Бессонные ночи еще никому не шли на пользу, но Оден держался. Сны были страшней, точнее их не было вовсе, скорее уж ощущение мути, тонкой пелены, за которой перекатываются белые клубы тумана. Он слышал шорох, шелест и томные вздохи. Причмокивания, словно нечто, скрывавшееся в тумане, а быть может, являвшееся самим туманом, живым, из тех, что подвластны Королеве, уже распробовало Одена на вкус. Еще немного и падет хлипкая завеса, тогда...
Во снах он замерзал.
И холод странным образом выдергивал в явь, правда, в ней же оставался.
Оден расхаживал по комнате, всякий раз замирая перед дверью, порой касаясь ручки, но решаясь открыть. Ему нужно было тепло, но не настолько, чтобы о нем умолять.
Пока еще.
Остановившись у стены, Оден уперся лбом в камень.
Он был дома.
В старом поместье. В комнате своей, где ничего-то за пять лет не изменилось. И даже ставни заедали по-прежнему. Но теперь эта неизменность казалась утонченной издевкой.
Виттар стал другим.
И сам Оден.
- Все сложно, правда? - шепот тумана раздавался в ушах, и Оден попытался стряхнуть его. - Ты верил, что стоит дойти и все закончится?
- Почему ты не оставишь меня в покое?
Ей нельзя отвечать. Да и нет ее здесь и сейчас, иначе засекли бы. И выходит, Оден и вправду сошел с ума, возможно, Виттару следовало бы согласиться на лечение...
- Мне казалось, тебе нужно с кем-то поговорить. А лечение убило бы тебя. И не только тебя. Но если ты стремишься умереть, то...
В оружейной комнате великолепная коллекция клинков. И надо лишь решиться.
- Нет.
- То есть, жить ты хочешь? - смешок, и сеть яви дрожит и рвется, пропуская лозы тумана. - Несмотря ни на что?
- Не знаю.
Раньше хотел. Выживал. Цеплялся. Было, ради чего... а теперь вот.
- У тебя была невеста, - напомнил голос.
- И есть.
У него есть невеста.
Оден улыбнулся... у него есть невеста, самая прекрасная девушка в мире. У нее светлые волосы, которые выгорают до рыжины, и кожа, пахнущая вереском и медом. Ее глаза зелены, как молодая трава. А в руках - серебро.
Он сполз по стене и, вытянув руку, коснулся белой взвеси.
- Я тебя не боюсь.
Туман отпрянул.
Оден очнулся на полу. Он видел комнату, почему-то перевернутую. И Эйо. Она сидела на корточках и крепко сжимала его голову.
- Опять? - скорее по губам прочел, чем услышал.
- Все хорошо, - ее руки были восхитительно горячи.
- Я вижу. Ты... кричал.
- Что?
Шевелиться не хотелось. Лежать. Дышать. Смотреть на нее. И согреваться, пусть бы и ненадолго.
- Ничего. Просто кричал. Оден, она... опять к тебе приходила?
- Не знаю. Возможно, я просто сошел с ума. Еще там, в яме... - Оден повернулся, прижимаясь к ее бедру. - Это самое простое объяснение. А самое простое обычно является и самым верным.
- Ты сам в это не веришь.
Эйо хмурится.
- Я уже и сам не знаю, во что верю. Спасибо.
- За что?
- За то, что пришла.
И прежде, чем она снова отвернулась, Оден встал.
- Почему ты молчал?
Не отвернулась. Смотрит снизу вверх, ждет ответа. А Оден и сам не знает, что ответить. Молчал. И молчал бы дальше столько, на сколько хватило бы сил.
Ему не нужна жалость.
А что тогда?
- Там, - Эйо скрестила ноги и ладонями в колени уперлась. - Этот пришел... который интервьюер. И с ним еще двое... ждут внизу и... и они собираются делать дагерротип. А я...
Она провела по бархатным штанишкам, на сей раз светло-желтого оттенка.
- Я не похожа на леди.
- Совершенно не похожа, - согласился Оден и руку протянул. - Ты хочешь переодеться?
- Да... и нет... и вообще, зачем это надо? - а взгляд обреченный.
- Так принято, радость моя. Они не станут задавать тебе неудобных вопросов. А если станут, то отвечать вовсе не обязательно. Поверь, интервью - это не страшно.
Скоро Оден понял, что ошибался.
Их и вправду было трое. Высокий молодой щенок в белом твидовом костюме, который сидел слишком хорошо, чтобы быть купленным в магазине готовой одежды. К костюму прилагались лаковые ботинки с узкими и длинными носами, котелок и монокль на длинной рукояти.
На лице щенка застыло выражение безмерной усталости.
Он покачивал ногой, помахивал моноклем и едва ли не зевал со скуки.
Сопровождающие были попроще, из той репортерской братии, с которой Одену случалось иметь дело прежде. Невысокие, они походили друг на друга не столько лицом, сколько манерами и одеждой, равно недорогой, в меру измятой и ношеной. Репортер глядел на них свысока и брезгливо морщился, словно досадуя, что приходится иметь дело с личностями столь недостойными.
Из Сурьмы паренек, не из первой ветки, но крови сильной. И странно, что такой пошел в газетчики, неужели род не нашел ему лучшего применения?
При появлении Одена репортер поднялся и отвесил небрежный поклон. А вот Эйо уделил куда как более пристальное внимание. Он разглядывал ее нагло и даже оценивающе.
- Забываешься, - тихо произнес Оден.
И мальчишка оскалился притворно дружелюбной улыбкой.
- Гарстен из рода Желтой Сурьмы, - представился он, приподымая котелок. - Несказанно счастлив тому обстоятельству, что именно мне выпала высокая честь...
Он говорил, продолжая пялиться на Эйо. А она сегодня была чудо как хороша. И платье ей шло, только Эйо в этом не была уверена. Она то и дело порывалась расправить складки, пригладить кружево, трогала жесткое шитье. И под этим наглым взглядом совершенно терялась.
- Ближе к делу.
- Конечно... давайте для начала сделаем дагерротип. Будьте добры...
Кресло в завитках позолоченной резьбы. Ваза и непременные розы, без которых, кажется, ни один свадебный дагерротип обойтись не способен. Эйо позволяет себя усадить, но все же хватается за руку и тут же отпускает.
- Все хорошо, - Оден встал рядом и, нарушая неписанный канон, положил ладонь не на спинку кресла, но на белое острое плечико, которое выглядывало из кружевной пены.
Кажется, Эйо вздохнула с облегчением.
- Вы не могли бы... - жест не остался незамеченным.
- Нет.
- В таком случае будьте любезны смотреть вот туда...
Круглый глаз камеры, тяжелый короб которой, казалось, чудом удерживался на трех ножках. И плотная черная ткань, скрывшая дагерротиписта. Его помощник, повинуясь кратким отрывистым командам, что-то сдвигал, соединял, подкручивал...
- И еще раз? Лучше сразу сделать несколько пластин, чтобы выбрать наиболее удачный вариант, - щенку подали черный кофр, из которого он вытащил многосуставчатое тело самописца. - Не возражаете, если я его здесь пристрою? Старая модель, порой глуховата...
Самописец разворачивал тонкие паучьи лапы, покачивался и скрежетал. Успокоился он, лишь получив в зажимы пачку бумаги. Валики из свиной щетины прошлись по листу, стряхивая мельчайшие пылинки, и пики стальных перьев замерли у самой белой поверхности.
- Конечно, перед публикацией интервью пройдет тщательное согласование. Ваш брат особо настаивал на этом.
Разумная мера, когда имеешь дело с репортерами.
Особенно такими.
Щенок злил Одена, пусть бы пока и не пересекая границы дозволенного.
Первые вопросы были обыкновенны и касались исключительно предстоящей свадьбы, но они иссякли довольно быстро. Гарстен пришел не за тем, чтобы уточнить список гостей или нюансы убранства дома. Ему было плевать, чем украсят старое поместье - фрезиями, анемонами или же водяными лилиями.
Оден и сам, признаться, не был в курсе.
- Знаете, многих весьма удивило ваше возвращение, - заметил Гарстен, когда помощники убрали-таки короб камеры. Небрежным жестом он отослал их прочь.
- Чем же?
- Вас считали мертвым.
Монокль описывает полукруг, едва не падает, но эта его неустойчивость - лишь часть игры.
- Ошибались.
Пальцы Эйо поглаживали ладонь, успокаивая.
- Нашим читателям хотелось бы знать, что вы испытываете теперь, по возвращении домой? Здесь ведь многое изменилось. А у вас было не так много времени, чтобы к переменам привыкнуть. Итак, что вы чувствуете?
В мутно-зеленых, болотного цвета глазах появилась искра настоящего интереса.
- Чувствую, что наша беседа несколько затянулась.
- Вас ведь все равно будут спрашивать об этом... и о многом другом, - мальчишка не двинулся с места. - Не лучше ли сказать все и сразу?
- Вероятно, - Гарстен подался чуть вперед. - Вы еще не совсем свыклись с... новой жизнью. Порой ведь требуется время... но с другой стороны та поспешность, с которой вы вступаете в брак не может не удивлять. Да и ваш выбор...
Пальцы на ладони замерли.
- ...чем он обусловлен?
- Моим желанием.
И шансом, отказываться от которого Оден не станет.
- Или волей Короля?
- Одно другому не противоречит.
Он поцеловал ладонь, сегодня показавшуюся просто-таки раскаленной.
Ей тоже плохо.
И надо что-то решать, это затянувшееся равновесие вредит обоим.
- А слухи о вашей болезни, естественно, несколько преувеличены?
- Естественно.
Это не болезнь. Просто холод, туман и голос в голове.
- И все-таки, - Гарстен наклонился ближе, и шею вытянул. Оден видел ее, тощую, передавленную шнурком модного галстука до того, что артерии набрякли и проступили под бледной кожей, - признайтесь, что именно побудило вас взять в жены это... существо.
Шея была не так и далеко.
А мальчишка окончательно потерял край. Он не успел одернуться и только захрипел, когда Оден вцепился в горло. Дернул вниз, заставляя выпасть из кресла, почти позволив встать на четвереньки, но тут же потянул вверх.
Под рукой билось, стучало живое железо.
- Только попробуй, - ласково произнес Оден. - Ты в моем доме. Обернешься и дашь повод себя убить. Поверь, для этого много сил не нужно.
Щенок хрипел, дергался, но мягкие иглы, проступившие в волосах, спрятались.
Значит, остатки благоразумия не утратил.
В болотных глазах плескались ярость и страх. Ничего, такому полезно испугаться.
- А теперь скажи, кто тебя надоумил? - Оден слегка ослабил захват, позволяя сделать вдох.
Вполне вероятно, Одену в последнее время часто об этом говорили.
- Она же... альва...
- И моя невеста, перед которой ты извинишься.
- Их надо... под корень... всех... - Гарстен мазнул рукой по запястью. - Лоза должна умереть. А вы... вы... герой... и женитесь... на ней вот.
В его голосе прозвучала такая детская обида, что Оден растерялся.
Какое им дело до того, на ком он женится?
Род мог бы выказать недовольство, но у Красного Золота есть Виттар.
К счастью.
- Вон из моего дома, - он отшвырнул мальчишку, и тот, отлетев, зацепил столик. Посыпались листы, со звоном покатился самописец, оставляя на паркете чернильные пятна.
А Гарстен, поднявшись на четвереньки, зарычал.
Сдержится?
Его контуры поплыли.
- Эйо, подымись наверх.
Но щенок взял себя в руки. Отряхнувшись, он поднялся на ноги, одернул полы перекосившегося пиджака, и произнес.
- Ты не герой, Оден из рода Красного Золота. Ты предатель. Ты сдал Гримхольд. И всю войну отсиживался под Холмами, лизал Королеве пятки, вот она тебе и сохранила жизнь. А теперь твой бешеный брат тебя спасает.
- Все было не так.
Бесполезно вступать в спор. Щенок просто не понимает. Но ведь он не сам додумался до такого. Значит, велись разговоры...
- Ты предатель, - Гарстен облизал губы. - И позор своего рода. Все это знают. Только сказать боятся.
Я нашла его в саду.
Оден лежал на траве, даже переодеться не подумал, собака бестолковая, так, китель бросил на ветку яблони, пояс расстегнул и ботинки отправил под куст шиповника.
Запрокинув руки за голову, Оден разглядывал облака. И шевелил пальцами на ногах.
- Не помешаю? - я присела рядом.
- Ты? Никогда.
Вдвоем на облака смотреть интересней. Вон то, огромное, похоже на зефирный замок. А за ним конская голова тянется, точно желает отхватить кусок облака.
- Я не предавал, - Оден щурился, и от глаз разбегались тонкие морщинки.
- Я знаю.
- И жалеть меня не надо.
- Не буду. Я просто вот...
Лежу. Смотрю на небо сквозь кружево листвы, наслаждаюсь последним теплом. Скоро осень, а за ней зима. И я стану сонной, неповоротливой.
- Эйо... то, что он сказал...
Было ложью, но боюсь такой, в которую поверят многие.
- Это не случайность, - он перевернулся на бок и попросил. - Не убегай. Нам надо очень серьезно поговорить.
Полагаю, не только о сегодняшнем происшествии.
- Я не мог понять, почему Король разрешил этот брак. Стой, - Оден перехватывает мою руку. - Постарайся выслушать, пожалуйста.
Уже слушала однажды. И помню все прекрасно.
Я не подхожу.
Ни по крови. Ни по положению.
Вообще никак... мне не следовало выходить из тени.
- Эйо, - Оден обнимает меня и держит. - Я не знаю, кого благодарить за это его решение. Вряд ли ты поверишь, но... мне не нужна другая женщина.
Не поверю.
Я и так чересчур доверчивой была, за что и поплатилась.
- Но я боюсь.
- Чего?
- Того, что не сумею тебя защитить.
На его рубашке зеленые травяные пятна. А хвостик развязался и теперь длинные пряди падали на лицо Одена.
- Может, я и сумасшедший, но не глупец. Наш брак... своего рода вызов. И брошен он Королем.
Какая у него шея холодная.
- Я верен Стальному Королю, однако... я понимаю, как мне кажется, что он такое. Любое решение его имеет два, а то и три скрытых смысла.
- То есть?
Я сдаюсь и прижимаюсь к нему, пуская солнечных змей под рубашку.
- Он мог бы вынудить твоего брата отдать тебя. Хватило бы приказа. Ваш род слишком многим обязан Королю. Он мог бы обменять тебя, скажем, на невесту для Брокка, такой крови, которая опять же укрепила бы ваш род. Он мог бы придумать что-то еще, но...
Решил, что Оден должен на мне жениться.
- И до сегодняшнего дня я не понимал, что происходит. А этот щенок... с ним я справился бы, хотя и не сразу, - его подбородок упирался в мою макушку. - Но он - слаб, а есть другие, которые сильнее в разы. В десятки раз.
А у этих других вполне может возникнуть желание поздравить нас с началом семейной жизни.
- Эйо, я действительно заперт здесь. Я не имею представления о том, что происходит за пределами поместья. Мне не дают газет. Охрана, слуги... все, с кем я пытался заговорить, от разговоров уклоняются. Разве что о погоде можно... Виттар, если и рассказывает, то весьма общие вещи. Говорит, что пока не время, что надо подождать. И я ждал. Я понимаю, что эти ограничения не из прихоти. Но всему есть предел.
- И как нам быть?
Если Оден прав...
- Пока не знаю, радость моя.
Нам не позволят свернуть с вычерченного кем-то пути, это я осознаю. Да и не только я. Оден отпускает меня и просит:
- Пообещай, что будешь слушаться. Что бы я ни приказал, исполнишь. Не важно, насколько это будет уместно, как будет выглядеть и... пожалуйста, пообещай.
- Обещаю.
А облака все еще плывут по небу, и ветер размывает очертания зефирного замка, лошадиная же голова и вовсе на куски развалилась.
- Сегодня вечером в деревне будет праздник, - Оден намотал на мизинец прядку моих волос. - Хочешь пойти?
- А можно?
- Скорее всего, нельзя, но... тут наша земля. А я не забыл еще, как сбегать из дому.
- Приходилось?
- Да... уйти удавалось легко, но ни разу не получилось вернуться незамеченным. Впрочем, сейчас розги мне не грозят.
Что? Он и розги...
- Отец был вспыльчив. И на расправу скор. Правда, не могу сказать, что доставалось несправедливо... иногда оно на пользу только.
Я устраиваюсь у него на плече. Хорошо.
И жар, мучивший меня в последние дни, стихает постепенно.
- Эйо, - Оден накрывает мою руку своей. - Ты все еще обижена на меня?
- Нет.
Была. На него. На обстоятельства. На весь мир и сразу. Но все осталось позади. И да, я понимаю, почему он спросил об этом сейчас.
- Мне нужно время...
...он поймет. Когда-то он сам просил меня о времени. О передышке.
- Много всего произошло и... продолжает происходить. Я не сбегу. Я просто хочу во всем разобраться.
Оден молчит. И глаза закрыл, не спит - думает, подбирает слова.
- Ты... - эта просьба дается ему тяжело. - Не могла бы не уходить ночью? Обещаю, что не трону тебя. В последнее время холодно очень. Осень, наверное.
- Конечно.
Осень и голод.
Еще туман, который возвращает ему кошмары. И просьба не нужна. Я сама осталась бы сегодня.
Побег. И огрызок луны, застрявший в паутине облаков. Многочисленные звезды глядятся в прорехи. Блеклое небо, которое наливается чернотой.
И тайный ход через кладовую.
Оден определенно не растерял былые навыки. В кладовой мы задерживаемся. И Оден легко снимает с притолоки кольцо колбасы, которое я засовываю в полотняную сумку. Туда же отправляется вяленый лещ, кругляш темного хлеба, свежий сыр и творог, полагаю, для меня.
- Этой ночью в деревне не спят, - шепотом делится Оден.
Прятаться в тенях легко, и я пускаю по траве ветряную дорожку, которая скользит вдоль ограды. И поместье охраняют, то охрана пойдет следом.
- Выкатывают бочки с молодым сидром, который из первых яблок ставили...
Мы выбираемся за ограду.
Еще не ночь, но уже и не вечер. А Оден тянет за собой, по невидимой тропе.
- И закладывают новые. Днем яблоки разбирают, рубят, давят сок. Это тяжелая работа, и людям нужен отдых. И ночью жгут костры, и пляски устраивают, и еще петушиные бои... там простое веселье, но мне когда-то нравилось.
Я чувствую, как он хмурится, верно, опасаясь, что и этот обычай, должно быть существовавший не одну сотню лет, изменился.
За лугом - лес. И речушка, через которую перекинут горбатый мостик. И я уже вижу рыжие пятна костров на черной шали поля, когда Оден останавливается. Резко.
Ветер тянет по реке. И Оден принюхивается, вдыхая глубоко сыроватый, пропитанный речной сыростью воздух.
- Что?
- Костры, - он разворачивается к лесу. - Костры есть, но...
Следующий порыв ветра заставляет его отпрянуть.
- Идем.
Оден сжимает мою руку так, что кости трещат. И к лесу бежит, а я едва поспеваю следом. Когда же, споткнувшись, падаю, Оден подымает рывком.
- Потерпи.
Терплю.
И он останавливается у массивного старого дуба.
- Забраться сможешь?
- Высоко?
- Как можно выше.
- Оден...
Он подсаживает меня и повторяет:
- Как можно выше. И сделай так, чтобы тебя не было видно.
- А ты?
- Я скоро вернусь.
Не верю.
- Эйо, стая. Чужая. Ее не должно быть. Здесь наша земля, понимаешь? И наши люди.
- Но...
- Я доберусь до поместья. И назад. Все будет хорошо. Пожалуйста, не спорь.
И все же Оден дождался, пока я заберусь на самый верх, туда, где в расколотой молнией вершине осталось орлиное гнездо. Старое, давным-давно брошенное, но для меня сойдет.
Он уходит.
А я жду.
Снова жду... и почти не верю, что Оден вернется. Лежу, впившись пальцами в твердую кору, и тяжелые дубовые листья шелестят без ветра, уговаривая потерпеть.
Терплю.
Пытаюсь верить, но веры у меня почти не осталось. И только безотчетный страх удерживает меня на дереве. В какой-то миг выглядывает луна, и света ее достаточно, чтобы я увидела тени псов, скользящие по-над землей. Белые, словно вылепленные из тумана фигуры движутся бесшумно.
А я перестаю дышать.
Закрываю глаза. Притворяюсь, что меня нет... и сама в это верю.
Оден возвращается на рассвете и не один. Дюжина всадников берет старое дерево в кольцо. Оден же, перебросив поводья, лезет на дерево. Он карабкается быстро, не обращая внимания, что сучья угрожающе прогибаются под его весом.
- Эйо...
- Я здесь, - голос сиплый, и губы пересохли.
И пальцы от коры оторвать не могу, точно вросли.
- Ты в порядке?
Ему не добраться до моего убежища... и не только ему. Псы тяжелее... и редко смотрят вверх.
- Да.
- Сможешь спуститься?
Наверное. Я попробую.
- Осторожно, моя радость... не спеши.
Пытаюсь. Но мне так хочется поскорее оказаться внизу, что я почти поскальзываюсь, почти срываюсь... и очутившись в руках Одена просто-напросто цепляюсь за него.