Карцев Леонид Борисович : другие произведения.

Часть 2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    часть 2

   Часть II.
  
   Д Е Д У Ш К А   П О Г Р А Н В О Й С К
  
   "Несчастен тот, кто на полях войны не за отчизну пал..."
   Джакомо Леопарди.
  
   "Но надо, надо сыпать соль на раны,
   Чтоб лучше помнить. Пусть они болят."
   В.С.Высоцкий.
  
  
   1.
  
   Сбылись самые черные пророчества Лени Чечеля. Сразу после приказа, не успел он даже походить в выпрямленной бляхой, , как его направили радистом в очень быстро сформированную в этом году черную сотню. На службу Малявин ходил теперь с Андрюхой Косяком.
   Где-то в конце октября Витьку отловил в коридоре Витька Половинка, Чепин приятель, хмурый, рано начавший лысеть, сержант с колонны связи.
   - Чепу, говорят, то ли ранили, то ли убили, точно не известно, - зашептал он, притянув Малявина за пуговицу поближе к себе, - как бы его вещи дембельские не растащили сразу. Здесь в каптерке я прослежу, а ты на узле все перепрячь.
   Витьке стало ужасно плохо и не от того, что он осознал несчастье приятеля, а потому, что еще раз прочувствовал возможность этого происшествия с собой.
   "О чем думаем?- удивился он, - Человек, может, жизни лишился, а мы о куске тряпки печалимся".
   Сколько солдат из-за зажигалки, темных очков, джинсов, шло на смертельный риск! Витька часто не мог их понять, объясняя для себя эти поступки сущностью человеческой натуры - нажиться при любых обстоятельствах.
   Если солдат осознает, что, идя на войну, погибнет именно он, а не его товарищ, то половина наверняка наотрез откажется взять в руки оружие. Нас греет сознание того, что пуля прошмыгнет где-то рядом, смерть предназначена кому-нибудь другому, а вот когда она начинает вырывать из жизни твоих близких друзей, то поневоле чувствуешь ее холодное дыхание всем своим существом. Так произошло и с Малявиным. Он все чаще возвращался к образу Чепы, и война в Афганистане уже не рисовалась ему в розовых романтических тонах.
   Что произошло с Чепой, никому точно известно не было, так как дембеля из черной сотни воевали вовсю, а командование не считало нужным оповещать их о гибели товарищей.
   Недели через две после ноябрьских праздников Малявина ночью разбудил дневальный - Андрюха Косяк:
   - Витька, Чепа звонит из госпиталя!
   Малявин подскочил и, топая босыми ногами по холодному полу, кинулся к тумбочке.
   - Алло, Леня ты живой!?
   - Как там мой альбомчик? Знаки на месте, ты их перепрятал?
   - Чепа как ты там , что с тобой?
   Слышно было плохо, поэтому Витька не сразу понимал смысл Ленькиных вопросов.
   - Не сперли там шмотки мои?
   - Нет, все нормально, целы. Как ты дозвонился?
   - Не первый год служу. Я тебе письмо написал, скоро должен получить. Ты мне к фуражке пришей козырек, тот, что под стойкой спрятан, в колодце, а с моей расхожей отвори и себе возьми. Шинель ушей, я там один рукав наметал только, вывернешь наизнанку - увидишь.
   - Ранило тебя куда?
   - Пуля разрывная была, меня осколками посекло. Я теперь как Кутузов буду. Ну, давай, больше говорить нет возможности. Если что, к Вовке Половинке иди, он поможет. Пока, Малек!
   Витька положил трубку и, подтягивая спадающие кальсоны, объяснил Андрюхе:
   - Чепа, умирая, заботиться будет, чтобы на его гробу краска была непременно зеленая, и с искоркой, а на могиле осталась бы лежать фуражка Московского завода с солдатским козырьком.
   - Куда его ранило?
   - Хрен его разберет. По голосу он, как из санатория, а не из госпиталя звонит.
   2
   .
   Стемнело. На плацу прямо перед штабом зажгли никому не нужные фонари. Вопреки всем правилам и запретам в караулке было сильно накурено, так как начкара мертвецки пьяного отвели домой отсыпаться и надеялись на то, что раньше завтрашнего полудня он здесь не появится. Двери камер гауптвахты были настежь открыты, двое арестованных сидели за шахматным столиком с дежурной сменой, пили крепкий чай без сахара и с жадностью курили по второй сигарете местной Душанбинской фабрики.
   Без ремня, фуражки, поблескивая лысой головой, старшина второй заставы был неузнаваем и больше похож на пшенаря-первогодка, чем на дедушку погранвойск, потому что ушитую гимнастерку и штаны ему сразу же распороли, вставки из погон вытащили и поломали, и в довершение постригли наголо. Он был арестован.
   - Не, ну ты представляешь, какая сука!- сигарета уже начинала обжигать чуть подрагивающие пальцы старшины, но он не замечал этого, продолжая рассказ, - Я его по-товарищески просил, как брата! Ну, опоздал из отпуска, кто не опаздывает?! Ведь мать у меня умерла, мать... И так дали всего десять дней с дорогой. Еле отпустили, все телеграмму проверяли. Представляете, как повезло, вчера ни одного офицера в четвертом отделении не было. Я же по-хорошему попросил: "Поставь мне прибытие днем раньше", - не заметил бы никто, что ему стоило? Сам, солдат-срочник, крыса штабная, жучара поганый, на полгода меньше моего прослужил, на границе ни разу не был, а уже два "погранца" на груди висят, падла такая! С первых дней службы в штабе отирается, - старшина от досады хлебанул горячего чаю, обжегся, сморщился. В его серых глазах блеснула слеза.
   - Так вот я ему значит так все начистоту и сказал. А он: "Двадцать пять рублей, говорит, или два литра водки, и смотрит на меня такими чистыми глазами... У-у, еж белобрысый! У меня с собой три литра самогону, в виде компота закручено, на заставу вез годкам, зацию обмыть. У нас, сами знаете, где достать-то?- Старшина выругался. В караулке стало тихо. Трое солдат из бодрствующей смены слушали внимательно, только из соседней комнаты слышался дружный храп отдыхающей смены да сверчок поскрипывал где-то в углу.
   - Денег у меня не осталось почти совсем, все на самолет ухайдакал. Мне ведь только в один конец билет полностью оплатили, а обратно только тридцать процентов. Я ему так все и объяснил. Давай, говорит, самогон и что есть из денег. Самогон, конечно, не водка, ну да ладно, потянет... Потянет ему! Схватил я его было за грудки, да тут Дядя Ваня, майор толстопузый входит. Затрепыхался, засуетился. "Ты что, - орет, - военный! Где находишься? Под следствие захотел?" В общем, залет ужасный, а когда самогонку нашли, вообще мрак. Мне про этого писаря Сорокина ребята давно говорили. Они с Дядей Ваней подходят друг другу. Подлец, он всегда другому подлецу рад. Вместе наших ребят в Афгане обсчитывают, платят им вместо чеков рубли. Ну, да ладно, отольется им еще, на любую хитрую жопу есть ... с винтом.
   Старшина озабоченно провел по стриженной голове.
   - Да, теперь первая партия мне не светит, а к марту, глядишь, отрастут. А тебя за что посадили?- он с сочувствием посмотрел на такую же стриженную лопоухую голову второго "зека".- Постой, ты сколько прослужил? Что-о, два месяца?! брось заливать, пшенарей не сажают никогда, их больше политотдел от дедовства защищает. Как тебя угораздило?
   - Я на систему писал...
   - Это как так?
   - Учебный пункт на три недели перевели на стрельбище - Халкояровское. Живем в палатках, холодно, до туалета бежать далеко, время было перед подъемом, я чуть за палатку отошел, ну вот... А навстречу командир части, и еще куча офицеров каких-то проверяющих что ли. Дали в тык начальнику тыла за то, что туалет чуть не в двух километрах от лагеря, а мне десять суток за нарушение санитарных правил.
   - Не повезло тебе. Добро б за выпивку, а то... - старшина сочувственно покачал головой, - Наведи-ка, мил друг, здесь порядок, а то ребятам завтра достанется, - он опять становился старшиною, - а я спать пойду, пожалуй. Спасибо за чай, братки. Он по очереди пожал руки караульным.- А ведь разжалуют меня теперь, как пить дать, разжалуют.
   Витьке, заступившему сегодня в караул, выпала честь быть разводящим. Обычно это была привилегия ребят из комвзвода, но их почти всех кинули на пополнение сильно поредевшей после последних операций ДШГ. А, как известно, любой караульный, тем более разводящий, царь и бог для арестованных.
   - На вот, возьми, - Малявин взял со стола и протянул уходившему старшине мятую Сницаревскую пачку "Памира" и несколько спичек.- Там за нарами одна доска отломана, под нее спрячьте, а то неизвестно, кто завтра в караул заступит.
   - Спасибо, браток - старшина еще раз пожал ему руку, - спокойной ночи.
   - Витька посмотрел на часы. Скоро будить смену. Можно будет пару часиков поспать.
   - Ты грязь не разводи, что ты все на одном месте елозишь! Сначала пол намочи как следует, а потом затяни сухонькой тряпочкой, и все у тебя заблестит, - поучал Малявин неопытного арестованного.- Эх, пшенарюга ты и есть пшенарюга, давай покажу.- Витька взял у него из рук тряпку.
   "Скоро придут в роту сыны, полегче жить будет. Деды уволятся, хорошо то как!- думал Витька. От таких мыслей на душе сразу стало теплее, и караульное помещение в полуподвале под штабом показалось не таким уж и мрачным.
  
   3.
  
   - Чепа!- радостно вскрикнул Малявин и в то же мгновение оказался в крепких объятьях приятеля, - Как ты? Откуда?
   - Все, Малек, зация, отслужил. Только сегодня приехал. Меня хотели прямо из госпиталя уволить, но я уперся. У меня там ни парадки, ни знаков, а здесь еще кое-какие дела остались. С утра бегал обходной подписывал, только освободился. Думал сразу к тебе заскочить в эфире поработать, да Короткин, когда обходной подписывал с меня слово взял, что воздержусь от радиохулиганства. Вот так. Ребята давно уволились?
   - Седьмого февраля, неделю назад, первая партия ушла. Лешка Шанцев, Апенин, почти все наши.- Витька с трепетом разглядывал Ленькино изуродованное лицо. С левой стороны, под глазом на месте скулы зияла яма, затянутая тонкой, розово-рубчатой кожицей.
   - Так-так, - Чепа лихорадочно потер руки, - остался хоть кто?
   - Вовка Половинка. Он ждет, когда ему партбилет оформят и все. Остальные все в пути или дома уже.
   - Отлично, а я думал, что придется мне сиротою одинокой домой ехать. Напарник кто у тебя сегодня?
   - Жучок-Гладков, он в туалет пошел, а вот и он.- На пороге показался Валерка.
   - Здорово, пулеметчик!- Чепа протянул ему руку.- Пронесло? Поди в радиокласс, побди, а то мне надо вещи дембельские здесь перетрясти, как бы какая сволочь не помешала.- Валерка послушно отправился на стрем, а Малявин, вооружившись отверткой, стал отвинчивать те блоки в приемниках, где были запрятаны Чепины вещи.
   - Ох, Витька, как я волновался, что растащут все, - Леня с нескрываемой радостью перебирал свои сокровища: различные значки солдатской доблести, железные буквы ПВ, темные, зеркальные очки, бляху.
   - Спасибо тебе, все на месте. Я тут недельку пожил в Душанбинской роте связи, там на законном основании получил, удивись, - Чепа расстегнул крючки на своей уже начесанной дембельской шинели, откинул полу, демонстрируя Малявину значок "Отличник погранвойск I-й степени", - Силен?! Красненький, нулевый. Муха, можно сказать, не ...
   - Зрение-то у тебя как?
   - А ни хрена не вижу одним глазом, и второй только процентов на сорок. Повредилось там чего-то, доктора говорят, дальше будет еще хуже. Рука-то ничего, зажила, как и не было ничего. Дома, может, операцию сделаю, косточку вместо скулы вставлю для красоты. Сорок рубликов зато за ранение получил, обогатился... Офицерам, тем по восемьдесят платят, а нашему брату-солдату сорок.
   - Восемь бутылок водки купить сможешь. Загуляешь!
   - Я уж и так все прогулял, хорошо старики перевод прислали, а то и на дорогу денег не хватит, что здесь выдадут. Мне, Витька, теперь почти каждую ночь один и тот же сон сниться, - Чепа причел на табурет, понизил голос до шепота и, виновато улыбаясь, продолжил, - Летят, понимаешь, на меня два огненных шара... Летят, растут, приближаясь, - Леня зажмурился, затряс головой, пытаясь забыть ту ночь, когда прозвучали для него в горах роковые выстрелы, - потом даже не боль, а удар и ожог, как раскаленную сковородку приложили к телу, и Зонов, напарник мой по дозору, лежит без лица... И все это видится в этакой кровавой мути, как в тумане. Просыпаюсь, а шары эти все еще висят перед глазами, заслоняя собой все.
   - Зонов с четвертой заставы?
   - Да. Знал его, что ли?
   - Знал.
   - Его сразу наповал убило, полголовы снесло. Странно, я ему про тебя много рассказывал, но он не говорил, что знаком с тобой.
   Витька пожал плечами. Покопавшись в себе, он с удивлением обнаружил, что смерть его злейшего врага не доставила ни радости, ни облегчения.
   - Ладно, - Чепа встряхнулся, встал с табурета и опять занервничал, засуетился, - надо тебе складень секретный один показать. Зови жука своего. Пусть здесь в аппаратной посидит.
   Леня повел Малявина за боксы, где под землей был вырыт хорошо замаскированный тайник.
   - Вот, Малек, тебе завещаю, смотри, - Чечель начал перебирать спрятанные там вещи.- Фляжек целых три штуки тебе достается в наследство, антенн складных - восемь, анаши - во, - Леня потряс целлофановым пакетом, килограмма на два, а то и больше. Это еще мои деды привезли с операции, такие наркуши злостные были, что ты... Жестянок всяких море, маскхалат вот, богатство, короче, целое. Хочешь, поделишься с кем, а лучше не говори никому. Ну, это дело твое. Знаки я тебе, как приеду домой, вышлю сразу. Адрес мой у тебя есть, пиши. Видел, у меня в альбоме место еще свободное осталось. Так ты этот пробел ликвидируй, подбрось мне фоток по возможности. Коды гражданские есть у тебя?
   - Да, мне Шанцев, увольняясь, оставил свою книжку записную с ними.
   - Хорошо, коли так. Пойдем, я еще разик хоть проверочку отработаю напоследок.
   В аппаратной их встретил зампотех роты, лейтенант Акулов.
   - Чечель, ты где ходишь? Тебя майор Головин обыскался, - Акулов снял с рычага трубку и скомандовал сидящему на коммутаторе дежурному телефонисту, - Роту связи дай! Рота связи?! Алло, что рота?! Кто это? Рядовой Сиськин? С кем я говорю? Виноват, товарищ майор... Я... Так точно, да. То есть никак нет. Чечель здесь. Слушаюсь.
   "Ишь, заюлил! Начальство надо не только в лицо знать, но и по голосу чувствовать. Как заливается соловьем! Куда голос делся командирский?- злорадствовал Малявин.
   - Пошли, Чечель, у товарища майора до тебя дело какое-то.
   ... Семнадцатого февраля в шесть часов утра, увольняясь вне партии, покинули роты связи Последние Витькины деды: Вовка Половинка и Леня Чечель. Вскоре должны были появиться в роте молодые солдаты. Их появления с нетерпением дожидались во всех подразделениях гарнизона и на всех заставах отряда.
   - Скоро придут молодые пшены, а там и дембель не за горами, обнимая Малявина, на прощанье говорил Чепа, - не ленись, браток, пиши.
  
   4.
  
   - Вот и все, Валера, уволились деды. Думал не нарадуюсь. Уехали мучители, а скучно стало без них. Как не хватает чего-то, тоска одолела. Долго нам с тобой одним на смену не проходить. Пришлют молодых, будем обучать их работе. Деданем, а?- рассуждая таким образом, Малявин вынул из "колодца", где проходили хитросплетения проводов и кабелей, самодельный кипятильник.- Чайку сварганим? Ты чего хмурый такой? Из-за этого козла все переживаешь?
   Перед вечерней поверкой новый командир комендантского взвода Кудояров, заподозрив по шальным от постоянного недосыпания Валеркиным глазам, , что он пьян, съездил ему два раза кулаком по лицу, разбив в кровь губу и нос. Витька сам был сторонником "домашнего" воспитания и полагал, что лучше получить за провинность по шее, чем "выносит сор из избы", но в случае с Валеркой никакой пьянки-то не было!
   - Я его убью, гада!
   Малявин с удивлением посмотрел на напарника. Пескарев был самым тихим и незаметным солдатом в роте, никогда ни с кем не спорил, не ругался, и Витька никак не ожидал увидеть в нем такой неожиданный прорыв злости.
   - Сразу надо было, Валера, сдачи давать, а теперь поздно.
   - Слушай, Витька, а если к примеру... Если что случится, мы же можем договориться про себя и перестрелять весь этот штаб в момент!
   - Революцию надумал делать?
   - А хотя бы и так! Из-за чего на крейсере "Потемкин" восстание произошло? Мясом с опарышами морячков накормить хотели, офицеры рукоприкладством занимались, а у нас! Три дня подряд кашей с червями кормили?
   - Кормили, - спокойно согласился Малявин, - чем нас только не кормили. Как говорится: "Солдат не свинья, все съест". Чего ты заводишься? Если бы не идея проглота Новикова налить в сечку консервированного молока никто и не заметил бы, а так червячки и всплыли...
   Витька вспомнил, как вызванный в столовую начальник тыла орал, побагровев:
   - Кто скажет, что это черви! Десять суток ареста сразу, ну, кто?
   Непрохдимая тупость и садистские наклонности Дяди Вани были известны все, и поэтому мало кто решился назвать белое белым. Кому охота искать на свою голову приключений?
   - Эх, Валерка, ерунда все это. Не мотай себе нервы понапрасну, ничего не изменишь. Положим, сговоримся мы, человек пять, перестреляем всех офицеров отряда, а дальше... Дальше пошлют против нас же таких же, как и мы, в серых шинельках, расскажут им, как группа подонков, накурившись анаши или упившись, смотря по ситуации, подняла мятеж. И покрошат нас свои же солдатики.
   Валерка Пескарев не на шутку разволновался, глаза его сузились, он весь подобрался и, не замечая, что голос его сорвался почти на крик завопил:
   - неужели ты, вот ты, будешь в меня стрелять!?
   - В тебя конкретно нет, а в кого другого буду. Прикажут и никуда не денешься! И вообще чего ты на меня орешь. В афганцев стрелял?
   Валерка после этого вопроса сразу сник. Ему довелось повоевать несколько недель в мангруппе и не далее как вчера он сам рассказывал Малявину, как забросал гранатами погреб с тремя басмачами.
   - Чем они тебе поднасрали!? Такие же люди, а! Ты у нас сейчас в роте комсорг или я? Вот и подними вопрос о рукоприкладстве комсомольца Кудеярова или что-нибудь в этом духе.
   - Никто тебе такую повестку не утвердит.
   - Конечно.
   - Терпи дедов, терпи офицеров, всю жизнь терпеть!?
   - Валер, у тебя родители есть?
   - Есть, а причем здесь мои родители?
   - А при том, что им привезут цинк с твоим телом, с устным рассказом о том, как ты погиб при исполнении служебных обязанностей. И тех ребят, что убьешь ты, совершая революционный переворот, повезут по стране с той же сопровождающей запиской. Я на гражданке одно время жил в небольшом городишке под Москвой. Так вот, в соседней части убегали солдаты с оружием. Нас, гражданское население, об этом милиция оповещала. Несколько случаев было. Раз под Люберцами целое сражение произошло. Рязанское шоссе перекрыли, автобусы и те не ходили. Ну и чем все кончилось_
   - Вить, у меня пузырь тройного одеколона есть. Врежем?
   - Я вообще-то одеколон ни разу не пил... Давай попробуем.
   Валерка метнулся в коридор и быстро вернулся оттуда, держа в руке флакон с зеленоватой жидкостью. Витька с подозрением оглядел пыльный пузырек.
   - Ты что его в сортире прятал? А чего без этикетки, это точно одеколон? Отравишь меня на старости лет.
   - Самый что ни на есть, все строго. Водой будем разводить?
   - Не знаю, как ты, а я буду.
   Валерка достал из-под шкафа две эмалированные кружки и поровну разлил в них благоухающую жидкость.
   - Ну и гадость!- Малявин, долив в свою кружку воды, помешивал содержимое указательным пальцем, наблюдая, как волнами смешиваются две жидкости.
   - давай, будем, - Валерка осторожно стукнул кружкой о кружку и быстро опрокинул содержимое в рот. Витька последовал его примеру. Огненно-вонючая смесь, как наждачная бумага, оцарапала горло.
   - Б-р-р, - Малявин затряс головой, отрыгнув одеколонным запахом, - ой, у меня внутри целый парфюмерный магазин открылся. Все, - отплевываясь, он понюхал пустую кружку, - надо было из одной пить, а так загадили сразу две, не отмоешь теперь.
   - Какая фигня, нашел, о чем переживать. Эти выкинем, а из столовой новые стащим. Берет тебя?
   - Нет. Одна мерзость во рту, будто кошки насрали.
   - Догнаться бы чем, - Валерка, порывшись в шкафу, выудил из него пузырек одеколона Шипр, - Давай?
   - Не-ет, хорош, ой, - Витька опять выдал из глубины организма одеколонную волну, - от него ни в голове, ни в жопе, одна отрыжка пакостная.
   - Пожалуй, а я махну еще чуток, пожалуй.
   - Дело хозяйское. Никогда бы не подумал про тебя... Тихий, тихий, это, как закон, видно, раз комсорг, значит, выпить не дурак. Опрокидывай, у-ух, - Малявин поморщился, глядя на пьющего Валерку.
   - Вить, послушай, - поставив под шкаф кружки, Пескарев, видно, опять вспомнил нанесенные ему обиды, - а если за границу утечь?
   - Ку-да?! Ты брякнулся мозгами совсем? Границу ты перейдешь, делать нечего, и в Афган попадешь без проблем, а дальше... Тебя местное население одного растерзает в момент только ради оружия.
   - А если без оружия уходить?
   - Языка ты не знаешь, никакому ремеслу не обучен. Там таких радистов, как мы, знаешь сколько...
   - Почему, я техникум закончил, - начал было Пескарев, но Малявин оборвал его.
   - Поймают тебя если не сразу, так потом. Помнишь, осенью два паренька сбежали? Две недели их ловили да не поймали.
   - Так они сами вернулись.
   - Вернулся, положим, один, а другого наши в боях где-то положили. Я как раз в тот день в караул заступил, когда он возвернулся. Слышал, как с ним следователь из Душанбе беседовал, там перегородка тоненькая, фанерная. Что он только не порассказывал! Вспоминал, как главари банды их в зад пидарасили, как наших ребят при них пытали, а они переводчиками работали. Такого наслушался, что уснуть не мог, Я ему потом, сукину сыну, полную тарелку сала тогда навалил. Голодный был, а есть не стал. Чтит Коран. Хоть во что-то люди еще верят.
   - А почему они сала не едят?
   - А-а, - Витька махнул рукой. Корана, впрочем, как и Библии, он не читал. Не потому, что не интересовался, а достать негде было, но суждение на все имел свое, - это все от условностей, Валер. Люди любят сами себе палки в колеса вставлять. То нельзя, это - грех. По-моему, если твои поступки во вред другим людям не идут, то ничего в них плохого нет. Граница, кстати, одна из самых больших условностей. Даже само определение ее - "невидимая линия...", а ты, брат, охраняй это невидимое два года с большим хвостиком и гордись, что не шуруп, так как они стерегут то, о чем даже сам министр обороны не догадывается... Строй бдят, что ли?
   Что бы там Малявин ни говори, но та доля спирта, что находилась в одеколоне, давала о себе знать.
   - Ну, ладно, краснопогонники, те зеков стерегут, волнения всякие внутри страны усмиряют, вроде дело делают, стойбат строит, а остальные? Ученья от безделья затевают, деньги на ветер миллионами пускают, союзным державам помогают революцию совершать да у власти потом удержаться. Правильно я понимаю?
   Витька эти мысли носил в себе давно, но делиться ими ни с кем не собирался и даже о том, что не грех еще одну революцию сотворить, подумывал, но осознавал бесперспективность похода против такой сильной машины, как государство, и потому предпочел тихо плыть в общем потоке.
   - Вокруг сплошь условности. Вон в иных странах мужики с мужиками официально живут, а в Афгане три жены иметь можно...
   - Это ты, Вить, загнул..
   - Е..., не веришь... Ребята говорили. Они сами видели. Или, к примеру, возьмем мат. Чем не слова? Если человек через слово "блин" говорит или черта поминает - это ничего, нормальная цензурная речь. По мне лучше уж матерись! Узаконить надо общепринятые названия половых органов, сделать их обычными словами, и не будут употреблять их в каждой фразе. А так, нецензурные выражения... Всякому приятно нарушить условности...
   На гражданке Малявин не ругался совсем, а сейчас, незаметно для себя стал таким матершинником, что сам себе удивлялся.
   - Есть ведь хорошенькое словцо ..., сразу им все сказано, а-ан нет, будем разводить ... Половой акт, скажем, или еще - сношение, а то еще эта - интимная связь, завернем. Эх, ... твою мать6в мелочах и то жизнь себе усложняем, а за мелочью разной и крупное недоглядим.
   Пескарев здорово развеселился, слушая Витькины рассуждения.
   - Тебя послушать, у нас все беды от того, что не ругаемся матом день и ночь.
   - Ни хрена ты не понял, - Малявин оскорбился, - если серьезно, я может вообще против войн. Всех-всех, и революционных тоже, вот только смелости громко сказать мне об этом не достает, боюсь, что трусом назовут свои ребята.
   - Не серчай, Вить. Слушай, я забыл совсем. Ко мне вчера инструктор из штаба приходил и просил меня подготовить группу отличников боевой и политической для вступления в ряды КПСС. Нужны ребята только из нашего призыва. Давай, может, вступим?
   - То есть как?- Малявин опешил.
   - Как-как, я знаю что ли, не вступал. Он сказал, что надо с роты человек пять самых достойных. Мы не хуже других, - Валера икнул.
   - Не хуже, - согласился с ним Витка, - Я отцу напишу, посоветуюсь. Время есть?
   - Особо нет.
   - Тогда пиши меня, себя, Андрюху Косяка, я с ним беседу проведу завтра сам.
   - Сегодня. Время шесть утра, - Валера посмотрел на часы.
   Витька замолчал, задумался. "Разговорился я что-то. Беседы откровенные никогда к добру не ведут. Зачем я так сегодня распалился??Тянул меня за язык кто? Тихоня Пескарь, тихоня, а что на уме у него?"
   - Вить, а ты меня не заложишь?
   - Что?- он даже вздрогнул от нелжиданного вопроса.
   - ну, я подумал, не в смысле в особый, или в политотдел, а так... Даже ребятам о беседе нашей не говори. Смеяться будут.
   - Все строго между нами.
   Они скрепили этот договор рукопожатиями.
  
   5.
  
   - Устав, устав нужно больше учить, эти идиотские, неизвестно каким шизофреником придуманные строки., - возмущался Андрюха Косяк, получая оружие.- Один черт он везде и всюду нарушается.
   - Нет, брат, ошибаешься, вон нас сегодня загнули в караул на шесть часов кряду, а в уставе сказано что?
   - Не положено...
   - Верно. Надо знать законы! Уснешь ты, к примеру, а вздрючить тебя особо не смогут. Не имели права на шесть часов на пост задвигать. Пошли. Надо же, в такую отвратную погоду не то что вертолеты, мухи летать не будут, - Малявин с грохотом закрыл решетчатую дверь оружейки.
   На улице моросил мерзкий дождик. Врет тот, кто рассказывает о теплоте и удобстве солдатской шинели. Тонкая войлочная ткань продувалась насквозь холодным ветром, который выгонял из-под х.-б.гимнастерки последние остатки тепла. Полушерстяного обмундирования в Средней Азии не выдавали.
   Трое солдат подошли к углу бетонной стены, ограждавшей продовольственные склады. Здесь их должна была встретить машина с начальником караула. В предпраздничные дни, как обычно, велась усиленная охрана границы.
   - Великий праздник - День Советской Армии! У всех врагов теперь только и дел, как бы нам его испортить, - недовольно ворчал в поднятый куцый воротник шинели Андрюха Косяк.
   - Если через пять минут машины не будет, я в казарму иду. Если у них в караулке нехватка места, пусть они по уму службу организовывают. Ты что молчишь, Вить?- Миша Дикий толкнул своего сонного напарника плечом.
   - Пошли, - решительно заявил Малявин и быстро зашагал к мрачному зданию казармы, разбрызгивая сапогами скопившуюся на асфальте воду.
   - Куда? Куда пошли?- сразу заволновался Миша.
   - В каптерку. Бушлаты под шинели пододенем, а то не выстоим мы шесть часов, загнемся.
   - А вдруг машина придет, а нас нет, - засомневался осторожный Дикий, - Может вы сбегаете, возьмете и на меня. Я вам ключи дам.
   - Давай, - Витька небрежно опустил в бездонный карман своей порыжевшей от времени шинели увесистую связку.
   - Хреновый сегодня караул, - с тоской покидая затхло-спертый, но такой родной, теплый воздух казармы, заметил Косяк, - Козел-служивый по части заступил. Как бы его караулы проверять не понесло.
   - Права не имеет без разводящего или начкара, - проворчал поднаторевший в уставных мудростях Малявин.
   - Плевать он хотел на права. Если он тебя заловит во сне, или с костром накроет, посадит - не отвертишься.
   Витька вспомнил, как в начале сентября на прорыве молоденький лейтенант Козлов срывающимся петушиным голосом командовал, выстраивая цепь солдат перед проческой камыша. А теперь он стал заместителем командира части по каким-то химическим целям, получил быстро старшего лейтенанта, возгордился и будучи дежурным по части, на подъеме недели две назад бросил в спальном помещении автороты шашку со слезоточивым газом, пытаясь выгнать обнаглевших дедушек на зарядку. От шашки неожиданно поднялась такая вонь и пошел такой едкий, моментально лишающий зрения дым, что Козлов сам не заметил , как он утверждал потом, от кого он получил табуреткой по голове. На самом деле никакой табуреткой его не били, а кинули в его направлении сапог, который случайно угодил ему точно в висок... В результате этого снайперского броска потерявший на мгновение сознание старший лейтенант ударился затылком о стоящую рядом стулочку. Сапог потом, понятно, быстренько забрали, а Козлова бросили угорать в дыму и вони казармы, возле злополучного табурета. Понимая, что концов в этом деле не найти, у начальства хватило ума шума большого не поднимать, а над Козловым теперь потешались не только солдаты, но и его товарищи-офицеры, наверно в душе завидующие его удачно складывающейся карьере.
   Козелок подобрал приятелей у самого выхода из казармы, на заднем сидении которого уже расположился Миша Дикий. Витька кинул ему на колени бушлат и полез в кабину. Через пятнадцать минут машина уже подъезжала к аэродрому.
   Начальник караула прапорщик Соколов из автороты, проглатывая зевок, проговорил, посмотрев на часы: - Полпервого. На полчаса опоздали. Идите, сами меняйте орлов, неохота мне из машины вылазить. Главное - склад с ГСМ и палатка с боеприпасами. Если она рванет, здесь в радиусе двадцати километров ничего живого не останется, учтите. Вертолеты заперты и опечатаны должны быть.
   Малявин первым неохотно вылез под дождь.
   - Вместе иногда сходитесь и смотрите... Сами знаете, кто сегодня по части дежурит, - уже вслед прокричал им Соколов.
   Витьке по жребию досталось охранять склад ГСМ. Это был обнесенный двумя рядами колючей проволоки квадрат примерно двадцать на двадцать метров, с врытыми в землю огромными цистернами внутри. Находился он в некотором отдалении от летного поля, возле трех раскидистых шелковиц. Летом склад ГСМ считался самым лучшим объектом для охраны. Тень - великое дело при жаре за сорок градусов.
   Малявин пожал руку идущему навстречу продрогшему предшественнику с комвзвода.
   - Все нормально. Печать на месте. Что вы так задержались?
   - У начкара спроси.
   - Понятно. Ну, будь, бди.
   - Спасибо, - Витька махнул ему вслед рукой.
   Дождь то прекращался, то начинал опять сеять. Похолодало, и вскоре среди капель стали попадаться хлопья снега.
   - У-ух, погодка, ворчал Малявин, в который раз ворчал Малявин, обходя по периметру вверенный его заботам пост.- Надо ребят проведать, - решил он через час, - приказы начальства надо выполнять.
   Андрюха с Мишкой уже развели костер из разломанных ящиков из-под бомб и ракет-нурсов и поджаривали на шомполах кусочки заблаговременно прихваченного из столовой хлеба. Витька присоединился к ним.
   Ближе к утру непроглядная тьма как-то посерела, ветер поутих, дождь со снегом прекратился.
   - Четыре утра. Разбегаемся?- неуверенно спросил Мишка у пригревшихся у костра приятелей.
   - Пора, - Андрюха со вздохом отвел руки от тлеющих углей.
   Стоило отойти от костра, как озноб пробежал по телу Малявина. Огня, правда, давно уже не было, но один вид мерцающих, подернутых пеплом углей согревал солдату душу. Витька подошел к посту, потрогал висящий на воротах амбарный замок и прислушался. Ему показалось, что по дороге, идущей вдоль аэродрома, проехала машина.
   "Послышалось", - подумал, было, он, но тут явственно услышал, как хлопнула дверца... До рези в глазах Малявин вглядывался в прорезь акации, тянущейся вдоль дороги, но тщетно... Вдруг он увидел, как чья-то тень отделилась от серой однородной массы кустарника и, пригнувшись, побежала по направлению к складу. Витька сдернул с плеча автомат, откинул приклад.
   - Стой, кто идет?- крикнул он в темноту. Нервничая, никак не мог передвинуть предохранитель, - Стой! Стрелять буду!
   Фигура остановилась, замерла на мгновенье, и, выпрямившись в полный рост, перейдя на шаг стала молча надвигать на Витьку.
   "Оружие применяется без предупреждения при нападении на пост или часового", - обрывками всплывали фразы из устава в голове и в этот момент Малявин угадал в смутно очерченной фигуре дежурного по части старшего лейтенанта Козлова.
   "Ах, ты козел вонючий"- подумал он, передергивая затвор автомата и посылая короткую очередь в воздух. Дежурный остановился. Витька, не давая остыть гневу, распаляя самого себя криком "Стой!Стой!", послал очередь в направлении ненавистного офицера с целью заставить его упасть в лужу, посредине которой он сейчас находился.
   Трассирующие пули жучками-светлячками, несущими смерть, прошли в такой опасной близости от Козлова, что у Витьки дернулось сердце, а в ногах появилась неприятная слабость.
   Старший лейтенант упал в лужу плашмя, страшно матерясь при этом, осыпая часового всевозможными прозвищами, сто сразу Малявина и успокоило. "Слава богу живой, гад. Ишь как разошелся", - с облегчением подумал он.
   - Лежать! При первом движении открываю огонь на поражение! Лежать! Молча!- Витька предотвращая попытку Козлова подняться, послал еще одну короткую, а затем длинную очереди, которая прошла уже в метах пяти от распростертого на земле дежурного по части.
   - Ты что, мужик! Я Козлов! Я же тебя посажу! Ты только не говори потом, что не узнал меня!
   "Пидор гнойный" было самым цензурно-приемлимым выражением в следующей тираде. ругался он громко, размахивая над головой фуражкой, но попыток подняться больше не предпренимал. Малявин прервал его крик длинной очередью в воздух.
   - Еще одно слово матом и из пионеров на ...!- Сострил осмелевший Витька, глядя на бегущих ему на подмогу Дикого и Косяка.- Андрюха, я тут гада какого-то прищучил! Вон, видишь, лежит. давай с поста вызывай начальника караула сюда, а я его с Михой постерегу.
   - Может, подстрелить его?- подал идею все понявший Косяк и добавил шепотом, - Кого вызывать? Ты же знаешь, телефон две недели как не работает. Короткин Сницареву всю плешь проел, чтобы он линию эту проверил.
   В это время тугодум Миша вскинул к плечу автомат и короткой очередью предотвратил очередную попытку Козлова подняться на ноги. Пули, подняв фонтанчик брызг, прошли буквально в метре от поверженного на землю тела. Снайпером Дикий не слыл.
   - Рябята, вы что с ума посходили? Вы что? Братцы, я свой, не стреляйте!
   - Молча лежи, - скомандовал Косяк и, немного помедлив, добавил, - падла.
   Минут двадцать прошло, как Андрюха убежал к телефону, в тягостном молчании. Снова зарядил дождь. Малявин уже и сам не рад был, что положил Козлова и напряженно думал, как половчее вылезти из создавшегося положения. В этот момент он услышал треск мотора.
   Как выяснилось потом, в отряде часовой, несущий службу на продовольственных складах, услышал звуки выстрелов, о чем незамедлительно заявил в караульное помещение.
   Газ-, не сбавляя скорости, выскочил на взлетную полосу и по ней подкатил почти к самому складу ГСМ. Из кузова попрыгали вооруженные солдаты, а из кабины выскочил прапорщик Соколов и бросился к часовым...
   Малявин выработал для себя сразу строгую линию поведения и ни сразу, ни потом как при официальных, так и при дружеских беседах с особистом Ивановым, не признался, что узнал Козлова.
   На другой день на утреннем разводе командир роты связи старший лейтенант Короткин от имени командира части объявил Косяку и Дикому благодарность за бдительное несение службы, а Малявину плюс к этому и краткосрочный отпуск на родину.
   Всю последующую ночь Витька не мог уснуть. Он ворочался с боку на бок, мысли мучали его: "Неужели поеду домой? Увижу отца, бабушку, мать? Как это будет?" Перед его мысленным взором вставали картины встреч с друзьями, родителями. Такие знакомые, теперь, наверно, занесенные снегом улицы Москвы и он сам в лихо заломленной на голове зеленой фуражке. "Как невовремя прыщ вскочил на щеке", - огорчался Малявин, ощупывая пальцем жесткий желвачок.
   Утром следующего дня его огорошил Сницарев, отозвав в сушилку после завтрака.
   - Витя, я тут разговор один уловил. Хрен тебе будет, а не отпуск. Козлова в другой отряд переводят с понижением, а поначалу вообще судить хотели, но командир приказал замять, а "того козла, что Козлова подловил", при первой возможности посадить на губу. Короткин за тебя заступался, между прочим, так что про отпуск и не заикайся, советую.
   - Спасибо, друг, - весь мир мечты рухнул, как карточный домик, - так нае..., жить не хочется, - Витька чуть не плакал.
   - Ничего, брат, говорят, пшенарей сегодня пригонят в роту, будет тебе отрада.
  
  
  
  
   6.
  
   У радистов, что пришли в роту, заканчивался последний месяц обучения, поэтому на службу они пока не ходили.
   Заболел желтухой и был отправлен в Душанбе на лечение Валерка Пескарев, поэтому на смену Малявин ходил теперь без перерыва. Шесть часов служба, шесть часов отдых и опять служба...
   Перед ужином Малявин заглянул а ленкомнату, сел за последний стол и придвинул к себе подшивку газет.
   - Скажите пожалуйста, сколько до приказа осталось?- перед Витькой стоял маленького роста солдатик.
   - До какого приказа?- Он сразу понял, что его разыгрывает кто-то из ребят его же призыва, подсылая к нему этого перепуганного пшенаря.
   - Не знаю. Велели спросить у вас, сколько до приказа осталось.
   - Зовут тебя как?
   - Микола.
   - Вот что, Микола, это ты будешь считать, сколько дней до приказа мне осталось. Понял? Предположим, что выйдет он, желанный, двадцать седьмого сентября. Держи календарь, ручку, работай и когда бы тебя дедушки не спросили, должен знать, сколько осталось деньков.
   Витька выглянул в коридор. Там стояли, довольно улыбаясь, Серега Сницарев и Миша Дикий.
   ... Однажды вечером, валяясь поверх одеяла на кровати, Витька заметил того бойца, что пытал его о днях до приказа.
   - Микола, - позвал его Малявин, - поди сюда!
   Командир роты забрал у Витьки из тумбочки книги во время субботнего шмона и теперь он не мог появиться в библиотеке.
   - Присядь, не маячь. Скучно мне. Почитать нечего... Рассказал бы что-нибудь. Как там на гражданке?
   - Ничего, нормально.
   - Ничего, - передразнил его лежащий на соседней коечке Сницарев, - Читал, может, книгу какую хорошую?
   - Ни-и, я читать не люблю, - Микола перестал ковырять в носу, успешно выудив оттуда засохшую соплю и теперь с интересом рассматривал ее.
   - Ты не видишь, таракан, дедушкам скучно! Петь не умеешь, на гитаре не играешь, книг не читаешь, пусть. На гражданке к девкам ходил?
   - Ходил.
   - Расскажи.
   - А чего тут рассказывать?
   - Ты даешь! Сам процесс! Как ты ее за зад и в кусты, - наставительно бросил сидящий через кровать от Сницарева Дикий.
   - Тебя, милейший, дедушки просят, а ты в носу рыщешь, как пес в помойной яме! В голове своей покопайся, может фильм какой новый вспомнишь, - строго потребовал Сницарев.
   Микола в волнении заерзал на табурете.
   - "Ну-погоди" вышла новая серия.
   - Что ж ты делал на гражданке?!- серьезно разозлившись заорал на него Малявин, - "ну погоди" мне рассказывать не нужно. Не интересуюсь уже.
   - По деревьям скакал.
   Витька оторопел от такого признания.
   - Ты что Тарзан в душе? Что ты на деревьях делал?
   - В салочки играли...
   Дружный хохот не позволил Миколе закончить свои воспоминания о предармейской юности.
   - Ой, не могу, - заходился в смехе Дикий, - Витя, этот змею- ган с дерева только слез, а его сразу в армию забрали... Ну и радисты, ну и смена у тебя будет...
   - Иди, мужик, смотри прграмму "Время", повышай свой интеллектуальный уровень, - приказал Малявин, но Серега остановил его.
   - Подожди, военный, поди сюда. Поближе подойди. Не бойся, не съем. Мичурина знаешь?
   Микола наморщил лоб, задумался, помялся и наконец выдавил из себя:
   - Чего-то слышал.
   - Он тебе сливку прислал!- обрадовался его ответу Сницарев. Он крепко зажал кончик Миколиного носа между указательным и средним пальцами. Николай зеверещал, как щенок, которому наступили на хвост, вцепившись двумя руками в кисть Сницарева, пытаясь ослабить его хватку.
   - Отпусти, уй, юй, больно! Отпусти, Сереж!
   - Отпусти его, друг, - попросил Малявин.
   Сницарев разжал пальцы. На кончике носа образовалось синее пятно, которое не проходило потом несколько дней.
   - Славная сливка получилась, иди теперь куда хотел. Эй, мужик! Тимченко, Булочник! Иди, иди-ка сюда!- отловил Серега шедшую по коридору с тазом в руках очередную жертву, - подрули поближе. Поставь свою лохань. У нас тут спор с другом на биологическую тему пошел. Ты с Мичуринскими работами знаком? Что! Не слыхал про такого деятеля науки! То-то, еще ближе подойди...
   Через час никто из молодых ни под каким видом не признавался в своем знании фамилии Мичурина.
   Малявина охватила тоска. Он вспомнил, как спорили они до хрипоты с дедами о том, что лучше - Россия или Украина...
   - Да, мы без вас...
   - Что вы без нас! Кто к кому присоединился? У вас и писателей-то двое, - с пеной у рта доказывал никогда ничего не читающий Лешка Шанцев. А Апенин, который на гражданке работал агрономом, сыпал цифрами по урожаю сахарной свеклы, ржи, льна. До одури кричал он, расписывая прелести пшеничного самогона против "буряковки". Один раз, не выдержав накала страстей, Серега Сницарев сознался:
   - Да русский я, русский! Только живу на Украине.
   - О, - обрадовался тогда Шанцев, - а чего спорил?
   - У нас бабы зато лучше, - переходил на более близкую для него тему, отступая, Серега.
   - Где?
   - У нас в хохляндии. У-ух какие, не то, что ваши российские мосластые оглобли. у нас как пышечки! Любо-дорого ущипнуть!
   - Знаем мы этих пышечек. Как пойдешь утром на работу, по животу ей похлопаешь, а к обеду вернешься, а он все колышется..., - кричал Апенин.
   Весело было. Витька не хотел признаваться сам себе, что в спорах с дедами на равных он сам начал участвовать едва-едва за месяц до их приказа, а до этого... Все забывается, но свое слово над молодыми не издеваться, данное Ковалеву, Малявин помнил и пока держал.
   У самого начальника связи, впрочем, как и у командира со старшиною, Малявин был в фаворе. Лейтенант Акулов, объединяя в своем лице две должности, зампотеха и замполита, ни в том, ни в другом не разбирался, поэтому хороших специалистов не трогал. Служи, дни не считай! Ан, нет. Томился Витька сильнее, впрочем сказать, что было хуже, чем на первом году, значит соврать. Просто лучше не стало. Острее резала по сердцу тоска по дому, как пропал из сознания постоянно гнетущий животный страх перед дедами, и чем больше Малявин служил, тем больше тосковал.
   - Друг, я болен. Я очень и очень болен, - жаловался он стихами Есенина Сницареву.
   - Это ты написал?- с неизменным восторгом откликался Серега.
   - Нет, другой.
   - Все равно здорово! Ностальгия у тебя, а она хуже сифилиса, как известно.
   - Ты болел?
   - Избави бог, но Чепа всегда так говорил.
   - Раз Леня говорил... Он понимал...
   По ночам все чаще стали сниться Витьке кошмары. Он убегал от каких-то людей без лиц, держа в руках почему-то немецкий автомат "Шмайсер" и стрелял, стрелял в их расплывчатые зыбкие силуэты, но пули не вылетали из раскаленного ствола, а плюхались на землю в метре от него. Витька тогда вновь бросался бежать. Ноги же были, как чужие, ватные и не было сил переставлять их хоть сколь-нибудь быстрее.
   Малявин рассказывал свои сны Сницареву, тот строил понимающую мину, а потом изрекал сочувствующим голосом, качая в такт словам лобастой головой:
   - Все понятно. Сначала сны, потом судороги, понос и смерть. Я сам, друг, плохо спать стал, кошмары одолевают, такая дрянь снится!- уже серьезно заканчивал он.
  
   7.
  
   В роту прибыло пополнение из Афганистана. Их появление было отмечено видоизменением внешнего вида каптерки, где на полках вместо старых портянок и б/у обмундирвания выросли фирменные дорогие чемоданы, сумки, ящики с японской аппаратурой. Федор Сергеевич Прибытков передал свое старшинство сержанту-срочнику весеннего призыва Валерке Гладкову, каптерку сплавил хозяйственному Мише Дикому, а сам занял вакантную должность начальника склада связи.
   - Надо мне, Вить, за вас, козлуханов, ответственность нести?- спрашивал он как-то раз, заступая дежурным по связи у Малявина, - потерял я в деньгах десятку, а зато теперь сплю спокойно.
   - Правильно, Федор Сергеевич, - соглашался с ним Витька, - что вы пшенарь что ли последний, каждый день от зари до зари в роте околачиваться?! Надо вам это?
   У Малявина с Прибытковым сложились осле одного случая не просто хорошие, а прямо дружеские отношения.
   Однажды вечером, будучи еще старшиной, он спросил невзначай:
   - Малявин, у тебя нигде в заначке антенн складных нет? Мне позарез три штуки надо, обещали за них краску и...
   - А мне все равно, зачем они вам, - перебил его тогда Витька, - они ж вам нужны... Я вам их и дам, - он решил подрастрясти Чепин складень.
   Передав антенны, он наотрез отказался что бы то ни было в зять у своего старшины, к которому всегда питал искреннее уважение и остался в большом выигрыше, так как Прибытков, как и все нормальные люди, хорошее отношение к себе ценил превыше всего. Перед ужином, зайдя в каптерку, Малявин с удивлением наблюдал ее преображение.
   - Дела. "JVC", "HITACHI" - по буквам прочитал он название иностранных фирм на коробках, - Миша, что в этих ящиках?
   - Известно, магнитофоны. Ты чего не знаешь, утром ребята с Файзабада прилетели.
   - Да их посадят за мародерство!
   - Не посадят, не боись. Они радисты КГБ из группы "Каскад", им всем - командиру-сержанту, шифровальщику, радисту и шоферу платили до двадцати тысяч афганей в месяц. Эх, за такие деньги я бы всю жизнь воевал. Это пятьсот монет на наши, да еще в чеках.
   Вся рота, начиная с замполита Акулова и заканчивая последним пшенарем, занялась в этот вечер подсчетом и переводом афганей на рубли, и каждый мечтал, что купил бы он, упади на него такое несметное богатство. Витька к чужим деньгам старался особого интереса не проявлять, но и он с интересом узнавал, что бутылка нашей водки в соседнем "царстве" стоила, как и фирменные джинсы, примерно четыреста ихних монет.
   - Ладушки, Миша, запирай чужое богатство и пошли в ленкомнату с хозяевами побеседуем.
   Зайдя в ленкомнату, Малявин сразу выделил на общем фоне неуставные прически и усы солдат из двух экипажей.
   - Что, братцы, - обратился он к ним, называя свое имя, знакомясь, пожимая по очереди руки будущим сослуживцам, - с таким скарбом не грех на дембель ехать. Трофеи знатные! Сколько вы в Афгане просидели?
   - Полгода. Больше нашего брата-солдата там не держат, читают, что и так жирно, - пробасил один из них.
   - Правильно, - одобрил политику начальства Малявин, - пусть другие подхарчатся, а вас теперь опять на три восемьдесят посадили?
   - Знамо дело...
   До чего в армии быстро сходишься с людьми! Только что познакомился Витька, а разговор уже шел, словно вместе год прослужили. Существенно, конечно, что все прибывшие были осеннего призыва, законные деды.
   - И что, - допытывался алчный до всякого шмотья Дикий у Витькиного напарника по домино Вовки Кузуба, - у них все можно вот так запросто купить?
   - Не только можно... Частная торговля! Зайдешь, закажешь, что тебе надо. Если нет сейчас, дуканчик как поедет за товаром, привезет. Я все время у одного малого отоваривался, так он мне за это часы японские подарил, бакшиш называется по-ихнему.
   - У нас, где ни покупай, везде тебе шиш, - пошутил Витька.
   - Ох, жизнь, - приговаривал Миша, вконец сомлевший от таких рассказов. Перед его мысленным взором открылись сказочные сокровища чужестранных магазинов, но дальше приобретения джинсов его мечты не простирались.
   - А как насчет баб?
   - Тридцать тысяч, как наш автомат. Хотя здесь как сторгуешься. Просят иногда больше.
   - За одну ночь!- сексуальный порыв Дикого сразу пропал.
   - Навсегда, а не на ночь. Я ребят уговаривал купить одну на всех. Дуплись, Вить, о, правильно.
   - И жениться не надо?!
   - Не надо. Рыба.
   - Зря, у меня баян на руках. Иди отсюда, Миша, не отвлекай человека, и так из-за тебя "рыба" на нас пошла, - Малявин проигрывать не любил, нервничал.- Сидишь тут под рукой бу-бу-бу, вон "бороду" иди попытай, он твой коллега - кардан, - Витька кивнул на сидящего в углу за подшивкой газет парня с синеватой щетиной на подбородке.
   В ленкомнату зашел дневальный - Микола Скалько.
   - Мне б на заготовку два человека, - проскрипел он.
   - Ну, что! Я побегу, да? Пойти некому?- Малявин схватил лежащую рядом шапку и запустил ею в дремавшего на первых рядах Тимченко.
   - Ты что, таракан, не высыпаешься?! Иди вон, дневальному пособи. Шапку сюда передай. Пошевелись!
   - Еще бы одного, - канючил Микола.
   Витьку охватил праведный гнев. Он вспомнил, что его деды никогда не думали о заготовке на роту ужина, обеда или завтрака. Он сам и его приятели помогали друг другу без всяких на то понуканий.
   - А ну, - Малявин соколом оглядел ленкомнату, отыскивая молодых, - все умотали отсюда на заготовку. Не можете сами договориться промеж себя, будете ходить целым табором и не дай божок до прихода роты в столовую есть начнете! Пошли отсюда!- красочное ругательство в конце фразы выгнало из ленкомнаты пригревшихся там пшенарей.
   - Распустили мы их совсем, - посетовал Дикий, - опухают на глазах.
   - Вот, Миш, и займись.
   - И займусь!
   Через полчаса после отбоя, вспомнив неведомо какие обиды, перенесенные от дедов в молодые годы, Миша решил заняться террором. Придя из каптерки, где он на сон грядущий потягал тридцатичетырехкилограммовую гирю, Дикий поднял с кровати своего напарника - аккумуляторщика Ваню Дранкина, которому в подвале под штабом передавал тайны своего ремесла.
   - На вот, змеюган, держи баночку, - он протянул ему табуретку, - будем с тобой жуков расстреливать, чтобы им жизнь милее стала. Это у тебя в руках пулемет, а ты едешь на БТР. Давай начнем, жука законного. Ему скоро домой лететь, а мы ему крылья подрежем.
   Вся рота, притихнув, слушала Мишины наставления.
   - Заводи мотор!
   - Р-р-р-р, - пропел Ваня, перебирая босыми ногами по холодному полу.
   - Поехали, первая скорость! Вторую врубай, не спи!
   Держа табуретку на вытянутых руках, не переставая рычать, Дранкин подошел к кровати жука Васи. На душе у него было прескверно, но дурного и здоровенного наставника своего он боялся до дрожи в коленях. Ваня охотнее пошел бы на изрыгающий свинец пулемет, чем на конфликт с Мишей.
   - Огонь!
   - Та-та-та.
   - Громче, смелее. Длинными очередями валяй, патронов не жалей!
   - Та-та-та...
   - Иди отсюда, - кричал на Дранкина подскочивший в коечке худосочный Вася, оскорбленный в своих дедовских чувствах. Он попытался оттолкнуть ножки табурета от кровати, но оступился и рухнул, ударившись носом об пол.
   - Убит, ур-ра! Следующего жука к расстрелу, - приказал ликующий Дикий.
   Вся казарма тряслась от смеха, глядя, как Вася, схватив за углы подушку, бегает за отстреливающимся Дранкиным. Развлечение затянулось далеко за полночь.
   А поутру, сразу после развода Мишу вызвали в политотдел, а оттуда сразу переправили в полуподвал на гауптвахту.
   После смены Малявина вызвал в канцелярию лейтенант Акулов и с места в карьер понес:
   - Малявин, ты недавно совсем подал заявление о принятии кандидатом в члены КПСС, а теперь допускаешь такие безобразия в роте!
   - Что такое? Я только ночью со службы пришел.
   - Н-да, тогда Пескарева позови.
   "Дурак Миша, - думал Витька, разузнав в чем дело, - сразу все свои грехи признал. Нет бы уперся рогом... Не было ничего - и все тут. Здесь не Дранкин, а кто-то другой стуканул. Заартачился бы Дикий, и пришлось бы политотделу свои карты раскрывать".
   Вечером этого же дня, по приходе на смену, Малявин с Пескаревым замерли в дверях кабинета, наблюдая, как Микола Скалько домывает полы. Валера присел на корточки и, глядя снизу на третьего в их наряде Тимченко, изрек:
   - Булочник, принимай смену.
   Тот посопел, посмотрев на грязный, весь в разводах линолеум и проскрипел, не глядя на Миколу:
   - Коридор бы еще 6и потянет.
   - Гад ты, - Малявин вспомнил, как принимал он порядок у Валерки с Андрюхой в любом виде, лишь бы только товарищи спать пошли.
   - Это ты так полы моешь?- Пескарев заглянул под стойку, где скопилось изрядное количество грязи. Витька провел указательным пальцем по поверхности приемника и, обнаружив там толстый слой пыли, заметил:
   - Здесь можно письма на родину писать. Не, мужики, так дело не пойдет. Давай, Микола, ужинай и сюда. Будем учиться чистоту и порядок наводить.
   - Мне сон положен..., - недовольно пробурчал Скалько.
   И тут тишайший обычно Валера перевернул тазик с водой и, осторожно обходя разводы на полу, прорычал*
   - Наложено на твое положено. Жрать не пойдешь, я сам сейчас у тебя порядок принимать буду. Пойдем глянем, что у тебя в умывальнике творится...
   - Ну, так мы уходим, - дежурный по связи сержант Гладков вопросительно посмотрел на Витьку.
   - Двигайте, - Малявин протянул Андрюхе Косяку руку, - а мы поработаем с Валерой над воспитанием твоего младшего смены. Ты не возражаешь?
   - Сколько угодно.
   В умывальнике загремел таз...
   - Ты что расселся?- Андрюха пинком поднял Тимченко с табурета.- Иди товарищу помогай! Поворачивайся живее!
   "Я недоволен, что они не такие, как мы, но и я не эталон добродетели", - подумалось Витьке.
   - Валера, - крикнул в коридор Малявин, - Валерка! Отпусти ты этого таракана, пусть поест, а потом сюда приходит, мы его здесь озадачим.
   Смена ушла. Где-то в коридоре громыхал тазами Тимченко, демонстрируя свое усердие. Малявин вышел из аппаратной и нос к носу столкнулся на пороге с писарем из четвертого отделения Сорокиным.
   - Тебе что надо? Надписи на двери не заметил? Нечего здесь посторонним отираться, - Малявин узнал Сорокина. Тот уже стал старшим сержантом, отпустил жиденькие усы и делал гадости теперь все больше своему призыву.
   - Грозный ты. Выйди на минутку, разговор есть.
   - Хорошо, подожди на крыльце, я шинель накину. Ну что ты хотел?- спросил Малявин, присаживаясь на ступеньку.
   - Закуривай, "Marlboro"- настоящие сигареты, не то, что барахло, что здесь продают, родные. Вчера блок подарили. Знакомый с Даштикалы прилетел, привез. Он, дурик, в военное училище хочет поступать. Просил, чтобы я ему оба погранца вписал в военный билет. Кто-то ему начирикал, что с погранцами вне конкурса берут. Мне не сложно, какие проблемы.- Сорокин хихикнул.- Теперь курю фирму.
   - Ему сигаретки эти в Афгане не даром достались...
   - Меня это мало волнует. Хозяин-барин...
   - Домой старшиной поедешь?
   - Похоже на то, закуривай.
   - Не курю. Я слыхал, тебе медаль выписали "За отличия в охране государственной границы"?
   - Верно, - Сорокин щелкнул пьезоэлектронной зажигалкой и неспеша затянулся.
   - А что ж ты ее не вместе со всеми ребятами на плацу получал, с теми, кто воевал?
   - Не твое дело, я на своем месте хорош. У меня дело к тебе. Заработать хочешь?
   - Каким образом?
   - Тебе нужно будет набить на аппарате вот этот текст, читай.
   - "Умерла мама. Факт смерти подтвержден справкой, телеграфист Васильев."- прочитал вслух Малявин.
   - Ленту я тебе дам специальную. Печатать можешь с ошибками и без знаков препинания. Сделай, хочешь, деньгами расплачусь, хочешь, чарзу достану. Или знаки, может, нужны? В военный билет что вписать желаешь... Все могу. Все будет. Тебе только напечатать. Остальное я беру на себя, на почте только печати проставлю. Все будет чики-чики.
   - Это ты хочешь домой съездить?! Медаль показать надо? Невтерпежь?- Малявин зло посмотрел на писаря, - Мать-то жива?
   - Да что ей будет, матери? Договорились? Все чисто, никто и проверять не будет, по рукам?
   - Не-а.
   - Ты что, мужик!? Пораскинь умом! Я и без тебя обойдусь. Тебе такой фарт в руки идет, подумай!
   - Топай отсюда, жучара поганый, здесь тебе не выгорит! Быстро, пока я тебе ... на бок не своротил, - злоба захлестнула Витьку.
   - Пожалеешь.
   - Иди-иди...
   В отпуск Сорокин все же исхитрился поехать почти перед самым приказом, но, правда, только на десять дней с дорогой.
  
   8.
  
   Малявин теперь дневал и ночевал на узле. Хорошо еще, что из вновьприбывших "каскадовских" радистов один - Вова Кузуб - неплохо знал коды и сразу сумел подключиться к работе. В первый же день он принес громоздкий, как танк, но на удивление легкий магнитофон "Hitachi" с набором кассет. Витька неделю блаженствовал, наслаждаясь музыкой и беседой, но однажды под утро на узел ввалился командир роты старший лейтенант Короткин. Узрев магнитофон, он приказал сегодня же сдать его на хранение в каптерку. Затем он перевернул все известные ему заначки, но, ничего там не найдя, напоследок вынул из шкафа Витькину электрбритву "Харьков", подарок отца, и с размаху кинул ее на пол со словами:
   - Я тебя, Малявин, предупреждал! Здесь боевой узел, а не парикмахерская.
   После его ухода Вовка, сидя на корточках над остатками красного с белым корпусом бритвы, утешал приятеля:
   - Можно склеить. Я попробую. Не расстраивайся ты так...
   - Черт, что там клеить! Выкрасить да выбросить! Попробуй останься человеком при таком сволочном отношении со всех сторон. Поневоле озвереешь. Всем узлом брились... Мешала она ему, аисту длинноногому? И так жизнь-тоска, да еще всякая б... существование отравляет!
   Вечером, слоняясь по роте, Витька отловил в умывальнике курящего там своего сына , водителя КШМ, Аркашу Герасименко.
   - Куришь, - ласково обратился к нему скучающий Малявин.
   Аркаша поспешно потушил свой окурок в раковине и, осознавая свою оплошность, признался:
   - Курю. Я, Вить, после наряда устал очень... Вот и, дай, думаю, покурю, пока дедов нет. Все на складах грузят чего-то, а про смену я забыл...
   - Ну и кури, разрешаю, - раздобрился Малявин, глядя на открытое, простодушное Аркашино лицо.
   - У меня больше нема.
   - Дневальный! Дежурный!- подражая голосу командира роты, крикнул Витька.
   Из оружейной комнаты вышел в коридор заспанный сержант Гладков.
   - Валера, ты же куришь?
   - Курю.
   - Напугай старого сигареткой, будь другом.
   - Пожалуйста. Ты что, закурил? Бери парочку.- Валера, протягивая сигареты, протиснулся мимо стоящего в дверном проеме Малявина.
   - Закуришь тут, спасибо, - Витька сунул сигареты в потную Аркашину ладонь и хлопнул его по плечу, прерывая благодарность.- Ты, Герасим, может, единственный из пшенарвы человек, к которому у меня доверие есть. Не в спасибо твоем дело... В ту ночь, когда Дикий дедовал, ты единственный, кого в роте не было.
   - Да я на кухне офицерской був всю ночь... Кабы я дознался, кто стучит, я бы его и сам...
   Малявин глянул на его огромные ручищи, понимая, что такой бугай при желании если не убьет, то покалечит точно.
   - Как, Арканя, не шибко мы дедуем? Не тяжело тебе?
   - Ни-и, что ты, Витя, на учебном куда как хужее было, а здесь ты ж за меня всегда заступаешься. Кабы не офицеры, жить можно. А что мне положено на первом году робить больше, я ж не супротив.
   - Слушай, Аркаш, - прервал его излияния Малявин, - тебя кошмары по ночам не одолевают?
   - Да что ты, еще какие... Я ребятам рассказывал. Представляешь, сплю и вижу, будто я вроде как дома... Сижу за столом, а на нем чего только нет... И только я беру в руки стакан с водкой, как дневальный кричит: "Подъем!", - я уже пить начал и, на тебе, такой кошмар...
   - Ты ему, дневальному, в другой раз скажи: "Обожди, обожди", засыпай и быстренько опят за стакан. Понял?- улыбаясь посоветовал Витька.- Эх, Аркаша, Аркаша. Из дома пишут?
   - Сегодня от мамы получил, вот, почитай.
   - Я не особист, чужих писем не читаю. Если хочешь, сам прочти. Да ты закуривай.
   - Вот мама пишет: "Береги себя, ты у нас один", - это не то, а во, - "... невесту я тебе, сыночек, приглядела. Соседка наша, она в последнее время в такую силу вошла... Ножки полные, грудь высокая, личико, как у тебя круглое..."
   Малявин, не выдержав, хмыкнул, глядя на широкое, как поднос, Аркашино лицо.
   - Ух, матушка твоя дает.
   - А что, Вить, я ее раньше и в расчет не брал, а сейчас вспоминаю, хорошая соседка, ладная. А тебе мама что пишет?
   - За всю службу два письма от нее только получил6и то с упреками да угрозами. Я, понимаешь, предатель, вопреки ее желанию, с отцом переписываюсь. И, ты знаешь...
   В умывальник влетел, сверкая лысой после гауптвахты, непокрытой головой, Миша Дикий. Увидев Витьку, он вцепился в его рукав двумя руками и, бешено вращая глазами, затаратоил:
   - Обокрали! Что делать? Перевернули все! Что теперь будет! Я ни сном, ни духом, понимаешь... Ладно там, а тут... Сколько вещей было, уй! Как же я теперь! Что мне делать-то?
   Малявин, крепко выругавшись, оборвал Мишино бормотанье.
   - Не скули! Говори толком.
   - зашел сейчас в каптерку, дверь закрыта была, а там все пораскидано, места живого нет.
   - До этого когда там был?
   - Вчера вечером, все нормально было.
   - Все понял. Поставь в известность дежурного по роте. Он здесь, на очке сидит. Кстати, и командиру звони, докладывай.
   После отбоя дедсостав роты, собравшись в умывальнике, гудел, как перегруженная машина для чистки картофеля. Украдены были: два магнитофона, три дубленки, кожаный плащ, кассеты, зажигалки, часы, очки, японские презервативы и медаль "За отвагу".
   Воровство в солдатской жизни - дело обычное, но одно дело украсть на складе тушенку, затырить лишний бочок с кашей в столовой, но у своих... Впрочем, и такие случаи бывали. Воровали парадки, деньги, но не в таких же размерах!
   Капитан Иванов собрал перед ужином владельцев похищенных вещей в канцелярии и попросил их в милицию пока не обращаться, пообещав разобраться своими силами.
   - А вот ему..., - орал Серега Сницарев, бегая от волнения туда-сюда по умывальнику в семейных трусах, - Выкусит пусть! Особист! Сыщик Ива-нов! На, вот..., - он еще раз выразительно помахал согнутой в локте рукой.
   - Борода, сколько стоит магнитофон и дубленка, на сколько тебя обокрали?
   - Тысяч на пять...
   - Хорошо, что я вчера магнитофон с узла не принес, а то бы и ему ноги приделали, - облегченно проговорил Кузуб.
   - На пять! пиши заявление! Никого не слушай, пусть милиция разбирается, - продолжал агитацию Серега, - шли весь особый отдел на ... Давай прямо сейчас звони, я скажу, чтобы тебя с городом соединили.
   У самого Сницарева не украли ничего, но не в его характере было оставаться в стороне от ротных бед.
   Второй владелец магнитофона, Саня Зиновьев, сидя на подоконнике рядом с Малявиным, тихо рассказывал:
   - Магнитофон ладно. Я мамке про дубленку написал... Она такая радая была... У нее такой вещи ни разу в жизни не было. Эх, а смедаль им зачем? Так я мечтал с медалью по селу пройтись. Дурак все переживал, что зимой увольняться придется... Под шинелью награды моей видно не будет.
   - Офицер воровал, - неожиданно ошарашил всех своим высказыванием Малявин.
   Сницарев даже перестал бегать и с интересом слушал Витькину версию.
   - Ключ подобрать не проблема, а кто из офицеров здесь только днем не ползает... Зашли в каптерку, заблаговременно открыли окно и ночью через него все и вытащили. Из нашей погранзоны солдату посылку не отправить, запрещено, а дембелей так шмонают, что ни то что магнитофон, зажигалку не провезешь. отпусков нет. Медаль и мелочевку всякую для отвода глаз взяли.Хотя, пошли в казарму, братцы.
   Войдя в спальное помещение, Витька подошел к своей кровати, откинул матрац, отсоединил от железной сетки вещмешок и кинул его в проход. После чего снял с подушки наволочку, стряхнул простыни, затем, развязав сидор, высыпал его содержимое на пол.
   - Давай, братцы, сами устроим шмон у себя!
   Никогда Витька не понимал офицеров, почему они с таким наслаждением перетряхивают солдатские шмотки, а тут, вдруг после того, как в подушке у Миколы Скалько обнаружили набор железных букв ПВ, а у его соседа Тимченко колоду карт с обнаженными красотками, Малявин загорелся сыскным азартом. Чего только они не обнаружили!
   Конфеты, сигареты, сало, консервы, чай, сахар, головки чеснока и прочий "хмырь", ремни, бляхи, кокарды, погоны, порнографические фотографии... Все это добро у молодых воинов конфисковывалось и обобществлялось дедами, а владельцы эротических картинок и прочих неуставных вещей для усмирения рановато взыгравшей плоти отправились мыть туалет. Жлобство же своего призыва встречалось насмешливым гулом. Перевернули все кровати, вещмешки, чемоданы и сумки в каптерке, но даже следа украденных вещей не нашли.
   - Ты прав, друг, - в сотый раз разглядывая занимательную колоду карт, сказал Сницарев.- Пиши пропало. до нашего брата никому дела нет.
   В милицию ребята все же сообщили. Пришел капитан-следователь, потолковал с потерпевшими, составил протокол, обнадежил их. На том дело и заглохло.
   9.
  
   - Братцы, подскажите, - просил чуть не плача Валерка Гладков, сидя за одним из последних столов в ленкомнате, - что делать? Жил я с нею, жил. Сберкнижку завели, деньги на свадьбу откладывали. Ждала меня. Все было хорошо, а вчера приходит письмо и в самом конце вот, приписка, - он хлопнул ладонью по лежащему на столе листу бумаги.
   "Ах, да, забыла написать. Я замуж выхожу."
   - Обещала ждать, как же так.
   - Ты вот что сделай, посоветовал многоопытный в сердечных делах Сницарев, - мажешь гуталином подошву сапога, наступаешь им на чистый лист бумаги, а внизу делаешь надпись:"Если бы не этот сапог, тебя бы уже давно ... американский солдат", или "... черножопый папуас". Папуас даже лучше звучит. Так и надпиши.
   - Может, правда, так и сделать?!- с надеждой и сомнением в голосе обратился Валерка к товарищам.
   - Не слушай ты никого! Черкани своей бывшей полюбовнице нормальное письмо. Напиши правду, что, мол, огорчился, но от души желаешь ей счастья и все, - авторитетно заявил Малявин и, подтолкнув Кузуба в бок локтем, продолжал диктовать.- Та-ак, пиши, Вова, дальше и поаккуратней буквы выводи. Что она еще там написала? Ага... "... мама у меня чувашка, папа чуваш, а я русская", так "... учусь в техникуме, хочу познакомиться с настоящим пограничником. Если можно, то пришлите, пожалуйста, фото".
   - Пиши, Вовка, чтобы посылку высылала, да поскорей!- подал совет Сницарев.
   Почтальон (из жуков) Игорь Ивахненко принес вчера письмо, адресованное "Счастливому солдату". Читали его всей ротой и теперь сочиняли ответ.
   - Ну-ка, Булочник, - обратился Сницарев к сидящему перед телевизором Тимченко, - повернись в профиль! О! Оно! Тащи свое фото, а лучше несколько, мы здесь сами выберем. У тебя рожа самая сытая.
   Тимченко встал и поспешно выскочил в коридор, тихо прикрыв за собой дверь.
   - Пиши, Володь, мама у меня русская, папа русский, а я украинец. Служу второй год. Охраняю далекие рубежи нашей многонациональной Родины. Слово "Родина" с большой буквы.
   - Пиши, что любишь, нет сил... Прямо возле сердца ее фото теперь носишь и ... Про посылку не забудь, - опять влез Сницарев.
   - Серега, диктуй сам, - взвился Витька, - я так не могу, ты меня все время с мысли сбиваешь!
   - Извини, дру-уг, - Сницарев состроил рожу, - я переживаю, что ты самое главное забудешь... Про посылочку лучше сразу намекнуть. Можно и не один раз. Что, принес?- Серега взял из рук подошедшего Тимченко фотографию, критически ее осмотрел и передал Витьке.
   Малявин сначала придвинул ее к самому носу, а затем оглядел на расстоянии вытянутой руки.
   - Другой нет? Что-то ты на ней не очень браво выглядишь. Ладно, покатит, не княжна Мэри. Ну-ка надпиши, Володь, э-э-э, - Витька на мгновение задумался, - Далекой подруге от самого счастливого солдата. Ты счастливый, Булочник?
   - Да-а.
   - То-то я смотрю... Того и гляди рожа треснет от счастья. Молодец! С посылки получишь свою долю, обнадежил его Серега, - Там, наверное, письмо целой комнатой сочиняли в общаге для смеха. И откуда они адреса берут?
   - Кто его знает. Нечего тут особо расписывать, пошли спать, ночью на смену идти, - Малявин, отодвинув стул, поднялся, - а ты что, все пишешь?- обратился он к недавно приехавшему из госпиталя Пескареву.
   - Да, заявление. разорались, сосредоточиться не могу. Помоги лучше, третий раз переписывать заставляют.
   - Давай, пиши, я сегодня в ударе.
   Малявину повезло. Он с первого раза прошел все собрания и сдал документы в политотдел.
   - "Шапку заполнил? Тогда пиши с красной строки. Прошу принять меня кандидатом в члены КПСС (члены с маленькой буквы, КПСС - с большой), так как хочу закладывать фундамент нового коммунистического общества не с лопатой и киркой в руках, а вооружившись знанием марксизма-ленинизма, руководить строительством впервые возводимого здания из окна своего кабинета. С программой и Уставом ознакомлен, признаю и обязуюь их выполнять. Подпись, число.
   - Ну тебя к черту!
   - Зачем ты в партию вступаешь?
   - Зачем!?
   Зачем и ты, чтобы направление на рабфак получить и для карьеры, конечно, но об этом прямо не пишут.
   - Нет, брат, прямо лучше не пиши, а убери кирку, лопату и кабинет, а оставь огромное желание строить, тогда пойдет...
   Недели через три на имя Тимченко пришла посылка...
   Уплетая за обе щеки огромный бутерброд с салом, Сницарев орал:
   - Ем сало, ем уже третий кусок, а не наедаюсь! Шо такое со мной сегодня! Пиши, Булочник, скорее ответ, что теперь просто жить без нее не можешь! Как уволишься, приедешь к ней и сразу женишься. Пусть еще одну посылку собирает!
   10.
  
   В отряде произошло ЧП. Боец из учебного пункта наотрез отказался принимать присягу и сбежал, не выдержав последовавших за его отказом уговоров младших командиров. Пробегал он три дня, но вернулся сам. Теперь его должны были отправить в Душанбе на следствие.
   По приказу командира части подполковника Андреева на плацу перед штабом был выстроен весь учебный пункт, гарнизон и часть не улетевшей на операцию ДШГ СБО. Виновник этого сборища стоял под трибуной, разглядывая носки своих пыльных сапог. Панамы и ремня на нем не было. Малявину было очень непривычно видеть солдата в таком виде.
   - Не будет этому жучку ни шиша, шептал Витьке стоявший в соседней шеренге Сницарев, присяги он не принимал. Его даже на губу посадить не могут.
   - Р-разговорчики в строю!- злобно оборвал Серегины домыслы старший лейтенант Короткин.
   - Товарищи солдаты, прошу обратить внимание на этого воина!- подобно раскатам грома прозвучал с трибуны через усилитель могучий бас командира отряда.- Пусть он расскажет нам, своим товарищам, где он провел последние три дня и почему так упорно отказывается принимать присягу. Тебе есть что сказать, а?!
   Высоко в небе повисло солнце, с утра пораньше раскаляя и без того не остывшую за ночь землю..
   - Что он скажет тебе, жопа квадратная, мне спать после службы положено, а не твои речи слушать, - бубнил себе под нос несправедливо загнанный на плац Сницарев.
   - Ну, так что? Молчишь? Или ты, может, полагаешь себя героем?! Вон перед тобой стоят герои, - по-ленински выбросив вперед руку, Андреев указал на ровные квадратики выстроившихся перед трибуной солдат.- Подними голову, посмотри им в глаза. Многие из них воевали, фронтовики! Они борются за право нести службу в Афганистане, а ты, стручок задроченный, ты...6- Андреев на русском диалекте прошелся по личным достоинствам своего подчиненого. По рядам солдат пронесся одобрительный гул. Раскаты его голоса смолкли и наступила полная тишина. Слышно было, как на флагштоке играет под дуновением ветерка кроваво-красная ткань.
   - Я не хочу на войну, - не поднимая головы прошептал изобличенный беглец, но благодаря случаю его слова все услышали.
   - Что-о! Громче скажи, чтобы тебя товарищи услышали, ну!
   - Я не хочу убивать людей, не возьму в руки оружие никогда, - уже погромче повторил отказник.
   - Так возьмешь лопату, дурак!- Взорвался Андреев и уже не так громко приказал7- Короткин! Определи этого бойца к себе в роту, а с утра с сопровождающим отправим его в Душанбе. Пусть там с ним разбираются.
   Придя после развода в роту, Малявин первым делом снял гимнастерку и ремень, небрежно кинув их на табурет у кровати. Спать ему не хотелось. Витька очень любил эту смену, когда первую, самую тошную, половину дня можно провести в коечке на законных основаниях. Подёем под государственный гимн, лившийся из жерла динамика, отравлял ему весь последующий день. А так в три часа ночи подскочишь - и на службу, зато после завтрака сон. Оставшись в майке, он перекинул через плечо казенное вафельное полотенце, присев на коечку, скинул сапоги и, облачившись в кеды на босу ногу, отправился в умывальник принимать водные процедуры, а попросту говоря поливать себя холодной водой из резинового шланга (привилегия дедушек).
   Не успел Витька намылиться, как в умывальник вломился Сницарев и с порога закричал:
   - Друг, пойдем скорее, а то представление пропустим. Вася-жукобус дедует. Ой, не могу, цирк! В сушилке бойца того воспитывают. Микола-таракан там твой ожил, власть почувствовал, умора. Одевайся скорей, пошли. Ну и инструмент ты себе отрастил, - с завистью оглядев на прощанье обнаженного Малявина, заметил спешащий на представление Серега.
   Витька наскоро вытерся, зачесал назад непослушный ежик волос, поспешно натянул штаны и вышел следом за приятелем.
   Офицеров в роте не было. Поэтому разбор с отказником откладывать на после отбоя не стали, а приступили немедля. Первое, что увидел Малявин, проходя из комнаты для чистки оружия в смежную с ней сушилку, это радостно-возбужденное лицо Тимченко. Таким восторженным, с открытым от удовольствия ртом, сияющими глазами, Витька его еще не видел. В дальнем углу, как бы стараясь слиться со стенкой, стоял провинившийся боец. Возле него суетился малорослый Вася, и, к немалому удивлению Малявина, Микола...
   - Ну ты, скажи что-нибудь! Может, ты в бога какого веришь, и он тебе воевать не велит, - продолжал допытываться дотошный Вася.- Очнись, очнись, военный!- он похлопал ладонью парня по щеке.
   В сушилку Витька заглянул просто из любопытства, но накопившаяся за службу злоба нашла у него неожиданный выход.
   - Разреши, Миш, - он подвинул в сторону Дикого, протискиваясь поближе к действующим лицам, и без долгих разговоров сгребя в кулак гимнастерку на груди расходившегося Васи, крепко тряхнув, прижал его спиной к батарее отопления.
   - Человеком почувствовал себя, Василий? Еще бы, правнуки твои пришли. А то, что Андреев этого щегла к нам в роту направил, зная, что у нас дедовство самое ярое в гарнизоне, это тебе в голову не пришло? На чью мельницу воду льем? Братцы, неужто служить начали на старости лет? Старшим товарищам, отцам-командирам, помогаем бойцов воспитывать? А ты куда полез?- Витька отпустил перепуганного Васю и направился к Миколе Скалько.
   - Таракан!- прозревший Сницарев наградил пинком сразу поникшего Миколу.
   - Пойдем в каптерку, - Витька положил руку на дрожащее плечо перепуганного солдатика и, оторвав его от стены, слегка подтолкнул к выходу.
   - Миш, откроешь? А тебя я еще достану!- проходя мимо Тимченко, Малявин сунул ему кулак под нос.
   - За что?- радостный блеск мгновенно погас в глазах Булочника.
   - Витя найдет, за что, - обнадежил его Дикий, доставая из кармана заветную связку ключей.
   - Где ж ты так извозился?- поинтересовался Малявин, сидя на краю письменного стола в катерке, сочуственно оглядывая паренька.
   - Мы столбы в креозоте неделю назад грузили на машины, - он виновато шмыгнул носом, - одежды сменной нет, а постираться некогда.
   - Нда-а, - Витька вспомнил себя на учебном пункте и внутренне содрогнулся, - у нас сейчас подменка б/у почище. Миша, дай ему что-нибудь из барахла.
   - Пусть сам выберет. В углу, за шторкой этого добра много навалено.
   - И ремень с панамой выдели, - попросил Малявин, - да не жмись, старенькое какое ни на есть, подбери бедолаге.
   - Ладно, для тебя если только, - смилостивился Дикий, - а твое то все где?
   - Я на хлеб у местных бачат поменял.
   - Так ты голодный! Миша, у нас, кажется, Прибытков сегодня по столовой дежурит? Собирайся, - Витька снял с полки первую попавшуюся панаму, нахлобучил ее на голову растерявшегося в конец бойца и скомандовал.- Пошли.
   Старший прапорщик Прибытков окинул удивленным взглядом вошедшего со стороны овощного зала Малявина и его спутника, перетянутого, как оса, потрепанным, выделенным от щедрот Дикого ремешком.
   - Ну, козлуханы, обратился он к вошедшим, что скажете?
   Сидящий здесь же в поварской помощник дежурного, молодой сержант с учебного пункта, угодливо заметил:
   - Полы, наверно, помыть есть желание у молодого солдата, как вы считаете, товарищ прапорщик, можно ему такое доверие оказать?- сержант, осклабясь, вызывающе посмотрел на Витькиного спутника.
   - А ты как считаешь, Малявин, надо ему поработать?- Прибытков, улыбнувшись, подмигнул своему подчиненному.
   - От работы лошади дохнут. Ему бы поесть для начала. Интересный паренек. Феномен погранвойск номер раз. Другого такого не было уже лет сто, поди.
   - Был один, давненько, правда. Сходи, командир, в хлеборезку, возьми хлеба и сахару, а у повара пару тарелок с рисом, если сварился, прихвати.
   - Слыхал, что товарищ прапорщик сказал?- обратился сержант к спутнику Малявина, - выполняй!
   - Дедуешь, военный!- придерживая за рукав дернувшегося, было, к двери бойца, прошипел Витька, - Сам сходишь, не переломишься.
   - Били тебя?- спросил Прибытков паренька как только сержант скрылся за дверью.- Присаживайся, не стой столбом.
   Солдат пристроился на край тахты и, обхватив ладонью руки предательски задрожавший подбородок, начал рассказывать:
   Что я им сделал плохого? Накрыли одеялом и били, били... С-с-самое обидное, свои же ребята бойкот потом объявили. Я не трус. С-совсем не трус и не баптист никакой. Я вообще не крещенный даже. Не могу если, не хочу, может... Тоько вы поймите...
   - Ладно, ладно, - Прибытков привстал и погладил своей ладонью-лопатой его стриженную наголо голову, - ничего, ничего, успокойся. Послушай, что я тебе скажу. Поскольку присяги ты не принимал, судить тебя не имеют права, а сделают из тебя ... дурачка.
   Паренек перестал всхлипывать, весь как-то сжался и с удивлением заглянул в глаза прапорщику.
   - Ничего не попишешь. Помяни мое слово, признают расстройство психики и отправят с белым билетом домой. Ты сам выбрал этот путь, теперь уж терпи. Эх, козлуханы сопливые, жалко мне вас, сил нет!
   Дверь поварской отворилась и в нее боком протиснулся, держа в руках две дымящиеся миски с рисом, молодой сержант.
   - Хлеба что так мало взял?- недовольно проворчал Малявин, проверяя наличие ложек в шкафу.
   - Сколько дали.
   - Ложки есть!- обрадованно сообщил Виктор, - руки при себе пока, спасибо партии.
   - Ешьте, ребята, - Прибытков широко улыбнулся.
   - Иди, командир, иди. Будешь нужен, позовут, - разворачивая сержанта лицом к двери, проговорил Витька.
   Законов дедовских только что присланный на учебный пункт после школы сержантского состава молодой командир не знал, но наглый вид и уверенный тон Малявина подействовали на него мгновенно. Он поспешно выскользнул из поварской.
   - Быстро время проскочило, Вить?- продолжая улыбаться, спросил Прибытков.
   - Я бы не сказал, Федор Сергеевич...
   Ночью на службе, в нарушение всех правил, через сидящего на коммутаторе Сницарева Малявин дозвонился до своих коллег их Душанбе. Он никогда не видел ребят радистов, тех, с кем работал уже не один год, но благодаря редким нарушениям с отработкой каналов имел приятелей-заочников на всех узлах округа. В Душанбе служил его зема - Борисов из подмосковного города Пушкино. К нему-то и было у Малявина срочное дело...
   - Алло, "Закат"? Кто говорит? А?! Старший смены кто у тебя сегодня? Отлично! Позови его, скажи Малявин беспокоит. Буди, коли спит, не рассуждай много! Не боись, давай, жду.
   Через минуту Витька уже кричал недовольному неожиданно-ранней побудкой земляку.
   - Браток, спишь?! Извини, что беспокою средь ночи, дело срочное. Завтра поутру к вам должны жучка привезти от нас. Ну да, молодого, с учебного. Он присягу принять отказался, в бега пошел... Да не... Ты не понял. Его наоборот трогать не надо. Проследи, чтоб не обижали. Хороший парень, проконтролируй. Отвечаю... Да что я? Все по-старому. Чепу, деда нашего, может, помнишь? Ты работал с ним в эфире. А-а-а, я забыл, что он харчевался после ранения у вас. Письмо получил от его сестры. Ослеп он. Совсем. Механический разрыв сетчатки на одном глазе, и на второй что-то там перекинулось. Говорят, не лечат сейчас. Жуть, брат. Пишу, понятное дело. Хорошо, передам обязательно от всех вас. Ну, пока, спокойной ночи, - Витька положил трубку.
   - Стоило о нем-шакале беспокоиться? Он будет дома девочек лапать, а мы здесь за него горбаться, - проворчал Микола.
   - Поговори еще с полчасика, срань болотная, - нарочито грозно оборвал своего младшего смены Малявин.
  
   11.
  
   Лето заявило о своих правах неожиданно. Весна удивила чудесным изумрудно-красным сплетением цветов из трав и маков, но в самом начале мая наступила устойчивая жара. на небе ни облачка, и солнечные лучи за одну неделю превратили цветущий ковер в жалкую, пожухлую, едва зеленоватую массу. Только деревья акации, клены и шелковицы, посаженные руками давно уже отслуживших солдат, по всему гарнизону, радовали своей зеленью глаз. В роте опять пошел "черепаший бум". Всем хотелось увезти домой пепельницу из скелета древнего животного.
   Малявин, греясь вечером на солнышке перед боксами, вспоминал, как год назад на этом самом месте Леня Чечель, наловив в траве целое ведро черепах, рассуждал, радостно потирая руки:
   - Вон Михеич, чудак, скольких людей поубивал, а как черепашку пиляют, глядеть не может, сознание теряет. Выделим ему, Малек, за боевые заслуги?- с этими словами Чепа ловко пинцетом вытаскивал спрятанную под панцирем голову и уверенно перекусывал сморщенную шею бокорезами, - На, Малек, пили, трудись, сделаем конвейер. Черепашка еще дергала лапками, ее алая Кровь замочила Малявину ладонь. У него дрогнула, было, рука, но он заставил себя тогда взять в руку полотно ножовки и неуверенно начал половинить костный панцирь.
   - Все сантименты, - разглагольствовал тогда Леня, доставая из ведра очередную жертву, - женские охи и ахи, а сами бабы млеют от черепашьих гребней и заколок всяких, от разных перьев и шкурок, а что эти шкурки с животных с кровушкой сдирают, об этом думать не хочется... Пили, Малек, аккуратнее...
   "Было... И Леня Чечель был, а что стало с ним? Серега Ковалев, Зонов... Зачем они жили, зачем живу я... Почему покорно выполняю чужую волю? Жизнь такая хрупкая, короткая. Весна, как хочется домой!"- Малявин тяжело вздохнул, поднялся и пошел в аппаратную.
   Миколу Скалько Витька застал за выпиливанием из куска алюминия цифр для дембельского альбома.
   - Ты это для кого стараешься?- Малявин взял у него из рук маленькую, аккуратную цифру девять.
   - Для себя... Для кого.
   От такой наглости у Витьки не нашлось даже слов, он только ухнул, как филин, в ответ и скромно поинтересовался:
   - А может у тебя и альбом есть?
   - Есть, - признался наивный Микола, введенный в заблуждение дружеским Витькиным тоном.
   - Это надо же! Ну, доставай свое сокровище, похвастайся.
   - Он у меня в роте, в каптерке, в чемодане лежит.
   - Ой, у тебя и чемодан уже припасен, - еще больше удивился Витька. Он был уверен, что последние три ночи Микола мастерит по заданию заболевшего дизентерией и слегшего в санчасть Андрюхи Косяка, от которого Малявин получил в наследство младшего смены.
   - Интересно ты живешь, Коля! Когда же ты рисуночки делал? Наверно, когда твой старший смены спокойно почивал в радиоклассе? Можешь не отвечать. Я обычно это время в твои годы использовал на чтение книг, оставшихся от дедушек, и написание писем. Шустер ты, брат! Ох, шустер оказался, а на вид лопух лопухом. Давай договор, - Витька сложил на столе отполированные озабоченным неизбежным дембелем молодым солдатом цифры, - я тебе сейчас маленький экзамен по службе устрою. Придираться не буду. Сколько всего у нас кодов? Где-то шестьдесят, так? Та-ак. Пусть каждый десятый ты вправе не знать. Правильно. Да. Ну, а по станциям я у тебя самое основное спрошу - правильно включить и выключить. Не много требую?
   Витькин напарник в ответ промычал что-то неопределенное.
   - Если ты мой экзамен выдерживаешь достойно, то есть азы работы знаешь, то твои дембельские штучки сходят тебе с рук без всякого ... Ну, а если нет, то буду тебя ... как сраного кота. Поехали. Включи мне во-он ту бандуру и по ходу расскажи все, что о ней знаешь, - Малявин кивнул головой на стойку, где серой металлической громадой, утыканной множеством ручек, кнопочек и тумблеров возвышался приемник.
   Микола подошел к нему и к огромному Витькиному изумлению начал изменять положение ручек фиксированных частот.
   - Щрщ - что за код? Не знаешь? Назови те, которые знаешь.- Малявин картинно взмахнул руками и, обхватив ладонями голову, запричитал.- Я-я ..., дурочкин ты любовник! Микола..., таракан ты ..., - если бы кто сказал Витьке, что он сейчас полностью повторяет высказывания и даже подражает интонациям Чепы, то обидам не было бы конца. Впрочем, и от себя Малявин добавил достаточно для характеристики подчиненного.
   - Станция Р-хх переносная или стационарная?
   - Переносная.
   - Пойдем, поднимешь.
   Экзамен прервал телефонный звонок.
   "Закат", рядовой Малявин слушает.
   В трубке, на другом конце провода послышался треск. Витька насторожился. Обычно майор Головин, звоня на вверенные его заботам узлы связи, начинал свои разговоры вот с такого длительного молчания и сопения. Вскоре Малявина успокоил голос Сереги Сницарева.
   - Друг! Привет, это я... Извини, что молчу. Тут сразу у меня три фишки выпало, надо было соединить.
   - О чем речь, Серега!
   - Твой боец что делает?
   - К дембелю готовится.
   - Он тебе передал мои пожелания?
   - Не-ет, друг, он человек занятой. Ему домой скоро. Ты вот альбом приготовил?
   - Не, некогда все, не поверишь, ни одного рисунка еще нет.
   - Считай, что он уже у тебя готов! Так как у тебя есть друг, и он разведал, что Микола приготовил, ну не для себя же он старался.
   - Шутишь, - встревожился Сницарев. Перспектива приобрести без забот готовый альбом без забот взволновала его практическую душу.
   - На полном серьезе. Он уже цифры выпиливал 1981-1983. Надеется уволиться в 83-ем, наив! Цифры у него заберу я, а альбом он отдаст тебе завтра утром.
   - Утешил, Вить. Я что звоню: мы сегодня днем с ДШГ на фильм прорвались сменой. Смотрели "Генералы песчаных карьеров".
   - Это надо же! Мой любимый фильм в молодости. Лучше б не рассказывал, а нам вчера такую муть прокрутили. Ты меня расстроил, все, я в печали...
   - Так ты его смотрел?
   - Спрашиваешь, раза три.
   - А я первый раз. Такой музон, последние кадры, друг, я плакал... И тут твой подопечный начинает рассуждать на весь зал, что лучше бы главный герой, четкий такой парнишка, да, не так сильно ее любил, а оставил ему напоследок, так как у него все ж поменьше. Я, Вить, не сдержался, по шее ему приложил сразу. Ты знаешь, я нервный, но там народу многовато, офицеры опять же... Так он тебе ничего не передал? Дай ему трубочку.
   - Ты, таракан, припади к аппарату! Друг тебя кое о чем спросить желает, - злоба, закипавшая в Малявине, требовала выхода. В основном он завелся от того, что не попал на хороший фильм, а вот такие... посмотрели и даже не поняли, какое им подвалило счастье.
   Микола с опаской взял трубку из рук Малявина.
   - Да, алло, - и в то же мгновение пронзительный, высокой частоты звук, как шомпол басмача, ударил его по барабанной перепонке. Телефонная трубка выпала из дрогнувших пальцев.
   - Зуммера словил, - злорадно поинтересовался Малявин, - ты трубочку-то подними. Сережа еще ничего не сказал и представляйся, не дома находишься!
   - "Закат", рядовой Скалько слушает.
   Николай покорно произнес несколько раз "Да", после чего протянул трубку Витьке.
   - Капитально я ему зарядил?! - спросил, задыхаясь от радости, мстительный Сницарев.
   - Специалист, - уважительно заметил Малявин, вспоминая, как мяукающий мыслевышибающий звук когда-то давно оглушал и его, после чего он обычно долго тряс в ухе указательным пальцем в надежде обрести слух в нем.
   - Друг, альбом мой! Я с твоим, как ты говоришь, тараканом договорился. Спасибо тебе.
   - Не на чем, - скромно отозвался Малявин.
   - Но вообще Андрюха и ты с Пескарем распустили своих до безобразия! Вздрючь его, как ..., - Витька с блаженной улыбкой слушал советы и наставления приятеля, полностью разделя его праведный гнев.
   - Хорошо, Серега, хорошо, все сделаю, как ты сказал. Пока, звони, если что, - Малявин положил трубку на рычаги. В аппаратной воцарилась тишина.
   - Начнем тебя, Николай.воспитывать. Бери тазик, тряпицу, пошли, - Витька повел своего напарника в радиокласс, где пылились на столах неисправные телеграфные аппараты.
   - Даю тебе час времени. Где щетку найти, я думаю, ты знаешь. Порядок здесь должен быть идеальный, - Малявин глянул на часы, - трудись.
   Скалько вернулся в аппаратную минут через двадцать и, поджав губы, молча уселся на вращающийся табурет. Малявин за это время успел отработать проверку связи и читал "Одиссею капитана Блада". Увлекательный роман настроил его на благодушный лад.
   - Ну, Микола, доложи дедушке, как успехи... Все сделал?
   - Да.
   - Пойдем, я гляну краем глаза.
   Полы в радиоклассе были вымыты преотвратно. Если бы Скалько хотя б для вида намочил щетку и окунул кусок банного мыла, то тучи, сгущавшиеся над его головой, пронеслись бы на этот раз мимо, но...
   - Та-ак, - Малявин носком сапога развозил по полу последнюю подсыхающую полоску воды с песочком, - ты, борзохрюк, чего-то недопонимаешь. Раз так, будем тренироваться, - Витька заглянул в ближайший ящик стола и обнаружил там шелуху от семечек, фантики от конфет, остатки селедки, завернутые в кусок газеты и еще много чего. Весь этот хлам вместе с ящиком Малявин с грохотом, рывком опрокинул на пол. Вслед за ним последовали остальные двадцать ящиков со всем своим содержимым. В последнем хранилась, еще, наверно, Миколиными прадедами заначенная тушь. Витька со вздохом сожаления наподдал по разбившемуся флакончику ногой. Черная жидкость трассирующими капельками разлетелась по ленолиуму.
   - Даю полчаса. Время пошло...
   Ровно через тридцать минут Скалько, стоя в дверях, застегивая пуговицы на рукавах гимнастерки, докладывал:
   - Ваше приказание выполнено полностью.
   - Идем, изучим обстановку, - Витька отложил в сторону книгу.- Ты, таракан, так ничему и не научился. С чего начинается любая уборка? Разве с мытья полов?- Малявин осерчал всерьез, - С потолка! С войны с пауками! Затем пыльцу надо погнать со столов! Я прав?- уже примирительно заметил он, ставя себя в Миколино положение.
   - Я больше полы мыть не буду...- Скалько обиженно зашмыгал носом.
   - Ты в этом уверен?- Витька несильно ткнул строптивого подчиненного кулаком в железную пуговицу на уровне груди. Микола охнул от боли и с сжатыми кулаками бросился на своего мучителя. Малявин не успел увернуться. Боль на мгновение ослепила его, в носу появилась некая сухость, а рот наполнился солоноватой слюной, смешанной с кровью. Он поспешно сделал несколько шагов назад, собрался, оценивающе осмотрел испуганного своей дерзостью противника, продолжавшего сжимать кулаки.- Молодец, оч-чень хорошо, а если мы сделаем так!- с этими словами Малявин сделал три шажка вперед, оказавшись почти на одной линии с растерянным Николаем, и неожиданно нанес удар ногой с захлестом по почкам. Скалько, охнув, согнулся и благодаря этому избежал следующего удара локтем.- Н-на, - Витька на выдохе добил кулаком в висок своего взбунтовавшегося мдадшего смены.
   Малявин прекрасно осознавал, что делает, ибо не нанес ни одного удара, оставляющего хоть какой-нибудь след.
   - Бунт подавлен? Продолжим воспитательную работу, - Витька присел на корточки рядом с сидящим на полу Миколой.- Слезы свои и сопли утри. В драку полез сам. Если бы я оказался слабее тебя, то мы объяснили бы тебе службу со Сницаревым или с Косяком, а может с тем и другим сразу, для верности. Рановато борзеть начал, мужик! Та-ак, двадцать тазиков воды наносишь, пару кусков мыла накрошишь, взобьешь их в пену, потом меня позовешь, двадцать минут тебе даю, - Малявин называл время не просто так, от фонаря - за этот срок год назад он укладывался сам. С трудом, правда, но успевал. Озадачив Скалько, он, не оглядываясь, засунув руки в карманы, пошел по коридору в аппаратную, с усмешкой отметив на сером линолиуме черные полосы, оставленные сапогами его сослуживца по учебному пункту Клюева. Он неоднократно ползал здесь на время из-за своего строптивого характера, по приказу сержанта Шанцева.
   "Мы же совсем никого не гоняем! И вот тебе результат. Берусь! Я из них сделаю радистов. Книг читать не буду, но смену себе подготовлю", - думал Витька.
   К трем часам утра стараниями покорившегося бунтаря Миколы исчезли с линолеума последние полосы, оставленные сапогами беспокойного Клюева.
   - Мужик, даю тебе десять дней, чтобы все коды знал лучше меня, - вглядываясь в покрасневшие от слез глаза Скалько, приказал Витька, - то, что ты сегодня заработал, это, поверь, цветочки по сравнению с тем, что я перенес. Будешь борзеть дальше, будешь страдать. Не таких строптивых обламывали. Уяснил?
   - Да.
   - Молодец. Скоро нас менять будут, гады, время уже четвертый час?
   Теперь Малявин в общении с сынами выработал свою, как он полагал, гуманную тактику. Он никогда не давал тычков, не подкреплял свои просьбы пинками и подзатыльниками. Ко всем своим приказам он добавлял неизменное "пожалуйста", а лучшим лекарством от всех борзостей считал "трудотерапию".
   "Прав был Ковалев, - думал он, - за тебя по собственному желанию никто горбатиться не будет. Значит, надо, как это ни печально, заставлять".
   12.
  
   Малявин мечтал поехать в отпуск, но не так, как Серега Сницарев по телеграмме: "При смерти отец". Такого отпуска врагу не пожелаешь, думал Витька, возвращаясь ночью со смены.
   - Июнь месяц. Черт знает что за край. Три часа ночи, а такая духота стоит, что хоть вешайся, - зайдя в казарму, Малявин критически оглядел сонного дневального. Взял за ножны висевший у него штык-нож, оттянул его в сторону и быстро отпустил, стараясь попасть в определенное место.
   - Ой!
   - Что, ой? Спишь? Июнь-месяц, говорю! Я со службы уже полгода не вылезаю, забыл, что значит поспать всю ночь и опять завтра в наряд. Что это за гад там храпит? Опух, на первом году храпеть!
   - Витя, Сережа приехал, - дневальный слушал разглагольствования Малявина стоя по стойке "смирно".
   - Да-а, как быстро десять дней пролетело. Как у него дома?
   - Говорит, нормально. Отец на поправку пошел. Он гуся привез. Тебя искал, говорит, что...
   - Серега, где ты, подлец?! Где моя паечка гусятинки? Все ж, поди, сожрали!- Витька ринулся по коридору вглубь казармы, настроение у него в предчувствии домашней еды поднялось, - Серега, где ты есть?
   В казарме стоял дружный храп, но в самом углу ее, судя по оживленной беседе, явно что-то допивали и доедали.
   - О-о-о, Витюш, дру-уг! Я тут тебе все приберег, сохранил, уберите грабли, это я для друга припас! Для тебя, Вить! Во, порцаечка твоя.
   - Сере-ега, утешил!
   - Твои сто грамм. Мы тут на всех поделили. Я тебе побольше чуть налил. Давай, махни за мой приезд. У меня отец, как меня увидел, помирать передумал.
   - Это самое главное в жизни - родители. Мы, кроме них, никому и не нужны! За батюшку твоего! А твое возвращение сюда невелика радость. Эх!- Малявин, выдохнув, проглотил крепчайший самогон.- У-у-у, Хорош напиток. рассказывай, Серега!
   - Братцы, дома... Это дома.... Е..., Витя, я же твоего лучшего друга, старшину Сорокина встретил!
   - И ты его так отпустил?!
   - Слушай по порядку, сейчас все узнаешь! Только я прилетел, как ко мне на вокзале два парня подходят. Так и так, где служил? Я, ведь, понятно, при знаках, в фуре, все как положено. Вот, значит, я все им обсказал, что в отпуск. Они, оказывается, деды наши. Сначала служили на китайской, а потом их к нам перебросили в Афган, на точки. Увольнялись от нас. Вдруг, смотрю, Сорокин идет. Фура на затылке, с погранцами, двумя медалями - герой Афганской революции.
   - Ну, ну, а ты что?- Малявин даже перестал жевать свою порцию гуся, так увлекся рассказом.
   - Я? Ничего, вида не подаю. Оказывается, эти ребята его-то и ждали. Им наши годки с КПП телеграмму стукнули, что Сорокин уволился, свои его достать не могли. Он, сукин сын, наверно, на две недели раньше первой партии уехал. Еще не увольнялись жуки? Нет? Я и говорю... Что было... Жаль тебя там, Витя, не было. Отвел бы душу. Их, дедов наших, пятеро было, а я шестой. Сначала мы в сквер зашли. Сорокин все нам про войну рассказывал и про подвиги свои на ней. Богатая у него, вражины, фантазия, надо заметить! Он кроме штаба и ручки шариковой не видел ничего, а говорит - заслушаешься, прямо веришь ему. Потом зашли в туалет общественный... Так, особо не били. Стукнули слегка разика три-четыре, но фуру, знаки, медали отобрали и погоны сорвали. Прикололи ему на грудь значок "Ну, погоди", большой такой, ткнули пару раз носом в писуар и выкинули на улицу. Ребята потом в кабак пошли, а я домой. Не знал, как там отец...
   - Серега, спасибо, такой подарочек ты привез, нет слов, как ты теперь насчет "правды" думаешь?- Витька кивнул на татуировку на Сницаревской руке, которая гласила:"На свете есть только одна правда, что правды на свете нет".
   - Этот случай исключение из общего правила. А, хотите, хохму расскажу? В поселке парень один у нас гулял с подругой, а как ему в армию уходить, отслужил его старший брат, вернулся и с той же бабцой закрутил.
   - А она до этого с младшим братом...
   - непонятливый ты, друг, какой. Сначала один ее трахал, а потом другому по наследству передал, а сам в армию ушел. Но старший с ней серьезно закрутил, женился и вскорости родился у них мальчик. Тут стали мужика сомнения одолевать, не брательник ли ему подсобил человека сотворить? Он к жене с расспросами... Та ему по морде... Шум, гам, развод. Их мать помирила. "Какая разница, - говорит, - чей?! Главное, что свой!" О, жизнь! Кстати, Вить, ты младшего-то брата знаешь. Мы с ним на учебном вместе службу тащили. Он сейчас в ДШГ вроде - Ваня Бескоровайный, под два метра оглобля такая.
   - Ванька?! Так он дня три назад погиб... ДШГ на операцию вылетала, и один вертолет ракетой в дым разнесло...
   - Как же так? Я его стариков вот только видел, говорил им, что все хорошо... Нет! Ни хера нету правды на земле!
  
  
  
   13.
  
   - До чего обрыдла эта сушка!- Сницарев отодвинул в сторону бачок, в котором он тщетно пытался обнаружить кусочек мяса. Сушеная картошка, сохранившаяся с 1956 года в банках, имела вид синевато-фиолетовых палочек, которые после их предварительного замачивания издавали такой удушливый запах то ли уксуса, то ли плесени, что находиться в овощном цеху было невозможно. После варки этот продукт напоминал на вид крахмальный клейстер, а на вкус...
   - Лучше портянки заношенные жевать, чем эту дрянь, - заметил Косяк, морщась, проглатывая первую ложку и с презрением отодвинув от себя миску, он с опаской покосился на Аркашу Герасименко, который с завидным аппетитом наворачивал прямо из бачка.
   - Особо не усердствуй, - предостерег его Андрюха, - говорят, на свинарнике хрюшки мрут от этих остатков.
   - раньше я, дурак, пшено ругал, а это ж райская пища, нектар!-Малявин открыл банку со ставридой в томатном соусе, который выдавали уже второй месяц кряду, по банке на троих. Поначалу это было просто как подарок судьбы, но все хорошо в меру.
   - День - гнилая капуста, день - сушка! С такой едой без приварка я до зации могу не дожить, - Малявин съел тройную порцию консервов, допил чай и, подняв с лавки ремень, не дожидаясь команды, вышел из столовой, застегивая на ходу гимнастерку. На ужин и завтрак ходить майках в этом году запретили. Витька встал на крылечке у входа. На улице было не то, чтобы попрохладней, но хотя бы не так душно. На поход в казарму у него смелости не хватило, так как за одиночное передвижение по приказу командира отряда полагалось трое суток ареста. К тому же по его распоряжению двигаться разрешалось только бегом или строевым шагом.
   Обычно такие приказы имели силу недели три после их выхода, а потом про них забывали до очередного пика служивости какого-нибудь штабного офицера, но Малявин по личному опыту знал, что в первые дни их лучше придерживаться. Сзади к нему подкрался Сницарев и, обняв его за плечи, прошептал:
   - Завтра сто дней до приказа. Стричься будешь?
   Витька задумался. традиция - штука хорошая, но болваниться под "ноль" ему не хотелось. Опять же приказ командира - кто острижется наголо, те же известные трое суток получит.
   - не боись, друг, всех не пересажают!- по-своему оценил его молчание Сницарев.
   - Да?!- Витька тряхнул руку с его плеча, - Серега, ты как печка, а я и без тебя потный весь. Ты свой жар прибереги до лучших дней. Я думаю, а не постричь ли нам молодых? Пусть их подрастающие волосы будут показателем нашего грядущего дембеля, а то мне опять лысой головой сверкать не в кейф.
   - Их само собой. Тут они никуда не денутся. А мы...
   - А мы повременим.
   Большинство роты высыпало на крыльцо.
   - Гладков! Веди меня!- приказал Серега сержанту.
   - Р-рота, построилась!
   Молодые пшенари быстро заняли первые ряды. Возвышаясь над последними почти на голову, взявшись за руки, как в детском саду, заняли последние (дедушкины места) Сницарев с Малявиным и не в ногу со всеми после команды:"Шагом марш!", тронулись через плац в казарму.
   После отбоя в роту пришел почтальон Ваня Ивахненко и, подойдя к кровати Малявина, спросил:
   - Спишь, Вить?
   - Сплю.
   - Бандероль тебе пришла, я принес.
   Малявин быстро подскочил, отбросив в сторону простыню, и протягивая две руки ладонями вверх потребовал:
   - Давай.
   - Нам пришла посылочка!- из угла казармы, прыгая по кроватям, к Витьке несся Сницарев, - Игде она?! Давай же ее сюда скорей!
   Бандероль была небольшая и на удивление легкая. Малявин сорвал сургучовую печать.
   - Беломорчик!
   - Беломорчик!- Сницарев мертвой хваткой вцепился в крайнюю пачку, - Харьковский, родной! бог ты мой, - Серега надорвал зубами коробку и заглянул внутрь, - Пустая, что ли?- он сильнее рванул и высыпал на одеяло позвякивающие железки.
   - Зна-аки! Полный комплект, вот это да-а! от кого, друг?
   - От Чепы.
   - Как он?
   - Все так же. Пишет, что надежды никакой. Совсем ослеп.
   - Беломор-то хоть мне? Ты же, Вить, не куришь!- потребовал Серега.
   - Возьми, только дай Ваньке пару пачек за труды, а то он местом своим теплым рискует, без шмона нам посылки таская. Дай-ка, впрочем, и мне штучку. Я, пожалуй, закурю за Чепино здоровье, - Малявин неумело покрутил в пальцах гильзу папиросы.
   У Лени Чечеля был аккуратный, по-девически закругленный почерк и теперь, глядя на лежащие на кровати листки, испещренные едва читаемыми каракулями, Малявин, может, впервые осознал Чепину беду.
  
   14.
  
   Серега Сницарев, сунув в карман телефонную трубку с наборным диском, выпрыгнул из окна своего родного узла связи, размещенного на первом этаже в штабе, и важно зашагал в сторону приемного центра.
   Малявина он увидел издали. Тот сжигал перфоленты радиограмм. Заметив приближающегося приятеля, Витька замахал ему призывно рукой.
   - Друг, я к тебе.
   - Чай пить?- Витька спрятал коробок спичек в карман и, поворошив догорающую бумажную кучу носком сапога, сказал, - Пошли, у меня, правда, жрать нечего. Микола не шорохается, таракан.
   - Я не за тем пришел. Помнишь, я тебе историю про Ваньку Бескоровайного рассказывал, ну, про брата, про матушку его... Вот, сегодня письмо от его старшего брата получил, почитай, - Серега протянул вынутый из бокового кармана гимнастерки конверт.
   - Откуда читать?
   - Культурный ты, Вить, как и я... Все подряд гони.
   Малявин, пропуская приветствия, начал читать, пытаясь вникнуть в суть написанного:
   " ... Стара совсем плохая стала, - прочитал он, - как гроб увидала, заговариваться начала. Все шепчет, что нет там моего Ванечки, сердцем чую, нету... Похоронили давно, а она все ходит по дому, ходит, сама с собой разговаривает. По ночам не спит, Ваньку часто зовет, исхудала. А тут надумала ехать к вам в отряд, где Ваня служил. Узнать хочет, где и как он погиб. Попроси, Серега, пусть из ребят кто напишет ей, а то извелась она вконец. Куда ей ехать? И так еле ходит..."
   Витька не стал дочитывать письмо.
   - Напиши ей, Вить, а?
   - Так не было меня там...
   - Кто был, тех вместе с ним и накрыло. Придумай что-нибудь. Я ее знаю, дотошная такая стара, - Серега зашел за Малявиным в аппаратную, - Приедет ведь. ты же Ваньку-то знал хорошо.
   - Змей ты, вечно мне какую-нибудь хлюру подстроишь. Что я напишу?
   - Меня-то в ту пору в отряде вообще не было. надо, друг.
   Витька достал из ящика стола чистый лист бумаги и шариковую ручку, поводил ею по старой газете, расписывая, и, тяжело вздохнув, начал писать:"Уважаемая...", - здесь он замялся, задумавшись.
   - Серега, как зовут Ванькину матушку?
   - Мария... э-э... щас, погоди, вспомню. Мария Егоровна она. Точно, точно.
   "Уважаемая Мария Егоровна, - продолжил Витька свое послание, - пишет Вам Ванин товарищ. мы служили с ним вместе на учебном пункте. Стоял я за ним в строю в одной шеренге, а потом его направили в ДШГ СБО, а меня послали на заставу... Сейчас я служу в роте связи. Как это ни тяжело, должен честно написать, что в гробу, который Вам привезли, Вани на самом деле не было, так как ракета, попавшая в вертолет, в котором он летел, разорвалась над территорией Афганистана и потом не были найдены не только останки людей, в нем летевших, но и остатки самой машины".
   "Впрочем, и не искал их никто", - подумал Малявин.
   "Сам я не видел, как это произошло, но знаком с людьми, которые это видели. Особо близкими друзьями мы не были, но за неделю до смерти Ваня заходил ко мне в роту перед очередным вылетом. Мы с ним поговорили о доме, о службе. Он добрый был и не озлобился вконец, как многие у нас здесь".
   Малявин не преувеличивал. он вспомнил, как, моргая белесыми ресницами, зажав между коленями ладони больших рук, Ваня, сидя на углу кровати в казарме, рассказывал: "Не пойму, за шо я их убиваю, Вить. Бывало, смотришь, бегают вдалеке фигурки, смотришь на них сверху из вертолета, как мураши копошатся, жалко их, живые".- У Витьки аж перехватило дух от сознания, что Ванька исчез из жизни насовсем.
   "Написал правду, все как было. Извините, что не догадался это сделать сразу. Виктор Малявин."
   Закончив писать, Витька протянул листок Сницареву.
   - Прочитай.
   Тот, быстро пробежав глазами написанное, подумав, спросил:
   - Считаешь, лучше правду?
   - Серега, сколько можно врать? Нам врут, мы врем. Зачем? Что, родители не имеют права знать, как погиб их сын?
   - Хватит ее кондрашка после твоего письма. и что тогда?
   - По-твоему отписка: "Погиб при исполнении служебных обязанностей", лучше? Или ты думаешь ей байки наших политработников сил прибавят, если приедет она сюда?!
   Серега с сомнением покачал головой.
   - Ты прав, это на меня какое-то затмение нашло, - Сницарев подошел к телефону, снял трубку и выяснил у дежурного телефониста, что у него на узле все тихо и начальства не видать, пожал Витьке на прощанье руку.
   - Ты не волнуйся, друг, я там в конце твоей цыдули от себя приписку сделаю, чтобы они с письмом никуда не ходили, а то ты еще за разглашение военной тайны залетишь куда-нибудь.
   15.
  
   Рота только угомонилась. Прошел час после отбоя, как вдруг сигнал тревоги разорвал тишину казармы. Из канцелярии выбежал лейтенант Акулов, он замещал уехавшего с колонной связи по заставам Короткина.
   - Быстрей, быстрей, подъем! Пошевеливайтесь, бегом! Получать оружие и строиться в коридоре!- командовал счастливый зампотех.
   - Р-рота, построилась! Все на месте?
   - Герасима нет.
   - Где Герасименко?! Как спит?
   - Он стакан с водкой во сне допивает, не тревожьте его, захлебываясь от смеха, объяснил Малявин.
   - Шутки прекратить! Слушай мою команду! На соседнюю заставу произведено нападение. Нам приказано выдвинуться им на подмогу со стороны отряда. перейдем за систему и двинемся вдоль границы. При движении приказываю на контрольно-следовую полосу не забегать! Стрелять только по команде.
   Последний солдат Аркаша Герасименко покинул роту через десять минут после сигнала тревоги.
   Малявин выскочил из тесноты коридора одним из первых, успел заметить прыгающих в машины стрелков с учебного пункта.
   "Раз жучков подняли, значит, точно нападение, повторение осеннего прорыва", - рассуждал он, вбегая в раскрытые настежь ворота за колючую проволоку системы. Вскоре он поотстал от бегущих впереди, так как поправлял сбившуюся на ноге портянку, и теперь ему пришлось бежать в основной толпе, глотая пыль, поднятую множеством ног.
   - Ой, не можу так быстро, Витя!- прохрипел бегущий с ним рядом Аркаша Герасименко.
   - Быстрей, быстрей, -подгонял отстающих Акулов, - товарищей выручаете, не в игры играем!
   - Витя, до заставы этой далече еще?- опять взмолился Аркаша, пробежав с километр.
   - Этот фланг восемь, кажется... Но мы стык с соседней еще ... не прошли... С десяток еще будет.
   - Ох, пристрелите меня лучше здесь, я так быстро не можу! товарищ лейтенант, убейте меня!
   - Беги, сволочь, молча, - с трудом выравнивая дыхание, огрызнулся Малявин. Он, ускорившись, сделал попытку нагнать бегущих впереди ребят: Андрюху Косяка, Вовку Кузуба, Мишку Дикого и Валерку Гладкова.
   "Самые смертники впереди шпарят, и я, дурак, спешу к ним присоединиться", - подумал Витька. Минут через двадцать он нагнал их.
   Бежали с ожесточением, с хрипом вдыхая и выдыхая теплый воздух. Узкая дорожка, проходящая между рядами колючей проволоки и контрольно-следовой полосой, позволяла бежать только двоим в ряд.
   "Если дать очередь из камыша, мы и рассеяться не успеем, все тут и поляжем", - мрачно рассудил Витька, но азарт гонки заставлял его забыть страх. Жажда боя опьянила ребят. Наверно, у большинства людей появляется желание убивать, как только они берут в руки оружие. Это говорит в них живущий в крови инстинкт мужчины-воина, борца за выживание, добытчика и охотника.
   Через час с небольшим ребята подбежали к воротам заставы, где увидели мирнейшую картину. Двое из наряда с дежурным сержантом во главе сидели на земле с кусками хлеба в руках перед горкой из помидор.
   - Быстро вы чего-то. Здорово, Витек, - поприветствовал Малявина знакомый сержант, - О, и ты, Андрюха, здесь. присоединяйтесь.
   - Динамо бежит?- ехидно поинтересовался один из стрелков.
   - У вас-с-с что, все нормально?- с трудом восстанавливая дыхание, спросил Дикий.
   - Как видишь. Только что дядя Ваня звонил, спрашивал, не прибежали ли.
   - Уй, я дура-ак!- Косяк хлопнул себя ладонью по лбу, - Как я мог забыть, что этот жирный бегемот сегодня оперативный дежурный! Это все его штучки, ... Вам патроны не нужны, а то я выкину к ... матери, - Андрюха начал лихорадочно вытаскивать из каманов пачки, прихваченные про запас.
   - Давай, давай, а то у нас каждая гильза на счету. Угощайтесь пока, я хлеба сейчас еще принесу, черный, но другого нет, сержант снял с головы фуражку и начал бережно складывать туда коробки с патронами, не переставая изумляться, приговаривая, ну ты, брат, набрал!
   Малявин взял помидор, обтер его о край гимнастерки и категорически запретил Гладкову трогаться с места.
   - Сядь и не дергайся, пусть все сюда прибегут, а то они что-то не торопятся.
   Минут через десять показалась основная масса солдат во главе с Акуловым.
   - Как обстановка?- спросил он, подбегая, у Малявина.
   - Воюем потихоньку, - сообщил ему Витька, смачно доедая последний помидор.- Вы заранее знали, что все это туфта или как?
   Акулов ничего не ответил ему, он уже усиленно крутил ручку переносного телефонного аппарата, посылая вызов.
   - Оперативного дежурного!- потребовал он у телефониста.
   Пока начальство озадачивало их командира постепенно подтягивались отставшие солдаты. Последним появился Аркаша. Завидев дедов, он перешел с шага на легкую трусцу.
   - Добежал?- ехидно поинтересовался у Тимченко. И тут же поучил увесистый пинок. от разных Булочников Аркаша насмешки терпеть не собирался.
   - Построились! Быстро поднимайтесь!- скомандовал Акулов, положив трубку, - Быстро, быстро.
   ребята неохотно поднимались с земли.
   - Поступил приказ. В роте пожар, надо срочно выдвигаться. Время пошло. бегом марш!
   Наступила тишина. После команды "Бегом" никто даже из молодых солдат не согнул руки в локтях.
   - Машины, значит, за нами не будет?- поникшим голосом констатировал факт Аркаша.
   - Р-разговорчики! Была команда "Бегом!".
   Из строя вышел Малявин и не спеша пошел вдоль следовой полосы в направлении отряда.
   - Малявин, бегом!
   - Сейчас, разбежался. Время два часа ночи, а мне в три на службу заступать. Я что, ишак, всю ночь кроссы бегать, а потом еще на смену идти? Здесь я, между прочим, на полчаса раньше вашего был.
   - На полчаса?!- округлив глаза, эхом повторил Акулов.- ну как же ты не догадался позвонить оперативному дежурному... Доложить надо было, Малявин!- у Акулова испортилось настроение, - Что ты будешь делать с такими солдатами?
   - Тимченко, - подозвал тем временем Витька своего младшего смены, и когда тот подбежал, приказал ему, - дуй в роту. Прибежишь, оружие сдашь и пойдешь Валерку Пескарева подменишь, а мы с Андрюхой подойдем попозже.
   Тимченко тяжело вздохнул, поправил туго набитый подсумок, но спорить не посмел. Следом за ним потрусили и остальные пшенари.
   В роту Малявин с Косяком пришли около четырех утра, но далеко не последними. Гарнизон походил на растревоженный муравейник.Отовсюду неслись страшные матюки в адрес оперативного дежурного. Если бы сбылась хотя бы одна десятая часть тех проклятий, что посылались на его плешивую голову, то Малявин согласился бы повторить забег.
   Возле тумбочки, борясь со сном, стоял замученный дневальный, Дранкин.
   - В роте есть кто?
   - Ни, они уси по домам спать пошли.
   - Валера пришел?
   Дранкин кивнул.
   - Хорошо, на-ка вот, - Малявин, а за ним и Косяк поставили автоматы к стене, сняли ремни и стряхнули с них штык-ножи и подсумок с патронами под ноги Дранкину, поди сдай в оружейку, приказал Андрюха, - Что делать будем, Вить? В умывальнике не протолкнешься.
   Малявин снял телефонную трубку.
   - Зарядчик, - ответили ему после некоторого молчания.
   - Здорово, Игорь, - поприветствовал Витька Сницаревского ученика-напарника, - Малявин говорит. Где друг?
   - Спи-ит, - почему-то шепотом ответил ему телефонист.
   - Понятно. Все спокойно? Тогда "Закат" дай.
   Выяснив, что у них на узле все тихо, Тимченко благополучно отработал проверку, Витька, обратившись к Андрюхе, предложил:
   - Пойдем в разнос! Посадят, так посадят! Занырнем в бассейн.
   Бассейном называлась огромная забетонированная яма под открытым небом с двумя знакомыми всем по школьным учебникам математики трубами, по которым вода втекает и вытекает... Плавать в нем имели право только офицеры и члены их семей. Любой солдат, пойманный на месте преступления, подвергался по приказу командира аресту на семь суток. В начале лета были посажены один за другим трое ребят из СБО, и с тех пор рисковать, совершая по ночам луннные заплывы, никто не хотел.
   Андрюха, нахмурившись, поворошил рукой свой иссиня-черный чуб и, обреченно махнув рукой, согласился:
   - Пошли.
   Бассейн находился за офицерским городком перед летним клубом. От него до приемного центра оставалось метров четыреста.
   Витька залез на железную сетку ограды и неловко спрыгнул вниз. Воздух был теплый. Малявин испытал ни с чем ни сравнимое удовольствие, скидывая с плеч просоленную, липкую от пота, гимнастерку. Тихо охнув, Андрюха соскользнул в воду.
   - Хорошо, Витька! Больше всего я боялся, что нас заловят, пока мы раздеваться будем, а теперь пусть сажают, не страшно.
   На этот раз ребятам повезло. Вдоволь наплававшись, они, никем не замеченные, пробрались к себе на узел.
   Такие ночные бега на соседние заставы вошли в правило. теперь поднимали уже не весь гарнизон, ДШГ СБО и учебный пункт, а отдельные подразделения по очереди. Неизвестно, как долго бы это продолжалось, если бы в середине июля не произошло следующее...
   - Р-рота, подъем!- кричал дневальный дурным голосом.
   - На ...! Никаких тревог, два часа ночи! Опять дядя Ваня шалит!- неслось со всех сторон. Под мигающим табло "Тревога" исходил треском электрический звонок, напоминая всем безвозвратно прошедшие школьные годы.
   - Ничего не знаю, я на службе! Погасите свет!- требовал Малявин, заворачиваясь в простыню.
   Поднатаревший в ночных треволнениях Сницарев, крепко матерясь, собрал свои манатки и пошел досыпать на узел. Ребята из ДШГ, прилетевшие только вечером с операции, категорически отказались не только куда-либо бежать, но и ехать. Учебный пункт, хотя и собрался к выезду быстро, но выехать не смог, так как забастовали шоферы с автороты.
   Бледный Акулов метался по роте поодиночке, вытаскивая из кровати обнаглевших дедушек, выгоняя из сушилки и ленкомнаты прятавшихся там пшенарей.
   - Нападение на заставу! Звонил оперативный... Я приказываю тебе, Дикий! Встать!- лейтенант Акулов стоял по стойке "смирно", взяв руку под козырек перед сидящим "по-турецки" на кровати Мишей, который, еще не проснувшись, позевывая ругался сквозь зубы.
   Через полчаса в гарнизоне появился дежурный по части и с тоской в голосе докладывал оперативному по телефону, что солдаты отказываются подчиняться.
   Через сорок минут Акулов, наконец, выстроил получивших оружие солдат в коридоре и тут же, к немалому своему удивлению, случайно обнаружил, что ни один из них не взял с собой патронов. В лучшем случае у некоторых молодых в подсумках лежали пустые магазины (каждый облегчился перед кроссом, как мог).
   - Получать патроны! Быстро! Я вас всех... Я вас... Я ...
   Первая машина выехала из отряда только через полтора часа после объявления тревоги. А тревога была настоящая...
   Чистое дело случая, что бандиты довольствовались оружием, захваченным у наряда. Их расчлененные тела были потом найдены в камышах. Затем басмачи дали несколько залпов по казарме, выбив все стекла и, не вступая в бой, отошли за реку. Банда состояла, как потом установили, из трехсот сабель, и им не составило бы большого труда захватить заставу, но поопасались, видимо, появления подкрепления из отряда.
   Потом для разбора этого случая приезжала из Москвы специально созданная комиссия. Неизвестно, что она установила, только отряд после ее отъезда официально перешел на боевое положение, и все учения были категорически запрещены.
  
   16.
  
   - Это что за триппер?!- лейтенант Акулов двумя пальцами с опаской держал извлеченные из недр колодца остатки маскхалата, который Малявин с Косяком использовали для обтягивания дембельских альбомов. Замещая Короткина, Акулов хотел служануть в полной мере перед начальником связи.- Малявин, я тебя спрашиваю!
   - Я, товарищ лейтенант, по помойкам таким не лажу, там кабели проходят, напряжение всякое, опасное для моей драгоценной жизни, - нахально ответил Витька. Шмон уже длился полчаса, но ничего существенного Акулову найти пока не удавалось. Старая шинель, бушлат, несколько кружек - вот и все, что составляло его трофеи.
   - Ага, а здесь у нас что?- В проеме между стойками приемника зампотех углядел спичечную коробку.
   - Не надо трогать!- пискнул Тимченко, но поздно. Акулов уже открывал ее, и в то же мгновение с вскриком бросил на пол. Из коробки выскочил гигантских размеров скорпион и, предостерегающе задрав кверху смертоносный хвост, замер в ожидании. В следующую секунду сапог лейтенанта накрыл его.
   - Какого зверя загубили!- Малявин присел на корточки над останками паука.
   - Ты, это того, Малявин, здесь что, зоосад или боевой узел?Акулов от волнения начал немного заикаться.
   - Два месяца в коробке прожил, а какой шустрый, - не слушая офицера, сокрушался Витька, - Андрюха-то как расстроится! Он его час из щели в боксах добывал.
   - А если бы он меня...
   - Нечего лазить туда, - сказал вслух Малявин, а про себя продолжил, - куда собака свой ... не сует.
   В это время неутомимый зампотех подошел к шкафу и вынул оттуда старый журнал с записями дежурств. Следом за ним вывалилась пачка фотографий, о существовании которой Малявин совершенно забыл.
   - Это мы будем посмотреть, - мгновенно повеселевший Акулов веером раскинул на столе фотографии.- Тэк-с, тэк, мэкс, ворковал он, - Ах, Сницарев! И точно - пьян! Малявин, посмотри, и не спорь со мной, я даже по фотографии сразу вижу, пьян человек или нет.
   Витька нехотя приблизился к столу. На фотографии Серега был изображен в расстегнутой гимнастерке с сигаретой в углу рта. Одной рукой он обнимал коммутатор, а в другой держал чемодан-дипломат.
   - Нарушение формы одежды - раз, фотографирование на фоне секретных объектов - два, в нетрезвом виде - три, - перечислял, загибая пальцы зампотех. С треском разорванное на куски фото полетело вниз.
   - Ох, Малявин, да ты что?!
   - Чего еще?- Витька с грустью смотрел на гору растущих на полу обрывков.
   - Разве можно так фотографироваться?! Ты кандидат в члены партии!
   Малявин в недоумении уставился на фотографию, на которой был изображен он с Косяком на фоне памятника Ленину.
   - И в чем здесь криминал?- Малявин покрутил карточку в руке.
   - Как, ты даже не видишь! Здесь у Владимира Ильича нет головы!
   - Ну, нет, не уместился весь. Ну и что?
   - Как что! Ты издеваешься или специально под дурачка работаешь? Это же святыня для каждого советского человека! А тут ты с Косяком, а Ленин без головы. Ты думай в другой раз, где снимаешься, - он выхватил из рук Малявина фото.
   - А чего это вы Владимира Ильича порвали? Он, конечно, может, и без головы был...
   Зампотех замер, побледнел и, судорожно сглотнув слюну, пробормотал:
   - Это, Вить, так я, чтобы не увидел кто... Мало ли что подумают, чтобы разговоров не было всяких.
   - А-а-а, - понимающе закивал головой Малявин, - Понятно.
   Выпад подчиненного так здорово выбил из колеи лейтенанта, что он прекратил дальнейший обыск, сам подобрал остатки фотографий (случай небывалый) с пола, вынес их на улицу и там сжег.
   - Такие фотки классные порвал, шакал, - от души выругался после ухода Акулова Малявин, - лазит везде, триппер двуногий. Перепрячь все заново, - глядя на разбросанные шинель с бушлатом, приказал Витька Тимченко, - да порядок начинай наводить, а то скоро смена придет, а здесь срач такой.
  
   17.
  
   Задача была на удивление простой и ясной: искать на территории части монолитный кусище свинца, размером с полтумбочки. Нашедшему - краткосрочный отпуск домой.
   После развода старший лейтенант Короткин еще раз повторил приказ командира отряда и, разбив роту на две части, заслал под руководством Акулова и Прибыткова в отведенные ей участки для прочески.
   - Пойди, найди, не знаю что, - ворчал Миша Дикий, старательно оглядывая на своем пути каждую пядь земли.
   - Чудак, ты еще прошлогодние листья разгребай, не грибы собираешь! Сказали же во - размер, - Малявин повторил жест командира отряда, описывая двумя руками окружность.
   - Может, прикопал кто?- с надеждой в голосе отозвался Миша.
   - Попробуй, копни, - Витька поковырял носком сапога твердую, как бетон, землю.- Они что, совсем умом вертанулись? Гляди, смену подняли. Что стране свинца на пули не хватает?
   - Друг, ищи!- навстречу Малявину, широко раскинув руки, приближался Сницарев, - ты теперь собака! И я, и Пескарь, и Косяк - мы все псы! Нам всем ефрейторов кинули, мне утром писарь из четвертого отделения звонил. Мы теперь заживем новой, собачьей жизнью!
   - Обогатимся, - Малявин хотя и обрадовался, но старался вида не подавать. Он поднял с земли патрон от пулемета, покрутил его в пальцах и кинул обратно на землю.- Будем теперь лишний рубль у государства урывать, красота! Серега, ты случаем не знаешь, что мы ищем?
   - Знаю, - Сницарев помрачнел, - пусть эту железку враги найдут.
   - А отпуск?- изумился Дикий.
   - Он тебе, боюсь, не в кайф пойдет, - Сницарев поднял руку с выразительно согнутым указательным пальцем, - Вчера командиру с округа звонили. Я особо, правда, не разобрался, в чем дело... Еще пять лет назад на третьей заставе поставили уловитель нарушителей какой-то новый, секретный. В свинцовую капсулу, кажется, уран заключен, и от него через ма-аленькое отверстие поток частиц разных постоянно тек, а на некотором расстоянии стоял этих штук уловитель, - Серега вынул пачку сигарет, не спеша закурил и продолжил рассказ, - Вот если враг какой эту линию пересекал, то на заставу о том сразу же поступал сигнал. Года два назад списали это приспособление и выкинули за ненадобностью за заставой на помойку, а ее какой-то местный предприимчивый дашнак спер и себе в хозяйстве приспособил, предварительно распилив. Сам он помер вчера. Трое его детей и соседи на ладан дышат, но у него в саду только одну половинку железки нашли, а другой нет.
   - Кишлак этот далеко?- забеспокоился Дикий.
   - Километров восемьдесят отсюда.
   - А здесь ы тогда что ищем?
   - Нучальству оно видней, - наставительно изрек Малявин.Друг, если бы не твое любопытство, Миша тут всю землю, как крот, перекопал бы.
   - Я, Вить, знаешь, как сам от него страдаю. Иногда киплю от злобы прямо весь. И не сделаешь ничего. Вчера жена Полянского звонила. "Ванечка, - говорит, - пришли мне пару негров, хочу шкаф в другую комнату переставить". Сука тощая! Как она под таким боровом лежит, не сломается? Это мы с тобой, друг, негры!
   - Меня, Серега, больше всего команда Ерофеева бесит, когда он после окончания фильма кричит:"Сначала выходят люди, потом солдаты!"
   - К этому я привык, вроде так и надо. Внимания уже не обращаю, а вот к шуточкам деток и жен офицерских притерпеться никак не могу, - Сницарев крепко выругался.
   - Малявин! Ты что там за аудиторию вокруг себя собрал?служивый Акулов решительным шагом направился к ребятам, прекратили перекур!
   - Пошли! Создадим видимость поиска, а то он не отстанет. Будет здесь до обеда возле нас крутиться, - сказал Дикий, с сожалением бычкуя сигарету.
   После обеда от роты потребовали два человека в караул для охраны машины со смертоносным грузом. С автороты выделили самого молодого провинившегося пшенаря-первогодка водителя.
   - Не поеду я! - верещал назначенный в наряд Дикий.- Мне моя потенция жить не мешает!
   - Ты что, Миша, о чем говоришь! Мы будем ехать совсем на другой машине в отдалении, - ласково убеждал его Акулов, на которого Короткин скинул обязанность сопровождать груз.
   - Не-е, и не уговаривайте. Берите молодых, вон Тимченко хотя бы или он, Дранкин! А я никуда не поеду, хоть сажайте опять.
   - Ты что, Дикий! В детском саду? Я тебе приказываю, иди получай оружие!
   - Мне здоровье дороже!
   - Дикий, смотри, я этого так не оставлю! Дранкин, собирайся, со мной поедешь! А откуда ты, Миша, знаешь, что мы будем охранять?- запоздало спохватившись, спросил Акулов.
   - Весь отряд знает. Я, что, самый молодой?
   - А я крайний? Я - офицер!
   - Вам за это деньги платят, - тихо пробурчал Миша.
   - Что?! Я дурак?- недослышав его бормотанье, взвился зампотех.
   - Товарищ лейтенант, вас к телефону!- прокричал дневальный.
   Акулов погрозил Дикому кулаком и кинулся в канцелярию.
   - Сколько ему еще служить!- посочувствовал Малявин, глядя вслед убегающему лейтенанту.
  
   18.
  
   К стоящему на столе, возле телевизора, магнитофону Вовки Кузуба, подошел Короткин и , нажав на "стоп", прервал песню.
   - Все! Шалман закрыт. Смотрите программу "Время", - он включил телевизор, покрутил ручку настройки, добиваясь четкого изображения и, недовольным взглядом окинув притихшие ряды подчиненных, вышел из ленкомнаты.
   - Там, кто-нибудь, убери звук, - приказал Сницарев, как только дверь за командиром роты закрылась, - классную песню ты, Вова, записал! Миллион, миллион, миллион алых роз! Та-рам, тарам, та-ра-рарам! Блеск! Витя, ты любишь Аллу Борисовну?
   - Слушать.
   - А-а, ты ничего не понимаешь! Такая сы-ытная женщина!Серега даже причмокнул губами, не находя слов, чтобы выразить свое восхищение певицей.- Я так стосковался по бабам! Ты, друг, даже не представляешь! У меня каждое утро простыня в виде палатки поднимается.
   - Могу, почему нет. Ты хоть иногда набеги делаешь на город, а я на монашеском положении уже как два года (чуть прибавлять себе срок службы считалось делом святым), - вздохнул Малявин.
   - Хочется, друг, разговнеться?
   - Разговеться?!
   - Ну, да, не придирайся к словам. Как?
   - Ясен... Хочется.
   В ленкомнату вошел Тимченко и, вытянув руки по швам, спросил сонным голосом:
   - Разрешите войти? Разрешите присутствовать?
   - А где это тебя, Булочник, носит? Ты что, самый политически грамотный, - коршуном набросился на него Сницарев, - мы тут, понимаешь, с другом мировые новости узнаем, просвещаемся! А ты что делаешь?
   - Я в сушилке заснул. Меня Миша Дикий сюда направил.
   - Не высыпаемся?- строго спросил Косяк, дописывая третье письмо, - И какое ты сам себе выберешь наказание?
   - Коридорчик, может, затянуть?- робко начал Тимченко.
   - Коридорчик, ленкомнату и сушилку и не сейчас, а после отбоя, - вынес приговор Андрюха.
   - Есть, - Тимченко, радуясь, что легко отделался, быстренько пристроился на стуле за одним из первых столов.
   - Воспитывай их, воспитывай - и никакой благодарности тебе, - посокрушался Кузуб.
   - Все от человека зависит, - предположил Малявин.
   - На кось, выкуси, - Сницарев показал ему испачканный черной тушью большой палец, сложенный в немудренной комбинации между указательным и безымянным, - ни фига от человека не зависит. Все от обстоятельств идет. Не будь армии, не было бы и дедовства.
   - Относись к человеку без подлости, и он тебе тем же ответит.
   - Ха-ха! Растопырь шире карман! Вот ты, Витька, к пшенарям относишься со всем уважением. "Пожалуйста", по имени их всех величаешь - и что? Давай спросим их самих. Дранкин! Скажи, обормот, кто самый ярый дедушка в роте?
   Дранкин испуганно оглянулся и беспомощно пожал плечами.
   - Ну, ну, не буди во мне зверя! Говори!- подбодрил его Сницарев.
   - Миша и Валера Пескарев.
   - Га-га, - обрадовался Серега, - Булочник, а ты как считаешь?
   - Андрюха Косяк, Пескарев и ты...
   - Как я? А друг?- оскорбился Серега, - А друг! Ты что?!
   В ленкомнату тихо вошел Короткин и замер, изучающе оглядывая солдат.
   - Ну-ка, Косяк, дай свою книжечку сюда, - он сделал звук телевизора погромче.
   - Я же не читал ее, товарищ старший лейтенант.
   - Рассказывай.
   - Она библиотечная.
   - Это твоя личная трагедия. Я тебе ее, может, и верну. Давай, давай.
   Андрюха нехотя поднялся, подошел и отдал книгу.
   - А.Мельников (Печорский). "В лесах", - прочитал Короткин вслух.- Надо будет почитать. Ремень подтяни, воин, - с этими словами Короткин покинул комнату.
   Косяк, оставшись без полюбившейся книги, с досады без слюны сплюнул на пол и выругался.
   - О, кто самый ярый у нас в роте, оказывается, - подытожил спор Малявин.
  
   19.
  
   - Дела творятся в столице! Черте что делается!- задыхаясь от волнения, рассказывал Некрасов, сидя на кровати в казарме в окружении дедсостава. У него умер отец, и его отпустили на похороны. В Москве он жил где-то в районе Беляево, а об этих местах у Малявина были весьма отдаленные представления, поэтому общих тем для разговоров у него с молодым сержантом не находилось. Витька слушал его и блаженствовал от сознания того, что дембельский альбом благополучно переправлен в столицу, находится у отца. "Теперь только самому вернуться", думал он, растянувшись на железной кровати.
   - Фашисты появились, панки какие-то стриженные. Собираются на Пушкинской площади, митингуют. Тусуются, как сейчас говорят, и никто их не трогает, главное.
   - О, сволочи, нас бы туда кинули! Мы бы их быстро под орех разделали, - заерзал на табурете обнаженный по пояс Миша Дикий. Он, возбужденно сжав кулаки, поиграл развитой мускулатурой рук.
   - Все впереди, Миша, - Малявин успокаивающе похлопал его по заросшей волосами спине, - если тебя обстричь, можно из полученной шерсти добрый свитер связать.
   - Помолчи, Вить! Дай человека послушать, - Сницарев лежал на кровати, мечтательно обняв подушку, - Хрен с ними с панками, фашистами всякими. Бабы, как там? Какие они на воле? Вдул хоть кому?
   - Да-а. Я об отце особо не печалился. Сколько можно ханку жрать? Кровь не только себе, но и другим портить? Сразу после похорон к соседке зарулил. Там такая любовь пошла... Я ее до армии целый год обхаживал, только перед призывом и уломал, - Некрасов в смущении оглядел настороженные лица слушателей.- Я первые разы даже до конца встремить не мог. Прямо сразу с порога и заряжал...
   - Гы, гы, гы, - пророкотал Сницарев от восторга.Ну, ну, ну, подробнее, не гони лошадей.
   - А что дальше? Потом постепенно обрел форму, но подолгу все равно работать не мог. Без привычки трудно сдерживаться. Обещала ждать. В кабак раз с ней завалились. Денег у нас мало, но зато чего я там только не насмотрелся! Пацанов молодых полно. Кто бритый наголо, у кого только виски, с серьгами.
   - Врешь, - воскликнул Дикий.
   - Честно, все в джинсах фирменных. Денег полны карманы, многие на машинах своих, а на вид им лет шестнадцать-семнадцать.
   - Сюда бы их. Я бы им показал серьги!- Миша засопел.
   - Говорят, этой весной день рождения Гитлера отмечали. Народу собралось - тьма. Многие со свастикой при форме фашистской были. - Стрелять их надо ... ! Сидим здесь, границу стережем, а изнутри такой чирий вылез! Сам бы стрелял!- Сницарев с силой погрузил кулак в подушку, из которой незамедлительно поднялся столб пыли.
   - А ..., - Серега, выругавшись, чихнул.
   - Дела чудные пошли. Мне об этом Ковалев Серега, прадед наш писал, но я не особо поверил поначалу.
   Вообще коротенькая записка, пришедшая недавно от Ковалева после его трехмесячного молчания здорово озадачила Витьку. Он тогда с удивлением вынул из конверта двадцатипятирублевый билет и несколько раз кряду прочитал письмо. Серега писал, что начал крутиться. Собрал группу ребят, чтобы фашистов погонять, а затем, пораскинув мозгами, решили они подоить всякую шушеру. "Деньга пошла ломовая, на Алке, глядишь, и женюсь, - писал он, - приезжай скорее, вольешься в коллектив".
   "Что на гражданке делается?- недоумевал Малявин, читая письма Ковалева.
   - Эх, братцы, выкарабкаться бы только отсюда! А там... Заживем! Какое мне дело до других, будь ты фашист или панк, наплевать на все с высокой колокольни... Пусть каждый живет как его душе угодно. А я бы ходил рыбку ловить. Клубничку на огороде посажу, женюсь! Жизнь, а!- ошарашил всех своим высказыванием Косяк.
   - Ты на рыбалку, а по твоим детям из пулемета, - предсказал Сницарев.
   - Типун тебе на язык, - пожелал ему Андрюха.- Это все у ребят от молодости, перебесятся. После службы век глаза на это оружие не смотрели бы.
   - Отслужить!- мечтательно улыбаясь, согласился с ним Малявин, - Домой!
   - Зацию давай! Зацию!- дурным голосом на всю казарму заверещал Сницарев.- Давай!
   - Ты затрахал! Кончай базар!- проворчал безуспешно пытающийся поспать перед нарядом Валера Гладков.
   - Ты затраханным призвался!- совершенно спокойным голосом парировал его выпад Серега, перестав раздражать слух своим криком.- Друг, он нас обидел!- Сницарев ткнул указательным пальцем в направлении Гладкова.
   - Он не по злобе. Простим жука?
   - Ладно, пусть летает.
  
   20.
  
   Малявин впервые позволил себе не встать ночью на службу, а приказал дневальному разбудить себя за два часа до подъема. На смену его напарник Тимченко отправился один.
   Теперь в предрассветной мгле Витька с опаской пробирался к своему родимому узлу связи, сердцем чувствуя неприятности. Треск морзянки слышен был уже при подходе к приемному центру. Малявин одним прыжком преодолел три ступеньки крыльца и, ворвавшись в аппаратную, успел уловить на слух последнюю группу кодов. Он поспешно положил руку на ключ и, скосив взгляд на таблицу дежурного радиста, отзвучал в эфир свои позывные.
   "Почему, почему не отвечаете? Нарушение", - ответил ему душанбинский радист, временно работающий за главрацию.
   - Эх, - прокряхтел Малявин, показывая кулак перепуганному Тимченко, и переключившись на датчик, выкрутив его на максимальную для восприятия скорость, оттарабанил в эфир, используя и запрещенные, "гражданские"коды: "Нарушение принял. Здесь перед этим я учил работать пшенаря".
   - Кто ты?
   - М--н, - ответил Витька.
   - Понял, нарушение анулирую, до связи.
   - До связи, - хрюкнул Витька прощальный код и, резко встав, опрокинув табурет, накинулся на Тимченко.- Ты что, таракан, обыкновенную проверку отработать не в состоянии?! А?! Булочник е..., ты знаешь, что значит нарушение от главрации получить?! В иных отрядах за это сразу десять суток гауптвахты втыкают! Почему не отвечал?
   - Передатчик еще нужен?- пронесся из динамика голос Сани Калабухова с передающего центра. Витька снял с крючка микрофон и, нажав на тангенту, поблагодарил:
   - Все, спасибо, Шур, вырубай. Так что?- Малявин опять перевел взгляд на Тимченко.- Что репу свою воротишь? Гляди мне в глаза!
   - Витенька, я... понимаешь... не сердись только! Хотел на датчике работать, а тумблер на ключе стоял. Так получилось.
   - Ладно, бывает от волнения, и со мной было раз, но в другой раз накажу.
   Треск телефона ворвался в затихшую было аппаратную.
   - "Закат", ефрейтор Малявин слушает.
   - Здорово, зема! Борисов говорит, с Душанбе. Чо ж ты, Витька, своих сынов бездарных щелкать не научишь? Я думал, тебя со смены убрали, а пшенов одних запузырили, вот и решил, было, их покарать. Хорошо, ты вовремя вылез.
   - Правильно, - одобрил поступок земляка Малявин, - спасибо! Как дела у тебя?
   - А-а, все по-старому. Хотели в ваше ДШГ упечь, так еле отвертелся. Я тут с такой биксой познакомился! Семь баллов, секс-бомба! Восемнадцать лет. Тебя-то на войну не загнули пока? Нет? Витька, алло, что такое, мать твою...
   Связь на мгновение прервалась.
   - Алло, ты куда пропал? Помнишь, зема, ты мне за жучка звонил?
   - Какого еще жучка?
   - Отказника, его к нам на следствие присылали от вас весной.
   - А-а, ну как же, помню.
   - Повесился, говорят.
   - Как?!
   - На брючном ремне. Прикрепил к батарее сушилки и коленки поджал, но это не у нас. Я, как ты просил, проследил. Его особо сильно не били и загибали не больше положенного. Это он после комиссии учудил, когда его от нас в стройбат перевели к "шурупам". Вот такие новости, брат. Пшена своего тупого воспитывай. Звони, если что. Может, фуры у вас в военторге московские появятся, уж позаботься тогда...
   - Сделаю. Пока.
   Малявин положил трубку на рычаги и замер, уставившись на черный телефонный аппарат без наборного диска, чувствуя как поездными колесами отдаются в горле удары сердца.
   - Булочник! Жучка-отказника помнишь? Конопатый такой, нескладный, ты тогда за раннее свое дедовство из-за него очко лезвием скоблил по моей просьбе.
   - Конечно, помню, шакала трусливого. И чего ты, Витя, тогда за него вступился?
   - Как его фамилия была? Ну, звали-то хоть как?
   - Без понятия. Жучок и жучок. Из-под Воронежа он родом. А что?
   - Да, так...
  
   21.
  
   Миша Дикий исхитрился спереть со вклада Прибыткова двухлитровый битон гидролизного спирта. Приказ было решено отмечать две недели спустя, после опубликования его в газетах. Надо было выждать, пока начальство ослабит свою бдительность. Согласно заведенному правилу, 27 сентября Малявин отдал Тимченко за завтраком свою дневную порцию масла, предварительно осуществив его перевод в дедсостав посредством ремня.
   Отмечать приказ собрались в кузове КШМ, стоящей в боксах, за маленьким столиком, узким кругом. Малявин в этот момент находился на дежурстве, поэтому пить особо опасался. Из закуски были только огромные шмотки сала и чеснок. Витька резко опрокинул себе в рот пахнущую природным газом жидкость со словами:
   - Чтоб, братцы, хоть третий Новый год дома встретить здоровыми и невредимыми.
   Все собравшиеся встретили его слова улыбками, прекрасно понимая, что на это надеяться, все равно, что мечтать о полном роспуске армии. Спирт подействовал на всех быстро, но разговор не заладился, праздник получился грустным. Выпили за погибших, упомянули всех поименно и удивились, до чего же их перечень длиннен.
   Через полчаса Малявин вылез из машины, запер за собой огромные железные ворота боксов на замок и опечатал их. По предварительной договоренности он должен был выпустить ребят из добровольного заточения через два часа, а если случится что-то непредвиденное, то они смогут вылезти и через окно, отогнув решетку.
   На узле было спокойно, новоявленный дедушка Тищенко службу тащил исправно. Витька пристроился на крылечке.
   "А ведь был порыв, - думал он, - точно помню, как в классе третьем вышел в вестибюль школы, где висели маленькие карточки-портреты героев летчиков, пограничников. До чего хотелось быть похожим на них! Мечтал погибнуть за Родину, желательно, конечно, до конца, а так слегка покалечиться - уж больно хотелось потом увидеть самому свой такой портрет".
   Сейчас Малявин гибнуть не хотел ни за какие портреты...
   Он все чаще под утро выходил на крылечко, оставляя дверь в аппаратную открытой, удобно устраивался, положив под зад кусок фанерки и наблюдал, как на востоке начинает всходить солнце и от земли волнами убегает прохлада.
   "Нет, - думал он, - меня не могут убить в этой заварухе. Смерть тыкнет своим пальцем в кого-нибудь другого, не в меня! Освобождение так близко, такая жизнь впереди!"
   Чувство своей такой неуязвимости уже охватывало Малявина однажды в детстве, когда его, четырехлетнего, с сильным отравлением положили в карантинный бокс, где лежали больные дизентерией детишки. Карантинный бокс был маленьким одноэтажным зданьицем, стоящим на задворках огромных больничных корпусов, возле морга. Оно часто всплывало в Витькином подсознании, навевая своим видом животный страх за свою жизнь.
   Тогда, когда под утро температура у него спала, прошел озноб и прекратились жуткие спазмы рвоты, Витька разглядел сидящего на ночном горшке симпатичного черноглазого мальчишку, который обучал искусству вращения крышки от горшка вокруг своей оси неопытных новичков и , мило улыбаясь, уверял Малявина:
   - Ты, мальчик, умрешь обязательно. Вон, как тебя трясло вчера. Кто на этой кровати лежит, тот всегда умирает. Я здесь давно, отсюда уже вынесли двоих. Вы не бойтесь, у вас хорошие кровати, - успокоил он братьев-близнецов, своих соседей и учеников по горшкам, - вы будете жить , у вас кровати не мертвецкие.
   "Глупый какой! Как же я умру, - думал тогда Витька, - я никак не могу перестать жить, исчезнуть. Он просто не понимает, что говорит. Меня папа с мамой так любят и дедушка Дима, и бабушка Зина и Оля тоже..."
   "На волоске тогда висел, хорошо дед приехал, спас. На свой риск забрал меня из карантина под расписку. Не было у меня дизентерии никакой, а ведь залечили бы, сволочи, - Малявин потянулся и опять погрузился в размышления. Алкогольные пары будоражили его мозг, - Зачем жизнь? До чего олдиноким блеском молнии сверкнет в нашей голове короткий блик сознания... Лет до десяти и живешь, а потом до двадцати большинство живет ради того, чтобы волновать своим существованием лиц противоположного пола. Нам мучительно хочется нравиться другим. Вот только зачем? И что делать, когда это прекрасное желание пропадает и в 19 у меня мучительно-сосущее душу желание жить ради себя самого и твердое убеждение, что в этой жизни единственно любящие нас люди - родители. Я, наверно, трусоват от природы, уж слишком высоко ценю свою жизнь. Неужто больше не увижу солнышка, звезды, не буду дышать воздухом, не доведется думать. Мои мысли растворятся, исчезнут насовсем, навсегда, а в мире все пойдет своим неизменным путем... Революция чужого народа, что мне до нее... Задрожал, Малек, наложил в штаны! Прав был Чепа, вот приказ и реально стало вырваться отсюда, забрезжил лучик свободы, солнышко засветило, солнышко свободы... Солнышко, - Витька поднял глаза к небу, - такая огромная планета, на которой происходят процессы, губительные для всего живого там, а для нас на Земле далекий отсвет чужих смертей несет жизнь! Кого согреет моя смерть?! Хочу жить! Да! Да, да, не хочу в двадцать лет загнуться! И в сорок не захочу и в девяносто! Ни за какие идеи псевдосвободы! Хочу свободы настоящей, для себя лично, а не призрачной для всех!"
   - Ты звал меня, Вить?
   Малявин, вздрогнув, обернулся, из двери аппаратной выгляядывал Тимченко.
   - С чего ты взял?
   - Ты кричал. Показалось...
   - Крестись, старый хрыч.
   Лицо Тимченко расплылось в счастливой улыбке.
   "Наив, - глядя на него, подумал Малявин, - считает, что став дедом, он теперь заживет. Сам такой был, баран! Чем ближе дом, тем ненавистнее служба".
   Малявин прислушался - со стороны боксов доносилось нестройное пение.
   "Обнаглели квартиранты. Совсем страх потеряли, - Витька улыбнулся, - прорвемся. Не я первый, не я последний. На миру и смерть красна, как утверждают те, кому она в харю холодом не дышит, сволочи. В армии много думать вредно..."
   - Булочник! Службу понял? Знаешь, за ради чего мы гнием в этом краю? Как? Еще не уяснил? Объясняю. Вылезь сюда, прочти и осознай глубину мысли, - Витька показал на висевший над входом, написанный от руки, лозунг: "Наша цель - коммунизм!"
  
   22.
  
   Малявин при выходе из столовой высыпал в урну горсть таблеток, выданных ему перед завтраком фельдшером. Его примеру последовал и Сницарев.
   - Вот так, друг, пьешь всякую дрянь, а потом думай, от чего помер. Я, может, желаю знать, что за лекарство мне дают, может, оно на мой организм какое влияние побочное потом окажет?! Правильно я говорю? Ты чего, Вить, все кривишься?
   - Второй зуб, кажись, сломал, - Малявин ощупывал языком непривычно острый край зуба.
   - Что ты, друг! Ты собака молодая, с чего бы тебя напасть такая посетила?
   - Сам ты пес служивый!
   - Всех нас Родина одинаково отметила и поощрила, - Сницарев выставил вперед плечо, демонстрируя узенькую желтую полоску на погоне.- Не злись, старый, теперь тебе самая пора идти зубы лечить, считай, третий год службы пошел.
   Ничего так не боялся Малявин, как зубоврачебного кабинета. От одного запаха медицинского, от голубых стен и белой побелки в санчасти его мутилоА жужжание бормашины в пот кидало. К тому же, у капитана Назарова, хмурого таджика с грустными, всегда слегка затуманенными алкоголем глазами, была своя система излечения больных.
   - Ти-и какой год служишь, военный?- с сильно заметным акцентом, на удивление высоким голосом, обычно спрашивал он солдат.- Вас много здесь, а я один. Служить тебе еще долго, возиться с тобой мне некогда. будем удалять, - этим утверждением он всегда заканчивал свои расспросы, узнав, что солдат еще и года не прослужил.
   Витька вспоминал, что его деду с заставы, Леше Аршавину, было за два года службы удалено четыре зуба, причем один вырван был по ошибке - здоровый.
   - Зуб болит, сил нет, - сообщил Малявин командиру роты, разрешите в санчасть сходить.
   - Давно болит?- Короткин широко улыбнулся.
   - Недели две. Нет сил терпеть больше.
   - Сочувствую, но ничем помочь не могу. На службу все равно придется идти.
   - Болит, спасу нет. Не шлангую, право слово.
   - Это, Вить, твоя личная трагедия. Сходи, запишись в санчасть на прием в свободное от службы время.
   - Я о том только и прошу.
   Малявин для того испрашивал разрешение, что по гарнизону рыскал вконец озверевший начальник тыла Дядя Ваня и всех отловленных солдат отправлял на "губу" за одиночное передвижение. С той поры, как ребята, служащие в Даштикале, написали в округ коллективную жалобу (заявления отдельных лиц не рассматривались) о том, что вместо положенных пяти чеков в месяц они получают три рубля восемьдесят копеек, была назначена комиссия, в результате работы которой был снят с должности и уволен из войск в запас начальник финчасти, а Дядя Ваня получил выговор.
   Правда, всем служащим на территории Афганистана теперь стали платить чеками, но от начальника тыла в отряде солдатам вообще житья не стало.
   До санчасти Витька добрался без приключений. В кабинет к стоматологу очереди не было никогда.
   - Заходи, ефрейтор, - пригласил его Назаров, - присаживайся.
   Витька с замиранием сердца опустился в кресло и открыл рот, насколько хватало сил.
   - Фамилия?
   - Малявин.
   - Давно служишь? Рот закрой пока, - Назаров открыл журнал и что-то там записал.
   - Третий год.
   "Лучше в Афган на войну, чем в это кресло попасть", - подумал Витька.
   - Надо лечить. Давай глянем. Ну-ка, - капитан, вооружившись двумя железками, нагнулся над Малявиным. От него исходил запах дорогого одеколона и коньяка.- Запустил ты здорово... Раз, два, три, четыре... Нда-а. Какой болит?
   - Ой.
   - Тш-ш, все понятно. Поставлю тебе мышьячок на нижнюю шестерочку, а остальными дома займешься, - Назаров включил бормашину.
   "Все, смерть моя пришла, - решил Малявин, судорожно вцепившись в подлокотники кресла, чувствуя, как вгрызается в зуб бур машины. Запахло паленой костью...
   Из зубоврачебного кабинета Витька вылетел как на крыльях. Боль не утихла, а, напротив, лишь усилилась, но это было уже не то. Выздоравливать и с болью было приятно.
   - Витя, - окликнул его чей-то неуверенный голос. Он обернулся.
   - Ты, Клюша?! Здорово!
   Малявин, широко улыбнувшись, шагнул навстречу своему сослуживцу по учебному пункту.
   - Ты чего такой бледный? Я думал, ты все воюешь. Ты что, все два года на точке был? Рассказывай!- Витька стоял перед Клюевым с протянутой для пожатия рукой, но тот почему-то не спешил вынимать свою из кармана застиранного коротенького халата-пижамы..- Дапвай краба, чего замер? Эко тебя... Извини, Игорек.- Малявин аккуратно пожал изуродованную кисть.
   - Ты сейчас куда, Вить?
   - В роту. Я после смены. Вообще у меня сейчас сон по распорядку дня.
   - Может, посидишь, со мной?! Я сейчас освобожусь, мне только укол сделают и повязку обновят.
   - Хорошо, я тебя во дворике обожду.
   Люди военные обожают заборы и всяческие ограждения. Весь гарнизон был обнесен забором из могучих бетонных плит, поверх которых тянулись ряды колючей проволоки. Продовольственные склады, склады ГСМ, парк автомобилей, родной Витькин приемный центр, бассейн, санчасть, даже офицерский городок были обнесены добротным бетонным забором.
   Внутри санчасти был разбит небольшой садик, огороженный от всего мира бетонной стеной. Витьке, привыкшему к ограждениям, колючая проволока поверх бетонных плит глаз не резала, но...
   "Уж из санчасти вряд ли кто убегать будет", - подумал он, опускаясь на скамейку возле миниатюрного заброшенного бассейна.
   - Заждался меня?- Клюев с пыхтеньем пристроился рядышком.
   - Все нормально. Как живешь-то?
   - Устал, Витька. Устал каждый день просыпаться калекой, вновь и вновь осознавать свою неполноценность, каждое утро вспоминать об этом, свыкаться с мыслью и все думать, думать.
   - Не так уж, Клюша, смертельно... Рука, конечно, правая, ну... не глаза ж.
   - При чем здесь рука?! Ни одной бабы за всю жизнь не попробовал! Без яйца я теперь, а вместо ... обрубок заштопанный болтается. Лучше бы я от потери крови тогда сдох! Смотришь на травку, на птичек и нет сил на себя руки наложить.
   Для Малявина его признание было полным откровением, он потупил глаза и всячески старался избегать пытливого Клюшиного взгляда.
   - Я слыхал, можно и без них с женщиной...
   - Мне врач в Душанбе говорил, что, может, и смогу, а скорее всего нет. Четный мужик попался, молодец. Ты знаешь, Вить, у меня желание не пропало. Как какую-нибудь медсестру увижу, кровь играет и остатки мои ... ничего шевелятся и вроде как ею наливаются... Тот врач говорил, что если гормоны колоть, то все путем будет, а ребенка на воспитание, может возьму, а?! Чего молчишь?
   - Как угораздило тебя?
   - Дядю Ваню решил порешить.
   В отряде было два "приговоренных" офицера - майор Полянский и новый командир комвзвода лейтенант Кудеяров. При первой возможности их должен был попытаться убить каждый солдат. Малявин сам однажды, посланный за водой, принес Кудеярову во фляге воду наполовину с закрепителем, взятым из фотокомнаты, желая подтравить его, но желаемого результата на достиг. Лейтенант в тот день не только не мучался животом, а был, несмотря на дикую жару, бодр и весел и стоя в тени гонял по солнцепеку на плацу группу арестованных солдат, заставляя их ползать, бегать, ходить строевым шагом и опять ползать по бетонным плитам до полного изнеможения. Лютая ненависть к Кудеярову созрела в Малявине после того, как он посмотрел на истершиеся звезды на пуговицах гимнастерки Миши Дикого после его возвращения с гауптвахты. На "живое мясо", образовавшееся на Витькиных локтях и коленях, Витька вообще глядеть не мог.
   Кудеяров до того разошелся в своих садистских наклонностях, что приказал сварить из арматуры подобие автомата, с которыми арестованные под его контролем отрабатывали ружейные приемы. Весили эти железки килограмм под двадцать. Все его издевательства, может, и сходили бы ему с рук, если бы не его злой язык. Он добивал солдат издевочками-подколами, костеря и высмеивая и без того несчастных людей.
   На Дядю Ваню солдаты "клык заточили" много раньше, а он все еще был жив и здоров, это от того, что он в Афгане фактически не бывал, а в отряде пользовался большим весом, убить его было тяжело. Кудеяров же, считаясь комендантом гарнизона, никакой реальной властью не обладал, может, оттого так и бесновался. о его зверствах ходили легенды по всему округу. рассказывали, как он уморил одного солдата, доведя его язву до пробдения, отказываясь вызвать к арестованному врача, считая его симулянтом. Парень умер по дороге в поликлинику в страшных мучениях. Кудеяров запрещал кормить арестованных, не давал им спать больше двух часов в сутки, избивал их. Дошло до того, что однажды, по рассказам штабного писаря) Кудеярова вызвал к себе командир отряда и спросил:
   - Ты, лейтенант, в Афганистане послужить не хочешь?
   - Я, товарищ подполковник, может, Родине здесь послужу, но если прикажут...
   - Боишься, что солдаты в первом же бою пристрелят?- напрямую рубанул Андреев, - и правильно делаешь! Эти свои выкрутасы с поднятием тяжестей и ползаньем на солнцепеке брось! А если повторятся случаи избиения солдат, я тебя сам посажу. Уяснил?
   Разговор с командиром охладил, было, служивый пыл лейтенанта, но ненадолго. Он прекрасно понимал, что и командиру нужна "тюрьма". Почти у каждого солдата был свой личный счет к этим двум офицерам.
   - Случай такой удачный представился. У нас в соседнем кишлаке в духане завоз японской аппаратуры был. Вот все наше начальство и полетело к нам с инспекциями да проверками. Дядя Ваня, и тот не устоял. Раньше он Сорокина, старшину-срочника, посылал, а теперь и сам соизволил приехать, падла.- Игорь длинно выругался, передернул плечом, кашлянул и сплюнул кровью в траву.- Из десен кровь сочится, - объяснил он Малявину, - меня вообще уж хотели комиссовывать, я для этого сюда и приехал да тут у меня приступы малярии начались. Лихорадит всего периодически, но уже полегче стало. Так вот, как только я дядю Ваню увидел, так и решил его приговорить. Сконструировал запальчик, хотел его к мине приспособить, а ее у входа в блиндаж приладить (он у него на одного был). Думал, ночью его вызову вроде как к начальству, а сам за поворот в окопчике заверну, батарейку к проводам подсоединю, как выходить будет. Верняк дело... Все так и было бы, да только вечером я батарейку и запал в один карман сунул... И рвануло несильно, а трех пальцев и половины яйцев как не бывало. Теперь я мужик очень сомнительный. И "пушка" вроде есть, да без колес осталась, - Клюев машинально тыльной частью изуродованной руки провел под носом, - Ты на обед не опоздаешь?
   - Пора. Сейчас паечку заглочу и на службу.
   - Заходи, Вить, я тут еще недели три поприпухаю, а потом домой отправят. Там меня, браток, невеста ждет. Письма по два раза в неделю получаю, все пытает:"Когда приедешь?" Теперь уж скоро.
   - Я побегу, Клюш?
   - Давай, заходи.
   Выходя из ворот санчасти Малявин оглянулся. Клюев остался сидеть на скамеечке, откинувшись на спинку, разбросав руки в стороны.
   Через день отряд облетела страшная весть: в санчасти повесился какой-то старшина. Кавалер ордена Красного Знамени! Квартирант!
   "Клюша! Клюша, что ты наделал! Я, тварь, даже не поговорил с тобой толком, - думал Малявин, - все боялся без обеда остаться. О зубе своем весь последующий вечер печалился, а о тебе и не вспоминал вовсе, гад последний. Прости меня, браток, прости!
  
   23.
  
   В клубе, на политзанятиях, закашлялся один солдат, его поддержал другой. Вскоре весь зал задыхался от кашля, создавалось впечатление, что лекцию читают в туберкулезном диспансере, а не в доблестных ПВ. У Витьки, не лишенного чувства коллективизма, тоже запершило в горле
   "Осень б..., все простужены", - думал он, скромно кхыкая в кулак. Нахально-трубно высморкался разбуженный Сницарев. В клуб вбежал молоденький солдатик, несущий службу при оперативном дежурном так называемый "Боевой Информационный Пост (БИП)" и прервал монотонный голос лектора петушиным криком:
   - Ефрейтора Малявина к начальнику политотдела.
   - Разрешите, товарищ капитан?- обратился Витька к лектору.
   - Конечно, конечно, - закивал он.
   - Зачем вызывают меня?- спровил Витька у трусящего рядом с ним пшенаря.- Да не беги ты!
   - Сказали, чтобы вы внизу подождали, у входа. Очень срочно. Очень ладно! Сказали...
   - Заткнись! Я сказал тебе, не беги. Откуда у тебя служивость такая, а? Мужик!
   Страна, правительство, лично Леонид Ильич Брежнев во главе его. Такое это все далекое, высокое. Вот так был, жил, руководил, а теперь помер. Что-то теперь будет?
   "Лишь бы срок службы не увеличили", - думал Малявин. Он уже пять минут томился в коридоре штаба. Из огромных кривых зеркал на него взирала подозрительная личность в ушитой шинели, в которой он с трудом узнавал себя. Подойдя поближе, он откинул фуражку со лба и с раздражением смотрелся в свое отбражение. Аккурат между бровей у него вскочил солидных размеров прыщ. Витька с трудом справился с искушением поковырять его, пытаясь выдавить сидящую где-то в глубине напасть. Он знал, к чему это приводит. В насыщенном влагой воздухе ранка не заживет, а еще сильнее загноится, вызывая вокруг себя целый сонм красных вулканических пупырышков.
   - Малявин!- по ступенькам, покрытым стоптанной ковровой дорожкой, к Витьке быстро сбежал коренастый капитан Мельниковиз политотдела, - Здорово!
   - Здравия желаю!- Витька пожал протянутую ему руку и приготовился слушать очередную басню о распустившихся новоявленных дедах. Но капитан, откинув назад фуражку, со вздохом проговорил:
   - Горе у нас какое в стране, слыхал?
   - Да уж знаю.
   - Вот так, Вить, сегодня состоится митинг, посвященный преждевременной кончине Леонида Ильича. Тебе доверяем сказать речь от имени солдат. Сумеешь?
   Малявин никогда в жизни речей не толкал, поэтому проявляя скромность, неопределенно пожав плечом, промямлил:
   - Постараюсь.
   - Надо, Виктор! На-ко вот, - Мельников вынул из кармана газету, - здесь речи есть подходящие. Возьми их за основу. Набросай на бумажке свое выступление минут так на пять. Потом мне покажешь. Пойдем, я тебя к себе в кабинет посажу, поработаешь. Митинг на час дня назначен, у тебя еще есть время в запасе.
   - А без бумажки можно?
   - То есть как?!- капитан с испугом посмотрел на ефрейтора.
   - Я и так могу сказать, то ж митинг.
   - Молодец, я в тебе не ошибся! Но прежде краткий конспектик составь и мне отдай для протокола и газету используй, не стесняйся. Пошли, времени мало.
   - Я, может, лучше в роте подготовлюсь?!
   - Как знаешь, но я на тебя очень надеюсь.
   Сидя в пустой ленкомнате, Малявин водил карандашом по листу серой толстой бумаги и вспоминал своего деда...
   - Брежнев - это личность, - говаривал он, - его во всем мире очень высоко ценят. Вон, как его Никсон принял. Человек, вождь. Нам бы только с Америкой договориться, а остальные никуда не денутся. Деду Малявин тогда доверял полностью. Не будь его дед коммунистом, Витька не решился бы вступить в партию. Перед глазами вновь и вновь вставал образ дорогого ему человека. Вот он сидит перед телевизором на диване и, не стесняясь, плачет от злости, приговаривая:
   - Разве можно такой фильм показывать?! Это издевательство над воевавшими! Немцы никогда дураками не были, и война не игрушки и развлечение, а после таких лент это как же, а?! Как все хорошо, весело! Витька, не смотри эту пакость!
   Малявин в детстве"Четыре танкиста" обожал, считая его самым лучшим фильмом в мире. Слова деда не убеждали его, но сомнения в душе сеяли. Умер дедушка... Он верил, может, правда, и не так сильно, как делал вид, но и ту крупицу веры своей внуку передать не сумел. Хорошо помнил Витька один из последних разговоров деда с его отцом.
   - Пойми, Борис, - в волнении промокая бльшим платком в клеточку рано облысевшую голову, убеждал он зятя, - ты думаешь, хоть что-нибудь достигнешь в этой жизни, находясь вне партии?! Она правит и руководит... Ты защитишься, может, но далеко не пойдешь! Ни орденов, ни медалей, ни денег не будет у тебя. Всю жизнь на дядю работать будешь.
   - Не хочу, Дмитрий Архипович, пользоваться теми привилегиями, которых не заслужил...
   - Ну тебя, может, и было что не так, я и сам не со всем согласен, но нельзя всю жизнь прожить сторонним наблюдателем. Скучно, пресно, как ты можешь быть хуже других?! Если быть, то первым! В меру сил пробиваться в жизни. И потом, если ты не согласен с чем-то, то изнутри исправить легче.
   - Нельзя разбавить дерьмо! Ложка меда в выгребной яме пропадет безвозвратно.
   Спорили они тогда при Витьке, думая, что он мал еще, ошибались... Дети не бывают маленькими по разуму, просто не находя ответ на многие вопросы, они откладывают их в кладовую памяти, извлекая их оттуда в соответствующие моменты жизни. Отца Витька любил больше, но мнение деда считал тогда более верным, удивляясь, как можно отказываться от возможности получить такие прекрасные медали и даже личную машину с шофером из-за каких-то необъяснимых убеждений.
   Армия крепко въедается в своих солдат, оставляя в психике человека неизгладимый след. Малявин, оказывается, за два неполных года совсем рузучился самостоятельно думать. Он уже полчаса безуспешно пытался слепить первую фразу, но кроме матерных высказываний в адрес ушедшего вождя мало что приходило в голову. Тогда он раскрыл газету и прочитал одну из "слезниц" и лишь после этого план предстоящего выступления выстроился в голове...
   "Мне двадцать лет, - думал он, - хорошо ли я жил? А что, неплохо. Сытый был, в кино ходил, а, главное, без войны..."
   На плацу перед штабом выстроились две мангруппы, ДШГ СБО, около восьмисот человек с учебного пункта, гарнизон. Всего около полутора тысяч человек.
   Малявин стоял на трибуне возле самого микрофона, левее командира части, который заканчивал вступительную речь:
   - ... Траурный митинг прошу считать открытым!
   Витька плохо помнил, как очутился перед микрофоном.
   - Дорогие товарищи, - начал он, - ушел из жизни руководитель нашего государства Леонид Ильич Брежнев. Вся наша страна со скорбью переживает это событие не только потому, что заслуги этого человека велики перед нашей Родиной, но и потому, что нескончаемо велик его вклад в дело мира во всем мире, - Малявин перевел дух, выдержал эффектную паузу, оглядывая ровненькие квадратики людей в серых шинелях.
   "О чем я говорю?! Воюем же!- мелькнула у него мысль, все ради мира".
   - Мы не знаем, как сложатся теперь события, но наша задача ясная - охранять границу. Это мы и будем делать. Леонида Ильича больше нет с нами, но дело его живет. Память о нем сохранится в наших сердцах.
   Стоя потом на трибуне, приводя в норму не в меру разстучавшееся сердце, Малявин подумал:
   "Никто не толкует о мире столько, сколько военные. Можно подумать, что вся цель их жизни - лишить себя верного куска хлеба".
   Вечером Малявину рассказали пару анекдотов про бывшего ген.сека, и он от души смеялся. Ослепление героикой вождя, охватившее его сегодня на трибуне, прошло без остатка. Молодости не свойственно долго скорбить. Он громче всех возмущался, что положенный фильм из-за всеобщего траура отменили.
  
   24.
  
   - Друг, ты завербовался строить коммунизм?- поинтересовался у Малявина Сницарев.
   - Ты сначала прожуй, а потом спрашивай.
   Серега с натугой проглотил большой кусок. На завтраке кто-то спер "расход", полагающийся на дежурную смену, и повар выделил взамен две тарелки обжаренных мослов с кусками мяса на них.
   - Ох, хорошо! Сытно еще б с для полного блаженства стаканчик простокваши или молочка, ты не в кейфе, Вить?
   - Захотел молочка! Я его больше чем два года не пил, размечтался!
   - Дома попьем. Начальник политотдела обещал, что те, кто запишется на комсомольские стройки, будет уволен на месяц раньше. Я записался куда-то, и Косяк с Диким тоже.
   - Я что, псих? Из-за одного месяца на три года подписываться.
   - Тю-ю, друг, ты ничего не понимаешь! Главное, сорваться отсюда, а там попробуй заставь меня работать!
   - Из комсомола исключат.
   - Ну, ты, крю-юк!- ьСницарев, округлив глаза, уставился на Малявина, - Нужен он мне на гражданке? Я и сам уйду.. Взносы платить, деньги тратить! Учиться я, в отличие от тебя, не собираюсь, - Серега зацепил двумя пальцами аппетитную косточку и, занявшись ею, надолго замолчал, а когда разделался с ней и собрался пить чай, то обнаружил, что у него нет кружки.
   - Браток, - обратился он на диво ласково к работавшему рядом бойцу (рабочему по кухне с учебного пункта, своему правнуку), - принеси квартиранту старому, пожалуйста, кружечку.
   - Че-ево?- отозвался солдат.
   - Кружку принеси.
   - Во, гад, - неожиданно завопил подскочивший со скамейки Тимченко, - его старый человек просит, а он тут "чего!" Бегом! Стой, мужик, назад! Тебе было сказано - бегом! Стой! Ты что?! По-русски не разумеешь? Поди сюда! Ремень подтяни!
   Малявин, сокрушенно покачав головой, забрал у Тимченко его кружку и , передавая его Сереге, заметил:
   - Давай, давай, тренируйся, Булочник, со временем у тебя, может, получится грозно. Этакий металл в голосе прорежется. Не тушуйся, дедуй смелее, - Витька придвинулся поближе к Сереге, Короткин меня вчера в канцелярию вызывал.
   - Ну и что этот змей тебе напророчил?
   - Черную сотню.
   Сницарев, перестав жевать, медленно посмотрел на приятеля. После Нового года по отряду ходили слухи, что в этом году мангруппу набирать вообще не будут, обойдутся воевавшей ДШГ СБО.
   - Почему тебя?
   - У Косяка недавно малярия была, у Пескаря - желтуха. Кого еще? Коммунисты, как известно, вперед!
   - Откажись, друг! Кинь ты им эту "хлебную карточку" на стол!
   - Не-е, Серега!
   - Предупреждал я тебя! Вечно ты, Витя, во что-то вступишь! То в говно, то в партию!
  
   25.
  
   Рота, проорав песню, обошла вокруг штаба, и теперь каждый выкрикивал "Я" после того, как услышал свою фамилию. Прибытков, закончив читать список роты, сунул "матюгальник" в голенище хромового сапога и приказал:
   - Младший сержант Сницарев, ефрейтор Косяк, ефрейтор Дикий, выйти из строя!
   Малявин с замиранием сердца, получив удар ладонью по плечу, машинально сделал шаг вперед6пропуская вперед стоящего за ним Косяка.
   - Вот и первые ласточки, можно сказать, - Прибытков с улыбкой откашлялся, - поедут завтра домой. счастливо вам, ребята. Вспоминайте нас добрым словом хоть иногда, - он пожал каждому увольняющемуся руку.
   - Р=рота, отбой! Малявин, задержись.
   Все ребята кинулись к зданию казармы. Витька остался на плацу. только что прекратился дождь. К верхушкам голубых елей, окружавших плац, поднимался туман.
   - Когда уезжаешь?
   - В семь завтрак, потом на машинах на аэродром и вперед!
   прибытков понимающе кивнул.
   - Хотел бы только ребят проводить перед этим.
   - не пей только сегодня много.
   - Мы не достали ничего. очень уж быстро ребят рассчитали. Сегодня утром им только обходной на руки дали.
   - так оно и лучше, коли не врешь. на, вот, возьми, - он протянул Малявину кусок липкой ленты, - скрутишь два магазина "жопка к жопке", в бою пригодится. ты, Вить, если что, к начальнику мангруппы обращайся без стеснения. мы с ним старые приятели. Я ему сказал про тебя.
   - Спасибо.
   - Ну, иди, спи.
   - Легко сказать: "Спи!" Малявин в ту ночь почти не спал. Вещмешок с патронами, гранатами, сухим пайком, камуфлированный бушлат, автомат лежали у него под кроватью, а рядом на соседней коечке висел на плечиках дембельский парадный китель Сницарева.
   В шесть часов утра, после последнего осмотра карманов и вещей дембелей (в последнее время некоторые делали попытки провезти не только гранаты, но и сигнальные мины) командир отряда сказал увольняющимся напутственное слово.
   Малявин, уже полностью экипированный, поджидал ребят у автобуса.
   - Дру-уг!- Сницарев успел первым проникнуть в салон, пристроить свой чемодан, и теперь пытался выскочить назад, усердно работая локтями, - Давай мочи!- добравшись до Малявина, Сницарев протянул ему ладонь руки.- Где "Марш славянки?1" Почему не слышно оркестра? Та-рам, та-ра-рам... Как заключенных каких втихую, с утра пораньше! А-А-а, плевать! Давай обнимемся, друг, на прощанье. До свиданья!
   - Прощай, Серега! Счастливо, Андрюха! Мишка...
   - Почему прощай? Увидимся еще! Вся жизнь впереди!
   - Наврял, закрутимся, не соберемся...
   - Отслужили, Витенька! Вот она... зация! Дождались! Отмучались!
   Малявин, улыбнувшись, потряс в ответ тяжелым, набитым магазинами с патронами, подсумком.
   - Стреляй их всех подряд! Близко никого не подпускай, посоветовал на прощанье Дикий, - Дави их, гадов!
   - Не серчай, Витька!- обняв Малявина, попросил Андрюха, Мы домой, а тебе в самое пекло...
   - При чем здесь вы?
   - Все-таки, удачи тебе!
   - Спасибо!
   Водитель завел мотор. Сопровождающий дембелей прапорщик Петухов что-то прокричал из раскрытой двери автобуса. Ребята поспешили к своим чемоданам.
   Водитель просигналил по просьбе солдат и тронул машину.
   "Поехал свой призыв! Свои ребята! А я...- Витька, махнув рукой, тронулся, было, следом, но остановился.- сам поеду или повезут?"
   Автобус проехал серое здание казармы, сравнялся с санчастью и скрылся за поворотом.
   Малявин поправил сползший ремень автомата и быстрым шагом направился к столовой.
   "Все сантименты, - думал он, - всю жалость к черту! Вылезти отсюда любой ценой! Должен выжить! Двадцать лет! Должен... Две недели осталось, максимум три... Господи! Господи!!!"
   - А-а, черт..., - Витька ругнулся тихо сквозь зубы, поскользнувшись на обледеневшей бетонной плите у входа в столовую.
  
   К О Н Е Ц.
   (1988 - 1989).
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Сокращения, встречающиеся в тексте:
  
   ДШГ - десантно-штурмовая группа.
   СБО - сборный боевой отряд.
   БТР - бронетранспортер.
   КШМ - командно-штабная машина.
   Мангруппа - мото-маневренная группа.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"