Карантин : другие произведения.

Выпуск 1

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Издание, созданное группой единомышленников, далеких от каких бы то ни было формальных творческих объединенй...

   К А Р А Н Т И Н
  
   Феодосийская тетрадь
   Выпуск 1
  
   Феодосия
   SelfMade
   2003
  
  Вниманию читателя предлагается новая подборка произведений феодосийских авторов.
  _____________________________________________
  
  
  ----- ЛИДИЯ ЦИНКЛЕР -----
  
  ЗИМНИЕ ПРОГУЛКИ
  
   Суббота, мы идем на Карантин. Собака и кот встречают и благословляют нас. Кот чудесный - с широкими черными полосами, большой. Угощаем его, он долго сидит на дороге и смотрит нам вслед. Узкие улочки, где в тупиках лежат старые рыбацкие лодки. Поднимаемся все выше - дальше крутой склон горы, лес, внизу остаются белые домики, как разбросанные листки бумаги.
   Тихий вечер, покой и смирение вокруг. Смирение в каждом камне на Караимском кладбище. И пока там останется хотя бы один камень, он вместе с сухой травой и серебристыми айлантами будет соединять время. Тающий, сквозной силуэт Лысой горы парит над городом. Все, что несколько минут назад было освещено теплым вечерним светом, вдруг посветлело, стало строже, сумерки четко очерчивают дома и деревья. А там, внизу, кружит по улицам велосипедист, и летят ему навстречу крыши домов.
   Мы медленно спускаемся с горы в плотной, густой тишине зимних сумерек. Над Митридатом идет снег. Дверь церквушки открыта, пол внутри выложен сухими, истертыми плитами песчаника. Острые, стремительные линии фресок взлетают к маленькому куполу, лики святых несут покой. Сколько таких, как мы, стояли здесь в надежде обрести прощение и любовь... Пробивался через узкое окно свет, даровал надежду Вседержитель и грозили сцены ада. И так же, как мы, выходя из сумрака и тишины церкви, были одарены божественной синевой неба, изумрудной зеленью травы под хрупким снегом. Время округлило крыши домов, запуталось в узеньких улочках, оно тянется силуэтами генуэзских башен... А вдали, в море - крошечный, тишайший баркасик.
  
  ПАУЗА
  
   "Редкая беседа, редкий город или ландшафт обходятся без паузы. Только в ней, молчаливой, вне мысли, цвета и настроения, существует еще не выраженная сила, могущая развернуться в любом направлении. Как любая архитектура - каменная, музыкальная, словесная - пауза обладает пространством и это пространство - самое необъятное из всех, поскольку только в нем могут объединиться целые культуры. Пауза в городе - случайный проем между домами, сквозь который видна другая улица, прорыв в пространстве почти мистически влияет на людей, попадающих в его поле. Он манит, пугает, навевает мечты об ином бытии, о неведомых, несбыточных возможностях. Он заставляет переживать, а следовательно - изменяться. Город без пауз обречен на гибель. Напротив, город, начиненный ими, становится вечным". (М. Ненарокомов).
   Когда, отстав от экскурсии, вы замедлите шаги, переведете дыхание, голоса, люди, шум города останутся позади, тихой широкой улицей вы подниметесь выше. И вдруг перед вами крепости, маленькие одноэтажные домишки. Вы поднимаетесь на широкую крепостную стену и видите пейзаж средневековой миниатюры: лаконичные крохотные церквушки, морской залив, летящий хвост еще одной крепостной стены на горизонте. Тишина, покой; и тут наступает Пауза.
   И вы идете по улочкам, где, как в средневековье, сочится канализация, а по склонам гор пасутся козы, под ногами обломки красной черепицы, древних амфор.
   Потом, вернувшись домой, вы возьмете путеводитель и узнаете, что эта часть города называется Карантин, от французского quarantaine - пункт для осмотра лиц, судов и товаров, прибывающих из других мест. Охранная зона города, хранящая вечность.
  
  
  ----- ЮЛИЯ ВДОВИЧЕНКО -----
  
  ДУША ГОРОДА
  
  ...Но если этот город жив столетья,
  То, верно, есть и у него душа.
  Ее за поворотом новым встретив,
  Вздохнешь невольно и замедлишь шаг.
  
  Увидишь вдруг, как бел от солнца камень,
  Как ятаганна улиц кривизна;
  В провалах спусков плещет даль крылами
  И в мареве плывет голубизна.
  
  И вот - жилья последнего приметы.
  А дальше - убегает вверх тропа,
  Там сладко дремлют, полднем разогреты,
  Шерстистые бока Тепе-Оба.
  
  Трава жестка, как бронзовая стружка.
  Ее лучи отвесные сожгли...
  А на скамейке древняя старушка
  Встречает дальнозорко корабли.
  
  СПУТАННЫЕ ТЕНИ
  
  Спутанные пряди облаков.
  Спутанные тени под ногами.
  Свет сквозь листья, пляшущий кругами,
  Убаюкать на ходу готов.
  
  Встречный ветер душен и горяч,
  Так что проку от него немного:
  Не поможет скоротать дорогу,
  Лишь совсем пускает тени вскачь.
  
  Город, ты чем старше, тем бедней.
  Сколько ж попадается колдобин!
  Корке хлеба твой асфальт подобен -
  Так он всходит на дрожжах корней.
  
  Или венам вздувшимся сродни
  Под ногой змеящиеся корни...
  Чем древней деревья, тем упорней
  С человеком борются они.
  
  Прячет все бугры обманный свет.
  Я иду, до головокруженья
  Вглядываясь в пестрое движенье,
  А вверху - листва смеется вслед.
  
  ИЮНЬ. ХОЛМЫ
  
  Июнь. Холмы. Художник сгоряча
  Цветы, как брызги, бросил кистью резвой...
  Сядь, отдохни - землею не побрезгуй! -
  Среди сплетенья травянистых чащ.
  
  Сокровища пригорков и низин,
  Сработанные миниатюристом, -
  Оттенков самых праздничных и чистых,
  Но надо их рассматривать вблизи.
  
  Затихни и не думай о своем,
  Разглядывая малые растенья...
  Поверив неподвижности, из тени
  Вдруг ящерка - и вы в траве вдвоем.
  
  Проворен взгляд ее блестящих глаз.
  Земли сухой и жесткой порожденье,
  Она и пропадет одним движеньем,
  Куда - не уследишь и в этот раз.
  
  Кузнечики в распахнутых плащах
  Планируют на белую тропинку
  И, снова оттолкнувшись от суглинка,
  Путь продолжают, важное ища;
  
  Тут и помельче живность мельтешит,
  И вид у всех ужасно озабочен...
  А ты вот засиделась, между прочим.
  Все выше солнце, надобно спешить.
  
  Все, что тебе открылось, сбереги!
  А у земли всегда свои заботы,
  И не ведет она прошедшим счета,
  Как позабудет и твои шаги.
  
  ШКВАЛ
  
  Скоро ливень. Совсем уже скоро.
  Город шквалом подхвачен и смят.
  Лепестки потрясенной софоры,
  Словно первые капли, летят.
  
  Гром заходится в пьяном азарте,
  Звуки прочие хохотом смыв,
  И несутся, клубясь, в авангарде
  Бледноликие всадники тьмы,
  
  А за ними, вся в темных знаменах,
  Монолитная движется рать...
  Ну беги же! не стой изумленно
  И последних мгновений не трать!!
  
  ЗАРНИЦЫ
  
  Заходила гроза, примерялась...
  А потом потихоньку смирялась
  И с тяжелым ворчанием где-то
  Пропадала вдали от рассвета.
  
  Только попусту, значит, грозилась;
  А земля ей сдавалась на милость,
  И ждала огнедышащей казни -
  И напрасно: ее только дразнят.
  
  Дразнят чистой небесною влагой,
  Распирающей пухлую флягу,
  Ту, что снова и снова проносят
  Мимо ртов пожелтелых колосьев.
  
  Новой ночью опять повторится -
  И в безводные канет зарницы,
  Отзовется бессонной тревогой
  И вплетет ее в сны понемногу.
  
  ГДЕ-ТО ЕСТЬ...
  
  По кручам, по холмам пологим
  Да по разбитой мостовой...
  Ах, как меня носили ноги!
  Точнее, нас - вдвоем с тобой.
  И солнце било сквозь ресницы,
  И солнца было чересчур...
  Мне до сих пор, бывает, снится
  Твоя улыбка, твой прищур.
  
  Шли годы, и росла усталость...
  И вот - всё с нового листа.
  Мне даже странно, что остались
  На свете где-то те места,
  Те улицы и переулки,
  Тот мир моих далеких лет,
  Где мы с тобою на прогулку
  Идем вдвоем - и горя нет.
  
  Я там давненько не бывала.
  Не так лежат мои пути.
  Мне страшно было бы, пожалуй,
  Дорогой прежнею пройти;
  Увидеть, как ветшают зданья,
  Как смята оползнем тропа...
  И ужаснуться расстоянью,
  И плакать, ниц душой упав.
  
  Пусть все останется, как было,
  Всем переменам вопреки -
  И солнце, с тем, пресветлым пылом,
  И бережность твоей руки;
  Все это где-то есть, я верю;
  Не знаю, как дойти туда,
  Где отыскать такие двери...
  Но так мне легче.
   Иногда.
  
  КЕРМЕК
  
  Чем больше я врастаю в толщу лет,
  Тем глубже почву прохожу корнями.
  И вековыми дорожу камнями,
  И тем, что не оставило тут след.
  
  Я тоненькими жилками души
  Пью горький сок земли моей усталой,
  Сухой и каменистой; влаги мало,
  И горечь может просто оглушить.
  
  Кермек сумеет, вытеснит ее,
  И та под солнцем древним и палящим
  В кристаллах обнаружится блестящих...
  Мы миру боль обратно отдаем,
  
  Вначале внутрь себя ее впустив;
  И то, что не смогло там поместиться,
  Однажды проступает на страницах -
  И блесткой соляной мерцает стих.
  
  КАМЕННОЕ СЕРДЦЕ
  
  На перила приземляется голубка,
  Любопытствуя: а что скрывает зданье?
  ...Город впитывает жизни, словно губка,
  Согревая ими мощное дыханье.
  
  Он в десятки раз нас, слабых, долговечней,
  Потерял, наверно, счет он поколеньям,
  И поэтому чуть-чуть бесчеловечно
  Сердца каменного тайное биенье.
  
  Безразлично и, мне кажется, угрюмо
  Там под шкурою асфальтово-булыжной
  Спят неведомые медленные думы,
  По пластам подземным кровь течет неслышно.
  
  А под небом и в домах бурлит живое,
  Будто жизни бесконечный путь расстелен;
  А потом - уходит влагой дождевою
  В рты разинутые балок и расщелин.
  
  И душа моя, вскричав, летит голубкой
  По старинным переулкам, как над бездной,
  И встает передо мной в виденье хрупком
  Всё, что было здесь когда-то мне любезно...
  
  А Я ПОМНЮ
  
  Смешно - я помню до сих пор
  Дом под линялой черепицей,
  Саманный низенький забор,
  Давно готовый развалиться...
  
  Там сразу высмотрят глаза
  Куски отставшей серой глины:
  Из них зверюшек вырезать
  Ножом удобно перочинным!
  
  Все где-то сгинуло вдали.
  (Куда могли фигурки деться?)
  И дом покинутый снесли,
  И позади осталось детство.
  
  Снесли, быть может и не зря,
  Да место выглядит позорно -
  Там баки мусорные в ряд
  Средь стойбища бомжей дозорных.
  
  Но память, пробегая кросс,
  Не видит лишнего, не слышит -
  И вновь колышет абрикос
  Листву над черепичной крышей...
  
  БЕЛОЕ И РОЗОВОЕ
  
  Розовым утром белая муха
  Тихо порхает на крыльях из пуха -
  И из просвета окна уплывает
  Вниз, где сухая лежит мостовая.
  
  Ой, сколько их! полетели роями!
  Все углубленья и швы меж камнями
  Ласково устланы нежностью белой.
  Улица вмиг от нее просветлела.
  
  Кто же мог думать, что розовым светом
  Снежного утра я буду согрета,
  Что в этом тающем солнце жемчужном
  Сгинет из глаз все, что было ненужным?
  
  - Господи, -
   скажешь тогда виновато, -
  Счастье, выходит, незамысловато,
  Но простотой искупает прекрасной
  Все, с чем я в жизни своей не согласна...
  
  ЗДЕСЬ
  
  Здесь нет кривее улицы Прямой
  И безотрадней улицы Свободы,
  И ничего здесь не меняют годы,
  Бегущие, как тени над водой.
  
  В холмах стоит все та же тишина,
  И вид для созерцания приятен.
  Лишь больше нефтяных узорных пятен
  Качает поседелая волна,
  
  Да синью в золотые вечера
  Стекает в котловину дым со свалки;
  И как-то так выходит, что не жалко
  Ни завтра, ни сегодня, ни вчера...
  
  ГОРГУЛЬИ
  
  На углах перекрестков,
  где селятся темные духи,
  Примостились
  на низеньких жалких скамейках
  старухи.
  Словно приколдовал кто в отместку
  занятие старым:
  Днем и ночью на страже быть
  рядом с убогим товаром.
  
  Холод, ветер.
  Они продолжают сидеть -
  ну и что же? -
  Если в поздних потемках
  почти не осталось прохожих,
  Если явно бессмысленно
  тянется времени пряжа,
  Даже не притворяясь,
  что здесь они ради продажи.
  
  Люди прячутся от темноты
  в свои стены, как в ульи,
  Но сидят в полутьме
  страшноватыми пнями горгульи:
  Верно, те, чья обитель -
  дорог опустелых скрещенье,
  Те, кому не дано -
  и, наверно, не нужно
  прощенья...
  
  СЕРЫЙ ДЕНЬ
  
  Встал над землею серый день
  В агатово-туманной гамме -
  На зависть старой амальгаме.
  Не оскорбляет светотень
  
  Его предельной простоты,
  Его жемчужного отлива;
  Под стать ему неторопливо
  Идешь - и созерцаешь ты,
  
  И разбираешься в игре
  Тонов задумчиво-смягченных,
  Определяя увлеченно
  Цвет кромки леса на горе,
  
  Чуть видных вдалеке дорог,
  Покрытых зимней шерстью склонов,
  Домов, сто лет назад беленных,
  Чей облик стариковски строг,
  
  Цвет старой сморщенной коры
  И тополиной нежной кожи...
  Никто названья им, похоже,
  Не выдумал до сей поры.
  
  Я мысленную акварель
  Рисую, смешивая краски,
  И удивляюсь, как прекрасно
  Все - даже в тусклом январе.
  
  НА ХОЛМАХ
  
  Там, где сумерки правят одни
  В стороне позабытой и нищей,
  Расцветают на склонах огни
  В человечьих озябших жилищах.
  
  Может, звездные искры взошли,
  Разгорелись повсюду на склонах
  В темноте задремавшей земли
  И под небом, сгустившимся сонно?
  
  Их в осаду берет пустота,
  Их в кулак зажимает молчанье.
  Словно космос, пустынны места
  Эти зимними злыми ночами.
  
  Но, как могут, горят огоньки,
  Тьмы вселенской законы нарушив -
  Так разбросаны, так далеки
  Друг от друга!
   Как жизни... как души...
  
  ПРИМОРСКОЕ КАФЕ
  
  Путаются тени,
   бродя меж темных сосен.
  Над потертым тентом
   свистит ветрами осень.
  Но горит огнями
   приморское кафе.
  За последним столиком -
   кто-то подшофе.
  
  Осень разгулялась,
   ей путь открылся торный,
  И под черным небом
   пришла свобода шторму.
  В черном-черном море
   барашков не видать,
  Но и так понятно,
   что там гудит беда.
  
  В никуда глядит он,
   последний посетитель,
  На часок нашедший
   непрочную обитель.
  Может, так и надо;
   а может, все равно -
  С черными-то мыслями
   под черное вино...
  
  У ПРИЧАЛА
  
  Я вечерами выхожу к причалу
  И в синеве сгустившейся тону.
  Я корабли пришедшие встречаю
  И розовую крупную луну.
  
  Она всплывает, выбирает краски,
  Сквозь облачные двигаясь слои,
  И друг за другом радужные маски
  Отбрасывает царственно свои.
  
  Их чистый цвет дробится на осколки,
  Качается, как мусор, на волнах -
  Но о разбитом, кажется, нисколько
  Не сожалеет никогда луна.
  
  Она все жарче и все апельсинней...
  А в бухту входит гость из дальних мест,
  И на его флагштоке - темно-синий
  На фоне белизны мальтийский крест.
  
  И мощное скользящее движенье -
  Безмолвный заколдованный полет -
  Дрожащие сминает отраженья
  И новое взамен их создает.
  
  Порт и корабль озарены свеченьем
  Цветных огней в прозрачной тишине...
  И я чуть-чуть причастна к приключенью,
  И к странствиям, и к жизни, и к луне.
  
  ЗНАКОМЦЫ
  
  Нет, здесь, под нашим местным солнцем,
  Куда ни глянешь - всё знакомцы!
  Пусть не по именам; но лица
  Я эти видела раз тридцать!
  
  Ну да, под нашим местным небом
  Ты дома даже там, где не был:
  Уж так переплелись дороги,
  Сдружив между собою многих!
  
  И просто страшно, если честно,
  Как всё про всех тут всем известно,
  Поскольку все про всех судачат!
  И разве может быть иначе?
  
  Наш город средь селений мира,
  Как коммунальная квартира,
  Где правильно прожить - искусство,
  Но без соседей было б пусто.
  
  ...Когда я средь толпы безликой
  Плутаю в городе великом,
  Мне так чего-то не хватает!..
  А может, я одна такая?
  
  ТИХИЙ ДВОРИК
  
  Вот вещи зимние на солнце в ряд,
  Покачиваясь на ветру, висят;
  Белье, обвиснув, плачет в три ручья;
  А комментатор говорит: "Ничья!";
  Поблизости пекут с ванилью пасхи,
  И тут же воет дрель и тянет краской,
  И надрывает глотку чей-то крошка;
  А где-то жарят вкусную картошку,
  А от других соседей пахнет рыбой
  (Подумаешь! мы тоже так могли бы!);
  А у подъезда тетеньки судачат
  (Как будто бы я выгляжу иначе!),
  Но, слово оставляя за собою,
  Шумит листва немолкнущим прибоем.
  Приметы жизни. Ну и слава Богу.
  А день в закат спускается полого.
  
  ПРОЩАНИЕ СЛАВЯНКИ
  
  В реве хрипящего старого марша
  Дернулись - и покатились вагоны.
  Город на целое лето стал старше.
  Из черноты тянет холодом сонным.
  
  Отгрохотало и стихло стаккато,
  Смолк в отдалении стон тепловозный...
  И в тишине проявилась цикада
  Всею своей отрешенностью звездной.
  
  ЮЖНЫЙ ВЕТЕР
  
  А дворники листья метут против ветра,
  Пытаясь на ветер накладывать вето;
  Тот, ясное дело, никак не согласен,
  Поэтому труд их выходит напрасен...
  
  Он знает: все надо, суля продолженье,
  Оставить в художественном небреженье -
  И новою двор засыпает листвою,
  Искусство кружения славно освоив.
  
  Он, ветер, хоть южный, - капризный и резкий:
  Вздувается парусом шелк занавески;
  Но на подоконнике кот, не смущаясь,
  Задумчиво занят другими вещами.
  
  Сияя на солнце оранжевой шерстью,
  Привычным спокойным обдуманным жестом
  Он в дом намывает к обеду гостей -
  И значит, хозяева, жди новостей!
  
  ОКОЛИЦА
  
  В желваках и морщинах
  Чешуя мостовой,
  И булыжные спины
  Отдают синевой.
  Переулок усеян
  Мелким битым стеклом.
  Дом, громадою всею
  Готовый на слом.
  
  Искривленной акации
  Неуверенный жест.
  На скамейке три грации -
  Стайка старых невест.
  Как идешь, эти бабушки
  Тут сидят всякий раз.
  Затуманилась радужка
  Каре-дымчатых глаз.
  
  Над судьбой серобоко
  Нависает гора,
  А за ней желтым соком
  Все текут вечера...
  Тянут дикие горлицы
  Свой докучливый стон.
  Городская околица
  На излете времен.
  
  СВЕТ ВЕЧЕРНИЙ
  
  Шагни за двери... оглядись... застынь,
  Всего вокруг касаясь мыслью нежно...
  Стоит невероятная светлынь
  И тишина во дворике заснеженном.
  
  Как будто бы пробился изнутри
  Земли и неба сквозь их облаченье
  Тот жар, что тайно в толще их горит,
  Присущее им искони свеченье -
  
  Так кровь жарка в ладони на просвет;
  И значит, мира плоть живет и дышит,
  Когда он спит, измученный аскет,
  И сон его безмолвен и возвышен.
  
  Тот ровный свет - в природе всех вещей.
  Повинен он в неуловимом сходстве
  Разумных и бессмысленных существ,
  И теплоте моей он тоже родствен.
  
  Он - ниоткуда, но везде; идет
  Из самой сути он, из сердцевины;
  И время дремлет... и мерцает лед...
  И я теряю счет мгновеньям длинным.
  
  ПРИЗНАНИЕ
  
  Ты в детстве звал меня издалека,
  До непереносимости настырен;
  Я плакала, открытки сжав в руках,
  И, как родного, понимала Мцыри.
  
  Ты так обыкновенен, город мой.
  Здесь летом тесно, а зимою скучно.
  Так почему ж я так стремлюсь домой
  Из мест столичных и благополучных?
  
  Вот - здешними дорогами хожу,
  С их притяженьем не пытаясь спорить.
  Наверно, я тебе принадлежу,
  Как цепь холмов и как огни на море.
  
  Я в бытии твоем - случайный вздох,
  Короткий взгляд, движение ресницы,
  Малейшая из позабытых крох,
  Которым не судилось пригодиться.
  
  Я понимаю всё, согласна, пусть;
  Хоть мы с тобою несоизмеримы,
  В любви тебе я - слышишь? - признаюсь,
  Единственный мой, город мой, любимый...
  
  
  ----- СВЕТЛАНА РЫЖКОВА -----
  
  * * *
  
  Зима в Крыму, февраль, цветет миндаль,
  С достоинством у моря бродят чайки,
  Ступая тоненькими ножками по гальке.
  В порту жирафы-краны смотрят вдаль...
  Как нам желанно то, что не случилось:
  Еще весна на нас не накатилась,
  Еще жарой не утомило лето...
  Февраль - предчувствие. Люблю его за это!
  Зима в Крыму, февраль, цветет миндаль!
  
  * * *
  
  Все суета сует, и в этой суете,
  Поверь мне, никогда не будет счастья!
  На свете ничего ценнее нет
  Любви и человечьего участья!
  
  Всё грош цена, все пыль, и прах, и дым...
  И мы на Землю для того приходим,
  Чтоб говорить одни слова любви
  И делать то, что от любви исходит!
  
  * * *
  
  Как упоительно болтать
  С друзьями просто ни о чем
  И вечер крымский коротать,
  С бутылкою вина причем.
  
  Как упоительно читать
  Стихи любимого поэта,
  Смотря в глаза друзей при этом,
  Их восхищению внимать.
  
  О, эта русская душа,
  Славянская витиеватость
  Общения; о, наша святость,
  Жизнь без надрыва, не спеша.
  
  Жить на виду, не взаперти,
  Считать, что все начать не поздно,
  Что всех нас охраняют звезды
  И время много впереди...
  
  * * *
  
  Колокола, звонят колокола...
  Душа взлетает в воздух гулкий.
  А в городе моем дома-притулки,
  Где нищета достоинством светла.
  Колокола звонят в урочный час.
  Их звоны разлетаются как брызги.
  И зажигаются в сердцах такие искры,
  Которые века держали нас...
  
  * * *
  
  Немало лет летит по свету новость:
  Христос воскрес! Звонят колокола,
  И в сердце радость расцветает, а не робость.
  И вместе с ней природа расцвела.
  В ответ звучит: воистину воскрес!
  Как благостно нам этот возглас слушать!
  Бог - тот Гонец, который от Небес
  Пришел, чтоб успокоить наши души!
  
  * * *
  
  Много ль с тобой нам надо,
  Милый мой!
  Спелую гроздь винограда
  Я положу на ладонь.
  Много ль с тобой нам надо,
  Милый мой?..
  
  * * *
  
  Ты мудрый Змий - мне слышать не пришлось
  Признаний, сказанных тобой беспечно.
  Из уст твоих ничто не пролилось;
  Но недосказанное длится вечно...
  
  * * *
  
  Года мои мелькают, как мгновенья,
  Которых невозможно уберечь!
  Безумство твоего прикосновенья
  Сильнее, чем твоя прямая речь!
  Уходят все. И я уйду, конечно,
  Скорее, чем ты скажешь:
   - Уходи!
  Но долго будут плыть из тьмы кромешной
  Молекулы моей к тебе любви.
  И ты средь них живи, не уставая,
  В кругу своих восторгов и побед.
  Живи, меня совсем не вспоминая.
  Одна я буду помнить о тебе!
  
  * * *
  
  Скажу я: Господи, спасибо
  За то, что родилась на свет;
  Хоть нелегка и несчастлива
  Моя судьба - печали нет!
  За то, что средь любых сомнений,
  Среди ненужной суеты
  Ко мне приходит вдохновенье -
  И иногда приходишь ты!
  
  * * *
  
  Я так хочу, чтоб дома у меня
  Звучал рояль, и пес лизал мне руку,
  И мы с тобою вместе, у огня...
  Да не пошлет нам Бог разлуку!
  ...И чтоб все долго, медленно текло,
  И чтобы я не знала страха.
  Мне лишь с тобой спокойно и светло.
  А без тебя мне - плаха.
  
  * * *
  
  Не умирай, моя любовь, не умирай!
  Я вижу, как ты, бедная, устала,
  И сил в тебе уже осталось мало,
  Ну, потерпи, ведь скоро будет май!
  Не умирай, моя любовь, не умирай!
  Мне без тебя весь этот мир не нужен!!!
  О, Господи! Ну, выключи же стужу
  И прикажи: пускай приходит май!
  
  * * *
  
  Лучше быть нищей старухой,
  Лучше у церкви сидеть,
  Глядя, как в тонкую руку
  Падает звонкая медь!
  Лучше дождем быть залитой,
  Быть занесенной пургой,
  Чем среди многих событий
  Вдруг повстречаться с тобой...
  
  * * *
  
  Заплатим мы сполна
  За то, что родились!
  За то, что нас Господь
  Избрал на эту жизнь!
  Заплатим морем слез,
  Неистовством страстей,
  Заплатим тем, что лед
  Во взгляде у детей.
  Заплатим, ну и что ж,
  Я платы не боюсь!
  И я под этот дождь
  Когда-нибудь вернусь.
  
  * * *
  
  Я слушаю тишину
  Из ветра и шума моря...
  Я вечности не пойму,
  Хотя она рядом со мною:
  Залив, а над ним луна,
  Пока не сменится солнцем.
  Уютно Тепе-Оба
  Устроилась за оконцем.
  Так было и будет всегда.
  Исчезнут лишь наши надежды.
  И счастливы, как всегда,
  Юродивые и невежды...
  
  * * *
  
  Когда все потеряло смысл
  И резал ночь февраль -
  Взяла я в руки белый лист -
  Спасения скрижаль!
  
  ПАМЯТИ ГАРСИА ЛОРКИ
  
  На закате звучала гитара
  Там, где море берег ласкает!
  Звук гитары - как белая птица,
  Что над морем соленым летает!
  
  У залива проворные кисти
  Долго мучили тонкие струны,
  Словно ветер мучает листья
  От рассвета до ночи подлунной.
  
  Над заливом звучала гитара
  Посредине жаркого лета.
  Этот звук - как сгусток янтарный,
  Тот, что сыплет потоки света!
  
  На закате звучала гитара,
  Звук ее наполнял планету.
  О, гитара, навеки подруга
  Музыкантов и просто поэтов!
  
  ТАРКОВСКИЙ
  
  Смотрю на фотографию Арсения -
  Как хочется мне с ним поговорить,
  Взять под руку, и тихим днем осенним
  По берегу у моря побродить.
  
  Как хочется с ним погулять по городу -
  С поэтом, чьих стихов я частый чтец,
  Порасспросить про жизнь его, которую
  Он прожил, и по этой части спец...
  
  Лицо его, как поле бездорожное,
  Изрезано морщинами насквозь.
  Так хочется разглядывать их тоже мне,
  Чтобы найти ответ на свой вопрос.
  
  Еще - смотреть в глаза его с хитринкой,
  Вести беседу с ними не спеша.
  Как тянет мудрость облика былинного,
  Где юная из глаз горит душа!
  
  МАРИНЕ ЦВЕТАЕВОЙ
  
  По Итальянской улице иду,
  Где с тополей осенний сыплет лист.
  Ладони подставляю я ему
  И говорю:
   - Садись!
  Когда-то здесь Марина шла гулять,
  Свои ладони подставляла листьям -
  Чтоб лучший среди них поймать,
  Как истину одну средь многих истин...
  
  ГРЕЕТСЯ ДУША
  
  Чашка чая - маленький каминчик.
  Грею руки - греется душа.
  На столе еще стоит графинчик,
  Из него мы тянем не спеша.
  Постепенно тают в сердце льдинки
  И слезою капают из глаз.
  Говорим друг другу по старинке,
  Головой кивая:
   - Ну, за нас!
  
  
  ----- СЕРГЕЙ ЩЕБЕТУН -----
  
  СТАРАЯ ФЕОДОСИЯ
  
  В таверне старой под марсельской черепицей
  Хозяин-грек гостям нежданным рад.
  Вошел в залив сверкающею птицей
  И на приколе встал трехмачтовый фрегат.
  
  Гурьбою шумной итальянские матросы,
  Горячей тарантеллой пляшет речь,
  Горят глаза, и сердце дало течь:
  О синьорина, ми амор, о бона росса!
  
  Просоленные волки со всех материков -
  Спустить весь фрахт в отчаянном разгуле!
  Ах, сколько их встречали тут за двадцать пять веков
  И провожали вновь в шторма, ветра и пули.
  
  А над заливом вновь тоскует муэдзин,
  Кефаль гоняют, гулко шлепаясь, дельфины.
  Черешни ранние сверкают, как рубин,
  Заборов гладят глиняные спины.
  
  Опять в Марсель увозят барками зерно.
  Их провожают пацаны в разводах соли.
  А осенью попробуешь с Тепе-Оба вино -
  Стамбул увидишь, точно с куполов Стамболи.
  
  С холмов с камнями ливни принесут
  Обломки амфор, стертые монеты,
  И в пыльных закоулках старых улиц оживут
  Легенды, клады, мавзолеи, минареты.
  
  Через Босфор вам проходить не надо.
  Как жаль, не ценим древней красоты -
  Резные двери в дворик из Багдада,
  Что помнит, может быть, Шехерезаду
  И генуэзцев гордые форты.
  
  Несущий шторм взбесившийся торнадо,
  И брызги - вверх, и о мольберт звеня,
  И Айвазовский смотрит вдаль,
   а шторм гудит, как канонада,
  То ль салютуя, то ль кого-то хороня...
  
  РОССИЙСКОМУ ПАРУСНОМУ ФЛОТУ
  
  Я помню порт, и тот пассат,
  Что нас занес в кабак.
  Девицы были первый сорт,
  Конфетки, просто смак.
  Но нам под утро уходить,
  А потому, скрипач,
  Нам до утра всем надо пить.
  "Маруся, пей, не плачь!"
  
  Мой друг Кузьма брал Сингапур.
  Кого ловил и бил
  За тестя и за Порт-Артур,
  За всех, кого любил.
  И спьяну падала слеза
  На кулаки под пуд.
  "Не бойся, Маня-стрекоза,
  Тебя не тронут тут!"
  
  А Гришка, черт ему не брат,
  Вошел с бабенкой в раж:
  Пропил на Огненной Земле
  С себя весь такелаж.
  А потонул, спасал людей,
  Аминь во век веков!
  Английских в мире лучше нет
  И русских моряков!
  
  Все было в жуткую ту ночь,
  Когда ревел Бискай
  И "Грек" горел, нельзя помочь -
  Черпали через край.
  Но если надо, встав стеной,
  Перекрестивши грудь,
  Прочтя за здравье и упокой,
  Не грех и потонуть!
  
  Шел по морям российский флот,
  Утюжил штиль и бриз;
  Слыхал Неаполь и Нью-Йорк
  Херсонский мат и свист.
  Но если надо - встав стеной:
  "Аминь во век веков!"
  Английских лучше в мире нет
  И русских моряков!
  
  АЛЕКСАНДРУ ГРИНУ
  
  Еще нет сил уйти за горизонт,
  Впитать в себя травинки, звезды, лица,
  Сквозь сумасшедший и восторженный полет
  Обжечь энергиею душу, закалиться,
  Чтобы потом найти свою страну
  Сквозь клочья рваные промозглого тумана,
  Чтоб пили легкие миндальную весну,
  Чтоб впереди, подобно сну,
  Вставали крыши Зурбагана.
  Взлетает вверх прибой, для вас салют!
  Ласкает солнце крылья красной черепицы,
  И без оглядки гимн добру поют
  На ветках радужные птицы.
  Хохочет капитан, и лает пес,
  И приближается давно желанный берег.
  Есть в каждом гении - Христос
  И Витус Беринг.
  
  КАФЕ "УЮТНЫЙ УГОЛОК"
  
  Кафе "Уютный уголок"
  От шумных вдалеке дорог,
  И в полумраке огонек
  Трещит в камине, как сверчок.
  Поставь, бармен, нам старый блюз.
  Согреет сердце чья-то грусть.
  Не надо пить фужер до дна,
  Чуть-чуть на донышке вина.
  
  Пусть за окном метет метель,
  Как скрипка Страдивари - ель,
  В звенящий солнечный апрель
  Мы соберемся в Коктебель.
  Разгонит солнце зимний чад,
  Лед будет море излучать,
  И будет Кара-Даг молчать,
  Хранить Волошина печать.
  
  Набросит ночь свою вуаль
  На нежно-розовый миндаль,
  Утонет домик наш в цветах,
  Всю ночь нам будет петь Пиаф.
  И этот уличный мотив
  И с хрипотцой речитатив
  Приносит к нам из глубины
  Души волнующие сны.
  
  Горячий сумрак, сладкий сон,
  На стенах тени Пикассо:
  То, преломляясь в зеркалах,
  Танцуют пары в унисон.
  Кафе "Уютный уголок"...
  И пыль и ветер всех дорог
  Спят средь причудливых одежд
  В кафе несбывшихся надежд.
  
  В ЖИЗНИ ТОЙ
  
  Ты помнишь? Вспомни. В жизни той
  Мазар, арча - под небом звездным.
  В нем спал какой-то почитаемый святой.
  Далекий голос под дутар
  оплакивал любовь до дрожи слезной
  На весь Памир.
  А мы все шли и шли, пот застилал глаза,
  Боялись оступиться в горных реках,
  Где от цветов родится бирюза,
  По тропам горных теков.
  И ты не жаловалась, нет,
  Но только ночью, на привалах
  Ты ноги, сбитые до крови, растирала,
  Украдкой плакала в хурджин.
  Тебе лисица подвывала.
  
  Я помню крик ликующий, очнувшись ото сна,
  От забытья; внизу была страна
  В цветущих абрикосах, Фергана.
  Когда все это было? И зачем?
  Мы шли и мучились по осыпям и кручам.
  Зачем тебя, любя, мне надо было мучить?
  Скажи мне, где твоя страна?
  И обожгло воспоминание, как эхо,
  И крик ликующий, и забытье, и Фергана.
  И все.
  
  Мы в жизни этой люди, как и в той.
  Наступит час, и мы уйдем в печальном сонме,
  Но этот странный жар, как крик, как вой
  Лишь души все о прежнем помнят.
  И за коктейлем говорим о пустяках.
  Целуются беззвучно наши души.
  Лишь как туман - воспоминанье о цветках
  Памирской дикой груши.
  
  ***
  
  Огромна толпа, но в ней мало людей.
  Знакомых десятки, друзей просто крохи.
  А жить на Земле все трудней и трудней,
  И ноги гудят от камней на дороге.
  
  Веселая песня - откуда ей взяться?
  Средь лжи и бездумья найди мне мотив!
  Средь серой грязи так легко затеряться,
  Испачкать всю душу, утратить порыв.
  
  Поэты как дети, смешно их призванье!
  То ль дело - чины! Шевроле, желтый бог.
  Под маской плотвички - мурены, пираньи.
  Покойнице совести пишу некролог.
  
  Меня все ругают: река пессимизма! -
  За этот надлом, безвозвратность, надрыв.
  Спокойно гляжу без очков, не сквозь призму:
  Помойные ямы средь цветущих олив.
  
  ***
  
  Шампанское в серебряном ведерочке,
  Приблуда блюз, его неторопливый бег.
  Играют здесь в любовь красивейшие девочки,
  И каждая сыграть свой хочет блеф.
  
  Сижу за столиком, за третьим слева,
  И чей-то взгляд ловлю огромных глаз пустых -
  Интересуется красивейшая дева,
  Духов французских аромат с волос густых.
  
  И хочется читать мне "Незнакомку" Блока,
  Воспеть есенинский бульвар, кафешантан,
  Но я молчу: ведь Вы не недотрога
  И не Ассоль из гриновских, по-детски чистых стран.
  
  Я видел вас, когда играл по ресторанам.
  Вы хохотали, но в глазах порой тоска.
  То так добры, то так жестоки, как ни странно,
  Блудницы, жрицы кабака.
  
  Шампанское в серебряном ведерочке,
  Приблуда блюз, его неторопливый бег.
  Играют здесь в любовь красивейшие девочки,
  И каждая сыграть свой хочет блеф.
  
  ПАМЯТИ ХЕМИНГУЭЯ
  
  Закрой глаза, хотя б на миг,
  И ты увидишь жизни пик:
  Косится на мулету бык,
  бурлит фиеста;
  А позже - было как в чаду:
  Их в апельсиновом саду
  Всех расстреляли в твоей Испании,
  Эрнесто.
  
  По огромному пляжу бежали львы,
  И, взлетая, макрель билась в небо, о донце...
  Ты прошел среди пуль, среди лживой молвы,
  А в глазах - удивляюсь тебе -
   только Килиманджаро и солнце.
  
  И до сих пор на Кубе стоит твой дом,
  Мальчишки ловят рыб, таких, как ты любил,
  А пальмы шелестят то ль "Ай лав ю", то ли "Рот фронт",
  А в общем, все равно - ты дрался, значит жил!
  
  Три страны ты любил и в этих странах ты жил,
  Защищал их, как мог, пыль глотал их дорог:
  Итальянский рассвет и французский закат,
  И испанский израненный апельсиновый сад.
  
  Еще глаза закрой на миг,
  И вот он снова, жизни крик:
  Косится на мулету бык,
  бурлит фиеста;
  Нотр Дам де Пари и Сены хвост,
  Летящий вверх ажурный мост
  В Париже юности твоей,
  Эрнесто.
  
  Ты сильным был и смелым, скажи, ну как ты мог?
  Винчестер ахнул на весь мир, подвел итог
  Всей жизни;
  Уходит жизнь и меркнет свет,
  тебе в ней нет уж места,
  Афиш обрывки смоет дождь -
   все, что осталось от фиесты.
  
  Но до сих пор на Кубе стоит твой дом,
  Мальчишки ловят рыб, таких, как ты любил,
  А пальмы шелестят то ль "Ай лав ю", то ли "Рот фронт",
  А в общем, все равно - ты дрался, значит жил.
  
  ***
  
  Таланту не дано хиреть.
  Бульдозером зароют и лопатой...
  Но выкипит вода и потускнеет медь.
  У вечности свой вес - и только на караты.
  И сто веков к алмазам, в зависти, песок,
  И вновь Бог с дьяволом в одном оркестре соло...
  Холсты воспламеняет взглядом Пикассо,
  Чтоб на костер их обрекал Савонарола.
  
  ОСИПУ МАНДЕЛЬШТАМУ
  
  Ой, дорога - рана! А на ране - яма!
  В яме той зарыли Осю Мандельштама,
  Пархатого жида, великого поэта,
  Да и позабыли - не было и нету.
  
  Ой, стишки-отрава, совести мученье!
  Вы ж Христа распяли за те же прегрешенья!
  Полусумасшедший, нищий, голый, босый,
  К нам с икон сошедший, с почернелых досок.
  
  Что ж ты? Ося, Ося. Друг мой разлюбезный.
  Жизнь бездушьем косит, добивают песни.
  Ты просил у жизни каплю передышки.
  Проржавели кровью про любовь все книжки.
  
  Шел ты по России, будто по Китаю,
  По стране родимой, будто по Синаю.
  Оводы да мухи, только песня снится.
  Дай присесть с дороги, дай стихов напиться.
  
  Пить и пить отраву и лечить ей душу.
  Голоса из мрака наполняют уши.
  Крикнет с перепугу глас твой сумасшедший -
  Вновь Христос распятый, к нам пророк сошедший.
  
  ГАМБРИНУС
  
  Как монетами, рассыпалось стаккато.
  Воздух взрезал саксофон, как финкой мяч.
  Швы кому-то наложить на воздух надо -
  И встает еврейский пламенный скрипач.
  
  Некрасив, но звуки так преобразили
  Жизнью всё избитое лицо.
  И опять воспоминанья закружили,
  Будто мне приснился чей-то сон:
  
  Поплыла красавица Одесса,
  Чаек крик и бриза жемчуга;
  Здесь поют на Молдаванке столько песен,
  И невольно к скрипке тянется рука.
  
  И опять в глазах влюбленных блеск экстаза.
  Скрипка, как кутенок, ловит собственный свой хвост.
  Был "Гамбринус" тоже родиною джаза!
  А у скрипача при свечках исполинский рост.
  
  И по всем моряцким по притонам
  От Марселя до молуккских кабаков
  Пела скрипка из Одессы и со звоном
  Провожала и встречала моряков.
  
  Пусть гниют штормами сломанные реи,
  Их хозяева - в просмоленных мешках.
  Ах, как здорово, что звуки не стареют
  До скончанья века в курных кабаках.
  
  И не стыдно петь перед залитой стойкой.
  Замер зал, и, в восхищенье чуть дыша,
  В смертный час и на больничной койке
  Скрипки требует моряцкая душа.
  
  Так скажите, это ль - не отрада?
  Ведь у каждого свой час, свой смертный путь,
  Скрипка выпала, но горевать не надо.
  Ей упасть и на минуту не дадут.
  
  ДОМ
   Башкировым
  
  От моря отделен горой,
  От неба - призрачным эфиром,
  Вместе с вечернею звездой
  Он смотрит в прудик из сапфиров.
  
  Закрасит сумрак солнечный венец,
  Последний луч утонет в мягкой гамме,
  На стенке дома розовый пловец
  Нырнет последний раз за жемчугами.
  
  И стихнет все, и лишь издалека
  Большой дорогой, суетой повеет,
  И будто приоткроются века.
  Гарцуют кони скифские в соцветиях шалфея.
  
  А может, Гид пришел, и мы сидим вдвоем,
  А может, мне взгрустнулось ненароком...
  Все так же смотрит в звездный прудик дом
  Глазами темными неосвещенных окон.
  
  ТЕПЕ-ОБА
  
  По впадинам Тепе-Оба растет кизил,
  Замшелый весь, а ягоды - как бусы:
  В развалинах татарского улуса
  Рукой нетвердой кто-то обронил.
  Средь ежевики на горе,
  средь виноградных лоз
  Рассыпались у старого колодца,
  Где ручеек меж камешками вьется,
  На глине оставляя капли слез.
  
  ФЕОДОСИЯ
  
  В твоих садах орех, инжир
  И сливы, персики, черешни,
  А солнце, будто ливень вешний,
  Сошло на обновленный мир.
  
  Ведь я люблю тебя до боли -
  Ряд туркестанских тополей,
  Стрижей над дачею Стамболи,
  Лаванды запах средь аллей...
  
  Сарматы, скифы, караимы,
  Татарский золотой улус;
  Здесь под бичами гнулись спины...
  В гаремах приторности вкус...
  
  Смешенье множества народов,
  Упадок и расцвет эпох -
  И моря ласковые воды,
  Ковыль у стоптанных дорог...
  
  ХОДЖА НАСРЕДДИН
   В.Соловьеву
  
  Он веет, теплый ветерок,
  Сегодня здесь, а завтра где-то,
  Он овевает минареты,
  И кажется нам вечным лето.
  Лишь солнце встанет, муэдзин
  Затянет нудную молитву,
  Что схожа так с тупою бритвой.
  Вставай, молись на труд и битву.
  
  О Азия! И грязь, и рай,
  И пыль, и блеск, сады Эдема.
  Перед тобой стояли немы,
  Не в силах что-либо сказать.
  Шелка легенд неслись по свету,
  Алмазами сверкнули, - нету...
  О Азия, забытый край!
  
  Величье помнят мавзолеи.
  Струятся надписи, как змеи, -
  Свидетели прошедших лет,
  Правителей, которых нет:
  Солнцеподобных, мудрых, лживых,
  Красивых, вовсе не красивых...
  Века песком заносят след.
  
  Но я хотел сказать не это,
  А то, что мудрецы, поэты
  (Не те поэты, как Хайям,
  Луны сиянье по волнам
  Воспевшие, вино и розы,
  Что женщин пели и чадру,
  Гранат, цветущий поутру,
  И звезды, падавшие вниз,
  Которые сбирал Хафиз, -
  Не те...)
  
  Кто, изгибаясь при дворе,
  В Коканде, Хиве, Тегеране
  И в благородной Бухаре
  Клялись на звездах и Коране,
  Призвав в союзники Творца,
  Кинжал, отраву и интриги, -
  Вписать его забыли в книги,
  Весельчака и хитреца.
  
  А он ходил, будил базары
  И появлялся, где хотел.
  Эмир от злости похудел:
  "Схватить его!"
  Но солнце полуденным жаром
  Зажгло огонь в крови его.
  Он не боялся никого.
  
  Могил вам тысячу покажут,
  Преданий тысячу расскажут...
  Листвой шумящий карагач,
  Там солнце катится, как мяч,
  За еще теплые барханы,
  И вот уже несется вскачь
  Веселый танец
  Под зурну и барабаны.
  
  Потом утихнет все,
  Пройдет последний караван
  Из Персии, а может, Пакистана,
  И с ним появится
  Негаданно-нежданно
  Великий возмутитель
  Мусульманских стран.
  
  СТАРАЯ МЕЧЕТЬ
  
  Разрушит все безжалостное время -
  Цветок, листок, красавицу в гареме.
  Тускнеет, оплывает старый мир
  свечой.
  Дрожит, как марево, в июльский день
  мечеть Муфти-Джами.
  Побиты стекла в рамах изумительной работы,
  И погибают фрески под пометом,
  По минарету бродит призрак муэдзина
  И тянет нить из серебра
  над городом старинным.
  Осколки изразцов
  сияют перламутром -
  То давний голос муэдзина
  славит утро.
  
  БЛЮЗ
  
  Блюз приходит с волной.
  Всхлипнет вдруг саксофон
  в ржавых сваях забытого пирса
  И меж мидий пройдет, и лениво вздохнет, замолчит,
  А по гальке синкопой бежит ксилофон.
  Чайка в небо взлетит,
  Ее крик между скал меццо-форте.
  Сквозь засохший шалфей рассыпаясь в аккорды,
  Зазвучали органные трубы заброшенных нор.
  Ветер свистнет, как вор,
  Прошуршит по песку, как змея от погони...
  Мимолетный, изменчивый лик
  В гроте вылепят свет и волна,
  И в закате по скалам пройдут
  В колесницы впряженные кони -
  Лук, оскал, тетива...
  и опять - только кварцевых скал кружева.
  Не прошу я, мой Бог, ни наград и ни губ с нежной кожей,
  Не прошу я подвалов, где дремлют топаз и опал;
  Чтоб пред смертью прийти вновь сюда и сказать:
   - Видишь, Боже,
  В чистоте и сохранности
  возвращаю я то, что в рожденье мне дал.
  
  
  ----- СЕМЕН ПИВОВАРОВ -----
  
  ВСТУПЛЕНИЕ
  
  Теперь де-факто и де-юре
  Рутины тьма в литературе.
  Лишь под обложкой "Карантина"
  Не прописалась литрутина.
  
  РАВНОВЕСИЕ
  
  Не слишком ль много праздников
   у нас -
  Сплошные поздравленья
   и приветствия?
  Не слишком.
   Убеждались и не раз,
  Ведь их уравновешивают
   бедствия.
  
  НОСТАЛЬГИЯ
  
  Да, было время,
   было и прошло.
  Воспоминанья лишь остались
   дорогие
  О том, как жили мы всё время
   хорошо,
  Когда не знали, как живут
   другие.
  
  ОТ И ДО
  
  Мой век прошел,
   растаяв как свеча,
  Под звуки марша,
   но, увы, не вальса,
  От лампочки далекой
   Ильича
  До лампочки сегодняшней -
   Чубайса.
  
  ВЗГЛЯД
  
  Родина, ты будто после пожара:
  Все растащили, что плохо лежало.
  Время промчалось, другое пришло -
  Тащат и то, что лежит хорошо.
  
  РАЗМЫШЛЕНИЕ
  
  Нередко, путь земной итожа,
  Пишу стихи на грустной ноте.
  Как наша жизнь на лифт похожа:
  То вверх, то вниз, то на ремонте.
  
  ДЕТСКОЕ
  
  Жизнь сегодня
  Нелегка...
  Продает малец
  Щенка.
  Вот щека,
  А вот мордашка.
  Им сейчас обоим
  Тяжко
  И надежды
  Очень схожи -
  Может быть,
  Не купят все же.
  
  ПРОБЛЕМА
  
  Мозги, как желудок, уже не очищу
  От мути, от чуши, от мерзости...
  Всю жизнь поглощал я духовную пищу
  Второй свежести.
  
  ОТКРОВЕНИЕ
  
  В конце пути запала стало меньше,
  Я ничего назавтра не планирую.
  Всё реже реагирую на женщин,
  Всё чаще на погоду реагирую.
  
  ВСТРЕЧА
  
  Весенним днем я встретил даму,
  Но вот какие каверзы:
  Она мне - про кардиограмму,
  А я ей - про анализы.
  
  СТРАННЫЙ КРАЙ
  
  Есть на карте горемычности
  Край какой-то.
  В нем когда-то был культ личности,
  Стал культ кольта.
  
  СПАСАЕМСЯ
  
  Предельно жизнь горька,
  И не завыть чтоб волком,
  Спасаемся пока
  Кто - юмором, кто - водкой.
  
  ЗАКЛЮЧЕНИЕ
  
  Пишу, не бросаю поэзию,
  Хоть годы уже как обуза.
  Поэт не уходит на пенсию,
  Уходит на пенсию муза.
  
  
  ----- АЛЛА НЕНАДА -----
  
  МОЛИТВА ФЕОДОСИТА
  
  Я в Феодосии живу.
  Я пребываю в ней.
  В воспоминания вхожу,
  Как в храм живых теней.
  И разгадать ее нельзя,
  И разлюбить нет сил.
  
  По волнам памяти скользя,
  Забвенья я просил.
  
  ФЕОДОСИЙСКИЕ ДВОРИКИ
   Сергею Матюшкину
  
  И хлынул мир на свежие холсты.
  Он долго ждал. И наконец дождался.
  Воскресло детство. Мальвы зацвели.
  Исчезло горе. Только мир остался.
  
  В нем никогда восторг не погасить.
  Сияет солнце. Живы мамы.
  И на ступеньках девочка сидит.
  И абажур качается над нами.
  
  Как радостно согрето все вокруг:
  Коты, деревья, крыши и собаки.
  В дом дверь открыта. Тишина звенит.
  Покой и мир. Нигде не слышно драки.
  
  Синеет море, как напиток счастья,
  Что подступает жаждою к губам.
  Здесь все так близко. Все полно участья
  Ума и сердца - к мигу и векам.
  
  ЦВЕТЫ ЖИЗНИ
  
   На куче песка стояли мальчик и девочка. На самой вершине этой "горы" они выкопали ямку и старательно наливали туда воду из детских ведерок. Причем, лили ее с достоинством, медленно, с высоты своего роста. Это было торжественное действо, заполнение кратера. Они лили и лили, а вода тут же просачивалась. Они же были неутомимы и торжественны.
   Я смотрела и завидовала их уверенности в достижении такой фантастической и такой доступной для них сейчас цели...
   Сегодня утром шла на работу и снова увидела на нашей улице эту милую маленькую белоголовую пару - девочку и мальчика. Они снова играли с песком. Какие-то символические дети, которые, как изначальные люди, открывают законы мира. И этот песок, этот символ забвения, быстротечности, символ времени... Теперь они играли в новую игру: старательно насыпали песок друг другу в карманы. Не боясь испачкаться, с испачканными руками, они щедро сыпали этот вечный песок. И что он означал для них сегодня?..
  
  МАРКУ КАБАКОВУ
  
  В Феодосии - Марк Кабаков!
  Начинается праздник стихов.
  Начинается Возрождение,
  Божество, Вдохновенье, Волнение.
  Нам не снится покой! Кабаков!
  Он друзей призывает, как в бой:
  - Как ты здесь? Не заснул? Не увял?
  Шпагу рыцаря не потерял?
  И друзья отвечают: нет!
  Феодосия - наш завет.
  С нами - Грин. Впереди - океан.
  И хоть сердце болит от ран,
  Соберемся под старое знамя.
  Нам нельзя унывать, капитан!..
  
  * * *
   Дмитрию Лосеву,
   главному редактору
   альманаха "Крымский альбом",
   газеты "Феодосийский альбом"
  
  Твори, Д.Лосев! Издавай,
  Печатай, публикуй и редактируй,
  Дружи с музеем. Книги выпускай.
  Верстай, сканируй, проявляй,
  Фотографируй.
  Пиши о главном. Это нужно нам,
  Как хлеб и воздух,
  Как глоток надежды.
  И не нужны мне новые одежды -
  За свежий номер "ФА" я все отдам.
  
  СЕМЕНУ МИХАЙЛОВИЧУ ПИВОВАРОВУ
  
  Мы рады рядом с Вами
  Надеяться, жить, встречаться.
  Поэзия - вечный жанр.
  Пусть годы мчатся!
  Вокзалы, причалы, огни
  Мелькают - волнуется кровь.
  Одна впереди станция,
  И зовется она - Любовь!
  
  ГРИНОВЦАМ
  
  Нет отсюда дороги назад,
  Даже если она - в Ленинград.
  Крепко держит нас цепь золотая,
  О разлуке не помышляя.
  Дворик якорный будет нам сниться,
  Возвратится сюда пилигрим,
  Потому что открыта страница
  В нашем сердце на имени Грин.
  Бригантина нас всех покорила,
  В плен взяла колдовством парусов,
  Сердце жаждой чудес окрылила,
  Нам не вырваться из оков.
  Ну а если друзей провожаем -
  Жизнь зовет их в далекий путь, -
  Мы им гриновской силы желаем!
  И желаем обратно вернуть...
  
  
  ----- КАПА КАРАНТИНСКАЯ -----
  
  ПРИЗВАНИЕ
  
  Сонеты и элегии -
  Поэтов привилегия;
  А я для равновесья мира
  Воткну в него иглу сатиры!..
  
  ИСТОРИЯ ГОСУДАРСТВА РОССИЙСКОГО
  (век последний)
  
  Шел век.
  Шум, блеск...
  Вдруг год:
  Крах, треск!!!
  
  Вдруг - залп:
  Монстр пал.
  Мир гол,
  Наг, мал.
  
  Вождь щедр;
  Люд - наг.
  Глубь руд,
  Сиб. лаг.
  
  ...Вой бомб,
  Смерть, страх!..
  Но горд
  Наш флаг!!
  
  ...Мир, труд,
  Май. БАМ
  (Не впрок
  Всем нам).
  
  ...Вновь - взрыв,
  Боль тризн...
  Век мал -
  Вся жизнь.
  
  ПЕРЕПРАВА, ПЕРЕПРАВА...
  
  Уже пятнадцать лет все твердо знают:
  Коней на переправе не меняют.
  Когда же мы проедем переправу?
  Когда найдем на тех коней управу...
  
  УЖ ТРАВКА ЗЕЛЕНЕЕТ (акростих)
  
  Уж травка зеленеет,
  Желтеет и гниет,
  Трудящийся все сеет,
  Реформа - не идет.
  Аграрию несладко.
  Вот уже столько лет,
  Когда б и что ни сеял,
  А "зелени" все нет.
  Зачем нужны реформы,
  Если не сыт народ?!.
  Листва на ветках сменится
  Еще не один год...
  Надежда лишь на чудо,
  Еще - на тот Совет,
  Еще - на высший разум...
  Только его ТАМ - нет.
  
  НЕПЕЧАТНЫЕ МЫСЛИ
  
  1. О ПЕРЕИМЕНОВАНИИ УЛИЦ
  
  Чтоб Адмиральской улицу назвать,
  Сперва бы вековую грязь убрать.
  Но чтобы Думской... мысли напрягай!
  И здесь работы непочатый край.
  Все лакируем мы фасады,
  Где укреплять фундамент надо!
  
  2. О КУРОРТНОМ СЕЗОНЕ
  
  Наступает бархатный сезон.
  Прекратились вопли по ночам,
  И никто не ходит без кальсон
  И не режет матом уши нам.
  Все "кормильцы" отбыли в Москву,
  Но стоит, как будто наяву,
  Мусора "культурный слой"
  На два метра глубиной...
  С днем рожденья, город мой родной!
  
  3. И ОБ "ИНТИМЕ"
  
  В магазин зашла интима
  (Прежде проходила мимо) -
  Там найдешь любой размер!
  До чего же мудр наш мэр!
  Главное - напротив школы!!
  Добрый дядя он, веселый...
  Как потрясла гостей из Франции
  Сего бутика дислокация!
  
  4. НА ИЗДАНИЕ НАСТОЯЩЕГО ИЗДАНИЯ
  
  Есть собраться нынче повод:
  Книгу издаем опять;
  Как прославить милый город,
  Чтоб при этом не соврать?!
  
  С.М.ПИВОВАРОВУ
  
  Меня поцеловал поэт...
  Дай Бог дожить до его лет!
  
  УРОЖАЙ
  
  Вместе весело копали,
  Вместе весело сажали...
  И куда девать, не знаем,
  Урожай, что пожинаем.
  
  ПРЕЖДЕ И ТЕПЕРЬ
  
  Прежде кухарки стремились в министры.
  Нынче они заседают в СП.
  Искусствоведы с дипломом юриста,
  Барды с гитарами из КГБ...
  
  ПИСАТЕЛИ
  
  Вновь потеряно поколение,
  И писатели нынче не те...
  С языком у них отношения
  Бесконтактного каратэ.
  
  О СПОРТЕ В ИСКУССТВЕ
  
  Кикбоксинг ныне очень популярен -
  И, к сожалению, не только на татами...
  Ведь это правда, а не анекдот:
  Искусство без скандала не живет!
  
  КРИМИНАЛЬНОЕ
  
  Поэзия сегодня с пистолетом!
  В ней правда жизни - звонкая монета.
  И как всегда, растет она из сора.
  Когда б вы только знали, из какого!..
  
  ЧЕЛОВЕК ГОДА
  
  "Человек года" - раз,
  "Человек года" - два,
  До чего увлекательна
  эта игра.
  Но в начале уже ХХI века
  Провести бы хоть раз
  Просто
  год человека!
  
  ПЕСНЯ ПРОТЕСТА
  
  Про тесто любим мы читать в рецептах -
  А песни слушать только на концертах!
  
  ДИЛЕММА
  
  Друзья не отдают долги.
  Друзья они или враги?
  
  САГА САНТЕХНИКУ
  
  Сантехник-сан!
  Струящейся стихии
  Смиритель и стратег,
  Спасибо за сортир!
  Свистел сифон,
  Смесители смеялись...
  Сейчас - сераль!!
  Сюрприз. Спасибо, сир!
  
  АГРОСОНЕТ (акростих)
  
  Я не люблю копаться в огороде.
  Люблю вкушать я фрукты на природе.
  Юго-Восточный Крым для этого подходит,
  Благо, на каждой даче зреет урожай.
  
  Люблю, когда друзья за мной приходят,
  Южнобережного чего-то преподносят,
  Феодосийцы знают, что приносят...
  Его готовы пить мы - только дай!
  
  Однако, чтобы фрукты были вкусны,
  Дачный участок следует искусно
  Окучивать, возделывать, копать...
  
  Стыжусь - не принимаю в том участья
  И вдохновляю их на это счастье -
  Юмора, смеха летом нам не занимать.
  
  КАРАНТИНСКИЕ ПАРАДОКСЫ
  
  Здесь страшно вечером.
  Куда ни посмотри,
  Темно.
  Грязнее улицы и уже.
  Течет канализация снаружи.
  "Горит труба" у жителя внутри.
  Не видят денег здесь годами -
  вот беда!
  Но на портвейн находится всегда.
  Стоит завод.
  Но сколько лет и зим
  С утра торгует винный магазин.
  Талантливее карантинцев в мире нет.
  Здесь каждый
  и художник и поэт,
  И если кто-то открывает рот,
  То тут же нам Шекспира выдает.
  А у причала, руки в муфте грея,
  Все ждет Ассоль.
  Увы, отнюдь не Грея...
  Хоть репутацией не лучшей он увенчан,
  Наш Карантин величественно вечен,
  Живой как жизнь,
  не сноб и не ханжа.
  Взойди и прикоснись, -
  здесь города душа.
  
  _____________________________________________
  
  КОРОТКО ОБ АВТОРАХ
  
  Юлия Вдовиченко - ведущий библиотекарь отдела комплектования Центральной городской библиотеки им. А.Грина. Увлечения: компьютер, иностранные языки, чтение и сочинительство. Изданы книги стихов "Душа, которая парит", "Синий час", "Далекие близкие", "О счастье", "Время за полдень", "Углы и тени".
  
  Капа Карантинская - литературный псевдоним Натальи Бедняковой, заведующей городской библиотекой Љ 2. Известна по периодическим публикациям в периодической печати. Замечена в скандалах. Автор книги "Избранные шедевры" (Феодосия, 2001).
  
  Алла Ненада - четверть века работает в музее А.С.Грина. Заслуженный работник культуры АР Крым. Родилась в Феодосии. Город Богаевского считает лучшим на свете. Стихи на случай пишет со студенчества. По образованию - филолог (русский язык и литература).
  
  Семен Пивоваров - признанный мэтр литературной Феодосии, "Человек года - 2000". Отмечает в 2003 г. свой юбилей. Автор семи поэтических сборников. Лауреат премии "Золотой теленок" "Литературной газеты". Печатался в журналах "Москва", "Нева", "Крокодил", "Перец", "Радуга", "Вопросы литературы". Награжден двумя орденами Красной Звезды, орденами Отечественной войны I степени, Богдана Хмельницкого, медалями.
  
  Светлана Рыжкова - продолжает гуманистические литературные традиции отечественной медицины. Рисует, пишет стихи. Печаталась в периодических изданиях, коллективных сборниках "Каллиера", "Киммерийское эхо".
  
  Лидия Цинклер - по образованию библиотекарь, занимается организацией художественных выставок, коллекционирует современную живопись, переводит с французского. Редактор юбилейного издания "Феодосийская художественная школа имени И.К.Айвазовского".
  
  Сергей Щебетун - автор и исполнитель стихов и песен. Человек с обширным жизненным опытом, владеет многими профессиями и ремеслами. Реставрирует щипковые инструменты. Печатался в периодических изданиях.
  _____________________________________________
  
  Составитель
  Н.Беднякова
  
  Редакционная коллегия
  Н.Беднякова, Ю.Вдовиченко, А.Ненада
  
  Компьютерный набор и макет
  Ю.Вдовиченко
  
   Отзывы ждем по адресу:
   e-mail: quincunx@mail.ru
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"