Дёмина Карина : другие произведения.

Глава 22. Следы войны

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


Глава 22. Следы войны

   Нет, в чем Одена нельзя было упрекнуть - в непоследовательности.
   В отличие от меня.
   Я нервничала. И злилась. И тут же успокаивалась, уговаривая, что, в конце концов, всегда могу отступить. И сама же себе возражала, что вести себя подобным образом - глупость.
   Но при этом ничего не могла поделать.
   Зато ночь прошла без кошмаров, им в том бедламе, который творился в моей голове, определенно не хватило места. И уже от этого становилось смешно.
   Я проснулась на рассвете и выползла из-под тяжелой лапы Одена. Травы кланялись, оседланные росами, костер погас, а на краю поля виднелись белые плесы тумана.
   Оден или спал, или притворялся спящим, я же, присев на корточки, его разглядывала, пытаясь понять, можно ли считать Одена красивым.
   Нет, он определенно лучше того первого моего ухажера, который, если разобраться, и ухажером-то не был, так, сосед и старый приятель, казавшийся мне неимоверно взрослым. И прыщи на лбу не отпугивали, и привычка с важным видом сплевывать сквозь зубы, и уши оттопыренные. Помнится, по лету они обгорали и шелушились.
   Что с ним стало?
   Надеюсь, жив. Возможно, и отцовская лавка уцелела... и теперь уже он, мой приятель, стоит за прилавком, засунув большие пальцы под ремень...
   ...а помимо лавки он унаследовал отцовский рост, склонность к полноте и ранние залысины.
   Определенно, мое воображение на стороне Одена.
   Он большой и сильный... можно ли считать это достоинством? Нет, в том, что касается переноски тяжестей - несомненно, а в остальном? И еще, помнится, старшие девушки, обсуждая кавалеров, советовали смотреть на руки, на то, чтобы средний палец был длиннее прочих... или вот еще смотреть, как он ест.
   Пальцы были правильными, ел Оден много и жадно, а у меня правое ухо зачесалось верным признаком того, что краснею. Надо же... я уже и забыла, что когда-то умела краснеть. Неожиданно самой себе смешно стало. Сижу вот. Любуюсь.
   Думаю о всякой ерунде.
   С востока желтым шаром солнце подымается. И день обещает быть ясным, добрым... чего мне еще надо для счастья? Сама не знаю.
   Я провела мизинцем по его скуле... и по переносице тоже. И вообще, вчера он особо не стеснялся, а у меня тоже интерес имеется.
   А ресницы-то дрожат.
   - Ты не спишь, - я убрала руку, почему-то за спину.
   - Не сплю.
   - Давно?
   Наверное, с того самого момента, что и я.
   - Зачем ты притворялся? - я не обвиняю, мне просто интересно.
   - Чтобы не спугнуть тебя. Если хочешь, я и дальше притворюсь.
   Подумав, я отказалась: это уже совсем не то будет. Да и подниматься пора, самое время путь продолжить, до полудня прилично еще пройти успеем.
   Поле выглядело обыкновенным. Сочные стебли астрагала слались по земле, вытесняя тонкую хрупкую тимофеевку. Слался по земле лисохвост в вуали рыжей пыльцы. То тут, то там проглядывали розовые пятна клевера. И дрок тянул к солнцу уже обгоревшие до черноты ветви.
   Поле выглядело совершенно обыкновенным.
   Кружилась мошкара. Гудели пчелы. И толстый важный шмель пытался усидеть на яркой головке клевера, скатывался и подымался в воздух, раздраженный, но преисполненный готовности добраться до нектара. Меня он рассмешил... да и поле, повторюсь, выглядело настолько обыкновенным, насколько это возможно.
   Вот только границы резковаты, без обыкновенной молодой поросли и малинника, выбравшегося из влажной тени леса, да так и застывшего на самом краю. Стоило приглядеться, и я бы увидела, что некто взял и вписал это поле, раз и навсегда поделив земли между ним и старым кряхтящим осинником. И не будь я так занята собственными мыслями, то обратила бы внимание на эту маленькую несуразность.
   Наверное, обратила бы.
   Но я сделала десяток шагов, прежде чем под ногой раздался такой знакомый хруст.
   - Оден, стой!
   Поздно. Он держался близко ко мне. И чудо, что сам не наступил на сеть. Я слышала, как боль пробуждает ловчие побеги.
   - Не шевелись. Дыши носом. И не глубоко.
   Он не стал спорить.
   Сеть растекалась, живая и голодная, но спросонья она была неуклюжа... на что реагирует? На запах? Движение? Звук?
   Медленно разворачивались хлысты сторожков. И желтые соцветия повисали в воздухе, готовые раскрыться. А если попробовать уговорить... нет, бесполезно. Ее ставил кто-то, кто был много сильней меня. И вряд ли он не предусмотрел возможность взлома.
   Нет, усыпить не выйдет.
   А вот обмануть...
   - Не шевелись, умоляю... - я не могла даже обернуться, но верила - Оден послушает.
   Мне же следовало спешить.
   Закрыть глаза... вытянуть руку, осторожно касаясь стеблей тимофеевки.
   Меня нет. Я ветер. Ветер скользит по верхам, заставляя стебли прогибаться. Волна идет от края до края, и сторожки разворачиваются за ней.
   Теперь назад. Шаг. И замереть. Ветер повернем в другую сторону, и спрячем в нем меня... Одена... нет никого. Просто ветер. Сеть не верит - ей сделали больно.
   Это зверь. На поле появляются звери. Например, косуля. Она пришла... из лесу пришла... и повернула в другую сторону. Я тревожу травы, вычерчивая на них след невидимого зверя. И ловчие лианы тянутся, стремясь опутать косулю.
   Отступаю.
   Зверь ловкий. Игра продолжается. Дальше от нас. Ближе к другому краю.
   Беру Одена за руку.
   Обхожу.
   Двигаться надо медленно, прячась в собственной иллюзии, которая слишком зыбка, чтобы обмануть, но мне еще верят. И ветер путает следы косули. Шаг в шаг. Правильно. Мы одно - я и Оден. Нас здесь нет и не было никогда. Но пробудившаяся окончательно сеть вдруг теряет интерес к игре. Она пока не видит нас.
   До края пять шагов.
   Соцветия сторожков раскрываются, выплевывая облако пыльцы.
   Четыре...
   Скользят лианы, и скорость их возрастает. Мы обнаружены.
   - Беги! - я несусь так быстро, как могу, но Оден движется еще быстрее. Он рывком выбрасывает меня с поля и падает сам, успевая за миг до удара. Зеленый хлыст рвется, задев ближайшую осину. Дерево трещит, и кора отлетает клочьями.
   Сыплются листья и мелкие ветки.
   Я вскакиваю на ноги и снова хватаюсь за Одена, кричу:
   - Дальше!
   У меня получается не выпустить его руку. И не споткнуться, хотя корни сами лезут под ноги. Слышу шелест, но не оглядываюсь, только молю лозу, чтобы на поле не было разрыв-цветов.
   Наверное, лоза мстит за недоверие, поскольку сзади раздаются характерные хлопки.
   И Оден падает, погребая меня под собой.
   Мы катимся... куда-то катимся. Мелькают, мешаясь красками, небо, земля и трава. И острые грани камней пробуют меня на прочность. Падение завершается раньше, чем я успеваю испугаться.
   - Жива? - Оден приподнимается на локтях, позволяя мне вдохнуть, но вставать не спешит.
   Я же не в силах ответить, обняла его.
   Меня трясло, не от потери сил, но от того, что могло бы случиться из-за моей рассеянности. Я ведь видела, как это бывает... поле и сеть, дремлющая, сонная, особенно по осени, по первым холодам. И кто-то уверенно шепчет, что сбежать несложно. Под забором уже сделан подкоп, а охрана отвернется, с ней ведь договорено... и надо попробовать.
   Мама колеблется. А я знаю, что идти нельзя, что там, за забором, смерть. И у ловчих сетей хватит сил, чтобы проснуться. Более того, они теперь остро, острее чем прежде, чуют тепло.
   Но кто прислушается к глупой девчонке?
   И после вечерней поверки пятеро идут на прорыв. Им удается пересечь забор. И псов обмануть. И добраться до закаменевшей полосы, где под тонким слоем льда скрываются зеленые лианы.
   Именно тогда всех выгоняют из барака. Поле освещено, сейчас оно не поле - сцена. И пятеро актеров играют в прятки с зелеными змеями. А те, и вправду медлительные, не торопятся заканчивать игру, оставляя иллюзию надежды.
   И только когда первому из пятерки удается достигнуть края полосы, сеть начинает убивать. Она голодна и ее долго сдерживали, а теперь вот отпустили. И плети опутывают беглецов, давят, рвут... хуже собак. Запоздало, торопливо хлопают разрыв-цветы, но выпускают не пыльцу - игловидные семена, которые, попав на согретую кровью землю, спешат прорасти.
   - Все позади, - Оден, убедившись, что угрозы нет, перекатывается на бок. - Сюда они не дотянутся. Эйо, ты же знаешь, что не дотянутся. Все уже позади.
   Мы лежим на дне яра. Склоны его поросли тонкими хлыстами граба, и молодые деревья клонятся друг к другу, образуя причудливую аркаду.
   На дне сумрачно, влажно и прохладно.
   Безопасно.
   Я уговариваю себя, что безопасно, что лианы, даже самые сильные, не способны выбраться за пределы сети дальше, чем на десяток шагов. А скорее всего вообще нас потеряли.
   Повезло.
   Я цела. Оден тоже.
   Дважды повезло... трижды... и однажды везение иссякнет. Ему давно пора бы закончится... например, в той деревушке. Или еще раньше, во время грозы... в городке, где я подобрала Одена.
   В любом из тех мест, которые остались за спиной.
   - Ты поранилась. Кровью пахнет.
   - Мелочь.
   Ссадины на руках. И щеку, кажется, веткой располосовало. Шею жжет, и все-таки это - ерунда. Могло быть хуже, гораздо хуже. И будет, если я не начну думать головой.
   - Я виновата, - в сумке найдется сухой тысячелистник, если разжевать - вкус премерзостный - то сойдет за повязку. - Я слишком задумалась... зазевалась... и едва нас не убила.
   Кашица не желает держаться на щеке, сползает, и мне приходится подбирать и приклеивать ее снова и снова. А пальцы трясутся.
   Оден молчит. Сказал бы сразу, что думает... но нет же, вежливый.
   И выругавшись, я просто зажимаю царапину рукавом. Пытаюсь встать, но ноги не держат. И Оден приказывает:
   - Сядь.
   Сажусь. Оден обнимает, и сопротивляться сил нет, а мои выставленные локти для Одена - не аргумент.
   - Все ошибаются, Эйо.
   Пускай. Но сегодняшняя ошибка была глупа.
   Мне следовало быть немного более внимательной.
   - Конечно, чем больше опыта, тем меньше шанс ошибку совершить, но все ошибаются, - Оден заставил убрать руку и провел пальцем по ссадине. - Больно?
   Да нет, не очень...
   - И ошибка не твоя. Наша. Я и сам отвлекся.
   Он вытащил флягу и, сунув в руки, велел:
   - Промой.
   Вместо тряпки - сухой белый мох, который остановит кровь не хуже тысячелистника.
   - Мне следовало понять, что поле пахнет немного иначе. Знакомо. Мне прежде случалось сталкиваться.
   Он сам держит моховую губку у лица, и шершавым сбитым пальцем поглаживает щеку.
   - А ты смогла нас вытащить.
   Ну да, осталось меня наградить за достижения... кажется, я произнесла это вслух, потому как Оден рассмеялся:
   - Наградим. Когда выберемся, так непременно.
   Выбираться пришлось в обход и круг сделать приличный, поскольку я не была уверена, как далеко распростираются границы пятна. Можно идти яром, он спокоен и следов вмешательства я не ощущаю. А потом поднимемся и...
   Яр вывел к бело-золотой равнине верхового болота. И я выдохнула с облегчением: не знаю уж по какой причине, но альвы болот не любили, псы, впрочем, тоже. Верно, слишком уж нетороплива, тяжеловесна была эта земля, неподатлива к воздействию.
   И сейчас протянулись под солнцем выгоревшие гряды, спрятались между ними зеленые ковры мочажин. Цвели багульник и болотный мирт, а на кустах голубики зеленели ягоды. Ноги проваливались в моховое покрывало. Звенело комарье... а ко мне возвращалась утраченная было уверенность. Все будет хорошо.
   Я сумею.
   К ночи мы добираемся до сухой земли, и я долго прислушиваюсь к лесу, пытаясь выловить тревожные ноты, предупреждающие об опасности. Но ничего не слышу.
   И в конце концов, решаюсь покинуть безопасную землю.
   Нынешний костер на сосновых сучьях пахнет смолой, я добавляю пару веток багульника, и Оден кривится: запах неприятен, зато гнус отпугнет. Я стягиваю сапоги, насквозь промокшие и, кажется, готовые развалиться, если не сегодня-завтра, то послезавтра точно.
   Они и так изрядно вынесли.
   Разглядываю собственные ноги. Ступни распухли и покраснели от болотной воды. И кожа на пальцах сморщилась. Мозоли старые. Мозоли новые... руки не лучше. И наверное, я ничем не отличаюсь от тех бродяг, которыми полны были дороги... оно и к лучшему, меньше внимания привлекать буду.
   - От Лосиной гривы у нас два пути, - все-таки решения, касающиеся двоих, лучше принимать совместно. - Первый - в обход. Как по мне он безопасней. В предгорьях густые леса и спрятаться легко.
   Ноги вытягиваю к костру, и жар щекочет ступни.
   - Но я не уверена, что мы доберемся до Перевала вовремя. С середины осени леса в спячку впадают. И я слабею.
   - А второй?
   Оден не собирается менять привычек и устраивается рядом. Что ж, так даже лучше, сама бы я не решилась подойти к нему.
   - Через Долину.
   - И чем он тебе не нравится?
   Всем. Там почти нет лесов. Поля, поля и снова поля, земля, разрезанная на лоскуты, и усмиренные реки в сбруе многих пристаней. Города, городки. Дороги.
   Спрятаться не выйдет.
   Однако я не уверена, что прятаться нужно...
   Оден слушает, поглаживая след от ссадины, точно стереть его пытаясь. И я, подавив порыв сбежать, устраиваюсь поудобней.
   - Ваши заняли Долину еще прошлой весной... так говорили.
   И устроили знатную резню.
   Псы долго пытались прорваться через заслоны альвов, а когда удалось, то попросту не сумели сдержать удар. А за линией обороны были даже не городки - деревни и хутора...
   Нет, я не знаю, сколько во всем этом правды, быть может, ее вовсе и нет, а быть может, есть, но не та, что живет в историях, которые разносятся по землям лозы, обрастая жуткими подробностями.
   Наверное, жертвы были. Куда на войне без них?
   Войны больше нет, но есть ли в Долине мир? И если есть, то для всех ли?
   - Год, значит, - Оден ласкает шею, и я запрокидываю голову. - Это много. Достаточно, чтобы навести порядок. И если там действительно встал гарнизон, то нам повезло.
   Ему - возможно.
   Но говорить не хочется. Я закрываю глаза, позволяя себе расслабиться. Его пальцы скользят по горлу, с каждым разом опускаясь все ниже, на волос, на нить, но в этой неторопливости есть своя прелесть.
   Меня, кажется, дразнят.
   - Когда случается прорыв... например, при осаде, - голос у Одена низкий. - То избежать некоторых... инцидентов невозможно.
   Вторая рука оказывается под рубашкой.
   - Война не бывает доброй, Эйо.
   Это я и без него знаю.
   - Но когда территория занята - дело другое. И свои, и чужие должны знать, что закон по-прежнему в силе. И что за преступлением последует наказание. Вне зависимости от того, кто это преступление совершил.
   Ну да... наверное, при нем было именно так. И Оден наивно полагает, что все остальные сделаны по его образцу и подобию. Но спорить не стану.
   Рука подымается. Шершавые подушечки пальцев едва-едва касаются кожи.
   А Оден невозмутимо продолжает говорить.
   - Только так возможно удержать равновесие. Особенно, если ты пришел надолго...
   Он все-таки замолкает и, наклонившись, целует шею. И очень-очень нежно, доверительно, шепчет:
   - Если вести себя иначе, мелкие конфликты обязательно перерастут в крупные... а с ними разобраться куда как сложнее.
   Большой палец вычерчивает полукруг под грудью...
   - Не бойся, моя радость.
   Чего именно в данный момент не бояться?
   - Ты ведь будешь со мной. А меня никто из наших тронуть не посмеет.
   Мне бы его уверенность.
   - Мы просто попадем домой много быстрее.
   Он - точно. Я - возможно.
   - Все хорошо?
   Оден останавливается, позволяя мне сделать выдох. Но это еще не значит, что он позволит уйти.
   - Да.
   Мама бы эти игры точно не одобрила. Папа, скорее всего, понял бы... но больше нет ни папы, ни мамы... и вообще, может статься, никого, кроме Одена, с которым мы, вероятно, расстанемся куда раньше, чем я предполагала.
   Но об этом я думать не стану.
   Не сегодня. Не сейчас.
   И повернув голову, я дотягиваюсь губами до белой шеи, за которую так и не взялся загар. На коже еще вьется узор из шрамов, а на вкус она солона, как те камушки, которые мы собирали на пляже. Тогда нам они казались вкуснее сладостей из лавки найо Руами.
   А Оден вдруг замирает.
   - Скажи, место действительно так уж важно?
   О чем он... ах да.
   - Имеет. Мертвое, как то поле, выпьет меня досуха. А живое - наоборот... и чем больше оно живое, тем больше я смогу взять.
   И отдать Одену. В этом же весь смысл.
   - На Лосиной гриве открываются ключи. Чистая вода. Чистая земля. Она поделится силой.
   Если повезет, я услышу зов. Поэтому Оден прав - сейчас следует остановиться. Но когда он встает и уходит, мне становится обидно почти до слез.
   Все-таки привязалась, глупая Эйо.
   Вместо того чтобы плакать, возвращаюсь к костру, сапогам, уже изрядно продымившимся, но еще мокрым, и обычным ежевечерним заботам. И то - время позднее, а вставать придется с рассветом.
   Чем раньше дойдем - тем оно лучше.
   Возвращение Одена я прозевала. Он двигался совершенно бесшумно, не специально, предполагаю, но в силу привычки. И на сей раз место занял по ту сторону костра.
   - Кажется, я немного переоценил свою выдержку, - это не извинение, скорее уж объяснение. - Эйо...
   Огонь окрашивает его лицо в багряные тона.
   - Если вдруг окажется, что дома тебе... не очень рады, ты позволишь о себе позаботиться?
   - Из чувства долга?
   - Нет.
   Я жду продолжения, и Оден подчиняется:
   - Я хочу, чтобы ты и дальше была со мной.
   - В качестве кого?
   Скользкий вопрос, и ответ очевиден для обоих: в качестве любимой игрушки.
   - Ты хотела дом. У тебя он появится. Ты больше не будешь ни голодать, ни нуждаться, ни подвергать свою жизнь ненужному риску. Если появится желание заниматься чем-либо - я не буду препятствовать. Равно, как если и не появится.
   Чудесное предложение. Вот только тянет вытащить из костра ветку и со всей дури опустить ее на эту светлую голову. Глядишь, в ней что-нибудь и прояснилось бы.
   - А твоя невеста что скажет?
   - Забудь о ней.
   Ну да, где уж даме из Высших обращать внимание на такую досадную мелочь, как я. А мне уж и вовсе по статусу не положено над подобными вещами задумываться.
   И ведь в чем-то он прав.
   Он действительно даст мне дом, такой, который я захочу, и защиту. Не нужно будет прятаться, выживать, думать о том, где и как я проведу завтрашний день.
   Я забуду о голоде.
   И о том, каково это спать на земле, которая начинает подмерзать, чувствуя приближение осени. О затяжных дождях и вечном ознобе, что рано или поздно закончится воспалением легких. О хищниках, не важно, двуногих ли, четвероногих...
   Я получу если не все, что пожелаю, но многое.
   Вот только тошно отчего-то.
   - Если мне будут не рады, - руку от ветки я убрала, поскольку очень уж велико было искушение, - то я просто-напросто вернусь за Перевал. Осяду в каком-нибудь городке поспокойней.
   Если сумею таковой найти.
   Мне ведь уже не страшны будут ни грозы, ни люди, а силы останутся, говорят, их даже прибавляется, немного, но при моих талантах любая кроха важна.
   - Или в деревню подамся... там мои умения пригодятся.
   - Это неразумно.
   Ну да, наверное.
   - Почему?
   Ему действительно важно знать? Похоже на то.
   - Потому что я не смогу жить по твоим правилам. И если уж заводить семью, то настоящую, такую, где я люблю, и где меня любят.
   - А если такую не получится?
   - Тогда буду одна.
   Он молчал минуту или две, а потом тихо произнес:
   - Все время забываю, насколько ты молода.
   И склонна к пустому мечтательству. Знаю. Но реальность и так слишком многого от меня требует, поэтому хочу себе кусочек сказки в личное пользование.
   Пусть бы и совсем-совсем маленький.
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"