Пепел
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Сварог, Перун, Свентовид, Чернобог с Белбогом, Велес, Хорс, Стрибог...
|
Звери везде лезут из темных нор,
Вот и сбылись страшные сны.
Нет никого, кто бы им дал отпор,
Все здесь давно против войны.
Белый флаг - кровь ушла из вен.
Липкий страх холоднее льда.
Сделай шаг - города сдаются в плен
Без борьбы, без огня, навсегда.
- Аисты!
В свете утра прозрачном и нежном по небу плыла пара птиц.
- Весна!
- Примета хорошая!
- Паломники возвращаются с земли святой.
- Да, они полгода живут людьми на краю света, а потом возвращаются птицами в наши края.
- А ведь пара Аистов к свадьбе или рождению ребенка! Как Настасья Никулишна?
- Хорошо. Нравятся ей земли новгородские.
Добрыня Никитич приехал в Новгород со своей женой молодой.
Его радовало задание новое. После поездок бестолковых к татарам, после переговоров бесконечных и пустых, переговоров с ханами, когда итог бесед решался не удалью богатырской, а умением дипломатически плести интриги, после пиров тяжелых, где постоянно ухо приходилось держать востро, после состязаний многочасовых при игре в шахматы, когда тело затекало и ныло, и не было возможно вскочить на коня и размяться, после всего этого Добрыня спешил в Новгород родной. Сотни змеев и гадов, залегших в лесах местных, тянули его к себе, тянули к себе на свою погибель, ибо безжалостен был Добрыня с тварями земли русской, и тяжела была рука богатырская.
Ехали небыстро - Анастасия не приучена была к поездкам подобным. Добрыня едва сдерживал коня, жадно рвущего удила, и сам мучался от нетерпения, но не жалел о том, что взял супругу с собой. Редко доводилось видеться молодым, и, кто знает, когда получилось бы у Добрыни вернуться в Киев.
В самом расцвете сил находился Добрыня Никитич. Далеко вперед отряда вырывался на своем скакуне, высматривая врага. Но кто рискнет попасться под руку горячую богатыря русского? Возвращался Добрыня назад и любовался своей Настей. А ночью разбивали шатер атласный и миловались до утра.
- Много нынче бабочек красных!
- И желтых.
- Да, лето сухое будет и много меда.
- Это точно.
- Летом прошлым, как только не боролись с засухой мужики. И плакун-траву брали, и сок белены в чаши серебряные вливали, и мак сыпали в девять колодцев. Ничего не помогло.
- Вдовы это должны делать, Илья.
- Да знаем мы! Вдовы или дети.
- Босоркун незримый, видать, разбушевался. Ветряник - горный дух.
- Да, в Киеве не бывает такого. Красиво там сейчас?
- Очень! По слову князя на холме у дворца поставили богов наших. Перуна с головой серебряной и усами золотыми.
- Как князь?
- Хорошо. Как всегда в поисках. Византией интересуется. Много необычного привез оттуда. Со мной одного грека в Новгород отправил.
- Зачем?
- Пускай, говорит, посмотрит, как люди на Руси живут.
- Инородец! - кричали жители. - Чужой!
- Молчать! - рявкнул Добрыня. - Человек этот - грек. Его послал сюда сам князь Владимир Красное Солнышко, дабы мог он вести с вами беседы глубокие. А мне велено защищать его от невежества вашего темного!
- Так он же немой! - прошептал кто-то. - Как разговаривать с ним с чужестранцем?
Грек положил в рот несколько темных ягод сморщенных и сказал голосом певучим:
- Братья и сестры! Не немой я, как подумали вы. Имею радость несказанную, посланную мне Господом нашим, разуметь язык славный, язык русский.
- Много воинов зимой Аука в лесу погубил, окаянный. Эта нежить, не спит ни зимой, ни летом. Видел я его как-то - маленький, пузатенький, щеки надутые.
- Ага. Живет в избушке, проконопаченной мохом золотым, воду от льда талого пьет, вместо помела - лапа медвежья. Зимой ему особое раздолье, когда Лешие спят! Любит он морочить голову человеку в зимнем лесу. Отзывается сразу со всех сторон. Заведет в глушь или бурелом. Вселит надежду на спасение, а сам водит до тех пор, пока не утомится человек и не уснет сладким сном морозным, обо всем забыв.
- Так тебе князь охранять грека наказал, Добрыня?
- Да. Пускай, говорит, духом русским проникнется.
- Про Баранец-траву ему не рассказывал?
- Нет. А что за трава такая?
- Специально придуманное животное-растение, дабы инородцев удивлять. Якобы, приносит плод, похожий на ягненка. Стебель его идет через пупок и возвышается на три пяди; ноги мохнатые, рогов нет, передняя часть - как у рака с клешнями, а задняя - мясо совершенное. Баранец-трава живет, не сходя с места, до тех пор, пока имеет вокруг себя пищу. Покажи своему инородцу меховую шапку и скажи, что это - мех баранца!
- Он не инородец, Илья. Князь дружбу с Грецией затеял. Дела великие грядут.
- Дружба - так дружба. Мне как князь скажет - так и будет.
- Не здоровые имеют нужду во враче, но больные.
- Что ты этим хочешь сказать, грек?
- Храм нам надо построить, Добрыня Никитич. Уклонися от зла и сотвори благо.
- Что за храм?
- Дабы мог я исцелять всякую болезнь и всякую немощь в людях во славу Господа нашего и князя Красное Солнышко!
- Что ж, дело хорошее. Возьми серебра и золота сколько надобно. Людей к строительству я призову.
- Все добродетели не что иное как любовь в видах разных.
- Складно ты говоришь, грек. Скажи, а что за ягоды, ты такие сморщенные кушаешь?
- Изюм.
- Слышь, как Болотняник причмокивает? Любит, тварь, гулять по берегу вздыхать, да охать. В трясину заманивать.
- А ты когда-нибудь видел его, Илюша?
- Духа болота? Конечно! Седой такой старик с лицом желтым. Жена его - Болотница, дева, утопшая в болоте.
- А грек, говорит, что нет Болотняника и русалок нет, и Арысь-поле не существует.
- Потому и не знает, что грек!
- Говорит, что в книге святой про них ничего не сказано.
- Брешет, наверное...
Потемнело.
- Позвизд! Позвизд! - раздавались крики. - Позвизд проснулся!
Взрослые прятали детей под крышу.
В воздухе кружилась пыль.
Ветер сильный прижал деревца тонкие вплотную к земле.
- Агафья! - крикнул староста Демьян. - Раздевайся живо!
Небо почернело окончательно. Подуло холодом.
С крыльца храма с изумлением взирал грек, кушая изюм. Храм был еще не достроен, но стоял уже с куполами высокими и с колоколом массивным наверху.
Агафья - молодая, плотно сбитая женщина - разделась догола и опасливо вышла на середину двора, прикрывая груди большие и белые.
- Беги! - скомандовал Демьян.
Визжа, женщина побежала вокруг храма.
Небо просело вниз, и по земле ударили куски льда. Град!
- Не испугалась туча! Кличьте младшего! - воскликнул Демьян, а сам выбежал под сыплющийся поток льда и схватил с земли несколько градин.
Ветер крепчал.
- Кусай! - воскликнул Демьян, протягивая ладонь открытую мальчугану лет пяти. - Перекусывай и глотай!
- Что вы делаете? - удивился грек.
- С Позвиздом боремся! Не видно, что ли?! Помог бы лучше, черный!
- Как?!
- Брось градину в печь!
- Зачем?! Кто такой Позвизд?!
- Эх, ты, грек! Позвизд - это Похвист, Вихорь, бог бурь и непогод. С бороды его дожди проливные текут. Он волосами трясет, а на землю град крупный валит. Не видишь что ли?! Тут либо женщиной голой тучу надобно напугать, либо градинку дать младшенькому в семье сгрызть, либо в печь лед бросить!
Грек, не дослушав, проворно побежал, но не искать градину для печи, а наверх полез, под купол храма.
Люди перебрасывали градинки через дорогу, когда послышался колокольный звон.
На миг все замерли. И ветер замер. И град перестал стучать по земле мокрой. И солнце выглянуло вдруг. И потеплело враз.
А колокол звонил.
- Что тебя тревожит, Добрыня? Сам ты не свой.
- Знаешь, наверняка, кто такие Дивие Люди?
- Получеловеки об одном глазу, одной руке и одной ноге.
- Правильно говоришь, брат. Чтобы двинуться с места они принуждены складываться надвое - и тогда бегают с быстротою изумительной. Они плодятся, выделывая себе подобных из железа. Дым и смрад, исходящие из их кузниц, разносят по свету белому болезни повальные: мор, оспу, лихорадки.
- Уж не заболел ли ты, Добрыня?
- Нет. Просто вещи недобрые происходят на земле новгородской. Поймал я в первый же день такого одноглазого, однорукого, одноногого.
- И?
- Прибил урода, да решил греку диковинку показать. Ан, нет! Пока вез, он в кочергу превратился.
- Да ну?
- Вернулся назад. И тут такая удача, смотрю - Индрик возле реки лежит мертвый.
- Зверь Земляной?
- Ага. У нас его Большой Земляной Мышью обзывают. Его мало кто видел живым, говорят, что он проводит всю свою жизнь под землей в норах, прокладываемых рогом единственным. Каменеет от света солнечного и на поверхности появляется только тогда когда собирается умирать.
- Забрал его?
- Забрал, да толку то? Пока довез до города - в пыль превратился камень.
- Обидно! Но не повод это кручиниться, богатырь славный.
- Не этим я удручен, казак. Надсмехается надо мной кто-то. Будто объявился богатырь новый, доселе неизвестный и орудует в лесах новгородских.
- Что за богатырь?
- Не знаю, Илюша. Но не вижу я ни одной твари живой в лесу. Одни кости. Убивает кто-то гадов, а на глаза мне не показывается. Выйду на охоту, подойду к логову дракона, что еще вчера летал выше облаков, да народ пугал, а там одни кости, да труха сгнившая. Опережает меня кто-то.
- Быть не может, чтобы не знали мы о богатыре новом!
- Я тоже следов человеческих не нахожу там, брат. Боюсь, уж не Безымень ли это.
- Твой призрак-двойник?!
- Тень моя. След.
- Но ты не видел его?
- Пока нет. Но знаю, что увидеть такого двойника - к смерти.
- Перестань, брат! С чего мысли у тебя подобные?
- Напророчили мне последнюю битву, Илюша. Баба Белая напророчила, не иначе, как дух судьбы. Да и Чигирь-звезда дорогу трудную предсказала.
Сопровождал отряд Добрыни богатырь Михаил. Имел он карту большую и подробную. По ней и вел он богатырей. На бумаге все рядышком находилось: вот Киев, вот Рязань, а вот и Новгород. А в жизни дорога, ой какой, длинной получалась.
- Ну, Михаил, доберемся сегодня засветло? - нетерпеливо спрашивал Добрыня.
Михаил не спеша расправлял карту и морщил лоб напряженно.
- Тут сто верст до небес, и все лесом, - вздыхал он, наконец.
И эти сто верст не уменьшались день ото дня.
- Так вот же мы приехали!
- Так это если напрямую, Добрыня!
- Так и поехали напрямую!
- Места гиблые там, Нет их на карте.
Но не остановить было уже молодца доброго. Взвился Добрыня на своем коне верном и поскакал напрямую.
- Ждите! - крикнул только.
Ехал Добрыня Никитич один по лесу душному.
С виду лес, как лес, а чувствовалось что-то неладное вокруг. Давил воздух душный.
Знал богатырь, что востро ухо надобно держать в местах таких недобрых, однако убаюкало его пение птиц неизвестных, одурманил его запах тяжелый. Забылся на минуту и не заметил, как оказался вдруг на поляне темной. Очнулся от тишины гробовой, что показалась громче крика зычного.
Будто колпаком темным накрылась поляна.
Попытался, было, Добрыня коня плеткой подстегнуть, да рука так отяжелела, словно к земле цепями пудовыми приковали. Стоит богатырь, как ребенок малый и пошевелиться не может.
Листочек на дереве не шелохнется, ветерок не дунет, комар в воздухе завис.
Вдруг сзади, будто, окликнул кто-то Добрыню. Собрал богатырь все силы и оглянулся. Видит - стоит старушка, голова платочком белым повязана. Махнула рукой, и тотчас запели птички вокруг, зашевелились листочки зеленые на деревьях, конь богатырский заржал.
Подъехал Добрыня к ней. Руки трясутся так, словно горы ворочал. Конь дрожит от напряжения, будто сто верст проскакал.
Сказала старушка:
- Здравствуй, добрый молодец. Здравствуй, Добрыня Никитич.
- Откуда знаешь меня, старая?
- Я много чего знаю, богатырь славный.
- Раз знаешь много - скажи, как проехать мне в Новгород дорогой короткой, дорогой не гиблой.
- Езжай прямо, да не оглядывайся. Поляны тут недобрые, заколдованные. Как выедешь на дорогу - забирай своих да двигайся на восток. К вечеру будешь на месте. Да возьми Алмаз-камень, прочностью он так тверд и крепок, что ни в огне не сгорит, никакими иными силами не повредится. Выведет он тебя на правильный путь, а уж дальше сам не плошай.
Натянул удила Добрыня.
- Что ж, спасибо, бабушка.
- А напоследок хочу сказать, человек милый, многое от тебя зависит сейчас. Многое и многие.
- Кто?
- Все мы. Скажу, что долго жить будешь, богатырь, но, боюсь, на последнюю битву едешь, Добрыня.
- Ну, началось! Не гони тоску, старая!
- Войну предвещают знамения небесные: кометы, затмения, тени на Луне ратников с мечами. Волки прокладывают свои тропы в сторону Киева.
Со всей силы хлестнул коня Добрыня и взвился выше деревьев.
- Алмаз-камень с тобой?
- Да, вот он.
- Совет мой тебе, Добрыня, размягчи его таким образом: положи алмаз в мясо козье с кровью, но прежде был бы тот козел напоен вином да петрушкой откормлен. Никак заколдовала тебя, ведьма старая. Чтобы Баба Белая не вошла в дом и не причинила несчастья, зарой под крыльцом голову кобылью, повесь косу над воротами или на косяке дверей, да воткни под матицей ветку можжевеловую.
- Если ты такой умный, грек, скажи нам, откуда мир наш появился?
У храма, уже полностью отстроенного, с куполами позолоченными, да стенами белокаменными, собрался весь люд во главе со старостой.
Грек бросил в рот изюминку, и ответил:
- А ты сам, какого мнения?
- Я? - вспылил Демьян. - Что ж я объясню тебе, неуч.
Сварог есть творец всего мира, а дети его - Сварожичи. Мир первый назывался Перстью. Он был Ирий - светлый, яркий, лучезарный и пребывал в спокойствии и тишине. Сварожичи жили радостно и счастливо. А так как мир освещался всегда светом лазурным и ночи не было, то не было и тайн и секретов, а с ними не было и зла. Тогда на земле царила весна вечная, и природа была настолько богата, что Сварожичи не работали, как мы, чтобы пропитаться.
Так продолжалось время долгое, пока Сварог не отлучился с Персти и не ушел творить миры звездные. За себя он оставил Сварожича старшего - Денницу, которому и поручил управлять Сварожичами и всем Лазурным миром. Тогда Деннице пришла мысль попробовать творить, как это делал сам Сварог. Денница сотворил людей, помощников себе, и начал с ними править миром Лазурным. Но поскольку люди не обладали знаниями Сварожичей, они начали делать ошибки, и от этих ошибок произошло в мире Лазурном зло первое.
Против зла и действий Денницы восстали все Сварожичи, кроме тех, кто подчинялся Деннице. Недовольства против Денницы породили столкновения, а столкновения разделили весь мир Лазурный на два лагеря воюющих: Денницу и его приверженцев - и верных заветам Сварога Сварожичий.
Разгневанный борьбой, Денница решил захватить чертоги Сварога и уничтожить защищавших их Сварожичей, верных Сварогу. Началась война. Верные Сварогу Сварожичи: Перун, Велес, Огонь, Стрибог и Ладa - крепко держались в чертогах Сварога. Перун, сотрясая небеса, громом и молнией сбрасывал нападающих с небес Лазоревых, где стоял чертог Сварога. Вихрем-ураганом сбивал их Стрибог. Огонь жег-палил бунтующих, и те, обожженные падали на Персть. Велес и Ладо песнями победными поддерживали защитников, бросаясь в бой с врагами во все места, где враг одолевал защитников.
И вот прибыл Сварог. Простер свою десницу, и все замерло. Взмахнул - и все бунтовщики, как звезды горящие, посыпались дождем с небес на Персть разрушенную, на то место, где когда-то стоял Ирий, где теперь дымились развалины, горели леса и высохли реки и озера. Звездой горящей сверкнул падающий Денница - и вместе со своими единомышленниками пробил землю, и земля поглотила в своей пучине бунтующих.
Так, погиб мир первый, первое творение Сварога. Так родилось зло. И поднял Сварог свой чертог ввысь, и защитил его твердью ледяной. А поверх тверди сотворил новый, более прекрасный мир Лазоревый и перенес туда Ирий и провел туда дорогу новую - путь Звездный, по которому течет река, чтобы этим путем достойные Ирия могли достичь его. И залил водою Персть горящую, потушил, и из разрушенного, погибшего мира Лазурного создал мир новый, природу новую, и назвал его Землею, что значит "пребывать в страдании". И повелел Сварог всем бунтовщикам искупить свой грех и забыть свое прошлое, рождаться людьми и в страданиях только совершенствоваться, чтобы достичь, что утеряли, и вернуться очищенными к Сварогу, в Ирий...
- Вот так устроен мир, грек, - закончил раскрасневшийся Демьян.
Народ зашумел одобрительно.
Грек скушал изюму и изрек невозмутимо:
- А я скажу вам так: не было Сварога и не было Ирия, ибо нет ни слова о них в книге святой, что держу сейчас в руках. И нигде нельзя про это прочитать. И нет Сварога в пантеоне у князя Владимира Красное Солнышко. А вот что написано в книге: в начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог...
- Как грек твой на земле новгородской себя чувствует?
- Привыкает понемножку. Изюм пудами поглощает. Народу сказки греческие рассказывает. Про сотворение мира и чудеса всяческие. Народ слушает, рот разинув. Вначале роптать пытались, порчу на него даже насылали, дверь жиром лягушачьим смазывали, порошок дрянной в питье подмешивали, но быстро я навел порядок строгий, гостя князя в обиду не дал.
- Возвращался бы ты, Добрыня, обратно. К жене молодой, да к обязанностям своим ратным. Не вешай голову, брат. Если помощь нужна будет - выпусти коршуна черного и тотчас на выручку приду, тысячу воинов под копье поставлю. Не силен я в науке разной, но мечом всегда помогу.
- Спасибо, брат.
- Возьми вот этот амулет, Добрыня. Выкован он кузнецом нагим в полночь глухую из подковы кобылы сдохшей. Защитит он тебя от сглазу недоброго.
- Прощай, Илья!
- Прощай, брат!
Кушал грек изюм сладкий, да страницы тонкие перелистывал.
- И никто к одежде ветхой не приставляет заплаты из ткани небеленой, ибо вновь пришитое отдерет от старого, и дыра будет еще хуже. Не вливают также вина молодого в мехи ветхие; а иначе прорываются мехи, и вино вытекает, и мехи пропадают, но вино молодое вливают в новые мехи, и сберегается то и другое.
Слушал народ да дивился.
Готовились люди к празднику Благовещения, к дню, когда архангел Гавриил известил деву Марию о будущем рождении Христа.
Зажигали костры - "палили зиму" и "грели весну".
Жгли постели соломенные, лапти старые, скакали через огонь и окуривали одежду от болезней и злых чар. На рассвете в день Благовещение умывались в источнике или реке, чтобы не было коросты.
Вместе с греком начинали пахоту, ибо "Бог благословил землю на сеянье". Ходили к пчелам.
А Добрыня не возвращался.
Не хотел Добрыня ехать к Алеше Поповичу. Хитер был брат младший. Ухо востро с ним держать надо...
Но не к кому было обратиться более. Был бы жив Святогор - к нему не задумываясь поехал. Но давно лежит Святогор в гробу каменном...
Ныло сердце, когда ехал по лесу темному, ныло о Насте любимой.
Проезжал Добрыня мимо огней блуждающих, огней болотных, светящихся на могилах. Сокровища здесь зарыты многочисленные и покровитель кладов Дедка глазами в темноте светился, словно золотом расплавленным. Но мимо проезжал Добрыня, хотя и лежала за пазухой разрыв-трава.
Видел, как цветет Жар-цвет и ночь бывает яснее дня, и вода при этом в речке колышется. Видел, как бутон цветка разрывается с треском и распускается пламенем золотым и кровавым, столь ярким, что глаз не в состоянии выносить блеска чудного. Но мимо проезжал Добрыня.
Проезжал Добрыня мимо Бродниц. Сидели девицы-красавицы у бродов рядом с бобрами и волосы длинные расчесывали. Звали к себе богатыря русского, но мимо проезжал Добрыня.
Купался он с русалками добрыми - Самовилами. Молоды они, красивы, на голове - короны. Танцуют под луною, летают по воздуху, качаются на березах. Просились Самовилы замуж, но мимо проезжал Добрыня.
Выходил дух леса Боли-бошка, спрашивал, не видел ли Добрыня Никитич корзинку с клюквой да брусникой. Носик востренький, а глаза - не поймешь, не то печальные, не то хитрые. Хотел водить молодца по лесу. Но мимо проезжал Добрыня, не поддавался на хитрость старичка.
Видел Добрыня, как веселятся, водят хороводы, поднимают листву, шелестят, шебуршат, копошатся лесные духи Лесавки. Сами маленькие, серенькие, похожие на ежей. Обитают в листве прошлогодней, бодрствуют с конца лета до середины осени. Мимо проезжал Добрыня.
Встречал Добрыня покровителя охоты Святобора и слуг его Леших. Ростом Святобор выше сосны высокой, статью могучее самого дуба кряжистого, волосы длиннее кос березовых, борода гуще мха, носит плащ зеленый из хвои да шапку зеленую. Но не до охоты было Добрыне - мимо проезжал.
Видел Добрыня, как Радуга набирает, высасывает, пьет воду из озера, подобно змею, опустив жало свое в воду, набирает в себя, а после выпускает дождь. Видел на концах радуги котелок с монетами золотыми, лягушек и рыб, которых всосала она. Но мимо проезжал Добрыня.
Новгородцы теперь перед едой молились на иконы, мыли руки и вытирали их полотенцем. Есть руками немытыми считалось грехом, потому что вместе с пищей в человека может попасть нечисть. При еде в поле за неимением воды вытирали руки о землю, очищались.
Ждали солнцеворот. Но не Иваном-Купало теперь день этот называли, а днем Иоанна Крестителя.
А Добрыня не возвращался.
- Здравствуй, брат!
- Здравствуй, Добрыня!
Провел Алеша Добрыню Никитича к столу богатому, яствами уставленному.
Две девицы юные сидели тут же, сидели без чулок, глаза не потупив.
- Как, Настенька?
- Хорошо.
- Ух, и красива девица! Всегда завидовал тебе, Добрыня! Оставил ли духа охранителя Люба ложе брачное сторожить?
- Оставил, брат.
- И камень-магнит индийский под ложе поместил?
- И камень-магнит. А как Елена твоя?
- В Киеве Елена, где же ей быть еще.
- Не кушать я сюда приехал, брат.
Нахмурился Алеша, сделал знак девицам юным и вышли они из-за стола, глаза, так и не потупив.
- Дела темные, брат, в Новгороде происходить начали... Будто бы силу нечистую уничтожил кто-то разом.
- Давно ли в Киеве был, Добрыня?
- Не так давно, брат.
- Поговаривают, князь к жене своей Апраксии охладел.
- Не наше это дело, брат.
- Так ты спросил, про дела странные...
- При чем же здесь дела князя семейные?
- Ты грека в Новгород отвозил?
- Отвозил.
- Зазноба у князя византийская. Анна.
- Последний раз говорю тебе, брат, не наше дело рассуждать об этом...
- Подожди, не кипятись, Добрыня. Чтобы понравиться императорам чужеродным, Владимиру надобно веру греческую принять - христианскую.
- Его дело.
- Не только его это дело, Добрыня, но и народное. Князь священников греческих рассылает по Руси. Церкви заморские строит. Веру чужую нам навязывает.
- Ты пантеон видел, какой князь выстроил? Перун, Дажьбог, Стрибог, Хорс и Мокош там стоят! А ты говоришь, вера чужая!
- Да, видимо, давно ты не был в Киеве...
- А что такое?
- Владимир повелел уничтожить богов русских. Обозвал он их на манер греческий идолами языческими. Изрубил в куски и сжег. Статую Перуна привязал к хвосту конскому и сволок с горы к реке, а потом бросили в воду холодную.
- Что ты такое говоришь, брат?!
- Говорю то, что глазами своими видел, Добрыня. Чернь толкала плывущего вниз по Днепру Перуна от берега, пока тот не оказался за порогами. Не смогли боги постоять за себя.
- Как же такое могло произойти?
- Так вот, Добрыня. Неугодно наше русское иноверцам. Вместо Перуна нынче Илья-пророк. Да и Владимир теперь именем греческим назван Василием. Давно, однако, ты не был в Киеве, брат.
- Пока я с драконами сражался, князь столько дел наделал...
- С какими драконами, Добрыня? Тебя князь грека охранять послал в Новгород, а не с драконами воевать. Нет больше драконов. Всех их грек побил своей книгой окаянной. Ибо ничего в той книге не сказано про драконов этих. Нет их!
- Я воин! И должен воевать с драконами!
- Забудь. Теперь другие времена. Сам виноват - греку власти больно много дал.
Выбежал Добрыня во двор, вскочил на коня и поскакал обратно.
Но не видел Добрыня ни огней блуждающих, ни Леших, ни как Жар-цвет распускается ночью. Не видно было ни Бродниц у бродов, ни русалок молодых в реках и озерах. Не выходил более дух леса, не спрашивал, не видел ли Добрыня Никитич корзинку с клюквой да брусникой.
И Радуги не было.
Нашел Добрыня поляну заколдованную.
Привязал коня доброго к дубу старому.
Долго ждал.
Только не пришла старушка в платке белом.
Стемнело.
Полез Добрыня за амулетом, что Илья подарил, да не нашел - видать выронил где-то.
А вот Алмаз-камень на месте оказался.
Потер его Добрыня и увидел свет слабый вокруг его граней.
И услышал голос старушки:
- Проиграли мы войну эту, Добрыня. Выучи грамоту новую и увековечь память о богах наших русских. Алмаз превратится в пепел, а память о них останется.