Кардашов Руслан Витальевич : другие произведения.

Побег

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Успешный молодой человек всегда становится интересен как личность для всего общества кому он дерзит и ухмыляется. А успешные люди всегда на мишени у хозяевов города и слуг. Молодые люди борятся за успех минуя ложь и предательство влиятельных врачей и врагов героя книги.
  
  
  
  
  
  ПСИХУШКА 10
  ТЕКСТ
  ОБЛОЖКА
  ПРЕДПРОСМОТР
  ПУБЛИКАЦИЯ
  ТИРАЖ
  МАГАЗИНЫ
  УСЛУГИ
  Материал к книге "Психушка 10".
  
  Современная проза (рассказ)
  
  Глава 1. "Ворота в другую жизнь"
  
  За окном машины тепло, окно открыто боковое моего внедорожника немецкого происхождения (его я называю "Гелик").
  
  В окно дует ветер теплый, месяц июнь 2013 года, тот год, когда у меня отключились мозги, когда я работал на строительстве федерального участка платного в Воронеже на автомагистрали М-4 "Дон". Дурная профессия дорожного специалиста по контролю температуры выпускаемого асфальта, с журналом по соблюдению качества укладываемого асфальта, привозимого с 515 км, на котором расположен был асфальтовый завод серьезного и федерального значения, предприятия дорожного по строительству платного участка многополосного, европейского качества и стандарта, длиною больше 30 километров для движения большегрузных грузовых машин и легковых.
  
  Подъезжая к воротам не своего дома, а воротам психиатрической больницы (областной номер 10), я наслаждался последними минутами прекрасной жизни и свободой, но не той, когда плывешь против течения, а когда гребешь веслами своими, унося ноги, когда за тобою плывет акула, готовая тебе оторвать ноги и голову, силы на исходе, только дыхание и биение сердца в груди у меня чувствовалось. Недовольная мать сидела за мною на заднем сидении. Мне пришлось сильно напрягать свои мозги, чтобы вовремя нажимать на тормоз в педаль и газ, коробка автоматическая сама управляла машиной и тормоза крепкие, когда двигался на машине по городу любимому не только мною, но и моими друзьями, которые ушли в милицию работать, с которыми я порвал все свои интересы, связанные с эскортом и банями, юридическим образованием незаконченной госакадемии и тупой работой, на которой у меня отключился мозжечок по непонятной причине 5 июня 2013 года, тогда, когда я понял, что меня какой-то гражданин заказал, по уличному если сказать: "Опустить и простить". Дурное состояние в моей голове, похожее на состояние пьяного, но с работающей головой и мозгами, словно я выкурил много укропа через трубку из бамбука, - такое состояние, когда я задумался, что со мною. Белая "шестерка" бывшего участкового стояла перед моим автомобилем за десять метров; че она там остановилась, я даже не замечал. Охрана в проходной на воротах была не очень серьезная, можно было пробиться к палате любой и вытащить больного, если был бы заказ на выполнение такой работы для любого человека, которому дорого было слышать и видеть больных, которые в этой больнице лежат иногда, настоящая процветала коррупция, и никогда нельзя было проверить врачей и медсестер, мне казалось всегда загадкой: больница под номером - десятка, словно гражданин стал больной, а потом его медленно опустили ниже его достоинства. Кавказец по национальности, бывший милиционер в синей рубашке без погон, в коротком рукаве и синих брюках посмотрел в мою сторону тогда, когда моя мать сидящая стала разговаривать со странным абонентом по мобильному телефону, словно она раньше знала, что меня ожидает в этом году, и молчала, принимала участие с моим папой и сестрой, которая жила не с родителями.
  
  - Мы уже приехали, куда нам заходить: в центральные ворота? - спросила моя мать у абонента.
  
  Мне ее лицо показалось странным. Задумался я над своим вопросом: как я оказался у этих ворот, в которые мне дали направление на лечение с улицы Некрасова, казенного учреждения города Воронеж, психиатрического диспансера, в котором много людей получают справки с печатями на любые работы, связанные с вождением транспорта и ношением огнестрельного оружия, хранением его дома, также можно влиять на любого серьезного человека, превратив его в шизофреника и подсадив его на лечение от такого заболевания приписанным курсом участковым психиатром. Ворота больницы были, - у которой среди деревьев я остановился, - закрытые, кроме проходных дверей в калитке.
  
  - Так не хочется расставаться с машиной и работой! - ответил я своей матери, которая сидела и смотрела за моим поведением.
  
  Моя спина сильно стала болеть, мне было безразлично, что будет дальше за воротами этой больницы, можно стать после нее психом полным или забитым гусем, в которого много кидают камней молодые, смешные мальчишки и смеются, как гусь падает с ног и встает дальше, неуклюже бежит от них прочь.
  
  Лобовое стекло было треснуто в моей машине, мне казалось, что я теряю голову свою и мне трудно выйти из проблемы с моими мозгами. Паспорт у меня был в кармане, много что мне показалось в то время, когда я понимал, что теряю образование и работу после странного самочувствия в доме у себя, когда жена была с сыном у себя в квартире, а я уехал с работы, и в моей машине была мать случайно, я задумался, что мне трудно много заработать денег, если мне мешают близкие. Работала машина замечательно, просто мне даже завистно было ее часто оставлять на улице без присмотра. Некоторые машины стояли, тоже, наверное, владельцы их приехали в больницу проведать своих родственников. Привезти им продукты разные, получается, мы сидим в машине, в которой мне уже не важно, что дальше будет, я перестал доверять своей матери и отцу в 2013 году. Замкнутость после болезни сильно выбила меня из нормальной и целенаправленной жизни на хорошее.
  
  - Извини, я уже выхожу из машины своей!
  
  - Я понимаю, что мне быстро не придется сесть за руль машины этой после лечения в этой жуткой психушке. - ответил я негромко, но в моем голосе был крик моей души, часто я смотрел на часы свои, вспоминал, как раньше все начиналось для меня новое и радостное, а сейчас - ворота дурдома, из которого здоровым никогда еще никто не выходил, подумал я, и в сидении своем стал держаться двумя руками за руль большой.
  
  - Давай выходи! - ответила мне мать и открыла двери машины, в которой сидела.
  
  - Да не спеши, в дурдом идти! - громким голосом я ответил ей.
  
  На другом краю города директор фирмы Баринов В. И. сидел в кресле за своим персональным столом из пресованной доски, кресло было кожаное и спинка высокая. Вторник на календаре, жаркий день почти, обеденное время.
  
  - Здаров, Василич! Как ты там сам? Не помер после вчерашней выпивки, я уже дома к вечеру позднему приехал с водителем! Ты слышал, что мой воспитанник Рустам в психушке уже находится? Фамилия его Карандашов, ты проверь через своих, я должен знать, что сейчас с ним, - медленно говорил директор, сидя на столе своем дешевом и хрупком.
  
  Его щеки были загорелые, коричневый волос на нем подтверждал, что он кончить хочет свою игру, которую он долго вел в городе, платя дань за свой бизнес некоторым людям, которые думали о нем как об уважаемом человеке в городе и помогали его детям, которые имели собственную фирму, занимающуяся сантехническими работами в городе, продолжая строить и прокладывать водопровод.
  
  - Здравствуй, Валера! Спасибо за угощение вчерашнее, было все красиво и замечательно, как раньше - в те времена. Там сосед другой в моей части дома живет. Смогу позвонить только владельцу, который недавно купил часть дома, он спросит, как там они живут, молодые?! Ха-ха-ха! - раздался смех незнакомого человека по имени Игорь.
  
  - Скажи новому соседу, что страшно не упасть, а страшно не встать! - голос немного Баринова мямлил некоторые буквы, и медленно его щеки шевелились, сгорбатившись немного за столом своим, он старался уничтожить отца Карандашова, который все время по телефону говорил, что директор жлоб и вор со своими в погонах друзьями из силовых ведомств города, которые ушли на пенсию и работают у мэра города по фамилии Цапкин И. И., который приобрел себе квартиру в элитном доме с подземными гаражами у каменного моста и недалеко от здания главного УВД, который говорил, что дорога федерального значения окружная города с ее конструкцией выдержит надолго транспортные нагрузки по дороге потоков движения машин за час, долго будет эксплуатироваться. Абонент в этот час разговора ответил невеселым голосом, говоря:
  
  - Валера, что смогу узнать, спрошу, туда мне нет смысла ехать, там я не живу! Уличный комендант там есть, она узнает все, я попрошу тебя - только не спеши со звонками мне на свою личную просьбу! - ответил знакомый, который долго был плечом к плечу с директором после банкротства крупного треста по области, в котором работал Баринов.
  
  Тяжелая рука директора ответила звуками мычания, и голос невеселый со рта пускал дым со словами:
  
  - Ты постарайся, будь здаров!
  
  - Всего хорошего, Валера! - трубку мобильника положила рука Игоря, сидя в кабинете на первом этаже жилого здания рядом с высотным зданием налоговой инспекции города по федеральному округу.
  
  Его, Баринова, странное выражение лица за столом и в кабинете сметном могло сильно влиять на всех работников его бухгалтерии и мастеров с начальником участка, кроме его взрослого сына, который был хороший парень, проверенный коллективом рабочих с разной судьбой в жизни.
  
  А в это время у ворот больницы психиатрической по улице Тепличная, 1 стоял Рустам в рубашке в вертикальную полоску, которая была на нем надета, - бордового цвета с черными линиями и белыми, на груди был крест золотой с цепочкой золотой, широкой, там, где он его приобретал, магазин закрылся под названием "Версаль", а рынок центральный закрыли и построили торговый центр, обложенный сейчас плитой на фасаде, блестящим керамогранитом, который сверкает в лучах солнца.
  
  Из калитки вышла толпа детей, возраст их был до 10 лет, наверное, много внимания я привлек своего к себе со стороны взрослой женщины, которая их вела на остановку и говорила неизвестные для меня им слова, что они все на меня смотрели в разноцветных одеждах, словно я увидел радугу из детей, и мне стало весело немного на душе, но институт в городе недавно открыли под названием ФСИИН, если его расшифровать, то он называется Федеральный судебно-исполнительный институт наказания, а школа милиции, которую раньше называли до 2005-го, переименовали в Академию полиции с лозунгом "Мы учим тех, кто защищает наши дома". Но туда обычному крестьянину нельзя устроиться на учебу из-за жесткого отбора на вступительных экзаменах, так думал я.
  
  - Откуда здесь столько детей, интересно? - спросил я, моя шея сутулилась, и были худые руки, я всегда не доверял своему отцу, который ко мне стал относиться иначе.
  
  - Ты закрыл машину? - спросила с хитрым взглядом моя мать.
  
  Мне не было времени думать про тебя, моя дорогая жена, знаешь, вспомнить все сразу, - начинаешь плакать, как строить свой очаг, как был вместе с нею вечером, как был по другую сторону берега реки и водохранилища. Наверное, личных обид и зависти было у меня больше, чем хороших мыслей к своим друзьям, которых я знал, обучаясь в двух вузах. Может, это повлияло на то, что мне было странным, когда все ломалось, все старались понять, что может быть главным в моей жизни. Семья, работа, дети или машина с домом. Другие мечтают купить машину на кредит, квартиру тоже, но, если есть работа, получается, не всем место под солнцем, даже кредиты могут отнять все, если лишиться работы и здоровья.
  
  Моя машина стояла рядом, наслаждаясь свободой перед воротами, понимал, что нужно идти в приемное отделение не спеша со своей матерью невысокого роста, похожей на бедную женщину, которая всю жизнь учила меня и сестру, оберегала ради счастливого будущего.
  
  - Не буду смотреть на машину свою, потом еще пригодится она в будущем, может, покатаемся еще, - ответил я и улыбнулся матери.
  
  С правой стороны шла мать моя, немного хромая, она понимала, что мне должна помочь, чтоб я отправился лечиться, моя голова была такой, словно по ней били часто боксерскими перчатками, я не чувствовал, что меня что-то тревожит, вокруг была потеря мышления и сознания, невозможно было прочитать молитву "Отче наш", вспомнить, как я радовался своей новой семье, которую я создал у себя на втором этаже дома частного, который переписал как дарственность на свою любимую мать, она меня обманула законами, про которые я ничего не знал, и супружеской жизни не ведал до 32 лет, работал и работал, как прокаженный раб на земельном участке своих родителей, а также на директора больше пяти лет горбатился за признание и уважение, но так его и не заслужил, кроме насмешек и слов упрека от водителей, возивших асфальт и шлаковый щебень на его объекты в маленькой частной фирме, которую он давно открыл в городе и оформил на странный счет банковский по реквизитам. На руках у матери моей было направление, связанное с больницей, в которую следует лечь на лечение, диагноз неизвестный, возникновение заболевания тоже непонятное. Все печально, следует только задуматься, что и как быть дальше Рустаму. Пройдя вместе через калитку, я шел по деревянному щиту, сбитому из досок, не очень длинный щит лежал в проеме входном, я посмотрел на человека, который стоял на углу, но его я не рассмотрел, он был в темноте от тени, которая падала в его кабинет в виде небольшой будки. Мне было все интересно, можете представить, как я оказался в психушке, и вы увидите все там, что я узнал и как лечился, кто был моим врачом и как я не выпивал лекарства, которые мне прописывали врачи, как я одевался и что у меня было в тумбочке, в которой у каждого больного в отдельной палате могло находиться, какие мои были воспоминания, связанные с другой больницей, в которую я попал, будучи поступившим после девятого класса школы. Инфекционная больница, в которую попал я после уборки картошки в колхозе, через четыре дня меня просто постаралась уничтожить гепатитом А, который я подхватил через посуду, которую привозили с едой по полю колхозному. На грузовой машине мы разъезжали, а я был глупым и наивным парнем из Украины, в которой прожил десять лет, но родился маленьким в Воронеже, когда мой отец был во всесоюзном розыске четыре года и познакомился с моей матерью на юге в городе прекрасном и жарком Сочи.
  
  Глава 2. "Хомут"
  
  За воротами и калиткой, в которую мы прошли, асфальт был старый, некоторые были ямы на покрытии, которому было много лет, бордовый щебень маленький выступал из стертого от колес машин асфальта.
  
  - Давай, может, по ступенькам пройдем? Там спросим! - сказал я.
  
  - Пошли. Она в приемном отделении сидит сейчас! - ответила мне мать.
  
  - А че, твоя знакомая она? Откуда ты ее знаешь? - спросил я.
  
  Рубашка сзади у меня была мокрая на спине от пота и сидения из кожи, туалетная вода выветривалась почти, а штаны были неглаженые спортивные, которым было немало лет. Поднимаясь по ступенькам высоким, я мог наблюдать, как стеклянные стекла в дверях были высокие и блестели, словно их недавно протерли. Две двери были открыты в больницу.
  
  - Проходи первой! - ответил я своей невысокой матери, которая была одета в розовый костюм с коротким рукавом и длинную юбку, в свои "за шестьдесят лет" она себя также неплохо чувствовала, платила за меня кредит свой, который у нее сильно появлялся из-за помощи, которую она тратила в деньгах на меня и мою личную жизнь. Покупала продукты для моей семьи.
  
  - Мы зашли, теперь что дальше делать?
  
  - Сейчас спрошу, где здесь приемное отделение, - ответила мне мать, держа в руке коричневую сумку.
  
  На ее глазах коричневых были слезы, которые не успели скатиться по ее щекам. Стоя на двух своих ногах, я продолжал вытягивать свою шею вперед, стараясь размять свои позвонки и поясницу, которую продувал теплый ветер на улице.
  
  - Настоящий детектив, который трудно будет забыть, - ответил я сам себе и улыбнулся.
  
  Моя прическа была приглажена так, что я был похож на алкоголика после вчерашнего застолья, виртуально представить если все события. На часах прошло немного времени, и я заволновался, фигура моя была похожа на странный тип людей, у которых что-то не ладится. Волнуясь, стал двигаться я дальше, высокие потолки коридора с окрашенными стенами и потолками на меня безразлично влияли, что я навстречу видел проходящих врачей - некоторых в белых халатах, лица ухоженные и обувь, если медсестра встретилась, так недорогая обувь сменная, а если врач неизвестный, так приличная обувь, можно подумать, словно у него высокая зарплата, чем у строителя-профессионала, которым я себя называл и считал по высокому опыту на строительстве дорог и улиц с площадками маленькими. Вот я открыл двери в коридоре, такие больницы не для меня, подумал я. Наверное, это тот мужик длинный в коричневой дубленке, который приезжал на красной "девятке" зимою, она была переднеприводная с багажником на крыше, словно двери кто-то возит в рабочее время, а сами приехали в 2012 году после 23 февраля, постоять на повороте и смотрел на меня, когда я был в окне второго этажа частного дома у себя. Вспоминая фрагмент из памяти, которая меня сильно в этот раз подвела, как странный мужик нерусской национальности и не бандит стоял коротко постриженный, с высоким ростом и широкими плечами, дубленка его была нараспашку, словно он наемный снайпер, но я его взгляд прочитал через бинокль, когда он две минуты стоял недалеко от соседского забора, который он огородил сеткой и выкопал яму экскаватором под фундамент, но сам медлит со строительством нового дома со своим другом лысым, который к нему иногда приезжал посидеть за столом деревянным на улице во дворе, рядом с виноградником. В небольшом помещении в виде квадрата было несколько стульев на металлических ножках. Двери в приемное отделение были открыты, а над ними была висящая табличка со словами "Приемное отделение". Деревянный порог и невысокий слишком мне ничего не говорил про медсестру и врача, среди которых медсестра была родственница моей матери, родом из бедной семьи, но проработала в детской поликлинике медсестрой, взяла квартиру в ипотеку и перебралась в приемное отделение областной больницы, которая находится в пяти километрах от поликлиники, а про врача я ничего не мог предполагать, но он мне показался хорошим мужиком как человек, по вопросам которых он не стал часто задавать матери, как я попал в эту больницу с таким диагнозом и написанным направлением с ошибками участковым психиатром в неврологическом диспансере, который находится казенным на улице Некрасова, в котором люди лечатся некоторые тоже, чтобы не попасть и избежать тюрьмы, думал я, поскольку там работала много лет одного моего студента мать медсестрой и я много интересных историй слышал о нем.
  
  - Рустам, подойди, пожалуйста, сюда, - ответила мне знакомая медсестра.
  
  - Добрый день! Паспорт мой у вас, мне здесь удобно в коридоре стоять, я постою! - ответил я женщине и присел на пластмассовое сидение дешевого стульчика.
  
  Наверное, из моей жизни личной и студенческой с работой решил кто-то сделать легенду, подумал я, и не прислонял свою мокрую спину к спинке отвратительной и скользкой. Что-то моя мать рассказывала странные новости обо мне и неизвестной болезни. В дверь входную зашли два человека с улицы. Женщина и мужчина после сорока лет, на вид одетые неплохо. Двери были рядом со мною из квадратного коридора в стене деревянного и белого цвета, немного вытянул я ноги, задумался об этой паре супружеской. Мне странно то, что я не понимаю, что вокруг меня происходит, моя голова словно тяжелая и шумит в висках, затылок болит выше окончания спинного позвоночника. Мой телефон молчит, и жена не звонит по нему, знает, что я ложусь в психбольницу промыть мозги, по народному если сказать, а если понятно - очиститься от токсинов странного происхождения, которые мне попали во время еды и питья воды из своего термоса, который я взял и оставил на барьерном ограждении во время укладки асфальтовым укладчиком с бригадой. Выпить на работе во время горячего асфальта чая со стероидами, которые мне неизвестный водитель закинул, наверное, сильно запомнится на будущее время, что сейчас я в больнице пытаюсь узнать, как у них больные лечатся. На полу, на котором я стою, лежит линолеум, похожий на паркетную доску, но в моей голове не укладываются рисунки, которые на нем изображены. Некоторые слухи про меня доносятся через двери, в которых стоит мать и много рассказывает про мою жизнь семейную.
  
  - Проходи, доктор освободился! - громко ответила из кабинета медсестра в белом халате, на голове у которой был берет, как у повара ресторана, в котором я недавно был с ребятами, которые укладывали асфальт нижний слой на федеральном участке платной автодороги строящейся. Немного ссутулившись в кресле, я поднялся, ноги еще меня держали, и, выпрямившись, я направился к открытым дверям. Женщина с мужем, наверное, ждали очереди к врачу в отделении, странно, что они сидели и слушали наши разговоры с медсестрой и врачом.
  
  - Здравствуй, присаживайся, рассказывай, что там у тебя произошло. Почему ты так думаешь, словно тебя кто-то мог отравить? - спросил врач, сидевший в голубом халате с наушниками, которыми слушает легкие человека и бронхи. Небольшая мысль меня задела так, словно я понял - странное происходит.
  
  - Добрый день.
  
  Не присаживаясь, стоя у такого же кресла из дешевой пластмассы, я стоял и задумался над его вопросом. Внешность его мне показалась приятной, что его небольшие очки немного затемненные были выразительно подобраны к его стилю и лицу. Такой ухоженный врач-интеллигент, средней комплекции тела своего, меня удивил простым вопросом, задав его мне напрямую.
  
  - Не знаю, как даже ответить, просто пропала память! В висках болит, затылок немного ломит, а верх головы у меня немеет при странных симптомах, которых я не знаю, как рассказать вам, - ответил я стоя, руки мои были не очень худые, но рубашка сильно меняла стиль порядочного парня, больше подходила под тунеядца.
  
  - Мы решим иначе, давайте, мама! - ответил врач моей матери, держа руки в халате на столе своем деревянном и сидя в кресле со спинкой мягкой из ткани, которая набита на деревянный каркас спинки. - Сейчас придет медсестра, я ее позову с первого отделения. Вещи все снимаете и кладете в пакет свой. Потом назавтра мама может прийти после обеда проведать тебя! Теперь что там по диагнозу у него? - спросил врач в очках стильных и, нервничая сам, старался в руках крутить оранжевую ручку.
  
  - Евгений Павлович, диагноз я поставила, что у него депрессия на почве длительного рабочего времени - ответила медсестра, сидя за столом.
  
  - Все, ступай. Медсестра сейчас тебя встретит в коридоре, - ответил врач.
  
  - Спасибо, до свидания! - ответил я, с поникшей головою вставая из-за его стола белого. Стены кабинета голубые, все покрашено наполовину белым и голубым.
  
  - Следующий! - крикнула медсестра в кабинете и смотреть стала на женщину в коридоре с мужчиной, которые сидели скромно.
  
  Глава 3. "Палата общая"
  
  - Пойдем сами найдем это первое отделение! - ответил я своей матери.
  
  - Медсестра сама сюда придет сейчас! Куда ты собрался, слышал, что нам сказали? - ответила мать мне, держа крепко в правой руке сумку коричневого цвета.
  
  Длинный коридор выходил дальше из квадратного кабинета, в котором я сидел и подслушивал разговор неизвестной семейной пары у приемного отделения, ничего полезного для себя я не узнал. Только мужик иногда говорил на ломаном украинском языке, словно делал мне сигнал, что я должен идти в первое отделение и лечить свои мозги, как в голубом халате мне доктор приписал. Краска на стенах была нестираемая и блестела. Я вспоминал, как мне друг говорил, что все, кто в психушку попадает, дольше пяти лет не могут прожить после нее, происходит либо несчастный случай, или обратно лечиться приходят в нее, превращаются в овощей для психиатра участкового и становятся инвалидами по жизни в своих достижениях. Мы прошли по коридору мимо гардероба, у выхода центрального я увидел большое зеркало и подошел быстро к нему посмотреть на себя, как я выгляжу. Зеркало высотою 1,5 метра и шириной 0,8 метра на стене розового цвета испугало. В зеркале я увидел худого парня, плечи которого выступали из-под рубашки, немного худое лицо, имеющее пожелтевший цвет, со скулами, которые выпирали из щек. Длинный нос был слишком худой в этом зеркале, и я испугался, что моя жизнь так выглядит, как эта висящая рубашка в вертикальную полоску из трех цветов, под которой висел на груди у меня золотой крест с блестящей цепочкой, которую я всегда берег и снимал, когда играл в футбол на природе, вспоминая, работая в СМУ-8 у директора по фамилии Баринов. Но время изменило события и людей, сделало их злее и коварнее. Мне было странным, как я дожился, что, когда приехал ночью с работы, деревянная дверь моя не закрывалась, на втором этаже замок в дверях на маленький ключ сломали мне странным методом, забили личинку его спичками. Жена с сыном маленьким спали на кровати поздно, а я долго думал перед этим странным попаданием в больницу сюда, кто мне забил замок дверной разным мусором, но по пути я встретил небольшой джип серебристого цвета, стоящий ночью поздно у остановки рядом с дурдомом, в который приехал сейчас спустя неделю.
  
  - Ты идешь или у зеркала будешь дальше стоять? - крикнула мне мать, стоя рядом с буфетом небольшим и лестничной площадкой, по которой поднимаются на этажи люди и врачи.
  
  - Да, я иду уже! - ответил я, уставившись глупым взглядом на свои худые плечи и короткий волос, который я пригладил к своему лбу высокому правой рукой, на котором было красивое с белым и красным золотом кольцо обручальное широкое, которое я берег и с которым венчался со своей женой в церкви на Адмиралтейской площади. Ступеньки неширокие, но по ним удобно было сейчас для меня идти, когда моя голова была глупою и болела, словно я вчера выпил вина много сухого. Мне было странным это чувство, кто-то говорил, что у меня невроз развивается, наверное, это был обман, не зная причину развития этой болезни в эти года, подумал я. Мы с матерью поднимались медленно, мне казалось, что количество ступенек на второй этаж было таким, словно это мои прожитые годы в этом городе. Медленно я поднимался, старался все вспомнить, как я радовался личной жизни, ее новым подаркам и невзгодам, обидам и слезам, смеху детей и радости жены. Дракам со своим отцом я оставлял много места в своем сердце. Темный цвет порожков бетонных, по которым я поднимался, сменился дневным светом, который падал от солнца, но его закрывали кирпичные стены больницы, кроме нескольких лучей, которые похожи были на вилку из трех лучей на площадке большой среди лестничных маршев со ступеньками серыми.
  
  - Такие широкие ступеньки - ответил я матери своей не спеша.
  
  Она продолжала молчать и быстро идти. В небольшом коридоре за дверями металлическими я почувствовал неожиданность, открылась дверь высокая, словно там цех завода по производству ценной продукции. Металлическая и тяжелая, с большой ручкой длинной из трубки, тяжело открывала женщина невысокая, двери скрипели, оббитые специальным металлом из нержавейки, как я представил на то время с головой своей больной. В другую сторону коридора был дальше светлый коридор, по которому много было там кабинетов и несколько рекламных плакатов, на которых были фотографии работников больницы и история ее возникновения. За окном светило ясно солнце, которое радовало только меня своим светом и лучами, которые падали на пол другого коридора, в котором на стене висели плакаты эти светлого цвета. Женщина пожилая показалась похожей на женщину из Узбекистана по национальности. Обутая в сменные тапочки, на которые я не обращал внимания, темные чулки ее были на ней одеты, и она просто не обращала внимания на нас, когда мы у двери стояли, думала спуститься быстрее за мною в приемное отделение.
  
  - Ой, а это вы меня ждете здесь?! - смеясь она негромко нам ответила.
  
  - Да, вот парня нужно по направлению положить на лечение, - ответила мать моя.
  
  - Здравствуйте! - ответил я женщине, которая была медсестрой в синем халате; почему она так была одета, я не знаю.
  
  Черный сарафан на ней был под синим халатом, черные волосы длинные, которые она заплела на своей голове в несколько кругов, и очки висели у нее на цепочке вместо цепочки на груди.
  
  - Если я за вами, здравствуйте! Как тебя зовут? - спросила она меня смеясь немного, зубы у нее были белого металлического цвета, все вставные передние.
  
  - Рустам! - ответил я улыбаясь.
  
  - Отдай тогда, Рустам, обувь маме своей и одежду верхнюю! Переодевайся в одежду, которую ты принес с собой в больницу. Тапочки есть у тебя? - спросила меня женщина с хитрым выражением лица, улыбалась мне глазами темного цвета с черными ресницами и цветом глаз.
  
  Наверно, она скорее цыганка была, чем из Узбекистана родом, подумал я про себя быстро, и мы прошли с матерью внутрь через высокий порог в отделение No1", закрывая она двери, я увидел навесную защелку на дверях под ручкой круглой металлической, потом спрятанный замок в дверях показывал мне замочную дырку, через которую я мог бы открыть двери и убежать, подумал я наперед. Наверху пружина, сильно прибитая к стене светлой, оранжевого цвета держала двери металлические, чтоб сильно не хлопали они при закрытии. Весь внутри зал небольшой со столом деревянным и двумя скамейками по разным сторонам привлекали хорошую и позитивную обстановку, от волнения, которого не должно было быть в эти минуты у меня, кроме мыслей о лечении, как мне сказала моя мама при моем 35-летии, было смешно говорить о том, что я мамин сынок в таком возрасте, скорее я раб и заложник обстоятельств, в которые меня туда все отправили, подумал я. Присел я на скамейку деревянную, неудобная была она после кожаного кресла моей машины, в которой я сидел все время, когда ездил по городу на работу, за которую мне платили ровно одну тысячу американских долларов, если говорить, что можно не думать про инфляцию в 2013 году, согласно прошедшему времени, я мастером работал в СМУ-8 тоже за такую зарплату, держа в доме у себя на полке книгу под названием "Биология и обществознание". Навесные потолки квадратиками в зале для посетителей отделения были белые, как березы за окном в лесу, если посмотреть в окна деревянных рам с решетками, выполненных из арматуры толщиной в указательный палец, на окнах и сваренный в подсобных условиях цеха.
  
  - Ты переодевайся, а я сейчас приду за тобою! - ответила медсестра, обязанности которой были неизвестными для меня, наверное, это убирать помещения палат и мыть полы с мебелью, передавать передачки от родителей и гостей больницы тем, кто лежит в психушке No10. Женщина ушла по коридору узкому и свернула направо, там открыла дверь белого цвета деревянную. Когда я наклонился и привстал посмотреть, куда она пошла. За моей спиною были на стене оранжевой некоторые объявления, которые рассказывали о приеме посетителей для больных в отделении и график работы врачей: как главного, так и обычных докторов-психиатров во всей больнице. Две двери от коридора узкого могли заинтересовать любого человека и гостя отделения, как и больного, которого приводят и уводят из больницы на заключение пройденного лечения и назначения лекарств дополнительных во время курса лечения, прописанного участковым психиатром диспансера на улице Некрасова.
  
  - Я вылечусь? Что за диагноз написал в направлении участковый психиатр? - ответил я матери, стоявшей у стола со скамейкой и в пакет укладывавшей рубашку, штаны, кроссовки на низкой белой подошве с черным верхом из кожи.
  
  Часы остались у меня с мобильными двумя телефонами, один из которых - смартфон тяжелый для туриста, в котором много программ, а другой - без навигации мобильный телефон с одной безопасной сим-картой, по которому отлично можно разговаривать по громкой связи, если проблемы с гипертонией у абонента этого телефона.
  
  - Ты вылечишься, все будет отлично! Работать тоже будешь дальше, и на машине можно будет ездить, голова не будет болеть! - ответила мне мать моя, держа в руке вещи мои, снятые и положенные в полиэтиленовый пакет, стоящий на скамейке напротив стола.
  
  - А где заведующий отделением здесь? Где лечащий врач? Вы меня по ходу дела, наверное, упрятать решили с отцом в больницу! - ответил я матери и смотрел на нее большими глазами, в которых много было вопросов и обид на отца своего за ту жизнь, какой я жил и начинал создание личной своей жизни, воспоминания, как жену молодую еще отец бил на лестнице по шее ладонью своей тяжелой руки, а мать ее держала за правое плечо, когда я сидел в машине и послал ее взять обувь свою со второго этажа, мои родители просто ненавидели мою жену в ее 28 лет и готовы были ее изгнать от меня ради того, чтобы я вернулся к ним и радовался им, и зарабатывал деньги для постройки еще одного дома за забором, который мой отец построил из деревянных бревен с целью его перепродать. Мне было странно, как я докатился до такой грани, в душе была одна обида на родителей, мать жены директора, на которого долгое время работал и видел его радующимся своему предпринимательству.
  
  - Послушай, наверное, я ошибся, - ответил я своей матери, переодевшись в сменную одежду.
  
  На подоконнике стояли горшки с цветами, в которых комнатные растения хорошо себя чувствовали.
  
  - Нет, Рустам, ты пойдешь в больницу, так надо теперь! - ответила мне мать.
  
  Я чувствовал, что дом, который я на нее переписал в 2010 году, должен был по документам перейти ей, что я не мог обратно вернуть через три года, то заявление о дарственной, которое я подписал матери с ее юристом, которого она нашла. Теперь я попал в дурдом летом, ровно три года когда прошло после передачи заявления о дарственной матери.
  
  - Назад дороги нету! Ты так говоришь мне!? - спросил я у своей матери в свои 35 лет.
  
  - Тебе нужно лечиться, посмотри на себя, в кого ты превратился, тебя жена таким сделала! - ответила мне мать моя.
  
  Прошло десять минут, женщина вернулась, похожая на странную медсестру или уборщицу.
  
  - Все, вы собрали своего сынка на лечение? Вещей больше нет лишних? Все, давай иди, Рустам, завтра мама твоя придет тебя навестить! - ответила женщина странная без улыбки.
  
  Я был в спортивных штанах синих, тапочки тряпочные с гербом на них, ордена Тамплиеров и футболка синяя. Часы и два телефона, а также брелок с ключами на машину, которая стояла за воротами психушки (черного цвета), я тоже отдал матери в руки. Не знаю только, кто ее будет отгонять к своему дому, кроме отвратительного предателя - отца. Пройдя немного шагов, я повернулся и увидел, как моя мать подняла голову кверху и не хотела реветь, но сильно заревела, я понимал, что меня специально в психушку засунули, не мог понять только, почему так все резко решили изменить, словно была цель определенного человека обо мне сказать слова:
  
  - Был парень как парень, стал дурак и овощ, учись, лечись, копи на гроб! - такие слова я подумал и тихо стал про себя говорить, на моих глазах появились слезы, и я их успел вытереть правой рукой - незаметно, чтобы никто не видел. Пройдя через порог деревянной двери, я обратил внимание на замок, который тоже стоял в дверях деревянных, белый цвет их не очень радовал меня, за дверями был большой зал в виде коридора с палатами и актовым залом, стены все покрашены в светлый цвет, и зеленая дверь в туалет была с левой стороны, а небольшая будка со стеклом и столом в виде кабинета, в котором сидела молодая медсестра с черным волосом и каре прической, нагнувшись над столом, и что-то записывала в толстую книжку, похожую на журнал ведения учета больных и их расположение по палатам в отделении первом.
  
  - Это наш новый пациент, записывай его фамилию! - ответила через окошко уборщица медсестре с каре прической, которой было за двадцать пять лет на вид.
  
  - Здравствуйте, - ответил я медсестре с наглым лицом, которая прикрыла свое лицо ладонью за стеклом от меня левой рукой, кольцо обручальное я тоже отдал своей матери на хранение, задумался я при виде поступка медсестры.
  
  - Фамилия? - громко ответила она через стеклянную витрину, толщина стекла была 0,5 см.
  
  - Моя фамилия Карандашов Рустам! - громко крикнул я ей и посмотрел, как она опустила руку и стала записывать меня в журнале. Я сразу понял, что хорошее меня здесь не может ожидать в этом гадюшнике с такими врачами и медсестрами, словно я попал в тюремную больницу для психов и маньяков на перевоспитание своих уголовных и душевнобольных поступков в городе, работая на укладке асфальта во время строительства федерального участка платного за городом с конструкцией, которая недавно была принята СНИПом и ГОСТом согласно европейским конструкциям строительства автомагистралей будущего.
  
  Девушка-медсестра меня записала, и женщина в халате синем сказала:
  
  - Пойдем в палату, достань конфет из своего пакета, которые мама тебе передала, и раздай всем больным! Такие правила в палате! Конфеты у тебя карамельные, наверное? - Голос ее был немного строгий и добрый, блестели зубы ее во время улыбки. Стоя я не мог ничего ответить, для меня ее предложение звучало как насмешка над моим характером, словно меня решили сломать как гордого парня, и если представить я мог, что человек с окладом крутого специалиста в дурдоме будет всем больным раздавать конфеты, а на самом деле унижаться, сгорбатившись, словно в тюрьме на общем режиме. В действительности больные были здоровые, просто у некоторых было расстройство от разных причин, но большинство было алкоголиков, а есть такие препараты, которые деформируют психику и мозжечок, и человек становится невменяемым психом тихим, такие лекарства есть только в милиции управления города и тюрьмах для завершения статьи под наказание, когда не хватает доказательств, собранных судом и сотрудником дознания. Но какой тут суд, я просто немного далеко забежал в своих умозаключениях. Взял пакет с конфетами и в открытую дверь шагнул правой ногой в палату общего отделения, в котором меня поразило происходящее и количество разных личностей.
  
  Глава 4. "Дезодорант"
  
  Высокие потолки прямоугольной планировки палаты с тремя окнами в ряд на стене, которая имела вид на внутренний двор психиатрической больницы, в котором росли высокие деревья, некоторые из них плодовые, а внизу, если рассмотреть через каркасы сваренных решеток, покрашенных в белый цвет, находился двор, огороженный сеткой высокой, которая крепилась на вертикальных трубах, диаметр которых был похожим на небольшое яблоко из частного сада. В огороженном таком дворе сеткой выводили больных из больницы погулять и подышать свежим воздухом, когда они долгое время лежали, проходя курс лечения, что после него становились спокойными и медленно двигались по улице и коридору больницы. Мне пришлось пройти, как мне показали, к пустой кровати в палате общей, которая имела металлический каркас из трубок, и ее четыре ножки стояли на деревянном полу, на котором не было линолеума и паркета, откуда в больнице деньги на паркетную доску и пластиковые окна, если иногда треснутые стены в коридорах и капает весной вода с потолка на верхнем этаже из-за крыши, которая немного, наверное, дырявая, со старым покрытием кровли, подумал я, зная, как выглядит больница, если каждый день, живя в районе своем, я проезжал на работу и с работы двадцать лет мимо на автобусе. Вонючий матрас, на котором было пятно от высохшей мочи, которую оставил, наверное, прежний больной до меня, очень сильно меня взбодрил на новые противостояния с местными соседями моего двора, которые рыли на меня информацию, касающуюся моей новой работы, и целей, ради которых я на нее устроился. Я не лег на кровать, а раздал все конфеты больным в палате, которых насчитывалось десять человек, кровати их стояли в ряд от стены по три штуки, и расстояние между ними было небольшое, приблизительно 1,8 см. Между кроватями лежали тапочки на полу любые, начиная от старых и заканчивая дешевыми с вещевого рынка, в которых можно ходить в душ из-за того, что они резиновые. Некоторые ящики у стены были деревянные, похожие на старую мебель кабинетов, которая стоит у врачей, в которые можно принести и положить продукты. Мне было неприятно смотреть, как нет простыни на кровати и матрас желтого цвета, который я перевернул обратно. Не успел я поесть с утра, как уже сижу на кровати, может, другие здесь не сидят, а лежат на кроватях с металлическими решетками и скрипят на них, когда им нужно перевернуться, чтоб сменить бок своего тела, на котором они долго устали лежать. Один ест конфеты и говорит, что они приятные, кто он, я не знаю, но его кровать с постелью вся белая, и есть тумбочка высотою в метр от пола.
  
  - Всем здравствуйте! - ответил я, немного улыбаясь после пяти минут, которые прошли, когда я раздал всем угощения свои в виде конфет из сладкой карамели под названием "Рачки". В смешных тапочках я сидел на кровати, которая меня не смогла долго выдерживать, и натянутые пружины под матрасом, который я перевернул к полу в моче высохшей, меня не радовал с конфетами, но вата в матрасе еще была мокрая и воняла не мужской водою под названием "Хуго Босс", как я вспоминал, какой я часто брызгался, когда ездил, работая асфальтировщиком за маленькую зарплату в СМУ-8, а в 2005 году после работы в выходные дни в эскорт, который только открывался по выходным дням, снимал стресс свой от трудодней. Мне было интересно, как я мог стать пациентом этой странной больницы и что в ней происходило внутри с лечением и больными, которые были разные по диагнозу и из разных городов области.
  
  Никто со мною не поздоровался, кроме одного парня, который лежал с моей кроватью на постели, и белая подушка была под его головою. Короткая прическа черного цвета, футболка белая на нем и шорты до колен серые под названием иностранным каким-то, что я даже не мог выговорить, когда он мне про них рассказал через пару дней, если я был в теплых штанах спортивных.
  
  - Здарова, а тебя как зовут?! - резким движением поднялся он со своей кровати, и она заскрипела.
  
  Моя кровать воняла, и провисла моя задница почти до пола, что я чувствовал себя неудобно после машины, словно я был в гамаке, и мне осталось еще задуматься, как мне быть с этим глупым лечением в этой психушке.
  
  - Меня зовут Рустам! А тебя как? - ответил на вопрос я парню, который горбатился, делая из себя грозного подростка с короткой шеей и большим животом плотным, которому было на вид 23 года.
  
  - Я Женя, мне приятно было поесть твоих конфет. Скажи, а ты надолго сюда приехал лечиться? Вот мама из библиотеки, в которой она работает, много лет сказала мне, что я должен часто приезжать в эту больницу лечиться! В армии я не служил, а ты в таких тапках пришел, на них красный крест вышит с короной. Ты в Красном Кресте работаешь? - Лицо молодого парня было немного вытянутым вперед с подбородком, его зубы при разговоре белыми не были, а глаза были коричневыми с черными густыми бровями и коротким носом, словно он раньше занимался боксом и его ему сломали на переносице. Взгляд его был разным, добрым и грустным, он смотрел на меня и в мои глаза часто. Когда человек смотрит в глаза, это по нему видно, что он готов к серьезному разговору и ждет внимания со стороны противоположного человека, с котором общаться начал. Я задумался на миг, и мужик в углу на вид 45-ти лет, с желтым и загорелым внешним видом и лицом, на котором шрам виден был на лбу длиной в несколько сантиметров, мне ответил:
  
  - Сейчас тебе постель принесут, Рустам, там вещи в шкаф любой свободный положи и ложись отдыхать, не слушай Женька, он всегда будет тебе задавать вопросы! Меня зовут Серега, я здесь часто иногда приезжаю, лечусь от водки. Если проблемы у тебя в палате будут, мне дай намек и я постараюсь тебе помочь! - Его хриплый, немного с кашлем голос меня насторожил, что я не мог понять, на что он мне намекает.
  
  - Да, я сейчас разложу постель, которую мне принесут, матрас кто-то вот намочил мочой, но ничего плохого, меня он устроит. Мой голос меня пытался унизить перед этими двумя личностями, с которыми я познакомился за несколько минут в палате, и мне показалось, что нельзя оскорблять больных в такой больнице, что они психи и убогие, нас всех могут такими сделать, если захотят, - отжать жилье, работу, кредиты, оплачиваемые в процентах, поднять еще выше ради штрафов, чтобы отнять то, что нажито годами ради сладких нескольких лет, когда человек немного украсил свою жизнь кредитом частного банка или взял ипотеку и лишился через пять лет здоровья и работы. Все это я только должен был узнать и представить за 29 дней моего пребывания в больнице и лечения от странного диагноза, про который все в отделении молчали и не говорили, а потом я убежал из нее, когда с меня потребовали 25 000 рублей за больничный лист и хороший, честный диагноз заключения в больнице серьезной на всю область под порядковым номером 10. Но это я забежал слишком далеко, а сейчас вернусь в эти минуты на свою кровать, в палату общего назначения или режима. На потолке, который был побелен краской белой, похожей на известь гашеную, растресканный из мелких трещин, но цементом зашпаклеванный. Несколько лампочек, висящих на одной люстре, имеющих три лампы из короткого и круглого стекла, вечером, наверное, сильно будут яркими, подумал я. В углу на кровати мужик в темной, сильно синего цвета футболке, на лице много морщин, которые не от старости, а от болезней, наверное, связанных с пьянством и печенью, меня сильно напугали душевно. Встал я и нагнулся взять свой пакет, который небольшой мне мать передала белого цвета, с некоторыми продуктами, которые можно поесть на первое время, чтобы дождаться столовой на утро следующее, в которую я еще не знал, как идти, и видно у меня только приключения будут появляться в этом отделении, подумал я. Пройдя в тапках коричневого цвета к небольшой тумбочке, я протянул свою руку и открыл дверь маленькой тумбочки за маленькую ручку, которая была небольшая, и мне она сильно не нравилась, что все в палате лежат по расписанию и нельзя выходить в коридор из палаты, за которой наблюдают не только медсестры, но и дежурная медсестра в кабинете стеклянном. Больница, похожая на милицейскую исправительную колонию общего лечения от душевного расстройства, которое может быть написано в казенном учреждении, в котором на весь город одно находится, с выдачами справок и заключений, которые нельзя опровергнуть без поддержки адвокатов в суде Ленинского и Советского районов. Вспоминаю, как я еще стою на учете в военном комиссариате не в одном районе, в котором живу, а в двух сразу, таких как Ленинский и Советский, в звании лейтенанта запаса, или имея военный билет один на два района. Мне не нравится, как легко можно любого человека сломать, если он гордый и есть кредит немалый, раньше садили при коммунизме в дурку за политику, сейчас местные отдельные господа города садят из-за кредитов и высказываний критики в адрес бывших друзей из госакадемии, в которой я учился.
  
  - А в этой тумбочке кто еще держит свои продукты? - спросил я у Сереги, который закурил сигарету, похожую на папиросу, рядом с банкой небольшой из стекла, которая перед ним стояла на его тумбочке с книжкой небольшой, которая была с названием странного романа о любви. Мне странно подумать, если ночью мой пакет утащит из тумбочки этот Женек, подумал я.
  
  - Да никто, ты положил, пускай лежит! Никто не будет у тебя его воровать. На полу же ты не будешь его держать, вдруг туда Женя написяет! - ответил, согнувшись, худой Серега, держа себя за живот, и его синие спортивные штаны сильно были старые, с лампасами белыми в несколько полосок.
  
  Наверное, он был хулиган по молодости, подумал я и посмотрел на другого больного, старого деда с седой головой, на которой были волосы. Дед лежал на спине, и его руки были привязаны к кровати металлической резиновыми ремнями, похожими на завязки, которыми связывают больных буйных в больнице с душевными расстройствами. Одеяло в виде простыни накрыто на нем было, а подушка с наволочкой белого цвета была уже давно вытертой, что некоторые места, наверное, были испачканы продуктами, которыми его кормили в палате медсестра и уборщица, которую иногда просили медсестры. Самое странное, что этот парень встал и спросил у меня, говоря:
  
  - Ты Женьку еще конфет дай! Че у тебя еще в пакете есть поесть сладкого? - спросил парень, не ложась на свою кровать, и сидя смотрел на меня пристальным взглядом, когда я на него обратил внимание.
  
  - Да ничего, мне самому нужно что-то есть до утра! А как здесь в столовой кормят? Когда можно в туалет сходить и куда идти? - задавал я много вопросов соседу по имени Женька. Никто не знал, что я буду много в первый день вопросов задавать, похожим скорее я был на человека, засланного в больницу с целью узнать, как лечение проходит у большинства пациентов и как к ним врачи относятся, кто лежит в дурдоме, как обстановка в нем. Вспоминая, как я поехал в соседнюю деревню под названием Малышево и пошел в церковь. В церкви, в которой я никогда не был, я увидел рыжего священника, он был батюшкой в черной рясе и читал молитвы многим, кто в церковь ходил. Из всей деревни не очень много в нее ходило, но сам интересен был факт, что он меня удивил своей службой. Долго я там не стоял, приобрел, как я вспоминаю, свечки и поставил за свое здравие, своих родителей, с которыми часто ругался, своей жены и сына, а также тещи. Все было серьезно так, что словно кто-то решил мне отомстить и все разрушить, что я годами добивался и строил, любил и гордился теми правилами, по которым меня в вузе учили и воспитывали родители.
  
  - Туалет, если захочешь, пойдешь к дверям в палате, постучишь несколько раз в двери, медсестра на посту в кабинете стеклянном выйдет и откроет тебе эту дверь. Там зеленая дверь одна в туалет, другая в душ, который неудобный, в нем кран один висит с горячей и холодной водою, несколько других кранов сломанные с горячей водою, но холодную можно налить, - ответил мне Женек и из кармана своих шортов достал печенье и стал есть.
  
  - Понятно, буду знать, - ответил я с прической, которая уже была примята в разные стороны у меня на голове после того, как я прилег на постель, которую мне принесла женщина в синем халате. - Спасибо! - ответил я своей первой знакомой, которая оказалась пусть и уборщицей, но с сердцем добрым и воспитанная.
  
  - Пожалуйста, можешь всегда на мою помощь надеяться! - ответила женщина, которая была не уборщица, а медсестра переодетая.
  
  На другой койке лежал молодой парень, его руки были сложены за его головою, короткая стрижка светлая, с высоким лбом ему придавала разбойника, и его синяк под глазом левым меня сильно насторожил, что я подумал, возможно, здесь могут меня избить или убить даже, а в палате ночью никто не докажет, что меня убили, если я смогу доказать, что меня умышленно отравили дома и мой папа был именно моим врагом, которому приказали на работе, на которой он работал охранником в частной охранной компании "Волк", владельцы которой занимались предпринимательской деятельностью и пользовались охраной известного в городе ЧОПа. Под охраной были также три сутенерские конторы, ведущие незаконный эскорт в виде досуга в городе с клиентами из разных районов и клубов.
  
  - Эй, парень, у тебя есть туалетная вода, а то я потом воняю!? - крикнул парень на противоположной стороне палаты.
  
  Он поднялся в своих шортах до колен из синего материала, который был атласный с желтыми полосками от карманов до колен на длину в десять сантиметров. На его шее был крестик с золотой цепочкой, когда он молчал и ждал мой ответ, он не выдержал и вскочил с кровати своей, снял футболку и медленно стал ко мне подходить к кровати со своим синяком от удара под глазом, что левая бровь была сильно разбитая и опухшая. Женек привстал и встал между мною и этим парнем с синяком.
  
  - Ромик, ты че пришел? Какая туалетная вода у него есть? Недавно только пришел к нам в палату! Тебе конфет мало было? - голос его был спокойным, и выпирался живот вперед у Женька, он был похожим на молодежь, которая слушает движение музыки, связанной со стихами уличных певцов о бедности и нищете города и трудных днях, в которых была работа, связанная с низкой зарплатой на стройке, и дурное понимание слова "работать" без образования ради еды и кредитов до 100 000 рублей. Мне долго не пришлось лежать на кровати, которая была похожа на гамак, а медленно я встал и, проходя нового друга по имени Женек, который на одном 1,8 метре стоял со мною между двумя кроватями, и старался объяснить Роману, что его просьба для меня неактуальная или, по-простому говоря, не должна меня тревожить.
  
  - Сейчас я найду в пакете дезодорант, он в тумбочке лежит! - Проходя к тумбочке, я наклонился и своими коленями, которые немного стали болеть от долгого положения на кровати и болезни в голове, связанной с одурманенным самочувствием, при котором мышление, как в тумане, происходит, все немного в голове плывет, и все мысли не имеют основания от своего сознания, которое то появляется, то куда-то исчезает, и остаются одни глупые расстройства, которые меня сильно будоражат, и я очень сильно начинаю нервничать, думая только о мести, когда выйду из дурдома на свободу. В пакете белом я нашел дезодорант и вытащил его, полотенце и зубную пасту с мылом, несколько сырков и шоколадных батончиков больших я спрятал в пакет, некоторые сырки мне нравились, и я их не мог отдать новому другу, который у меня появился в палате. Завернул пакет я и медленно его положил в тумбочку, после не спеша привстал и подошел к Женьку.
  
  - Вот возьми, побрызгайся от пота! - ответил я Роману и посмотрел на его синяк под глазом и опухшую бровь.
  
  - Спасибо. Меня зовут Роман. Мы будем теперь знакомы вместе втроем! - Его рука правая протянулась ко мне, когда я отдавал ему небольшой баллончик с черным и зеленым рисунком, на котором была нарисована стрела, и верхний круглый, из пластмассы распылитель, на который следует нажимать, чтоб можно было набрызгаться с ног до головы редким и модным на то время туалетным запахом, напоминающим шампунь во время купания в шикарной ванне с джакузи, как я мог представлять, когда всегда им брызгался во время приезда с работы в дом к себе, а в ванной комнате были одни кирпичи силикатные на стене и полы деревянные, которые меня сильно напрягали, я работал и хотел жить лучше со своей молодой семьей, на которую все решили наплевать в округе так же, как и на меня и мои интересы в жизни с достижениями, сломать, как сосульки, на крыше во время сильных морозов. Новый друг по имени Роман набрызгался приятным запахом, что от него на два метра пахло, он не жалел мой баллончик.
  
  - Возьми обратно, спасибо, - он протянул мне баллончик правой рукой, а на груди у него висел небольшой крестик на тонкой цепочке.
  
  - Пожалуйста! - ответил я ему и улыбнулся немного. Рукою правой забрал баллончик и положил его обратно в пакет, который лежал в тумбочке. Нагнувшись, закрыл тумбочку из деревянной двери на вид прессованной плиты. Привстал и обернулся обратно, Женек присел на кровать и что-то хотел спросить у Романа, который повернулся и пошел обратно к своей кровати, на которой было все чисто, постель была негрязная, футболка лежала на стульчике со спинкой высокой, из пластмассы весь корпус был, на стуле и тонкие металлические ножки черного цвета мне бросались в глаза. Никогда я не видел такого поведения в палате и таких условий от больных, которые они делают во время болезней психологического характера.
  
  Странно, наверное, когда герой сценария попал в больницу психиатрическую потому лишь, что его захотели некоторые бывшие друзья со своими родителями опустить на дно кредитов, когда он добился за пять лет высокого подъема, ему нужно было не играть в игру со своим отцом и двоюродным братом, нельзя было идти на поводу у мастера, который имел звание подполковника на пенсии и работал на строительстве платного участка федеральной автомагистрали. Нельзя было хвастаться Рустаму перед тещей, с которой он начал конфликтовать из-за кредитных карточек и расходов, которые теща стала нести во время нехватки у нее пенсии на еду и квартиру, которую она оплачивала. А кто такие соседи, рядом живущие с домом у Рустама, не знал никто, кроме того времени, когда Рустам стал на диктофон записывать свою первую книгу своей истории под названием "Понять или простить". Много трудностей стало появляться, когда он обратил свое внимание на взятие кредита в банке от организации, в которой работал больше трех лет, и там его настигла беда с дурдомом. А как его бывший начальник участка в организации СМУ-8 говорил при его увольнении из организации, что в 2010 году после ухода из фирмы везде Рустам будет не принят на работу по своей специальности лишь потому, что не захотел продолжать работать на прежнего директора из СМУ-8 по фамилии Баринов, который всегда мало платил денег за физический труд и работу мастера, но был честен с Рустамом и никогда его не старался обижать, пока не поменялся новый начальник участка и Рустам не пошел приобретать дорогой старый автомобиль.
  
  Глава 5. "Столовая и капельницы"
  
  Ночью я не сплю, первый день прошел уже, когда я приехал в психушку эту. В палате темно, некоторые храпят, а другие ворочаются на своих скрипучих кроватях металлических, что невозможно заснуть. Всю ночь я не спал до утра, думал, как там моя жена, которую выгнали с нашим маленьким сыном из дома, чтобы она уехала к себе на квартиру. Мне было странно находиться на месте психа с непонятным диагнозом, перед тем как заснуть, мне еще сделали одну капельницу в вену большой иголкой с трубкой, которую подключили к небольшому висящему сосуду, в котором было неизвестно что налито, только надпись была под названием хлорид-натрия. Не люблю я эти уколы, которые с раннего детства старались мне колоть ради лечения моего здоровья. В чистой постели приятно спать, но мне больше кажется, что трудно прожить без денег и здоровья, рано или поздно все равно происходят проблемы у каждого человека, не имеет значения, кто он по классу достатка и сословия. Странный сон приснился мне, словно я на суде нахожусь почти, а в зале идет слушание по неизвестному делу, на котором мой друг близкий становится моим заклятым врагом и доносчиком в местный район милиции, в котором я нахожусь на учете в военном комиссариате. Вот я снова проснулся, моча странного больного, который ею намочил матрас, заставила меня встречать рассвет, который был мною виден через окна с решетками в палате, и лучи солнца меня стали радовать, я вспомнил, как ездил к жене по набережной по утрам на черной волге, боялся опоздать на работу и не хотел бросать жену с сыном, когда жена первое время жила у себя на квартире с матерью своей. В животе уже у меня бурчит, и хочется есть, в тумбочку нет смысла идти ночью, наступило утро, и в этот новый день я увижу коридор в отделении и зал со столовой, в которой можно будет поесть первый завтрак в первый раз после свободной жизни быть временно в неволе. Женек спал на кровати, накрылся белой простынью. Серега в углу спал на кровати, который лежал в штанах спортивных и футболке лицом кверху. Все остальные с дедом, которого кормили с тарелки и ложки (и был он привязан ремнями к кровати), сильно очень меня тревожили. Те мысли, что я здесь надолго и нету причины понимать, кто мне сможет помочь. Знаю только одно: меня решили уничтожить как личность из-за зависти, и мне нужно будет накопать информации для контрнаступательных мер по отношению к своим врагам будущим, подумал я и перевернулся от соседа в сторону стенки, на которой была краска стены, и удобно улегся я на подушку, которая была с перьями и казалась мне мягкой. Немного еще полежу, может, усну и не пойду в столовую, там, наверное, сейчас будут лекарства выписывать, а я не люблю таблетки есть в психушке.
  
  Немного заснул я снова, слышен звук из соседского заднего места, который сильно пернул и стал шевелиться на скрипучей кровати.
  
  - Ну и попал я! - негромко я ответил сам себе лежа, обнявши подушку обеими руками.
  
  В коридоре за дверью раздался прохожий шаг неизвестного врача или медсестры, которая проходила. Еще через несколько минут я услышал в дверях звук ключа, который открывал замок под ручкой двери. Открылась дверь в палату, и я услышал, как медсестра принесла капельницу деду, который лежал на кровати и мочился через дырку в матрасе, которая не имела всю натянутую из пружин поверхность, под кроватью стояла утка белого цвета, в которую дед ходил в туалет по большому, когда его держали на кровати сидя медсестра приходящая и Женек, который рядом со мною спал на соседней кровати. Даже я не думал, что кто-то там придет с капельницей утром и будет ее делать на высокой металлической палке, которая крепит хлорид натрия и другие лекарства внутривенно, в жидком растворе. Женек спал еще, я проснулся, как свет утренний стал падать на мою тумбочку, полы палаты деревянные, которые были с годами вытерты, и коричневый цвет был в некоторых местах желтым. Сильно так я ненавидел этот поступок, на который решился пойти в психушку, можно было кровь очистить в частной клинике и голову подлечить там же, проблема только одна, что тот, кто меня отравил был из Ленинского района и тесно был связан с участковым психиатром на Некрасова, а ко дню рождения Советского района, которому исполнилось 40 лет, меня захотели отправить в психушку таким методом, но я буду умнее теперь, подумал я, встал на ноги и сказал:
  
  - А можно в туалет сходить?
  
  - Пойди! Сейчас уже можно выходить в туалет и в столовую! - ответил мне Серега, который взял бритвенный станок и полотенце синее с зубной пастой и направился на выход из палаты.
  
  - Нам нужно неделю здесь полежать, - ответил Женек и достал из кармана шортов пачку сигарет, чтобы закурить.
  
  Сигарету он одну положил себе за ухо правое, чтоб не забыть. Потом встал, выпрямился и пошел, подпрыгивая немного, в другую сторону, которая была в конце коридора, длиной 80 метров всего отделения с балконом широким на всю ширину стены не меньше четырех метров, куда выходили больные подышать свежим воздухом и покурить, решетка их сильно огораживала от внешнего мира, и на втором этаже не должно было быть прыгунов на землю из балкона этого. Невеселое мое лицо посмотрело на все, что я видел в палате. Двери в палате открылись, не было на деревянных дверях пружин, в которые было приятно выйти быстро и через несколько минут зайти в туалет, в котором было не очень красиво, но свежий воздух всегда был. Три унитаза, разделенных кабинками между собою, без дверей и старыми бочками которые висели на стене с узкой трубой, по которой течет вода в унитаз, были окрашены в зеленый цвет краской, которая имела долголетний срок службы. Мне показалось, что для меня не важно, какие унитазы, но, когда я увидел, как больные в здоровом виде ходят по большому в туалет, так сильно удивился и испугался. Разбитая плитка на полу в туалете, по которой стекает вода из крана, когда уборщица наливает воду в ведро, и оставляет желтую полосу, которая не стирается, по которой сливается грязная вода. После помытых полов в палатах, которые я увидел, мне стало неприятно долго думать, как пить воду из крана в раковине, которая имела привкус ржавчины. Умывальник был один в туалете, как я все в нем рассмотрел, и, чтобы сходить налить холодной воды, нужно было еще подышать парами мочи, которая иногда стояла в туалете от сломанных, висящих на шнурках ручках от сливных бочков, кроме одного унитаза, который посередине был и всегда работал и сливал воду. В туалете окно было из деревянной рамы с открытой форточкой, на окне приваренная решетка была, которая всегда висела, чтобы нельзя было убежать из больницы. Через окно я наблюдал за ветром, который дует в туалет и на улице качает листья деревьев на березах и рябине. Возвращаясь из туалета, на мне не было часов и крестика с цепочкой, был только грустный вид и много вопросов, болела рука левая от капельницы вчерашней, и сегодня должны были еще сделать мне. Выйдя из туалета, заскрипела дверь его, и я увидел ту девушку за стеклом, с черной прической, которая закрывала лицо свое ладонью от моего взгляда. Повернул я по коридору в сторону, куда пошел новый мой знакомый по имени Женек, и, пройдя двадцать метров вперед, я увидел по левой стороне длинный стол с длинными лавочками, ближе подошел в футболке, и мне крикнула медсестра:
  
  - Лекарства иди пей сюда!
  
  Немного сонный, я увидел, как на столе, которые собирались в один ряд квадратными столами, уже больные два человека ставили высокую тарелку с нарезанным хлебом, а в другой был тоже хлеб. Тарелки из нержавеющей стали глубокие каждый больной мог взять в небольшом окне с маленьким подоконником, который был под квадратным окошком, из которого выдавали еду. Завтрак из каши молочной и риса, за который можно было взять одно куриное яйцо, и кусочек батона с чаем, который был налит в стаканчики граненые, а также компот был и сметана для каждого больного. Некоторые усаживались, как им было удобно, с завтраком своим, мне пришлось опоздать, и я подошел к медсестре, которая сидела на стульчике, и небольшой стол перед нею стоял со многими лекарствами из таблеток и микстур, разлитых по маленьким стаканчикам.
  
  - Нашелся, а я думала, ты уже заблудился здесь! - ответила мне женщина медсестра с длинными и светлыми волосами, на вид которой было за 30 лет.
  
  Ее белый халат с ее фамилией смотрелся очень привлекательно и внушать хотел доверие к ее лекарствам, которые она выдает согласно выписанному лечению лечащего врача психиатра для каждого больного. Но я понял одно: лечение можно сделать общим для всех больных, которые страдают разными расстройствами, результат может быть одним, что лечение может делать побочные эффекты для больных, а лекарство можно заменить на другой рецепт. Все больные обычно дальше стоят на учете в диспансере у лечащих своих психиатров участковых, получается, кто имеет деньги, ходит к платным психиатрам, а мозг и сознание человека можно угробить так быстро, что любому человеку не будет жизнь казаться праздником с деньгами и в бедности, потому что ему голову и нервы уже давно сломали и сделали зависимым от дурдома, потеря затем уважения, и окончание наступает - это еще одно попадание неизвестно куда либо тюрьма, авария или морг после алкоголизма бывшего психа.
  
  - Здравствуйте, я не потерялся, просто впервые здесь! - ответил я и назвал свою фамилию.
  
  Женщина в халате мне выдала небольшой стаканчик с жидкостью, в которой было 30 граммов лекарства в растворе и несколько таблеток, похожих на антибиотик, одну витаминку и сказала:
  
  - Теперь после обеда еще приходи! Вечером после ужина должен быть у меня. Всю неделю тебе уколы прописаны с капельницей! - Ее голос был простым, на губах узких не было помады, и покрашенные волосы не сильно привлекали ее красоту, мне казалось, что моя жена сейчас сильно переживает за меня, сидя у себя на квартире с маленьким сыном, которую выгнала моя мать с отцом, и заменили даже замок на калитке в заборе, который я строил три года из камня. В душе я ненавидел своего отца завистного, который сам неизвестно куда устроился на работу сторожем под видом охранника, когда ему бывший участковый предложил пойти работать в охрану, когда он узнал, что мой отец приобрел карточку на кредит по почте, которая на его фамилию пришла из частного банка. А участковый жил у отца моего через забор наш в частном доме. Я опрокинул в рот лекарство 30 граммов и закусил таблетками с витаминкой, оставил кружку с компотом у себя и поставил маленький стаканчик на стол медсестре.
  
  - Спасибо! - улыбнулся я и немного выпрямил свою спину с шеей, чтоб она не болела.
  
  Развернулся, когда к столу пришли еще несколько больных в пижамах в розовую клеточку, в которую были одеты дед странный со штанами, которые были короткие, и парень неизвестный в шортах серого цвета и черной футболке, все они были коротко пострижены. За ними пришел еще один высокий парень в пижаме зеленой, некоторые лежали месяцами, потому что были из маленьких городов области и деревень, на некоторых лицах не было умных мыслей, меньше половины были здоровые, а остальные похожи были на подопытных больных, которых держат из-за их родителей или детей, которые отправляли в больницу своих родственников чаще, чтобы лишить, может, жилья, может, сделать нескандальных родителей, которых дети отправили ради лишней жилой их площади в доме, квартире. Возможно, я ошибался, но никогда я не видел, как человек становится психом за несколько месяцев и ему можно уничтожить всю жизнь и превратить в припадочного и шизофреника. Много не требуется, согласно некоторым лекарствам можно накидать в кафе и в столовой, в воду на работе питьевую, а также в чай и кулер, из которого часто пьют сотрудники и водители маленьких грузовиков у себя на складе поутру. Всех можно сделать психами умеренными, если будет команда производственного комитета в районе под контролем судебных приставов и комитета исполнения и наказания, для которого есть незакрытые уголовные дела.
  
  В окошке я взял себе тарелку металлическую, в которой был рис с молоком и не было сахара, с сахаром в столовой были большие проблемы. Ложку я сам выбрал с дыркой в ручке, она одна там была, когда все разобрали себе ложки перед завтраком. Держа тарелку с испуганным лицом, мне крикнул Женек громко:
  
  - Че там стоишь? Присаживайся, здесь с нами лавочка свободная! - Он сидел с Романом, у которого был синяк на глазу, и сутулились над столом, ели вдвоем кашу из риса молочную.
  
  Мне стало сразу весело, что я стал улыбаться новым своим друзьям. Многие сидели и разговаривали друг с другом, недолго из пациентов больницы, а старались быстро поесть завтрак и идти обратно к себе в палаты. Некоторые были из разных палат; чем дальше палата по коридору находится от общей палаты, тем больше свободы чувствует пациент для себя в свободном перемещении по коридору и поход в туалет, также пациент может ходить на кухню через выход больничного отделения и прогуляться по улице, на которой почувствует запах свободы и летний воздух услышит в ветре. Кухня находилась на территории больницы, и там можно было принести вчетвером некоторые бидоны с супом, вторым из карточки и плова, компот и чай можно было нести тоже пациентам, которые не были под высоким наблюдением медсестер, и их лечение близилось к выписке из больницы и получению свободы. Все похоже на тюрьму с исправительными работами, которые являлись наказанием, но в этой больнице все довольно не так, как в тюрьме было, в которой я никогда не был. Присел я за стол соломенного цвета, немного моя задница не могла привыкнуть к деревянным скамейкам и плохим кроватям.
  
  - Ложка с дыркой, ты неприкасаемый! - ответил Женек и стал себе медленно нагребать в алюминиевую ложку кашу молочную из риса.
  
  Кусочек батона с маслом сливочным лежал у него рядом, и чай налитый горячий тоже парил в стакане.
  
  - Ты о чем, ложки другой не было на столе вот там, который стоит белый, - ответил я ему и стал есть кашу из одинакового материала под названием алюминий, который гнулся.
  
  - Здаров! Че не здороваешься со мною? - ответил мне Роман, который тоже ел кашу и первым делом поел яйцо куриное, оставил скорлупу на столе. Махнул я своей головою Роману и улыбнулся, давая намек, что я рад его увидеть в этот день.
  
  - Медсестра мне сказала, что мы не должны по коридору ходить, а будем в палате сидеть! Еще священник должен прийти, освятить столовую! Та девушка на посту, которая за нами бегает и загоняет в палаты, живет в поселке Тепличный! - ответил Женек мне и спокойным взглядом посмотрел на остальных больных, которые меня меньше тревожили, кроме Сереги странного, который еду забирал себе в общую палату, там завтракал и ужинал, обедал он в столовой.
  
  На стене висели часы с надписью символа города и области, увидел и подумал я, когда кувшин был перевернутый на песке, по которому вытекала вода из кувшина. Так я первым стал понимать важность такой больницы и лечения больных с разными психическими расстройствами, которые можно легко по жизни заслужить, если много кому говорить свои недоброжелательные мысли вслух, связанные с разными провокационными вопросами и темами в городе - красном.
  
  - Давай после завтрака поиграем в карты, - ответил мне Женек, доедая кашу в тарелке.
  
  - Я не играю в карты и во всякие азартные игры! - ответил я, сидя на скамейке, немного худое мое лицо было у рта покусанным своими же зубами, когда я нервничал, я кусал губы, и на ветру во время строительства на работе меня ветер всегда обдувал так, что губы с ранами воспалялись.
  
  - Твой дезодорант я сегодня взял у тебя из тумбочки! - ответил Роман, допивая неизвестное из кружки своей, с которой он сам приходил и переливал из стакана.
  
  - Зачем ты у меня его украл?
  
  - Да я не украл, просто взял! - ответил Роман. - Ты еще себе купишь, а мне мать не сможет такой купить, она не знает, где они продаются, - допил новый друг наш из кружки, забрал тарелку с ложкой, поднялся из-за стола и, перешагнув ногами лавочку в своих шортах и сланцах, направился к месту, на котором стоял стол, и там можно было оставить немытую посуду после еды.
  
  - Я пойду, встречаемся в палате! - громко ответил Роман и моргнул нам тем глазом, под которым не было синяка.
  
  Походка его враскачку сильно мне запомнилась, что я разозлился еще больше на него.
  
  - В следующий раз не бери такую ложку с дыркой! - ответил Женек мне и доел тоже кашу молочную, он в тарелку положил громко ложку, прошел рядом со столом и взял с собою батон нарезанный с маслом в руку левую, а стакан поставил на тарелку, немного стал тереть своими резиновыми тапками пол, создавая шум, направился к посуде использованной на столе.
  
  Доедая еду в тарелке металлической, я смотрел по сторонам и наблюдал за пациентами, которые были разные, некоторые с трудом ходили, другие плохо разговаривали, они заикались и немного трясли головою во время ответа друг другу за столом. Мне больше понравились некоторые спокойные больные, бывшие которые лечились от алкоголизма и травм, которые они имели после войны в армии. Все они были спокойные, и движения были контролируемые как при ходьбе, так и при движении рук во время прогулки по коридору. Долго не пришлось сидеть и есть завтрак, священник зашел после завтрака, который был у нас в 9.30 часов, в черной одежде под названием ряса церковного служителя в деревне Малышево. Все это запомнилась мне во время последнего визита до больницы в церковь, и он приезжал к нам в дом, когда я его пригласил летом в 2012 году. Все так странно, что я хотел сказать матом про себя, когда его увидел в длинной его одежде и шапке на голове, которая у него была черного цвета. Невысокий батюшка с рыжими волосами длинными прошелся мимо столовой, длинный шаг его мне сильно запомнился и его в руке дымящий ладан металлический, с круглой формой, который был на длинной цепочке, он шел и размахивал им вперед и назад, приятный запах сильно мне запомнился, так, что после него я задумался о своем будущем и обо всем, о чем я думал и чем занимался в свободное время от работы, на которой мне мало платили зарплату, а больше смеялись над моими мечтами и работой физической. Когда священник прошел по коридору, я посмотрел на часы, которые висели на стене с картиной герба города, мне пришлось быстро подняться и пройти с посудой к столу, на котором стояла грязная посуда недавно после завтрака. Может, не грязная, а использованная после завтрака пациентами больницы. Вернувшись в палату, в которой двери были закрытые, но на ключ открыты, я прошел через порог и услышал скрип двери. Женька на кровати не было, один только Серега лежал на кровати и читал книжку свою. Первый раз такое вижу, чтоб такой человек в таком возрасте просто лежал и смотрел на книгу, которая ему была интересна. Некоторые, такие как дед седой, лежал на кровати в своих ремнях и только смотрел в потолок и на лежащих, которые были в палате его знакомые пациенты. Мне было все равно, что в палате происходит, мне наплевать на лечение, которое мне прописали, я понимал уже, что все было заранее спланировано, возможно, было отравление мое лекарством, которое подлил мой отец в питьевую воду, когда его прижали в охране неизвестные люди, которые ездили на черной машине модели "Тойота Камри" за 850 000 рублей. Отец мой мне говорил, что часто владельца машины видел во дворе, в котором работал охранником недавно построенного жилого комплекса за торговым центром под названием "Техносила", водитель всегда во дворе ставил свою машину поутру с неким незнакомым человеком, государственным номер автомобиля "001". Потом моего папу оттуда отправили в некоторое заведение, которое для меня было неизвестным, и причина его отсутствия дома тоже была непонятной для меня и матери, знаю только, что он несколько раз уже находился в участках местного района милиции, после которых стал агрессивно себя вести по отношению к моей жене и мне, что меня полностью стало удивлять, но я его не мог словить, когда он мне делал пакости с машиной во дворе и бил жену, которая была дома с маленьким сыном в возрасте 3 лет, а я был на строительстве дороги за городом. Моя сестра, как только приезжала от своего гражданского мужа, старалась отца напоить алкоголем у себя на первом этаже и обострить отношения с моей женой, которая сидела дома и ждала меня с работы, ей не разрешали гулять во дворе, не разрешали, громко чтобы сын бегал по полу второго этажа и стучал ногами во время бега из кухни в комнату, а мой отец отключал горячую воду и свет или просто бил по потолку первого этажа трубой от отопления, которая была оставлена как отходы с пластмассовым корпусом и металлической внутри трубою, диаметр который был похож на обычный огурец из огорода. Такие воспоминания у меня были в голове, когда я старался подумать, что мне делать, сидя на кровати, от которой воняло мочой. После тумбочки, в которую я залез, и открыл пакет, я увидел, что действительно нету дезодоранта, но я не расстроился, потому что меня Роман предупредил в столовой - это уже лучше, чем не сказать.
  
  Глава 6. "Мама или жена"
  
  Вот наступил третий день моего пребывания в психиатрической больнице, в которой я чувствую намного себя лучше. Поутру всегда приходит медсестра, которая всем колет капельницу, ее улыбка меня радует, но проблема, что нету телефона мобильного, с которого можно позвонить жене и матери, которая пообещала принести на днях передачку мне в палату. Жена не звонит, что она делает, я еще не знал, только старался ее не бросать и пожелать ей больше уверенности в завтрашнем дне, любви и счастья в своей квартире, в которой она меня ждала из дурдома. Серега мне ответил:
  
  - А где ты живешь и работаешь? - Его голос был немного грубым, и в руке он держал книжку на тему романа. Развернувшись на кровати, лежа в которой я провис почти до пола, я ему ответил:
  
  - Да работаю на стройке за городом, дорогу федеральную строим, а живу в поселке недалеко здесь. Название у него Тенистый, там, где туберкулезная больница, стоит она на конечной остановке, - ответил ему я, лежа в штанах спортивных, в которых мои ноги сильно вспотели, и не было возможности сходить в душ, потому что я стеснялся там мыться, трое суток на кровати я провел одетым, лежа на простыни, как сосед Серега.
  
  - Это там где поселок из коттеджей построен?
  
  - Ну да, там, - ответил я ему.
  
  Лежа на боку я с ним стал разговаривать. Серега положил книжку на кровать и поднял подушку выше под своей головой, чтоб меня лучше видеть.
  
  - Тебя жена или мать навестит на этой неделе? Там всем приносят поесть больным: родственники, жены. Если часы приема не знаешь, так на стене расписание висит, когда можно ожидать передачку, - ответил третий мой знакомый, который стал моим другом по этой палате, он был намного старше меня.
  
  - Спасибо, буду знать, когда можно будет встречать мать или жену с продуктами, - голос мой был не очень радостный, я понимал, что после больницы меня не ждет счастливая жизнь, а только угнетение кредитом и долгами за машину.
  
  Лежать мне придется месяц, за месяц кредит станет просроченным, и я за него не успел заплатить несколько месяцев прошедших, а еще жена перед больницей безработная с сыном маленьким ждет меня, и денег нету у нее и ее матери, которая имеет инвалидность. Но что делать, увижу, как больные лечатся в больнице этой, потом будет что рассказать своим друзьям.
  
  - Как ты сюда попал, может, с этого мне расскажешь? - спросил меня Серега.
  
  - А че рассказывать? Проблема с памятью произошла. Что-то странное выпил дома у родителей, и пропала память.
  
  - Да? Это как? Так не бывает, может, тебя кто-то отравил? - спросил Серега и положил правую руку под свою голову на подушке.
  
  - Долго рассказывать мне придется! - ответил я и перевернулся на спину, положил себе ногу одну, согнутую в колене стоя на кровати, а другую вытянул. Получилась пирамида из одной ноги, а другая была вытянутая. Мне долго пришлось думать, как я позволил отравиться дома водой, которую попросил у своего отца попить, в то время когда мать моя была на работе, а я зашел к отцу в гости поговорить о скандалах, которые он специально устраивает с моей женой, когда я нахожусь на работе, а приезжает сестра специально и настраивает на конфликт отца с женой с целью выгнать жену с сыном с моего этажа, на котором я отдельно от родителей и сестры живу. Обеденное время уже прошло, и я поел картошку ложкой без дырки, чай выпил из стакана граненого, кусочком батона заел и все как раньше, только без священника в этот раз, мне было странным, что в этой больнице я стал понимать, что у меня нашлись друзья даже среди больных в дурдоме. Мне сам Роман, лежащий на кровати за моей кроватью, ответил:
  
  - Нас через неделю переведут в другие палаты, тогда можно будет гулять по коридору и сидеть телевизор смотреть.
  
  - Что можно делать в актовом зале? - спросил я у Сереги, который смотрел на выход из палаты.
  
  - Можно, например, играть в шахматы, смотреть телевизор, играть в карты. В карты ты играешь? - спросил он у меня.
  
  - Да ну, какие карты, я в азартные игры не играю! - ответил я, продолжая смотреть на потолок палаты, на котором несколько лет тому назад была побелка дешевой краской.
  
  - Ну и че, если не играешь, можно научиться! - ответил мне Роман на другом краю палаты лежа на кровати.
  
  - Мне, самое главное, нужно вылечиться быстро, потом на работу пойти, там я на больничный пошел! - ответил я Роману, смотря на потолок, на котором было мало чего интересного. - Знаешь, я не могу думать про то, что меня будет ожидать через год после этой больницы! - громко ответил я своему соседу, который читал книжку.
  
  Дверь открылась в палате, услышал я, и вошла медсестра, которая стала много разговаривать, мне послышалось, что она мне ответила:
  
  - Карандашов, к тебе мама пришла! Иди, я покажу, как выйти из коридора. - Ее голос был серьезным, и она мне ответила так быстро, что я не понял, кто пришел и к кому, соседа Женька не было, он вечно ходил в другую палату. Я поднялся и ответил:
  
  - Здравствуйте, а как пройти на выход мать увидеть?
  
  - Пошли, я проведу, - ответила она.
  
  В мятой футболке с непричесанными волосами я немного прошел по палате, и меня зашатало из стороны в сторону, что самое главное, это то, что, проходя мимо дежурной медсестры в коридоре, я стал понимать, главное, мне нужно быстро вылечиться. Медсестра шла впереди меня и прошла к деревянной двери, в которой был замок, мне странно было, что все двери под замками, словно я на лечении принудительном.
  
  - Проходи, там есть стол, и у тебя 15 минут поговорить с матерью, - ответила медсестра в белом халате, в котором она часто приходила в палату ставить капельницы.
  
  - Спасибо, что открыли двери, если 15 минут, так, может, мне часы разрешите на руке носить? - спросил я, улыбнувшись ей.
  
  - Нельзя носить вам всем ни часы, ни цепочки золотые с крестиками! - ответила медсестра мне и закрыла за мною двери, но не на замок.
  
  Проходя в футболке, немного качаясь по коридору еще, я увидел мать, которая стояла в проходе с пакетом белым и сумкой коричневой, держала сумку на скамейке, и она мне стала говорить:
  
  - Тебя кормят здесь, ты так похудел? Я тебе привезла продуктов, смотри, никому не раздавай в палате, ешь сам. Йогурт, сырки с соком, конфеты, приеду еще через день к тебе, - отвечала мне мать, и на ее глазах были слезы, которые она не старалась скрыть.
  
  - Хорошо, что приехала, спасибо за еду, - ответил я и протянул руку правую, чтобы взять у нее пакет с продуктами.
  
  Пакет поставил на другую скамейку, и мать присела ко мне ближе на скамейку к стене, на которой висел плакат из расписания врачей в отделении.
  
  - Твою жену мы выпроводили из дома с ребенком, чтоб она не ругалась с отцом, - ответила мне мать, на которой не было доброго лица, один негатив и ненависть к моей жене с насмешками были у нее.
  
  - Присядь, почему такая ненависть у тебя к жене? Разве она тебе плохое сделала? Все вы ее только били и унижали! - громко стал я разговаривать с нею и услышал, как она замолчала и перевела нарастающий скандал на другую тему:
  
  - Чем вас кормят в столовой? - спросила меня мать.
  
  - Ты в платье одета в розовое, не для выхода оно на вечерний бал, а для городской суеты, в которой приходится ездить по жизни на пенсии на автобусе на работу.
  
  - Что делать, нужно вам помогать, - ответила мне мать на мою критику ее розового платья.
  
  Я понимал, что мать меня любила, а сильно ненавидела мою личную жизнь с унижениями, которые я терпел вначале от тещи, потом от своего отца, а кредит и дурдом вообще меня загнали в яму долговую, начиная с 2012 года по 2014 год.
  
  - Потерять все за несколько лет можно только в фильме или по строгому правилу, которым пользуются отдельные закрытые и тайные сообщества для банкротства физических лиц и переселения их в дешевые дома и квартиры города и пригорода, - ответил я матери своей, сидя за деревянным столом. - Спасибо, что ты приехала, мне так здесь одиноко! Нет даже мобильного телефона, с которого можно вам позвонить! - ответил я и посмотрел на лицо матери, на котором было много морщин, и она не успела вставить зубы, работая много времени в магазине продавцом и кассиром.
  
  Некоторые родители приходили к больным, стучались в двери, медсестра открывала им двери, сидели так же, как и мы с матерью, за столом деревянным на лавочке, надеялись, что вылечимся, а сейчас я стал понимать, что мы были просто пешками в чужой игре, в которую играют дяди серьезные, у которых есть собственный бизнес и много чего такого, что их объединило всех из тайного сообщества в своей жизни.
  
  - Твоя жена приходила к тебе? - спросила меня мать, не стоя уже у стола, а присев за деревянный стол.
  
  - Нет, я ей позвоню сейчас с твоего мобильного телефона, можно? - ответил я и ссутулился над деревянным столом, который меня удивил, что он есть в этом отделении.
  
  - На телефон, а твой телефон где? - спросила мать, доставая из сумки свой мобильный телефон, который у нее был.
  
  - Телефон мой у меня забрали в отделении, медсестра сказала, что нельзя с ним ходить в палате. Вот уроды, придумали такие правила, по которым человека полностью лишили всех прав в больнице, - отвечал я матери своей возмущенным голосом.
  
  В руке правой у меня был мобильный телефон, с которого я, напрягая память свою, решил набрать номер жены, чтобы ее предупредить, что я лежу в больнице и мой телефон отключен.
  
  - Да! - ответила мне моя жена грустным голосом.
  
  - Привет, это я.
  
  - Я тебе звонила все время, а ты не брал трубку. Ты в больнице, как там у тебя, есть поесть? Меня выгнали снова твои родители из дома, теперь не пустили меня во двор, там поменяли замок на калитке! Мне так обидно, что я всю жизнь с тобой прожила на втором этаже, а сейчас твоя мать сама меня не пустила в дом с маленьким сыном, это твой же сын, и она так ненавидит меня.
  
  Голос жены я слушал, мне было страшно представить тогда, как ее бил отец мой, когда она пошла по лестнице за своей обувью. Мне стало стыдно, что рядом сидит мать моя и я по ее телефону разговариваю с женою, а она слышит мой разговор, сидя рядом на скамейке, только в больнице, и не подает виду, что она слышит много плохого и критики жены в свой адрес.
  
  - Долго я не могу разговаривать, мне приходится лежать в палате общей на втором этаже больницы. Приходи в выходной день, лучше после обеда в 15.00 часов.
  
  - Хорошо я приду, рыбочка моя. Займу немного денег тогда на продукты, ты знаешь, я же не работаю еще, - ответила мне моя жена грустным голосом.
  
  - Хорошо, пока, не волнуйся сильно, - ответил я.
  
  - Пока, тебя целую, - ответила она мне расстроенным голосом и положила на другом краю города свой мобильный телефон.
  
  - Бери телефон, спасибо, - ответил я матери и отдал ей мобильный ее телефон.
  
  - Ну, что жена тебе сказала? Наверное, жаловалась тебе. Мы ее выгнали со второго этажа, отец ее не пустил во двор, замок переставил на калитке, а я ей сказала через забор, когда она звонила в звонок на дверях, что, когда сын выпишется и приедет из больницы-психушки, тогда приедешь с сыном своим жить, - ответила мать мне, ее голос был обиженный и суровый, мне показалось, что она сводит счеты с женою моей от зависти, ради того, чтобы ее сделать несчастной, больной и страдающей по мне и своему сыну.
  
  Ничего я не сказал ей в ответ, а только задумался и стал понимать, что все странно для меня стало резко происходить. Наверное, все заключается в доме, который мой отец хочет продать ради денег, чтобы под старость отлично пожить на остаток старости. Ненависть, которая родителей изменила ко мне, наверное, из-за обид, которые стали появляться у них с сестрой, которая бросила родительский очаг и ушла скитаться по квартирам, чтобы не думать, как мы раньше жили, терпели, любили и молились, чтобы не выгнали нас с земельного участка, который мой отец забрал у кооператива "Восторг", который построил рядом с нашим домом на земле коттеджи, и в них третья часть жильцов сейчас живет с местью к нам и обидами, которые им порекомендовали их родители.
  
  - Ты, наверное, иди домой, спасибо, что приехала, когда еще приедешь? - спросил я у своей матери, которая сидела, и на ее глазах была и ненависть, и боль за то счастье, которое я обрел в своей жизни, живя со своей семьей на втором этаже и терпя нападки своего отца на жену и унижения его к ней, благодаря скандалам мой отец стал сообщником моей сестры, которые задумали меня выгнать со второго этажа методом скандалов и конфликтов, которые часто стали появляться, а в ответ ничего мать отцу не могла сделать. Мать встала со скамейки, посмотрела на меня и ответила:
  
  - Похудел ты сильно. Всегда я тебе помогала эти года, работала даже на пенсии, приносила продукты тебе и твоей жене, когда она с маленьким сыном была тогда у себя первые года на квартире. Так сильно я устала, что мне очень трудно сейчас, болит немного нога в магазине стоять долго. Своей дочери я даже не могу так часто помогать, просто всегда нету денег у тебя, а она живет без детей, всегда она хотела, чтобы у нее был ребенок, - ответила мать моя и прослезилась.
  
  Тогда я заметил, что я всегда раньше любил мать сильно, она это чувствовала и старалась ревновать меня к моей жене, которая меня всегда унижала и дралась со мною, царапалась и старалась ударить меня ногой сзади в позвоночник. Мне так сильно было обидно, какая ненависть есть у жены и матери друг к другу, я не знал. Наверное, они просто старались что-то докать друг другу, но моя жена всегда мне говорила, что хотела меня спрятать далеко в карман и никогда меня никому не отдавать больше, а чтобы я был всегда с нею рядом и сыном, всегда был с ними, радовался всем дням, которые были в нашей той молодости, когда мы встречали на съемной квартире рассвет солнца красный и ложились спать, когда был закат солнца и дул ветер вольный нам в лицо, щекотал щеки волосами друг друга.
  
  - Спасибо, что ты пришла ко мне и принесла йогурт и сырки с соком. Я знаю, что для тебя я всегда маленький сын остался, - ответил я матери, которая выходила из коридора, и я хотел убежать всегда из двери, в которой был замок на дверях отделения. - Пока! - ответил я.
  
  Глава 7. "Палата номер 3".
  
  Еще первое воскресение прошло сегодня, вчера я был у врача лечащего, она была женщиной, которая была женою мужа, который был заведующим всего отделения первого, в котором я лежал и лечился. Меня врач лечащий спрашивал, как я себя чувствую, прошли ли у меня головные боли в висках и не болит ли затылок головы. Приятная на внешность и имела южный загар, с длинными волосами, мне даже показалось, что она чем-то напоминала мне мою жену, которую сейчас выгнали из моего дома и второго этажа родители мои. Ночью тихо в палате, хочется только и думать о том, как убежать на волю, туда, где ветер и солнце, любимая семья меня ждет, думал я. Через несколько дней будет мой день рождения, мне должно исполнится 35 лет. Сейчас я сплю, стараюсь понять, что мне делать дальше, но убежать нельзя. Сосед по имени Женек спит, он предлагал мне поиграть в карты и еще в одну странную игру, в которой отгадываешь странные вопросы, которые находишь у себя написанные на маленьком кусочке бумаге, если повезет, можно что-то неизвестное заработать, а если нет, то можно лишиться жизни своей, но это все игра, как мне рассказал сосед. Что дальше я не знал, только мог предложить сам себе поверить в хорошее. Под утро все так же: кто-то храпит, а кто-то ворочается на кровати, за дедом сильно ухаживают всю неделю, а потом его переводят в другую палату на отдельную кровать, и в палате лежит мало человек - по численности четверо. Недавно я узнал здесь, что можно изучать головной мозг человека годами в психушке, как это делали при коммунизме. Воздействие электромагнитной болезни на человека становится самым незаметным методом у современных ученых и военных связистов этого времени. Опухоль слухового нерва изучить и его воспаление при воздействии на него сильной и высокой частоты, радиоэлекторомагнитной. Как по слюне определить заболевание слухового нерва? Как разрушить ДНК человека через окисление слюны, которое появляется от электромагнитного излучения? Все эти интересные темы я услышал от соседа Женька, у которого мать работала в библиотеке и имела высшее образование. Почему он мне стал рассказывать и принес книжку из актового зала, в котором было написано: "Дарю тебе на память, будь счастлив дальше, когда остался в своей болезни жив ты! Подарок от меня тебе эта книга, который стал твоим другом в этой палате! Женя".
  
  В книге было написано про электромагнитное воздействие на человека и разрушение его нервной системы через окружающую среду. Женек мне рассказывал, что электромагнитные излучения воздействуют на клетки головного мозга, нарушают их работоспособность и функции, снижают численность активных процессов в клетках и нарушают работу организма как одно целое с ДНК, которое было до воздействия магнитного излучения. Низкое давление у человека появляется, потом он начинает медленно терять свою работоспособность и нарушается обмен веществ. Сила воли притупляется, и сознание становится другим, совсем иначе человек начинает думать, словно он попал под воздействие гипноза. Такая книга мне была не очень интересна, я не был физиком, чтобы ее изучать и делать выводы. Поутру зашла медсестра уже другая, сделала капельницы нам всем и уколы в ягодицу, такие уколы были странные, что стала моя задница сильно болеть и я с трудом сидел на ней в столовой на скамейке за столом. Мне было странно, что все как-то не так у меня, я даже не знал, от чего меня лечат в больнице. Лечащий врач мне ответил, что у меня нервный срыв на работе был, после которого я почувствовал себя плохо и пропала у меня память. А я думаю, если поесть лекарств психотропных, которые разрушают защиту головного мозга от воздействия сильных высокочастотных электромагнитных импульсов, так становится ясно, почему у человека развивается низкое давление и он часто хочет выпивать алкоголь. Медсестра была другая, в возрасте, что мне ответила:
  
  - Перед обедом переходите в палату No3, в которой будет четыре кровати, в одной будет постель грязная, а в других нет, грязную постель принесете на выход дежурной медсестре, которая сидит в кабинке своей. - Спокойствие медсестры было незаменимо в ее работе, я задумался, когда лежал на кровати с больным своим задом от уколов и грязной головой, которую не хотел мыть в умывальнике, там всегда текла холодная и ржавая вода. Медсестра ушла, и я следом встал, немного хромая, спросил:
  
  - Серега, с добрым утром, наверно, нас теперь по палатам будут расселять? Проснувшийся сосед в углу мне ничего не ответил.
  
  - С добрым утром, Рустам - ответил Серега, немного потягиваясь одетым в своих спортивных штанах с голыми ногами.
  
  Женек не спал и не здоровался, после капельницы и укола он мне сказал:
  
  - Собираем вещи и постель, идем вместе в палату No3. - Его тон был, словно он был умным и спешил на зачет, представил я его из своей памяти, как я учился в вузе строительном десять лет тому назад. Я стал собирать все, начиная с тумбочки и заканчивая постелью.
  
  - Давай не спеши, я знаю, что ты хочешь убежать из этой больницы, - ответил мне Роман и переоделся в футболку желтого цвета.
  
  Мне было странно на него смотреть, самое главное, что я понял, - это его глупость, которую он мне ответил:
  
  - В другой палате когда будешь спать, спи с открытыми глазами часто ночью!
  
  - Ты о чем? Как мне понять тебя? - спросил я, присевши на кровать свою, на которой уже лежал высохший один матрас.
  
  - Не знаю, мне кажется, ты приехал сюда не только для лечения, если ты не играешь в карты, не играешь в безерик, тебе незачем бояться по ночам не спать.
  
  - Безерик... С чем связана игра? - спросил я.
  
  - Игра на выживание, - ответил Женек, сидевший на кровати и сматывавший свой матрас с постелью, чтобы отправиться со мною в палату, куда нас перевели.
  
  - Ну ладно, я пошел в палату 3, а там займу койку. Это там по коридору направо?
  
  - По коридору пойдешь, где балкон с решеткой. Там, где мы курим на балконе. Ты вчера был там, когда здоровый Роман тебя спросил, где ты живешь! - ответил Женя в своих шортах до колен иностранной модели.
  
  Взял пакет, который ему передала уборщица от матери (передачку) и стал складывать свою постель.
  
  - А кто такой Роман, что он у меня спрашивал, где я живу? Зачем ему знать? Я первый раз вижу в этом отделении его! - ответил я своему другу Женьку, который не спешил собираться с первой палаты для общего лечения в этом отделении. - Пошел я искать палату, если не хочешь мне отвечать, - ответил я.
  
  В ответ мне Серега крикнул:
  
  - Вы переходите в другую палату, тогда увидимся в столовой, расскажете, как устроились! - ответил Серега, лежа на кровати и читая развернутую книгу.
  
  Мне было странно наблюдать за ним и парнем, который у меня отнял дезодорант, который был молодым и лежал с синяком под глазом, который уже прошел.
  
  - Всего хорошего, увидимся в коридоре! - ответил я молодому Роману, вышел из палаты общей под номером 1, развернулся и направился на балкон по коридору, который был далеко.
  
  Я проходил по коридору, который был для меня неприятный, как и сама больница, стены были покрашены в суровый цвет, а на полу лежал линолеум светлый, больные хорошо стали ходить только те, кто пролежал больше двух недель в палатах, первую неделю их никто не выпускал из палаты общей. Мне казалось, что я попал в исправительную больницу для маньяков, но я ознакомился с дурдомом, и мне показалось, что я больше в психушку никогда не попаду, согласно тому, что я вел здоровый образ жизни и не занимался криминальными делами, связанными с торговлей оружием, проституцией, шантажом, воровством по квартирам и поджогами автомобилей, как в городе Калининград было. Мне повстречалась женщина уборщица, может, она и не уборщица, а просто такая работа у нее в этой больнице, а сама она другая на улице. Можно кем угодно быть на работе, а в жизни стать многоуважаемым или отпетым мошенником, за которым будет следить Интерпол и ФСБ, думал я.
  
  - Привет, Рустам, ты уже в другой палате?
  
  - Здравствуйте, сегодня нас переводят в другую палату под номером 3. Не подскажете, где она есть здесь?
  
  - Да вот она, двери открыты в ней, - ответила женщина с ведром воды, которое было зеленого цвета, с водою, налитою у нее в руке.
  
  - Я тогда зайду в палату?
  
  - Если тебя перевели туда, заходи.
  
  Женщина прошла дальше меня и пошла работать, я же вошел в открытую палату, на которой был номерок с цифрой. В палате было спокойно и приятно, мне даже понравилось, но тоже были решетки в окне на улицу с открытой форточкой маленькой. Рядом с дверью лежал неизвестный парень, он спал, кровать была металлическая из стали блестящей, а постель белая, все, как должно быть. Короткий цвет волос светлых, словно он седой, и черная футболка на нем, штаны зеленые. Он спал на своей кровати. Другой сосед на другой стороне из шести кроватей, которые были не заняты, был пенсионером, немного похожим на метиса. Он читал газету, лежа под одеялом летним, с черными волосами и смуглым лицом. Был третьим я в палате, еще четвертый должен был прийти Женек. Войдя в палату, я сказал:
  
  - Всем здравствуйте, какая кровать здесь свободная?
  
  - Здравствуй, ложись здесь, она свободная! - ответил пенсионер мне, газету свою он держал в одном положении.
  
  - Кровать в углу у окна с тумбочкой белой?
  
  - Да, она свободная, только дует от окна ночью, - ответил пансионер мне и наклонил газету, чтоб лучше меня рассмотреть через свои очки небольшие и круглые, в пластмассовой оправе. Прошел я через кровати, некоторые были темные от возраста, с ржавыми ножками, которые стояли на круглых и пластмассовых подставках под трубками в виде ножек. Пол деревянный с рваным линолеумом был, коричневого цвета. Прошел я к кровати, разложил свернутый матрас и положил подушку из искусственного наполнителя, пакет свой положил на тумбочку и открыл, нагнувшись, тумбочку, посмотрел на ее двери из дешевого материала, и, кроме стакана граненого стеклянного, там ничего не стояло. Под матрасом была сетка натянутая. Я стал постель надевать на подушку, и одеяло не было теплым, а летнее одеяло из обычной странной материи для меня служило еще одним доказательством повышенной комфортности в этой новой для меня палате, где не воняло мочою и открытая форточка служила возможностью почувствовать внешний мир с ветром и солнцем за больничной тюрьмой для меня, как больница в будущем для меня оказалась эта больница под номером 10.
  
  - Дверь тогда не закрывай! - ответил мне грубый голос за моей спиною.
  
  Медленно я развернулся и обратил внимание на парня, который смотрел на меня, с круглым лицом и короткой прической, на вид ему было под 40 лет, рядом на полу стоял томатный сок емкостью 1,5 литра в коробке бумажной, красного цвета коробка, а сам он убрал одеяло тонкое в сторону, стена которая была наполовину зеленого цвета окрашена в палате, а остальная половина в голубой цвет, словно для успокоения души палата эта.
  
  - Здравствуй, хорошо - ответил я удивленными и большими глазами, мой длинный нос для него, наверное, показался смешным, и я был сам, наверно, похожим на маньяка по своему телосложению и прическе, раскладывая кровать.
  
  - Теперь ты в этой палате будешь лежать? Как тебя зовут? - спросил незнакомый парень нехудого телосложения по имени Роман.
  
  - Рустам мое имя, лежать временно буду здесь, врач направил, - ответил я и не старался ему смотреть в его глупые глаза, у которого лицо было нехудое и нос короткий, видно, занимался раньше спортом, бледного цвета на его лице было больше, чем хорошего здоровья, показалось мне. Пенсионер молчал и читал газету местного выпуска.
  
  - Давно ты лежишь в больнице? - спросил пенсионер, который перед своим лицом держал газету и смотрел на меня через очки.
  
  - Неделя уже прошла, - ответил я недовольным голосом, смотрел себе под ноги, на которых были уже грязные штаны, мне было страшно, как я дальше буду жить после больницы, помню, жена спросила, готов я с нею жить дальше после лечения в больнице перед моим отъездом в больницу.
  
  Всю постель я разложил на кровати, мне было обидно, что так все произошло у меня, мастером я не смог устроиться на работе, и машина черная "Волга" сломалась, мне казалось, все стало происходить против меня. Когда жена пришла с магазина, помню, в котором она купила себе мороженое, после одного мороженого она стала просто невменяемая, стала на меня бросаться, когда услышала, что я больше половины зарплаты потратил на гипсокартон для своего второго этажа, а на еду не оставил, что она заложила обручальное кольцо свое. В тот вечер нашего скандала перед больницей, который произошел, жена ела мороженое дома, а на звонки, которые я делал своей матери на мобильный телефон, отвечал неизвестный мужской голос, после которого голос пропадал и начинались гудки с ответом моей матери. Мне так было страшно в ту неделю перед отравлением моим дома у отца и разбушевавшейся моей жены, которая камнем кинула мне в машину, когда я убегал из дома, чтобы избежать скандала с женою на втором этаже. Тогда жена отравилась мороженым, после которого начинает сильно болеть сердце и нервозность начинается, мороженое было без пакетика, и можно было набрызгать на него лекарством, которое было в психушке, и легко можно его приобрести, если знать медсестер. Готовилась целая спецоперация милиции по созданию мне смирительной рубашки в доме. Сейчас проще человека превратить в психа, отравив его или повредив ему мозжечок, чтобы потом дешевой сотовой связью сделать через импульсный сигнал инсульт мозжечка с кровоизлиянием вен, которые гоняют кровь в определенном ритме и с заданным давлением. Немного присел я на кровать, под подушкой я нашел ложку с твердой сталью, зачем она мне нужна, задумался я и положил ее в тумбочку, чтобы потом ее спрятать за тумбочку и удобно сделать во время ночевки в палате. Можно ею ударить нападавшего ночью, если захочет кто-то меня задушить, задумался я и взял ложку из тумбочки, положил ее на пол рядом с плинтусом, недалеко, чтобы рукою быстро ее достать можно было. Когда я до больницы жил, я радовался каждому дню, когда был вместе с женою и сыном. Сейчас я только в печали нахожусь, наверное, это мое испытание для меня, выбранное моим хранителем, подумал я. Женек зашел в палату ко мне и спросил:
  
  - Вкусного у тебя ничего не осталось со вчерашнего времени? Меня не перевели в эту палату, буду в той, в которой был! - Голос у него был не очень довольный.
  
  Прошел он к нам и сел на свободную койку, на которой был матрас в зеленую полоску разложенный. Заскрипела кровать с пружинами, которые натянули сетку под матрасом, и его шорты уже черного цвета до колен были на нем, а футболка осталась бордовая, была новая.
  
  - К тебе мать приходила? - спросил я у своего хорошего знакомого.
  
  - Приходила, только я ее не видел, она передала одежду через медсестру, продукты тоже, хочешь яблоко?
  
  - Угости, если есть лишнее, - ответил я с улыбкой Женьку.
  
  - Лови!
  
  Красное яблоко полетело мне на кровать, с которой я его взял, и, посмотрев на Женька, ответил:
  
  - Спасибо тебе!
  
  - За что спасибо?
  
  - Мне приятно, что ты мне рассказал, как быть в больнице, - ответил я и посмотрел на новых своих соседей в палате.
  
  Самое главное, что я теперь стараюсь дальше двигаться вперед, подумал я, и скоро меня выпишут. Мне было все необычно в этой больнице, для одних больница была прибежищем, а для других она была испытанием серьезным в жизни.
  
  Новые соседи Рустама были необычными, один парень, которого звали Романом, был часто в больницах, он проходил лечение из-за уголовной статьи, которая дальше психушки не пошла развиваться для него, и он стал заключенным в больнице сроком на три года. Второй пенсионер лежал в больнице потому, что он часто выпивал и его лечили от пьянства, как правило, можно было лечиться от пьянства за сумму в 10 000 рублей за один месяц. Это капельницы, укольчики первое время, витамины, все это - результат наблюдения отдельно за каждым больным в палате за один месяц - был выполнен. Можно было ждать мать Рустаму, которая приходила через один день всегда, а жена только собиралась его проведать в отделении, их сыну было три года, и она много здоровья и нервов посвятила его воспитанию. Часто терпела унижения и побои от отца мужа, упреки матери мужа и насмешки за спиною соседей некоторых. Странный заведующий отделения так и не сообщил цель лечения пациенту своего отделения, кроме как вводил в заблуждение мать Рустама и жену, которая стала в будущем времени часто приходить и просить жену заведующего отделения первого выписать Рустама по больничному листу из-за законченного курса лечения, который ему назначил участковый психиатр, который ездил часто в Ленинский суд по имеющейся достоверной информации о врачах диспансера казенного на улице Некрасова.
  
  Женек привстал и ответил:
  
  - Нечего если вкусного поесть, тогда встретимся на балконе, выходи свежим воздухом подыши. - Его голос меня радовал и вдохновлял, я не хотел погибать в этой больнице среди неизвестных мне людей. Хотел обнять свою жену, детей, быть мужем - очень хорошее дело и профессия, быть любимым другим человеком, который заботится о тебе, слышать ласковые слова и поцелуи. Вспоминать, как приходилось радоваться сыну, когда он родился, стараться сохранить семью, когда были проблемы с родителями и бывшими друзьями. Все я вспоминал понемногу, старался подумать, как мне выжить, все вспомнить и не забыть, как мы с женою мучались и терпели невзгоды и унижения многих.
  
  - Ты приходи, мне приятно в любом случае, когда ты бываешь здесь, в палате, - ответил я ему с доброй улыбкой. - Зайду вечером.
  
  Большой парень по имени Роман, как я его охарактеризовал, встал с кровати, выпил сока и, ссутулившись, вышел из палаты, его походка была другая, серьезная и сердитая, короткая стрижка и плотное телосложение говорило о нем, что его следует остерегаться, если он лежал недавно в другой психбольнице под названием Орловка, которая располагалась за рекою Дон, который протекал за полем в нескольких километрах от психбольницы под номером 10.
  
  - Этот парень недавно здесь лежит?
  
  - Недавно, - ответил мне пенсионер, читая газету и не отрываясь от нее, его внешность была похожа на олигарха Березовского, которого несколько недель тому назад задушили в его большом доме в Англии, который он приобрел, словно большой замок, и был в бегах от русских спецслужб и правоохранительных органов России.
  
  Недавно читал статью про него, как он приехал в Россию, чтобы подать иск против олигарха Абрамовича, его товарища и партнера по общему в прошлом доходу и бизнесу, но после результата иска, который был в суде, через некоторое время умного гражданина, бывшего серьезного бизнесмена, связанного с природными ресурсами России, нашли вздернутым в его комнате под утро, в шикарном замке с элитными апартаментами и отсутствием военизированной охраны в его замке, учитывая большое количество денег на счетах, которые хранились у него, и часть из них была Интерполом заморожена по просьбе прокуратуры России. Дурные мысли лезли мне в голову, когда я смотрел на этого пенсионера с газеткой местного издательства в городе, которое уже долго выпускает газеты.
  
  - Газета интересная у вас?
  
  - Мне больше ничего не остается читать здесь, в актовом зале телевизор не показывает программы, там что-то случилось с антенной, - ответил пенсионер мне и посмотрел на меня своим косым взглядом, на котором были в коричневой оправе очки.
  
  Его интересная пижама мне понравилась тем, что постель его была не больничная, а его. Из его слов, как он мне рассказал, выглядела из леопарда, который на ней был нарисован среди лесных деревьев. Светлая пижама с рисунками странными, на которых больше было коричневых и желтых, с белыми полосками и фигурами пятен и черточек, мне стала она странной с его газетой и внешностью. Зашла в палату медсестра в белом халате.
  
  - Привет, укольчики всем. Вас некоторых по палатам перевели сегодня.
  
  - Здравствуйте! - ответил я медсестре, у которой была короткая стрижка, и ее накрашенные губы сильно ее делали симпатичной. Только фигура ее была не очень сексуальная для больных. Средний рост ее делал симпатичной, но не сексуальной. Пенсионер положил газету на тумбочку и снял штаны пижамы, развернулся и лег на левый бок, чтобы возможно было сделать укол на кровати медсестре. Дальше все мы в такой последовательности снимали штаны и оголяли свои толстые или худые задницы для уколов, на которых были уже синяки от большого числа уколов, которые делали нам за одну неделю.
  
  - Спасибо, - ответил я за сделанный укол медсестре.
  
  - Пожалуйста, - ответила медсестра мне и улыбнулась, выходя из палаты, только Романа не было на своей кровати, и он пропустил укол.
  
  Медсестра вышла из палаты с небольшим металлическим подносом, на котором лежали уколы и вата. Надел я штаны и вату со спиртом положил себе в карман штанов, немного хромая, я стал двигаться по палате к выходу, на часах был уже обед, но я не стал идти в столовую обедать, несколько сырков и кефир были у меня в пакете от матери, которые она мне принесла недавно в больницу.
  
  - Ты куда? - спросил меня пенсионер.
  
  Не оборачиваясь, я ответил:
  
  - Пойду на балкон, подышу свежим воздухом. Пенсионер видел из палаты выходящего меня, который в рубашке уже был нараспашку, на мне не было золотого крестика и цепочки, все это я оставил дома, не разрешили в палате носить из-за возможности быть украденными лежащими больными, как мне объяснила медсестра дежурная. Поэтому мне нужно было приобрести крестик любой, даже чтобы был деревянный на груди.
  
  Немного двигаясь вперед медленными шагами от больного укола, который в этот раз был для меня первым, я прошел палату под номером 6. В странной палате была открытая дверь, и там больше было больных разного возраста, которые лежали: несколько пенсионеров и пара молодых парней в возрасте 25 - 30 лет на внешность. Странный парень вышел в шортах джинсовых до колен и белой футболке. На шее крестик серебряный был. Высокий рост его и телосложение плотное мне показались странными, что я не оборачивался, когда он прошел мимо меня в сторону столовой. Мне приятно стало, когда я вошел на балкон с видом на лес смешанный, в котором росло много больших берез и рябин молодых. Дальше сосны с небольшими стволами были и невысокая трава зеленела в лучах солнца, которое светило на все, что росло за решеткой, которая была коричневого цвета на окне балкона. В углу лежал пакет под мусор черного цвета, на полу балкона, на котором много было грязных пятен на плитке дешевого пола и стеклянная банка стояла небольшая с окурками, которые все курили и бросали туда. Ветер на балконе приподнял мне настроение, потому что не было стекол на окне балкона, только деревянная рама стояла без стекла в балконе, окрашенная белым цветом. Двери на балкон тоже были белого цвета, краска которых ободралась, и видно было старую дверную коробку двери. Стоя в проходе, я услышал неизвестные шаги, которые приближались ко мне, и мне стало неприятно, что я не смогу один постоять в тишине и насладиться чудной природой, которую видно через металлическую решетку, висящую на приваренных штырях резанной арматуры, которая виднелась из стен балкона. Я прошел дальше, освободил проход на балкон, на котором было достаточно свободного места.
  
  - В столовую не ходил ты?
  
  - Нет, не голоден, - ответил я горбатившему свою короткую шею новому своему знакомому по палате по имени Роман, который вошел на балкон и остановился рядом со мною, курил сигарету с фильтром, держа ее правой рукой, а не в пальцах, как принято среди любителей курильщиков табака. Немного в черной футболке новый сосед вел себя сдержанно, не любил много разговаривать с больными по своей палате и в коридоре, кроме Женька и молодого парня, у которого прошел синяк под глазом, он вел часто разговор про сигареты, столовую и продукты, которые возможно принести из кухни, которая была на улице в другом краю от больницы, расстояние до кухни было не очень длинным - метров 80. Мне был интересен этот взрослый парень, в душе который был совсем не таким и грозным и плохим, ради статьи уголовной которой он отбывал в больнице свой срок. Прошло больше пяти минут, и появилась моя жена под балконом, она пришла в белой блузке на шее, у нее был серебряный крестик с цепочкой, прежний крестик она с цепочкой заложила в ломбард, когда не было денег у ее матери на продукты и оплату квартиры, это потом стали всем раздавать мелкие займы и кредиты до 30 000 рублей от коммерческих банков под проценты, начиная с 2012 года. Мне показалось, наверное, что моя жена пришла ко мне, на ней была юбка длинная в сборку, как гармошка, внизу она была широкая, а на бедрах узкая, цвет материала был плотный, и светлый цвет волны морской похож на голубой. Сумочка через плечо ее белая мне сильно запомнилась, прическа каре и коричневый волос с отчаявшимися глазами, на которых была растекшая тушь от, видимо, слез, которые появились, когда она меня увидела на балконе за решеткой. Мне не поверилось, что я вижу жену. В руке левой она держала пакет небольшой, в котором было, наверное, как я подумал, продукты для меня в больницу. Мне можно было временно забыть про вождение машины и работу, зная, что кредит стал медленно возрастать по процентам и неизвестно, что будет для меня после выздоровления в больнице этой странной, в которой каждый старался узнать про меня, как моя личная жизнь, где работаю и какая зарплата, где живу и родители в доме вместе живут или отдельно, милицейский допрос был похожим для меня, но среди сотрудников милиции были только изменены герои и апартаменты происходящей сцены - это больные из одного отделения. Сосед по имени Роман докурил сигарету и положил ее в банку, которая стояла на окне, развернулся и вышел с балкона, - сделал мне одолжение, чтобы я пообщался с женою.
  
  - Привет, карапуз! Мне сказали, как можно пройти к балкону, на котором ты меня можешь увидеть, сегодня неприемный день и посетителей не пускают в отделение, - ответила мне жена, которая была очень сильно худая, переживала за меня.
  
  - Привет, как ты меня нашла? - ответил я с грустными глазами и пересохшим ртом, мне всегда не хватало слюны, и перестали чесаться губы, когда я волновался.
  
  - Мне в приемном отделении сказала медсестра, где тебя можно найти. Тебя кормят здесь в больнице? - спросила меня она, лицо которой было грустное, и она не показывала свою печаль.
  
  - Да, кормят нас. Я так рад, что ты пришла ко мне. Всегда тебя хотел увидеть здесь, но не мог, - ответил я своей жене, которая стояла внизу.
  
  - Мне так неприятно, что ты здесь! - громко ответила мне жена.
  
  Ближе подойдя к решетке балкона, я протянул веревку из шпагата, которая лежала на балконе, которой часто все пользовались больные, когда в отделение нельзя было прийти и передать алкоголь, пиво, неприемные дни которые были для гостей. Жена подошла, взяла край веревки и белый пакет цвета слоновой кости, обмотала за ручки шпагатом и завязала. Медленно я стал тянуть веревку наверх, чтобы возможно было поднять пакет с продуктами на балкон. Мне было интересно, что она принесла мне. Вот рукою правой я достал пакет и стал шпагат развязывать, который был на два узла завязанный.
  
  - Там я купила тебе шорты и летние тапочки. Еще шампунь, мыло и бритву для бритья, - ответила жена мне и подошла к балкону близко.
  
  - Но здесь сок еще и рулет с пряниками и полотенцем, - ответил я и стал улыбаться ей.
  
  - Не было денег у меня, все, что возможно, я купила тебе в первый день. - Голос ее был серьезным, и я видел, как она переживала за меня сильно, что сдерживалась и не плакала, ее длинные руки имели блестящие часы, которые сверкали в лучах солнца, с браслетом вокруг руки который был.
  
  - Спасибо, что ты нашла меня здесь, хотел позвонить тебе, но не было мобильного у меня телефона, кажется, сильно я отравился дома у отца, память полностью пропала от неизвестного лекарства, - ответил я ей и держал пакет в руке левой крепко за ручки.
  
  - В другой день я приду с сыном, теперь я знаю, где ты лежишь, - ответила мне жена.
  
  - Все, пока, карапуз! - крикнул я ей через решетку балкона больницы, которая нас двоих разделяла на маленькое время, в отличие от других больных, которых я уже знал в отделении, и, может, стали они моими хорошими учителями в этой больнице, чтобы задуматься, что в будущем меня могло еще ожидать в этом городе и дома. Жена медленно уходила от балкона и мне ничего не говорила, только оставляла мне свой взгляд на расстоянии в 10 метров. Не хотела мне ничего напоследок говорить, только скрывала падающие слезы на своем лице.
  
  - Кушай там, я обязательно приду к тебе еще! - ответила она мне и ушла, шагая широким шагом по тротуару из разбитого асфальта, через который виден был старый щебень, размытый дождевой водой и многими проходящими годами прошлого времени этой больницы и прилегающего к ней двора, по которому можно было прогуляться только посетителям больницы. Я вышел с балкона с пакетом в руке, не спеша прошел палату, из которой часто сегодня слышен звук радио, маленький приемник громко играл песни знакомой радиоволны, но по памяти я не мог определить ее название. Высокий парень в белой футболке мне повстречался в коридоре, на котором были надеты шорты из джинсового материала.
  
  - В какой палате ты лежишь? - спросил незнакомый меня парень.
  
  - В третьей, а что? - ответил я ему.
  
  - Лицо мне твое знакомо, - ответил он мне.
  
  Продолжая дальше идти по коридору, я не стал долго с ним стоять и стал дальше направляться в свою палату, оглядываясь в сторону дежурной медсестры, которая сидела уже другая в этот день и смену на вахте в коридоре. Войдя в палату новую свою, я увидел, как пенсионер спал под летним одеялом, а здоровый парень по имени Роман слушал небольшой приемник, который он положил у себя на тумбочке с длинной антенной. В палате играла музыка, и ему было приятно, как проходит этот день в окружении новых знакомых по палате, к числу которых я отношусь. В тумбочку я положил пакет свой, который принес, и посмотрел на Романа, который слушал музыку.
  
  - Это к тебе жена приходила на улице?
  
  - Да, жена с трудом нашла балкон, - ответил я ему и присел на кровать свою.
  
  - Сколько тебе здесь еще лежать?
  
  - Две недели, врач сказала. Елена Алексеевна, которая в кабинет к себе вызывала перед этой палатой, так мне сказала, - ответил я Роману, который достал из тумбочки апельсиновый сок в зеленой коробке и стал пить большими глотками.
  
  Кровать у него стала скрипеть, что ему неприятно было пить и он поставил коробку емкостью 1,5 литра на пол. Я прилег на кровать и стал смотреть в окно с решеткой, в котором было открыто немного маленькое окно, похожее на форточку. Синие мои штаны сильно пахли потом и испарением моей мочи из-за того, что я не ходил в душ и не мылся. Я был похожим на больного старика, которого выгнали из его же дома, который он построил, когда была возможность быстро построить в свои годы на любимой должности, на которой он работал в городе. Роман встал, пока я смотрел в окно на соседнее окно туалета и странную палату, в которой лежали женщины, но их не видно было, только когда окно одно открывалось, можно было рассмотреть через 50 метров лицо фигуры, которое похоже было на девушку из женского отделения соседнего. Маленький приемник Роман взял и в руке правой принес к моему окну, у которого я лежал на кровати, а у соседней кровати без матраса стоял стул деревянный, и его спинка высокая была бы удобной, если бы в нем можно было сидеть посетителям палаты, - так я подумал, когда стал на этого здорового по телосложению парня в возрасте смотреть косым своим взглядом.
  
  - Пускай радио играет здесь, рядом с окном! Не будет ночью тебе приемник мешать, если мы его не будем выключать? - спросил он меня, лицо его было немного в дырочках от оспы или ветрянки, а глаза похожи были на волка.
  
  - Мне не будет мешать, музыка не мешает спать ночью, - ответил я ему и посмотрел на его фигуру, у которой мышцы спины сильно были развиты, видно, он был спортсменом в прошлом времени, а шея недлинная была и широкая, ягодицы накаченные, и шаг был уверенный, не шатающийся по сторонам, как у многих больных. Мне он не понравился сразу со своим пронзительным взглядом. Что можно было про меня сказать, я даже не знаю, но я мог пробежать 25 километров ночью без еды, по влажной почве, среди растущих деревьев и кустарников, в резиновых сапогах, также мог залезть на любое здание и дерево относительно своего развитого телосложения, неплохо мог стрелять из лука и арбалета блочного с оптическим прицелом до 100 метров. Наверное, я представлял определенную угрозу не этими способностями, а теми знаниями и записями, которые я имел дома у себя, когда работал на строительстве городской дороги шириной в 14 метров и длиною в три километра вдоль набережной под названием Массалитинова и объемами, которые у меня были все на строительство по основанию из шлакового щебня фракцией 40-70 мм и нижнему слою плотного асфальта, который был уложен мною на этой дороге в период с 15 апреля 2011 года по 11 сентября 2011 года.
  
  Сосед пенсионер проснулся и посмотрел на свои часы, которые у него лежали на тумбочке вместе с кружкой и очками с газетой. Встал он с кровати своей, и заскрипели все ножки из металлических трубок и пружин с сеткой под матрасом. Обул свои тапочки и направился в коридор из палаты.
  
  Роман прошел от окна и лег на кровать снова, задрал свою ногу левую и стал слушать песни по радио, смотреть в потолок палаты, который ничем не отличался от той общей палаты, в которой я лежал недавно, кроме окрашенных стен другой краской.
  
  - Пойдешь ты в столовую?
  
  - Да, пойду, - ответил я Роману, который лежал на кровати и снова стал пить сок из коробки, которая стояла на полу.
  
  Приближался вечер, который я не очень всегда любил, к нам зашла медсестра, которая проходила по коридору и сказала:
  
  - В столовую на ужин всем пора идти! - Ее голос был странным, словно она ходила по палатам и проверяла тех, кому делала уколы в этот же день. Я поднялся с кровати и посмотрел на кровать пенсионера, мне стало страшно, что на пенсии этот человек в таком возрасте оказался здесь, в этой больнице.
  
  - Пойду в столовую, - ответил я лежащему Роману, который продолжал пить сок и слушать музыку.
  
  В столовой за собранными столами в ряд сидели на скамейках уже бывшие больные и ели картошку мятую с подливой и котлетой из своих металлических тарелок. Некоторые стояли в очереди у окна, из которого выдают ужин. Я взял ложку и тарелку на столе, который стоял отдельно с чистой посудой, и прошел в очередь, в которой был среди знакомых и Серега, который читал в своей палате книжку, и молодой Роман, у которого синяк под глазом уже прошел.
  
  - Привет всем! - ответил я своим знакомым.
  
  - Привет, - ответил Серега мне из первых, кто стоял у раздачи тарелок из рук повара и небольшого окошка.
  
  - Там, в актовом зале, телевизор настроили, приходи в карты поиграть, - ответил Роман незнакомому для меня парню, который стоял в белой футболке, с серебряным крестиком на шее.
  
  Мне показалось, что больше становится знакомых тех, кто имеет здоровый и рассудительный мозг в своей голове. А остальные больные либо не приходят на ужин и кушают свои продукты, либо их выписывают в другую больницу, которая через дорогу находится от психбольницы 10. Название соседней больницы номер 11 "Неврологический лечебный пансионат Воронежа", который не изменился, и название его не изменилось, и там еще хуже условия и здание в плохом состоянии, требующее ремонта и привлечения внимания общественности со стороны властей с пожертвованиями на ремонт, хорошее питание, если город решили назвать городом культурным. Пансионат, который имеет значение больше как приют для бездомных пенсионеров и больных, которых бросают собственные дети и отказываются от них. Долго мне не пришлось ждать, и я взял тарелку с едой из картошки с котлетой и жареной подливой на морковке. Пройдя подальше от края стола, я присел на скамейку ближе к коридору, которая была, на ней сидели некоторые пенсионеры, которых я часто видел в разноцветных пижамах гуляющими по коридору днем. Толстый врач-психиатр в белом халате прошел по коридору, на котором были брюки темные и туфли, также с лысой головой и большими глазами в очках круглых я его запомнил, когда ел за столом. Этот лысый врач элегантного вида мне сильно запомнился за столом среди больных, с которыми я ел. Один парень немного потрясывал головою своей, когда клал себе в рот еду, и его взгляд был растерянным и испуганным за столом. Вспоминая священника, который приезжал освятить отделение, я так и не понял его причину приезда, знаю только, что я его в 2012 году приводил к себе домой, а затем привел его к калитке своего соседа, но не того, который на большом джипе за 3 500 000 рублей приезжал к своей гражданской жене с ребенком, которая работала в ООО СМУ 10 бухгалтером на асфальтовом заводе, а уже другой сосед, который приехал из северного города нашей страны и поселился на месте Игоря, который был отставным офицером ФСБ, а жена его гражданская с сыном маленьким переехала в другое место, в квартиру, которую он купил в городе, и занимался доставкой шлакового щебня из города Липецк, который у меня записан в дневнике, в котором я записывал все дни, какие работал и проживал в любимом городе, начиная с 2007 года. Игорь был другом и партнером директора по фамилии Баринов В. И., который имел асфальтовый завод небольшой, на котором мой уже бывший директор, на которого я работал больше шести лет после завершения строительного вуза, с 2002 года, приобретал асфальт мелкозернистый и плотный по марке, и мы из него асфальтировали, начиная с 2005 года по 2010, улицы под названием: Беговая, 45-ая Стрелковая дивизия, Ленина, Брусилова, Платонова, Советская, некоторые благоустройства многоэтажных домов, которые строились. Все ремонтировалось, и всем было приятно работать, всегда после дня строителя, который отмечался в городе и в нашей организации. Но время изменилось быстро, как за мною стали наблюдать бывшие знакомые директора и Игоря в городе, а также бывший начальник участка из фирмы ООО "Ремстройдор", как я вспоминаю, сидя уже в 2013 году за столом уже в психушке 10. Вспоминая, как я на мать свою переписал дом в 260 метров квадратных жилой площади, а через три года попал в психушку 10 по причине, как мне Женек рассказал, что меня заказали умышленно с целью отравить и задушить в дурдоме. Но я еще не мог определить человека, который должен был выполнить заказ в дурдоме свой, чтобы меня возможно было задушить, также не мог определить заказчика задания, который меня заказал, только бывший друг по фамилии Трибунин Виталик мне поведал с другом Серегой Шило, что директор Баринов меня заказал, когда я уволился из ООО СМУ-8, а брат Сереги Шило прослушивал мобильные переговоры директора Баринова В. И., когда искали отмывку денег в городе, которые партия "Единая Россия" в 2006 году перевела в город, больше 600 000 000 рублей на ремонт и восстановление дворовых переездов и улиц городских из федерального бюджета с целью город сделать красивее и лучше, нежели он оставался грязным, с пьяными дворами и небольшими киосками и павильонами, трамвайными путями неубранными в городе, по которым уже давно не ездил трамвай, а прилегающие автодороги к городу были узкие и разбитые, по которым трудно было проехать потоку автомобильному, выполняя транспортировки грузовые в другие города. Торговый город Воронеж стал ремонтироваться медленно и преображаться в красивый город с торговыми площадями в новых построенных торговых центрах высотою в три этажа, и много появилось тротуаров в городе из плитки тротуарной, дороги городские немного расширили и снесли киоски, построили мост под названием "Чернавский", ближе к 2010 году его реконструировали, и автодорога длиною 3 километра построена была по набережной под названием "Массалитинова", на которой я работал, сыпал шлаковый щебень и укладывал асфальт нижнего слоя толщиной шесть сантиметров по крупному шлаковому щебню фракцией 40-70 мм в 2011 году, после которого меня выгнали из организации ООО "Ремстройдор" под руководством начальника участка, имеющего фамилию Кислый Максим, который после 2012 года тоже уволился и перешел в начальники охраны при администрации города и стал ездить на автомобиле марки джип "БМВ 3" голубого цвета, имея звание в отставке майора неизвестных для меня тогда родов войск, подумал я за столом в психушке 10, доедая мятую в этот раз картошку из военной металлической миски.
  
  - Карандашов, к тебе мама пришла! - крикнула мне из коридора медсестра дежурная.
  
  Мне стало неожиданно все услышанное, и я вспомнил, что мать приходит один раз в два дня, чтобы проверить мое состояние здоровья и лечение врача, за которым я был закреплен в отделении. Мне быстро пришлось собрать посуду за собою и ложку, которой я ел, и пойти отнести все на стол, на котором стояла уже использованная посуда. Женек был в коридоре, и ему было приятно, что можно было приходить в гости в любую палату и совершать непьяные посиделки, а выпивать иногда пиво из стеклянных и больших пластмассовых бутылок и слушать музыку через наушники, которые ему принесла мать в прошлый раз, чтобы он не скучал с молодым парнем по имени Роман, с которым они часто ходили по коридору и сидели в палате, в которую их вместе перевели, и выпивали понравившиеся напитки, слушая радио. Пройдя быстро в свою палату, в которой тоже звучало радио громко и лежал пенсионер на кровати, в этот раз он держал странную книгу, а большой Роман спал весь день в этот раз. Грязные вещи, такие как тапки, я отдал своей матери, которые были с красным крестом, а в тех, которые мне принесла жена, стал ходить, надел на себя серые шорты и в пакет белый положил тапки со штанами спортивными. Стоя наклонившимся у кровати, я заметил, что моя ложка так и лежит за тумбочкой, у плинтуса, которая должна меня спасти, если вдруг меня задумают задушить. Встав и выпрямившись во весь свой рост высотою 178 см, я взял пакет и направился на выход палаты 3, из которой должен быстро прийти к матери, которая стоит в отделении в месте, где стоит деревянный стол с двумя скамейками для посетителей отделения и родителей тех больных, которые лечатся в отделении номер 1. Прошел я некоторых больных, которые стояли в коридоре, и некоторые оставались в столовой, сидели за столом, обедали не спеша, много кусочков хлеба осталось после обеда на столе, которые не доедали больные всегда. Подойдя к стеклянной кабинке, в которой сидела молодая медсестра с черными волосами и прической каре, я ей сильно запомнился.
  
  - Можно двери открыть, там меня пришли проведать. Недавно вы мою фамилию называли, - ответил я медсестре, держа пакет в левой руке.
  
  - Сейчас открою, но недолго! - громким голосом ответила она мне через открытое окно небольшое из стекла.
  
  Вышла девушка в халате белом, на котором можно было рассмотреть ее трусы белые, видно, они были очень дорогие, если она их показывала на себе, материал халата был тонкий, и приятно было на нее смотреть сзади.
  
  - Выходи, позвонишь тогда, на дверях этих внутри висит звонок! - ответила она, не улыбаясь мне.
  
  Мне показалось, что она все про меня уже знает и изучила мою историю болезни и лечение, слишком она была шустрая и закончила, наверное, медицинское училище, подумал я. Двери деревянные я открыл и вышел в узкий коридор, в котором было тихо и не слышно было шума больных и вылеченных, некоторые студенты стали по утрам приходить в отделение, с какой целью, я еще не знал, но они были из медицинского института и проходили практику в этой больнице, как я потом узнал у своего уже друга по отделению Женька и Сереги, которого я встречал в столовой часто, в очереди стоя за своей порцией и с тарелкой. Мать сидела за столом деревянным на скамейке и ждала меня с уставшим лицом, пакет с продуктами у нее был в руке и лежал на скамейке.
  
  - Привет, ты на работу едешь?
  
  - Привет! Нет, сегодня я выходная, - ответила мне мать с уставшим лицом.
  
  Всегда она работала, и я редко с нею общался, она была против того, что мы ругались с отцом и сестрою, редко за столом встречались на праздниках, и на улице летом я никогда не поливал огород, никогда не старался дружить с отцом после скандалов, потому что я чувствовал вину за свои поступки, которые совершал в порыве провокационных тем, которые мой отец говорил, чтобы критиковать мою семейную жизнь, мои расходы на машину за год и скандальные крики моей жены, которая не сдерживала свою критику в отношении моего отца и разными его называла плохими словами, которые имели правдивые основания для его названия. Самые запоминающиеся названия были придуманы моей женой такие: "хромоногий", "овощ" и "бандера", все слова, сказанные моей женою, были потом моим отцом отомщены в виде телесных побоев, на которые даже участковый не приехал, когда жена вызывала его в дом после драки. Моя жена была заложником семейной жизни и терпела все ради счастья детей, любви к мужу, а мужем был я, который не мог защитить ее и ее очаг семейный, который она создавала годами и берегла для нас и наших детей. Я все фотографии, которые она делала со мною и детьми, смотрел и берег в своем телефоне и компьютере, мне показалось, что она меня сильно любит и бережет, чтобы наша любовь была как раньше и нами никогда не забывалась. Как мы терпели беды, связанные с бедностью и мелкими кредитами, обманом некоторых поступков, которые делали мои родители, чтобы моя жена не смогла даже прописать сына вначале у меня дома первое время, когда я подарил своей матери дом, а мог бы его обратно вернуть себе, быть владельцем и выгнать или отца за все побои, которые он совершал с матерью моей, которую тоже иногда бил по лицу кулаком и рвал на ней одежду на третьем этаже дома, в котором они жили, когда я за год до психушки жил у себя дома с некоторыми умышленными моим отцом скандалами и сестра все часто эти скандалы против моей жены поддерживала, старалась мою жену выгнать также из моего дома, который уже не стал моим домом, а был мною глупо подарен моей матери для долгого и нераздельного хранения. Время проходило быстро, и вот теперь моя мать сидит в психушке 10 и принесла мне продукты, а жена принесла недавно некоторую одежду, в которой я сейчас встречаю мать в отделении, а так и не стал я выпускником академии правосудия, которую должен был закончить в 2013 году, а ее стены сменил на стены дурдома, но теперь я знаю правду, с какой целью я попал в дурдом.
  
  - Ты принесла продукты? Возьми пакет этот, там мои тапки и штаны, положи у себя дома, я потом приеду домой, заберу себе, - ответил я, передал матери пакет с одеждой грязной, а продукты в другом пакете я взял себе со скамейки и положил на пол, не спеша сел на скамейку за стол и положил две руки свои на него.
  
  - Как вас здесь кормят, плохо? Ты похудел, твоя жена иногда мне присылает разные плохие сообщения, - отвечала мне мать и делала смеющийся взгляд на меня и улыбку, тоже не очень смешную.
  
  - Не отвечай ей на сообщения. Она злится, что ты ее выгнала со второго этажа, а отца моего поддерживаешь за его драки и скандалы, - ответил я своей матери, находившийся в худом состоянии и имевший желтый цвет лица, на голове примятые волосы и не расчесанные расческой, которой у меня не было.
  
  - Я ненадолго пришла, что у тебя со здоровьем?
  
  - Все нормально, уколы колят странные, от которых у меня пропал дар речи на сутки, - ответил я и смотрел на угол стены, боялся, что меня могут услышать из-за громкого разговора.
  
  - Эти уколы я принесла, которые врач твой лечащий тебе назначила. Ходила в аптеку и по рецепту купила! - ответ моей матери меня морально сбил с ног, что я смотрел на нее большими и удивленными глазами.
  
  - Это как ты купила?
  
  - Просто нужно было их купить, тебе было плохо, память не возвращалась к тебе, мне так врач сказала.
  
  - Но врач - женщина такая загорелая, она жена заведующего отделением! - возмущённым голосом я матери своей ответил, что она не смогла мне найти ответа.
  
  - Давай я пойду уже домой, там мне надо рассаду полить в теплице, - ответила мне моя мать и встала из-за стола, взяла пакет мой с грязными вещами и сумку свою коричневого цвета. - Тебе жена привезла шорты и шлепанцы?
  
  - Да, она, - ответил я ей, и на лице матери увидел небольшую грусть.
  
  Я понимал, что она меня по-прежнему любит как маленького сына, которого наказывает жестоко судьба за его поступки, которые он раньше совершал, а психбольница было первым его или моим испытанием в городе Воронеж, в котором я больше шести лет работал асфальтобетонщиком в фирме частной, друг директора, у которого я работал, поселился через стенку жить в соседней половине проданного дома, повод приобретения жилья не был мною так и доказан для себя, имея асфальтовый завод и машину дорогую, я так и не понял, почему он поселился временно за моей стеною из газосиликатных сложенных блоков, в комнате, в которой я долгое время жил на скрипучем и бордовом диване.
  
  - Ладно, еще увидимся! Пока, - ответил я своей матери и взял пакет с продуктами ее с пола.
  
  - Все, пока! - ответила она и ждала медсестру, которая должна была прийти с ключом и открыть двери изнутри, чтобы моя мать вышла из отделения.
  
  Я шел и не хотел уходить в палату, я сильно любил мать свою и жену с ребенком. Но через десять минут я был уже снова в той жизни больничной и шуме с больными и медсестрами, которые ходили по палатам и делали уколы и капельницы, лечили и делали свои заключения над здоровыми и больными пациентами больницы. Пройдя по коридору широкому, я видел пустые столы после обеда, за столами сидели некоторые больные, которые долго, больше месяца лечились, возраст их был больше 45 лет, и они играли в игру "Домино" и разгадывали кроссворды в газетах. Я это знал хорошо, потому что иногда сидел за столом и отвечал на вопросы одного теста, который мне дала медсестра для дальнейшего ознакомления с моим характером. Войдя в палату, на пути меня остановил громким голосом парень, он крикнул:
  
  - Привет, есть что выпить из прохладной воды? - Его голос был с высоким тоном и мне показался знакомым.
  
  С пакетом я развернулся, когда в палате 3 была открыта дверь и играла музыка, а пенсионер снова читал газету уже другой, наверное, редакции, большой Роман спал, накрывшись простыней с головою, что его не было видно, только сок стоял его в зеленой коробке уже на тумбочке в большой коробке.
  
  - Привет, а какая тебе вода нужна: холодная? - спросил я парня, который был с серебряным крестиком и в джинсовых шортах.
  
  - Минералка есть у тебя?
  
  - Да, есть в пакете! Вот бери, угощайся, - ответил я ему и из пакета вытащил воду емкостью 1,5 литра в бутылке пластмассовой.
  
  Парень открыл бутылку минералки холодной и немного облился, газы накопились под крышкой, и они сильно стали шипеть. Парень забыл, как его имя, и дал мне совет один после выпитых глотков:
  
  - Благодарю тебя за воду! Я слышал, к тебе жена приходила. Тебя что, она отравила дома у тебя, если мне сказали, что ты потерял память дома?
  
  - Да ну, жена меня не могла отравить лекарством дома, - ответил я своему новому знакомому, который был в соседней палате, его вид был тоже нехудым, но он был мне ровесник по годам, и выправка его была похожа на выправку служивого офицера.
  
  - Если будешь с женою жить дальше, еще сюда приедешь, бросай жену, находи себе другую девку, - ответил с высоким взглядом знакомый мне.
  
  - Зачем мне бросать жену, ты какую-то глупость мне говоришь.
  
  - Смотри сам, - ответил мне парень и пошел дальше по коридору к столовой, походка его была необычная.
  
  Войдя в палату, я прошел к своей кровати и открыл тумбочку, в которую поставил открытую воду и пакет с некоторыми продуктами из сырков, кефира и йогурта, с несколькими соками емкостью по 0,5 литра. Прилег на кровать в шортах и задумался, на ногах у меня были черные носки. Двери немного тумбочки стали скрипеть, я постарался ее быстро закрыть, лежа на кровати. Музыка играла в радиоприемнике, но большой Роман спал, как я понял, глядя на него. Никуда я не старался больше ходить, что-то ожидал плохого. Наступила ночь, днем я не пил таблетки, а часто ходил в туалет, разговор у меня появился снова, я мог разговаривать, и онемевший язык, который я не чувствовал во рту у себя от странных уколов, которые моя мать купила по рецепту лечащего врача, у меня прошел, онемение языка исчезло, и дар речи появился заново. Заканчивалась вторая неделя моего лечения в этой палате, уже лежа на кровати я задумался, а соседи все спали. Мне было печально, и я стал немного плакать, слезы катились по моему лицу неожиданно, мне казалось, что я никогда не вылечусь, мне будет обидно всегда лечиться в психушке или принимать лекарства от участкового психиатра, к которому придется ходить по разным письмам, которые будут присылать мне на почтовый адрес из казенного учреждения города Воронеж, который находится на улице Некрасова под названием неврологический диспансер городской. Еще немного - и я стал успокаиваться, перестал плакать лежа в шортах и вспомнил про друга Женька, который мне порекомендовал приобрести книжку под названием "Вудди, вы гений", и ее я стал держать на тумбочке своей, немного только прочитал страниц. Подушка для меня показалась не такой твердой, но и не мягкой. Когда создаешь собственную семью, стараешься, чтобы все было хорошо в ней, бываешь часто обиженным одним из членов семьи, но потом перестаешь психовать и прощаешь обиды. Наступила ночь, и я заснул, только снял с себя шорты и носки, а потом лег в футболке синей, жена мне еще принесла деревянный крестик, который я надел на свою шею, на черной веревке он был. Накрывшись тонкой простыней, я заснул и недолго был в покое спящем, как музыка играла громко, и на мгновение я проснулся, лежа на боку правом спиною к окну, на котором снаружи была решетка. Нагнувшись на высоте в один метр, сгорбатившись, крался тихо большой Роман к моей кровати рядом с играющим радиоприемником, его голова была повернута ко мне, и он смотрел на меня, а его руки поднятые были перед ним две, чтобы быстро мне вцепиться в шею и, видимо, задушить меня, как этого захотел неизвестный заказчик, который, видно, жил через стенку нашего дома под именем Игорь. Я открыл глаза быстро, и свет ночного неба с луною показал большому соседу Роману, что я не сплю, и тогда он остановился перед приемником и затаился, не опуская руки две, а его пальцы были с ладонями немного повернуты к полу и расставлены по сторонам, он похож был на пианиста, только пианино не было и кресла под ним. Испугался я сильно так, что сбилось у меня дыхание, которое меня испугало. Я выпрыгнул из кровати на пол в трусах, и моя ложка с твердой ручкой была спрятанная под тумбочкой, я мог быстро нагнуться и ее достать, чтобы ручкой металлической защитить себя и ударить большого соседа в глаз или в шею сбоку. При таком ударе и попадании я бы смог себя на несколько минут защитить, перед тем как выскочить из палаты, которая изнутри никогда не закрывалась на ключ, потому что не было замка на дверях. Большой Роман сильно задумался, немного поменял позу и подошел еще на один шаг к радиоприемнику и протянул правую руку, чтобы его приглушить тише.
  
  - Громко музыка играет, ты че встал?
  
  - Да че, спать передумал, пойду в туалет, - ответил я ему спокойным голосом.
  
  Роман выпрямился в черной футболке и передал мне на вытянутой руке что-то странное.
  
  - Это что?
  
  - Бычок выкинь, если ты в туалет идешь, - ответил мне он не очень довольным голосом.
  
  Взял я его бычок из его правой руки и прошел мимо него и спящего пенсионера. Двери не скрипели в палате, но через щели дверные видно было, как свет падает из коридора, в котором горели лампочки на потолке. Лампочек было много, что только одна дежурная медсестра, я думал, не спала на посту в стеклянной кабинке у общей палаты и туалета с душем. Окурок я выбросил, зашел в туалет и там его выкинул в унитаз, немного отлил, вышел из туалета, пол в котором был так сильно вымыт, что блестели старые плитки на нем керамические, а медсестры не было на посту, а сидел странный мужик 45 лет, коротко постриженный, он был медицинским братом, как потом наутро на балконе мне Женек рассказал. Все было странным методом спланировано так, что если бы меня задушили в палате, то нельзя было бы доказать, кто это сделал, и тогда сосед новый, который приехал из северного города и купил часть дома у Игоря, стал перекрывать крышу красной металлической черепицей, в то время как меня отец отравил на третьем этаже нашего дома странным лекарством, работая в охране Советского района вневедомственной. Но секреты я только начинал сам узнавать и разгадывать, только поздно, чем сам хотел это сделать еще раньше, до знакомства с моею женою. Наутро я услышал разговор странный, который был похожим на того парня, которому я отдал бутылку минеральной воды с серебряным крестиком.
  
  - Нужно проверить его, кто он, может, он подпольный миллионер и торговец наркотиками! Может, все это шутка, придуманная нашим человеком, - отвечал знакомый голос через открытую дверь, которая была открыта в палате номер 3.
  
  Мне казалось, все стали в больнице против меня на одном поле войны, на котором я остался один на один со своим страхом и мечтами, которых не очень много уже осталось. Я посмотрел на двери лежа, пенсионера не было в палате, а Роман большой ушел тоже из палаты, проходил действительно тот парень высокий с серебряным крестиком на шее, мне повезло, что я ночью проснулся и не был задушен этим странным больным, который, видно, и не был больным, а убивал больных в палате, как на зоне или в тюрьме. После я увидел, когда большой Роман переодевался в другую белую футболку в палате, что у него на плече татуировка, посвященная русскому национальному единству, сокращенно "РНЕ", на плече еще изображение орла немецкой армии "СС" под названием "РНЕ". Намек такой мне сделал окурком большой Роман, что он меня должен был наказать ночью, но я проснулся и ему помешал, за это он меня не стал убивать. Потом, через пару дней, Женек мне напишет предложение на обратном листе книги, которую он мне посоветовал прочитать из библиотеки больничного отделения. Что мне повезло выжить в больнице и я должен радоваться этому случаю в своей жизни, после которого я должен в своей болезни стать еще счастливее и вылечиться, выйдя на свободу свободным. Что-то похожее на игру со мною в жизни стало происходить, и в игру стали играть уже серьезные личности, которые сами стали мне намекать, что игра уже идет несколько лет, а я ее не хочу замечать в своем городе, в котором я учился и работал долгое время на красного вора, но потом пренебрег его милосердием и его покинул с его дорожной организацией, жестоко уволился и не попрощался.
  
  Глава 8. "Палата номер 5"
  
  Прошла еще вторая неделя, время приближалось к моему завершающемуся выздоровлению. На заднице моей было много синяков от уколов, а капельницы закончили мне делать медсестры первого отделения. В одно утро к нам в закрытую палату вошла медсестра, двери не были закрыты на ключ в палате, отсутствовал замок в ней на дверях, и любой мог войти в любую палату, ведь психушка не была санаторием южного города нашей страны. Медсестра громко нас разбудила словами, начиная с приветствия своего. Ее белый халат под утро меня порадовал с ее приветствием утренним.
  
  - Делаем укольчики сейчас, - ответила она мне, когда я на нее посмотрел под белой постелью, которой в этот раз накрывался, оставляя только свою голову, чтобы можно было расслышать песню по радио и храпение соседа пенсионера рядом на кровати.
  
  - Доброе утро, - ответил я медсестре, которая первым делом стала делать укол пенсионеру, который в это время не спал.
  
  - Сегодня вас поведут к главному врачу, который вам дальше назначит выписку из больницы. Кто работает, тому больничный лист напишут с диагнозом, а кто останется еще лечиться, - отвечала медсестра, которая была старше по возрасту меня, и ее внешний вид был симпатичным.
  
  Обычно она всегда стояла в обеденное время у столовой и выдавала лекарство нам, вечером перед сном мы тоже принимали лекарство, но после второй недели нам перестали выдавать таблетки и пилюли с антибиотиками. Витамины в виде желтого драже сменили лекарства. Большой Роман проснулся и из тумбочки достал минеральную воду, которую открыл и стал сидя пить в белой футболке, его вид был уставшим, видно, он по ночам нечасто в последнее время стал спать, сидя на кровати своей, у него из-под футболки виднелась синяя наколка, которая была, наверное, больше пяти лет тому назад сделана на плече размером в 20 см по длине руки от плеча, ее внешний вид был не таким ярким, а скорее светлым. Волосы медсестры мне напоминали о моей жене, которая пообещала приехать с сыном, а теперь, может, я приеду сам, если вдруг меня выпишут после визита моего к главному врачу больницы. Оголенные задницы я чаще стал за две недели видеть мужиков на соседних кроватях, когда им делали медсестры уколы, а о своей жене только у меня были мысли в своей голове. Словно я был в плену, из которого я хотел уже вырваться, из этого плена больничной психушки, и оказаться рядом со своей женою и семьею. Нас связывали воспоминания о любви и слезы от обид моей жены, когда только она начала жить со мною и слышать упреки моей матери и отца, который всегда не хотел работать, а часто дрался с матерью моей и продавал все то, что сам с нею успел нажить и построить. Медсестра ушла из нашей палаты и двери оставила закрытыми. После утреннего завтрака, который состоялся в столовой, из молочной каши на рисе и отсутствия всегда сахара в кашах молочных и супах. Только компот и чай радовал меня, в котором было немного сахара. Меня вызвала медсестра дежурная, именно та, которая была раньше, как я запомнил, в сексуальных трусах женских, которые можно было рассмотреть через тонкий белый халат ее. В серых шортах и синей футболке после завтрака я умылся в туалете, в котором большой Роман успел взобраться на унитаз двумя ногами и там сильно и упорно ожидать в среднем ряду на унитазе с хорошим сливом из бочка на стене своего опорожнения. Его большая задница была округлая над унитазом, что бедра его виднелись из его спортивных штанов, обутый в пляжные тапочки резиновые, он держал свое равновесие долго, пока я не успел быстро сходить в соседний унитаз по маленькой нужде, чтобы его мысли не тревожить в его голове, которую он направил на стену перед самим собою, на которой висел умывальник, и капала с него вода из незакрытого крана медленно вниз. Его белая футболка сочеталась с моим цветом унитаза, в который я мочился, и мне задумалось так сильно поменять струю свою из унитаза, ему случайно на его белую футболку, и припомнить ему ночной окурок, который он меня попросил выкинуть в туалет. Но я опомнился и вспомнил старую бабушку, которая мне дала небольшой совет, когда я к ней ездил в 2012 году в гости и она мне гадала. Тогда я ей пообещал делать только хорошие и благие поступки и дела по отношению к окружающим людям и своим близким. За несколько минут я закрыл двери с обратной стороны коридора, выйдя из туалета с мыслями о благих поступках моих. Пройдя по коридору, я открыл двери актового зала, которые имели две большие двери. Никогда он не был открытым для меня и я там не был. Я там только хотел посмотреть большой телевизор, который стоял в шкафу мебельном на полке, а письменный стол стоял рядом, на котором можно было играть в домино и карты, красные стулья с мягкими сидушками стояли за столом и напротив телевизора, а несколько скамеек стояли вдоль стены, на которых можно было сидеть и смотреть телевизор. Мне было обидно говорить своей жене и матери, что я чувствую лечась в этой психушке и что мне можно в будущем ожидать от ее лечения и последствий неизвестного диагноза. Несколько еще прошло минут, и я оказался за дверями отделения, в которые две недели тому назад заходил с матерью и женщиной по виду из Узбекистана, которая работала санитаркой, а не уборщицей в отделении. Количество бывших больных было из числа восьми, которых сопровождала медсестра, выдающая лекарства в обеденное время у столовой, мы поднялись на второй этаж по широкой лестнице из бетонных порожков или ступенек, среди некоторых ступеней были выбитые некоторые части бетона, словно по ним били зимою ломиком и молотком, я так представил их плохой вид внешний. Стоя на втором этаже, мы зашли по очереди в деревянную дверь, которая была из деревянных досок сбита и окрашена лаком с табличкой небольшой, на ней которая висела, что в кабинете находится администрация больницы и главный врач ее. Наверное, после такого лечения, которое в психбольнице проводят врачи и пациенты разного класса и состояния по здоровью, я бы на месте главного врача попросил установить охрану по периметру забора больницы и поставить видеонаблюдение на ворота и калитку в больницу с автостоянкой для врачей и посетителей сделать, зная, что больница служит также и испытательным местом для разных заключений медицинских и диагнозов врачей, которые все записывают и хранят в базе данных на любого больного и клиента будущего для производственного кабинета казенного учреждения неврологического диспансера, теперь уже ставшего известным на всю страну своими иногда глупыми диагнозами, которые иногда нужно доказывать о неправильных заключениях в судебных исках против психиатров и читать статью, как можно получить на руки не историю болезни, которую не выдают в больнице, а эпикриз на лечение пациента согласно закону о защите прав больного в РФ. Мне показалось, что главный врач надо мною посмеялась, когда я у нее в кабинете сидел и отвечал в письменной форме, как мне чувствуется лечение в отделении, в котором я лечусь, и как мое сознание с мышлением реагируют на нарисованные картинки на анкете, которую я должен буду заполнить, чтобы ответить на написанные вопросы психиатром, чтобы по моим ответам на его вопросы главный врач могла написать заключение на мою выписку с больничным листом. Но хорошее от меня быстро отвернулось так, что я ответил в письменной форме на вопросы из анкеты, и главный врач, женщина в возрасте немолодом, привлекательно выглядела в свои 50 лет на вид, мне дала совет обратиться к психотерапевту, который приходит два раза в неделю из казенного учреждения неврологического диспансера на улице Некрасова, который долгое время расположен. Также он имеет отношение к тюрьме и исправительной колонии города или области. За диспансером неврологическим есть частный сектор из частных домов, старые и ветхие постройки, расположены в которых после 1995 года были наркотические притоны в частных домах, в которых продавали наркотики преступные группы лихих девяностых годов. Небольшой домик частный был давно построен родителями директора по фамилии Баринов В. И., который также приезжал со своим сыном и дочерью, в разводе которая была на 2013 год, и все они имели свои личные машины и квартиры с элитной мебелью и занимали тоже нерабочую должность среди своих сверстников и имели высшее образование, которые были ровесниками мне. Везде и всюду бывший директор Баринов В. И. с Игорем и Максимом Кислым могли узнать и проконтролировать переезды на автомобиле моем и места работы мои по своему диплому и образованию, а также и отдых мой со своей женой в городе любимом, в котором я знал любой угол и улицу, в которой продавали поддельную водку и наркотики, снимали квартиры для эскорт-услуг в развитии проституции. Стояли игровые автоматы, в каких павильонах и где были первые ломбарды по скупке золотых изделий и продажа дешевых сотовых телефонов была на улицах в спальных районах города, пока не закрыли ночной клуб "Фламинго, Революция, Феникс".
  
  Вот я снова иду по лестнице в свое отделение, в котором меня ожидает небольшое разочарование. Медсестра мне ответила так, что смысл я понял, когда незнакомая женщина заходила в голубом халате медицинском в отдельную кабинку за столовой, которая по коридору стояла, и недалеко от нашей палаты 3, в которой все продолжал играть приемник с узнаваемой радиоволной. Мне показалось, что я не должен думать про незнакомую женщину в кабинке, которая впервые приехала после нашего посещения главного врача больницы. Все больные бывшие, которые были со мною, пошли по своим палатам отдыхать и продолжать сплетничать в своих палатах про свое уже здоровое, пребывание и выписку из больницы, которым назначили недавно, так как они прошли обследование по анкетным ответам в кабинете главного врача. Обычно вопросы были в анкете, связанные со зрительными фигурами, на которые нужно было найти один из трех ответов. Количество ответов должно было состоять из десяти вопросов, напечатанных на листе с графикой и рисунками. Проходя мимо кабинки, я увидел врача-психиатра по имени Людмила, которая имела на халате небольшую табличку с большими буквами своего имени, написанными на белой бумаге. Ее светлый волос был кучерявый и немного заканчивался на плечах, свисая, прическа с волнистыми волосами ее делала умной и ухоженной, в отличие от медсестер, которые ходили в одних белых халатах и были худыми и некоторые высокими. А эта женщина, видно, работала еще в платном отделении или в частной клинике. Вид внешний ее был спокойным, и она присела за стол обычный в кабинете, в котором стоял стул, на который я старался не обращать внимания своего. Войдя в палату свою, я видел пенсионера, читающего газету, но в этот раз без очков своих в коричневой оправе, а большой Роман оставил на своей кровати пакет белый, в котором у него были некоторые продукты и еще три штуки лежало мороженого квадратной формы, завернутые в бумагу блестящую на его тумбочке. Сам Роман где-то гулял по коридору или был на балконе, в коридоре послышались голоса проходящего молодого Женька и парня, у которого прошел синяк под глазом, по имени Роман, который у меня в начале лечения украл дезодорант и сам после своего поступка мне признался.
  
  - Все, теперь меняем палату, - ответила мне медсестра, стоящая в дверном проходе палаты номер 5.
  
  - А в какую теперь переходить мне? - ответил я медсестре, которая нас водила на прием к главному врачу больницы.
  
  - Я пошутила, вы остаетесь здесь, только новые приходят больные в эту палату, - ответила медсестра мне. - Большой Роман после обеда переходит в другую палату и пенсионер тоже, а на несколько кроватей приходят несколько больных после обеденного времени.
  
  - Ты Карандашов? - спросила меня медсестра, стоявшая в коридоре, и смотрела, как помыли пол в палате под номером 5, в которой я находился, и старалась посмотреть на нового врача в кабинете, которая принимала больных на один час к себе на прием, давая странные таблицы бумажные и рисунки, на которые пациент должен был находить ответ один из трех и правильно отвечать. Так складывалось внутреннее понимание восприятия бывшим больным внешнего мира вокруг него и его отношение эмоциональное, с его характером на окружающий мир и людей, среди которых он может на свободе находиться. Иначе некоторые ответы могут врача заставить задуматься над выздоровлением правильным и принять решение для дальнейшего назначения ряда курсов лечения с медицинскими препаратами, по рецепту которые серьезно могут повлиять на психологическое развитие человека в психбольнице номер 10.
  
  Мне было странным услышать после обеда свою фамилию из коридора, которую назвала незнакомая женщина, которая была психиатром в голубом халате. Стоя у дверей после обеда, она меня позвала к себе в кабинет стеклянный, площадь которого был семь квадратных метров. Набравшись смелости, я поздоровался с ней, сидя в палате на кровати, и медленно поднялся, чтобы пройти из палаты в ее кабинет, в котором она надолго уже не собиралась задерживаться. Первой она прошла в дверь кабинета из пластмассы со стеклом, внутри которая была узкая - шириною 80 см. Не спеша я смотрел на сторону балкона в коридоре и видел там большого Романа, который стоял в белой футболке и разговаривал с парнем в синих джинсах и тоже белой футболке, которого я угощал минеральной водою.
  
  - Присаживайся, теперь будем знакомиться вместе здесь на оставшемся времени курса лечения, которое тебе назначила главный врач, - ответила мне женщина с упитанным лицом и накрашенными губами бордового цвета, в возрасте 50-ти лет и некоторыми морщинами, которые были у нее на лице от работы, которую явно она любила в таком взрослом возрасте. Ей было, наверное, интересно, что и какие у меня мысли складываются в голове. Сидя за столом на пластмассовом кресле, врач мне странно улыбалась, видно, хотела узнать мои мысли.
  
  - Расскажи, как ты сюда попал в отделение и как твое лечение, тебе оно пошло на пользу? - Ее взгляд был для меня странным и вопросительным, словно ее пригласили не врачи этой больницы сюда. В ответ она слышала только мою тишину, которая была в ее кабинете.
  
  - Другой вопрос задам тебе, Рустам. Когда тебя собирается выписать лечащий врач твой Елена Александровна, точно я ее отчества не знаю, поэтому мне должен ты серьезно ответить на мои вопросы в течение курса лечения, которое тебе назначила главный врач этой больницы, - ответила мне с серьезным взглядом эта женщина, на шее у которой был завязанный тонкий платок, скрывающий операцию, которую ей сделали на шее, видимо, была щитовидная железа больная. В руке у психиатра была небольшая картонная стопка прямоугольных карточек, на которых были изображены рисунки с собаками разной породы и фигуры разных геометрических размеров и видов. Цветные рисунки с деревьями и людьми, а также странные рисунки с цифрами, на которых некоторые цифры были плохо нарисованы. Все я за пять минут времени у нее за столом стал рассматривать и не отвечал ей на ее вопрос. Держал свои руки под столом, а на груди у меня висел черный шнурок из толстой нитки, и на нем деревянный крестик большой, словно у меня все забрали за месяц лечения в больнице областной.
  
  - Меня должны были выписать сегодня! - громким голосом я ей ответил и перекладывал карточки из картона на ее столе медленно.
  
  - Возьми ручку, и вот тебе лист бумаги, напиши мне ответы на те вопросы, которые ты видишь на карточках!
  
  - Давайте я вам напишу, но я не уверен, что это влияет на мой диагноз и выписку из больницы, - ответил я ей и взял с ее стола прозрачную синюю ручку шариковую и в клеточку бумажный лист.
  
  На столе лежала фотография полковника милиции, старого деда, которому было по возрасту 65 лет, и весь его немного волнистый и седой волос был заметен на фото, как и его милицейский мундир с погонами.
  
  - Это ваш родственник? - спросил я у женщины, которая фотографию небольшую в деревянной рамке поставила на край стола своего недалеко от себя.
  
  - Нет, это мой отец, он любил свою работу, и мне говорил, чтобы я всегда любила работать по своей специальности, - ответила мне женщина-психиатр, на правой руке у нее были покраснения из-за нервов, наверное, подумал я и промолчал на ее ответ мне.
  
  - Ты закончил строительный институт, я читала твою историю болезни, - ответила мне она, убрала со стола левую руку и отодвинула женскую сумку, которая лежала на столе рядом с толстой тетрадкой, в которой она странное записывала во время моего разговора с нею другой ручкой, уже красивой и имеющей зеленый цвет, с никелированным колпачком и защелкой, которая может зацепиться за одежду.
  
  - Почему меня держат в больнице больше времени?
  
  - Не могу тебе ничего сказать, - ответила мне женщина по имени Людмила.
  
  Глаза ее были большие и круглые, с голубым цветом, а нос немного продолговатый и толстый, щеки немного свисали, и подбородок немного был толстым, а когда она разговаривала со мною, то сильно нервничала, словно хотела узнать у меня странную информацию.
  
  - Мой родной брат был ректором строительного института тогда, когда ты его заканчивал, и я готова всех таких студентов, как ты, которые на двойки учились в нем пять лет, упрятать в эту больницу, чтобы они не позорили имя строительного института в нашем городе, - ответила она мне грубым голосом и ждала мою реакцию в ответ на ее мысль.
  
  - Вот как, я этого не ожидал от вас! Ректор! Получается, я закончил институт в 2002 году и про меня все все знали, как я учился! Я так и не стал директором и начальником участка на строительстве и ремонте городских улиц и площадок, а был пешкой, рабочим, на котором потом стали зарабатывать себе руководители свои миллионы, сделав меня мастером на шлаковом основании и фрезеровании городских улиц маленькой фрезой за маленькую зарплату! - возмущенным голосом и тоном я ответил врачу незнакомому и положил две руки на стол перед собою и перестал писать на листе бумажки ответы по карточкам, которые медленно перекладывал у себя под своим худым и уставшим лицом с длинным носом.
  
  - Ну, так серьезно и скептически ты ответил, - ответила мне женщина-психиатр и встала перед мною, взяла правою рукою мой лист бумаги, на котором была написана моя фамилия, и забрала ручку себе в сумку.
  
  На ее правом кармане я увидел надпись на английском языке, слово в переводе на русский язык - утка. Мои мысли были странные в голове, и я молчал и смотрел на ее поведение, которое она будет делать в кабинете этом, в котором мы находимся.
  
  - Приходи завтра еще на несколько занятий, для тебя это будет последняя неделя и попроси свою жену, пусть сходит в церковь и поставит свечку за твое здравие. Все, до свидания, - ответила спокойным голосом Людмила мне и собирала свою тетрадку с записями и наблюдениями странными.
  
  - Приду, до свидания! - громко ответил я, встал из-за стола и направился на выход через узкую дверь кабинета из стекла и пластиковых рам.
  
  Я пришел в палату свою номер пять, в которой появился незнакомый больной для меня, и его поселили на кровать неожиданно, его внешний вид был похож на человека кавказского происхождения, с коротко пдстриженной прической. Под его коричневыми глазами были темные синяки, и вид его похож был на недоразвитого парня 25 лет на внешний вид. С его и моего взгляда, палата, в которой мы лежали, стала больше казаться заключением под домашнем наблюдением не родителей, а врачей, фрукты с соком на его кровати и тумбочке не переводились, и всегда с добротой относились к нему медсестры, которые ему делали уколы и ставили капельницы. Немного он ходил с трудом по коридору и держал в стороны вытянутые руки во время своих медленных шагов. Высокий и худой его рост мне не говорил ничего плохого и возмутительного о нем за первые дни его лечения в палате, в которой я тоже заканчивал свое лечение. В клетчатой пижаме с разноцветными кубиками и в штанах, он находился в палате, в которую через несколько дней принесли икону и повесили ее в угол белого и приятного угла палаты. Медсестра в возрасте среднем повесила икону в палате и молча ушла. Деревянная рамка иконы меня сильно стала интересовать, и я узнал, как лечащий врач с главным врачом неожиданно уходят в отпуск, а я дольше продолжаю находиться в палате, и про меня, видно, врач, которая является женою заведующего отделением врача, забыла. Резко все уходят в отпуск, но на месте лечащего нового врача приходит врач с кислой и мятой физиономией или лицом психиатра, на вид 45 лет, со старыми и выгоревшими от краски химической волосами на голове, как я ее оценил во время моего знакомства с нею в последнюю неделю моего пребывания уже в больнице, в которой лечили странными лекарствами, от которых я чувствовал, как у меня немел язык, а потом, когда все восстановилось с моим даром произношения добрых и ругательных с матом слов в адрес лечащих меня врачей и медсестры, которая первое время закрывала рукою свое лицо от меня, я задумался, в какое болото я попал и сколько мне нужно времени, чтобы подготовить свой побег из этой коварной и секретной больницы, в которой можно не только потерять личность, но и получить повторный инсульт головного мозжечка и разрыв височных вен, как я стал чувствовать в будущем времени после лечения в больнице, которая мне не помогла в лечении, а только постарались врачи оформить свои эксперименты над новым изучением методов и характеристик человека под названием зомби, у которого всегда под действием радиомагнитного излучения происходит отключение сознания и силы воли с мышлением, а потеря страха и высокая агрессия к людям и машинам проезжающим стала новым интересным показателем у врачей больницы, которые делились своими достижениями с некоторыми из суда, в который часто ходили, но точно не по собственной своей нужде.
  
  Глава 9. "Побег"
  
  Вот на календаре осталось еще несколько дней, которые стремительно я терпел, лежа на кровати после столовой в обед и вечером, когда мне приходилось часто смотреть на парня, которого кормила мать бананами и передавала в палату через санитарку сок. Мне было странным наблюдать за хитрой психиатршей, которая приходила в свою стеклянную будку и в голубом халате ждала своих больных, которые на самом деле уже выздоравливали, а ей нужно было с них снять интеллектуальные результаты, которые можно угадать по карточкам с символами и фигурами, все вопросы были написаны и нарисованы на картоне.
  
  В этот раз я перестал часто видеть на этой неделе друга по больнице Женька и его знакомого - молодого Романа. Большой Роман часто ходил с парнем, на котором был серебряный крестик, на балкон дышать свободным ветром и смотреть лучи солнца, а дождь, который сильно иногда лил на окно балкона, на котором была приварена металлическая решетка, большого Романа радовал, и одновременно на его глазах была печаль и одиночество. Такое одиночество бывает только у тех людей, у которых была возможность стать немного счастливей, когда рядом есть жена любящая и родная мать радуется внукам. Но Роман стоял и дышал свежим испарением природы после дождя в этот вечер. Вечер, когда я его увидел в дверном проходе балкона и не стал к нему подходить, вспомнил, как он всегда грустил, лежа на своей кровати, а когда узнал, что у меня было низкое давление от крепкого чая, а я побежал к дежурной медсестре вызвать врача, смеялся над мною и шутил с блестящими глазами, лежа на кровати, как я вспомнил в эту минуту в коридоре, когда Роман стоял в черной футболке с широкими плечами и сутулился сильно, словно он был бывшим грузчиком. За своей спиною худою я слышал разные звуки и больных, и здоровых пациентов, я не мог знать секретов больницы и врачей. Пройдя немного в столовую, я присел за стол на лавочку, на которой иногда не только я сидел в обед и завтрак с ужином, а и другие мои знакомые сидели до меня. Получается, что как только я обзавелся личной семьей и приобрел отличный и долговечный автомобиль, а также построил себе 100 метров жилой площади к 30 годам своим, кто-то на меня сильно разозлился так, что решил мне все сломать и перебить мои мечтания, которые я стремился воплотить, работая в городе асфальтобетонщиком третьего разряда, а потом стал мастером с обязанностями прораба за зарплату, которую в 2013 году платили только подсобным рабочим - это 800-1000 рублей в день за восемь рабочих часов, включая все субботы. Но работа у меня была другая, работал я за 2300 рублей в день по 12 часов на учете материала и больших грузовиков, которые возили по 25 тонн супеси и песка, чернозема и речного песка, который сыпят под щебень гранитный на федеральную дорогу, которую строили за городом. Маленькая зарплата была у меня в прошлом, а завершение строительства заканчивалось именно в 2013 году летом, наверное, нужно было милиции замести следы в моей голове, в которой было много секретов и объемов на тему строительства автомагистрали М-4 "Дон".
  
  Присел я, и мне стало обидно от одиночества собственного. Казалось мне, что часы медленно идут, на которых нарисован знак в виде герба города с перевернутым кувшином, из которого вытекла вода. Смотрел я на часы, а стрелки медленно перемещались, мне думалось, что я сижу в больнице долго уже и меня кормят кашей молочной без сахара и немного кидают из перловки несколько половников обеденной порции, чтобы не помереть от голода к ужину после обеда. Мать всегда была для меня уважаемой, как я учился в вузе строительном, я ее защищал от нападок своего отца, не любителя физически работать ради своей семьи из двух маленьких детей, когда мы были еще подростками с сестрой и стали учиться в вузе с нею, но не в один год, она всегда встречалась с бывшими милиционерами и любила комфортные условия, машина, пиво и сигареты стали ее соблазнять, что она забыла про свое здоровье, которое у нее было слабое от проклятой радиации, которой мы надышались на Украине, свободной от коммунистического гнета в 1989 - 1991 годах, после чего нам пришлось превратиться в переселенцев без документов из облученной зоны проживания. Документов не было с печатями государственных ведомств, подтверждающих, что мы жили в 120 км от атомной станции, а дожди прожигали листья вишни и сливы, орехи грецкие с их большой листвой, как я вспоминал на деревянной скамейки в больнице проклятой, как та радиация у бандер западных, которые нас выгнали с нашей Родины, которую я любил из-за каштанов и рябин с вишнями и орехами, у моих родителей не было важных документов, только мысли о свободе и смех на наших лицах и детские наши взгляды на солнце и дождь с пахучим лугом и звонкими соловьями по утрам, когда мы летом жили в сарае и отмахивались ветками с листвой от комаров. Легко, наверное, обманывать тех граждан, которые не могут себя защитить бумажкой с печатью и родственными связями с милицией и военными. Всего лишь потому, что моя мать была по образованию кладовщик из училища, а папа - электрик после аварии с травмой головы, который перевернулся на машине на своей Родине и лежал неделю без сознания в больнице скорой помощи города Ровно, но завистливые его соседи тогда говорили его матери, что собакам собачья смерть, а сами боялись националистов на поселке и в городе маленьком, численность которого была меньше 500 тысяч человек. После больницы мой папа, как я вспоминаю, уже в городе Воронеж в свои взрослые годы я задумался, почему мне тоже не повезло с психушкой 10. Моя задница болит от синяков и уколов, а воспоминание пакета денег в свои десять лет юности и маленькую сестру, которой было шесть лет, мне сильно стали травмировать мои нервы в столовой дурдома, в которой я находился. Тогда с пакетом советских рублей после продажи дома в 1991 году на Украине и длительной инфляции мы не смогли купить дом и квартиру в городе Воронеж, а в бывшем уже Советском Союзе, который рухнул после переворота государственного, словно большая империя, в которой граждане были марионетки собственной непартийной судьбы, и, как только рухнула Берлинская стена между ФРГ и ГДР, все стремительно стали мечтать о свободе, падении гнета коммунизма и развитии свободы слова в стране, богатой природными ресурсами.
  
  Вот еще через час ко мне за стол на противоположную лавочку или скамейку, от которой болит задница, пришел и присел парень в спортивных штанах синих, на его теле футболка надета с флагом южной и далекой Ямайки. Странно он на меня посмотрел, что я в его руках увидел книжечку из больничной библиотеки.
  
  - Привет, не спишь? Че в палате не сидишь за столом, а в столовке смотришь на часы? - Голос был странный его для меня, что я на него смотрел с добрым выражением своего лица и, наверное, если бы я попал в тюрьму, меня бы там поимели в задницу, как это обычно делают, когда нужно сломать следователям гордость и дух заключенного в камере.
  
  - Привет! Здесь часы показывают время, а его у меня почти мало осталось, - ответил я незнакомому больному, который не был на него похожим, а скорее подосланный с целью разведать мои мысли и дальнейшие поступки. Воронеж никогда для меня не будет Родиной, подумал я и посмотрел на висящие часы, на которых перевернут кувшин с водой. В кувшине есть темнота и влага, а сам он из глины сделан методом вращения, а на что вытекла вода, известно только в прошлом жителям коренным города.
  
  Еще немного прошло минут, и я встал, даже не стал смотреть на нового знакомого с книжкой.
  
  - Ты уже уходишь, так быстро?
  
  - Кувшин перевернут на гербу города.
  
  - Не переверни свою жизнь еще раз после этой больницы, - ответил мне парень с книжкой, который мне сказал первым слово "привет".
  
  - Хорошо, я запомню твой совет! - ответил я ему и медленно стал уходить из столовой.
  
  - Чем добрее человек, тем труднее у него судьба, - ответил парень, на котором были уже надеты круглые и небольшие очки для чтения книги, когда я обернулся, чтоб посмотреть на него, тогда мне он дал последний совет.
  
  - Наверно, мне нужно стать лучше и счастливее! - крикнул я ему, не оборачиваясь пройдя в коридор от стола с лавочкой, за которым недавно я сидел.
  
  Мне нужно убегать, подумал я, подходя к палате, в которой была открыта дверь. Мне странно, но кто-то мне сказал, что я будущий зомби - человек, которого легко будет вывести из психологического равновесия и приказать на свободе делать любые беспорядки ночью в своем доме, живя с родителями, женой и сыном маленьким, который так сильно любил кота нашего, которого мы привезли в дом на второй этаж, и верили хорошим дням и ночам, молились, что будем счастливы, как нам говорил священник, который освящал наше жилье. Но кот потом пропал перед моим попаданием в больницу, а мать выгнала жену с насмешками, говоря ей в лицо, что она приживалка в доме на втором этаже, а ее дом является весь ее собственностью, а я просто псих уже стал, с которым ни один адвокат не будет в суде бесплатно доказывать мою потерянную собственность в виде частного дома с жилой площадью в 260 метров квадратных, с видом на лес смешанный из окон второго этажа и третьего, чудного коттеджа. Мне показалось, что мои родители ко мне стали по-другому относиться, словно для них я был инструментом, который строил им дом, а пришло время продавать дом, и мой отец меня отравил лекарством из психушки 10, которое они с моей матерью там взяли у родственницы медсестры, которая сидела в приемном отделении. А сосед новый, который приехал из северного города в Воронеж, был первым со своим неродным отцом покупателем нашего коттеджа. Получается, дом, который я с молодости хотел построить, чтобы обзавестись семьей после 30 лет своих, я строил для соседа под присмотром его отчима, который жил через несколько коттеджей в своем коттедже с крышей зеленой и окрашенной в цвет американской валюты.
  
  - Ну ладно, я, наверное, подожду утра, а потом бежать буду, когда пойду на улицу за едой для столовой, подумал я, и негромко себе говорил под нос. В палате было все спокойно, все отдыхали и радовались продуктам и своим близким, которых видели. Я же не мог себе простить, как я позволил отравиться в своем доме, с рук у которого взял отравленную воду, и близкий мне человек и учитель взрослой жизни был мой отец. С юных лет он нам говорил, как мы с сестрой должны жить, не ругаться и любить друг друга, быть всегда в мире, заботиться о своих детях, которые должны у нас быть. Но моя сестра потратила свои годы молодые на поганых алкоголиков, с характером спокойным своим она так и не стала счастливой, была без детей, а все ее подруги по вузу стали жить отдельно в квартирах от своих родителей, которые были или в кредите, за который платили родители, а также квартиры молодых мужей. Одни расчеты и возможность стремиться жить лучше с молодых лет было в их мыслях головы и не взрослое сознания только у знакомых моей сестры присутствовало, подумал я. Заскрипели пружины на кровати, когда я прилег на кровать, мне было страшно и неприятно себя видеть после психушки дома, в котором моя семья уже уехала. Жена, всегда опозоренная моим отцом и матерью, терпела издевательства их и побои, я же не мог ничего увидеть, только старался надеяться на лучшее и верить в Бога, словно он должен был нам помочь. Закрывая на кровати лежа в одежде свои глаза, я почувствовал, как далеко меня тревожит что-то, наверное, пора убегать, жаль, что все двери заперты в отделении, мне нужно написать книгу, задумался я. Вспоминая, как моя соседка сказала жене, что ее муж военный программист и сын отчима, у которого много влиятельных знакомых в городе, которых он приобрел, отмывая деньги с продажи коттеджей в 1998 году, мог мне серьезные проблемы создать заочно через своих знакомых, чтобы его переехавший Сережа, которого так звали на поселке, в котором я жил, мог себя отлично чувствовать и наслаждаться тем ответом в виде мести, которую через 15 лет осуществил он под руководством своего отчима, про которого я недавно, после 2016 года, написал книгу под названием "Красная община 98 - стрела".
  
  В окне я увидел лучи летнего солнца, наступило утро, и мне так сильно захотелось домой. Мне уколы уже с капельницами не делали. К психиатру я перестал быстро ходить, на ее глупые и провокационные вопросы в голубом халате перестал отвечать. Икона меня, наверное, спасла от сумасшествия, подумал я, но только та, которая у меня стоит дома, а не в этой палате, обычно те, которые хотят узнать секреты, добиваются доверия незнакомого человека разными способами, начиная с дружбы и совета на период знакомства, потом начинают завидовать и предавать за разные глупые взгляды или высказывания, не прощая друг друга, пока не окажутся в больнице и не будут просить помощи у всевышнего, подумал я, лежа на кровати казенной. На завтрак я не пошел, решил поесть свой йогурт и сырки глазированные. Мне показалось, что я был добрым и глупым, доверчивым и скромным, одновременно мог все перечеркнуть и перевернуть, чтобы жить лучше или, наоборот, быстро умереть, не стараясь вспоминать обиды и достижения в свои молодые годы, терпеть я не должен был унижения окружающих и насмешки завистливых людей. Еще немного времени прошло, все не изменилось, санитарка крикнула в коридоре мою фамилию и сказала, что ко мне пришли посетители. Прошло пять минут, проходя столовую, я увидел часы, на которых было десять часов утра, другая дежурная медсестра сидела. Лечащий врач и заведующий отделением ушли в отпуск, так меня и не выписали по непонятной причине, наверное, из-за моего отказа ходить к психиатру в голубом халате, которая мне рассказала, что она родственница одного из руководителей в строительном вузе, в котором хранится весь архив выпускников лихих 90-х годов. Получается, что моя работа была просто не дорожным специалистом работать, а быть пешкой в чужой игре. Выйдя в коридор, в который меня выпустила дежурная медсестра, я вспомнил цифры из таблицы умножения и их равенство, я всегда считал и старался перепроверить себя и свой ум и знания, боялся, что память ко мне больше не вернется.
  
  - Сам себе пешка и король, - ответил я себе тихо словами знакомого Сереги, который лечился от алкоголизма и читал роман, лежа в другой палате и ожидая своего освобождения из этих мрачных стен психбольницы областной под номером десять, словно больница была мишенью для людей, у которых тайное сообщество в городе решило немного отнять их годы заработанной свободы и имущество, построив в городе маленькие кабинки и павильоны для микрозаймов под 100 процентов в месяц и жестокие штрафы за неуплату вовремя процентов и начало порабощения людей в должников и алкоголиков, а также манипуляцией сознания уже нового поколения под названием не изгой города с обществом образованным, а изгой как человек - зомби, запутавшийся в собственной паутине своих мыслей из слюны, которая была словно несбывшиеся мечты или горе от ума собственной доброты и доверчивости. Подойдя к кабинету, в котором была открыта дверь (на внешний вид деревянная), я в небольшом кабинете не очень светлом увидел женщину, на вид ей было за 40 лет, и ее красный нос с щеками были похожи, что она злоупотребляет алкоголем, который, наверное, часто приносили ей на работу в прошлом времени, думал я на минуту в своей голове. Моя рубашка была расстегнута, начиная с верхних нескольких пуговиц, на груди моей виднелся деревянный крестик и иконка, которую мне принесла жена с сыном днем, и мне ответила тогда, что ее мать взяла кредитную карту из-за моего случайного попадания в больницу.
  
  - Здравствуйте, моя фамилия Карандашов, я должен уже выписаться!
  
  - Здравствуй, присаживайся и рассказывай, как твое выздоровление, - ответила женщина в белом халате, на ее небольшом халате выше сердца был пристегнут небольшой кусочек белой бумажки в пластмассовой рамке, с булавкой и фамилия Жигалкина, мне ее ничего не напоминала о ее методе лечения и характере как человек с совестью и добродушием. Тонкие ее волосы темные свисали ей на лоб ее и уши, а сзади короткая стрижка мне напоминала, что она больше придерживается конкретных тем для разговоров с людьми и бывшими больными.
  
  - Мне нужно подписать больничный лист у вас, я звонил на работу недавно, и меня на ней ждут!
  
  - Тогда на следующей неделе приходи ко мне, я смотрела твой диагноз и результат выздоровления. Принеси мне адрес твоего места работы и кем на ней ты работаешь, - ответила врач мне, и ее свисшиеся мешки под глазами мне стали напоминать не очень хорошее окончание нашего разговора.
  
  Тонкие, коричневого цвета брови ее были нарисованы, а выражение коричневых глаз сильно с ее постриженными бровями меня разозлило, когда она стала бровями делать высокие и резкие движения на своем морщинистом лбу, который был немного спрятан ее волосами крашеными. Мне она напомнила преподавателя из строительного вуза, которому нужно дать взятку, чтобы сдать экзамен или курсовую работу. Раньше так было в вузе строительном, подумал я на миг.
  
  - Давайте я вам адрес сейчас скажу фирмы, в которой я работаю! Фирма находится в городе Москва, а специальность моя асфальтобетонщик, которым я работаю на федеральном участке за городом Воронеж. Там укладываем асфальт, и я во время укладки асфальта почувствовал провал в памяти три недели тому назад! - ответил я, держа руку левую свою без часов у себя в кармане спортивных штанов известной модели и дорогой цены.
  
  - Больничный лист для тебя обойдется в 25 000 рублей. Когда принесешь, тогда я тебя выпишу, а сейчас ступай дальше в палату, там медсестре скажи, на какой день приготовить нужно будет больничный лист, - ответила Жигалкина мне, держа передние свои руки на столе рядом с лежащей ручкой, которые часто можно встретить в маленьких киосках, в которых продают газеты и журналы, подумал я.
  
  Сутулившись в дверях, я делал спокойное выражение лица и повернулся, чтобы обратить внимание на выход из кабинета врача, и наткнулся на взгляд знакомого лица, который со мною учился в строительном институте, только он на год позже закончил строительный вуз, и специальность у него была такая, как у меня. Невысокий его рост и уверенный взгляд на меня заставил его со мною поздороваться так, что он махнул мне головой вперед и резко голову свою поднял, а его светлый волос немного был волнистый, что лицо упитанное от постоянного достатка, видимо, подумал я. Я сделал вид, что с ним плохо знаком, и моргнул ему своим взглядом и тупыми, выражающими интерес своими глазами. Его коричневый цвет глаз быстро повернулся в другую сторону, в которой стоял стол с деревянными скамейками, что, видно, он пришел в гости проведать неизвестного для меня больного пациента.
  
  - Тогда к выходным, я буду надеяться, что вы подпишете мне больничный лист моего выздоровления, - ответил я врачу, одновременно опустив свои глаза на ее руки и ручку на столе ее.
  
  - Ты серьезно вылечился! - меня спросила смеющимся голосом врач в халате.
  
  - Да, я уже здоровый, я перестал болеть, спасибо вам и Павлу Борисовичу за лечение в его отделении, - ответил я, немного прогибая свою шею худую вперед, а спину немного горбатил, мне было трудно думать, как мне убежать и не платить взятку этой наглой и недавно устроившейся на работу в первое это отделение врачу с жующей резинкой немного во рту у себя.
  
  - Иди в палату! - ответила мне врач, которая была одна после врачей, которые меня стали три недели тому назад лечить, как семейный подряд первого отделения с круговой порукой и присягой в мединституте, который они закончили лет 10-15 тому назад в прошлом времени и успели хорошо накушать свои лица и благосостояния с загорелыми лицами и красными, если не было загара. Развернувшись, я вышел из кабинета врача и не обратил внимания на знакомого, с которым нас связывал один институт и его поселок под названием Тепличный, из которого была молодая медсестра, которая от моего взгляда закрывала свое лицо. Как всегда, мне уже надоело смотреть на глупое состояние свое и кредит, который я не могу выплатить банку из-за дурдома, в который я попал, долг был 80 000 рублей, а 120 000 я уже за два года выплатил банку перед больницей. Получается, меня кто-то решил вогнать в долг обратно, отравив меня лекарством от масонов города, грубо я подумал про себя и шагнул в туалет, в котором умылся холодной водой из крана, у которой был привкус ржавчины, когда воду приходилось глотать и вспоминать, как недавно я выпивал шампанское и русский коньяк, а вино красное полусладкое мне радовало душу мою, что я с работы всегда на своей машине с гудящими из нержавейки трубами заезжал в винный магазинчик у магазина под названием "Курский", а винный магазинчик назывался "Десяточка", которая сменилась на приезд мой в дурдом, и в нем странное лечение и попадание, но это было в прошлом, а сейчас мне нужно выписаться из дурдома и найти 25 000 рублей для хорошего диагноза, иначе могут на меня написать плохой диагноз, и поставить на учет в диспансер, и лишить меня водительских прав, срок годности которых заканчивается у меня в 2017 году, подумал я и вышел из туалета, приглаживая свою прическу, которая была на мне с немытыми часто волосами после второй недели лечения. Пройдя в палату, я увидел, как парень, который часто ест бананы, стал странно под одеялом своим дергать правой рукой, делая движения, напоминающие мне, что он занимается онанизмом, его локоть так меня сильно напугал, что раньше перед своей личной жизнью я тоже мучился и занимался этим суррогатным удовлетворением, не зная, что такое венерические заболевания и импотенция, не замечая влюбленного взгляда противоположного пола в виде любимой девушки, которая есть у меня, и изучая ее характер и мечты, строя общий очаг личной жизни в ожидании детей, которых хочется увидеть и сказать: "Привет, малыш, так сильно ты похож на свою маму". Медленно на глазах у меня появились слезы, когда я вышел в коридор и пошел на балкон, на котором была решетка из толстой арматуры, я вспомнил про друга из прошлого, с которым часто отдыхал в эскорт-услугах, этот друг был Трибунин Виталик и Марковкин Игорь, с которым я учился в госакадемии и потом из нее ушел, когда мой отец выгнал мою жену с первого этажа с маленьким сыном, а я работал заправщиком кофейных аппаратов за зарплату в 24 000 рублей, после второй зарплаты я уволился и пошел работать асфальтобетонщиком и учетчиком материала на платный участок строительства в городе Воронеж, после чего я попал в психбольницу. Какая здесь связь с друзьями, у которых родители общаются с военной прокуратурой города Воронеж и милицией, задумался я на балконе, на котором было прохладно, все похоже на детектив скорее.
  
  - Как дела? - спросил меня Женек, зайдя на балкон в черной футболке и серых шортах, на ногах у него были надеты пляжные сланцы с надписью на иностранном языке. Повернувшись, я обратил внимание на его короткую прическу и сигарету, которую он нашел у себя в пачке почти пустой, держа ее в руках своих.
  
  - Да нормально, привет еще раз. А ты когда будешь выписываться? - спросил я расстроенным тоном у него.
  
  Не отвечая, он прошел к решетке на балконе и закурил сигарету, едкий дым мне не дал дышать кислородом и ветром с воздухом после больницы, в которой я находился.
  
  - Пойду в палату... - ответил я Женьку и увидел на его шее серебряную цепочку с крестиком, которую он надел.
  
  - Ты недавно купил крестик? - спросил я у своего друга по палате и отделению.
  
  Продолжая идти в тапках своих, я услышал голос дежурной медсестры, которая мне кричала, что ко мне пришли посетители и ожидают меня на улице или в жилом доме рядом со стройкой. Ее голос был знакомым для меня, я мог, стоя спиной к ней в коридоре, узнать эту медсестру.
  
  - Спасибо, я уже иду... - Мой голос был не громким, а скорее подавленным, и сам я обратил внимание на двери палат, которые проходил по коридору, направляясь к выходу мимо кабинки дежурной медсестры, которая сидела и держала на стене все ключи от палат на этаже этого отделения и главный ключ от выходных дверей этого угнетающего этажа, подумал я молча про себя и остановился у стеклянной из пластмассы витрины, так я ее называл вместо кабинки, в которой сидела за столом женщина в белом халате и старалась записывать в большой развернутый журнал на столе результаты наблюдений и анализы, наверное, больных, думал я и на ее взгляд на меня серьезный стал я улыбаться.
  
  - Выходи, там открыла я двери, через 15 минут возвращайся... - ответила мне дежурная медсестра, зная, что я уже больше положенного времени лечусь в больнице.
  
  - Хорошо, я не буду долго... - ответил я, чувствуя, что сам я похож на глупого парня, которого обманули, преследуя плохие замыслы заказчика и не известного для меня врача, который меня должен был вылечить и стереть все мои воспоминания о работе, и учете щебня, и песка белого на строительстве платной автомагистрали в обход города Воронеж, на которой работал я третий год с хорошим окладом по зарплате и был одним из первых, кого кредитовал банк от строительной дорожной фирмы. Деревянная дверь была уже открыта мною, и я вышел с облегчением, посмотрел на двери, которые были открыты, и там сидело несколько студентов из медицинского института, которые что-то записывали в тетради, которые они держали в своих руках. Долго я не думал, впереди я видел за 9 метров свою жену с сыном, которая принесла мне пакет с некоторыми продуктами в белом полиэтиленовом пакете, я старался подумать, что жене и сыну ответить, почему я еще не дома с ними на своем втором этаже.
  
  - Привет вам!.. - сказал улыбаясь я жене.
  
  - Привет... - серьезно ответила жена мне, с которой стоял маленький сын наш.
  
  - Ну как вы, где сейчас живете? Наверное, вас мои родители не обижают дома на втором этаже?
  
  Жена поставила пакет с продуктами, которые купила мне в ближайшем магазине.
  
  - Вот - это я тебе купила, бери и кушай, когда голодный ты... - ответила мне жена и с сыном присела на деревянную лавочку за стол для посетителей дурдома в первом отделении.
  
  - Спасибо, а где ты деньги взяла? Я не работаю месяц почти, и денег нет у меня... - ответил я унылой жене, чей взгляд был замученный, и мысли о сыне и мне лезли ей в голову часто, что она всегда, как меня стала встречать в больнице, спрашивала, когда меня выпишут, не уволили ли меня с работы, на которой за несколько лет я добился уверенной зарплаты выше зарплат, которые платят в своем городе на стройках жилых домов, которые часто можно наблюдать, как их строят вверх до 20 этажей самое наибольшее. Сын только мне улыбнулся со своими пухлыми щеками, и его глаза смотрели на меня снизу, которыми он не моргал мне, и он очень сильно хотел меня обнять.
  
  - Когда папа приедет дамой? - спросил маленький ребенок у мамы, сидевшей за столом со мною, уже когда я не старался слушать медсестру дежурную.
  
  - Все, заканчивайте! - кричать стала медсестра в коридоре мне, но я сидел спиною к ней и молчал, смотрел на свою семью, которая впервые стала чувствовать, что мне нескоро выходить из больницы.
  
  - Как расположены центральные ворота при входе в калитку больницы, и мне нужно знать от здания, в котором мы сейчас сидим, ворота в какой стороне находятся? - спросил я у жены, на глазах которой была небольшая слеза, и она катилась сверху вниз по худой щеке ее.
  
  - Нас выгнали твои родители из дома. Когда мы пришли к калитке, то двери были закрыты и родители твои повесили еще второй замок на двери калитки... - ответила мне жена.
  
  Голос медсестры усиливался, по звуку, который она издавала, словно на строевом плацу кричал командир воинской части, так и здесь, подумал я и на мгновение возненавидел всех врачей со своим папой и соседом через забор.
  
  - Я подумал сбежать, денег в 25 тысяч рублей в качестве взятки у меня нету для этой Жигалкиной, которая стала вместо врачей дежурить на своем месте врача лечащего моего в первом отделении... - негромко я ответил своей жене.
  
  - Ворота находятся вот там... - ответила мне жена и вытерла слезу рукою, а головой своей мне показала направление от здания первого отделения, в какой стороне находится калитка с воротами и сторож который дежурит и несет ответственность за спокойствие во дворе дурдома и тишину, в которой видно было небольшое число машин врачей, стоявших на парковке у забора из бетонных плит строительных, которые монтируют обычно на стройках жилых домов.
  
  - Ладно, мне надо идти в палату, там меня ждет медсестра... Я встал, на молчание жены взял пакет с продуктами и улыбнулся.
  
  - Мне надо сходить к главному врачу этого отделения...
  
  - А ты забыла, как он мне ответил до отпуска своего, что вместо него меня принимать Жигалкина будет? Она имеет такое прокуренное лицо с морщинами на лбу и под глазами, наверно, она часто выпивает. Пойду, ты тогда в следующий раз когда приедешь без сына от своей матери, зайди к ней в этот кабинет, если меня не будут выпускать из палаты... - ответил я жене, которая встала медленно из-за стола, взяла небольшую сумочку свою и сына за маленькую его руку.
  
  - Сынок, папе пока скажи ручкой, он тебя ждет... - ответила мне жена на мое тихое молчание минутное.
  
  За окном меня радовала свобода, и я часто стоял, смотрел в окно, считал дни и минуты, когда жены долго не было. Но в этот раз она пришла, и я боялся, что если в прошлом мое лечение в больнице должно меня на мой день рождения сделать немым, то в этот раз меня хотели задушить, что это не получилось преступление, а окончательный результат получить взятку от меня и выдать честный и нужный диагноз врача вместо другого врача, который уехал в отпуск.
  
  - Все, пока, через дорогу идите осторожно.
  
  - Мы пошли... - в ответ мне сказала жена и прошла к входным дверям из металла, на дверной коробке висели провода от звонка небольшого для вызова женщины-санитарки, которая провожает посетителей отделения за двери тяжелые. В соседних дверях появилась санитарка, я с ней не старался здороваться, появилось дикое желание всех врачей здесь послать на три буквы и убежать из этой больницы. Нужно быть спокойным, сам себе я в своей голове крутил эти слова, а мысли меня не покидали о побеге, держа пакет с соком и йогуртом, пачку печенья, орехи, похожие на арахис, меня порадовали, что я постучался в двери деревянные, за которыми дежурная медсестра уже меня ждала, и, смотря себе под ноги, я медленно обратно зашел на этот спокойный и комфортный этаж, в котором странное для меня проводилось лечение. В эту минуту, когда папа нес пакет от жены с сыном, он думал про побег из этой больницы, зная, что его врачи обманули и держат умышленно, намекая на странный заказ неизвестного жителя, которым был сосед, друг бывшего участкового милиции. За деревянной дверью раздался разговор дежурного психиатра по фамилии Жигалкина с врачом Еленой, которая была женой заведующего отделением, в котором лечился молодой папа с восстановленной памятью и даром речи на свой день рождения, на который медсестра уколола неизвестными уколами и речь больного пропала, что на сутки папа стал немым постояльцем и пациентом отделения. Врач Жигалкина взяла мобильный свой телефон и, сидя в белом халате за столом, закинула одну ногу за другую и ответила Елене, которая была в декрете:
  
  - Привет, Лена, как ты, как здоровье? Не хочешь быстро вернуться к своим больным? Мне нужно больного по фамилии Карандашов выписать, он больше 20 дней лечится, больничный лист у него, работает на строительстве где-то.
  
  - Приветик, спасибо, скоро поеду в роддом, муж в отпуск ушел, за мною ухаживает, все хорошо. Ты там с обязанностями успеваешь справляться, как мы тебя просили?
  
  - Да, ты, Лена, не пугай меня, некоторых я не выписываю, пускай полечатся дольше, им витамины дают.
  
  - А Карандашов как там, память стерлась, что он лекарства не принимает уже?
  
  - Нет, Лена, память ему вернули, немного мозжечок повредили по программе кодирования сознания, вы сами мне тогда его историю болезни на стол положили.
  
  - Там его болезнь никто больше не читал после того дня, когда не получилось его отправить в мир иной в третьей палате Ромчиком?
  
  - Нет, он лучше стал выглядеть, к нему мать ходит и жена, психиатр пытался вывернуть мысли ему, но он от ее консультации отказался, а я ему предложу за больничный лист с диагнозом хорошим заплатить мне денег.
  
  - Ты ему взятку описывать будешь в моем кабинете за завершение лечения?
  
  - Лена, не бойся, ты не на работе, я подставляю сама себя, мне нужно ему мозг еще повредить, курс кодирования еще не закончился, он часто в туалет ходит, а что там он делает, я не видела. Лена, не торопись, будь с мужем, все я сама за тебя сделаю с некоторыми здоровыми больными.
  
  - Пока, звони вечером завтра.
  
  - Да, до вечера, Лена!
  
  Глава 10. "Воспоминание о Твери"
  
  На следующее утро после удачного побега из психиатрической больницы я узнал уже дома, что меня, здорового пациента, стали искать по больнице и позвонили моей матери с просьбой вернуться и забрать больничный лист с подписанным неизвестным диагнозом. Врач Жигалкина написала, что у меня шизофрения, а 25 тысяч рублей могли это изменить на нервное расстройство после переутомления на работе, как я подумал, вспоминая жену главного врача, которая была моим лечащим врачом, по имени Лена. Но утро приносит не очень хорошие новости для меня, и на второй мобильный телефон, который у меня был дома, я услышал голос удивленной матери, а потом еще и жены, которая не поверила, что я убежал из настоящего плена жуликов-врачей, цели которых были совсем другими, я чувствовал, что врачи заметают следы своих ошибок и сделали меня с такой историей болезни изгоем в любом кругу здравого общества, не говоря уже о водительских правах и получении как имиджа от банка по кредиту, так и трудоустройства в солидной фирме после заполнения резюме и анкетных данных, касающихся проверки службой безопасности фирмы моего законченного диплома в работе дорожного специалиста. Убегая через сосновый лес босиком, в длинных светлых шортах, мне было интересно, как меня воспримет отец дома и мать, когда узнают, что меня отец отравил по просьбе соседа по имени Игорь, который вел против меня как незаконное прослушивание разговоров мобильного телефона, так и наблюдение за личной жизнью через своих знакомых источников по старой работе. Все, казалось, получилось, здоровье у меня отличное, память после первых двух недель ко мне пришла и восстановилась, но еще одно воспоминание с прошлой работы меня тревожило, когда я работал два месяца в городе Вышний Волочок за городом Тверь, как там в фирме под названием "ООО Механизация" механизатор экскаватора меня хотел ударить сверху вниз своим металлическим ковшом, который у него был поднят во время работы, при которой я поддон деревянный с бордюрами длиною в один метр хотел зацепить металлическими крюками на тросе за поддон и его ковш. Все время думал, как я мог не стать мастером на строительстве платной автомагистрали в городе Воронеж, а стал после учета материала на платной дороге отравленным дома своим отцом, который в тот роковой для меня месяц работал охранником в частной охранной конторе под названием "Волк", в которую его устроил бывший наш сосед, участковый милиции, как только узнал, что моему отцу пришла по почте карточка кредитная на сумму 150 тысяч рублей в конверте с квитанцией в соседний почтовый ящик на общем заборе. Сейчас все наладится, подумал я и подошел к столу деревянному с белой скатертью, которая свисала до темного пола на кухне из паркетной доски, налил себе из чайника кипятка, чтоб в красной кружке заварить себе крепкого чая, - не того из пакетиков, а рассыпного, с длинным листом, из жаркой и далекой страны, которая мне напоминала ту страну, в которой жил мой друг, когда мы с ним учились в строительном уже университете в прошлом времени в 1997-2002 годах.
  
  
  
  
  
  ПСИХУШКА 10
  ТЕКСТ
  ОБЛОЖКА
  ПРЕДПРОСМОТР
  ПУБЛИКАЦИЯ
  ТИРАЖ
  МАГАЗИНЫ
  УСЛУГИ
  Материал к книге "Психушка 10".
  
  Современная проза (рассказ)
  
  Глава 1. "Ворота в другую жизнь"
  
  За окном машины тепло, окно открыто боковое моего внедорожника немецкого происхождения (его я называю "Гелик").
  
  В окно дует ветер теплый, месяц июнь 2013 года, тот год, когда у меня отключились мозги, когда я работал на строительстве федерального участка платного в Воронеже на автомагистрали М-4 "Дон". Дурная профессия дорожного специалиста по контролю температуры выпускаемого асфальта, с журналом по соблюдению качества укладываемого асфальта, привозимого с 515 км, на котором расположен был асфальтовый завод серьезного и федерального значения, предприятия дорожного по строительству платного участка многополосного, европейского качества и стандарта, длиною больше 30 километров для движения большегрузных грузовых машин и легковых.
  
  Подъезжая к воротам не своего дома, а воротам психиатрической больницы (областной номер 10), я наслаждался последними минутами прекрасной жизни и свободой, но не той, когда плывешь против течения, а когда гребешь веслами своими, унося ноги, когда за тобою плывет акула, готовая тебе оторвать ноги и голову, силы на исходе, только дыхание и биение сердца в груди у меня чувствовалось. Недовольная мать сидела за мною на заднем сидении. Мне пришлось сильно напрягать свои мозги, чтобы вовремя нажимать на тормоз в педаль и газ, коробка автоматическая сама управляла машиной и тормоза крепкие, когда двигался на машине по городу любимому не только мною, но и моими друзьями, которые ушли в милицию работать, с которыми я порвал все свои интересы, связанные с эскортом и банями, юридическим образованием незаконченной госакадемии и тупой работой, на которой у меня отключился мозжечок по непонятной причине 5 июня 2013 года, тогда, когда я понял, что меня какой-то гражданин заказал, по уличному если сказать: "Опустить и простить". Дурное состояние в моей голове, похожее на состояние пьяного, но с работающей головой и мозгами, словно я выкурил много укропа через трубку из бамбука, - такое состояние, когда я задумался, что со мною. Белая "шестерка" бывшего участкового стояла перед моим автомобилем за десять метров; че она там остановилась, я даже не замечал. Охрана в проходной на воротах была не очень серьезная, можно было пробиться к палате любой и вытащить больного, если был бы заказ на выполнение такой работы для любого человека, которому дорого было слышать и видеть больных, которые в этой больнице лежат иногда, настоящая процветала коррупция, и никогда нельзя было проверить врачей и медсестер, мне казалось всегда загадкой: больница под номером - десятка, словно гражданин стал больной, а потом его медленно опустили ниже его достоинства. Кавказец по национальности, бывший милиционер в синей рубашке без погон, в коротком рукаве и синих брюках посмотрел в мою сторону тогда, когда моя мать сидящая стала разговаривать со странным абонентом по мобильному телефону, словно она раньше знала, что меня ожидает в этом году, и молчала, принимала участие с моим папой и сестрой, которая жила не с родителями.
  
  - Мы уже приехали, куда нам заходить: в центральные ворота? - спросила моя мать у абонента.
  
  Мне ее лицо показалось странным. Задумался я над своим вопросом: как я оказался у этих ворот, в которые мне дали направление на лечение с улицы Некрасова, казенного учреждения города Воронеж, психиатрического диспансера, в котором много людей получают справки с печатями на любые работы, связанные с вождением транспорта и ношением огнестрельного оружия, хранением его дома, также можно влиять на любого серьезного человека, превратив его в шизофреника и подсадив его на лечение от такого заболевания приписанным курсом участковым психиатром. Ворота больницы были, - у которой среди деревьев я остановился, - закрытые, кроме проходных дверей в калитке.
  
  - Так не хочется расставаться с машиной и работой! - ответил я своей матери, которая сидела и смотрела за моим поведением.
  
  Моя спина сильно стала болеть, мне было безразлично, что будет дальше за воротами этой больницы, можно стать после нее психом полным или забитым гусем, в которого много кидают камней молодые, смешные мальчишки и смеются, как гусь падает с ног и встает дальше, неуклюже бежит от них прочь.
  
  Лобовое стекло было треснуто в моей машине, мне казалось, что я теряю голову свою и мне трудно выйти из проблемы с моими мозгами. Паспорт у меня был в кармане, много что мне показалось в то время, когда я понимал, что теряю образование и работу после странного самочувствия в доме у себя, когда жена была с сыном у себя в квартире, а я уехал с работы, и в моей машине была мать случайно, я задумался, что мне трудно много заработать денег, если мне мешают близкие. Работала машина замечательно, просто мне даже завистно было ее часто оставлять на улице без присмотра. Некоторые машины стояли, тоже, наверное, владельцы их приехали в больницу проведать своих родственников. Привезти им продукты разные, получается, мы сидим в машине, в которой мне уже не важно, что дальше будет, я перестал доверять своей матери и отцу в 2013 году. Замкнутость после болезни сильно выбила меня из нормальной и целенаправленной жизни на хорошее.
  
  - Извини, я уже выхожу из машины своей!
  
  - Я понимаю, что мне быстро не придется сесть за руль машины этой после лечения в этой жуткой психушке. - ответил я негромко, но в моем голосе был крик моей души, часто я смотрел на часы свои, вспоминал, как раньше все начиналось для меня новое и радостное, а сейчас - ворота дурдома, из которого здоровым никогда еще никто не выходил, подумал я, и в сидении своем стал держаться двумя руками за руль большой.
  
  - Давай выходи! - ответила мне мать и открыла двери машины, в которой сидела.
  
  - Да не спеши, в дурдом идти! - громким голосом я ответил ей.
  
  На другом краю города директор фирмы Баринов В. И. сидел в кресле за своим персональным столом из пресованной доски, кресло было кожаное и спинка высокая. Вторник на календаре, жаркий день почти, обеденное время.
  
  - Здаров, Василич! Как ты там сам? Не помер после вчерашней выпивки, я уже дома к вечеру позднему приехал с водителем! Ты слышал, что мой воспитанник Рустам в психушке уже находится? Фамилия его Карандашов, ты проверь через своих, я должен знать, что сейчас с ним, - медленно говорил директор, сидя на столе своем дешевом и хрупком.
  
  Его щеки были загорелые, коричневый волос на нем подтверждал, что он кончить хочет свою игру, которую он долго вел в городе, платя дань за свой бизнес некоторым людям, которые думали о нем как об уважаемом человеке в городе и помогали его детям, которые имели собственную фирму, занимающуяся сантехническими работами в городе, продолжая строить и прокладывать водопровод.
  
  - Здравствуй, Валера! Спасибо за угощение вчерашнее, было все красиво и замечательно, как раньше - в те времена. Там сосед другой в моей части дома живет. Смогу позвонить только владельцу, который недавно купил часть дома, он спросит, как там они живут, молодые?! Ха-ха-ха! - раздался смех незнакомого человека по имени Игорь.
  
  - Скажи новому соседу, что страшно не упасть, а страшно не встать! - голос немного Баринова мямлил некоторые буквы, и медленно его щеки шевелились, сгорбатившись немного за столом своим, он старался уничтожить отца Карандашова, который все время по телефону говорил, что директор жлоб и вор со своими в погонах друзьями из силовых ведомств города, которые ушли на пенсию и работают у мэра города по фамилии Цапкин И. И., который приобрел себе квартиру в элитном доме с подземными гаражами у каменного моста и недалеко от здания главного УВД, который говорил, что дорога федерального значения окружная города с ее конструкцией выдержит надолго транспортные нагрузки по дороге потоков движения машин за час, долго будет эксплуатироваться. Абонент в этот час разговора ответил невеселым голосом, говоря:
  
  - Валера, что смогу узнать, спрошу, туда мне нет смысла ехать, там я не живу! Уличный комендант там есть, она узнает все, я попрошу тебя - только не спеши со звонками мне на свою личную просьбу! - ответил знакомый, который долго был плечом к плечу с директором после банкротства крупного треста по области, в котором работал Баринов.
  
  Тяжелая рука директора ответила звуками мычания, и голос невеселый со рта пускал дым со словами:
  
  - Ты постарайся, будь здаров!
  
  - Всего хорошего, Валера! - трубку мобильника положила рука Игоря, сидя в кабинете на первом этаже жилого здания рядом с высотным зданием налоговой инспекции города по федеральному округу.
  
  Его, Баринова, странное выражение лица за столом и в кабинете сметном могло сильно влиять на всех работников его бухгалтерии и мастеров с начальником участка, кроме его взрослого сына, который был хороший парень, проверенный коллективом рабочих с разной судьбой в жизни.
  
  А в это время у ворот больницы психиатрической по улице Тепличная, 1 стоял Рустам в рубашке в вертикальную полоску, которая была на нем надета, - бордового цвета с черными линиями и белыми, на груди был крест золотой с цепочкой золотой, широкой, там, где он его приобретал, магазин закрылся под названием "Версаль", а рынок центральный закрыли и построили торговый центр, обложенный сейчас плитой на фасаде, блестящим керамогранитом, который сверкает в лучах солнца.
  
  Из калитки вышла толпа детей, возраст их был до 10 лет, наверное, много внимания я привлек своего к себе со стороны взрослой женщины, которая их вела на остановку и говорила неизвестные для меня им слова, что они все на меня смотрели в разноцветных одеждах, словно я увидел радугу из детей, и мне стало весело немного на душе, но институт в городе недавно открыли под названием ФСИИН, если его расшифровать, то он называется Федеральный судебно-исполнительный институт наказания, а школа милиции, которую раньше называли до 2005-го, переименовали в Академию полиции с лозунгом "Мы учим тех, кто защищает наши дома". Но туда обычному крестьянину нельзя устроиться на учебу из-за жесткого отбора на вступительных экзаменах, так думал я.
  
  - Откуда здесь столько детей, интересно? - спросил я, моя шея сутулилась, и были худые руки, я всегда не доверял своему отцу, который ко мне стал относиться иначе.
  
  - Ты закрыл машину? - спросила с хитрым взглядом моя мать.
  
  Мне не было времени думать про тебя, моя дорогая жена, знаешь, вспомнить все сразу, - начинаешь плакать, как строить свой очаг, как был вместе с нею вечером, как был по другую сторону берега реки и водохранилища. Наверное, личных обид и зависти было у меня больше, чем хороших мыслей к своим друзьям, которых я знал, обучаясь в двух вузах. Может, это повлияло на то, что мне было странным, когда все ломалось, все старались понять, что может быть главным в моей жизни. Семья, работа, дети или машина с домом. Другие мечтают купить машину на кредит, квартиру тоже, но, если есть работа, получается, не всем место под солнцем, даже кредиты могут отнять все, если лишиться работы и здоровья.
  
  Моя машина стояла рядом, наслаждаясь свободой перед воротами, понимал, что нужно идти в приемное отделение не спеша со своей матерью невысокого роста, похожей на бедную женщину, которая всю жизнь учила меня и сестру, оберегала ради счастливого будущего.
  
  - Не буду смотреть на машину свою, потом еще пригодится она в будущем, может, покатаемся еще, - ответил я и улыбнулся матери.
  
  С правой стороны шла мать моя, немного хромая, она понимала, что мне должна помочь, чтоб я отправился лечиться, моя голова была такой, словно по ней били часто боксерскими перчатками, я не чувствовал, что меня что-то тревожит, вокруг была потеря мышления и сознания, невозможно было прочитать молитву "Отче наш", вспомнить, как я радовался своей новой семье, которую я создал у себя на втором этаже дома частного, который переписал как дарственность на свою любимую мать, она меня обманула законами, про которые я ничего не знал, и супружеской жизни не ведал до 32 лет, работал и работал, как прокаженный раб на земельном участке своих родителей, а также на директора больше пяти лет горбатился за признание и уважение, но так его и не заслужил, кроме насмешек и слов упрека от водителей, возивших асфальт и шлаковый щебень на его объекты в маленькой частной фирме, которую он давно открыл в городе и оформил на странный счет банковский по реквизитам. На руках у матери моей было направление, связанное с больницей, в которую следует лечь на лечение, диагноз неизвестный, возникновение заболевания тоже непонятное. Все печально, следует только задуматься, что и как быть дальше Рустаму. Пройдя вместе через калитку, я шел по деревянному щиту, сбитому из досок, не очень длинный щит лежал в проеме входном, я посмотрел на человека, который стоял на углу, но его я не рассмотрел, он был в темноте от тени, которая падала в его кабинет в виде небольшой будки. Мне было все интересно, можете представить, как я оказался в психушке, и вы увидите все там, что я узнал и как лечился, кто был моим врачом и как я не выпивал лекарства, которые мне прописывали врачи, как я одевался и что у меня было в тумбочке, в которой у каждого больного в отдельной палате могло находиться, какие мои были воспоминания, связанные с другой больницей, в которую я попал, будучи поступившим после девятого класса школы. Инфекционная больница, в которую попал я после уборки картошки в колхозе, через четыре дня меня просто постаралась уничтожить гепатитом А, который я подхватил через посуду, которую привозили с едой по полю колхозному. На грузовой машине мы разъезжали, а я был глупым и наивным парнем из Украины, в которой прожил десять лет, но родился маленьким в Воронеже, когда мой отец был во всесоюзном розыске четыре года и познакомился с моей матерью на юге в городе прекрасном и жарком Сочи.
  
  Глава 2. "Хомут"
  
  За воротами и калиткой, в которую мы прошли, асфальт был старый, некоторые были ямы на покрытии, которому было много лет, бордовый щебень маленький выступал из стертого от колес машин асфальта.
  
  - Давай, может, по ступенькам пройдем? Там спросим! - сказал я.
  
  - Пошли. Она в приемном отделении сидит сейчас! - ответила мне мать.
  
  - А че, твоя знакомая она? Откуда ты ее знаешь? - спросил я.
  
  Рубашка сзади у меня была мокрая на спине от пота и сидения из кожи, туалетная вода выветривалась почти, а штаны были неглаженые спортивные, которым было немало лет. Поднимаясь по ступенькам высоким, я мог наблюдать, как стеклянные стекла в дверях были высокие и блестели, словно их недавно протерли. Две двери были открыты в больницу.
  
  - Проходи первой! - ответил я своей невысокой матери, которая была одета в розовый костюм с коротким рукавом и длинную юбку, в свои "за шестьдесят лет" она себя также неплохо чувствовала, платила за меня кредит свой, который у нее сильно появлялся из-за помощи, которую она тратила в деньгах на меня и мою личную жизнь. Покупала продукты для моей семьи.
  
  - Мы зашли, теперь что дальше делать?
  
  - Сейчас спрошу, где здесь приемное отделение, - ответила мне мать, держа в руке коричневую сумку.
  
  На ее глазах коричневых были слезы, которые не успели скатиться по ее щекам. Стоя на двух своих ногах, я продолжал вытягивать свою шею вперед, стараясь размять свои позвонки и поясницу, которую продувал теплый ветер на улице.
  
  - Настоящий детектив, который трудно будет забыть, - ответил я сам себе и улыбнулся.
  
  Моя прическа была приглажена так, что я был похож на алкоголика после вчерашнего застолья, виртуально представить если все события. На часах прошло немного времени, и я заволновался, фигура моя была похожа на странный тип людей, у которых что-то не ладится. Волнуясь, стал двигаться я дальше, высокие потолки коридора с окрашенными стенами и потолками на меня безразлично влияли, что я навстречу видел проходящих врачей - некоторых в белых халатах, лица ухоженные и обувь, если медсестра встретилась, так недорогая обувь сменная, а если врач неизвестный, так приличная обувь, можно подумать, словно у него высокая зарплата, чем у строителя-профессионала, которым я себя называл и считал по высокому опыту на строительстве дорог и улиц с площадками маленькими. Вот я открыл двери в коридоре, такие больницы не для меня, подумал я. Наверное, это тот мужик длинный в коричневой дубленке, который приезжал на красной "девятке" зимою, она была переднеприводная с багажником на крыше, словно двери кто-то возит в рабочее время, а сами приехали в 2012 году после 23 февраля, постоять на повороте и смотрел на меня, когда я был в окне второго этажа частного дома у себя. Вспоминая фрагмент из памяти, которая меня сильно в этот раз подвела, как странный мужик нерусской национальности и не бандит стоял коротко постриженный, с высоким ростом и широкими плечами, дубленка его была нараспашку, словно он наемный снайпер, но я его взгляд прочитал через бинокль, когда он две минуты стоял недалеко от соседского забора, который он огородил сеткой и выкопал яму экскаватором под фундамент, но сам медлит со строительством нового дома со своим другом лысым, который к нему иногда приезжал посидеть за столом деревянным на улице во дворе, рядом с виноградником. В небольшом помещении в виде квадрата было несколько стульев на металлических ножках. Двери в приемное отделение были открыты, а над ними была висящая табличка со словами "Приемное отделение". Деревянный порог и невысокий слишком мне ничего не говорил про медсестру и врача, среди которых медсестра была родственница моей матери, родом из бедной семьи, но проработала в детской поликлинике медсестрой, взяла квартиру в ипотеку и перебралась в приемное отделение областной больницы, которая находится в пяти километрах от поликлиники, а про врача я ничего не мог предполагать, но он мне показался хорошим мужиком как человек, по вопросам которых он не стал часто задавать матери, как я попал в эту больницу с таким диагнозом и написанным направлением с ошибками участковым психиатром в неврологическом диспансере, который находится казенным на улице Некрасова, в котором люди лечатся некоторые тоже, чтобы не попасть и избежать тюрьмы, думал я, поскольку там работала много лет одного моего студента мать медсестрой и я много интересных историй слышал о нем.
  
  - Рустам, подойди, пожалуйста, сюда, - ответила мне знакомая медсестра.
  
  - Добрый день! Паспорт мой у вас, мне здесь удобно в коридоре стоять, я постою! - ответил я женщине и присел на пластмассовое сидение дешевого стульчика.
  
  Наверное, из моей жизни личной и студенческой с работой решил кто-то сделать легенду, подумал я, и не прислонял свою мокрую спину к спинке отвратительной и скользкой. Что-то моя мать рассказывала странные новости обо мне и неизвестной болезни. В дверь входную зашли два человека с улицы. Женщина и мужчина после сорока лет, на вид одетые неплохо. Двери были рядом со мною из квадратного коридора в стене деревянного и белого цвета, немного вытянул я ноги, задумался об этой паре супружеской. Мне странно то, что я не понимаю, что вокруг меня происходит, моя голова словно тяжелая и шумит в висках, затылок болит выше окончания спинного позвоночника. Мой телефон молчит, и жена не звонит по нему, знает, что я ложусь в психбольницу промыть мозги, по народному если сказать, а если понятно - очиститься от токсинов странного происхождения, которые мне попали во время еды и питья воды из своего термоса, который я взял и оставил на барьерном ограждении во время укладки асфальтовым укладчиком с бригадой. Выпить на работе во время горячего асфальта чая со стероидами, которые мне неизвестный водитель закинул, наверное, сильно запомнится на будущее время, что сейчас я в больнице пытаюсь узнать, как у них больные лечатся. На полу, на котором я стою, лежит линолеум, похожий на паркетную доску, но в моей голове не укладываются рисунки, которые на нем изображены. Некоторые слухи про меня доносятся через двери, в которых стоит мать и много рассказывает про мою жизнь семейную.
  
  - Проходи, доктор освободился! - громко ответила из кабинета медсестра в белом халате, на голове у которой был берет, как у повара ресторана, в котором я недавно был с ребятами, которые укладывали асфальт нижний слой на федеральном участке платной автодороги строящейся. Немного ссутулившись в кресле, я поднялся, ноги еще меня держали, и, выпрямившись, я направился к открытым дверям. Женщина с мужем, наверное, ждали очереди к врачу в отделении, странно, что они сидели и слушали наши разговоры с медсестрой и врачом.
  
  - Здравствуй, присаживайся, рассказывай, что там у тебя произошло. Почему ты так думаешь, словно тебя кто-то мог отравить? - спросил врач, сидевший в голубом халате с наушниками, которыми слушает легкие человека и бронхи. Небольшая мысль меня задела так, словно я понял - странное происходит.
  
  - Добрый день.
  
  Не присаживаясь, стоя у такого же кресла из дешевой пластмассы, я стоял и задумался над его вопросом. Внешность его мне показалась приятной, что его небольшие очки немного затемненные были выразительно подобраны к его стилю и лицу. Такой ухоженный врач-интеллигент, средней комплекции тела своего, меня удивил простым вопросом, задав его мне напрямую.
  
  - Не знаю, как даже ответить, просто пропала память! В висках болит, затылок немного ломит, а верх головы у меня немеет при странных симптомах, которых я не знаю, как рассказать вам, - ответил я стоя, руки мои были не очень худые, но рубашка сильно меняла стиль порядочного парня, больше подходила под тунеядца.
  
  - Мы решим иначе, давайте, мама! - ответил врач моей матери, держа руки в халате на столе своем деревянном и сидя в кресле со спинкой мягкой из ткани, которая набита на деревянный каркас спинки. - Сейчас придет медсестра, я ее позову с первого отделения. Вещи все снимаете и кладете в пакет свой. Потом назавтра мама может прийти после обеда проведать тебя! Теперь что там по диагнозу у него? - спросил врач в очках стильных и, нервничая сам, старался в руках крутить оранжевую ручку.
  
  - Евгений Павлович, диагноз я поставила, что у него депрессия на почве длительного рабочего времени - ответила медсестра, сидя за столом.
  
  - Все, ступай. Медсестра сейчас тебя встретит в коридоре, - ответил врач.
  
  - Спасибо, до свидания! - ответил я, с поникшей головою вставая из-за его стола белого. Стены кабинета голубые, все покрашено наполовину белым и голубым.
  
  - Следующий! - крикнула медсестра в кабинете и смотреть стала на женщину в коридоре с мужчиной, которые сидели скромно.
  
  Глава 3. "Палата общая"
  
  - Пойдем сами найдем это первое отделение! - ответил я своей матери.
  
  - Медсестра сама сюда придет сейчас! Куда ты собрался, слышал, что нам сказали? - ответила мать мне, держа крепко в правой руке сумку коричневого цвета.
  
  Длинный коридор выходил дальше из квадратного кабинета, в котором я сидел и подслушивал разговор неизвестной семейной пары у приемного отделения, ничего полезного для себя я не узнал. Только мужик иногда говорил на ломаном украинском языке, словно делал мне сигнал, что я должен идти в первое отделение и лечить свои мозги, как в голубом халате мне доктор приписал. Краска на стенах была нестираемая и блестела. Я вспоминал, как мне друг говорил, что все, кто в психушку попадает, дольше пяти лет не могут прожить после нее, происходит либо несчастный случай, или обратно лечиться приходят в нее, превращаются в овощей для психиатра участкового и становятся инвалидами по жизни в своих достижениях. Мы прошли по коридору мимо гардероба, у выхода центрального я увидел большое зеркало и подошел быстро к нему посмотреть на себя, как я выгляжу. Зеркало высотою 1,5 метра и шириной 0,8 метра на стене розового цвета испугало. В зеркале я увидел худого парня, плечи которого выступали из-под рубашки, немного худое лицо, имеющее пожелтевший цвет, со скулами, которые выпирали из щек. Длинный нос был слишком худой в этом зеркале, и я испугался, что моя жизнь так выглядит, как эта висящая рубашка в вертикальную полоску из трех цветов, под которой висел на груди у меня золотой крест с блестящей цепочкой, которую я всегда берег и снимал, когда играл в футбол на природе, вспоминая, работая в СМУ-8 у директора по фамилии Баринов. Но время изменило события и людей, сделало их злее и коварнее. Мне было странным, как я дожился, что, когда приехал ночью с работы, деревянная дверь моя не закрывалась, на втором этаже замок в дверях на маленький ключ сломали мне странным методом, забили личинку его спичками. Жена с сыном маленьким спали на кровати поздно, а я долго думал перед этим странным попаданием в больницу сюда, кто мне забил замок дверной разным мусором, но по пути я встретил небольшой джип серебристого цвета, стоящий ночью поздно у остановки рядом с дурдомом, в который приехал сейчас спустя неделю.
  
  - Ты идешь или у зеркала будешь дальше стоять? - крикнула мне мать, стоя рядом с буфетом небольшим и лестничной площадкой, по которой поднимаются на этажи люди и врачи.
  
  - Да, я иду уже! - ответил я, уставившись глупым взглядом на свои худые плечи и короткий волос, который я пригладил к своему лбу высокому правой рукой, на котором было красивое с белым и красным золотом кольцо обручальное широкое, которое я берег и с которым венчался со своей женой в церкви на Адмиралтейской площади. Ступеньки неширокие, но по ним удобно было сейчас для меня идти, когда моя голова была глупою и болела, словно я вчера выпил вина много сухого. Мне было странным это чувство, кто-то говорил, что у меня невроз развивается, наверное, это был обман, не зная причину развития этой болезни в эти года, подумал я. Мы с матерью поднимались медленно, мне казалось, что количество ступенек на второй этаж было таким, словно это мои прожитые годы в этом городе. Медленно я поднимался, старался все вспомнить, как я радовался личной жизни, ее новым подаркам и невзгодам, обидам и слезам, смеху детей и радости жены. Дракам со своим отцом я оставлял много места в своем сердце. Темный цвет порожков бетонных, по которым я поднимался, сменился дневным светом, который падал от солнца, но его закрывали кирпичные стены больницы, кроме нескольких лучей, которые похожи были на вилку из трех лучей на площадке большой среди лестничных маршев со ступеньками серыми.
  
  - Такие широкие ступеньки - ответил я матери своей не спеша.
  
  Она продолжала молчать и быстро идти. В небольшом коридоре за дверями металлическими я почувствовал неожиданность, открылась дверь высокая, словно там цех завода по производству ценной продукции. Металлическая и тяжелая, с большой ручкой длинной из трубки, тяжело открывала женщина невысокая, двери скрипели, оббитые специальным металлом из нержавейки, как я представил на то время с головой своей больной. В другую сторону коридора был дальше светлый коридор, по которому много было там кабинетов и несколько рекламных плакатов, на которых были фотографии работников больницы и история ее возникновения. За окном светило ясно солнце, которое радовало только меня своим светом и лучами, которые падали на пол другого коридора, в котором на стене висели плакаты эти светлого цвета. Женщина пожилая показалась похожей на женщину из Узбекистана по национальности. Обутая в сменные тапочки, на которые я не обращал внимания, темные чулки ее были на ней одеты, и она просто не обращала внимания на нас, когда мы у двери стояли, думала спуститься быстрее за мною в приемное отделение.
  
  - Ой, а это вы меня ждете здесь?! - смеясь она негромко нам ответила.
  
  - Да, вот парня нужно по направлению положить на лечение, - ответила мать моя.
  
  - Здравствуйте! - ответил я женщине, которая была медсестрой в синем халате; почему она так была одета, я не знаю.
  
  Черный сарафан на ней был под синим халатом, черные волосы длинные, которые она заплела на своей голове в несколько кругов, и очки висели у нее на цепочке вместо цепочки на груди.
  
  - Если я за вами, здравствуйте! Как тебя зовут? - спросила она меня смеясь немного, зубы у нее были белого металлического цвета, все вставные передние.
  
  - Рустам! - ответил я улыбаясь.
  
  - Отдай тогда, Рустам, обувь маме своей и одежду верхнюю! Переодевайся в одежду, которую ты принес с собой в больницу. Тапочки есть у тебя? - спросила меня женщина с хитрым выражением лица, улыбалась мне глазами темного цвета с черными ресницами и цветом глаз.
  
  Наверно, она скорее цыганка была, чем из Узбекистана родом, подумал я про себя быстро, и мы прошли с матерью внутрь через высокий порог в отделение No1", закрывая она двери, я увидел навесную защелку на дверях под ручкой круглой металлической, потом спрятанный замок в дверях показывал мне замочную дырку, через которую я мог бы открыть двери и убежать, подумал я наперед. Наверху пружина, сильно прибитая к стене светлой, оранжевого цвета держала двери металлические, чтоб сильно не хлопали они при закрытии. Весь внутри зал небольшой со столом деревянным и двумя скамейками по разным сторонам привлекали хорошую и позитивную обстановку, от волнения, которого не должно было быть в эти минуты у меня, кроме мыслей о лечении, как мне сказала моя мама при моем 35-летии, было смешно говорить о том, что я мамин сынок в таком возрасте, скорее я раб и заложник обстоятельств, в которые меня туда все отправили, подумал я. Присел я на скамейку деревянную, неудобная была она после кожаного кресла моей машины, в которой я сидел все время, когда ездил по городу на работу, за которую мне платили ровно одну тысячу американских долларов, если говорить, что можно не думать про инфляцию в 2013 году, согласно прошедшему времени, я мастером работал в СМУ-8 тоже за такую зарплату, держа в доме у себя на полке книгу под названием "Биология и обществознание". Навесные потолки квадратиками в зале для посетителей отделения были белые, как березы за окном в лесу, если посмотреть в окна деревянных рам с решетками, выполненных из арматуры толщиной в указательный палец, на окнах и сваренный в подсобных условиях цеха.
  
  - Ты переодевайся, а я сейчас приду за тобою! - ответила медсестра, обязанности которой были неизвестными для меня, наверное, это убирать помещения палат и мыть полы с мебелью, передавать передачки от родителей и гостей больницы тем, кто лежит в психушке No10. Женщина ушла по коридору узкому и свернула направо, там открыла дверь белого цвета деревянную. Когда я наклонился и привстал посмотреть, куда она пошла. За моей спиною были на стене оранжевой некоторые объявления, которые рассказывали о приеме посетителей для больных в отделении и график работы врачей: как главного, так и обычных докторов-психиатров во всей больнице. Две двери от коридора узкого могли заинтересовать любого человека и гостя отделения, как и больного, которого приводят и уводят из больницы на заключение пройденного лечения и назначения лекарств дополнительных во время курса лечения, прописанного участковым психиатром диспансера на улице Некрасова.
  
  - Я вылечусь? Что за диагноз написал в направлении участковый психиатр? - ответил я матери, стоявшей у стола со скамейкой и в пакет укладывавшей рубашку, штаны, кроссовки на низкой белой подошве с черным верхом из кожи.
  
  Часы остались у меня с мобильными двумя телефонами, один из которых - смартфон тяжелый для туриста, в котором много программ, а другой - без навигации мобильный телефон с одной безопасной сим-картой, по которому отлично можно разговаривать по громкой связи, если проблемы с гипертонией у абонента этого телефона.
  
  - Ты вылечишься, все будет отлично! Работать тоже будешь дальше, и на машине можно будет ездить, голова не будет болеть! - ответила мне мать моя, держа в руке вещи мои, снятые и положенные в полиэтиленовый пакет, стоящий на скамейке напротив стола.
  
  - А где заведующий отделением здесь? Где лечащий врач? Вы меня по ходу дела, наверное, упрятать решили с отцом в больницу! - ответил я матери и смотрел на нее большими глазами, в которых много было вопросов и обид на отца своего за ту жизнь, какой я жил и начинал создание личной своей жизни, воспоминания, как жену молодую еще отец бил на лестнице по шее ладонью своей тяжелой руки, а мать ее держала за правое плечо, когда я сидел в машине и послал ее взять обувь свою со второго этажа, мои родители просто ненавидели мою жену в ее 28 лет и готовы были ее изгнать от меня ради того, чтобы я вернулся к ним и радовался им, и зарабатывал деньги для постройки еще одного дома за забором, который мой отец построил из деревянных бревен с целью его перепродать. Мне было странно, как я докатился до такой грани, в душе была одна обида на родителей, мать жены директора, на которого долгое время работал и видел его радующимся своему предпринимательству.
  
  - Послушай, наверное, я ошибся, - ответил я своей матери, переодевшись в сменную одежду.
  
  На подоконнике стояли горшки с цветами, в которых комнатные растения хорошо себя чувствовали.
  
  - Нет, Рустам, ты пойдешь в больницу, так надо теперь! - ответила мне мать.
  
  Я чувствовал, что дом, который я на нее переписал в 2010 году, должен был по документам перейти ей, что я не мог обратно вернуть через три года, то заявление о дарственной, которое я подписал матери с ее юристом, которого она нашла. Теперь я попал в дурдом летом, ровно три года когда прошло после передачи заявления о дарственной матери.
  
  - Назад дороги нету! Ты так говоришь мне!? - спросил я у своей матери в свои 35 лет.
  
  - Тебе нужно лечиться, посмотри на себя, в кого ты превратился, тебя жена таким сделала! - ответила мне мать моя.
  
  Прошло десять минут, женщина вернулась, похожая на странную медсестру или уборщицу.
  
  - Все, вы собрали своего сынка на лечение? Вещей больше нет лишних? Все, давай иди, Рустам, завтра мама твоя придет тебя навестить! - ответила женщина странная без улыбки.
  
  Я был в спортивных штанах синих, тапочки тряпочные с гербом на них, ордена Тамплиеров и футболка синяя. Часы и два телефона, а также брелок с ключами на машину, которая стояла за воротами психушки (черного цвета), я тоже отдал матери в руки. Не знаю только, кто ее будет отгонять к своему дому, кроме отвратительного предателя - отца. Пройдя немного шагов, я повернулся и увидел, как моя мать подняла голову кверху и не хотела реветь, но сильно заревела, я понимал, что меня специально в психушку засунули, не мог понять только, почему так все резко решили изменить, словно была цель определенного человека обо мне сказать слова:
  
  - Был парень как парень, стал дурак и овощ, учись, лечись, копи на гроб! - такие слова я подумал и тихо стал про себя говорить, на моих глазах появились слезы, и я их успел вытереть правой рукой - незаметно, чтобы никто не видел. Пройдя через порог деревянной двери, я обратил внимание на замок, который тоже стоял в дверях деревянных, белый цвет их не очень радовал меня, за дверями был большой зал в виде коридора с палатами и актовым залом, стены все покрашены в светлый цвет, и зеленая дверь в туалет была с левой стороны, а небольшая будка со стеклом и столом в виде кабинета, в котором сидела молодая медсестра с черным волосом и каре прической, нагнувшись над столом, и что-то записывала в толстую книжку, похожую на журнал ведения учета больных и их расположение по палатам в отделении первом.
  
  - Это наш новый пациент, записывай его фамилию! - ответила через окошко уборщица медсестре с каре прической, которой было за двадцать пять лет на вид.
  
  - Здравствуйте, - ответил я медсестре с наглым лицом, которая прикрыла свое лицо ладонью за стеклом от меня левой рукой, кольцо обручальное я тоже отдал своей матери на хранение, задумался я при виде поступка медсестры.
  
  - Фамилия? - громко ответила она через стеклянную витрину, толщина стекла была 0,5 см.
  
  - Моя фамилия Карандашов Рустам! - громко крикнул я ей и посмотрел, как она опустила руку и стала записывать меня в журнале. Я сразу понял, что хорошее меня здесь не может ожидать в этом гадюшнике с такими врачами и медсестрами, словно я попал в тюремную больницу для психов и маньяков на перевоспитание своих уголовных и душевнобольных поступков в городе, работая на укладке асфальта во время строительства федерального участка платного за городом с конструкцией, которая недавно была принята СНИПом и ГОСТом согласно европейским конструкциям строительства автомагистралей будущего.
  
  Девушка-медсестра меня записала, и женщина в халате синем сказала:
  
  - Пойдем в палату, достань конфет из своего пакета, которые мама тебе передала, и раздай всем больным! Такие правила в палате! Конфеты у тебя карамельные, наверное? - Голос ее был немного строгий и добрый, блестели зубы ее во время улыбки. Стоя я не мог ничего ответить, для меня ее предложение звучало как насмешка над моим характером, словно меня решили сломать как гордого парня, и если представить я мог, что человек с окладом крутого специалиста в дурдоме будет всем больным раздавать конфеты, а на самом деле унижаться, сгорбатившись, словно в тюрьме на общем режиме. В действительности больные были здоровые, просто у некоторых было расстройство от разных причин, но большинство было алкоголиков, а есть такие препараты, которые деформируют психику и мозжечок, и человек становится невменяемым психом тихим, такие лекарства есть только в милиции управления города и тюрьмах для завершения статьи под наказание, когда не хватает доказательств, собранных судом и сотрудником дознания. Но какой тут суд, я просто немного далеко забежал в своих умозаключениях. Взял пакет с конфетами и в открытую дверь шагнул правой ногой в палату общего отделения, в котором меня поразило происходящее и количество разных личностей.
  
  Глава 4. "Дезодорант"
  
  Высокие потолки прямоугольной планировки палаты с тремя окнами в ряд на стене, которая имела вид на внутренний двор психиатрической больницы, в котором росли высокие деревья, некоторые из них плодовые, а внизу, если рассмотреть через каркасы сваренных решеток, покрашенных в белый цвет, находился двор, огороженный сеткой высокой, которая крепилась на вертикальных трубах, диаметр которых был похожим на небольшое яблоко из частного сада. В огороженном таком дворе сеткой выводили больных из больницы погулять и подышать свежим воздухом, когда они долгое время лежали, проходя курс лечения, что после него становились спокойными и медленно двигались по улице и коридору больницы. Мне пришлось пройти, как мне показали, к пустой кровати в палате общей, которая имела металлический каркас из трубок, и ее четыре ножки стояли на деревянном полу, на котором не было линолеума и паркета, откуда в больнице деньги на паркетную доску и пластиковые окна, если иногда треснутые стены в коридорах и капает весной вода с потолка на верхнем этаже из-за крыши, которая немного, наверное, дырявая, со старым покрытием кровли, подумал я, зная, как выглядит больница, если каждый день, живя в районе своем, я проезжал на работу и с работы двадцать лет мимо на автобусе. Вонючий матрас, на котором было пятно от высохшей мочи, которую оставил, наверное, прежний больной до меня, очень сильно меня взбодрил на новые противостояния с местными соседями моего двора, которые рыли на меня информацию, касающуюся моей новой работы, и целей, ради которых я на нее устроился. Я не лег на кровать, а раздал все конфеты больным в палате, которых насчитывалось десять человек, кровати их стояли в ряд от стены по три штуки, и расстояние между ними было небольшое, приблизительно 1,8 см. Между кроватями лежали тапочки на полу любые, начиная от старых и заканчивая дешевыми с вещевого рынка, в которых можно ходить в душ из-за того, что они резиновые. Некоторые ящики у стены были деревянные, похожие на старую мебель кабинетов, которая стоит у врачей, в которые можно принести и положить продукты. Мне было неприятно смотреть, как нет простыни на кровати и матрас желтого цвета, который я перевернул обратно. Не успел я поесть с утра, как уже сижу на кровати, может, другие здесь не сидят, а лежат на кроватях с металлическими решетками и скрипят на них, когда им нужно перевернуться, чтоб сменить бок своего тела, на котором они долго устали лежать. Один ест конфеты и говорит, что они приятные, кто он, я не знаю, но его кровать с постелью вся белая, и есть тумбочка высотою в метр от пола.
  
  - Всем здравствуйте! - ответил я, немного улыбаясь после пяти минут, которые прошли, когда я раздал всем угощения свои в виде конфет из сладкой карамели под названием "Рачки". В смешных тапочках я сидел на кровати, которая меня не смогла долго выдерживать, и натянутые пружины под матрасом, который я перевернул к полу в моче высохшей, меня не радовал с конфетами, но вата в матрасе еще была мокрая и воняла не мужской водою под названием "Хуго Босс", как я вспоминал, какой я часто брызгался, когда ездил, работая асфальтировщиком за маленькую зарплату в СМУ-8, а в 2005 году после работы в выходные дни в эскорт, который только открывался по выходным дням, снимал стресс свой от трудодней. Мне было интересно, как я мог стать пациентом этой странной больницы и что в ней происходило внутри с лечением и больными, которые были разные по диагнозу и из разных городов области.
  
  Никто со мною не поздоровался, кроме одного парня, который лежал с моей кроватью на постели, и белая подушка была под его головою. Короткая прическа черного цвета, футболка белая на нем и шорты до колен серые под названием иностранным каким-то, что я даже не мог выговорить, когда он мне про них рассказал через пару дней, если я был в теплых штанах спортивных.
  
  - Здарова, а тебя как зовут?! - резким движением поднялся он со своей кровати, и она заскрипела.
  
  Моя кровать воняла, и провисла моя задница почти до пола, что я чувствовал себя неудобно после машины, словно я был в гамаке, и мне осталось еще задуматься, как мне быть с этим глупым лечением в этой психушке.
  
  - Меня зовут Рустам! А тебя как? - ответил на вопрос я парню, который горбатился, делая из себя грозного подростка с короткой шеей и большим животом плотным, которому было на вид 23 года.
  
  - Я Женя, мне приятно было поесть твоих конфет. Скажи, а ты надолго сюда приехал лечиться? Вот мама из библиотеки, в которой она работает, много лет сказала мне, что я должен часто приезжать в эту больницу лечиться! В армии я не служил, а ты в таких тапках пришел, на них красный крест вышит с короной. Ты в Красном Кресте работаешь? - Лицо молодого парня было немного вытянутым вперед с подбородком, его зубы при разговоре белыми не были, а глаза были коричневыми с черными густыми бровями и коротким носом, словно он раньше занимался боксом и его ему сломали на переносице. Взгляд его был разным, добрым и грустным, он смотрел на меня и в мои глаза часто. Когда человек смотрит в глаза, это по нему видно, что он готов к серьезному разговору и ждет внимания со стороны противоположного человека, с котором общаться начал. Я задумался на миг, и мужик в углу на вид 45-ти лет, с желтым и загорелым внешним видом и лицом, на котором шрам виден был на лбу длиной в несколько сантиметров, мне ответил:
  
  - Сейчас тебе постель принесут, Рустам, там вещи в шкаф любой свободный положи и ложись отдыхать, не слушай Женька, он всегда будет тебе задавать вопросы! Меня зовут Серега, я здесь часто иногда приезжаю, лечусь от водки. Если проблемы у тебя в палате будут, мне дай намек и я постараюсь тебе помочь! - Его хриплый, немного с кашлем голос меня насторожил, что я не мог понять, на что он мне намекает.
  
  - Да, я сейчас разложу постель, которую мне принесут, матрас кто-то вот намочил мочой, но ничего плохого, меня он устроит. Мой голос меня пытался унизить перед этими двумя личностями, с которыми я познакомился за несколько минут в палате, и мне показалось, что нельзя оскорблять больных в такой больнице, что они психи и убогие, нас всех могут такими сделать, если захотят, - отжать жилье, работу, кредиты, оплачиваемые в процентах, поднять еще выше ради штрафов, чтобы отнять то, что нажито годами ради сладких нескольких лет, когда человек немного украсил свою жизнь кредитом частного банка или взял ипотеку и лишился через пять лет здоровья и работы. Все это я только должен был узнать и представить за 29 дней моего пребывания в больнице и лечения от странного диагноза, про который все в отделении молчали и не говорили, а потом я убежал из нее, когда с меня потребовали 25 000 рублей за больничный лист и хороший, честный диагноз заключения в больнице серьезной на всю область под порядковым номером 10. Но это я забежал слишком далеко, а сейчас вернусь в эти минуты на свою кровать, в палату общего назначения или режима. На потолке, который был побелен краской белой, похожей на известь гашеную, растресканный из мелких трещин, но цементом зашпаклеванный. Несколько лампочек, висящих на одной люстре, имеющих три лампы из короткого и круглого стекла, вечером, наверное, сильно будут яркими, подумал я. В углу на кровати мужик в темной, сильно синего цвета футболке, на лице много морщин, которые не от старости, а от болезней, наверное, связанных с пьянством и печенью, меня сильно напугали душевно. Встал я и нагнулся взять свой пакет, который небольшой мне мать передала белого цвета, с некоторыми продуктами, которые можно поесть на первое время, чтобы дождаться столовой на утро следующее, в которую я еще не знал, как идти, и видно у меня только приключения будут появляться в этом отделении, подумал я. Пройдя в тапках коричневого цвета к небольшой тумбочке, я протянул свою руку и открыл дверь маленькой тумбочки за маленькую ручку, которая была небольшая, и мне она сильно не нравилась, что все в палате лежат по расписанию и нельзя выходить в коридор из палаты, за которой наблюдают не только медсестры, но и дежурная медсестра в кабинете стеклянном. Больница, похожая на милицейскую исправительную колонию общего лечения от душевного расстройства, которое может быть написано в казенном учреждении, в котором на весь город одно находится, с выдачами справок и заключений, которые нельзя опровергнуть без поддержки адвокатов в суде Ленинского и Советского районов. Вспоминаю, как я еще стою на учете в военном комиссариате не в одном районе, в котором живу, а в двух сразу, таких как Ленинский и Советский, в звании лейтенанта запаса, или имея военный билет один на два района. Мне не нравится, как легко можно любого человека сломать, если он гордый и есть кредит немалый, раньше садили при коммунизме в дурку за политику, сейчас местные отдельные господа города садят из-за кредитов и высказываний критики в адрес бывших друзей из госакадемии, в которой я учился.
  
  - А в этой тумбочке кто еще держит свои продукты? - спросил я у Сереги, который закурил сигарету, похожую на папиросу, рядом с банкой небольшой из стекла, которая перед ним стояла на его тумбочке с книжкой небольшой, которая была с названием странного романа о любви. Мне странно подумать, если ночью мой пакет утащит из тумбочки этот Женек, подумал я.
  
  - Да никто, ты положил, пускай лежит! Никто не будет у тебя его воровать. На полу же ты не будешь его держать, вдруг туда Женя написяет! - ответил, согнувшись, худой Серега, держа себя за живот, и его синие спортивные штаны сильно были старые, с лампасами белыми в несколько полосок.
  
  Наверное, он был хулиган по молодости, подумал я и посмотрел на другого больного, старого деда с седой головой, на которой были волосы. Дед лежал на спине, и его руки были привязаны к кровати металлической резиновыми ремнями, похожими на завязки, которыми связывают больных буйных в больнице с душевными расстройствами. Одеяло в виде простыни накрыто на нем было, а подушка с наволочкой белого цвета была уже давно вытертой, что некоторые места, наверное, были испачканы продуктами, которыми его кормили в палате медсестра и уборщица, которую иногда просили медсестры. Самое странное, что этот парень встал и спросил у меня, говоря:
  
  - Ты Женьку еще конфет дай! Че у тебя еще в пакете есть поесть сладкого? - спросил парень, не ложась на свою кровать, и сидя смотрел на меня пристальным взглядом, когда я на него обратил внимание.
  
  - Да ничего, мне самому нужно что-то есть до утра! А как здесь в столовой кормят? Когда можно в туалет сходить и куда идти? - задавал я много вопросов соседу по имени Женька. Никто не знал, что я буду много в первый день вопросов задавать, похожим скорее я был на человека, засланного в больницу с целью узнать, как лечение проходит у большинства пациентов и как к ним врачи относятся, кто лежит в дурдоме, как обстановка в нем. Вспоминая, как я поехал в соседнюю деревню под названием Малышево и пошел в церковь. В церкви, в которой я никогда не был, я увидел рыжего священника, он был батюшкой в черной рясе и читал молитвы многим, кто в церковь ходил. Из всей деревни не очень много в нее ходило, но сам интересен был факт, что он меня удивил своей службой. Долго я там не стоял, приобрел, как я вспоминаю, свечки и поставил за свое здравие, своих родителей, с которыми часто ругался, своей жены и сына, а также тещи. Все было серьезно так, что словно кто-то решил мне отомстить и все разрушить, что я годами добивался и строил, любил и гордился теми правилами, по которым меня в вузе учили и воспитывали родители.
  
  - Туалет, если захочешь, пойдешь к дверям в палате, постучишь несколько раз в двери, медсестра на посту в кабинете стеклянном выйдет и откроет тебе эту дверь. Там зеленая дверь одна в туалет, другая в душ, который неудобный, в нем кран один висит с горячей и холодной водою, несколько других кранов сломанные с горячей водою, но холодную можно налить, - ответил мне Женек и из кармана своих шортов достал печенье и стал есть.
  
  - Понятно, буду знать, - ответил я с прической, которая уже была примята в разные стороны у меня на голове после того, как я прилег на постель, которую мне принесла женщина в синем халате. - Спасибо! - ответил я своей первой знакомой, которая оказалась пусть и уборщицей, но с сердцем добрым и воспитанная.
  
  - Пожалуйста, можешь всегда на мою помощь надеяться! - ответила женщина, которая была не уборщица, а медсестра переодетая.
  
  На другой койке лежал молодой парень, его руки были сложены за его головою, короткая стрижка светлая, с высоким лбом ему придавала разбойника, и его синяк под глазом левым меня сильно насторожил, что я подумал, возможно, здесь могут меня избить или убить даже, а в палате ночью никто не докажет, что меня убили, если я смогу доказать, что меня умышленно отравили дома и мой папа был именно моим врагом, которому приказали на работе, на которой он работал охранником в частной охранной компании "Волк", владельцы которой занимались предпринимательской деятельностью и пользовались охраной известного в городе ЧОПа. Под охраной были также три сутенерские конторы, ведущие незаконный эскорт в виде досуга в городе с клиентами из разных районов и клубов.
  
  - Эй, парень, у тебя есть туалетная вода, а то я потом воняю!? - крикнул парень на противоположной стороне палаты.
  
  Он поднялся в своих шортах до колен из синего материала, который был атласный с желтыми полосками от карманов до колен на длину в десять сантиметров. На его шее был крестик с золотой цепочкой, когда он молчал и ждал мой ответ, он не выдержал и вскочил с кровати своей, снял футболку и медленно стал ко мне подходить к кровати со своим синяком от удара под глазом, что левая бровь была сильно разбитая и опухшая. Женек привстал и встал между мною и этим парнем с синяком.
  
  - Ромик, ты че пришел? Какая туалетная вода у него есть? Недавно только пришел к нам в палату! Тебе конфет мало было? - голос его был спокойным, и выпирался живот вперед у Женька, он был похожим на молодежь, которая слушает движение музыки, связанной со стихами уличных певцов о бедности и нищете города и трудных днях, в которых была работа, связанная с низкой зарплатой на стройке, и дурное понимание слова "работать" без образования ради еды и кредитов до 100 000 рублей. Мне долго не пришлось лежать на кровати, которая была похожа на гамак, а медленно я встал и, проходя нового друга по имени Женек, который на одном 1,8 метре стоял со мною между двумя кроватями, и старался объяснить Роману, что его просьба для меня неактуальная или, по-простому говоря, не должна меня тревожить.
  
  - Сейчас я найду в пакете дезодорант, он в тумбочке лежит! - Проходя к тумбочке, я наклонился и своими коленями, которые немного стали болеть от долгого положения на кровати и болезни в голове, связанной с одурманенным самочувствием, при котором мышление, как в тумане, происходит, все немного в голове плывет, и все мысли не имеют основания от своего сознания, которое то появляется, то куда-то исчезает, и остаются одни глупые расстройства, которые меня сильно будоражат, и я очень сильно начинаю нервничать, думая только о мести, когда выйду из дурдома на свободу. В пакете белом я нашел дезодорант и вытащил его, полотенце и зубную пасту с мылом, несколько сырков и шоколадных батончиков больших я спрятал в пакет, некоторые сырки мне нравились, и я их не мог отдать новому другу, который у меня появился в палате. Завернул пакет я и медленно его положил в тумбочку, после не спеша привстал и подошел к Женьку.
  
  - Вот возьми, побрызгайся от пота! - ответил я Роману и посмотрел на его синяк под глазом и опухшую бровь.
  
  - Спасибо. Меня зовут Роман. Мы будем теперь знакомы вместе втроем! - Его рука правая протянулась ко мне, когда я отдавал ему небольшой баллончик с черным и зеленым рисунком, на котором была нарисована стрела, и верхний круглый, из пластмассы распылитель, на который следует нажимать, чтоб можно было набрызгаться с ног до головы редким и модным на то время туалетным запахом, напоминающим шампунь во время купания в шикарной ванне с джакузи, как я мог представлять, когда всегда им брызгался во время приезда с работы в дом к себе, а в ванной комнате были одни кирпичи силикатные на стене и полы деревянные, которые меня сильно напрягали, я работал и хотел жить лучше со своей молодой семьей, на которую все решили наплевать в округе так же, как и на меня и мои интересы в жизни с достижениями, сломать, как сосульки, на крыше во время сильных морозов. Новый друг по имени Роман набрызгался приятным запахом, что от него на два метра пахло, он не жалел мой баллончик.
  
  - Возьми обратно, спасибо, - он протянул мне баллончик правой рукой, а на груди у него висел небольшой крестик на тонкой цепочке.
  
  - Пожалуйста! - ответил я ему и улыбнулся немного. Рукою правой забрал баллончик и положил его обратно в пакет, который лежал в тумбочке. Нагнувшись, закрыл тумбочку из деревянной двери на вид прессованной плиты. Привстал и обернулся обратно, Женек присел на кровать и что-то хотел спросить у Романа, который повернулся и пошел обратно к своей кровати, на которой было все чисто, постель была негрязная, футболка лежала на стульчике со спинкой высокой, из пластмассы весь корпус был, на стуле и тонкие металлические ножки черного цвета мне бросались в глаза. Никогда я не видел такого поведения в палате и таких условий от больных, которые они делают во время болезней психологического характера.
  
  Странно, наверное, когда герой сценария попал в больницу психиатрическую потому лишь, что его захотели некоторые бывшие друзья со своими родителями опустить на дно кредитов, когда он добился за пять лет высокого подъема, ему нужно было не играть в игру со своим отцом и двоюродным братом, нельзя было идти на поводу у мастера, который имел звание подполковника на пенсии и работал на строительстве платного участка федеральной автомагистрали. Нельзя было хвастаться Рустаму перед тещей, с которой он начал конфликтовать из-за кредитных карточек и расходов, которые теща стала нести во время нехватки у нее пенсии на еду и квартиру, которую она оплачивала. А кто такие соседи, рядом живущие с домом у Рустама, не знал никто, кроме того времени, когда Рустам стал на диктофон записывать свою первую книгу своей истории под названием "Понять или простить". Много трудностей стало появляться, когда он обратил свое внимание на взятие кредита в банке от организации, в которой работал больше трех лет, и там его настигла беда с дурдомом. А как его бывший начальник участка в организации СМУ-8 говорил при его увольнении из организации, что в 2010 году после ухода из фирмы везде Рустам будет не принят на работу по своей специальности лишь потому, что не захотел продолжать работать на прежнего директора из СМУ-8 по фамилии Баринов, который всегда мало платил денег за физический труд и работу мастера, но был честен с Рустамом и никогда его не старался обижать, пока не поменялся новый начальник участка и Рустам не пошел приобретать дорогой старый автомобиль.
  
  Глава 5. "Столовая и капельницы"
  
  Ночью я не сплю, первый день прошел уже, когда я приехал в психушку эту. В палате темно, некоторые храпят, а другие ворочаются на своих скрипучих кроватях металлических, что невозможно заснуть. Всю ночь я не спал до утра, думал, как там моя жена, которую выгнали с нашим маленьким сыном из дома, чтобы она уехала к себе на квартиру. Мне было странно находиться на месте психа с непонятным диагнозом, перед тем как заснуть, мне еще сделали одну капельницу в вену большой иголкой с трубкой, которую подключили к небольшому висящему сосуду, в котором было неизвестно что налито, только надпись была под названием хлорид-натрия. Не люблю я эти уколы, которые с раннего детства старались мне колоть ради лечения моего здоровья. В чистой постели приятно спать, но мне больше кажется, что трудно прожить без денег и здоровья, рано или поздно все равно происходят проблемы у каждого человека, не имеет значения, кто он по классу достатка и сословия. Странный сон приснился мне, словно я на суде нахожусь почти, а в зале идет слушание по неизвестному делу, на котором мой друг близкий становится моим заклятым врагом и доносчиком в местный район милиции, в котором я нахожусь на учете в военном комиссариате. Вот я снова проснулся, моча странного больного, который ею намочил матрас, заставила меня встречать рассвет, который был мною виден через окна с решетками в палате, и лучи солнца меня стали радовать, я вспомнил, как ездил к жене по набережной по утрам на черной волге, боялся опоздать на работу и не хотел бросать жену с сыном, когда жена первое время жила у себя на квартире с матерью своей. В животе уже у меня бурчит, и хочется есть, в тумбочку нет смысла идти ночью, наступило утро, и в этот новый день я увижу коридор в отделении и зал со столовой, в которой можно будет поесть первый завтрак в первый раз после свободной жизни быть временно в неволе. Женек спал на кровати, накрылся белой простынью. Серега в углу спал на кровати, который лежал в штанах спортивных и футболке лицом кверху. Все остальные с дедом, которого кормили с тарелки и ложки (и был он привязан ремнями к кровати), сильно очень меня тревожили. Те мысли, что я здесь надолго и нету причины понимать, кто мне сможет помочь. Знаю только одно: меня решили уничтожить как личность из-за зависти, и мне нужно будет накопать информации для контрнаступательных мер по отношению к своим врагам будущим, подумал я и перевернулся от соседа в сторону стенки, на которой была краска стены, и удобно улегся я на подушку, которая была с перьями и казалась мне мягкой. Немного еще полежу, может, усну и не пойду в столовую, там, наверное, сейчас будут лекарства выписывать, а я не люблю таблетки есть в психушке.
  
  Немного заснул я снова, слышен звук из соседского заднего места, который сильно пернул и стал шевелиться на скрипучей кровати.
  
  - Ну и попал я! - негромко я ответил сам себе лежа, обнявши подушку обеими руками.
  
  В коридоре за дверью раздался прохожий шаг неизвестного врача или медсестры, которая проходила. Еще через несколько минут я услышал в дверях звук ключа, который открывал замок под ручкой двери. Открылась дверь в палату, и я услышал, как медсестра принесла капельницу деду, который лежал на кровати и мочился через дырку в матрасе, которая не имела всю натянутую из пружин поверхность, под кроватью стояла утка белого цвета, в которую дед ходил в туалет по большому, когда его держали на кровати сидя медсестра приходящая и Женек, который рядом со мною спал на соседней кровати. Даже я не думал, что кто-то там придет с капельницей утром и будет ее делать на высокой металлической палке, которая крепит хлорид натрия и другие лекарства внутривенно, в жидком растворе. Женек спал еще, я проснулся, как свет утренний стал падать на мою тумбочку, полы палаты деревянные, которые были с годами вытерты, и коричневый цвет был в некоторых местах желтым. Сильно так я ненавидел этот поступок, на который решился пойти в психушку, можно было кровь очистить в частной клинике и голову подлечить там же, проблема только одна, что тот, кто меня отравил был из Ленинского района и тесно был связан с участковым психиатром на Некрасова, а ко дню рождения Советского района, которому исполнилось 40 лет, меня захотели отправить в психушку таким методом, но я буду умнее теперь, подумал я, встал на ноги и сказал:
  
  - А можно в туалет сходить?
  
  - Пойди! Сейчас уже можно выходить в туалет и в столовую! - ответил мне Серега, который взял бритвенный станок и полотенце синее с зубной пастой и направился на выход из палаты.
  
  - Нам нужно неделю здесь полежать, - ответил Женек и достал из кармана шортов пачку сигарет, чтобы закурить.
  
  Сигарету он одну положил себе за ухо правое, чтоб не забыть. Потом встал, выпрямился и пошел, подпрыгивая немного, в другую сторону, которая была в конце коридора, длиной 80 метров всего отделения с балконом широким на всю ширину стены не меньше четырех метров, куда выходили больные подышать свежим воздухом и покурить, решетка их сильно огораживала от внешнего мира, и на втором этаже не должно было быть прыгунов на землю из балкона этого. Невеселое мое лицо посмотрело на все, что я видел в палате. Двери в палате открылись, не было на деревянных дверях пружин, в которые было приятно выйти быстро и через несколько минут зайти в туалет, в котором было не очень красиво, но свежий воздух всегда был. Три унитаза, разделенных кабинками между собою, без дверей и старыми бочками которые висели на стене с узкой трубой, по которой течет вода в унитаз, были окрашены в зеленый цвет краской, которая имела долголетний срок службы. Мне показалось, что для меня не важно, какие унитазы, но, когда я увидел, как больные в здоровом виде ходят по большому в туалет, так сильно удивился и испугался. Разбитая плитка на полу в туалете, по которой стекает вода из крана, когда уборщица наливает воду в ведро, и оставляет желтую полосу, которая не стирается, по которой сливается грязная вода. После помытых полов в палатах, которые я увидел, мне стало неприятно долго думать, как пить воду из крана в раковине, которая имела привкус ржавчины. Умывальник был один в туалете, как я все в нем рассмотрел, и, чтобы сходить налить холодной воды, нужно было еще подышать парами мочи, которая иногда стояла в туалете от сломанных, висящих на шнурках ручках от сливных бочков, кроме одного унитаза, который посередине был и всегда работал и сливал воду. В туалете окно было из деревянной рамы с открытой форточкой, на окне приваренная решетка была, которая всегда висела, чтобы нельзя было убежать из больницы. Через окно я наблюдал за ветром, который дует в туалет и на улице качает листья деревьев на березах и рябине. Возвращаясь из туалета, на мне не было часов и крестика с цепочкой, был только грустный вид и много вопросов, болела рука левая от капельницы вчерашней, и сегодня должны были еще сделать мне. Выйдя из туалета, заскрипела дверь его, и я увидел ту девушку за стеклом, с черной прической, которая закрывала лицо свое ладонью от моего взгляда. Повернул я по коридору в сторону, куда пошел новый мой знакомый по имени Женек, и, пройдя двадцать метров вперед, я увидел по левой стороне длинный стол с длинными лавочками, ближе подошел в футболке, и мне крикнула медсестра:
  
  - Лекарства иди пей сюда!
  
  Немного сонный, я увидел, как на столе, которые собирались в один ряд квадратными столами, уже больные два человека ставили высокую тарелку с нарезанным хлебом, а в другой был тоже хлеб. Тарелки из нержавеющей стали глубокие каждый больной мог взять в небольшом окне с маленьким подоконником, который был под квадратным окошком, из которого выдавали еду. Завтрак из каши молочной и риса, за который можно было взять одно куриное яйцо, и кусочек батона с чаем, который был налит в стаканчики граненые, а также компот был и сметана для каждого больного. Некоторые усаживались, как им было удобно, с завтраком своим, мне пришлось опоздать, и я подошел к медсестре, которая сидела на стульчике, и небольшой стол перед нею стоял со многими лекарствами из таблеток и микстур, разлитых по маленьким стаканчикам.
  
  - Нашелся, а я думала, ты уже заблудился здесь! - ответила мне женщина медсестра с длинными и светлыми волосами, на вид которой было за 30 лет.
  
  Ее белый халат с ее фамилией смотрелся очень привлекательно и внушать хотел доверие к ее лекарствам, которые она выдает согласно выписанному лечению лечащего врача психиатра для каждого больного. Но я понял одно: лечение можно сделать общим для всех больных, которые страдают разными расстройствами, результат может быть одним, что лечение может делать побочные эффекты для больных, а лекарство можно заменить на другой рецепт. Все больные обычно дальше стоят на учете в диспансере у лечащих своих психиатров участковых, получается, кто имеет деньги, ходит к платным психиатрам, а мозг и сознание человека можно угробить так быстро, что любому человеку не будет жизнь казаться праздником с деньгами и в бедности, потому что ему голову и нервы уже давно сломали и сделали зависимым от дурдома, потеря затем уважения, и окончание наступает - это еще одно попадание неизвестно куда либо тюрьма, авария или морг после алкоголизма бывшего психа.
  
  - Здравствуйте, я не потерялся, просто впервые здесь! - ответил я и назвал свою фамилию.
  
  Женщина в халате мне выдала небольшой стаканчик с жидкостью, в которой было 30 граммов лекарства в растворе и несколько таблеток, похожих на антибиотик, одну витаминку и сказала:
  
  - Теперь после обеда еще приходи! Вечером после ужина должен быть у меня. Всю неделю тебе уколы прописаны с капельницей! - Ее голос был простым, на губах узких не было помады, и покрашенные волосы не сильно привлекали ее красоту, мне казалось, что моя жена сейчас сильно переживает за меня, сидя у себя на квартире с маленьким сыном, которую выгнала моя мать с отцом, и заменили даже замок на калитке в заборе, который я строил три года из камня. В душе я ненавидел своего отца завистного, который сам неизвестно куда устроился на работу сторожем под видом охранника, когда ему бывший участковый предложил пойти работать в охрану, когда он узнал, что мой отец приобрел карточку на кредит по почте, которая на его фамилию пришла из частного банка. А участковый жил у отца моего через забор наш в частном доме. Я опрокинул в рот лекарство 30 граммов и закусил таблетками с витаминкой, оставил кружку с компотом у себя и поставил маленький стаканчик на стол медсестре.
  
  - Спасибо! - улыбнулся я и немного выпрямил свою спину с шеей, чтоб она не болела.
  
  Развернулся, когда к столу пришли еще несколько больных в пижамах в розовую клеточку, в которую были одеты дед странный со штанами, которые были короткие, и парень неизвестный в шортах серого цвета и черной футболке, все они были коротко пострижены. За ними пришел еще один высокий парень в пижаме зеленой, некоторые лежали месяцами, потому что были из маленьких городов области и деревень, на некоторых лицах не было умных мыслей, меньше половины были здоровые, а остальные похожи были на подопытных больных, которых держат из-за их родителей или детей, которые отправляли в больницу своих родственников чаще, чтобы лишить, может, жилья, может, сделать нескандальных родителей, которых дети отправили ради лишней жилой их площади в доме, квартире. Возможно, я ошибался, но никогда я не видел, как человек становится психом за несколько месяцев и ему можно уничтожить всю жизнь и превратить в припадочного и шизофреника. Много не требуется, согласно некоторым лекарствам можно накидать в кафе и в столовой, в воду на работе питьевую, а также в чай и кулер, из которого часто пьют сотрудники и водители маленьких грузовиков у себя на складе поутру. Всех можно сделать психами умеренными, если будет команда производственного комитета в районе под контролем судебных приставов и комитета исполнения и наказания, для которого есть незакрытые уголовные дела.
  
  В окошке я взял себе тарелку металлическую, в которой был рис с молоком и не было сахара, с сахаром в столовой были большие проблемы. Ложку я сам выбрал с дыркой в ручке, она одна там была, когда все разобрали себе ложки перед завтраком. Держа тарелку с испуганным лицом, мне крикнул Женек громко:
  
  - Че там стоишь? Присаживайся, здесь с нами лавочка свободная! - Он сидел с Романом, у которого был синяк на глазу, и сутулились над столом, ели вдвоем кашу из риса молочную.
  
  Мне стало сразу весело, что я стал улыбаться новым своим друзьям. Многие сидели и разговаривали друг с другом, недолго из пациентов больницы, а старались быстро поесть завтрак и идти обратно к себе в палаты. Некоторые были из разных палат; чем дальше палата по коридору находится от общей палаты, тем больше свободы чувствует пациент для себя в свободном перемещении по коридору и поход в туалет, также пациент может ходить на кухню через выход больничного отделения и прогуляться по улице, на которой почувствует запах свободы и летний воздух услышит в ветре. Кухня находилась на территории больницы, и там можно было принести вчетвером некоторые бидоны с супом, вторым из карточки и плова, компот и чай можно было нести тоже пациентам, которые не были под высоким наблюдением медсестер, и их лечение близилось к выписке из больницы и получению свободы. Все похоже на тюрьму с исправительными работами, которые являлись наказанием, но в этой больнице все довольно не так, как в тюрьме было, в которой я никогда не был. Присел я за стол соломенного цвета, немного моя задница не могла привыкнуть к деревянным скамейкам и плохим кроватям.
  
  - Ложка с дыркой, ты неприкасаемый! - ответил Женек и стал себе медленно нагребать в алюминиевую ложку кашу молочную из риса.
  
  Кусочек батона с маслом сливочным лежал у него рядом, и чай налитый горячий тоже парил в стакане.
  
  - Ты о чем, ложки другой не было на столе вот там, который стоит белый, - ответил я ему и стал есть кашу из одинакового материала под названием алюминий, который гнулся.
  
  - Здаров! Че не здороваешься со мною? - ответил мне Роман, который тоже ел кашу и первым делом поел яйцо куриное, оставил скорлупу на столе. Махнул я своей головою Роману и улыбнулся, давая намек, что я рад его увидеть в этот день.
  
  - Медсестра мне сказала, что мы не должны по коридору ходить, а будем в палате сидеть! Еще священник должен прийти, освятить столовую! Та девушка на посту, которая за нами бегает и загоняет в палаты, живет в поселке Тепличный! - ответил Женек мне и спокойным взглядом посмотрел на остальных больных, которые меня меньше тревожили, кроме Сереги странного, который еду забирал себе в общую палату, там завтракал и ужинал, обедал он в столовой.
  
  На стене висели часы с надписью символа города и области, увидел и подумал я, когда кувшин был перевернутый на песке, по которому вытекала вода из кувшина. Так я первым стал понимать важность такой больницы и лечения больных с разными психическими расстройствами, которые можно легко по жизни заслужить, если много кому говорить свои недоброжелательные мысли вслух, связанные с разными провокационными вопросами и темами в городе - красном.
  
  - Давай после завтрака поиграем в карты, - ответил мне Женек, доедая кашу в тарелке.
  
  - Я не играю в карты и во всякие азартные игры! - ответил я, сидя на скамейке, немного худое мое лицо было у рта покусанным своими же зубами, когда я нервничал, я кусал губы, и на ветру во время строительства на работе меня ветер всегда обдувал так, что губы с ранами воспалялись.
  
  - Твой дезодорант я сегодня взял у тебя из тумбочки! - ответил Роман, допивая неизвестное из кружки своей, с которой он сам приходил и переливал из стакана.
  
  - Зачем ты у меня его украл?
  
  - Да я не украл, просто взял! - ответил Роман. - Ты еще себе купишь, а мне мать не сможет такой купить, она не знает, где они продаются, - допил новый друг наш из кружки, забрал тарелку с ложкой, поднялся из-за стола и, перешагнув ногами лавочку в своих шортах и сланцах, направился к месту, на котором стоял стол, и там можно было оставить немытую посуду после еды.
  
  - Я пойду, встречаемся в палате! - громко ответил Роман и моргнул нам тем глазом, под которым не было синяка.
  
  Походка его враскачку сильно мне запомнилась, что я разозлился еще больше на него.
  
  - В следующий раз не бери такую ложку с дыркой! - ответил Женек мне и доел тоже кашу молочную, он в тарелку положил громко ложку, прошел рядом со столом и взял с собою батон нарезанный с маслом в руку левую, а стакан поставил на тарелку, немного стал тереть своими резиновыми тапками пол, создавая шум, направился к посуде использованной на столе.
  
  Доедая еду в тарелке металлической, я смотрел по сторонам и наблюдал за пациентами, которые были разные, некоторые с трудом ходили, другие плохо разговаривали, они заикались и немного трясли головою во время ответа друг другу за столом. Мне больше понравились некоторые спокойные больные, бывшие которые лечились от алкоголизма и травм, которые они имели после войны в армии. Все они были спокойные, и движения были контролируемые как при ходьбе, так и при движении рук во время прогулки по коридору. Долго не пришлось сидеть и есть завтрак, священник зашел после завтрака, который был у нас в 9.30 часов, в черной одежде под названием ряса церковного служителя в деревне Малышево. Все это запомнилась мне во время последнего визита до больницы в церковь, и он приезжал к нам в дом, когда я его пригласил летом в 2012 году. Все так странно, что я хотел сказать матом про себя, когда его увидел в длинной его одежде и шапке на голове, которая у него была черного цвета. Невысокий батюшка с рыжими волосами длинными прошелся мимо столовой, длинный шаг его мне сильно запомнился и его в руке дымящий ладан металлический, с круглой формой, который был на длинной цепочке, он шел и размахивал им вперед и назад, приятный запах сильно мне запомнился, так, что после него я задумался о своем будущем и обо всем, о чем я думал и чем занимался в свободное время от работы, на которой мне мало платили зарплату, а больше смеялись над моими мечтами и работой физической. Когда священник прошел по коридору, я посмотрел на часы, которые висели на стене с картиной герба города, мне пришлось быстро подняться и пройти с посудой к столу, на котором стояла грязная посуда недавно после завтрака. Может, не грязная, а использованная после завтрака пациентами больницы. Вернувшись в палату, в которой двери были закрытые, но на ключ открыты, я прошел через порог и услышал скрип двери. Женька на кровати не было, один только Серега лежал на кровати и читал книжку свою. Первый раз такое вижу, чтоб такой человек в таком возрасте просто лежал и смотрел на книгу, которая ему была интересна. Некоторые, такие как дед седой, лежал на кровати в своих ремнях и только смотрел в потолок и на лежащих, которые были в палате его знакомые пациенты. Мне было все равно, что в палате происходит, мне наплевать на лечение, которое мне прописали, я понимал уже, что все было заранее спланировано, возможно, было отравление мое лекарством, которое подлил мой отец в питьевую воду, когда его прижали в охране неизвестные люди, которые ездили на черной машине модели "Тойота Камри" за 850 000 рублей. Отец мой мне говорил, что часто владельца машины видел во дворе, в котором работал охранником недавно построенного жилого комплекса за торговым центром под названием "Техносила", водитель всегда во дворе ставил свою машину поутру с неким незнакомым человеком, государственным номер автомобиля "001". Потом моего папу оттуда отправили в некоторое заведение, которое для меня было неизвестным, и причина его отсутствия дома тоже была непонятной для меня и матери, знаю только, что он несколько раз уже находился в участках местного района милиции, после которых стал агрессивно себя вести по отношению к моей жене и мне, что меня полностью стало удивлять, но я его не мог словить, когда он мне делал пакости с машиной во дворе и бил жену, которая была дома с маленьким сыном в возрасте 3 лет, а я был на строительстве дороги за городом. Моя сестра, как только приезжала от своего гражданского мужа, старалась отца напоить алкоголем у себя на первом этаже и обострить отношения с моей женой, которая сидела дома и ждала меня с работы, ей не разрешали гулять во дворе, не разрешали, громко чтобы сын бегал по полу второго этажа и стучал ногами во время бега из кухни в комнату, а мой отец отключал горячую воду и свет или просто бил по потолку первого этажа трубой от отопления, которая была оставлена как отходы с пластмассовым корпусом и металлической внутри трубою, диаметр который был похож на обычный огурец из огорода. Такие воспоминания у меня были в голове, когда я старался подумать, что мне делать, сидя на кровати, от которой воняло мочой. После тумбочки, в которую я залез, и открыл пакет, я увидел, что действительно нету дезодоранта, но я не расстроился, потому что меня Роман предупредил в столовой - это уже лучше, чем не сказать.
  
  Глава 6. "Мама или жена"
  
  Вот наступил третий день моего пребывания в психиатрической больнице, в которой я чувствую намного себя лучше. Поутру всегда приходит медсестра, которая всем колет капельницу, ее улыбка меня радует, но проблема, что нету телефона мобильного, с которого можно позвонить жене и матери, которая пообещала принести на днях передачку мне в палату. Жена не звонит, что она делает, я еще не знал, только старался ее не бросать и пожелать ей больше уверенности в завтрашнем дне, любви и счастья в своей квартире, в которой она меня ждала из дурдома. Серега мне ответил:
  
  - А где ты живешь и работаешь? - Его голос был немного грубым, и в руке он держал книжку на тему романа. Развернувшись на кровати, лежа в которой я провис почти до пола, я ему ответил:
  
  - Да работаю на стройке за городом, дорогу федеральную строим, а живу в поселке недалеко здесь. Название у него Тенистый, там, где туберкулезная больница, стоит она на конечной остановке, - ответил ему я, лежа в штанах спортивных, в которых мои ноги сильно вспотели, и не было возможности сходить в душ, потому что я стеснялся там мыться, трое суток на кровати я провел одетым, лежа на простыни, как сосед Серега.
  
  - Это там где поселок из коттеджей построен?
  
  - Ну да, там, - ответил я ему.
  
  Лежа на боку я с ним стал разговаривать. Серега положил книжку на кровать и поднял подушку выше под своей головой, чтоб меня лучше видеть.
  
  - Тебя жена или мать навестит на этой неделе? Там всем приносят поесть больным: родственники, жены. Если часы приема не знаешь, так на стене расписание висит, когда можно ожидать передачку, - ответил третий мой знакомый, который стал моим другом по этой палате, он был намного старше меня.
  
  - Спасибо, буду знать, когда можно будет встречать мать или жену с продуктами, - голос мой был не очень радостный, я понимал, что после больницы меня не ждет счастливая жизнь, а только угнетение кредитом и долгами за машину.
  
  Лежать мне придется месяц, за месяц кредит станет просроченным, и я за него не успел заплатить несколько месяцев прошедших, а еще жена перед больницей безработная с сыном маленьким ждет меня, и денег нету у нее и ее матери, которая имеет инвалидность. Но что делать, увижу, как больные лечатся в больнице этой, потом будет что рассказать своим друзьям.
  
  - Как ты сюда попал, может, с этого мне расскажешь? - спросил меня Серега.
  
  - А че рассказывать? Проблема с памятью произошла. Что-то странное выпил дома у родителей, и пропала память.
  
  - Да? Это как? Так не бывает, может, тебя кто-то отравил? - спросил Серега и положил правую руку под свою голову на подушке.
  
  - Долго рассказывать мне придется! - ответил я и перевернулся на спину, положил себе ногу одну, согнутую в колене стоя на кровати, а другую вытянул. Получилась пирамида из одной ноги, а другая была вытянутая. Мне долго пришлось думать, как я позволил отравиться дома водой, которую попросил у своего отца попить, в то время когда мать моя была на работе, а я зашел к отцу в гости поговорить о скандалах, которые он специально устраивает с моей женой, когда я нахожусь на работе, а приезжает сестра специально и настраивает на конфликт отца с женой с целью выгнать жену с сыном с моего этажа, на котором я отдельно от родителей и сестры живу. Обеденное время уже прошло, и я поел картошку ложкой без дырки, чай выпил из стакана граненого, кусочком батона заел и все как раньше, только без священника в этот раз, мне было странным, что в этой больнице я стал понимать, что у меня нашлись друзья даже среди больных в дурдоме. Мне сам Роман, лежащий на кровати за моей кроватью, ответил:
  
  - Нас через неделю переведут в другие палаты, тогда можно будет гулять по коридору и сидеть телевизор смотреть.
  
  - Что можно делать в актовом зале? - спросил я у Сереги, который смотрел на выход из палаты.
  
  - Можно, например, играть в шахматы, смотреть телевизор, играть в карты. В карты ты играешь? - спросил он у меня.
  
  - Да ну, какие карты, я в азартные игры не играю! - ответил я, продолжая смотреть на потолок палаты, на котором несколько лет тому назад была побелка дешевой краской.
  
  - Ну и че, если не играешь, можно научиться! - ответил мне Роман на другом краю палаты лежа на кровати.
  
  - Мне, самое главное, нужно вылечиться быстро, потом на работу пойти, там я на больничный пошел! - ответил я Роману, смотря на потолок, на котором было мало чего интересного. - Знаешь, я не могу думать про то, что меня будет ожидать через год после этой больницы! - громко ответил я своему соседу, который читал книжку.
  
  Дверь открылась в палате, услышал я, и вошла медсестра, которая стала много разговаривать, мне послышалось, что она мне ответила:
  
  - Карандашов, к тебе мама пришла! Иди, я покажу, как выйти из коридора. - Ее голос был серьезным, и она мне ответила так быстро, что я не понял, кто пришел и к кому, соседа Женька не было, он вечно ходил в другую палату. Я поднялся и ответил:
  
  - Здравствуйте, а как пройти на выход мать увидеть?
  
  - Пошли, я проведу, - ответила она.
  
  В мятой футболке с непричесанными волосами я немного прошел по палате, и меня зашатало из стороны в сторону, что самое главное, это то, что, проходя мимо дежурной медсестры в коридоре, я стал понимать, главное, мне нужно быстро вылечиться. Медсестра шла впереди меня и прошла к деревянной двери, в которой был замок, мне странно было, что все двери под замками, словно я на лечении принудительном.
  
  - Проходи, там есть стол, и у тебя 15 минут поговорить с матерью, - ответила медсестра в белом халате, в котором она часто приходила в палату ставить капельницы.
  
  - Спасибо, что открыли двери, если 15 минут, так, может, мне часы разрешите на руке носить? - спросил я, улыбнувшись ей.
  
  - Нельзя носить вам всем ни часы, ни цепочки золотые с крестиками! - ответила медсестра мне и закрыла за мною двери, но не на замок.
  
  Проходя в футболке, немного качаясь по коридору еще, я увидел мать, которая стояла в проходе с пакетом белым и сумкой коричневой, держала сумку на скамейке, и она мне стала говорить:
  
  - Тебя кормят здесь, ты так похудел? Я тебе привезла продуктов, смотри, никому не раздавай в палате, ешь сам. Йогурт, сырки с соком, конфеты, приеду еще через день к тебе, - отвечала мне мать, и на ее глазах были слезы, которые она не старалась скрыть.
  
  - Хорошо, что приехала, спасибо за еду, - ответил я и протянул руку правую, чтобы взять у нее пакет с продуктами.
  
  Пакет поставил на другую скамейку, и мать присела ко мне ближе на скамейку к стене, на которой висел плакат из расписания врачей в отделении.
  
  - Твою жену мы выпроводили из дома с ребенком, чтоб она не ругалась с отцом, - ответила мне мать, на которой не было доброго лица, один негатив и ненависть к моей жене с насмешками были у нее.
  
  - Присядь, почему такая ненависть у тебя к жене? Разве она тебе плохое сделала? Все вы ее только били и унижали! - громко стал я разговаривать с нею и услышал, как она замолчала и перевела нарастающий скандал на другую тему:
  
  - Чем вас кормят в столовой? - спросила меня мать.
  
  - Ты в платье одета в розовое, не для выхода оно на вечерний бал, а для городской суеты, в которой приходится ездить по жизни на пенсии на автобусе на работу.
  
  - Что делать, нужно вам помогать, - ответила мне мать на мою критику ее розового платья.
  
  Я понимал, что мать меня любила, а сильно ненавидела мою личную жизнь с унижениями, которые я терпел вначале от тещи, потом от своего отца, а кредит и дурдом вообще меня загнали в яму долговую, начиная с 2012 года по 2014 год.
  
  - Потерять все за несколько лет можно только в фильме или по строгому правилу, которым пользуются отдельные закрытые и тайные сообщества для банкротства физических лиц и переселения их в дешевые дома и квартиры города и пригорода, - ответил я матери своей, сидя за деревянным столом. - Спасибо, что ты приехала, мне так здесь одиноко! Нет даже мобильного телефона, с которого можно вам позвонить! - ответил я и посмотрел на лицо матери, на котором было много морщин, и она не успела вставить зубы, работая много времени в магазине продавцом и кассиром.
  
  Некоторые родители приходили к больным, стучались в двери, медсестра открывала им двери, сидели так же, как и мы с матерью, за столом деревянным на лавочке, надеялись, что вылечимся, а сейчас я стал понимать, что мы были просто пешками в чужой игре, в которую играют дяди серьезные, у которых есть собственный бизнес и много чего такого, что их объединило всех из тайного сообщества в своей жизни.
  
  - Твоя жена приходила к тебе? - спросила меня мать, не стоя уже у стола, а присев за деревянный стол.
  
  - Нет, я ей позвоню сейчас с твоего мобильного телефона, можно? - ответил я и ссутулился над деревянным столом, который меня удивил, что он есть в этом отделении.
  
  - На телефон, а твой телефон где? - спросила мать, доставая из сумки свой мобильный телефон, который у нее был.
  
  - Телефон мой у меня забрали в отделении, медсестра сказала, что нельзя с ним ходить в палате. Вот уроды, придумали такие правила, по которым человека полностью лишили всех прав в больнице, - отвечал я матери своей возмущенным голосом.
  
  В руке правой у меня был мобильный телефон, с которого я, напрягая память свою, решил набрать номер жены, чтобы ее предупредить, что я лежу в больнице и мой телефон отключен.
  
  - Да! - ответила мне моя жена грустным голосом.
  
  - Привет, это я.
  
  - Я тебе звонила все время, а ты не брал трубку. Ты в больнице, как там у тебя, есть поесть? Меня выгнали снова твои родители из дома, теперь не пустили меня во двор, там поменяли замок на калитке! Мне так обидно, что я всю жизнь с тобой прожила на втором этаже, а сейчас твоя мать сама меня не пустила в дом с маленьким сыном, это твой же сын, и она так ненавидит меня.
  
  Голос жены я слушал, мне было страшно представить тогда, как ее бил отец мой, когда она пошла по лестнице за своей обувью. Мне стало стыдно, что рядом сидит мать моя и я по ее телефону разговариваю с женою, а она слышит мой разговор, сидя рядом на скамейке, только в больнице, и не подает виду, что она слышит много плохого и критики жены в свой адрес.
  
  - Долго я не могу разговаривать, мне приходится лежать в палате общей на втором этаже больницы. Приходи в выходной день, лучше после обеда в 15.00 часов.
  
  - Хорошо я приду, рыбочка моя. Займу немного денег тогда на продукты, ты знаешь, я же не работаю еще, - ответила мне моя жена грустным голосом.
  
  - Хорошо, пока, не волнуйся сильно, - ответил я.
  
  - Пока, тебя целую, - ответила она мне расстроенным голосом и положила на другом краю города свой мобильный телефон.
  
  - Бери телефон, спасибо, - ответил я матери и отдал ей мобильный ее телефон.
  
  - Ну, что жена тебе сказала? Наверное, жаловалась тебе. Мы ее выгнали со второго этажа, отец ее не пустил во двор, замок переставил на калитке, а я ей сказала через забор, когда она звонила в звонок на дверях, что, когда сын выпишется и приедет из больницы-психушки, тогда приедешь с сыном своим жить, - ответила мать мне, ее голос был обиженный и суровый, мне показалось, что она сводит счеты с женою моей от зависти, ради того, чтобы ее сделать несчастной, больной и страдающей по мне и своему сыну.
  
  Ничего я не сказал ей в ответ, а только задумался и стал понимать, что все странно для меня стало резко происходить. Наверное, все заключается в доме, который мой отец хочет продать ради денег, чтобы под старость отлично пожить на остаток старости. Ненависть, которая родителей изменила ко мне, наверное, из-за обид, которые стали появляться у них с сестрой, которая бросила родительский очаг и ушла скитаться по квартирам, чтобы не думать, как мы раньше жили, терпели, любили и молились, чтобы не выгнали нас с земельного участка, который мой отец забрал у кооператива "Восторг", который построил рядом с нашим домом на земле коттеджи, и в них третья часть жильцов сейчас живет с местью к нам и обидами, которые им порекомендовали их родители.
  
  - Ты, наверное, иди домой, спасибо, что приехала, когда еще приедешь? - спросил я у своей матери, которая сидела, и на ее глазах была и ненависть, и боль за то счастье, которое я обрел в своей жизни, живя со своей семьей на втором этаже и терпя нападки своего отца на жену и унижения его к ней, благодаря скандалам мой отец стал сообщником моей сестры, которые задумали меня выгнать со второго этажа методом скандалов и конфликтов, которые часто стали появляться, а в ответ ничего мать отцу не могла сделать. Мать встала со скамейки, посмотрела на меня и ответила:
  
  - Похудел ты сильно. Всегда я тебе помогала эти года, работала даже на пенсии, приносила продукты тебе и твоей жене, когда она с маленьким сыном была тогда у себя первые года на квартире. Так сильно я устала, что мне очень трудно сейчас, болит немного нога в магазине стоять долго. Своей дочери я даже не могу так часто помогать, просто всегда нету денег у тебя, а она живет без детей, всегда она хотела, чтобы у нее был ребенок, - ответила мать моя и прослезилась.
  
  Тогда я заметил, что я всегда раньше любил мать сильно, она это чувствовала и старалась ревновать меня к моей жене, которая меня всегда унижала и дралась со мною, царапалась и старалась ударить меня ногой сзади в позвоночник. Мне так сильно было обидно, какая ненависть есть у жены и матери друг к другу, я не знал. Наверное, они просто старались что-то докать друг другу, но моя жена всегда мне говорила, что хотела меня спрятать далеко в карман и никогда меня никому не отдавать больше, а чтобы я был всегда с нею рядом и сыном, всегда был с ними, радовался всем дням, которые были в нашей той молодости, когда мы встречали на съемной квартире рассвет солнца красный и ложились спать, когда был закат солнца и дул ветер вольный нам в лицо, щекотал щеки волосами друг друга.
  
  - Спасибо, что ты пришла ко мне и принесла йогурт и сырки с соком. Я знаю, что для тебя я всегда маленький сын остался, - ответил я матери, которая выходила из коридора, и я хотел убежать всегда из двери, в которой был замок на дверях отделения. - Пока! - ответил я.
  
  Глава 7. "Палата номер 3".
  
  Еще первое воскресение прошло сегодня, вчера я был у врача лечащего, она была женщиной, которая была женою мужа, который был заведующим всего отделения первого, в котором я лежал и лечился. Меня врач лечащий спрашивал, как я себя чувствую, прошли ли у меня головные боли в висках и не болит ли затылок головы. Приятная на внешность и имела южный загар, с длинными волосами, мне даже показалось, что она чем-то напоминала мне мою жену, которую сейчас выгнали из моего дома и второго этажа родители мои. Ночью тихо в палате, хочется только и думать о том, как убежать на волю, туда, где ветер и солнце, любимая семья меня ждет, думал я. Через несколько дней будет мой день рождения, мне должно исполнится 35 лет. Сейчас я сплю, стараюсь понять, что мне делать дальше, но убежать нельзя. Сосед по имени Женек спит, он предлагал мне поиграть в карты и еще в одну странную игру, в которой отгадываешь странные вопросы, которые находишь у себя написанные на маленьком кусочке бумаге, если повезет, можно что-то неизвестное заработать, а если нет, то можно лишиться жизни своей, но это все игра, как мне рассказал сосед. Что дальше я не знал, только мог предложить сам себе поверить в хорошее. Под утро все так же: кто-то храпит, а кто-то ворочается на кровати, за дедом сильно ухаживают всю неделю, а потом его переводят в другую палату на отдельную кровать, и в палате лежит мало человек - по численности четверо. Недавно я узнал здесь, что можно изучать головной мозг человека годами в психушке, как это делали при коммунизме. Воздействие электромагнитной болезни на человека становится самым незаметным методом у современных ученых и военных связистов этого времени. Опухоль слухового нерва изучить и его воспаление при воздействии на него сильной и высокой частоты, радиоэлекторомагнитной. Как по слюне определить заболевание слухового нерва? Как разрушить ДНК человека через окисление слюны, которое появляется от электромагнитного излучения? Все эти интересные темы я услышал от соседа Женька, у которого мать работала в библиотеке и имела высшее образование. Почему он мне стал рассказывать и принес книжку из актового зала, в котором было написано: "Дарю тебе на память, будь счастлив дальше, когда остался в своей болезни жив ты! Подарок от меня тебе эта книга, который стал твоим другом в этой палате! Женя".
  
  В книге было написано про электромагнитное воздействие на человека и разрушение его нервной системы через окружающую среду. Женек мне рассказывал, что электромагнитные излучения воздействуют на клетки головного мозга, нарушают их работоспособность и функции, снижают численность активных процессов в клетках и нарушают работу организма как одно целое с ДНК, которое было до воздействия магнитного излучения. Низкое давление у человека появляется, потом он начинает медленно терять свою работоспособность и нарушается обмен веществ. Сила воли притупляется, и сознание становится другим, совсем иначе человек начинает думать, словно он попал под воздействие гипноза. Такая книга мне была не очень интересна, я не был физиком, чтобы ее изучать и делать выводы. Поутру зашла медсестра уже другая, сделала капельницы нам всем и уколы в ягодицу, такие уколы были странные, что стала моя задница сильно болеть и я с трудом сидел на ней в столовой на скамейке за столом. Мне было странно, что все как-то не так у меня, я даже не знал, от чего меня лечат в больнице. Лечащий врач мне ответил, что у меня нервный срыв на работе был, после которого я почувствовал себя плохо и пропала у меня память. А я думаю, если поесть лекарств психотропных, которые разрушают защиту головного мозга от воздействия сильных высокочастотных электромагнитных импульсов, так становится ясно, почему у человека развивается низкое давление и он часто хочет выпивать алкоголь. Медсестра была другая, в возрасте, что мне ответила:
  
  - Перед обедом переходите в палату No3, в которой будет четыре кровати, в одной будет постель грязная, а в других нет, грязную постель принесете на выход дежурной медсестре, которая сидит в кабинке своей. - Спокойствие медсестры было незаменимо в ее работе, я задумался, когда лежал на кровати с больным своим задом от уколов и грязной головой, которую не хотел мыть в умывальнике, там всегда текла холодная и ржавая вода. Медсестра ушла, и я следом встал, немного хромая, спросил:
  
  - Серега, с добрым утром, наверно, нас теперь по палатам будут расселять? Проснувшийся сосед в углу мне ничего не ответил.
  
  - С добрым утром, Рустам - ответил Серега, немного потягиваясь одетым в своих спортивных штанах с голыми ногами.
  
  Женек не спал и не здоровался, после капельницы и укола он мне сказал:
  
  - Собираем вещи и постель, идем вместе в палату No3. - Его тон был, словно он был умным и спешил на зачет, представил я его из своей памяти, как я учился в вузе строительном десять лет тому назад. Я стал собирать все, начиная с тумбочки и заканчивая постелью.
  
  - Давай не спеши, я знаю, что ты хочешь убежать из этой больницы, - ответил мне Роман и переоделся в футболку желтого цвета.
  
  Мне было странно на него смотреть, самое главное, что я понял, - это его глупость, которую он мне ответил:
  
  - В другой палате когда будешь спать, спи с открытыми глазами часто ночью!
  
  - Ты о чем? Как мне понять тебя? - спросил я, присевши на кровать свою, на которой уже лежал высохший один матрас.
  
  - Не знаю, мне кажется, ты приехал сюда не только для лечения, если ты не играешь в карты, не играешь в безерик, тебе незачем бояться по ночам не спать.
  
  - Безерик... С чем связана игра? - спросил я.
  
  - Игра на выживание, - ответил Женек, сидевший на кровати и сматывавший свой матрас с постелью, чтобы отправиться со мною в палату, куда нас перевели.
  
  - Ну ладно, я пошел в палату 3, а там займу койку. Это там по коридору направо?
  
  - По коридору пойдешь, где балкон с решеткой. Там, где мы курим на балконе. Ты вчера был там, когда здоровый Роман тебя спросил, где ты живешь! - ответил Женя в своих шортах до колен иностранной модели.
  
  Взял пакет, который ему передала уборщица от матери (передачку) и стал складывать свою постель.
  
  - А кто такой Роман, что он у меня спрашивал, где я живу? Зачем ему знать? Я первый раз вижу в этом отделении его! - ответил я своему другу Женьку, который не спешил собираться с первой палаты для общего лечения в этом отделении. - Пошел я искать палату, если не хочешь мне отвечать, - ответил я.
  
  В ответ мне Серега крикнул:
  
  - Вы переходите в другую палату, тогда увидимся в столовой, расскажете, как устроились! - ответил Серега, лежа на кровати и читая развернутую книгу.
  
  Мне было странно наблюдать за ним и парнем, который у меня отнял дезодорант, который был молодым и лежал с синяком под глазом, который уже прошел.
  
  - Всего хорошего, увидимся в коридоре! - ответил я молодому Роману, вышел из палаты общей под номером 1, развернулся и направился на балкон по коридору, который был далеко.
  
  Я проходил по коридору, который был для меня неприятный, как и сама больница, стены были покрашены в суровый цвет, а на полу лежал линолеум светлый, больные хорошо стали ходить только те, кто пролежал больше двух недель в палатах, первую неделю их никто не выпускал из палаты общей. Мне казалось, что я попал в исправительную больницу для маньяков, но я ознакомился с дурдомом, и мне показалось, что я больше в психушку никогда не попаду, согласно тому, что я вел здоровый образ жизни и не занимался криминальными делами, связанными с торговлей оружием, проституцией, шантажом, воровством по квартирам и поджогами автомобилей, как в городе Калининград было. Мне повстречалась женщина уборщица, может, она и не уборщица, а просто такая работа у нее в этой больнице, а сама она другая на улице. Можно кем угодно быть на работе, а в жизни стать многоуважаемым или отпетым мошенником, за которым будет следить Интерпол и ФСБ, думал я.
  
  - Привет, Рустам, ты уже в другой палате?
  
  - Здравствуйте, сегодня нас переводят в другую палату под номером 3. Не подскажете, где она есть здесь?
  
  - Да вот она, двери открыты в ней, - ответила женщина с ведром воды, которое было зеленого цвета, с водою, налитою у нее в руке.
  
  - Я тогда зайду в палату?
  
  - Если тебя перевели туда, заходи.
  
  Женщина прошла дальше меня и пошла работать, я же вошел в открытую палату, на которой был номерок с цифрой. В палате было спокойно и приятно, мне даже понравилось, но тоже были решетки в окне на улицу с открытой форточкой маленькой. Рядом с дверью лежал неизвестный парень, он спал, кровать была металлическая из стали блестящей, а постель белая, все, как должно быть. Короткий цвет волос светлых, словно он седой, и черная футболка на нем, штаны зеленые. Он спал на своей кровати. Другой сосед на другой стороне из шести кроватей, которые были не заняты, был пенсионером, немного похожим на метиса. Он читал газету, лежа под одеялом летним, с черными волосами и смуглым лицом. Был третьим я в палате, еще четвертый должен был прийти Женек. Войдя в палату, я сказал:
  
  - Всем здравствуйте, какая кровать здесь свободная?
  
  - Здравствуй, ложись здесь, она свободная! - ответил пенсионер мне, газету свою он держал в одном положении.
  
  - Кровать в углу у окна с тумбочкой белой?
  
  - Да, она свободная, только дует от окна ночью, - ответил пансионер мне и наклонил газету, чтоб лучше меня рассмотреть через свои очки небольшие и круглые, в пластмассовой оправе. Прошел я через кровати, некоторые были темные от возраста, с ржавыми ножками, которые стояли на круглых и пластмассовых подставках под трубками в виде ножек. Пол деревянный с рваным линолеумом был, коричневого цвета. Прошел я к кровати, разложил свернутый матрас и положил подушку из искусственного наполнителя, пакет свой положил на тумбочку и открыл, нагнувшись, тумбочку, посмотрел на ее двери из дешевого материала, и, кроме стакана граненого стеклянного, там ничего не стояло. Под матрасом была сетка натянутая. Я стал постель надевать на подушку, и одеяло не было теплым, а летнее одеяло из обычной странной материи для меня служило еще одним доказательством повышенной комфортности в этой новой для меня палате, где не воняло мочою и открытая форточка служила возможностью почувствовать внешний мир с ветром и солнцем за больничной тюрьмой для меня, как больница в будущем для меня оказалась эта больница под номером 10.
  
  - Дверь тогда не закрывай! - ответил мне грубый голос за моей спиною.
  
  Медленно я развернулся и обратил внимание на парня, который смотрел на меня, с круглым лицом и короткой прической, на вид ему было под 40 лет, рядом на полу стоял томатный сок емкостью 1,5 литра в коробке бумажной, красного цвета коробка, а сам он убрал одеяло тонкое в сторону, стена которая была наполовину зеленого цвета окрашена в палате, а остальная половина в голубой цвет, словно для успокоения души палата эта.
  
  - Здравствуй, хорошо - ответил я удивленными и большими глазами, мой длинный нос для него, наверное, показался смешным, и я был сам, наверно, похожим на маньяка по своему телосложению и прическе, раскладывая кровать.
  
  - Теперь ты в этой палате будешь лежать? Как тебя зовут? - спросил незнакомый парень нехудого телосложения по имени Роман.
  
  - Рустам мое имя, лежать временно буду здесь, врач направил, - ответил я и не старался ему смотреть в его глупые глаза, у которого лицо было нехудое и нос короткий, видно, занимался раньше спортом, бледного цвета на его лице было больше, чем хорошего здоровья, показалось мне. Пенсионер молчал и читал газету местного выпуска.
  
  - Давно ты лежишь в больнице? - спросил пенсионер, который перед своим лицом держал газету и смотрел на меня через очки.
  
  - Неделя уже прошла, - ответил я недовольным голосом, смотрел себе под ноги, на которых были уже грязные штаны, мне было страшно, как я дальше буду жить после больницы, помню, жена спросила, готов я с нею жить дальше после лечения в больнице перед моим отъездом в больницу.
  
  Всю постель я разложил на кровати, мне было обидно, что так все произошло у меня, мастером я не смог устроиться на работе, и машина черная "Волга" сломалась, мне казалось, все стало происходить против меня. Когда жена пришла с магазина, помню, в котором она купила себе мороженое, после одного мороженого она стала просто невменяемая, стала на меня бросаться, когда услышала, что я больше половины зарплаты потратил на гипсокартон для своего второго этажа, а на еду не оставил, что она заложила обручальное кольцо свое. В тот вечер нашего скандала перед больницей, который произошел, жена ела мороженое дома, а на звонки, которые я делал своей матери на мобильный телефон, отвечал неизвестный мужской голос, после которого голос пропадал и начинались гудки с ответом моей матери. Мне так было страшно в ту неделю перед отравлением моим дома у отца и разбушевавшейся моей жены, которая камнем кинула мне в машину, когда я убегал из дома, чтобы избежать скандала с женою на втором этаже. Тогда жена отравилась мороженым, после которого начинает сильно болеть сердце и нервозность начинается, мороженое было без пакетика, и можно было набрызгать на него лекарством, которое было в психушке, и легко можно его приобрести, если знать медсестер. Готовилась целая спецоперация милиции по созданию мне смирительной рубашки в доме. Сейчас проще человека превратить в психа, отравив его или повредив ему мозжечок, чтобы потом дешевой сотовой связью сделать через импульсный сигнал инсульт мозжечка с кровоизлиянием вен, которые гоняют кровь в определенном ритме и с заданным давлением. Немного присел я на кровать, под подушкой я нашел ложку с твердой сталью, зачем она мне нужна, задумался я и положил ее в тумбочку, чтобы потом ее спрятать за тумбочку и удобно сделать во время ночевки в палате. Можно ею ударить нападавшего ночью, если захочет кто-то меня задушить, задумался я и взял ложку из тумбочки, положил ее на пол рядом с плинтусом, недалеко, чтобы рукою быстро ее достать можно было. Когда я до больницы жил, я радовался каждому дню, когда был вместе с женою и сыном. Сейчас я только в печали нахожусь, наверное, это мое испытание для меня, выбранное моим хранителем, подумал я. Женек зашел в палату ко мне и спросил:
  
  - Вкусного у тебя ничего не осталось со вчерашнего времени? Меня не перевели в эту палату, буду в той, в которой был! - Голос у него был не очень довольный.
  
  Прошел он к нам и сел на свободную койку, на которой был матрас в зеленую полоску разложенный. Заскрипела кровать с пружинами, которые натянули сетку под матрасом, и его шорты уже черного цвета до колен были на нем, а футболка осталась бордовая, была новая.
  
  - К тебе мать приходила? - спросил я у своего хорошего знакомого.
  
  - Приходила, только я ее не видел, она передала одежду через медсестру, продукты тоже, хочешь яблоко?
  
  - Угости, если есть лишнее, - ответил я с улыбкой Женьку.
  
  - Лови!
  
  Красное яблоко полетело мне на кровать, с которой я его взял, и, посмотрев на Женька, ответил:
  
  - Спасибо тебе!
  
  - За что спасибо?
  
  - Мне приятно, что ты мне рассказал, как быть в больнице, - ответил я и посмотрел на новых своих соседей в палате.
  
  Самое главное, что я теперь стараюсь дальше двигаться вперед, подумал я, и скоро меня выпишут. Мне было все необычно в этой больнице, для одних больница была прибежищем, а для других она была испытанием серьезным в жизни.
  
  Новые соседи Рустама были необычными, один парень, которого звали Романом, был часто в больницах, он проходил лечение из-за уголовной статьи, которая дальше психушки не пошла развиваться для него, и он стал заключенным в больнице сроком на три года. Второй пенсионер лежал в больнице потому, что он часто выпивал и его лечили от пьянства, как правило, можно было лечиться от пьянства за сумму в 10 000 рублей за один месяц. Это капельницы, укольчики первое время, витамины, все это - результат наблюдения отдельно за каждым больным в палате за один месяц - был выполнен. Можно было ждать мать Рустаму, которая приходила через один день всегда, а жена только собиралась его проведать в отделении, их сыну было три года, и она много здоровья и нервов посвятила его воспитанию. Часто терпела унижения и побои от отца мужа, упреки матери мужа и насмешки за спиною соседей некоторых. Странный заведующий отделения так и не сообщил цель лечения пациенту своего отделения, кроме как вводил в заблуждение мать Рустама и жену, которая стала в будущем времени часто приходить и просить жену заведующего отделения первого выписать Рустама по больничному листу из-за законченного курса лечения, который ему назначил участковый психиатр, который ездил часто в Ленинский суд по имеющейся достоверной информации о врачах диспансера казенного на улице Некрасова.
  
  Женек привстал и ответил:
  
  - Нечего если вкусного поесть, тогда встретимся на балконе, выходи свежим воздухом подыши. - Его голос меня радовал и вдохновлял, я не хотел погибать в этой больнице среди неизвестных мне людей. Хотел обнять свою жену, детей, быть мужем - очень хорошее дело и профессия, быть любимым другим человеком, который заботится о тебе, слышать ласковые слова и поцелуи. Вспоминать, как приходилось радоваться сыну, когда он родился, стараться сохранить семью, когда были проблемы с родителями и бывшими друзьями. Все я вспоминал понемногу, старался подумать, как мне выжить, все вспомнить и не забыть, как мы с женою мучались и терпели невзгоды и унижения многих.
  
  - Ты приходи, мне приятно в любом случае, когда ты бываешь здесь, в палате, - ответил я ему с доброй улыбкой. - Зайду вечером.
  
  Большой парень по имени Роман, как я его охарактеризовал, встал с кровати, выпил сока и, ссутулившись, вышел из палаты, его походка была другая, серьезная и сердитая, короткая стрижка и плотное телосложение говорило о нем, что его следует остерегаться, если он лежал недавно в другой психбольнице под названием Орловка, которая располагалась за рекою Дон, который протекал за полем в нескольких километрах от психбольницы под номером 10.
  
  - Этот парень недавно здесь лежит?
  
  - Недавно, - ответил мне пенсионер, читая газету и не отрываясь от нее, его внешность была похожа на олигарха Березовского, которого несколько недель тому назад задушили в его большом доме в Англии, который он приобрел, словно большой замок, и был в бегах от русских спецслужб и правоохранительных органов России.
  
  Недавно читал статью про него, как он приехал в Россию, чтобы подать иск против олигарха Абрамовича, его товарища и партнера по общему в прошлом доходу и бизнесу, но после результата иска, который был в суде, через некоторое время умного гражданина, бывшего серьезного бизнесмена, связанного с природными ресурсами России, нашли вздернутым в его комнате под утро, в шикарном замке с элитными апартаментами и отсутствием военизированной охраны в его замке, учитывая большое количество денег на счетах, которые хранились у него, и часть из них была Интерполом заморожена по просьбе прокуратуры России. Дурные мысли лезли мне в голову, когда я смотрел на этого пенсионера с газеткой местного издательства в городе, которое уже долго выпускает газеты.
  
  - Газета интересная у вас?
  
  - Мне больше ничего не остается читать здесь, в актовом зале телевизор не показывает программы, там что-то случилось с антенной, - ответил пенсионер мне и посмотрел на меня своим косым взглядом, на котором были в коричневой оправе очки.
  
  Его интересная пижама мне понравилась тем, что постель его была не больничная, а его. Из его слов, как он мне рассказал, выглядела из леопарда, который на ней был нарисован среди лесных деревьев. Светлая пижама с рисунками странными, на которых больше было коричневых и желтых, с белыми полосками и фигурами пятен и черточек, мне стала она странной с его газетой и внешностью. Зашла в палату медсестра в белом халате.
  
  - Привет, укольчики всем. Вас некоторых по палатам перевели сегодня.
  
  - Здравствуйте! - ответил я медсестре, у которой была короткая стрижка, и ее накрашенные губы сильно ее делали симпатичной. Только фигура ее была не очень сексуальная для больных. Средний рост ее делал симпатичной, но не сексуальной. Пенсионер положил газету на тумбочку и снял штаны пижамы, развернулся и лег на левый бок, чтобы возможно было сделать укол на кровати медсестре. Дальше все мы в такой последовательности снимали штаны и оголяли свои толстые или худые задницы для уколов, на которых были уже синяки от большого числа уколов, которые делали нам за одну неделю.
  
  - Спасибо, - ответил я за сделанный укол медсестре.
  
  - Пожалуйста, - ответила медсестра мне и улыбнулась, выходя из палаты, только Романа не было на своей кровати, и он пропустил укол.
  
  Медсестра вышла из палаты с небольшим металлическим подносом, на котором лежали уколы и вата. Надел я штаны и вату со спиртом положил себе в карман штанов, немного хромая, я стал двигаться по палате к выходу, на часах был уже обед, но я не стал идти в столовую обедать, несколько сырков и кефир были у меня в пакете от матери, которые она мне принесла недавно в больницу.
  
  - Ты куда? - спросил меня пенсионер.
  
  Не оборачиваясь, я ответил:
  
  - Пойду на балкон, подышу свежим воздухом. Пенсионер видел из палаты выходящего меня, который в рубашке уже был нараспашку, на мне не было золотого крестика и цепочки, все это я оставил дома, не разрешили в палате носить из-за возможности быть украденными лежащими больными, как мне объяснила медсестра дежурная. Поэтому мне нужно было приобрести крестик любой, даже чтобы был деревянный на груди.
  
  Немного двигаясь вперед медленными шагами от больного укола, который в этот раз был для меня первым, я прошел палату под номером 6. В странной палате была открытая дверь, и там больше было больных разного возраста, которые лежали: несколько пенсионеров и пара молодых парней в возрасте 25 - 30 лет на внешность. Странный парень вышел в шортах джинсовых до колен и белой футболке. На шее крестик серебряный был. Высокий рост его и телосложение плотное мне показались странными, что я не оборачивался, когда он прошел мимо меня в сторону столовой. Мне приятно стало, когда я вошел на балкон с видом на лес смешанный, в котором росло много больших берез и рябин молодых. Дальше сосны с небольшими стволами были и невысокая трава зеленела в лучах солнца, которое светило на все, что росло за решеткой, которая была коричневого цвета на окне балкона. В углу лежал пакет под мусор черного цвета, на полу балкона, на котором много было грязных пятен на плитке дешевого пола и стеклянная банка стояла небольшая с окурками, которые все курили и бросали туда. Ветер на балконе приподнял мне настроение, потому что не было стекол на окне балкона, только деревянная рама стояла без стекла в балконе, окрашенная белым цветом. Двери на балкон тоже были белого цвета, краска которых ободралась, и видно было старую дверную коробку двери. Стоя в проходе, я услышал неизвестные шаги, которые приближались ко мне, и мне стало неприятно, что я не смогу один постоять в тишине и насладиться чудной природой, которую видно через металлическую решетку, висящую на приваренных штырях резанной арматуры, которая виднелась из стен балкона. Я прошел дальше, освободил проход на балкон, на котором было достаточно свободного места.
  
  - В столовую не ходил ты?
  
  - Нет, не голоден, - ответил я горбатившему свою короткую шею новому своему знакомому по палате по имени Роман, который вошел на балкон и остановился рядом со мною, курил сигарету с фильтром, держа ее правой рукой, а не в пальцах, как принято среди любителей курильщиков табака. Немного в черной футболке новый сосед вел себя сдержанно, не любил много разговаривать с больными по своей палате и в коридоре, кроме Женька и молодого парня, у которого прошел синяк под глазом, он вел часто разговор про сигареты, столовую и продукты, которые возможно принести из кухни, которая была на улице в другом краю от больницы, расстояние до кухни было не очень длинным - метров 80. Мне был интересен этот взрослый парень, в душе который был совсем не таким и грозным и плохим, ради статьи уголовной которой он отбывал в больнице свой срок. Прошло больше пяти минут, и появилась моя жена под балконом, она пришла в белой блузке на шее, у нее был серебряный крестик с цепочкой, прежний крестик она с цепочкой заложила в ломбард, когда не было денег у ее матери на продукты и оплату квартиры, это потом стали всем раздавать мелкие займы и кредиты до 30 000 рублей от коммерческих банков под проценты, начиная с 2012 года. Мне показалось, наверное, что моя жена пришла ко мне, на ней была юбка длинная в сборку, как гармошка, внизу она была широкая, а на бедрах узкая, цвет материала был плотный, и светлый цвет волны морской похож на голубой. Сумочка через плечо ее белая мне сильно запомнилась, прическа каре и коричневый волос с отчаявшимися глазами, на которых была растекшая тушь от, видимо, слез, которые появились, когда она меня увидела на балконе за решеткой. Мне не поверилось, что я вижу жену. В руке левой она держала пакет небольшой, в котором было, наверное, как я подумал, продукты для меня в больницу. Мне можно было временно забыть про вождение машины и работу, зная, что кредит стал медленно возрастать по процентам и неизвестно, что будет для меня после выздоровления в больнице этой странной, в которой каждый старался узнать про меня, как моя личная жизнь, где работаю и какая зарплата, где живу и родители в доме вместе живут или отдельно, милицейский допрос был похожим для меня, но среди сотрудников милиции были только изменены герои и апартаменты происходящей сцены - это больные из одного отделения. Сосед по имени Роман докурил сигарету и положил ее в банку, которая стояла на окне, развернулся и вышел с балкона, - сделал мне одолжение, чтобы я пообщался с женою.
  
  - Привет, карапуз! Мне сказали, как можно пройти к балкону, на котором ты меня можешь увидеть, сегодня неприемный день и посетителей не пускают в отделение, - ответила мне жена, которая была очень сильно худая, переживала за меня.
  
  - Привет, как ты меня нашла? - ответил я с грустными глазами и пересохшим ртом, мне всегда не хватало слюны, и перестали чесаться губы, когда я волновался.
  
  - Мне в приемном отделении сказала медсестра, где тебя можно найти. Тебя кормят здесь в больнице? - спросила меня она, лицо которой было грустное, и она не показывала свою печаль.
  
  - Да, кормят нас. Я так рад, что ты пришла ко мне. Всегда тебя хотел увидеть здесь, но не мог, - ответил я своей жене, которая стояла внизу.
  
  - Мне так неприятно, что ты здесь! - громко ответила мне жена.
  
  Ближе подойдя к решетке балкона, я протянул веревку из шпагата, которая лежала на балконе, которой часто все пользовались больные, когда в отделение нельзя было прийти и передать алкоголь, пиво, неприемные дни которые были для гостей. Жена подошла, взяла край веревки и белый пакет цвета слоновой кости, обмотала за ручки шпагатом и завязала. Медленно я стал тянуть веревку наверх, чтобы возможно было поднять пакет с продуктами на балкон. Мне было интересно, что она принесла мне. Вот рукою правой я достал пакет и стал шпагат развязывать, который был на два узла завязанный.
  
  - Там я купила тебе шорты и летние тапочки. Еще шампунь, мыло и бритву для бритья, - ответила жена мне и подошла к балкону близко.
  
  - Но здесь сок еще и рулет с пряниками и полотенцем, - ответил я и стал улыбаться ей.
  
  - Не было денег у меня, все, что возможно, я купила тебе в первый день. - Голос ее был серьезным, и я видел, как она переживала за меня сильно, что сдерживалась и не плакала, ее длинные руки имели блестящие часы, которые сверкали в лучах солнца, с браслетом вокруг руки который был.
  
  - Спасибо, что ты нашла меня здесь, хотел позвонить тебе, но не было мобильного у меня телефона, кажется, сильно я отравился дома у отца, память полностью пропала от неизвестного лекарства, - ответил я ей и держал пакет в руке левой крепко за ручки.
  
  - В другой день я приду с сыном, теперь я знаю, где ты лежишь, - ответила мне жена.
  
  - Все, пока, карапуз! - крикнул я ей через решетку балкона больницы, которая нас двоих разделяла на маленькое время, в отличие от других больных, которых я уже знал в отделении, и, может, стали они моими хорошими учителями в этой больнице, чтобы задуматься, что в будущем меня могло еще ожидать в этом городе и дома. Жена медленно уходила от балкона и мне ничего не говорила, только оставляла мне свой взгляд на расстоянии в 10 метров. Не хотела мне ничего напоследок говорить, только скрывала падающие слезы на своем лице.
  
  - Кушай там, я обязательно приду к тебе еще! - ответила она мне и ушла, шагая широким шагом по тротуару из разбитого асфальта, через который виден был старый щебень, размытый дождевой водой и многими проходящими годами прошлого времени этой больницы и прилегающего к ней двора, по которому можно было прогуляться только посетителям больницы. Я вышел с балкона с пакетом в руке, не спеша прошел палату, из которой часто сегодня слышен звук радио, маленький приемник громко играл песни знакомой радиоволны, но по памяти я не мог определить ее название. Высокий парень в белой футболке мне повстречался в коридоре, на котором были надеты шорты из джинсового материала.
  
  - В какой палате ты лежишь? - спросил незнакомый меня парень.
  
  - В третьей, а что? - ответил я ему.
  
  - Лицо мне твое знакомо, - ответил он мне.
  
  Продолжая дальше идти по коридору, я не стал долго с ним стоять и стал дальше направляться в свою палату, оглядываясь в сторону дежурной медсестры, которая сидела уже другая в этот день и смену на вахте в коридоре. Войдя в палату новую свою, я увидел, как пенсионер спал под летним одеялом, а здоровый парень по имени Роман слушал небольшой приемник, который он положил у себя на тумбочке с длинной антенной. В палате играла музыка, и ему было приятно, как проходит этот день в окружении новых знакомых по палате, к числу которых я отношусь. В тумбочку я положил пакет свой, который принес, и посмотрел на Романа, который слушал музыку.
  
  - Это к тебе жена приходила на улице?
  
  - Да, жена с трудом нашла балкон, - ответил я ему и присел на кровать свою.
  
  - Сколько тебе здесь еще лежать?
  
  - Две недели, врач сказала. Елена Алексеевна, которая в кабинет к себе вызывала перед этой палатой, так мне сказала, - ответил я Роману, который достал из тумбочки апельсиновый сок в зеленой коробке и стал пить большими глотками.
  
  Кровать у него стала скрипеть, что ему неприятно было пить и он поставил коробку емкостью 1,5 литра на пол. Я прилег на кровать и стал смотреть в окно с решеткой, в котором было открыто немного маленькое окно, похожее на форточку. Синие мои штаны сильно пахли потом и испарением моей мочи из-за того, что я не ходил в душ и не мылся. Я был похожим на больного старика, которого выгнали из его же дома, который он построил, когда была возможность быстро построить в свои годы на любимой должности, на которой он работал в городе. Роман встал, пока я смотрел в окно на соседнее окно туалета и странную палату, в которой лежали женщины, но их не видно было, только когда окно одно открывалось, можно было рассмотреть через 50 метров лицо фигуры, которое похоже было на девушку из женского отделения соседнего. Маленький приемник Роман взял и в руке правой принес к моему окну, у которого я лежал на кровати, а у соседней кровати без матраса стоял стул деревянный, и его спинка высокая была бы удобной, если бы в нем можно было сидеть посетителям палаты, - так я подумал, когда стал на этого здорового по телосложению парня в возрасте смотреть косым своим взглядом.
  
  - Пускай радио играет здесь, рядом с окном! Не будет ночью тебе приемник мешать, если мы его не будем выключать? - спросил он меня, лицо его было немного в дырочках от оспы или ветрянки, а глаза похожи были на волка.
  
  - Мне не будет мешать, музыка не мешает спать ночью, - ответил я ему и посмотрел на его фигуру, у которой мышцы спины сильно были развиты, видно, он был спортсменом в прошлом времени, а шея недлинная была и широкая, ягодицы накаченные, и шаг был уверенный, не шатающийся по сторонам, как у многих больных. Мне он не понравился сразу со своим пронзительным взглядом. Что можно было про меня сказать, я даже не знаю, но я мог пробежать 25 километров ночью без еды, по влажной почве, среди растущих деревьев и кустарников, в резиновых сапогах, также мог залезть на любое здание и дерево относительно своего развитого телосложения, неплохо мог стрелять из лука и арбалета блочного с оптическим прицелом до 100 метров. Наверное, я представлял определенную угрозу не этими способностями, а теми знаниями и записями, которые я имел дома у себя, когда работал на строительстве городской дороги шириной в 14 метров и длиною в три километра вдоль набережной под названием Массалитинова и объемами, которые у меня были все на строительство по основанию из шлакового щебня фракцией 40-70 мм и нижнему слою плотного асфальта, который был уложен мною на этой дороге в период с 15 апреля 2011 года по 11 сентября 2011 года.
  
  Сосед пенсионер проснулся и посмотрел на свои часы, которые у него лежали на тумбочке вместе с кружкой и очками с газетой. Встал он с кровати своей, и заскрипели все ножки из металлических трубок и пружин с сеткой под матрасом. Обул свои тапочки и направился в коридор из палаты.
  
  Роман прошел от окна и лег на кровать снова, задрал свою ногу левую и стал слушать песни по радио, смотреть в потолок палаты, который ничем не отличался от той общей палаты, в которой я лежал недавно, кроме окрашенных стен другой краской.
  
  - Пойдешь ты в столовую?
  
  - Да, пойду, - ответил я Роману, который лежал на кровати и снова стал пить сок из коробки, которая стояла на полу.
  
  Приближался вечер, который я не очень всегда любил, к нам зашла медсестра, которая проходила по коридору и сказала:
  
  - В столовую на ужин всем пора идти! - Ее голос был странным, словно она ходила по палатам и проверяла тех, кому делала уколы в этот же день. Я поднялся с кровати и посмотрел на кровать пенсионера, мне стало страшно, что на пенсии этот человек в таком возрасте оказался здесь, в этой больнице.
  
  - Пойду в столовую, - ответил я лежащему Роману, который продолжал пить сок и слушать музыку.
  
  В столовой за собранными столами в ряд сидели на скамейках уже бывшие больные и ели картошку мятую с подливой и котлетой из своих металлических тарелок. Некоторые стояли в очереди у окна, из которого выдают ужин. Я взял ложку и тарелку на столе, который стоял отдельно с чистой посудой, и прошел в очередь, в которой был среди знакомых и Серега, который читал в своей палате книжку, и молодой Роман, у которого синяк под глазом уже прошел.
  
  - Привет всем! - ответил я своим знакомым.
  
  - Привет, - ответил Серега мне из первых, кто стоял у раздачи тарелок из рук повара и небольшого окошка.
  
  - Там, в актовом зале, телевизор настроили, приходи в карты поиграть, - ответил Роман незнакомому для меня парню, который стоял в белой футболке, с серебряным крестиком на шее.
  
  Мне показалось, что больше становится знакомых тех, кто имеет здоровый и рассудительный мозг в своей голове. А остальные больные либо не приходят на ужин и кушают свои продукты, либо их выписывают в другую больницу, которая через дорогу находится от психбольницы 10. Название соседней больницы номер 11 "Неврологический лечебный пансионат Воронежа", который не изменился, и название его не изменилось, и там еще хуже условия и здание в плохом состоянии, требующее ремонта и привлечения внимания общественности со стороны властей с пожертвованиями на ремонт, хорошее питание, если город решили назвать городом культурным. Пансионат, который имеет значение больше как приют для бездомных пенсионеров и больных, которых бросают собственные дети и отказываются от них. Долго мне не пришлось ждать, и я взял тарелку с едой из картошки с котлетой и жареной подливой на морковке. Пройдя подальше от края стола, я присел на скамейку ближе к коридору, которая была, на ней сидели некоторые пенсионеры, которых я часто видел в разноцветных пижамах гуляющими по коридору днем. Толстый врач-психиатр в белом халате прошел по коридору, на котором были брюки темные и туфли, также с лысой головой и большими глазами в очках круглых я его запомнил, когда ел за столом. Этот лысый врач элегантного вида мне сильно запомнился за столом среди больных, с которыми я ел. Один парень немного потрясывал головою своей, когда клал себе в рот еду, и его взгляд был растерянным и испуганным за столом. Вспоминая священника, который приезжал освятить отделение, я так и не понял его причину приезда, знаю только, что я его в 2012 году приводил к себе домой, а затем привел его к калитке своего соседа, но не того, который на большом джипе за 3 500 000 рублей приезжал к своей гражданской жене с ребенком, которая работала в ООО СМУ 10 бухгалтером на асфальтовом заводе, а уже другой сосед, который приехал из северного города нашей страны и поселился на месте Игоря, который был отставным офицером ФСБ, а жена его гражданская с сыном маленьким переехала в другое место, в квартиру, которую он купил в городе, и занимался доставкой шлакового щебня из города Липецк, который у меня записан в дневнике, в котором я записывал все дни, какие работал и проживал в любимом городе, начиная с 2007 года. Игорь был другом и партнером директора по фамилии Баринов В. И., который имел асфальтовый завод небольшой, на котором мой уже бывший директор, на которого я работал больше шести лет после завершения строительного вуза, с 2002 года, приобретал асфальт мелкозернистый и плотный по марке, и мы из него асфальтировали, начиная с 2005 года по 2010, улицы под названием: Беговая, 45-ая Стрелковая дивизия, Ленина, Брусилова, Платонова, Советская, некоторые благоустройства многоэтажных домов, которые строились. Все ремонтировалось, и всем было приятно работать, всегда после дня строителя, который отмечался в городе и в нашей организации. Но время изменилось быстро, как за мною стали наблюдать бывшие знакомые директора и Игоря в городе, а также бывший начальник участка из фирмы ООО "Ремстройдор", как я вспоминаю, сидя уже в 2013 году за столом уже в психушке 10. Вспоминая, как я на мать свою переписал дом в 260 метров квадратных жилой площади, а через три года попал в психушку 10 по причине, как мне Женек рассказал, что меня заказали умышленно с целью отравить и задушить в дурдоме. Но я еще не мог определить человека, который должен был выполнить заказ в дурдоме свой, чтобы меня возможно было задушить, также не мог определить заказчика задания, который меня заказал, только бывший друг по фамилии Трибунин Виталик мне поведал с другом Серегой Шило, что директор Баринов меня заказал, когда я уволился из ООО СМУ-8, а брат Сереги Шило прослушивал мобильные переговоры директора Баринова В. И., когда искали отмывку денег в городе, которые партия "Единая Россия" в 2006 году перевела в город, больше 600 000 000 рублей на ремонт и восстановление дворовых переездов и улиц городских из федерального бюджета с целью город сделать красивее и лучше, нежели он оставался грязным, с пьяными дворами и небольшими киосками и павильонами, трамвайными путями неубранными в городе, по которым уже давно не ездил трамвай, а прилегающие автодороги к городу были узкие и разбитые, по которым трудно было проехать потоку автомобильному, выполняя транспортировки грузовые в другие города. Торговый город Воронеж стал ремонтироваться медленно и преображаться в красивый город с торговыми площадями в новых построенных торговых центрах высотою в три этажа, и много появилось тротуаров в городе из плитки тротуарной, дороги городские немного расширили и снесли киоски, построили мост под названием "Чернавский", ближе к 2010 году его реконструировали, и автодорога длиною 3 километра построена была по набережной под названием "Массалитинова", на которой я работал, сыпал шлаковый щебень и укладывал асфальт нижнего слоя толщиной шесть сантиметров по крупному шлаковому щебню фракцией 40-70 мм в 2011 году, после которого меня выгнали из организации ООО "Ремстройдор" под руководством начальника участка, имеющего фамилию Кислый Максим, который после 2012 года тоже уволился и перешел в начальники охраны при администрации города и стал ездить на автомобиле марки джип "БМВ 3" голубого цвета, имея звание в отставке майора неизвестных для меня тогда родов войск, подумал я за столом в психушке 10, доедая мятую в этот раз картошку из военной металлической миски.
  
  - Карандашов, к тебе мама пришла! - крикнула мне из коридора медсестра дежурная.
  
  Мне стало неожиданно все услышанное, и я вспомнил, что мать приходит один раз в два дня, чтобы проверить мое состояние здоровья и лечение врача, за которым я был закреплен в отделении. Мне быстро пришлось собрать посуду за собою и ложку, которой я ел, и пойти отнести все на стол, на котором стояла уже использованная посуда. Женек был в коридоре, и ему было приятно, что можно было приходить в гости в любую палату и совершать непьяные посиделки, а выпивать иногда пиво из стеклянных и больших пластмассовых бутылок и слушать музыку через наушники, которые ему принесла мать в прошлый раз, чтобы он не скучал с молодым парнем по имени Роман, с которым они часто ходили по коридору и сидели в палате, в которую их вместе перевели, и выпивали понравившиеся напитки, слушая радио. Пройдя быстро в свою палату, в которой тоже звучало радио громко и лежал пенсионер на кровати, в этот раз он держал странную книгу, а большой Роман спал весь день в этот раз. Грязные вещи, такие как тапки, я отдал своей матери, которые были с красным крестом, а в тех, которые мне принесла жена, стал ходить, надел на себя серые шорты и в пакет белый положил тапки со штанами спортивными. Стоя наклонившимся у кровати, я заметил, что моя ложка так и лежит за тумбочкой, у плинтуса, которая должна меня спасти, если вдруг меня задумают задушить. Встав и выпрямившись во весь свой рост высотою 178 см, я взял пакет и направился на выход палаты 3, из которой должен быстро прийти к матери, которая стоит в отделении в месте, где стоит деревянный стол с двумя скамейками для посетителей отделения и родителей тех больных, которые лечатся в отделении номер 1. Прошел я некоторых больных, которые стояли в коридоре, и некоторые оставались в столовой, сидели за столом, обедали не спеша, много кусочков хлеба осталось после обеда на столе, которые не доедали больные всегда. Подойдя к стеклянной кабинке, в которой сидела молодая медсестра с черными волосами и прической каре, я ей сильно запомнился.
  
  - Можно двери открыть, там меня пришли проведать. Недавно вы мою фамилию называли, - ответил я медсестре, держа пакет в левой руке.
  
  - Сейчас открою, но недолго! - громким голосом ответила она мне через открытое окно небольшое из стекла.
  
  Вышла девушка в халате белом, на котором можно было рассмотреть ее трусы белые, видно, они были очень дорогие, если она их показывала на себе, материал халата был тонкий, и приятно было на нее смотреть сзади.
  
  - Выходи, позвонишь тогда, на дверях этих внутри висит звонок! - ответила она, не улыбаясь мне.
  
  Мне показалось, что она все про меня уже знает и изучила мою историю болезни и лечение, слишком она была шустрая и закончила, наверное, медицинское училище, подумал я. Двери деревянные я открыл и вышел в узкий коридор, в котором было тихо и не слышно было шума больных и вылеченных, некоторые студенты стали по утрам приходить в отделение, с какой целью, я еще не знал, но они были из медицинского института и проходили практику в этой больнице, как я потом узнал у своего уже друга по отделению Женька и Сереги, которого я встречал в столовой часто, в очереди стоя за своей порцией и с тарелкой. Мать сидела за столом деревянным на скамейке и ждала меня с уставшим лицом, пакет с продуктами у нее был в руке и лежал на скамейке.
  
  - Привет, ты на работу едешь?
  
  - Привет! Нет, сегодня я выходная, - ответила мне мать с уставшим лицом.
  
  Всегда она работала, и я редко с нею общался, она была против того, что мы ругались с отцом и сестрою, редко за столом встречались на праздниках, и на улице летом я никогда не поливал огород, никогда не старался дружить с отцом после скандалов, потому что я чувствовал вину за свои поступки, которые совершал в порыве провокационных тем, которые мой отец говорил, чтобы критиковать мою семейную жизнь, мои расходы на машину за год и скандальные крики моей жены, которая не сдерживала свою критику в отношении моего отца и разными его называла плохими словами, которые имели правдивые основания для его названия. Самые запоминающиеся названия были придуманы моей женой такие: "хромоногий", "овощ" и "бандера", все слова, сказанные моей женою, были потом моим отцом отомщены в виде телесных побоев, на которые даже участковый не приехал, когда жена вызывала его в дом после драки. Моя жена была заложником семейной жизни и терпела все ради счастья детей, любви к мужу, а мужем был я, который не мог защитить ее и ее очаг семейный, который она создавала годами и берегла для нас и наших детей. Я все фотографии, которые она делала со мною и детьми, смотрел и берег в своем телефоне и компьютере, мне показалось, что она меня сильно любит и бережет, чтобы наша любовь была как раньше и нами никогда не забывалась. Как мы терпели беды, связанные с бедностью и мелкими кредитами, обманом некоторых поступков, которые делали мои родители, чтобы моя жена не смогла даже прописать сына вначале у меня дома первое время, когда я подарил своей матери дом, а мог бы его обратно вернуть себе, быть владельцем и выгнать или отца за все побои, которые он совершал с матерью моей, которую тоже иногда бил по лицу кулаком и рвал на ней одежду на третьем этаже дома, в котором они жили, когда я за год до психушки жил у себя дома с некоторыми умышленными моим отцом скандалами и сестра все часто эти скандалы против моей жены поддерживала, старалась мою жену выгнать также из моего дома, который уже не стал моим домом, а был мною глупо подарен моей матери для долгого и нераздельного хранения. Время проходило быстро, и вот теперь моя мать сидит в психушке 10 и принесла мне продукты, а жена принесла недавно некоторую одежду, в которой я сейчас встречаю мать в отделении, а так и не стал я выпускником академии правосудия, которую должен был закончить в 2013 году, а ее стены сменил на стены дурдома, но теперь я знаю правду, с какой целью я попал в дурдом.
  
  - Ты принесла продукты? Возьми пакет этот, там мои тапки и штаны, положи у себя дома, я потом приеду домой, заберу себе, - ответил я, передал матери пакет с одеждой грязной, а продукты в другом пакете я взял себе со скамейки и положил на пол, не спеша сел на скамейку за стол и положил две руки свои на него.
  
  - Как вас здесь кормят, плохо? Ты похудел, твоя жена иногда мне присылает разные плохие сообщения, - отвечала мне мать и делала смеющийся взгляд на меня и улыбку, тоже не очень смешную.
  
  - Не отвечай ей на сообщения. Она злится, что ты ее выгнала со второго этажа, а отца моего поддерживаешь за его драки и скандалы, - ответил я своей матери, находившийся в худом состоянии и имевший желтый цвет лица, на голове примятые волосы и не расчесанные расческой, которой у меня не было.
  
  - Я ненадолго пришла, что у тебя со здоровьем?
  
  - Все нормально, уколы колят странные, от которых у меня пропал дар речи на сутки, - ответил я и смотрел на угол стены, боялся, что меня могут услышать из-за громкого разговора.
  
  - Эти уколы я принесла, которые врач твой лечащий тебе назначила. Ходила в аптеку и по рецепту купила! - ответ моей матери меня морально сбил с ног, что я смотрел на нее большими и удивленными глазами.
  
  - Это как ты купила?
  
  - Просто нужно было их купить, тебе было плохо, память не возвращалась к тебе, мне так врач сказала.
  
  - Но врач - женщина такая загорелая, она жена заведующего отделением! - возмущённым голосом я матери своей ответил, что она не смогла мне найти ответа.
  
  - Давай я пойду уже домой, там мне надо рассаду полить в теплице, - ответила мне моя мать и встала из-за стола, взяла пакет мой с грязными вещами и сумку свою коричневого цвета. - Тебе жена привезла шорты и шлепанцы?
  
  - Да, она, - ответил я ей, и на лице матери увидел небольшую грусть.
  
  Я понимал, что она меня по-прежнему любит как маленького сына, которого наказывает жестоко судьба за его поступки, которые он раньше совершал, а психбольница было первым его или моим испытанием в городе Воронеж, в котором я больше шести лет работал асфальтобетонщиком в фирме частной, друг директора, у которого я работал, поселился через стенку жить в соседней половине проданного дома, повод приобретения жилья не был мною так и доказан для себя, имея асфальтовый завод и машину дорогую, я так и не понял, почему он поселился временно за моей стеною из газосиликатных сложенных блоков, в комнате, в которой я долгое время жил на скрипучем и бордовом диване.
  
  - Ладно, еще увидимся! Пока, - ответил я своей матери и взял пакет с продуктами ее с пола.
  
  - Все, пока! - ответила она и ждала медсестру, которая должна была прийти с ключом и открыть двери изнутри, чтобы моя мать вышла из отделения.
  
  Я шел и не хотел уходить в палату, я сильно любил мать свою и жену с ребенком. Но через десять минут я был уже снова в той жизни больничной и шуме с больными и медсестрами, которые ходили по палатам и делали уколы и капельницы, лечили и делали свои заключения над здоровыми и больными пациентами больницы. Пройдя по коридору широкому, я видел пустые столы после обеда, за столами сидели некоторые больные, которые долго, больше месяца лечились, возраст их был больше 45 лет, и они играли в игру "Домино" и разгадывали кроссворды в газетах. Я это знал хорошо, потому что иногда сидел за столом и отвечал на вопросы одного теста, который мне дала медсестра для дальнейшего ознакомления с моим характером. Войдя в палату, на пути меня остановил громким голосом парень, он крикнул:
  
  - Привет, есть что выпить из прохладной воды? - Его голос был с высоким тоном и мне показался знакомым.
  
  С пакетом я развернулся, когда в палате 3 была открыта дверь и играла музыка, а пенсионер снова читал газету уже другой, наверное, редакции, большой Роман спал, накрывшись простыней с головою, что его не было видно, только сок стоял его в зеленой коробке уже на тумбочке в большой коробке.
  
  - Привет, а какая тебе вода нужна: холодная? - спросил я парня, который был с серебряным крестиком и в джинсовых шортах.
  
  - Минералка есть у тебя?
  
  - Да, есть в пакете! Вот бери, угощайся, - ответил я ему и из пакета вытащил воду емкостью 1,5 литра в бутылке пластмассовой.
  
  Парень открыл бутылку минералки холодной и немного облился, газы накопились под крышкой, и они сильно стали шипеть. Парень забыл, как его имя, и дал мне совет один после выпитых глотков:
  
  - Благодарю тебя за воду! Я слышал, к тебе жена приходила. Тебя что, она отравила дома у тебя, если мне сказали, что ты потерял память дома?
  
  - Да ну, жена меня не могла отравить лекарством дома, - ответил я своему новому знакомому, который был в соседней палате, его вид был тоже нехудым, но он был мне ровесник по годам, и выправка его была похожа на выправку служивого офицера.
  
  - Если будешь с женою жить дальше, еще сюда приедешь, бросай жену, находи себе другую девку, - ответил с высоким взглядом знакомый мне.
  
  - Зачем мне бросать жену, ты какую-то глупость мне говоришь.
  
  - Смотри сам, - ответил мне парень и пошел дальше по коридору к столовой, походка его была необычная.
  
  Войдя в палату, я прошел к своей кровати и открыл тумбочку, в которую поставил открытую воду и пакет с некоторыми продуктами из сырков, кефира и йогурта, с несколькими соками емкостью по 0,5 литра. Прилег на кровать в шортах и задумался, на ногах у меня были черные носки. Двери немного тумбочки стали скрипеть, я постарался ее быстро закрыть, лежа на кровати. Музыка играла в радиоприемнике, но большой Роман спал, как я понял, глядя на него. Никуда я не старался больше ходить, что-то ожидал плохого. Наступила ночь, днем я не пил таблетки, а часто ходил в туалет, разговор у меня появился снова, я мог разговаривать, и онемевший язык, который я не чувствовал во рту у себя от странных уколов, которые моя мать купила по рецепту лечащего врача, у меня прошел, онемение языка исчезло, и дар речи появился заново. Заканчивалась вторая неделя моего лечения в этой палате, уже лежа на кровати я задумался, а соседи все спали. Мне было печально, и я стал немного плакать, слезы катились по моему лицу неожиданно, мне казалось, что я никогда не вылечусь, мне будет обидно всегда лечиться в психушке или принимать лекарства от участкового психиатра, к которому придется ходить по разным письмам, которые будут присылать мне на почтовый адрес из казенного учреждения города Воронеж, который находится на улице Некрасова под названием неврологический диспансер городской. Еще немного - и я стал успокаиваться, перестал плакать лежа в шортах и вспомнил про друга Женька, который мне порекомендовал приобрести книжку под названием "Вудди, вы гений", и ее я стал держать на тумбочке своей, немного только прочитал страниц. Подушка для меня показалась не такой твердой, но и не мягкой. Когда создаешь собственную семью, стараешься, чтобы все было хорошо в ней, бываешь часто обиженным одним из членов семьи, но потом перестаешь психовать и прощаешь обиды. Наступила ночь, и я заснул, только снял с себя шорты и носки, а потом лег в футболке синей, жена мне еще принесла деревянный крестик, который я надел на свою шею, на черной веревке он был. Накрывшись тонкой простыней, я заснул и недолго был в покое спящем, как музыка играла громко, и на мгновение я проснулся, лежа на боку правом спиною к окну, на котором снаружи была решетка. Нагнувшись на высоте в один метр, сгорбатившись, крался тихо большой Роман к моей кровати рядом с играющим радиоприемником, его голова была повернута ко мне, и он смотрел на меня, а его руки поднятые были перед ним две, чтобы быстро мне вцепиться в шею и, видимо, задушить меня, как этого захотел неизвестный заказчик, который, видно, жил через стенку нашего дома под именем Игорь. Я открыл глаза быстро, и свет ночного неба с луною показал большому соседу Роману, что я не сплю, и тогда он остановился перед приемником и затаился, не опуская руки две, а его пальцы были с ладонями немного повернуты к полу и расставлены по сторонам, он похож был на пианиста, только пианино не было и кресла под ним. Испугался я сильно так, что сбилось у меня дыхание, которое меня испугало. Я выпрыгнул из кровати на пол в трусах, и моя ложка с твердой ручкой была спрятанная под тумбочкой, я мог быстро нагнуться и ее достать, чтобы ручкой металлической защитить себя и ударить большого соседа в глаз или в шею сбоку. При таком ударе и попадании я бы смог себя на несколько минут защитить, перед тем как выскочить из палаты, которая изнутри никогда не закрывалась на ключ, потому что не было замка на дверях. Большой Роман сильно задумался, немного поменял позу и подошел еще на один шаг к радиоприемнику и протянул правую руку, чтобы его приглушить тише.
  
  - Громко музыка играет, ты че встал?
  
  - Да че, спать передумал, пойду в туалет, - ответил я ему спокойным голосом.
  
  Роман выпрямился в черной футболке и передал мне на вытянутой руке что-то странное.
  
  - Это что?
  
  - Бычок выкинь, если ты в туалет идешь, - ответил мне он не очень довольным голосом.
  
  Взял я его бычок из его правой руки и прошел мимо него и спящего пенсионера. Двери не скрипели в палате, но через щели дверные видно было, как свет падает из коридора, в котором горели лампочки на потолке. Лампочек было много, что только одна дежурная медсестра, я думал, не спала на посту в стеклянной кабинке у общей палаты и туалета с душем. Окурок я выбросил, зашел в туалет и там его выкинул в унитаз, немного отлил, вышел из туалета, пол в котором был так сильно вымыт, что блестели старые плитки на нем керамические, а медсестры не было на посту, а сидел странный мужик 45 лет, коротко постриженный, он был медицинским братом, как потом наутро на балконе мне Женек рассказал. Все было странным методом спланировано так, что если бы меня задушили в палате, то нельзя было бы доказать, кто это сделал, и тогда сосед новый, который приехал из северного города и купил часть дома у Игоря, стал перекрывать крышу красной металлической черепицей, в то время как меня отец отравил на третьем этаже нашего дома странным лекарством, работая в охране Советского района вневедомственной. Но секреты я только начинал сам узнавать и разгадывать, только поздно, чем сам хотел это сделать еще раньше, до знакомства с моею женою. Наутро я услышал разговор странный, который был похожим на того парня, которому я отдал бутылку минеральной воды с серебряным крестиком.
  
  - Нужно проверить его, кто он, может, он подпольный миллионер и торговец наркотиками! Может, все это шутка, придуманная нашим человеком, - отвечал знакомый голос через открытую дверь, которая была открыта в палате номер 3.
  
  Мне казалось, все стали в больнице против меня на одном поле войны, на котором я остался один на один со своим страхом и мечтами, которых не очень много уже осталось. Я посмотрел на двери лежа, пенсионера не было в палате, а Роман большой ушел тоже из палаты, проходил действительно тот парень высокий с серебряным крестиком на шее, мне повезло, что я ночью проснулся и не был задушен этим странным больным, который, видно, и не был больным, а убивал больных в палате, как на зоне или в тюрьме. После я увидел, когда большой Роман переодевался в другую белую футболку в палате, что у него на плече татуировка, посвященная русскому национальному единству, сокращенно "РНЕ", на плече еще изображение орла немецкой армии "СС" под названием "РНЕ". Намек такой мне сделал окурком большой Роман, что он меня должен был наказать ночью, но я проснулся и ему помешал, за это он меня не стал убивать. Потом, через пару дней, Женек мне напишет предложение на обратном листе книги, которую он мне посоветовал прочитать из библиотеки больничного отделения. Что мне повезло выжить в больнице и я должен радоваться этому случаю в своей жизни, после которого я должен в своей болезни стать еще счастливее и вылечиться, выйдя на свободу свободным. Что-то похожее на игру со мною в жизни стало происходить, и в игру стали играть уже серьезные личности, которые сами стали мне намекать, что игра уже идет несколько лет, а я ее не хочу замечать в своем городе, в котором я учился и работал долгое время на красного вора, но потом пренебрег его милосердием и его покинул с его дорожной организацией, жестоко уволился и не попрощался.
  
  Глава 8. "Палата номер 5"
  
  Прошла еще вторая неделя, время приближалось к моему завершающемуся выздоровлению. На заднице моей было много синяков от уколов, а капельницы закончили мне делать медсестры первого отделения. В одно утро к нам в закрытую палату вошла медсестра, двери не были закрыты на ключ в палате, отсутствовал замок в ней на дверях, и любой мог войти в любую палату, ведь психушка не была санаторием южного города нашей страны. Медсестра громко нас разбудила словами, начиная с приветствия своего. Ее белый халат под утро меня порадовал с ее приветствием утренним.
  
  - Делаем укольчики сейчас, - ответила она мне, когда я на нее посмотрел под белой постелью, которой в этот раз накрывался, оставляя только свою голову, чтобы можно было расслышать песню по радио и храпение соседа пенсионера рядом на кровати.
  
  - Доброе утро, - ответил я медсестре, которая первым делом стала делать укол пенсионеру, который в это время не спал.
  
  - Сегодня вас поведут к главному врачу, который вам дальше назначит выписку из больницы. Кто работает, тому больничный лист напишут с диагнозом, а кто останется еще лечиться, - отвечала медсестра, которая была старше по возрасту меня, и ее внешний вид был симпатичным.
  
  Обычно она всегда стояла в обеденное время у столовой и выдавала лекарство нам, вечером перед сном мы тоже принимали лекарство, но после второй недели нам перестали выдавать таблетки и пилюли с антибиотиками. Витамины в виде желтого драже сменили лекарства. Большой Роман проснулся и из тумбочки достал минеральную воду, которую открыл и стал сидя пить в белой футболке, его вид был уставшим, видно, он по ночам нечасто в последнее время стал спать, сидя на кровати своей, у него из-под футболки виднелась синяя наколка, которая была, наверное, больше пяти лет тому назад сделана на плече размером в 20 см по длине руки от плеча, ее внешний вид был не таким ярким, а скорее светлым. Волосы медсестры мне напоминали о моей жене, которая пообещала приехать с сыном, а теперь, может, я приеду сам, если вдруг меня выпишут после визита моего к главному врачу больницы. Оголенные задницы я чаще стал за две недели видеть мужиков на соседних кроватях, когда им делали медсестры уколы, а о своей жене только у меня были мысли в своей голове. Словно я был в плену, из которого я хотел уже вырваться, из этого плена больничной психушки, и оказаться рядом со своей женою и семьею. Нас связывали воспоминания о любви и слезы от обид моей жены, когда только она начала жить со мною и слышать упреки моей матери и отца, который всегда не хотел работать, а часто дрался с матерью моей и продавал все то, что сам с нею успел нажить и построить. Медсестра ушла из нашей палаты и двери оставила закрытыми. После утреннего завтрака, который состоялся в столовой, из молочной каши на рисе и отсутствия всегда сахара в кашах молочных и супах. Только компот и чай радовал меня, в котором было немного сахара. Меня вызвала медсестра дежурная, именно та, которая была раньше, как я запомнил, в сексуальных трусах женских, которые можно было рассмотреть через тонкий белый халат ее. В серых шортах и синей футболке после завтрака я умылся в туалете, в котором большой Роман успел взобраться на унитаз двумя ногами и там сильно и упорно ожидать в среднем ряду на унитазе с хорошим сливом из бочка на стене своего опорожнения. Его большая задница была округлая над унитазом, что бедра его виднелись из его спортивных штанов, обутый в пляжные тапочки резиновые, он держал свое равновесие долго, пока я не успел быстро сходить в соседний унитаз по маленькой нужде, чтобы его мысли не тревожить в его голове, которую он направил на стену перед самим собою, на которой висел умывальник, и капала с него вода из незакрытого крана медленно вниз. Его белая футболка сочеталась с моим цветом унитаза, в который я мочился, и мне задумалось так сильно поменять струю свою из унитаза, ему случайно на его белую футболку, и припомнить ему ночной окурок, который он меня попросил выкинуть в туалет. Но я опомнился и вспомнил старую бабушку, которая мне дала небольшой совет, когда я к ней ездил в 2012 году в гости и она мне гадала. Тогда я ей пообещал делать только хорошие и благие поступки и дела по отношению к окружающим людям и своим близким. За несколько минут я закрыл двери с обратной стороны коридора, выйдя из туалета с мыслями о благих поступках моих. Пройдя по коридору, я открыл двери актового зала, которые имели две большие двери. Никогда он не был открытым для меня и я там не был. Я там только хотел посмотреть большой телевизор, который стоял в шкафу мебельном на полке, а письменный стол стоял рядом, на котором можно было играть в домино и карты, красные стулья с мягкими сидушками стояли за столом и напротив телевизора, а несколько скамеек стояли вдоль стены, на которых можно было сидеть и смотреть телевизор. Мне было обидно говорить своей жене и матери, что я чувствую лечась в этой психушке и что мне можно в будущем ожидать от ее лечения и последствий неизвестного диагноза. Несколько еще прошло минут, и я оказался за дверями отделения, в которые две недели тому назад заходил с матерью и женщиной по виду из Узбекистана, которая работала санитаркой, а не уборщицей в отделении. Количество бывших больных было из числа восьми, которых сопровождала медсестра, выдающая лекарства в обеденное время у столовой, мы поднялись на второй этаж по широкой лестнице из бетонных порожков или ступенек, среди некоторых ступеней были выбитые некоторые части бетона, словно по ним били зимою ломиком и молотком, я так представил их плохой вид внешний. Стоя на втором этаже, мы зашли по очереди в деревянную дверь, которая была из деревянных досок сбита и окрашена лаком с табличкой небольшой, на ней которая висела, что в кабинете находится администрация больницы и главный врач ее. Наверное, после такого лечения, которое в психбольнице проводят врачи и пациенты разного класса и состояния по здоровью, я бы на месте главного врача попросил установить охрану по периметру забора больницы и поставить видеонаблюдение на ворота и калитку в больницу с автостоянкой для врачей и посетителей сделать, зная, что больница служит также и испытательным местом для разных заключений медицинских и диагнозов врачей, которые все записывают и хранят в базе данных на любого больного и клиента будущего для производственного кабинета казенного учреждения неврологического диспансера, теперь уже ставшего известным на всю страну своими иногда глупыми диагнозами, которые иногда нужно доказывать о неправильных заключениях в судебных исках против психиатров и читать статью, как можно получить на руки не историю болезни, которую не выдают в больнице, а эпикриз на лечение пациента согласно закону о защите прав больного в РФ. Мне показалось, что главный врач надо мною посмеялась, когда я у нее в кабинете сидел и отвечал в письменной форме, как мне чувствуется лечение в отделении, в котором я лечусь, и как мое сознание с мышлением реагируют на нарисованные картинки на анкете, которую я должен буду заполнить, чтобы ответить на написанные вопросы психиатром, чтобы по моим ответам на его вопросы главный врач могла написать заключение на мою выписку с больничным листом. Но хорошее от меня быстро отвернулось так, что я ответил в письменной форме на вопросы из анкеты, и главный врач, женщина в возрасте немолодом, привлекательно выглядела в свои 50 лет на вид, мне дала совет обратиться к психотерапевту, который приходит два раза в неделю из казенного учреждения неврологического диспансера на улице Некрасова, который долгое время расположен. Также он имеет отношение к тюрьме и исправительной колонии города или области. За диспансером неврологическим есть частный сектор из частных домов, старые и ветхие постройки, расположены в которых после 1995 года были наркотические притоны в частных домах, в которых продавали наркотики преступные группы лихих девяностых годов. Небольшой домик частный был давно построен родителями директора по фамилии Баринов В. И., который также приезжал со своим сыном и дочерью, в разводе которая была на 2013 год, и все они имели свои личные машины и квартиры с элитной мебелью и занимали тоже нерабочую должность среди своих сверстников и имели высшее образование, которые были ровесниками мне. Везде и всюду бывший директор Баринов В. И. с Игорем и Максимом Кислым могли узнать и проконтролировать переезды на автомобиле моем и места работы мои по своему диплому и образованию, а также и отдых мой со своей женой в городе любимом, в котором я знал любой угол и улицу, в которой продавали поддельную водку и наркотики, снимали квартиры для эскорт-услуг в развитии проституции. Стояли игровые автоматы, в каких павильонах и где были первые ломбарды по скупке золотых изделий и продажа дешевых сотовых телефонов была на улицах в спальных районах города, пока не закрыли ночной клуб "Фламинго, Революция, Феникс".
  
  Вот я снова иду по лестнице в свое отделение, в котором меня ожидает небольшое разочарование. Медсестра мне ответила так, что смысл я понял, когда незнакомая женщина заходила в голубом халате медицинском в отдельную кабинку за столовой, которая по коридору стояла, и недалеко от нашей палаты 3, в которой все продолжал играть приемник с узнаваемой радиоволной. Мне показалось, что я не должен думать про незнакомую женщину в кабинке, которая впервые приехала после нашего посещения главного врача больницы. Все больные бывшие, которые были со мною, пошли по своим палатам отдыхать и продолжать сплетничать в своих палатах про свое уже здоровое, пребывание и выписку из больницы, которым назначили недавно, так как они прошли обследование по анкетным ответам в кабинете главного врача. Обычно вопросы были в анкете, связанные со зрительными фигурами, на которые нужно было найти один из трех ответов. Количество ответов должно было состоять из десяти вопросов, напечатанных на листе с графикой и рисунками. Проходя мимо кабинки, я увидел врача-психиатра по имени Людмила, которая имела на халате небольшую табличку с большими буквами своего имени, написанными на белой бумаге. Ее светлый волос был кучерявый и немного заканчивался на плечах, свисая, прическа с волнистыми волосами ее делала умной и ухоженной, в отличие от медсестер, которые ходили в одних белых халатах и были худыми и некоторые высокими. А эта женщина, видно, работала еще в платном отделении или в частной клинике. Вид внешний ее был спокойным, и она присела за стол обычный в кабинете, в котором стоял стул, на который я старался не обращать внимания своего. Войдя в палату свою, я видел пенсионера, читающего газету, но в этот раз без очков своих в коричневой оправе, а большой Роман оставил на своей кровати пакет белый, в котором у него были некоторые продукты и еще три штуки лежало мороженого квадратной формы, завернутые в бумагу блестящую на его тумбочке. Сам Роман где-то гулял по коридору или был на балконе, в коридоре послышались голоса проходящего молодого Женька и парня, у которого прошел синяк под глазом, по имени Роман, который у меня в начале лечения украл дезодорант и сам после своего поступка мне признался.
  
  - Все, теперь меняем палату, - ответила мне медсестра, стоящая в дверном проходе палаты номер 5.
  
  - А в какую теперь переходить мне? - ответил я медсестре, которая нас водила на прием к главному врачу больницы.
  
  - Я пошутила, вы остаетесь здесь, только новые приходят больные в эту палату, - ответила медсестра мне. - Большой Роман после обеда переходит в другую палату и пенсионер тоже, а на несколько кроватей приходят несколько больных после обеденного времени.
  
  - Ты Карандашов? - спросила меня медсестра, стоявшая в коридоре, и смотрела, как помыли пол в палате под номером 5, в которой я находился, и старалась посмотреть на нового врача в кабинете, которая принимала больных на один час к себе на прием, давая странные таблицы бумажные и рисунки, на которые пациент должен был находить ответ один из трех и правильно отвечать. Так складывалось внутреннее понимание восприятия бывшим больным внешнего мира вокруг него и его отношение эмоциональное, с его характером на окружающий мир и людей, среди которых он может на свободе находиться. Иначе некоторые ответы могут врача заставить задуматься над выздоровлением правильным и принять решение для дальнейшего назначения ряда курсов лечения с медицинскими препаратами, по рецепту которые серьезно могут повлиять на психологическое развитие человека в психбольнице номер 10.
  
  Мне было странным услышать после обеда свою фамилию из коридора, которую назвала незнакомая женщина, которая была психиатром в голубом халате. Стоя у дверей после обеда, она меня позвала к себе в кабинет стеклянный, площадь которого был семь квадратных метров. Набравшись смелости, я поздоровался с ней, сидя в палате на кровати, и медленно поднялся, чтобы пройти из палаты в ее кабинет, в котором она надолго уже не собиралась задерживаться. Первой она прошла в дверь кабинета из пластмассы со стеклом, внутри которая была узкая - шириною 80 см. Не спеша я смотрел на сторону балкона в коридоре и видел там большого Романа, который стоял в белой футболке и разговаривал с парнем в синих джинсах и тоже белой футболке, которого я угощал минеральной водою.
  
  - Присаживайся, теперь будем знакомиться вместе здесь на оставшемся времени курса лечения, которое тебе назначила главный врач, - ответила мне женщина с упитанным лицом и накрашенными губами бордового цвета, в возрасте 50-ти лет и некоторыми морщинами, которые были у нее на лице от работы, которую явно она любила в таком взрослом возрасте. Ей было, наверное, интересно, что и какие у меня мысли складываются в голове. Сидя за столом на пластмассовом кресле, врач мне странно улыбалась, видно, хотела узнать мои мысли.
  
  - Расскажи, как ты сюда попал в отделение и как твое лечение, тебе оно пошло на пользу? - Ее взгляд был для меня странным и вопросительным, словно ее пригласили не врачи этой больницы сюда. В ответ она слышала только мою тишину, которая была в ее кабинете.
  
  - Другой вопрос задам тебе, Рустам. Когда тебя собирается выписать лечащий врач твой Елена Александровна, точно я ее отчества не знаю, поэтому мне должен ты серьезно ответить на мои вопросы в течение курса лечения, которое тебе назначила главный врач этой больницы, - ответила мне с серьезным взглядом эта женщина, на шее у которой был завязанный тонкий платок, скрывающий операцию, которую ей сделали на шее, видимо, была щитовидная железа больная. В руке у психиатра была небольшая картонная стопка прямоугольных карточек, на которых были изображены рисунки с собаками разной породы и фигуры разных геометрических размеров и видов. Цветные рисунки с деревьями и людьми, а также странные рисунки с цифрами, на которых некоторые цифры были плохо нарисованы. Все я за пять минут времени у нее за столом стал рассматривать и не отвечал ей на ее вопрос. Держал свои руки под столом, а на груди у меня висел черный шнурок из толстой нитки, и на нем деревянный крестик большой, словно у меня все забрали за месяц лечения в больнице областной.
  
  - Меня должны были выписать сегодня! - громким голосом я ей ответил и перекладывал карточки из картона на ее столе медленно.
  
  - Возьми ручку, и вот тебе лист бумаги, напиши мне ответы на те вопросы, которые ты видишь на карточках!
  
  - Давайте я вам напишу, но я не уверен, что это влияет на мой диагноз и выписку из больницы, - ответил я ей и взял с ее стола прозрачную синюю ручку шариковую и в клеточку бумажный лист.
  
  На столе лежала фотография полковника милиции, старого деда, которому было по возрасту 65 лет, и весь его немного волнистый и седой волос был заметен на фото, как и его милицейский мундир с погонами.
  
  - Это ваш родственник? - спросил я у женщины, которая фотографию небольшую в деревянной рамке поставила на край стола своего недалеко от себя.
  
  - Нет, это мой отец, он любил свою работу, и мне говорил, чтобы я всегда любила работать по своей специальности, - ответила мне женщина-психиатр, на правой руке у нее были покраснения из-за нервов, наверное, подумал я и промолчал на ее ответ мне.
  
  - Ты закончил строительный институт, я читала твою историю болезни, - ответила мне она, убрала со стола левую руку и отодвинула женскую сумку, которая лежала на столе рядом с толстой тетрадкой, в которой она странное записывала во время моего разговора с нею другой ручкой, уже красивой и имеющей зеленый цвет, с никелированным колпачком и защелкой, которая может зацепиться за одежду.
  
  - Почему меня держат в больнице больше времени?
  
  - Не могу тебе ничего сказать, - ответила мне женщина по имени Людмила.
  
  Глаза ее были большие и круглые, с голубым цветом, а нос немного продолговатый и толстый, щеки немного свисали, и подбородок немного был толстым, а когда она разговаривала со мною, то сильно нервничала, словно хотела узнать у меня странную информацию.
  
  - Мой родной брат был ректором строительного института тогда, когда ты его заканчивал, и я готова всех таких студентов, как ты, которые на двойки учились в нем пять лет, упрятать в эту больницу, чтобы они не позорили имя строительного института в нашем городе, - ответила она мне грубым голосом и ждала мою реакцию в ответ на ее мысль.
  
  - Вот как, я этого не ожидал от вас! Ректор! Получается, я закончил институт в 2002 году и про меня все все знали, как я учился! Я так и не стал директором и начальником участка на строительстве и ремонте городских улиц и площадок, а был пешкой, рабочим, на котором потом стали зарабатывать себе руководители свои миллионы, сделав меня мастером на шлаковом основании и фрезеровании городских улиц маленькой фрезой за маленькую зарплату! - возмущенным голосом и тоном я ответил врачу незнакомому и положил две руки на стол перед собою и перестал писать на листе бумажки ответы по карточкам, которые медленно перекладывал у себя под своим худым и уставшим лицом с длинным носом.
  
  - Ну, так серьезно и скептически ты ответил, - ответила мне женщина-психиатр и встала перед мною, взяла правою рукою мой лист бумаги, на котором была написана моя фамилия, и забрала ручку себе в сумку.
  
  На ее правом кармане я увидел надпись на английском языке, слово в переводе на русский язык - утка. Мои мысли были странные в голове, и я молчал и смотрел на ее поведение, которое она будет делать в кабинете этом, в котором мы находимся.
  
  - Приходи завтра еще на несколько занятий, для тебя это будет последняя неделя и попроси свою жену, пусть сходит в церковь и поставит свечку за твое здравие. Все, до свидания, - ответила спокойным голосом Людмила мне и собирала свою тетрадку с записями и наблюдениями странными.
  
  - Приду, до свидания! - громко ответил я, встал из-за стола и направился на выход через узкую дверь кабинета из стекла и пластиковых рам.
  
  Я пришел в палату свою номер пять, в которой появился незнакомый больной для меня, и его поселили на кровать неожиданно, его внешний вид был похож на человека кавказского происхождения, с коротко пдстриженной прической. Под его коричневыми глазами были темные синяки, и вид его похож был на недоразвитого парня 25 лет на внешний вид. С его и моего взгляда, палата, в которой мы лежали, стала больше казаться заключением под домашнем наблюдением не родителей, а врачей, фрукты с соком на его кровати и тумбочке не переводились, и всегда с добротой относились к нему медсестры, которые ему делали уколы и ставили капельницы. Немного он ходил с трудом по коридору и держал в стороны вытянутые руки во время своих медленных шагов. Высокий и худой его рост мне не говорил ничего плохого и возмутительного о нем за первые дни его лечения в палате, в которой я тоже заканчивал свое лечение. В клетчатой пижаме с разноцветными кубиками и в штанах, он находился в палате, в которую через несколько дней принесли икону и повесили ее в угол белого и приятного угла палаты. Медсестра в возрасте среднем повесила икону в палате и молча ушла. Деревянная рамка иконы меня сильно стала интересовать, и я узнал, как лечащий врач с главным врачом неожиданно уходят в отпуск, а я дольше продолжаю находиться в палате, и про меня, видно, врач, которая является женою заведующего отделением врача, забыла. Резко все уходят в отпуск, но на месте лечащего нового врача приходит врач с кислой и мятой физиономией или лицом психиатра, на вид 45 лет, со старыми и выгоревшими от краски химической волосами на голове, как я ее оценил во время моего знакомства с нею в последнюю неделю моего пребывания уже в больнице, в которой лечили странными лекарствами, от которых я чувствовал, как у меня немел язык, а потом, когда все восстановилось с моим даром произношения добрых и ругательных с матом слов в адрес лечащих меня врачей и медсестры, которая первое время закрывала рукою свое лицо от меня, я задумался, в какое болото я попал и сколько мне нужно времени, чтобы подготовить свой побег из этой коварной и секретной больницы, в которой можно не только потерять личность, но и получить повторный инсульт головного мозжечка и разрыв височных вен, как я стал чувствовать в будущем времени после лечения в больнице, которая мне не помогла в лечении, а только постарались врачи оформить свои эксперименты над новым изучением методов и характеристик человека под названием зомби, у которого всегда под действием радиомагнитного излучения происходит отключение сознания и силы воли с мышлением, а потеря страха и высокая агрессия к людям и машинам проезжающим стала новым интересным показателем у врачей больницы, которые делились своими достижениями с некоторыми из суда, в который часто ходили, но точно не по собственной своей нужде.
  
  Глава 9. "Побег"
  
  Вот на календаре осталось еще несколько дней, которые стремительно я терпел, лежа на кровати после столовой в обед и вечером, когда мне приходилось часто смотреть на парня, которого кормила мать бананами и передавала в палату через санитарку сок. Мне было странным наблюдать за хитрой психиатршей, которая приходила в свою стеклянную будку и в голубом халате ждала своих больных, которые на самом деле уже выздоравливали, а ей нужно было с них снять интеллектуальные результаты, которые можно угадать по карточкам с символами и фигурами, все вопросы были написаны и нарисованы на картоне.
  
  В этот раз я перестал часто видеть на этой неделе друга по больнице Женька и его знакомого - молодого Романа. Большой Роман часто ходил с парнем, на котором был серебряный крестик, на балкон дышать свободным ветром и смотреть лучи солнца, а дождь, который сильно иногда лил на окно балкона, на котором была приварена металлическая решетка, большого Романа радовал, и одновременно на его глазах была печаль и одиночество. Такое одиночество бывает только у тех людей, у которых была возможность стать немного счастливей, когда рядом есть жена любящая и родная мать радуется внукам. Но Роман стоял и дышал свежим испарением природы после дождя в этот вечер. Вечер, когда я его увидел в дверном проходе балкона и не стал к нему подходить, вспомнил, как он всегда грустил, лежа на своей кровати, а когда узнал, что у меня было низкое давление от крепкого чая, а я побежал к дежурной медсестре вызвать врача, смеялся над мною и шутил с блестящими глазами, лежа на кровати, как я вспомнил в эту минуту в коридоре, когда Роман стоял в черной футболке с широкими плечами и сутулился сильно, словно он был бывшим грузчиком. За своей спиною худою я слышал разные звуки и больных, и здоровых пациентов, я не мог знать секретов больницы и врачей. Пройдя немного в столовую, я присел за стол на лавочку, на которой иногда не только я сидел в обед и завтрак с ужином, а и другие мои знакомые сидели до меня. Получается, что как только я обзавелся личной семьей и приобрел отличный и долговечный автомобиль, а также построил себе 100 метров жилой площади к 30 годам своим, кто-то на меня сильно разозлился так, что решил мне все сломать и перебить мои мечтания, которые я стремился воплотить, работая в городе асфальтобетонщиком третьего разряда, а потом стал мастером с обязанностями прораба за зарплату, которую в 2013 году платили только подсобным рабочим - это 800-1000 рублей в день за восемь рабочих часов, включая все субботы. Но работа у меня была другая, работал я за 2300 рублей в день по 12 часов на учете материала и больших грузовиков, которые возили по 25 тонн супеси и песка, чернозема и речного песка, который сыпят под щебень гранитный на федеральную дорогу, которую строили за городом. Маленькая зарплата была у меня в прошлом, а завершение строительства заканчивалось именно в 2013 году летом, наверное, нужно было милиции замести следы в моей голове, в которой было много секретов и объемов на тему строительства автомагистрали М-4 "Дон".
  
  Присел я, и мне стало обидно от одиночества собственного. Казалось мне, что часы медленно идут, на которых нарисован знак в виде герба города с перевернутым кувшином, из которого вытекла вода. Смотрел я на часы, а стрелки медленно перемещались, мне думалось, что я сижу в больнице долго уже и меня кормят кашей молочной без сахара и немного кидают из перловки несколько половников обеденной порции, чтобы не помереть от голода к ужину после обеда. Мать всегда была для меня уважаемой, как я учился в вузе строительном, я ее защищал от нападок своего отца, не любителя физически работать ради своей семьи из двух маленьких детей, когда мы были еще подростками с сестрой и стали учиться в вузе с нею, но не в один год, она всегда встречалась с бывшими милиционерами и любила комфортные условия, машина, пиво и сигареты стали ее соблазнять, что она забыла про свое здоровье, которое у нее было слабое от проклятой радиации, которой мы надышались на Украине, свободной от коммунистического гнета в 1989 - 1991 годах, после чего нам пришлось превратиться в переселенцев без документов из облученной зоны проживания. Документов не было с печатями государственных ведомств, подтверждающих, что мы жили в 120 км от атомной станции, а дожди прожигали листья вишни и сливы, орехи грецкие с их большой листвой, как я вспоминал на деревянной скамейки в больнице проклятой, как та радиация у бандер западных, которые нас выгнали с нашей Родины, которую я любил из-за каштанов и рябин с вишнями и орехами, у моих родителей не было важных документов, только мысли о свободе и смех на наших лицах и детские наши взгляды на солнце и дождь с пахучим лугом и звонкими соловьями по утрам, когда мы летом жили в сарае и отмахивались ветками с листвой от комаров. Легко, наверное, обманывать тех граждан, которые не могут себя защитить бумажкой с печатью и родственными связями с милицией и военными. Всего лишь потому, что моя мать была по образованию кладовщик из училища, а папа - электрик после аварии с травмой головы, который перевернулся на машине на своей Родине и лежал неделю без сознания в больнице скорой помощи города Ровно, но завистливые его соседи тогда говорили его матери, что собакам собачья смерть, а сами боялись националистов на поселке и в городе маленьком, численность которого была меньше 500 тысяч человек. После больницы мой папа, как я вспоминаю, уже в городе Воронеж в свои взрослые годы я задумался, почему мне тоже не повезло с психушкой 10. Моя задница болит от синяков и уколов, а воспоминание пакета денег в свои десять лет юности и маленькую сестру, которой было шесть лет, мне сильно стали травмировать мои нервы в столовой дурдома, в которой я находился. Тогда с пакетом советских рублей после продажи дома в 1991 году на Украине и длительной инфляции мы не смогли купить дом и квартиру в городе Воронеж, а в бывшем уже Советском Союзе, который рухнул после переворота государственного, словно большая империя, в которой граждане были марионетки собственной непартийной судьбы, и, как только рухнула Берлинская стена между ФРГ и ГДР, все стремительно стали мечтать о свободе, падении гнета коммунизма и развитии свободы слова в стране, богатой природными ресурсами.
  
  Вот еще через час ко мне за стол на противоположную лавочку или скамейку, от которой болит задница, пришел и присел парень в спортивных штанах синих, на его теле футболка надета с флагом южной и далекой Ямайки. Странно он на меня посмотрел, что я в его руках увидел книжечку из больничной библиотеки.
  
  - Привет, не спишь? Че в палате не сидишь за столом, а в столовке смотришь на часы? - Голос был странный его для меня, что я на него смотрел с добрым выражением своего лица и, наверное, если бы я попал в тюрьму, меня бы там поимели в задницу, как это обычно делают, когда нужно сломать следователям гордость и дух заключенного в камере.
  
  - Привет! Здесь часы показывают время, а его у меня почти мало осталось, - ответил я незнакомому больному, который не был на него похожим, а скорее подосланный с целью разведать мои мысли и дальнейшие поступки. Воронеж никогда для меня не будет Родиной, подумал я и посмотрел на висящие часы, на которых перевернут кувшин с водой. В кувшине есть темнота и влага, а сам он из глины сделан методом вращения, а на что вытекла вода, известно только в прошлом жителям коренным города.
  
  Еще немного прошло минут, и я встал, даже не стал смотреть на нового знакомого с книжкой.
  
  - Ты уже уходишь, так быстро?
  
  - Кувшин перевернут на гербу города.
  
  - Не переверни свою жизнь еще раз после этой больницы, - ответил мне парень с книжкой, который мне сказал первым слово "привет".
  
  - Хорошо, я запомню твой совет! - ответил я ему и медленно стал уходить из столовой.
  
  - Чем добрее человек, тем труднее у него судьба, - ответил парень, на котором были уже надеты круглые и небольшие очки для чтения книги, когда я обернулся, чтоб посмотреть на него, тогда мне он дал последний совет.
  
  - Наверно, мне нужно стать лучше и счастливее! - крикнул я ему, не оборачиваясь пройдя в коридор от стола с лавочкой, за которым недавно я сидел.
  
  Мне нужно убегать, подумал я, подходя к палате, в которой была открыта дверь. Мне странно, но кто-то мне сказал, что я будущий зомби - человек, которого легко будет вывести из психологического равновесия и приказать на свободе делать любые беспорядки ночью в своем доме, живя с родителями, женой и сыном маленьким, который так сильно любил кота нашего, которого мы привезли в дом на второй этаж, и верили хорошим дням и ночам, молились, что будем счастливы, как нам говорил священник, который освящал наше жилье. Но кот потом пропал перед моим попаданием в больницу, а мать выгнала жену с насмешками, говоря ей в лицо, что она приживалка в доме на втором этаже, а ее дом является весь ее собственностью, а я просто псих уже стал, с которым ни один адвокат не будет в суде бесплатно доказывать мою потерянную собственность в виде частного дома с жилой площадью в 260 метров квадратных, с видом на лес смешанный из окон второго этажа и третьего, чудного коттеджа. Мне показалось, что мои родители ко мне стали по-другому относиться, словно для них я был инструментом, который строил им дом, а пришло время продавать дом, и мой отец меня отравил лекарством из психушки 10, которое они с моей матерью там взяли у родственницы медсестры, которая сидела в приемном отделении. А сосед новый, который приехал из северного города в Воронеж, был первым со своим неродным отцом покупателем нашего коттеджа. Получается, дом, который я с молодости хотел построить, чтобы обзавестись семьей после 30 лет своих, я строил для соседа под присмотром его отчима, который жил через несколько коттеджей в своем коттедже с крышей зеленой и окрашенной в цвет американской валюты.
  
  - Ну ладно, я, наверное, подожду утра, а потом бежать буду, когда пойду на улицу за едой для столовой, подумал я, и негромко себе говорил под нос. В палате было все спокойно, все отдыхали и радовались продуктам и своим близким, которых видели. Я же не мог себе простить, как я позволил отравиться в своем доме, с рук у которого взял отравленную воду, и близкий мне человек и учитель взрослой жизни был мой отец. С юных лет он нам говорил, как мы с сестрой должны жить, не ругаться и любить друг друга, быть всегда в мире, заботиться о своих детях, которые должны у нас быть. Но моя сестра потратила свои годы молодые на поганых алкоголиков, с характером спокойным своим она так и не стала счастливой, была без детей, а все ее подруги по вузу стали жить отдельно в квартирах от своих родителей, которые были или в кредите, за который платили родители, а также квартиры молодых мужей. Одни расчеты и возможность стремиться жить лучше с молодых лет было в их мыслях головы и не взрослое сознания только у знакомых моей сестры присутствовало, подумал я. Заскрипели пружины на кровати, когда я прилег на кровать, мне было страшно и неприятно себя видеть после психушки дома, в котором моя семья уже уехала. Жена, всегда опозоренная моим отцом и матерью, терпела издевательства их и побои, я же не мог ничего увидеть, только старался надеяться на лучшее и верить в Бога, словно он должен был нам помочь. Закрывая на кровати лежа в одежде свои глаза, я почувствовал, как далеко меня тревожит что-то, наверное, пора убегать, жаль, что все двери заперты в отделении, мне нужно написать книгу, задумался я. Вспоминая, как моя соседка сказала жене, что ее муж военный программист и сын отчима, у которого много влиятельных знакомых в городе, которых он приобрел, отмывая деньги с продажи коттеджей в 1998 году, мог мне серьезные проблемы создать заочно через своих знакомых, чтобы его переехавший Сережа, которого так звали на поселке, в котором я жил, мог себя отлично чувствовать и наслаждаться тем ответом в виде мести, которую через 15 лет осуществил он под руководством своего отчима, про которого я недавно, после 2016 года, написал книгу под названием "Красная община 98 - стрела".
  
  В окне я увидел лучи летнего солнца, наступило утро, и мне так сильно захотелось домой. Мне уколы уже с капельницами не делали. К психиатру я перестал быстро ходить, на ее глупые и провокационные вопросы в голубом халате перестал отвечать. Икона меня, наверное, спасла от сумасшествия, подумал я, но только та, которая у меня стоит дома, а не в этой палате, обычно те, которые хотят узнать секреты, добиваются доверия незнакомого человека разными способами, начиная с дружбы и совета на период знакомства, потом начинают завидовать и предавать за разные глупые взгляды или высказывания, не прощая друг друга, пока не окажутся в больнице и не будут просить помощи у всевышнего, подумал я, лежа на кровати казенной. На завтрак я не пошел, решил поесть свой йогурт и сырки глазированные. Мне показалось, что я был добрым и глупым, доверчивым и скромным, одновременно мог все перечеркнуть и перевернуть, чтобы жить лучше или, наоборот, быстро умереть, не стараясь вспоминать обиды и достижения в свои молодые годы, терпеть я не должен был унижения окружающих и насмешки завистливых людей. Еще немного времени прошло, все не изменилось, санитарка крикнула в коридоре мою фамилию и сказала, что ко мне пришли посетители. Прошло пять минут, проходя столовую, я увидел часы, на которых было десять часов утра, другая дежурная медсестра сидела. Лечащий врач и заведующий отделением ушли в отпуск, так меня и не выписали по непонятной причине, наверное, из-за моего отказа ходить к психиатру в голубом халате, которая мне рассказала, что она родственница одного из руководителей в строительном вузе, в котором хранится весь архив выпускников лихих 90-х годов. Получается, что моя работа была просто не дорожным специалистом работать, а быть пешкой в чужой игре. Выйдя в коридор, в который меня выпустила дежурная медсестра, я вспомнил цифры из таблицы умножения и их равенство, я всегда считал и старался перепроверить себя и свой ум и знания, боялся, что память ко мне больше не вернется.
  
  - Сам себе пешка и король, - ответил я себе тихо словами знакомого Сереги, который лечился от алкоголизма и читал роман, лежа в другой палате и ожидая своего освобождения из этих мрачных стен психбольницы областной под номером десять, словно больница была мишенью для людей, у которых тайное сообщество в городе решило немного отнять их годы заработанной свободы и имущество, построив в городе маленькие кабинки и павильоны для микрозаймов под 100 процентов в месяц и жестокие штрафы за неуплату вовремя процентов и начало порабощения людей в должников и алкоголиков, а также манипуляцией сознания уже нового поколения под названием не изгой города с обществом образованным, а изгой как человек - зомби, запутавшийся в собственной паутине своих мыслей из слюны, которая была словно несбывшиеся мечты или горе от ума собственной доброты и доверчивости. Подойдя к кабинету, в котором была открыта дверь (на внешний вид деревянная), я в небольшом кабинете не очень светлом увидел женщину, на вид ей было за 40 лет, и ее красный нос с щеками были похожи, что она злоупотребляет алкоголем, который, наверное, часто приносили ей на работу в прошлом времени, думал я на минуту в своей голове. Моя рубашка была расстегнута, начиная с верхних нескольких пуговиц, на груди моей виднелся деревянный крестик и иконка, которую мне принесла жена с сыном днем, и мне ответила тогда, что ее мать взяла кредитную карту из-за моего случайного попадания в больницу.
  
  - Здравствуйте, моя фамилия Карандашов, я должен уже выписаться!
  
  - Здравствуй, присаживайся и рассказывай, как твое выздоровление, - ответила женщина в белом халате, на ее небольшом халате выше сердца был пристегнут небольшой кусочек белой бумажки в пластмассовой рамке, с булавкой и фамилия Жигалкина, мне ее ничего не напоминала о ее методе лечения и характере как человек с совестью и добродушием. Тонкие ее волосы темные свисали ей на лоб ее и уши, а сзади короткая стрижка мне напоминала, что она больше придерживается конкретных тем для разговоров с людьми и бывшими больными.
  
  - Мне нужно подписать больничный лист у вас, я звонил на работу недавно, и меня на ней ждут!
  
  - Тогда на следующей неделе приходи ко мне, я смотрела твой диагноз и результат выздоровления. Принеси мне адрес твоего места работы и кем на ней ты работаешь, - ответила врач мне, и ее свисшиеся мешки под глазами мне стали напоминать не очень хорошее окончание нашего разговора.
  
  Тонкие, коричневого цвета брови ее были нарисованы, а выражение коричневых глаз сильно с ее постриженными бровями меня разозлило, когда она стала бровями делать высокие и резкие движения на своем морщинистом лбу, который был немного спрятан ее волосами крашеными. Мне она напомнила преподавателя из строительного вуза, которому нужно дать взятку, чтобы сдать экзамен или курсовую работу. Раньше так было в вузе строительном, подумал я на миг.
  
  - Давайте я вам адрес сейчас скажу фирмы, в которой я работаю! Фирма находится в городе Москва, а специальность моя асфальтобетонщик, которым я работаю на федеральном участке за городом Воронеж. Там укладываем асфальт, и я во время укладки асфальта почувствовал провал в памяти три недели тому назад! - ответил я, держа руку левую свою без часов у себя в кармане спортивных штанов известной модели и дорогой цены.
  
  - Больничный лист для тебя обойдется в 25 000 рублей. Когда принесешь, тогда я тебя выпишу, а сейчас ступай дальше в палату, там медсестре скажи, на какой день приготовить нужно будет больничный лист, - ответила Жигалкина мне, держа передние свои руки на столе рядом с лежащей ручкой, которые часто можно встретить в маленьких киосках, в которых продают газеты и журналы, подумал я.
  
  Сутулившись в дверях, я делал спокойное выражение лица и повернулся, чтобы обратить внимание на выход из кабинета врача, и наткнулся на взгляд знакомого лица, который со мною учился в строительном институте, только он на год позже закончил строительный вуз, и специальность у него была такая, как у меня. Невысокий его рост и уверенный взгляд на меня заставил его со мною поздороваться так, что он махнул мне головой вперед и резко голову свою поднял, а его светлый волос немного был волнистый, что лицо упитанное от постоянного достатка, видимо, подумал я. Я сделал вид, что с ним плохо знаком, и моргнул ему своим взглядом и тупыми, выражающими интерес своими глазами. Его коричневый цвет глаз быстро повернулся в другую сторону, в которой стоял стол с деревянными скамейками, что, видно, он пришел в гости проведать неизвестного для меня больного пациента.
  
  - Тогда к выходным, я буду надеяться, что вы подпишете мне больничный лист моего выздоровления, - ответил я врачу, одновременно опустив свои глаза на ее руки и ручку на столе ее.
  
  - Ты серьезно вылечился! - меня спросила смеющимся голосом врач в халате.
  
  - Да, я уже здоровый, я перестал болеть, спасибо вам и Павлу Борисовичу за лечение в его отделении, - ответил я, немного прогибая свою шею худую вперед, а спину немного горбатил, мне было трудно думать, как мне убежать и не платить взятку этой наглой и недавно устроившейся на работу в первое это отделение врачу с жующей резинкой немного во рту у себя.
  
  - Иди в палату! - ответила мне врач, которая была одна после врачей, которые меня стали три недели тому назад лечить, как семейный подряд первого отделения с круговой порукой и присягой в мединституте, который они закончили лет 10-15 тому назад в прошлом времени и успели хорошо накушать свои лица и благосостояния с загорелыми лицами и красными, если не было загара. Развернувшись, я вышел из кабинета врача и не обратил внимания на знакомого, с которым нас связывал один институт и его поселок под названием Тепличный, из которого была молодая медсестра, которая от моего взгляда закрывала свое лицо. Как всегда, мне уже надоело смотреть на глупое состояние свое и кредит, который я не могу выплатить банку из-за дурдома, в который я попал, долг был 80 000 рублей, а 120 000 я уже за два года выплатил банку перед больницей. Получается, меня кто-то решил вогнать в долг обратно, отравив меня лекарством от масонов города, грубо я подумал про себя и шагнул в туалет, в котором умылся холодной водой из крана, у которой был привкус ржавчины, когда воду приходилось глотать и вспоминать, как недавно я выпивал шампанское и русский коньяк, а вино красное полусладкое мне радовало душу мою, что я с работы всегда на своей машине с гудящими из нержавейки трубами заезжал в винный магазинчик у магазина под названием "Курский", а винный магазинчик назывался "Десяточка", которая сменилась на приезд мой в дурдом, и в нем странное лечение и попадание, но это было в прошлом, а сейчас мне нужно выписаться из дурдома и найти 25 000 рублей для хорошего диагноза, иначе могут на меня написать плохой диагноз, и поставить на учет в диспансер, и лишить меня водительских прав, срок годности которых заканчивается у меня в 2017 году, подумал я и вышел из туалета, приглаживая свою прическу, которая была на мне с немытыми часто волосами после второй недели лечения. Пройдя в палату, я увидел, как парень, который часто ест бананы, стал странно под одеялом своим дергать правой рукой, делая движения, напоминающие мне, что он занимается онанизмом, его локоть так меня сильно напугал, что раньше перед своей личной жизнью я тоже мучился и занимался этим суррогатным удовлетворением, не зная, что такое венерические заболевания и импотенция, не замечая влюбленного взгляда противоположного пола в виде любимой девушки, которая есть у меня, и изучая ее характер и мечты, строя общий очаг личной жизни в ожидании детей, которых хочется увидеть и сказать: "Привет, малыш, так сильно ты похож на свою маму". Медленно на глазах у меня появились слезы, когда я вышел в коридор и пошел на балкон, на котором была решетка из толстой арматуры, я вспомнил про друга из прошлого, с которым часто отдыхал в эскорт-услугах, этот друг был Трибунин Виталик и Марковкин Игорь, с которым я учился в госакадемии и потом из нее ушел, когда мой отец выгнал мою жену с первого этажа с маленьким сыном, а я работал заправщиком кофейных аппаратов за зарплату в 24 000 рублей, после второй зарплаты я уволился и пошел работать асфальтобетонщиком и учетчиком материала на платный участок строительства в городе Воронеж, после чего я попал в психбольницу. Какая здесь связь с друзьями, у которых родители общаются с военной прокуратурой города Воронеж и милицией, задумался я на балконе, на котором было прохладно, все похоже на детектив скорее.
  
  - Как дела? - спросил меня Женек, зайдя на балкон в черной футболке и серых шортах, на ногах у него были надеты пляжные сланцы с надписью на иностранном языке. Повернувшись, я обратил внимание на его короткую прическу и сигарету, которую он нашел у себя в пачке почти пустой, держа ее в руках своих.
  
  - Да нормально, привет еще раз. А ты когда будешь выписываться? - спросил я расстроенным тоном у него.
  
  Не отвечая, он прошел к решетке на балконе и закурил сигарету, едкий дым мне не дал дышать кислородом и ветром с воздухом после больницы, в которой я находился.
  
  - Пойду в палату... - ответил я Женьку и увидел на его шее серебряную цепочку с крестиком, которую он надел.
  
  - Ты недавно купил крестик? - спросил я у своего друга по палате и отделению.
  
  Продолжая идти в тапках своих, я услышал голос дежурной медсестры, которая мне кричала, что ко мне пришли посетители и ожидают меня на улице или в жилом доме рядом со стройкой. Ее голос был знакомым для меня, я мог, стоя спиной к ней в коридоре, узнать эту медсестру.
  
  - Спасибо, я уже иду... - Мой голос был не громким, а скорее подавленным, и сам я обратил внимание на двери палат, которые проходил по коридору, направляясь к выходу мимо кабинки дежурной медсестры, которая сидела и держала на стене все ключи от палат на этаже этого отделения и главный ключ от выходных дверей этого угнетающего этажа, подумал я молча про себя и остановился у стеклянной из пластмассы витрины, так я ее называл вместо кабинки, в которой сидела за столом женщина в белом халате и старалась записывать в большой развернутый журнал на столе результаты наблюдений и анализы, наверное, больных, думал я и на ее взгляд на меня серьезный стал я улыбаться.
  
  - Выходи, там открыла я двери, через 15 минут возвращайся... - ответила мне дежурная медсестра, зная, что я уже больше положенного времени лечусь в больнице.
  
  - Хорошо, я не буду долго... - ответил я, чувствуя, что сам я похож на глупого парня, которого обманули, преследуя плохие замыслы заказчика и не известного для меня врача, который меня должен был вылечить и стереть все мои воспоминания о работе, и учете щебня, и песка белого на строительстве платной автомагистрали в обход города Воронеж, на которой работал я третий год с хорошим окладом по зарплате и был одним из первых, кого кредитовал банк от строительной дорожной фирмы. Деревянная дверь была уже открыта мною, и я вышел с облегчением, посмотрел на двери, которые были открыты, и там сидело несколько студентов из медицинского института, которые что-то записывали в тетради, которые они держали в своих руках. Долго я не думал, впереди я видел за 9 метров свою жену с сыном, которая принесла мне пакет с некоторыми продуктами в белом полиэтиленовом пакете, я старался подумать, что жене и сыну ответить, почему я еще не дома с ними на своем втором этаже.
  
  - Привет вам!.. - сказал улыбаясь я жене.
  
  - Привет... - серьезно ответила жена мне, с которой стоял маленький сын наш.
  
  - Ну как вы, где сейчас живете? Наверное, вас мои родители не обижают дома на втором этаже?
  
  Жена поставила пакет с продуктами, которые купила мне в ближайшем магазине.
  
  - Вот - это я тебе купила, бери и кушай, когда голодный ты... - ответила мне жена и с сыном присела на деревянную лавочку за стол для посетителей дурдома в первом отделении.
  
  - Спасибо, а где ты деньги взяла? Я не работаю месяц почти, и денег нет у меня... - ответил я унылой жене, чей взгляд был замученный, и мысли о сыне и мне лезли ей в голову часто, что она всегда, как меня стала встречать в больнице, спрашивала, когда меня выпишут, не уволили ли меня с работы, на которой за несколько лет я добился уверенной зарплаты выше зарплат, которые платят в своем городе на стройках жилых домов, которые часто можно наблюдать, как их строят вверх до 20 этажей самое наибольшее. Сын только мне улыбнулся со своими пухлыми щеками, и его глаза смотрели на меня снизу, которыми он не моргал мне, и он очень сильно хотел меня обнять.
  
  - Когда папа приедет дамой? - спросил маленький ребенок у мамы, сидевшей за столом со мною, уже когда я не старался слушать медсестру дежурную.
  
  - Все, заканчивайте! - кричать стала медсестра в коридоре мне, но я сидел спиною к ней и молчал, смотрел на свою семью, которая впервые стала чувствовать, что мне нескоро выходить из больницы.
  
  - Как расположены центральные ворота при входе в калитку больницы, и мне нужно знать от здания, в котором мы сейчас сидим, ворота в какой стороне находятся? - спросил я у жены, на глазах которой была небольшая слеза, и она катилась сверху вниз по худой щеке ее.
  
  - Нас выгнали твои родители из дома. Когда мы пришли к калитке, то двери были закрыты и родители твои повесили еще второй замок на двери калитки... - ответила мне жена.
  
  Голос медсестры усиливался, по звуку, который она издавала, словно на строевом плацу кричал командир воинской части, так и здесь, подумал я и на мгновение возненавидел всех врачей со своим папой и соседом через забор.
  
  - Я подумал сбежать, денег в 25 тысяч рублей в качестве взятки у меня нету для этой Жигалкиной, которая стала вместо врачей дежурить на своем месте врача лечащего моего в первом отделении... - негромко я ответил своей жене.
  
  - Ворота находятся вот там... - ответила мне жена и вытерла слезу рукою, а головой своей мне показала направление от здания первого отделения, в какой стороне находится калитка с воротами и сторож который дежурит и несет ответственность за спокойствие во дворе дурдома и тишину, в которой видно было небольшое число машин врачей, стоявших на парковке у забора из бетонных плит строительных, которые монтируют обычно на стройках жилых домов.
  
  - Ладно, мне надо идти в палату, там меня ждет медсестра... Я встал, на молчание жены взял пакет с продуктами и улыбнулся.
  
  - Мне надо сходить к главному врачу этого отделения...
  
  - А ты забыла, как он мне ответил до отпуска своего, что вместо него меня принимать Жигалкина будет? Она имеет такое прокуренное лицо с морщинами на лбу и под глазами, наверно, она часто выпивает. Пойду, ты тогда в следующий раз когда приедешь без сына от своей матери, зайди к ней в этот кабинет, если меня не будут выпускать из палаты... - ответил я жене, которая встала медленно из-за стола, взяла небольшую сумочку свою и сына за маленькую его руку.
  
  - Сынок, папе пока скажи ручкой, он тебя ждет... - ответила мне жена на мое тихое молчание минутное.
  
  За окном меня радовала свобода, и я часто стоял, смотрел в окно, считал дни и минуты, когда жены долго не было. Но в этот раз она пришла, и я боялся, что если в прошлом мое лечение в больнице должно меня на мой день рождения сделать немым, то в этот раз меня хотели задушить, что это не получилось преступление, а окончательный результат получить взятку от меня и выдать честный и нужный диагноз врача вместо другого врача, который уехал в отпуск.
  
  - Все, пока, через дорогу идите осторожно.
  
  - Мы пошли... - в ответ мне сказала жена и прошла к входным дверям из металла, на дверной коробке висели провода от звонка небольшого для вызова женщины-санитарки, которая провожает посетителей отделения за двери тяжелые. В соседних дверях появилась санитарка, я с ней не старался здороваться, появилось дикое желание всех врачей здесь послать на три буквы и убежать из этой больницы. Нужно быть спокойным, сам себе я в своей голове крутил эти слова, а мысли меня не покидали о побеге, держа пакет с соком и йогуртом, пачку печенья, орехи, похожие на арахис, меня порадовали, что я постучался в двери деревянные, за которыми дежурная медсестра уже меня ждала, и, смотря себе под ноги, я медленно обратно зашел на этот спокойный и комфортный этаж, в котором странное для меня проводилось лечение. В эту минуту, когда папа нес пакет от жены с сыном, он думал про побег из этой больницы, зная, что его врачи обманули и держат умышленно, намекая на странный заказ неизвестного жителя, которым был сосед, друг бывшего участкового милиции. За деревянной дверью раздался разговор дежурного психиатра по фамилии Жигалкина с врачом Еленой, которая была женой заведующего отделением, в котором лечился молодой папа с восстановленной памятью и даром речи на свой день рождения, на который медсестра уколола неизвестными уколами и речь больного пропала, что на сутки папа стал немым постояльцем и пациентом отделения. Врач Жигалкина взяла мобильный свой телефон и, сидя в белом халате за столом, закинула одну ногу за другую и ответила Елене, которая была в декрете:
  
  - Привет, Лена, как ты, как здоровье? Не хочешь быстро вернуться к своим больным? Мне нужно больного по фамилии Карандашов выписать, он больше 20 дней лечится, больничный лист у него, работает на строительстве где-то.
  
  - Приветик, спасибо, скоро поеду в роддом, муж в отпуск ушел, за мною ухаживает, все хорошо. Ты там с обязанностями успеваешь справляться, как мы тебя просили?
  
  - Да, ты, Лена, не пугай меня, некоторых я не выписываю, пускай полечатся дольше, им витамины дают.
  
  - А Карандашов как там, память стерлась, что он лекарства не принимает уже?
  
  - Нет, Лена, память ему вернули, немного мозжечок повредили по программе кодирования сознания, вы сами мне тогда его историю болезни на стол положили.
  
  - Там его болезнь никто больше не читал после того дня, когда не получилось его отправить в мир иной в третьей палате Ромчиком?
  
  - Нет, он лучше стал выглядеть, к нему мать ходит и жена, психиатр пытался вывернуть мысли ему, но он от ее консультации отказался, а я ему предложу за больничный лист с диагнозом хорошим заплатить мне денег.
  
  - Ты ему взятку описывать будешь в моем кабинете за завершение лечения?
  
  - Лена, не бойся, ты не на работе, я подставляю сама себя, мне нужно ему мозг еще повредить, курс кодирования еще не закончился, он часто в туалет ходит, а что там он делает, я не видела. Лена, не торопись, будь с мужем, все я сама за тебя сделаю с некоторыми здоровыми больными.
  
  - Пока, звони вечером завтра.
  
  - Да, до вечера, Лена!
  
  Глава 10. "Воспоминание о Твери"
  
  На следующее утро после удачного побега из психиатрической больницы я узнал уже дома, что меня, здорового пациента, стали искать по больнице и позвонили моей матери с просьбой вернуться и забрать больничный лист с подписанным неизвестным диагнозом. Врач Жигалкина написала, что у меня шизофрения, а 25 тысяч рублей могли это изменить на нервное расстройство после переутомления на работе, как я подумал, вспоминая жену главного врача, которая была моим лечащим врачом, по имени Лена. Но утро приносит не очень хорошие новости для меня, и на второй мобильный телефон, который у меня был дома, я услышал голос удивленной матери, а потом еще и жены, которая не поверила, что я убежал из настоящего плена жуликов-врачей, цели которых были совсем другими, я чувствовал, что врачи заметают следы своих ошибок и сделали меня с такой историей болезни изгоем в любом кругу здравого общества, не говоря уже о водительских правах и получении как имиджа от банка по кредиту, так и трудоустройства в солидной фирме после заполнения резюме и анкетных данных, касающихся проверки службой безопасности фирмы моего законченного диплома в работе дорожного специалиста. Убегая через сосновый лес босиком, в длинных светлых шортах, мне было интересно, как меня воспримет отец дома и мать, когда узнают, что меня отец отравил по просьбе соседа по имени Игорь, который вел против меня как незаконное прослушивание разговоров мобильного телефона, так и наблюдение за личной жизнью через своих знакомых источников по старой работе. Все, казалось, получилось, здоровье у меня отличное, память после первых двух недель ко мне пришла и восстановилась, но еще одно воспоминание с прошлой работы меня тревожило, когда я работал два месяца в городе Вышний Волочок за городом Тверь, как там в фирме под названием "ООО Механизация" механизатор экскаватора меня хотел ударить сверху вниз своим металлическим ковшом, который у него был поднят во время работы, при которой я поддон деревянный с бордюрами длиною в один метр хотел зацепить металлическими крюками на тросе за поддон и его ковш. Все время думал, как я мог не стать мастером на строительстве платной автомагистрали в городе Воронеж, а стал после учета материала на платной дороге отравленным дома своим отцом, который в тот роковой для меня месяц работал охранником в частной охранной конторе под названием "Волк", в которую его устроил бывший наш сосед, участковый милиции, как только узнал, что моему отцу пришла по почте карточка кредитная на сумму 150 тысяч рублей в конверте с квитанцией в соседний почтовый ящик на общем заборе. Сейчас все наладится, подумал я и подошел к столу деревянному с белой скатертью, которая свисала до темного пола на кухне из паркетной доски, налил себе из чайника кипятка, чтоб в красной кружке заварить себе крепкого чая, - не того из пакетиков, а рассыпного, с длинным листом, из жаркой и далекой страны, которая мне напоминала ту страну, в которой жил мой друг, когда мы с ним учились в строительном уже университете в прошлом времени в 1997-2002 годах.
  
  - Времена не изменились, только названия сменились и уровень жизни подорожал... - сказал негромко я на кухне у себя, ожидая, когда приедет моя семья ко мне дом
  - Времена не изменились, только названия сменились и уровень жизни подорожал... - сказал негромко я на кухне у себя, ожидая, когда приедет моя семья ко мне домой.
  
   У нас распродажа подарочных сертификатов в Ridero! Рассказать больше?
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"