. Я всегда боялся игл, колючек, жал насекомых. Я боялся быть исколотым. Я понимал, что пока мы пробежим через поляну, наши ступни пронзят тысячи иголок. Любовь сильнее страха, я сильнее страха. Я = любовь.
НЕДОУМЕНИЕ. Я не мог понять почему не чувствую боли, ведь я давлю случайно попавшиеся под ноги кактусы, специально пробегая по кактусовой поляне. Мы слишком быстро бежим, потому не успеваем чувствовать боль. Жизнь - бег. Жизнь > боль.
ВОСТРОГ. Мы не бежим вовсе, мы не топчем кактусы. Земля отпустила нас, нарушила свои гравитационные законы для нас, здесь и сейчас. Мы летим в сантиметре над иглами. Это свобода, бесконечная свобода.
Свобода Є(-?; +?).
Мы преодалели кактусовую поляну. Мы упали на выжженую, мягкую, теплую траву. Она уткнулась носом в мою шею, она опять плакала. Горячие слезы текли по её щекам, по моей шее, падали на замятую мертвую траву. Я понял, что не смогу встать на ноги. Опухшие, исколотые ступни жутко болели, а посреди кактусовой поляны лежал розовый лепесток отцвевшей сакуры.