Дёмина Карина : другие произведения.

Мс-2. Глава 11

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


Глава 11.

   Третьи сутки на ногах.
   И грозовой фронт, прошедший низом. Тропы молний, на доли мгновенья прораставшие в черной пряже туч. Запоздалый удар ветра, от которого гондола покачнулась, затрещала.
   Острые пики гор.
   Жерло Перевала и белесые костяные стены Гримхольда, который вырос на прежнем месте. Белое же лицо капитана, вцепившегося в штурвал. Он не сводил взгляда с пустоты, разверзшейся под ногами.
   Птичья тень.
   И глухой удар, на который кто-то отозвался всхлипом. Страх, такой явный, заразительный. И пьяная общая радость, когда позади остались и пики опор воздушного моста, и металлическая паутина его с застрявшими в ней мухами вагонеток. Рассвет за стеклом, под стеклом, когда солнце медленно выкатывается, наполняя салон гондолы алым пламенем. И люди, позабыв о страхе, протягивают руки, собирая огонь горстями.
   Пьют.
   Смеются. Хлопают друг друга по плечу, поздравляя, хотя Брокк и не понимает, с чем поздравляют. Но даже Инголф утрачивает обычную свою презрительную отрешенность.
   - Красиво, - он смотрит не на солнце - на пассажиров, подмечая и бледного репортера, позабывшего о воздушной болезни, спешащего запечатлеть яркие свежие пока ощущения. И финансиста, что пытается остаться невозмутимым. Инженеров... оптографиста, он сонно трет слипшиеся глаза. Удивительно спокойный человек, продремавший всю грозу.
   Лакированные горы, с высоты казавшиеся игрушечными. И широкое русло Тароссы. Покрывала полей и зелень лесов. Города. И врытые, вошедшие в землю, если и вовсе землей не заросшие, тени городских стен.
   Старые башни.
   Лес, к которому "Янтарная леди" спустилась. Заминка с машиной, и тяжелый запах керосина, что повис в салоне, заставляя морщиться даже людей. Иноголф, деловито избавившийся от пиджака и жилета. Он остался в белоснежной, некогда накрахмаленной, но за ночь потерявшей былой вид рубашке. Подтяжки поправил и, откинув узкую дверцу, пробормотал:
   - Не могли проход пошире оставить? Скажите, пусть заглушат мотор.
   Его уняли, и тяжелый рокот, к которому и Брокк, и пассажиры успели привыкнуть за время полета, смолк. Воцарившаяся тишина воистину показалась оглушающей.
   - Мы упадем? - побледневшая Лэрдис привстала и, печально улыбнувшись, села на диванчик. Она не пыталась больше заговаривать, и теперь нарушила молчаливое перемирие, установившееся за ночь.
   - Нет.
   Инголф не возвращается долго, а ветер относит "Янтарную леди" к югу. К счастью, этот ветер не настолько силен, чтобы причинить вред, и люди, убедившись, что падать дирижабль не собирается, заговаривают о завтраке. Они бледны, не в меру суетливы и все же счастливы. И стюард разносит еду, разогретую на патрубках паровой печи.
   - Вынужден признать, - бледный репортер решается пересесть. Он встает, держась обеими руками за диванчик, и делает шаг. Замирает. Сглатывает. И делает второй. Человек идет на полусогнутых ногах, покачиваясь. - Что ощущения этот полет оставит незабываемые. Вы позволите, Мастер?
   - Присаживайтесь. Вам стоит поесть...
   - Пожалуй, воздержусь, - бледное лицо становится еще более бледным. От человека тянет характерной кислотой и, значит, вчера ему все-таки стало дурно. - Скажите, а если не удастся починить мотор? Мы...
   Он бросил взгляд на иллюминатор.
   - Мы запустим дублирующий.
   - А... если и он?
   - Еще сутки "Янтарная леди" продержится в воздухе. Нас снесет ветром. И да, спустя пару часов мы начнем снижаться. Очень медленно. Поэтому, полагаю, как только капитан обнаружит подходящее для экстренной посадки поле, он выпустит лишний газ. И мы сядем. Волноваться не о чем. Упасть она не способна...
   - Она...
   Репортер прижал к губам измятый платок.
   - "Янтарная леди"... романтичное название, Мастер. Не объясните ли...
   Промолчал бы, но... Лэрдис, поглядывая искоса, перебирает звенья цепочки, с которой свисают янтарные кабошоны.
   - У моей жены глаза цвета янтаря.
   - Жены? - он мнет платок, но скептицизма не скрывает.
   - Жены, - подтвердил Брокк. - У меня замечательная жена...
   ...которая осталась на земле, пусть бы и заслужила этот полет больше, чем кто бы то ни было.
   Ее дирижабль, нарисованный акварелью на белом листе, такой, каким Брокк его себе представлял, пусть и видел иначе, чертежами, строгостью чернильных линий, тонких и толстых, распятым на трехмерной крестовине чертежей.
   Запах керосина сделался отчетливей.
   Нужна ли помощь?
   Кому другому Брокк помог бы без спроса, но Иноголфа он не желал оскорбить самим этим предложением. Справится.
   Репортер чихнул и задышал чаще, он хватал пропахший керосином воздух ртом. Вспомнились вдруг огромные карпы, которых разводили в прудах за городом. Над прудами построили ажурные мостики, и карпы, поднимаясь к поверхности воды, следили за гуляющими. Кэри еще шепотом спросила, не выпрыгнут ли... карпы были древними и огромными, покрытыми чешуей-черепицей.
   Жуткими весьма.
   - Значит, в честь жены... - репортер покосился на Лэрдис, которая сидела прямо, глядя на собеседника. А финансист, отчаянно сражавшийся с испариной, что-то тихо ей говорил.
   Он человек.
   И богат, но... когда Лэрдис привлекало богатство? Для нее все - игра, и полет, и дирижабль, и сам Брокк. Ковровая охота, в которой она себе не откажет.
   Просить о пощаде бесполезно.
   И что остается?
   - Моя жена вложила немало труда в этот корабль, - Брокк с нежностью провел по спинке диванчика ладонью. - Имя - это меньшее, что я мог подарить ей...
   Только кому это интересно?
   И кто поверит Брокку?
   Инголф выбрался в гондолу и, попытавшись вытереть руки, которые по локти были в масле, буркнул:
   - Запускай.
   Он тер и тер ладони, но лишь размазывал масло, которое пропитало и рукава рубашки.
   - Протечка... уже нет... проветрить бы тут, а то задохнемся.
   Репортер уступил место на низком диванчике, но садиться Инголф не стал, стянув рубашку, он вытер ею руки, и шею, и волосы, которые утратили блеск, но обрели характерную маслянистую желтизну.
   - Проклятье, ощущение, что я искупался в чане с этой дрянью, - он долго тер голову, с каждой секундой раздражаясь все больше. - Ванны здесь, конечно, нет?
   Подали кувшин с водой и таз.
   - Она не рассчитана на столь дальние перелеты...
   ...и запас керосина должен был быть выработан на две трети, если не больше.
   - Понимаю... ненавижу, когда шкура липкая... леди, если вас что-то не устраивает, отвернитесь, - Инголф оскалился, и Лэрдис отвела взгляд. - Не люблю женщин, которые полагают себя центром мироздания... впрочем, и мужчин тоже.
   Он сказал это достаточно громко, чтобы быть услышанным.
   - Что вы, господин Инголф, - тотчас отозвался инженер. - Госпожа Лэрдис своим присутствием украсила полет...
   - Из украшений я предпочитаю цветы.
   Инголф отмывался долго, раздраженно фыркая, и пытаясь унять живое железо, которое проступало то на шее, то на плечах, покрывая кожу даже не рябью - плотной темной чешуей.
   Был долгий день, когда время замерло, и стрелки на почерневших, словно покрытых окалиной часах застыли. И Брокк, разглядывая эти часы, вспоминал ярмарку, цветные шатры и широкие прилавки... ряды со сладостями и лентами, пуговицами всех цветов и размеров, шкатулками из кости и янтаря, красного, живого бука, и дерева обыкновенного, но выкрашенного травяными отварами... всегда найдется кто-то, кому легко продать подделку.
   И на этой ярмарке Кэри нашла часы... а еще деревянного пса, вырезанного столь умело, что казался он едва ли не живым.
   ...белое блюдо, которая расписала старуха, она сидела на платке, подогнув ноги, и на коленях ее стояли дощечки, а на дощечках - глиняные плошки с красками. Рисовала старуха пальцами, и это само по себе казалось волшебством. Кэри же, взяв Брокка за руку, прижавшись к плечу, смотрела, как распускаются под темными распухшими пальцами цветы.
   И блюдо несла бережно.
   Это блюдо было ей дороже всего заводского фарфора...
   ...она замолчит. Закроется обидой.
   И будет права.
   Брокк потер глаза, которые горели.
   - Выпей, - Лэрдис подала высокую кружку. - Ты ничего не ел...
   От сытости потянет в сон, и объективных причин не спать у Брокка нет, но... страшно закрыть глаза, кажется, стоит на миг расслабиться, и произойдет непоправимое.
   Уже произошло.
   - Выпей, - повторила Лэрдис, вкладывая кружку в руки. - И успокойся. Я поняла, что ты мне больше не рад.
   - Прости, но...
   - Не прощу, - она присела рядом. - Но пойму. И не стоит переживать, я не собираюсь докучать тебе. В конце концов, мужчина, пытающийся завоевать женщину - это нормально. А вот женщина, которая, позабыв о гордости, бегает за мужчиной, - это... смешно. А я ненавижу быть смешной.
   В кружке оказался кофе, крепкий, едва ли не до черноты, с тонкой нотой шоколада и кардамона, с толикой толченого кунжута.
   - Если я скажу, - Лэрдис смотрела мимо него, в окно, за которым не было ничего, помимо бескрайней дикой синевы, - что сожалею о... нашем расставании. И о том разговоре, ты поверишь?
   - Нет.
   - Правильно. Не следует верить женщине. Мы... слишком непостоянны. А когда кажемся иными, то... это лишь часть игры. К слову, я рада, что решилась.
   - На что?
   - На полет, - она поднялась и, прикрыв рот ладошкой, сказала. - Но все-таки он утомителен. Не проводишь до каюты?
   Нет.
   И да. Ему придется играть в гостеприимного хозяина, по нотам приличий, нарушить которые здесь и сейчас немыслимо. В узком коридоре Лэрдис зябко поводит плечами.
   - Полагаю, просить тебя помочь с одеждой не следует?
   - Не следует.
   - Жаль, - она накрыла ручку двери ладонью. - Когда-то ты весьма ловко с ней управлялся... но иди, не смею задерживать. Я угадала, отказавшись от корсета, а с остальным как-нибудь справлюсь.
   Следовало уйти, но Брокк медлил.
   Любит ли он ее?
   Помнит, да. Ее сложно забыть, она - осколок металла, что вошел в сердце и пробил насквозь. Остался, зарос живым, и сердце бьется, работает, но осколок не исчез.
   И порой ворочается.
   - Уходи, - шепотом произнесла она, потянулась к лицу. - Уходи, пока я еще согласна тебя отпустить.
   В тени коридора Лэрдис выглядит старше. Она потускнела, и Брокку хочется коснуться волос, убедиться, что и вправду утратили они позолоту, провести пальцами по щеке, влажноватой, утомленной, стирая пудру, ту самую, с тонким ароматом лаванды.
   Вернуться в прошлое.
   Вернуть.
   Навсегда и... вместе до самой смерти, чтобы в один день...
   И будь, что будет.
   ...не будет ничего, кроме пустоты.
   - Уходи, - она сама касается его. Пальцы замирают на висках, дрожат, словно Лэрдис замерзает. И запах сладкий нежный запах... - Я не хочу тебя отпускать...
   ...снова игра, но на сей раз без него.
   - Прости.
   Он отступает, разрывая прикосновение.
   Отступить, оказывается, просто. Сожаления нет. И раздражения тоже. Обида и та ушла, расплавился железный осколок, освобождая.
   Эта женщина, которая все еще ждала, была чужой.
   Она улыбалась, виновато и растерянно, словно сама не в силах была поверить, что он, Брокк, и вправду готов отступить. И протянутая рука, замершая в воздухе, падает, теряясь в складках пышной юбки.
   - Наверное, это правильно, - ее плечи поникают. - У тебя своя жизнь... и смешно было бы ждать иного. Ты и без того дал мне многое...
   - У тебя своя жизнь... - его слова - лишь эхо сказанного Лэрдис.
   - В ней не осталось ничего, - она сама пятится, спиной касается двери и руки прячет. Выглядит растерянной и... жалкой? - Если бы ты знал... впрочем, хорошо, что не знаешь. Жалость унижает.
   - Понимаю.
   Затянувшийся разговор.
   Струна из слов, которой давным-давно следовало бы разорваться, и все-таки разрыв этот пугает неотвратимостью. "Янтарная леди" дрожит, дрожь ее передается Лэрдис.
   - Я смешна?
   - Нет.
   - Смешна... и твой друг это видит.
   - Инголф? Он мне не друг.
   - Не важно... я могу притворяться сильной... и равнодушной... я ведь хорошо умею притворяться, если ты помнишь, конечно.
   - Помню.
   ...знает. И почти восхищается новой ролью, которая наверняка дается Лэрдис немалым трудом.
   - Порой я сама забываю, где я настоящая... потом вспоминаю, конечно. Или мне лишь кажется, что вспоминаю... и думая о нас, я... я ошибалась, но некоторые ошибки нельзя исправить, верно?
   - Пожалуй.
   - Иди уже... не заставляй меня передумать.
   Идет. И струна натягивается до предела, она рвется беззвучно, но еще болезненно, и Брокк, отведя взгляд, сбегает. Ему немного стыдно и за свой побег, и за облегчение, которое он испытывает. Все, что должно было быть сказано - они сказали.
   ...он сказал. Но был ли услышан?
   Брокк все-таки, наверное, придремал, потому как, очнувшись от прикосновения стюарда, увидел потемневшие окна. И долго не мог понять, о чем говорит человек, а он как назло разговаривал шепотом.
   Город в двух часа ходу?
   "Янтарная леди" идет по ветру? И с хорошей скоростью?
   На капитанском мостике подали крепкий кофе, от которого в голове слегка прояснилось, и Брокк, устроившись в низком кресле, пил медленно, тер одеревеневшую шею, разминал руки, которые болели обе и одинаковой тянущей болью. А под ногами сгущалась темнота. Она подбиралась вплотную, но отступала перед огнями кормовых фонарей. И носовой, мощный, пробивал сгустившийся воздух.
   Город лежал на холмах, рассеченный клинком реки, неравномерный и уродливый. Расползалась язва Нижнего города, черная, грязная, со струпьями заводов и фабрик, окутанная желтым дымом, будто гноем. И веером расступались улицы Верхнего.
   Камень.
   И снег, который кружил, оседая на окнах.
   Уже скоро.
   Приглушенный рокот мотора. Винты останавливаются, и "Янтарная леди" плывет по ветру, голос которого слышен Брокку.
   Вот и поле... серая игла мачты, соединившая небо с землей. Огни... газовые фонари и, кажется, факелы... снова толпа... а Брокк устал. Он просто безумно устал и хочет домой.
   Правда, городской дом пуст, а сил на то, чтобы шагнуть по ту сторону гор, не хватит. Впрочем, если и хватит, то с такой головой он просто завалит контур портала и... отоспится и вернется.
   Домой.
   На рассвете, когда Кэри еще спит. Войдет на цыпочках, присядет на край кровати и, взяв ее за руку, проведет теплыми расслабленными пальцами по своей щеке. А когда она сонно откроет глаза, скажет:
   - Здравствуй. Я вернулся.
   И она, быть может, улыбнется. Тогда Брокк поймет, что у него еще осталась надежда.
   Лишь бы не было слишком поздно.
   Было.
   Он всегда спускался последним, но не в этот раз. Осталась дежурная команда. И стюард спешил погасить огни в кают-компании, собирал пустые чашки и бутылки, которых было как-то очень уж много. Мятый платок, забытую перчатку...
   Лэрдис ждала у трапа, мелко дрожа, но упрямо глядя в темноту. И сжимала кулаки в мужских перчатках. Боялась? И справляясь со страхом, надела нелепый этот наряд. Очередной вызов, о котором напишут в газетах... не только о нем.
   - Поможешь спуститься? - тихо спросила Лэрдис, когда ветер прорвался в черный зев выхода. - Или мы настолько чужие, что...
   - Я пойду первым, - Брокк подал руку. - Ты следом. Бояться не стоит, здесь лестница находится внутри мачты, поэтому ветер не страшен. Пролеты освещены. Есть площадки. Почувствуешь, что устала, скажи, будем отдыхать.
   - Спасибо.
   - Главное, вниз не смотри...
   - Брокк... - она больше не пробовала прикоснуться. - Мне не следовало лететь, верно?
   - Не следовало, - согласился он.
   Он слышал эхо ее дыхания в стальной полой спице, за стенами которой метался ветер, неощутимый, но близкий, заставлявший стены вибрировать и прижиматься к стальной же лестнице.
   Нужно строить подъемник.
   Для грузов.
   И для пассажиров... пассажиры будут. По оптографу передали, что билеты на следующий полет все раскуплены, равно как и места в грузовом отсеке.
   Развлечение?
   Пускай. Когда-нибудь воздушные пути станут столь же обыденны, как и наземные.
   Последняя секция была открытой, и Брокк спрыгнул на землю, с удовольствием отметив, что земля под ногами не спешит раскачиваться. Он отступил, подав руку Лэрдис, и та приняла помощь.
   - Жила предвечная, - сказала она, цепляясь за его пальцы. - Я на земле... я снова на земле... поверить не могу.
   - Не раскачивается?
   - Точно, не раскачивается, а главное, что нет ощущения пустоты под ногами... я не знала, что боюсь высоты и... лучше бы ты придумал что-то, что быстро ездит, но по земле.
   - С этим - к Инголфу.
   - Он самовлюбленный хам... - Лэрдис все же покачнулась, но устояла, наклонилась, коснулась щеки. - Надо же... снег идет... мне нравится зима. Спасибо.
   - Пожалуйста.
   Он обернулся и...
   Кэри стояла меж двух фонарей. Белая в беловом свете. Зимняя, снегом окутанная... родная.
   Чужая.
   - Извини, - тихий голос, погасшие глаза. - Мне подумалось, что ты рад будешь меня видеть. Это тебе...
   Она протянула букет измятых цикламенов, сунула его едва ли не силой. И отступила.
   Отступала, шаг за шагом отдаляясь.
   - Кэри...
   Надо что-то сказать, остановить. Удержать.
   Попросить остаться.
   Объяснить все, но Брокк молчал.
   - Я... - она пятилась, улыбаясь неловкой несчастной улыбкой. - Я рада, что полет прошел хорошо... я действительно рада...
   И когда все же развернулась, Брокк отчетливо понял - уходит.
   Все близкие рано или поздно уходили, но... Кэри он сам прогнал.
   - Мне жаль, - Лэрдис не выглядела огорченной, к ней как-то очень быстро вернулась прежняя маска.
   Проклятье!
   Брокк ступил на дорожку.
   Факелы. Огонь. Люди какие-то, которых не должно быть... его останавливают, пытаются. Вопросы задают, хватают за руки, привлекая внимания, вновь суют цветы, словно он, Брокк, девица... и вскоре он с трудом удерживает охапку.
   Оркестр.
   Музыка и репортеры, желавшие знать подробности...
   А Кэри нет.
   Ушла.
   И догнать не получилось, потому что плохо старался. Он, Брокк, наивно рассчитывал, что у них целая жизнь впереди, и что такое год?
   Упущенное время, у себя же украденное. Множество дней, хороших дней, которые могли бы стать иными. Слов несказанных. Несделанных вещей... и увязнув в толпе, Брокк вдруг осознал, что сорвется. Еще немного и...
   - Мастер, - высокая фигура гвардейца заступила путь. - Его Величество желают вас видеть. Немедленно.
   Окно портала избавило от толпы.
  
   - Это мне? - Стальной король принял букеты. - Признаюсь, польщен. Мне никогда прежде цветов не дарили...
   Цикламены, фарфоровые и хрупкие. Измятые.
   Безнадежно испорченные, как его, Брокка, семейная жизнь...
   - Пей, - Король вложил в руку кубок. И Брокк выпил.
   Вино. Горячее вино со специями, подарившее тепло, хотя Брокк и не осознавал, что замерз.
   И насколько замерз.
   - Садись куда-нибудь... покоритель неба. Как тебе титул?
   - Отвратительно, - честно признался Брокк, не столько присаживаясь, сколько упав на стул. К счастью, слишком жесткий, чтобы уснуть. Вино разливалось по крови волной тепла и хмеля. - Небо нельзя покорить... и океан...
   - И огонь?
   Брокк повернулся к камину.
   - И огонь... пленить, заточить... убить - можно. А покорить нельзя, - он встал и шагнул к огню, завороженный. Рыжекрылый феникс в каменном гнезде. Пуховые искры пляшут и гаснут.
   - Ты по-прежнему уверен, что взрывы продолжатся.
   - Прилив.
   - Я читал твой доклад. Поэтому мы сейчас и беседуем, - Стальной король в цветах смотрелся довольно-таки нелепо. - И да я слышу голос огня. А ты? Не отвечай, я вижу.
   Феникс поднимался, пытаясь взмахнуть крыльями, и Брокк протянул ему руку, чтобы поддержать. Пламя коснулось перчатки, и запахло паленой кожей, но боли не было.
   И живое железо наполнило ладонь.
   - Все слышат. И кому-то будет сложно удержаться...
   - Олаф...
   - Останется в городе, - жестко ответил Стальной король, вытащив тигровую лилию. Рыжий пламенный зев с черными точками ожогов, и пыльца на пальцах словно след огня. - Как и все, кто причастен к прошлогодней истории.
   - Город надо...
   - Эвакуировать? Как ты себе это представляешь? Больше миллиона жителей... куда? За Перевал? Из-за теоретической возможности... прорыва? Что будет, если ты ошибаешься?
   - А что будет, - Брокк смотрел, как живое железо впитывается в кожу, - если я прав?
   Огонь расползался по ладони, стекая с пальцев, обвивая.
   Шелковое пламя.
   Нежное.
   А король, разглядывая лилию, отвечать не спешит.
   - Что ж, - он отпускает цветок, позволяя ему упасть на ковер. И пыльца оседает на белой шерсти. - Если ты прав, то... придется сложно.
   - Кому?
   - Всем, - он поднимается, опираясь на тяжелый резной подлокотник. И пальцы впиваются в дерево так, что дерево трещит. - Ты же сам ставил сценарий. Верхний город просядет...
   ...жила прорвется, и живая кровь земли, раскаленная, согретая сердцем мира, хлынет в древние катакомбы. Она столкнется с водой реки, и вода вскипит, превращая город в один паровой котел. Камень, не выдержав напряжения, расколется. Он будет крошиться, кипеть, наполняя лаву кремниевыми осколками.
   Река выйдет из берегов, что кипящая вода, что пламя.
   Устремится по улицам.
   И жар иссушит остатки зелени, а дерево вспыхнет. С хрустом просядет земля, и дома рассыплются, словно песчаные фигуры на пляже.
   Люди...
   - Нижний затопит. Возможно, уцелеют окраины. И старые особняки... - Король перешагнул через лилию, рыжее пятно на белом ковре. - Человеческие особняки.
   Он остановился у камина и в свою очередь протянул ладонь. Пламя отозвалось, сплело тонкий хлыст, пытаясь поймать королевские пальцы. Коснулось кружева, опалило ткань, и Король чихнул.
   - Погибнут тысячи...
   - Сотни тысяч, - поправил Стальной король. - Сотни тысяч людей... и не только их.
   - О людях вы не беспокоитесь?
   - Опасный вопрос, Мастер, но беспокоюсь, они тоже мои подданные. И мне крайне не хотелось бы терять их... подобным образом.
   - Но меж тем вы не собираетесь предупредить их об опасности?
   - И вызвать панику? А паника приведет к хаосу. Ты сумеешь призвать к порядку обезумевший город? Я - вряд ли.
   Молчание, и пламя, сорвавшись с королевской ладони, прячется под покровом углей, оно шепчет о том, что уже скоро станет свободно.
   - Мне следует молчать?
   - Верно, Мастер. Превентивный побег лишен смысла, - наконец, произнес король, поднимаясь с колен. - Но это не значит, что мы вовсе не примем мер... к слову, ты не слишком устал?
   Устал, но не настолько, чтобы не выслушать Короля.
   - Хорошо. Будем считать, что ты бодр и полон сил, - Король фыркнул и щелчком сбил с рукава упрямую искру. - Еще летом пансион Ее величества для благородных девиц переведен в Аль-Хайар... матушке показалось, что девочкам будет полезно ознакомиться с особенностями архитектуры альвов... естественно, и Пажеский корпус отправился следом... академия... и младшие курсы псарни... кое-кто из старших. Дети требуют присмотра.
   Аль-Хайар, белый город.
   Мертвый город.
   Осиротевший с уходом альвов.
   Запретный храм и костяная вязь Летнего дворца, выращенного мастером, равных которому не было... и уже не будет.
   - После бала Ее Величество покинут город, отправятся на воды...
   - Зимой?
   - В живые рощи зима не заглядывает, а Ее Величеству следует поправить здоровье...
   - Я вполне здорова, муж мой, - она вошла в кабинет и, оглядевшись, кивнула Брокку. Альгрид из рода Холодного Рубидия, малого, полузабытого и, честно говоря, почитавшегося исчезнувшим.
   - Не спорь.
   - Не буду, - она ответила улыбкой на улыбку.
   Некрасивая, пожалуй. Настолько некрасивая, что сама по себе эта некрасивость выглядит привлекательной. Слишком резкие черты лица, скулы заостренные, тонкий горбатый нос с резными ноздрями, высокий лоб и темные точно углем нарисованные брови. Рот узкий нервный.
   - Решено то, что решено, - она опустилась в кресло, и Король встал за ее спиной, положив руки на покатые плечи. - Мы ведь уедем ненадолго, верно? И, Мастер, я все-таки надеюсь, что вы ошибаетесь. Но если нет, то...
   Руки ее были крупными и лишенными всякого изящества. С крупными ладонями, с длинными, но полными пальцами.
   - Мы сохраним то, что можно сохранить, - сказала Альгрид, разглядывая Брокка. И во взгляде ее, не по-женски прямом, открытом, не было раздражения, но лишь любопытство.
   Дети.
   Подростки. И надо полагать, наследники основных родов, которые сумеют удержать власть. Сын Короля... Альгрид.
   - Вице-король, как меня убедили, достаточно силен, чтобы не допустить войны, - она провела ладонью по косе. Волосы цвета латуни. И металлический же блеск синих глаз. - И достаточно благороден, чтобы мы с сыном чувствовали себя в безопасности.
   От Брокка ждут ответа.
   И обещания молчать.
   - Я не знал, что за Перевалом появился вице-король.
   - Пока нет, - Король наклонился к Альгрид, не поцеловал, но лишь коснулся губами светлых ее волос. - Но появится. Скоро. Оден поймет, что должен сделать, правда, захочет остаться. Многие остаются, хотя далеко не все - добровольно.
   Уйдут дети.
   Женщины.
   И те, кто слишком слаб, чтобы быть полезным. Останутся вожаки и... быть может, совокупной их силы хватит, чтобы сдержать разъяренный взрывной волной прилив.
   - Я успокоил тебя, Мастер?
   - Да. Я... буду молчать.
   - Замечательно. Я рад, что мы правильно поняли друг друга, - Король взял жену за руку, и взгляд ее... у Брокка сердце сжалось.
   Не так давно на него смотрели также.
   А теперь?
   Кэри уйдет, если уже не ушла... в Городе небезопасно...
   - Я объявлю о назначении на балу в честь Перелома. Надеюсь, ты почтишь меня своим присутствием?
   - Разве я могу вам отказать?
   - Не можешь, - легко согласился Король. - Ни ты, ни твоя милая супруга... и еще, Брокк, я по возможности стараюсь не лезть в дела личные, но ты ведь чувствуешь прилив. И лучше чем кто бы то ни было представляешь, чем он может обернуться.
   Альгрид сжимает руку мужа.
   - Мне бы не хотелось, чтобы род твой на тебе прервался.
   От него не ждут ответа, и Брокк молчит. Усталость и вино берут свое. Он смотрит на короля, на королеву, которая появилась вдруг из ниоткуда, некрасивая, но слишком яркая, чтобы ее могли просто не заметить. На их, связанных друг с другом и живым железом, и рождением сына, и чувством, которое Стальной король почитал смешным, не стоящим внимания.
   Изменился ли он?
   Огонь плодит тени, а тени меняют выражение лица, пусть и королевского, смягчая черты...
   ...он выглядит почти здоровым.
   Счастливым, пожалуй.
   И Брокк впервые поймал себя на том, что завидует королю.
   Он не спал, он закрыл глаза лишь на секунду, но секунда, похоже, тянулась слишком долго. И когда Брокк глаза открыл, то обнаружил, что Альгрид исчезла, а в кресле напротив сидит король. Он снял куртку, оставшись в рубашке. Закатал рукава, развязал шейный платок и мятый кружевной воротничок встопорщился... съехали на плечи подтяжки, а мягкие вельветовые брюки измялись. И Брокку было немного неудобно видеть Короля таким, домашним, пожалуй.
   - Долго я? - голос спросонья звучал хрипло, ломко.
   - Не так, чтобы очень долго, - Король держал в руке бокал на длинной ножке. Темное стекло, хрупкое, и темное же вино, которое он не торопится пить. - Но я решил, что лучше тебя не трогать. Голоден?
   Не дожидаясь ответа, Король потянулся к колокольчику.
   Ужин подали на двоих.
   - Мне... пожалуй, стоит вернуться, - Брокк стряхнул оцепенение.
   Низкий столик на колесах. Черный королевский фарфор, и столовое серебро, которое вовсе не серебро, но сталь. Ваза... цветы исчезли, и хорошо, их запах раздражал Брокка.
   Зато появилась серебряная оленья голова, рога которой украшали свечи.
   - Тебе стоит нормально поесть. Или полагаешь, что ужин со мной дурно скажется на твоей репутации?
   Король зажигал свечу за свечой. Пламя легко отзывалось на прикосновения его, и ониксовые глаза оленя оживали.
   - У меня несмешные шутки?
   - Скорее уж я утратил способность шутки понимать, - Брокк сел.
   Голова была тяжелой, короткий сон не принес отдыха, но лишь усилил усталость. Глаза горели, а желудок сводило судорогой.
   Сколько он не ел?
   - Прошу, - Король расправил льняную салфетку с монограммой. - Не стесняйся. И заодно уж договорим. Кстати, настоятельно рекомендую пироги с ягнячьими мозгами... и перепелки сегодня хороши, но перепелку сложно испортить. Бульон выпей...
   Его подали в высоком стакане. Горячий. Терпкий и в то же время слегка сладковатый.
   - Вы останетесь?
   Неудобный вопрос, но Стальной король отвечает сразу:
   - Останусь. Хочешь сказать, что это неразумно?
   Хочет, но не скажет. Наверняка, находились иные советники, куда более достойные.
   - Я был бы плохим королем, если бы отступал. Я сделаю все, чтобы выжила моя семья... другие семьи...
   - Не человеческие.
   - Да, Мастер, не человеческие, - Король глядит на свечи, и в светлых его глазах отражаются десятки огней. - Спрашивай, ты не умеешь молчать. Даже когда молчишь, то молчание получается... чересчур выразительным.
   - "Странник".
   - Сначала доешь.
   Перепелки, которые и вправду сложно испортить. И пироги с мозгами... не так и плохо на вкус, как оно звучит. Седло барашка в клюквенном соусе... стерлядь с черным сыром...
   Брокк ест.
   Король ждет, вертит в пальцах все тот же бокал, и к вину не притрагивается. А потом, отставив, велит:
   - Идем, - Стальной король все еще пользуется тростью, однако хромота его едва заметна, да и сама трость - Брокк понимает это внутренним чутьем - является скорее данью привычке, нежели необходимостью.
   - Огонь возьми.
   И оленья голова, неудобная, тяжелая, оказывается в руках Брокка. Король подходит к гобелену, на котором загнанный тур, накренив могучую голову, готов встречать охотников. И кольцо стальных псов, отрезав зверю путь к побегу, все же не спешит сжиматься.
   Старая картина.
   И старый дворец, строго хранящий тайны. Одна из них встречает Брокка запахом сырого камня и древнего, источенного дерева. Лестница ведет вниз, ступеньки ее круты и высоки. Сполохи огня скользят по неровным стенам. Широкие балки вырастают из камня, словно сдерживая его, желающего сомкнуться, раздавить наглецов, что дерзнули заглянуть на изнанку дворца.
   Ниже.
   И еще ниже. Гулкие шаги. И мягкое касание трости, которая отсчитывает ступеньку за ступенькой. Спуск бесконечен, и все-таки Король останавливается.
   - Надеюсь, нет нужды повторять, что ты ничего не видел, Мастер?
   Брокк кланяется. Он будет молчать.
   Дверь. И высокий порог, за которым вновь ступеньки. И белый свет газовых фонарей, которые вырастают из стен через каждые два шага. Слепят.
   Дышать тяжело.
   Протяжно гудит мотор, прокачивая воздух сквозь узкие трубы воздуховодов.
   - Некогда здесь были подвалы. Королевская тюрьма для... особых узников, которых нельзя было отправить в тюрьму обыкновенную. Мрачноватое место... давно уже не использовалось. И когда встал вопрос о том, где работать со "Странником"...
   ...он стоял на постаменте.
   Почерневший полусгнивший корабль, разобранный на части. Вдоль стены вытянулись останки мачт. И лохмотья парусов повисли на камне гнилыми гобеленами. Остов, деревянный, сохранивший отчего-то цвет белый, костяной, и тем выделявшийся средь черноты. Трехзубый якорь...
   - Обрати внимание, - Король остановился у массивного железного зверя, длинноствольного, заросшего коростой ржавчины. Рядом возвышалась гора из чугунных шаров. - Это, судя по всему, оружие...
   - Огнестрельное оружие, - уточнил господин в грязных миткалевых штанах и шлепанцах на босу ногу. Его рубашка, тоже не отличавшаяся чистотой, была расстегнута, а подтяжки съехали на локти, и господин держал руки согнутыми, словно опасаясь, что если опустит их, то останется без штанов.
   - Мастер, познакомься. Это Вигдор, отец моей дорогой супруги...
   - Огнестрельное, - повторил Вигдор, взъерошив седые коротко остриженные волосы. - И смею вас уверить, шагнувшее куда дальше примитивных пороховых зарядов, которые время от времени появлялись и у нас...
   - Появлялись и?
   - И не получали распространения, - Король сдержанно улыбнулся. Он присел, глядя в узкое, заросшее морской солью и известью, рыло оружия. - "Странник" - гость... опасный гость из иного мира. И привез он опасный же подарок.
   - Которым вы собираетесь воспользоваться.
   Он не стал отрицать, но повернулся к Вигдору, который тихо произнес:
   - В трюме нашли тела... некоторые были погружены в бочки с воском. И сохранились хорошо... настолько хорошо, что, вероятно, удастся выделить возбудителя. Кроме того, имеются и иные материалы...
   Вероятно, речь идет о длинных узких столах, что протянулись вдоль дальней стены. И о коробках, о белых покрывалах и черных костях.
   - Не стоит, Мастер, - Вигдор не позволил приблизиться к ним. - Вы сегодня выйдете в город...
   ...и как знать, не вынесет ли на руках древнюю заразу.
   Присмотревшись, Брокк заметил, что кости, и коробки, и сами столы покрывает жемчужная пленка энергетического колпака.
   Разумная мера.
   - Идем, Мастер. Оставьте эту ношу другим.
   Король вышел в другую дверь.
   - Единственно, придется принять душ. Сам понимаешь, мне бы не хотелось допустить утечку.
   Вода пахла химией. Кожу стянуло, а во рту поселился мерзковатый привкус металла. Одежда, оставленная по другую сторону двери, в предбаннике узком, холодном, была несколько велика.
   - Твою вернут после обработки, - Король затянул шнуровку на рубашке. - И еще, Мастер, если хочешь что-то сказать, то говори. Разрешаю. Пока разрешаю.
   - Вы и вправду... выпустите чуму?
   - Не знаю. Такой ответ тебя устроит? - опершись на трость, Король поднялся. - Эту войну начнем не мы, но... если ей суждено случится, то мы будем воевать. Любым оружием, Мастер.
   - Сколькие погибнут?
   Брокк знал ответ. Тысячи. И сотни тысяч.
   - А сколькие останутся живы? - спросил Стальной король, во взгляде которого была безмерная усталость. - После того, как этот Город поглотит прилив. Сколькие встанут и скажут, что время нашей власти иссякло? Наше время, Мастер. И потребуют уйти вслед за альвами. Боюсь, мы подали дурной пример.
   И без короны, без мантии и порфиры, он выглядел королем, что было страшно.
   - Возможно, я чудовище, но... я буду защищать свою семью любыми средствами.
   Как ни странно, Брокк его понимал.
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"