Дёмина Карина : другие произведения.

Семь минут до весны - 2. Глава 1 -...

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 8.50*32  Ваша оценка:
  • Аннотация:

Глава 1.

   Огонь и вправду оказался честной стихией.
   Ненависть не вернулась, но и пустота, выжженная пламенем, не исчезла. Ийлэ ощущала ее дырой в груди, которую никто больше не видел. Эта дыра не мешала, нет, и порой Ийлэ вовсе забывала о ее существовании, но она... была.
   Меж тем потянулись зимние дни.
   Они походили друг на друга.
   Вернулась кухарка, а с нею конюх и две женщины в черных вдовьих платках. Они скользили по дому призраками, оставляя после себя запах горя и камфоры. Ийлэ сторонилась людей.
   А люди сторонились Ийлэ.
   Она словно не существовала для них. И пускай, главное, что дом больше не мерз.
   Камины.
   И завтраки в гостиной, поскольку столовая слишком велика для троих. Нат и Нани, с которой он возится, будто бы с куклой. Райдо.
   Ийлэ.
   Игра в семью? Почему бы и нет.
   В этой игре есть место книгам и клавесину. Руки Ийлэ неуклюжи, и игра получается неровной, но никто не обращает внимания.
   Обеды.
   Прогулки по двору.
   Ужины... и долгие вечера.
   - Расскажи, - Райдо устраивается на полу, рядом с Нани, которая подобному соседству лишь рада. Она моментально выпускает из рук погремушку и, пыхтя, вздыхая от натуги, пытается развернуться. Руки ее вязнут в толстой шкуре, но Нани упряма.
   - О чем?
   - Не знаю... о чем-нибудь. О городе...
   Для него истории Ийлэ - сказка, и кажется, она сама начинает воспринимать их именно так. Легче становится.
   На сказку нельзя затаить обиду.
   Или злость.
   Ей нельзя отомстить... и проклинать за обман бессмысленно, потому что сказка - это вымысел. И Ийлэ ложится на живот, руки спускает до самого пола, гладкого, вылизанного солнцем добела, дотепла.
   - О городе... давным-давно...
   Райдо фыркает, и Нани заходится смехом, до того ей радостно.
   - Давным-давно, еще до войны... - и улыбка уходит из глаз Райдо. Жаль. Ей нравится смотреть, как он улыбается, пусть бы и радость эта иррациональна, но Ийлэ может себе позволить иррациональность. - В этом городе устраивали ярмарку. Ежегодную.
   - Благотворительную?
   - Конечно... мы собирали деньги для помощи сиротам... или старикам... или вдовам... мало ли... тогда, давным-давно, в мире всегда находились люди, которым нужна была помощь.
   - Они и сейчас остались.
   Ийлэ поморщилась: возможно и остались, но нельзя путать сказку с реальностью, от этого будет больно. А она больше не хочет боли...
   - Мне ярмарки нравились, - Ийлэ проводит пальцем по доске, которая гладкая, но все равно неровная, и ей странно, что одно возможно сочетать с другим. - Я рисовала... тогда у меня получались милые акварели... розы в букете... и нарциссы тоже... а вот с гиацинтами не ладилось. Нет, все было очень точно, но выходили они какими-то ненастоящими, понимаешь? Безжизненными. А розы покупали хорошо... папа делал шкатулки, то есть, не совсем шкатулки, заготовки из дерева, крохотные, такие, которые на два кольца... и замочек с секретом... а мама украшала их раковинами и кусочками перламутра... всегда дюжину для ярмарки...
   - А моя букеты из перьев делает, - признался Райдо. - Красивые.
   И это тоже было неправильно. Нет, не то, что матушка его делает букеты из перьев, но сам факт, что у него где-то там, далеко, имеется мать. И что она участвует в ярмарках... и что сами эти ярмарки существуют с их кукольным театром, лавочниками и коробейниками, палатками, в которых можно увидеть какое-нибудь чудо, непременно рукотворное, но от того не менее волшебное...
   - Мамины шкатулки всегда пользовались успехом, особенно, когда кто-то собирался сделать предложение... их продавали с аукциона, и все в городе знали, для кого... то есть, кто будет играть свадьбу и... и наверное, это ерунда?
   - Наверное.
   Райдо легко соглашаться.
   Он рядом, на полу, перевернул Нани на спину и щекочет, а та дрыгает ногами, пыхтит, не то от возмущения, не то от восторга.
   Весело.
   Хорошо бы, чтобы ей всегда было весело...
   - А в этом году ярмарка будет? - поинтересовался Райдо, позволяя Нани перевернуться-таки на живот.
   - Не знаю. Наверное. Почему нет?
   - Действительно, - он произнес это странно. - Почему нет?
   ...потому, что война закончена.
   ...и еще потому, что город ожил, ему тоже надо затянуть раны, притвориться, будто бы и не было ничего...
   ...потому что последний месяц зимы на излете, и пора ставить земляничный столб...
   - Каждый год, за неделю до начала ярмарки, выбирают королеву... - Ийлэ гладила доску и жмурилась: солнце яркое, близкое такое. - На площади ставят зеленую палатку, а в ней - ящик. Он заперт на три замка и опечатан. В этот ящик каждый горожанин может бросить бумажку с именем девушки, которая достойна надеть корону...
   - И ты...
   - Нет, - Ийлэ покачала головой. - Меня выбирали, но...
   - Но?
   - Отец запретил.
   - Почему?
   - Понятия не имею... но это было странно... Райдо...
   - Да? - он повернулся к ней, уставился... глаза-зеркала с темными зернами зрачков.
   - Ничего, но... у тебя случалось, что вот ты живешь-живешь... все кажется таким обыкновенным, привычным... а потом оглядываешься и понимаешь, что ты многого не видел. Не замечал. Почему так?
   - Не знаю.
   - Он ведь никогда и ничего не запрещал просто так... он был хорошим...
   - Верю.
   - Очень хорошим... замечательным... и меня любил... и маму... а этот случай... ерунда же... титул этот... королева весны... зачем выбирать королеву, если весна почти закончилась? Но обычай... обычаи порой напрочь лишены смысла. А кроме титула положен венок из полевых цветов... его красивым плетут, но все одно это лишь венок. Из полевых цветов. И мантия шелковая... зеленого цвета... - Ийлэ вздохнула, вспоминая, как примеряла ее.
   Не новая, не сказать, чтобы красивая, но такая желанная...
   Мантию подшивали.
   И обновляли.
   И матушка подкалывала ее булавками, ворча, что Ийлэ могла бы подрасти еще немного, тогда бы и шить не пришлось.
   - Он вошел и увидел меня в этой мантии... и побледнел даже... сорвал ее... бросил... он никогда не позволял себе вот так... и на маму накричал... она пыталась сказать, что эта мантия ничего не значит, что это все - не взаправду... а он...
   Ийлэ замолчала, пытаясь понять, почему вспомнила именно этот эпизод.
   - Он сказал, что я и в шутку не должна примерять на себя корону.
  
   Райдо, нестарый ты пень!
   Несказанно рад получить от тебя письмецо. Новости, как выражается моя дорогая супружница, преудивительные и прерадостные. Я охренительно счастливвый узнать, что ты не только не помер, но и не собираешься. Что до остального, то готов оказать тебе всяческое вспомоществление.
   Читал твое письмецо и чухался, что лишайный. А сам знаешь, небось, что шкура моя и задница, которая чует неприятности, никогда не ошибались. Снова ты прав, дорогой командир, в том, что на этакое сокровище желающих найдется, и потому беречь его надобно. За сим шлю тебе людишек из тех, о ком имею надежное ручательство.
   А по весне, глядишь, и сам наведаюсь, погостюю недельку-другую.
   Твой старый товарищ.
   P.S. На свадьбу-то позовешь, извращенец несчастный?
  
   Сложив письмо, Райдо сунул его в нагрудный карман.
   Люди.
   Нет, людей среди них не было, разве что наполовину, а у старшего - не больше четверти чужой крови, и то, эта четверть скорее ощущается, нежели видна.
   Высокий, едва ли не с Райдо ростом. Коренастый.
   Недружелюбный.
   Он озирается настороженно, словно ожидает подвоха и от Райдо, и от самого этого места, в котором ему придется остаться до весны, а то и дольше.
   - Райдо, - Райдо протянул руку, и ноздри старшины дрогнули.
   Чует болезнь?
   Что им рассказали? Вряд ли многое и... и не хочется пускать чужаков на свою территорию, но и нельзя допустить, чтобы усадьба и дальше оставалась без защиты.
   - Гарм, - ответили Райдо и руку пожали.
   Крепко.
   Ладонь сухая. Мизинца не хватает. И на шее Гарма характерный рубец виднеется, который он старается прикрыть, платочек вон повязал желтенький веселенький.
   - Нам сказали, что есть работа, - Гарм говорил медленно, неторопливо, каждое слово пережевывая массивными челюстями.
   - Есть, - согласился Райдо.
   - До весны?
   - Пока да... а там посмотрим. Идти некуда?
   Гарм пожал плечами.
   Значит, и вправду некуда.
   Пенсия? Или просто увольнение? Война окончена, и в армии отпала надобность, во всяком случае, в той, в прежней, куда брали всех. Кто останется?
   Тот, за кем стоит род.
   Или тот, кто удобен. А этот, сразу видно, своенравный. И наверняка, многим успел дорогу перейти. С ним и десяток.
   Идти им и вправду некуда, они не умеют жить вне системы. Но так даже лучше.
   - Задача простая. Охранять поместье и всех, кто в нем живет, - Райдо повернулся к дому.
   Альва наверняка следит.
   И не обрадуется.
   Поймет, конечно, что охрана нужна, но все одно не обрадуется. Сбежит на чердак? Или сразу в башню? После того вечера она стала еще более тихой, задумчивой, чем прежде. Не женщина - тень бессловесная.
   Гарм молча ждал продолжения.
   - Поселитесь в доме. Сами выберете, где именно, места здесь хватает. Сегодня обустраивайтесь, а завтра... завтра съездим в город. Надо проведать старых... знакомых. И еще. Альва моя. Надеюсь, недопонимания не будет?
   - Не будет.
   - И твои люди...
   - Будут вести себя правильно.
   - Хорошо...
   Ийлэ и вправду спряталась на чердаке, естественно, утащила за собой корзину.
   - Не бойся, - Райдо сел рядом, оперся на теплую трубу. - Нам нужна защита, ты же понимаешь.
   - Да.
   - И за них поручился мой приятель... совершенно безголовая личность, но параноик. Ему всюду мерещатся заговоры, поэтому каждого знакомого он проверяет... и этих вот проверил... если сказал, что надежны, значит, так тому и быть.
   - Да.
   - Не веришь?
   Отвернулась.
   Не верит. Точнее думает, что надежны они исключительно для Райдо.
   - Тебе будет неприятно видеть их?
   - Да, - хотя бы не лжет.
   - Потому что они...
   - Да.
   - Но и я, и Нат - тоже не люди... и не альвы.
   - Я знаю. Я... к вам привыкла, - она все-таки подняла взгляд. - Мне опять страшно. Почему, Райдо? Я точно знаю, что ты не допустишь, чтобы со мной... чтобы меня...
   - Обидели.
   - Да... я ведь нужна тебе.
   - Ты сама не представляешь, насколько нужна, - Райдо убрал темную прядку. Волосы у нее отрастали и быстро, темные, гладкие, пахнущие все тем же предзимним лесом, который полусонный, далекий и сказочный. И запах этот дурманил.
   Наверное, он похож на безумца.
   А может, действительно безумен? В конце концов, почему и нет? Ведь если миру позволено было сойти с ума, то и с Райдо станется.
   - Я... я все равно боюсь, - она не отодвинулась, но напротив, оперлась о его плечо. - Я представлю, как выйду, а там... они... кто-то... и не могу.
   - Они к тебе не приблизятся, обещаю. Это просто охрана. Защита...
   Не для нее.
   Она замолчала, просто сидела, положив руку на край корзины, разглядывая лицо спящей малышки.
   На-ни...
   - Мне все равно придется выйти, да?
   - Да, - согласился Райдо.
   - Сегодня?
   - Хорошо бы.
   - А... а если завтра? Я свыкнусь... мне нужно немного времени... сегодня я здесь побуду...
   - Здесь холодно.
   - Ты не позволишь остаться?
   - Не позволю. Страх... это нормально... мы с ним справимся.
   - Мы? - удивление у нее яркое, незамутненное.
   - Конечно, мы... ты и я... сейчас дашь мне руку. Ведь дашь?
   Протянула узкую ледяную ладонь.
   - Вот так... видишь, ты уже здесь замерзла и не надо спорить, - Райдо подул на белые пальцы.
   ...а пальцы пахли...
   ...нет, не лесом, разве что самую малость, скорее водой. Хрустальный аромат родника, что пробился сквозь камень... и еще озера, из тех, что открываются на болотах, синие, бездонные... солнцем немного, прогревшим воду.
   - Мы встанем... - он поднялся и потянул Ийлэ за собой. И та подчинилась. - И пойдем... вот так... корзину мне дай. Вообще надо сообразить что-то... не дело это - ребенка в корзине таскать.
   - Почему?
   - Потому что, - Райдо и сам не знал, почему именно, но, в конце концов, у него какой-никакой опыт в общении с младенцами имелся.
   У него племянники.
   И братца младшего он помнит...
   ...и вообще, он точно знает, что младенцев в корзинах носить не принято, тем более, что этот конкретный младенец растет, и скоро корзина станет слишком мала для него.
   - Мы завтра в город съездим...
   - Мы? - она остановилась и руку почти убрала.
   - Мы, - подтвердил Райдо. - Ты и я. Ната возьмем, а то он скоро сбежит. Молчит, зараза такая, но я же вижу, что о девчонке своей беспокоится. Охрану возьмем...
   - Зачем?
   - Охрану?
   - В город ехать.
   - О! - Райдо не отказал себе в удовольствии поцеловать ладошку альвы. - Ты не представляешь себе, сколько всего нам в городе нужно...
   Нахмурилась.
   - Во-первых, одежда... посмотри на себя! Ты похожа... вот не знаю, на кого ты похожа...
   - На альву.
   - Нет, на альву, конечно, тоже, но на бродячую альву...
   - А я и есть бродячая.
   Райдо хмыкнул: вот упрямое создание, но лучше пусть спорит, чем боится.
   - Ты домашняя альва, - мягко возразил он. - Моя. И я ведь обещал, что буду заботиться о тебе. Обещал?
   Кивнула.
   - Вот. Завтра и начнем. Купим тебе нормальной одежды... и не только одежды. Тебе ведь гребень для волос нужен. Шампунь. Мыло... не спорь, я точно знаю, что женщины кучу всякой ерунды используют... моей матушке это добро ящиками доставляют...
   - Я не...
   - К счастью, да, ты не моя матушка, - Райдо прижал к губам альвы палец. - Но тебе ведь тоже надо... Ийлэ, я хочу, чтобы тебе здесь было уютно. Не на чердаке, в доме. Ты, конечно, упрямая, как ослица...
   - Я не...
   - Упрямая, - он вновь прижал палец. - Но не ослица, согласен. Во-вторых, не ты одна в доме живешь. Нат вон растет... дорастает, точнее, рубашки уже трещат... и мне бы кое-чего глянуть надобно... в-третьих, Броннуин...
   - Нани.
   - ...тоже требуется много чего... пеленки-распашонки... соска... игрушки какие-нибудь... и колыбелька... и вообще я в этом не очень-то разбираюсь, поэтому сама посмотришь.
   - Мне не будут там рады.
   - А мне плевать на их радость, - Райдо провел пальцем по щеке.
   Не отстранилась.
   Не заметила даже прикосновения, а если и заметила, то, верно, не сочла его неприятным...
   - По городу прогуляемся. На почту заглянем, повесим объявление, что прислуга нужна, а то этакими темпами дом к весне так грязью зарастет, что не отмоем.
   - Сюда не захотят идти...
   - Захотят, Ийлэ.
   - Ты не понимаешь...
   - Я понимаю, - он поставил корзину на пол и сам присел, заглянул в зеленющие, неправдоподобно яркие глаза. - Я понимаю, что дом этот считают едва ли не проклятым. И что вас ненавидели, не именно вас, но альвов... я понимаю, что ненавидят и нас, просто на всякий случай... войну начали мы, а пострадали люди. Но еще я понимаю, что война окончена. Нет, послушай, пожалуйста... я это сказал не к тому, что многие проникнутся идеями мира и любви к ближнему. Не проникнутся, я не настолько наивен. Но людям нужна работа... а я готов ее дать...
   Молчит.
   Не верит?
   Почему-то обидно оттого, что она все еще не верит. И конечно, Райдо понимает: ей нужно время, бездна времени, чтобы оттаять хоть немного... она уже оттаяла.
   И не замирает, когда видит его.
   Не следит, за каждым движением, за каждым выдохом, пытаясь уловить момент, когда он занесет руку. А когда заносит, не для удара, но просто забывшись, что она рядом, то не сжимается больше в комок. И наверное, уже этому он должен радоваться.
   Радуется.
   И этому... и ее рассказам... и тому, что она все-таки доверяет, хоть немного, но доверяет, если говорит о прошлой своей жизни. Вот только радость получается горькой.
   Но Райдо с горечью справится.
   Справился.
   - Опять же, прогуляемся... заглянем к шерифу... вдруг да выяснил он чего интересного.
   - Ты... не отступишь?
   - Нет, - он взял корзину и руку протянул, сам нашел ладонь ее, все еще холодную и наверняка пахнущую сладко, водой, - идем... к слову, я тебе не говорил, нет? Мне отписались из конторы. Они своего специалиста по сейфам отправили, вот завтра его и заберем...
   - Там ничего не осталось.
   - Быть может, - Райдо широко улыбнулся. - Но проверить надо же? И вообще, не лишай меня надежды! Я с детства мечтал, что когда-нибудь найду настоящий клад...
   - И как?
   - Нашел.
   Отвернулась. И пожалуй, слишком поспешно отвернулась...
   Сбежала снова.
  
   Псы были чужими.
   Они держались в стороне, сплоченной стаей, которая следила за Ийлэ.
   Ненавидели?
   Презирали?
   Или знали о ней все-все? Псы не спешили делиться знанием. Смотрели издали...
   Райдо представил их по именам, но Ийлэ не запомнила. Она боялась. Страх мешал дышать и думать. Она стояла, оцепенев, не способная пошевелиться, и смотрела на одного... на другого... третьего...
   Старшего звали Гарм, и он разглядывал Ийлэ долго, пристально, а потом вдруг резко отвернулся и сгорбился как-то, сделавшись меньше.
   - Мы будем охранять вас... леди Ийлэ, - сказал
   Ей не нужна такая охрана, но разве Райдо послушает. Вот он, рядом, за руку держит, осторожно, словно рука эта хрупкая невероятно...
   Скалится.
   Зол.
   На Ийлэ? Нет, как только заметил, что она обернулась, успокоился.
   - Прости, дорогая, - теплые губы коснулись виска. - Теперь все хорошо... правда?
   - Да, леди Ийлэ, - Гарм поклонился. - Прошу меня извинить.
   - Конечно.
   Она тоже умеет притворяться.
   Леди Ийлэ?
   Найо Ийлэ... та, из прошлой жизни, в которой столь важны ритуалы приличий. И в ней Ийлэ спрятала правильную маску - отстраненной доброжелательности...
   Кажется, ныне эта маска будет уместна.
   Главное, не потерять ее. Маска держалась, ее хватило на обед, который тянулся невыносимо долго и проходил в тяжелом молчании. Маска позволяла Ийлэ спрятаться.
   Смотреть со стороны.
   Нат, в последние дни раздраженный сильнее обычного, на гостя смотрит недовольно, не давая себе труда недовольство скрыть. А гость в свою очередь разглядывает Ната с явным удивлением, которой Ийлэ не понятно.
   Гость хмурится.
   И удивление сменяется раздражением, причина которого Ийлэ столь же не ясна.
   Райдо вот спокоен.
   Он рядом, не ест почти ничего, и время от времени морщится, замирает, прислушиваясь к себе же.
   Плохо?
   Если так, то не скажет до последнего... ему нельзя было обращаться, а он обращался... и прогулка эта по зимнему лесу здоровья не добавила...
   - Не хмурься, - Райдо накрыл ее руку. - Подумай лучше, что в городе надо...
   В город Ийлэ не хотелось совершенно. Но разве ее желания что-то да значат?
  
   Коляска.
   Надо же, сохранилась. Лак поблек, трещинами пошел... и кожа, которой сиденья обиты были, облезла... и пахнет нехорошо.
   - Проветрить надо было бы, - Райдо коляску осматривает пристально, и в какой-то момент останавливается, согнувшись, прижав руку к животу. - Проклятье... все нормально, забылся просто... когда тебе хорошо, то быстро забываешься, а оно вот... напомнило.
   - Дай, - Ийлэ взяла его за руку, и ладонь раскрыла, провела сложенными щепотью пальцами, вслушиваясь в тело.
   Живое.
   Сердце бьется ровно. Легкие работают. Кости... мышцы... и тонкими нитями в них прорастает беспокойный разрыв-цветок.
   - Да ничего...
   - Ничего, - оборвала Ийлэ.
   Он почти спит, и надо немного... если сейчас, то немного... и завтра... день ото дня просто поддерживать этот сон.
   - Спасибо, - Райдо смотрел сверху вниз.
   Шапку не надел.
   Он и тогда без шапки уехал. Как не мерзнет-то? У него ведь голова лысая...
   - А почему ты... - Ийлэ не без сожаления выпустила руку и коснулась своих, отрастающих, волос. - Не отрастишь?
   - Страшный?
   - Нет.
   - Страшный... ну... как попал в больницу, так и обрили... и потом тоже так легче. Не мне - докторам... надо как-то гной спускать, и вот...
   Какой-то неправильный разговор.
   Гной. Болезнь.
   - Забудь, - говорит Райдо с какой-то неловкой улыбкой. - Нам пора... и ноги укрой, замерзнешь.
   Он помог забраться в экипаж, и ноги укутывал толстенной медвежьей шкурой, которую Ийлэ совершенно не помнила, а если так, то шкуру эту Райдо с собой привез...
   Нат принес кирпичи, обернутые толстой тканью.
   И корзинку с едой.
   Шаль. Пару одеял...
   - Я за ними присматриваю, - он косится на Гарма, который наблюдает за этими сборами с ухмылкой. - Не бойся. Я не позволю им тебя обидеть.
   - Почему?
   Он ведь и сам не любит Ийлэ, хотя, пожалуй, уже не желает ее смерти.
   - Потому что ты теперь со-родич. Райдо поклялся тебя защищать. И я тоже должен.
   Наверное, если поклялся, тогда да...
   Со-родич.
   Глупость какая. Она ведь альва, а Райдо... Райдо просто хочет жить.
   - Воротник подними, - проворчал Нат. - А то продует...
  
   Заснеженный тракт и ветер в лицо. Небо синее, яркое, солнце на нем сияет медной бляхой, и свет его, отраженный алмазной пылью наста, слепит. Ийлэ закрывает глаза.
   И открывает.
   Глотает холодный воздух, сама себе удивляясь, что вот она, живая, сидит в коляске, едет в город... и вместо страха, того, который мешал думать, испытывает странное предвкушение.
   ...отец вывозил перед ярмаркой.
   ...и на саму ярмарку. Собирались с утра, и Ийлэ целую ночь не спала, даже когда выросла. Смешно, тогда она себе казалась неимоверно взрослой, умудренной опытом... на самом деле... на момент последней поездки ей только-только пятнадцать исполнилось.
   ...а потом ярмарки отменили, наверное, некому стало веселиться. Но лучше не вспоминать плохое, пусть останется там, в прокопченной чаше, где недавно пылало пламя. Если вспоминать, то о хорошем, например, о том, как не спала, ворочалась, гадая, как именно оно будет, хотя и знала - так же, как в прошлом году, и в позапрошлом, и за год до того... все предопределено...
   Глухой бой старых часов.
   Далекие шаги - прислуга встает рано... и томительное ожидание, когда Ийлэ почти готова вскочить, бежать, как есть, босиком, к маме или отцу... поторопить их...
   Но нет, она ведь взрослая уже.
   А взрослым дамам надлежит проявить терпение. Терпение - это похвально...
   ...Ийлэ терпит. И встает ровно в восемь, чтобы позвонить Милли, которая является незамедлительно. Эта часть утреннего ритуала с омовением накануне ярмарки неуловимо изменяется.
   - Ты тоже пойдешь? - Ийлэ спрашивает шепотом, хотя нет никакой тайны в том, что прислуга отправится в город.
   В доме останется лишь старый дворецкий, слишком серьезный, чтобы участвовать в подобных забавах, так он говорил, но Ийлэ ему не верила. И жалея дворецкого, привозила ему засахаренные орехи или вот глазурованные яблоки... или еще что-нибудь...
   ...были сборы.
   ...и завтрак. Ощущение суеты, которая скрыта, поскольку дворецкий строго следит, чтобы распорядок дня не был нарушен, но при все его серьезности он не способен справиться с духом грядущего праздника...
   ...дорога...
   ...пара лошадей взбивает копытами белый снег. Мама прячется под зонтиком, вздыхая, что день слишком уж солнечный, а зимнее солнце - опасно для кожи. Впрочем, ее ворчание привычно. А отец вот улыбается, его радость безусловна и заразительна.
   Ийлэ улыбается в ответ и вновь забывает о сдержанности.
   Сегодня можно. Ярмарка - это ведь хороший повод ненадолго отступить от правил...
  
   Город начался с дыма. Запах его, по-осеннему пряный, Ийлэ ощутила задолго до того, как раскололось льдистое зеркало горизонта.
   Город появился чернотой, пятном, которое расползалось, меняя форму. Уже не черное, но бурое, грязное какое-то, оно вызывало одно желание - стереть, и Ийлэ даже представила, что город вдруг исчез. Почему и нет?
   Провалились в сугробы низенькие дома окраин, широкая мощеная дорога... и площадь... и трехэтажный синий особняк мэра... и прочие особняки, менее роскошные и неуловимо похожие друг на друга...
   А следом за ними - лавки... и кофейня, и кондитерская... булочная... лавка мясника, которую матушка обходила стороной из-за запаха... цветочный магазинчик, где можно было записаться в заказ... матушка любила подолгу перелистывать каталоги, обсуждая с престарелой найо Эллис новые сорта...
   ...и сама бы найо Эллис провалилась...
   ...а с нею - и найо Арманди... доктор, Мирра...
   Ийлэ заставила себя выдохнуть и разжать кулаки: похоже, что ненависть не так-то просто сжечь, как ей казалось.
   Не думать о них... а о чем тогда?
   О том, что город не стал чище... и дома прежние, и улицы, и люди, надо полагать, остались те же... Райдо придержал лошадей и оглянулся:
   - Ты как?
   - Хорошо, - Ийлэ подняла воротник шубы, раздумывая, не спрятаться ли под медвежью шкуру?
   - Врешь ведь.
   - Вру.
   Не хорошо, но и не плохо. Странно немного... и страшно еще, потому что смотрят... останавливаются, провожают взглядами, что коляску со старым гербом на дверцах, что сопровождение ее... и взгляды эти отнюдь не дружелюбные.
   Райдо остановился у гостиницы, сам спрыгнул с козел, потянулся, признавшись:
   - Не привык я так... верхом вот - дело другое, а тут сидишь, трясешься. Всю задницу отбил.
   Он протянул руку Ийлэ, помогая спуститься.
   - От меня не на шаг, - сказал, глядя в глаза. Ийлэ кивнула: не отойдет. Только Райдо не поверил, взял за руку, стиснул легонько, ободряя. И тут же нахмурился. - У тебя руки холодные. Почему?
   - Замерзли, наверное.
   Райдо лишь головой покачал и, бросив поводья мальчишке-конюшему, велел:
   - Распряги... и вечерочком, часикам этак к пяти, запряги вновь. А мы пока погуляем...
   Он и вправду гулял, неспешно, озираясь с немалым любопытством.
   - Я здесь был, когда только приехал, но... честно говоря, помню мало, - признался Райдо. - Я тогда не просыхал практически... хоть как-то спасало.
   Держал он Ийлэ по-прежнему за руку, и наверное, со стороны это выглядело странно.
   - У мэра точно были... еще речь читал, такую занудную-занудную... а потом еще вечер с танцами устроил... у меня потом наутро голова болела... нет, все остальное тоже, но в кои-то веки голова особенно... выделилась.
   Смотрели.
   День ведь... первый час... самое время для прогулок... и гуляют многие...
   Люди.
   Просто-напросто люди... Ийлэ знакома с ними... была знакома, но какое это теперь имеет значение? Ее не видят.
   Странное чувство, как будто ты есть, но в то же время тебя и нет... и не только ее, нет Райдо, который слишком велик и грозен с виду... и еще лицо шрамами расчерчено. И наверняка сегодня вечером за чаепитием Литературного кружка будут обсуждать, до чего неприлично показываться на люди с таким вот лицом... а на внеочередном собрании клуба цветоводов пройдутся по одежде...
   ...и по наглому поведению Ната, который шел, глядя исключительно себе под ноги...
   ...и по охране... приличным людям охрана не нужна.
   Наверняка, обсудят все, не упустив ни одной мелочи, вроде истоптанных сапог Ната или латок на рукавах старой его куртки, вот только про Ийлэ не вспомнят.
   Или вспомнят, но... о таких как она в обществе говорить не принято.
   - Какие странные люди, - Райдо проводил парочку леди, которая, не имея иной возможности избежать неприятной встречи, перешла на другую сторону улицы. - Они меня боятся?
   - Нет.
   - Тогда...
   - Это из-за меня, - Ийлэ не выдержала и оглянулась: смотрят. Молча. С... ненавистью? Или ей лишь кажется, что с ненавистью... конечно, кажется, люди далеко, вот она и придумала себе... за что им ее ненавидеть?
   Такие как она достойны лишь презрения.
   И отвращения.
   - Из-за тебя? - Райдо остановился и тоже оглянулся, пожал плечами. - Хренотень какая... полная... Нат, не слушай. Хренотень - это плохое слово...
   Нат хмыкнул, показав, что этакую попытку воспитать его оценил.
   - И вообще, какого... ты за нами плетешься. Помнится, у тебя здесь дела имелись.
   Он склонил голову на бок.
   - У гостиницы ждать буду, - буркнул Райдо. - Не опаздывай... и это... купи девчонке чего-нибудь, а то знаю тебя, так и попрешься... герой...
   Уговаривать Ната не понадобилась.
   - Полетел... он хороший парень... серьезный. Я вот в его годах таким раздолбаем был, что и вспомнить страшно... не одну девку... - Райдо осекся, разом посерьезнев. - Не подумай, что я... я не насильник. И не соблазнитель. И вообще... если знать, где гулять... чтобы нравы попроще... а этот вперся, подавай ему докторову девчонку... ладно, хрен с ним с Натом, пусть гуляет, лишь бы не вляпался ни во что... Идем.
   Ийлэ идет.
   И спину держит прямо, как учили, даром, что корсета нет... и подбородок задирает, примеряя очередную маску. Притворное спокойствие?
   Легкое презрение.
   Снисходительность.
   В конце концов, какое им с Райдо дело до людей?

Глава 2.

   - Эй, парень, куда спешишь? - окликнули Ната, и он понял, что попался.
   Дурная была идея - срезать. Местные переулки, тесные, узкие, что норы, выгрызенные в деревянном теле города, были удобны для таких вот, внезапных, встреч.
   Нож лег в руку.
   - Погоди... не нервничай, не трону... я поговорить с тобой хочу, - человек сидел на широком подоконнике и разглядывал плеть, хорошую, витую, с жесткой рукоятью и ременной петлей на ней.
   Он появлялся в доме.
   Нат помнит.
   Имя тоже, хотя имена людей он предпочитал не запоминать, но этот был особенным. От него несло кровью и еще опасностью, и запах этот тревожный разбудил живое железо.
   - О чем? - Нат заставил себя успокоиться.
   Он сильней.
   Если бы людей было несколько, тогда да... а от одного беды не будет.
   - О делах семейных... присядь куда-нибудь.
   - Куда?
   Две стены. Слепые окна, укрытые за ставнями. Старая вывеска, залепленная снегом. И что написано - не разобрать, да и нет в том нужды.
   - А куда-нибудь... я и вправду мирно поговорить хочу. Вот, - Альфред убрал плеть и руки поднял, продемонстрировал раскрытые ладони, белые, мягкие.
   Женские какие-то.
   - Ты сейчас к Нире идешь, верно?
   Нат кивнул.
   Врать без особой на то необходимости он не любил, тем более в ситуациях, когда намерения его ясны.
   - Не стоит.
   - Почему?
   - Ты же не хочешь ей навредить?
   - Нет.
   - И я так подумал, что не хочешь... вы странные, на людей похожи, а все равно не люди... я слышал, что твой хозяин...
   - Райгрэ.
   - Какая разница? - Альфред разглядывал Ната, не скрывая любопытства.
   - Большая. Райгрэ - вожак, а не хозяин. У меня нет хозяина. Я свободный.
   - У всех есть хозяева, как их не называй, но мы ведь не о том, верно? Все же присядь, беседа - дело небыстрое.
   Нат оглянулся.
   Переулок был пуст.
   Ловушка? Не похоже...
   - Почему мы говорим здесь?
   - Потому что я не хочу, чтобы обо мне пошли нехорошие слухи... я очень забочусь о своей репутации... и о репутации отца... и вообще, политика - дело такое... правая рука зачастую не знает, что делает левая.
   - И какая ты сейчас?
   - Обе, - ответил Альфред. - Я хочу тебе помочь.
   - Почему?
   - Потому что тогда ты мне будешь должен. И когда я попрошу об ответной услуге, ты в ней не откажешь.
   Человек улыбался.
   - Я не предам Райдо.
   - Боже мой, как плоско вы все мыслите, - Альфред спрыгнул с подоконника и пнул снежный горб. - Скажи, я похож на идиота?
   - Не знаю, - честно ответил Нат. - Я не настолько хорошо с тобой знаком.
   - Вопрос был риторическим. Дело вот в чем, парень... я никогда не прошу у людей того, что они не могут мне дать... к примеру, вот попросил бы я у тебя, скажем, дом поджечь...
   - Зачем?
   - Мало ли... жизнь - она такая, никогда не знаешь наперед, что в ней пригодится. Так вот, попроси я тебя о таком, ты же не подожжешь дом, а прямиком отправишься к своему драгоценному райгрэ с докладом. Так ведь?
   Нат подумал и кивнул: он и вправду поступил бы именно так.
   - Поэтому и говорю, что от людей надо требовать по возможностям их... и от нелюдей тоже. Итак, тебе интересна Нира. И ты сейчас собираешься героически пробраться в дом доктора, чтобы встретиться с возлюбленной...
   - Но хочу тебя разочаровать. Начнем с того, что прошлая твоя прогулка не осталась незамеченной... и как сам понимаешь, в благородном семействе случился маленький скандал, - Альфред постучал рукоятью плети по бочке, и та отозвалась гулким тяжелым звуком. - Ладно, не такой уж маленький. Все же на кону репутация дочери...
   - Я на ней женюсь.
   - Экий ты быстрый. Кто ж тебе позволит-то? Моя дорогая будущая теща категорически против этого брака.
   - Почему? У меня есть деньги. И я...
   - Не важно, - Альфред прервал Ната взмахом руки. - Даже если ты всю улицу перед домом золотыми монетами вымостишь, Ниру тебе не отдадут. Раненое женское самолюбие - страшная вещь... Ниру отослали.
   - Куда?
   - К тетке... не волнуйся, это недалеко. Я покажу и даже провожу. На твою удачу, тетушка Ниры куда более реалистично смотрит на мир, а ко всему матушку ее недолюбливает. Поэтому чинить особых препятствий вашим встречам не станет. Единственное, тебе придется быть осторожным.
   Нат кивнул.
   Тетка?
   Поместье за городом? Это хорошо. В городе слишком много любопытных, и сложно было бы сохранить тайну...
   - Вижу, ты все правильно понял, - Альфред оскалился. - А в дом доктора не суйся. Там тебя ждут.
   - Я не боюсь.
   - Не бойся, верно, но подумай. Чужой дом, в который ты проник тайно. А если еще покалечишь кого, отбиваясь, то... ты один раз уже побывал за решеткой. Не нарывайся снова.
   Что ж, за это предупреждение следовало поблагодарить. И Нат поклонился.
   Наверное, можно было уходить. Альфред сказал все, что собирался сказать, но тогда почему сам он не спешит исчезнуть? Ему ведь проще. Он знает этот город, каждый его растреклятый закоулок, как знает и людей с их слабостями и притворной силой.
   Он привык играть.
   Нат, быть может, и не великого ума, но и не совсем, чтобы дурак. Альфреду нравится играть? Определенно. И он даже решил, что Нат теперь - одна из его игрушек, которых у Альфреда множество. Не люди, послушные куклы на нитях неисполненных обещаний.
   - Чего ты хочешь? - Нат обошел человека, он ступал медленно и осторожно.
   - Сейчас?
   Альфред наблюдал за ним.
   - Вообще.
   - Власти.
   Честен. У лжи острый запах, пусть люди и отрицают его существование.
   - Видишь ли... Нат... - Альфред оперся на стену, и ногу выставил. Руки сложены. Плеть повисла бессильно. И человек словно бы забыл о ней, как и об ином оружии. Замер. Глаз с Ната не спускает. Улыбается. - Ничего, что я по имени?
   - Ничего.
   - В конце концов, мы в чем-то близки... мне адски скучно в этом городке. Никчемный он, - Альфред демонстративно зевнул. - Из всех развлечений - охота...
   - И за кем здесь охотятся?
   - А кто за кем... за девками... за прибылью... порой и просто за зверьем выезжают. Но главное, что я хочу отсюда выбраться.
   - Что мешает?
   - С одной стороны - ничего... с другой... ну уеду я? И кем буду? Провинциальным парнишкой? Здесь я - человек известный... сын мэра... друг шерифа... доктора... и многих иных уважаемых людей. Перспективный юноша с хорошими манерами, - он говорил об этом с улыбкой, которая неимоверно Ната раздражала. - Здесь меня знают и любят... в большинстве своем любят. И я пытаюсь получить от этой любви дивиденды... Не понимаешь?
   Нат покачал головой.
   А ведь не лжет Альфред. Ему и вправду скучно и, пожалуй, не с кем поговорить, чтобы начистоту. И Ната он считает если не приятелем, то... должником?
   Верно считает.
   - Я хочу стать мэром... - Альфред присел и зачерпнул горсть легкого снега. - Как папочка. Такая милая детская мечта... для начала мэром... а там... видишь ли, вас ведь немного осталось. Раньше были псы и альвы, и люди, конечно, о которых изредка вспоминали. Потом псы затеяли войну и альвы ушли из мира. Вы остались, это да, но реальность в том, что и до войны вас было немного. А теперь и вовсе... освободились места у власти. И если раньше людям дозволялось управлять... скажем, такими вот городишками, как этот, то теперь... теперь открылись совершенно иные перспективы. Конечно, в ваш совет нас не пустят, но... как знать, быть может, позволят создать собственный.
   Нат пожал плечами: ему было совершенно все равно.
   - Не интересный ты, - покачал головой Альфред, ссыпая снег с ладони. - Реальность в том, что ваша война перекроила весь этот мир. И вам рано или поздно, но придется считаться с людьми. И я хочу подготовиться... заручиться поддержкой...
   - Нашей?
   - И вашей тоже. К сожалению, я несколько неверно оценил твоего... вожака. А исправить первое впечатление крайне сложно, но мы постараемся?
   - Мы?
   - Мы, Нат. Ты и я... подумай сам. К чему тебе ссориться со мной? А мне ссориться с вами? Напротив, я готов помогать во всем... скажем, если вдруг у тебя возникнет желание заключить брак с Нирой, то... в магистрате тебе просто-напросто откажут этот брак зарегистрировать. А отец мой в жизни лицензию не выпишет, не захочет ссориться с Арманди...
   - Я могу уехать в другой город.
   - Верно. А доктор - отбить оптограмму и обвинить тебя в похищении дочери. Нат, не злись, это все теория... практика же в том, что я могу уладить эту ситуацию мирным путем. Мне ни к чему конфликты в моей семье... видишь ли, - теперь Альфред разглядывал собственные ногти и с преувеличенным вниманием, - Я собираюсь жениться на Мирре...
   Он поморщился, очевидно, мысль об этом браке не доставляла ему особой радости.
   - Стервочка, конечно, но из правильной семьи... а правильное происхождение заставляет закрыть глаза на некоторые недостатки невесты...
   - Такие, как привычка подливать яд?
   - Не яд, но снотворное. Разница существенная... но эта выходка и впрямь была глупой. Надеюсь, я сумел донести до Мирры свое недовольство... важна даже не она... и не матушка ее... к слову, когда-то она сбежала из дому по большой любви... что от этой любви осталось? По мне так хороший расчет куда верней. Дед Мирры - весьма уважаемый промышленник. И сколь знаю, война лишь приумножила его состояние. А заодно унесла жизнь двоих сыновей... не смотри так, я к этому точно не причастен. Сейчас у старика нет иных наследников, кроме Арманди...
   Альфред замолчал, но молчание это продлилось недолго:
   - А еще он славится своей нелюбовью к таким как ты... и если Нира выйдет за тебя замуж...
   - То наследства не получит?
   - Верно.
   - У меня есть деньги.
   - И замечательно. Я очень за тебя рад... у меня тоже они есть, но когда собираешься сунуться в политику, денег мало не бывает... я собираюсь жениться на Мирре и примирить ее с дедом. Полагаю, он оценит выбор старшей внучки... я умею производить нужное впечатление.
   В этом Нат не сомневался.
   - Соответственно, с одной стороны поддержка мне обеспечена... а с другой... хватит, если мешать не будут. Твой... вожак, полагаю, имеет некоторый вес среди своих. И оказав услугу тебе, я окажу услугу и ему. И соответственно, могу рассчитывать на ответную любезность. Вот как-то так.
   Альфред не лгал, во всяком случае, не так, чтобы ложь эту Нат мог ощутить. Однако Нат не был настолько глуп, чтобы поверить, что этот человек полностью откровенен.
   Он из тех, кто умеет играть со словами. И нынешняя откровенность - часть игры.
   - Вот как-то так... - Альфред развел руками. - Мне не нужны враги.
   - Я передам Райдо.
   - Это было бы замечательно... это было бы просто чудесно... - Альфред отступил к стене, освобождая проход. - Тебе лучше вернуться на площадь. И еще, Нат... в качестве бесплатного совета... дружеского, раз уж мы с тобой почти друзья... не стоит относиться к людям снисходительно. Они куда опасней, чем кажутся.
   Наверное, и за этот совет можно было бы сказать спасибо.
   Но Нат промолчал.
  
   Спину надо держать прямо.
   Плечи расправлены.
   Живот втянут.
   Надо сосредоточиться на этом, на осанке, на походке, на погоде и снежинках, которые кружатся, оседая на старой куртке Райдо... и на куртке, пожалуй, тоже можно сосредотачиваться, на потертости кожи, на швах и грубых нитках, которые выглядывают. На том, что нитки эти лоснятся... и куртку Нат поутру натирал воском, отчего к коже приклеился слабый медовый аромат.
   Главное, он успокаивал.
   И не было мира дальше этого треклятого рукава. Самой руки, за которую Ийлэ держалась, страшась заблудиться. Она знает этот город хорошо, но он изменился.
   Улица прежняя.
   И мостовая... и аккуратный тротуар, вымощенный квадратной плиткой. И дома... и витрины магазинов, за которыми прячутся тени-манекены.
   Они тоже смотрят на Ийлэ.
   Следят.
   Не одобряют.
   Падшим женщинам не место здесь, не на площади, не на главной улице, единственной, пожалуй, вымощенной этой растреклятою плиткой, которую выписывали и доставляли подводами. Падшие женщины обитают на окраинах, в деревянных домах-ульях, где им самое место.
   - А здесь? - Райдо остановился у очередной витрины. - Поглянь, какое платье нарядное. Тебе пойдет.
   Винный бархат и золото.
   И пожалуй, в прежней своей жизни Ийлэ с удовольствием бы примерила этот наряд, позабыв о том, что девушкам не пристало носить столь вызывающе яркие цвета. Но купила бы все одно что-нибудь попроще... у найо Грэма нашлось бы. У него всегда находилось именно то, что было по вкусу Ийлэ.
   ...очаровательное платьице из кисеи... все оттенки зеленого, от полупрозрачного-листвяного, до темного, тяжелого даже...
   ...и другое, шерстяное, цвета кленовых листьев, и листьями же расшитое.
   ...и мамино, темно-синее, почти траурное, но слишком откровенное, пожалуй... ей к лицу темные тона, и найо Грэм говорит то же. И смотрит так, с прищуром, выискивая недостатки наряда.
   Его платья должны быть совершенны.
   - Нет, - Ийлэ отступила от витрины.
   - Почему?
   Потому что... потому что найо Грэм - лучший портной в городе, а поговаривали, что прежде он держал модную лавку в Аль-Ахейо, но переехал, и вовсе не потому, что дело его прогорало...
   А почему?
   Тогда это казалось неважным. Теперь Ийлэ точно не ответят.
   - Ясно, - Райдо решительно толкнул дверь. - Прошу вас, леди...
   И в спину подтолкнул легонько.
   Порог здесь высокий.
   Пахнет свежей хвоей и еще корицей. Мелом. Тканью. И слегка - розовой водой...
   День, но газовые лампы горят, и в лавке светло, пожалуй, слишком светло, и от этого света Ийлэ прячется за псом, который застыл, вертит головой, осматривается.
   Обыкновенный магазин.
   Конторка. Стойка. Зеркала. Их много и в них отражаются, что газовые лампы, что манекены.
   - Вот, это тоже, вроде, ничего, - Райдо совершенно невежливо тычет в деревянного болвана, на которого надели домашнее платье. - Тепленькое. Как раз для зимы.
   Платье хорошо.
   Темно-зеленая шерсть, отделка желтым кантом. Два ряда крохотных пуговиц, обтянутых желтым атласом. Рукава свободные, но с широкими манжетами. Воротник-стойка.
   - Примеришь?
   - Господа, рад вас... - найо Грэм осекся.
   И нахмурился.
   Невысокий, он за прошедший год стал, кажется, еще полней, хотя и прежде не отличался особой стройностью. Человек-шар, обтянутый темно-красным бархатом.
   Он любил яркие цвета и еще кружево, и этим своим пристрастиям не изменил.
   Кружевные манжеты.
   Кружевной воротник.
   И кружевной платок в тонких детских пальчиках.
   Он смотрел на Райдо снизу вверх, с недоумением и обидой, которая столь ярко читалась на круглом его личике, что у Ийлэ возникло ощущение, что эта обида - тоже маска.
   - Нам платья нужны, - сказал Райдо, наклоняясь к человеку. - Вот это, зелененькое, возьмем. И красненькое тоже. И еще надо... домашних парочку. Для начала. Амазонку приличную. Дорожное платье. Вечерних...
   - Платья? - беспомощно переспросил найо Грэм.
   - Платья, - подтвердил Райдо. - Всякие. Ну и чего там к платьям надо... чулки, подвязки, подъюбники... нижние рубашки, только чтобы хорошего качества... белье... она скажет.
   И вытащил Ийлэ из-за спины.
   - Она?
   - Она.
   Найо Грэм увидел ее сразу, он был внимательным человеком, забавным, но все одно внимательным.
   И расстроенным.
   Недовольным.
   - Вы хотите, чтобы я... - он выставил кривоватый мизинчик, - сшил платья для нее?
   - Хочу. Те, которые готовые, мы тоже возьмем, но их по фигуре подогнать надо. Сделаете?
   - Простите, но... - мизинчик дрожал, а сам найо Грэм очень старательно не смотрел на Ийлэ. И отражения его многочисленные тоже пытались отвернуться.
   В отражениях найо Грэм выглядел странным образом выше и стройней.
   - Но я не могу исполнить ваш заказ, - наконец, произнес он печально.
   - Почему?
   - Потому что об этом узнают.
   - И что?
   Райдо не понимал. Твердолобый упрямый пес, который вряд ли изменится. И Ийлэ не знает, хочет ли, чтобы он менялся...
   ...а ведь изменится, весной, когда она исполнит свою часть сделки.
   ...сейчас он зависит от Ийлэ, как и она от него. Но выздоровев...
   Найо Грэм громко вздохнул и ручку прижал ко лбу. Лоб он подбривал, чтобы тот казался выше. А редкие волосы подкрашивал и заплетал в косицу, тощенькую, что хвост мышиный. И сейчас с этого хвоста свисала золотая ленточка.
   - Это меня разорит.
   Райдо смотрел на человека сверху вниз, выжидающе.
   И недоумевая?
   - Я... - найо Грэм терзал платочек, или уже не него, но манжеты свои. - Мои клиентки... супруга мэра... и найо Арманди... и многие иные дамы... достойные... уважаемые... почтенные даже... они будут оскорблены, узнав, что я продал платье... метресс.
   Ноздри Райдо дрогнули.
   - Быть может, у вас там... за Перевалом, и принято, чтобы метресс одевались там же, где и... приличные дамы, но не здесь!
   И на щеках проступили серебряные капли.
   - В этом городе подобное невозможно!
   - То есть, - Райдо теперь говорил очень тихо, глухо, но от голоса его найо Грэм задрожал. - Ийлэ теперь недостаточно хороша...
   - Умоляю меня простить, но...
   - Идем, - он стиснул руку Ийлэ, а дверь несчастную, которая точно не была виновата ни в чем, пнул, вымещая на ней, безмолвной, ярость. Уж лучше на ней, чем на Ийлэ. - Вот же... твою ж... с-скотина... достойные дамы...
   Он пнул, уже не дверь, но фонарный столб.
   - Лицемеры хреновы!
   И только тогда Ийлэ выпустил.
   - Извини, - сказал, прижимаясь к столбу лбом. - Я... испугал тебя?
   - Нет.
   - Испугал. Я не хотел. Я просто... я когда вижу таких вот... небось, раньше ковром расстилался, верно? Перед моей матушкой едва ли не на брюхе ползают... леди то, леди сё... ручки целуют... кофеи, чаи... шоколады... а тут...
   Райдо потер щеку.
   - Мерзко это все.
   - В городе есть и другие лавки, - почему-то Ийлэ не испытывала ни гнева, ни обиды, только искреннее, пожалуй, удивление от того, что пес думал, будто могло быть иначе.
   - Есть... хорошо, что есть... надо найти кого, чтобы с тебя мерки сняли и выпишем платье... дюжину...
   - Тогда уж две.
   - И две выпишем. И все десять.
   - Зачем мне десять дюжин платьев?
   Раньше у нее было... пожалуй, столько и было, или даже больше. Целая комната-гардеробная... и еще одна - для туфелек... и полки с деревянными головами для шляпок.
   Огромный шкаф, где хранили перчатки и чулки.
   Нижние юбки.
   Подушечки турнюров. Шкатулки и шкатулочки, но не с драгоценностями - с булавками, иголками и нитками, с лентами и тесьмой, с перьями крашеными, бусинами и прочими мелочами, которые казались тогда жизненной необходимостью.
   Кому все это досталось?
   Кому-то...
   - Не знаю. Мерить будешь. И вообще, я же знаю, что женщине надо много платьев...
   А живое железо так и держалось, не уходила. Серебряные капли расползались по щеке, и Райдо трогал их.
   - Ты злишься? - Ийлэ протянула руку, и потом только подумала, что, наверное, не следует к нему сейчас прикасаться.
   - Немного. Не на тебя. На этого... на этих...
   Подумала и все равно прикоснулась.
   И живое железо ушло под кожу.
   - Я... наверное, не надо было, да? - Ийлэ отвела взгляд.
   - Надо было.
   А он руку перехватил, но отпустил почти сразу:
   - Прости, я понимаю, что тебя лучше не трогать... что тебе неприятно.
   - Я такого не говорила! Про то, что неприятно...
   Приятно.
   И страшно, потому что так не должно быть. Он ведь пес... а Ийлэ - альва. И связывает их исключительно сделка.
   Взаимовыгодная.
   - Значит, не неприятно? - он подался вперед, накренился, наклонился почти и оказался слишком близко, чтобы чувствовать себя в безопасности.
   Но парадоксально, именно так Ийлэ себя и ощущала.
   С ним.
   - Нет.
   - Хорошо тогда, - Райдо вдруг сгреб ее в охапку, прижал к куртке и подбородком в макушку уперся, потерся, ласкаясь. - А то мне тяжело не трогать... ты не подумай чего, просто... потребность такая, говорят, что у всех наших, но у меня особенно. Я тебе рассказывал, что с медведем спал?
   - Рассказывал.
   Неприлично стоять вот так, в обнимку.
   На улице.
   Перед витриной магазина, из которой за ними наблюдает безликий манекен в платье винного колера, а где-то там, в тени, прячется найо Грэм, который слишком хорош, чтобы одевать таких, как Ийлэ...
   И плевать.
   На него.
   На улицу.
   На сам этот город, который Ийлэ уже презирает и ненавидит, хотя она ничего не сделала.
   - А потом я в школу уехал...
   - И это рассказывал.
   - А когда вернулся, то выяснилось, что она его выкинула...
   - Кто?
   - Матушка моя. Она вообще мою комнату полностью переделала. Сказала, я уже взрослый... и комната должна быть взрослой. И в бездну ее, комнату, но по медведю я скучал.
   - Мы можем купить тебе другого. Здесь есть магазин игрушек...
   - Да? - Райдо отстранился и, смерив Ийлэ насмешливым взглядом, спросил: - А ты уверена, что нам медведя продадут?
   Ийлэ пожала плечами: не уверена, но что мешает проверить?

Глава 3.

   Медведя Райдо отыскал. Не для себя, конечно, все-таки он уже достаточно взрослый, чтобы спать в одиночестве, но для малышки.
   Ей понравится.
   Конечно, понравится, большой, сшитый из лоскутов мягкой плюшевой какой-то ткани, с глазами-пуговками, что смотрели на Райдо по-медвежьи внимательно, с печальной улыбкой на морде, с белой манишкой и черным сюртуком, в котором у медведя был на редкость глупый и несчастный вид.
   - На меня похож, правда? - Райдо медведя обнял. Пахло от него свежей стружкой и еще мятой, душицей и кардамоном. Наверняка внутри игрушки спрятаны пакетики с сухими травами.
   Пускай.
   Со временем этот запах сменится иным.
   - Похож, - после некоторого раздумья согласилась альва.
   Из этой лавки их не пытались выставить. И хозяин, сухонький старичок с белыми волосами, которые торчали седым облаком, самолично вынес медведя из подсобки...
   ...а еще кукол представил.
   ...и кукольный дом обещал привезти.
   Он говорил с Райдо сиплым низким голосом. Глаза его слезились, а руки дрожали. В самом магазине было сумрачно, тесно.
   Полки.
   Игрушки на полках. Оловянные армии и армии деревянные, застывшие друг напротив друга... потускневшая медь труб, и потерянные барабаны. Круглолицые куклы в пыльных нарядах.
   Лошадки-палочки.
   Игрушечные, посеребренные сабли...
   Сокровища, которые больше не были нужны. И от этого становилось не по себе...
   - Нам бы еще кроватку детскую... и погремушек... и еще браслет на ручку, а лучше два, - Райдо повернулся к альве, которая молчала, но держалась рядом.
   И хорошо.
   Ему нравилось, когда она была рядом. И вовсе не потому, что тварь внутри тоже чувствовала близость Ийлэ, успокаивалась.
   Тварь внутри... да просто тварь, ей зима навевает спокойные сны. Дело не в ней, и не в том, что весной, быть может, случится чудо, и Райдо эту весну переживет, а за ней лето, и осень... и хрысеву тучу весен, лет и осеней. Зим тоже.
   Дело в Ийлэ.
   И в том, что она больше не боялась его.
   - У меня племяннице матушка браслет подарила... и с полдюжины колец. Крохотных таких! Я их и в руки взять боялся, чтоб не раздавить... а браслет с узором. Вроде цветочки какие-то... и брошку еще!
   Кивнула, соглашаясь.
   И в тень отступила... еще немного, и вовсе забьется в самый дальний угол, где скрываются сломанные куклы. Они бы с куклами поняли друг друга, а у Райдо не получается. И он диктует список того, что нужно, старику, а тот сосредоточенно записывает, выводит букву за буквой.
   И трет ладонью слезящиеся глаза.
   - Доставим, - обещает. - В лучшем виде... завтра с утра и доставим. И медведя, если хотите...
   - Нет, - медведя Райдо не отдаст.
   С медведем ему спокойней.
   - Теперь куда? - Ийлэ прячет руки в рукава и отступает на шаг.
   Независимая.
   И бестолковая.
   - Теперь... теперь к шерифу заглянем. Ты со мной?
   Пожала плечами.
   Рядом держится, близко, но соблюдая одной ей известную дистанцию. Она выглядит почти спокойной, умиротворенной даже, и Райдо поверил бы, если бы не взгляд ее, который скользит по витринам. Не вещи она разглядывает, за этими витринами скрытые, но отражения охраны.
   Гарма.
   Людей его, которые держатся в отдалении, а все одно на виду.
   - Не надо их бояться, - Райдо сунул медведя подмышку и свою альву за руку взял, так и ей спокойней, и ему приятно. - Они просто... присматривают.
   И присматриваются.
   Альва им не по нраву, Райдо чувствует глухое, скрытое недовольство. И сама мысль о том, чтобы пригласить кого-то в дом уже не кажется удачной.
   - Я не боюсь. Я разумно опасаюсь.
   - Общество Ната на тебе дурно сказывается?
   - Это почему?
   - Хмуришься и ворчишь.
   - Я не ворчу, я...
   - Разумно возражаешь.
   - Именно, - она все же подвинулась ближе, и пожаловалась, - у тебя руки холодные... и... можно, я на улице подожду?
   - Нельзя.
   - Райдо...
   - Ты не хочешь его видеть?
   Покачала головой.
   - Он тоже тебя...
   - Нет! - Ийлэ вцепилась в палец. - Нет, он... он просто... я не могу объяснить!
   - Спокойно.
   - Я... я спокойна. Почти.
   - Вот именно, что почти... если хочешь, вообще туда не пойдем. Я потом один съезжу...
   - А я...
   - Останешься в доме.
   - Без тебя? - эта мысль определенно пришлась ей не по вкусу. Ийлэ отвернулась, но отражение ее в витринах, слишком близкое, слишком яркое, чтобы спрятаться, показало гримасу ее лица. - Я... не хочу оставаться там без тебя.
   - Они...
   - Я знаю. Ты им веришь. Ты... они... твоей крови... расы... но я...
   - Боишься?
   - Да, - выдохнула она. - Боюсь. Я... я почему-то всего боюсь... и это пройдет, наверное, но не сейчас... я понимаю, что они не тронут меня, что ты запретил, только... мы вместе пойдем. Сейчас. Ладно? И я могу на улице, а могу с тобой... и с тобой лучше...
   Она ухватилась за эту мысль, которая самой ей показалась внезапной, но вдохновляющей.
   - Да, с тобой лучше... тем более, что я его знаю... он здесь всегда был. То есть, конечно, не всегда, но раньше мне казалось, что шериф, он как город... часть города... и мэр тоже... и доктор. Представляешь, какая глупость.
   Ийлэ говорила быстро, пряча свое волнение за этими вот словами, и Райдо слушал.
   Сжимал безмолвного медведя.
   Улыбался, потому что кому-то нужно было помнить, каково это вообще - улыбаться... и смотрел на витрины, правда, видел в них вовсе не охрану Ийлэ, а саму ее.
   Белое лицо, заледеневшее.
   Маска притворной радости, хотя для радости поводов вовсе нет. И содрать бы ее, но тогда только с кровью, потому как собственное Ийлэ лицо не готово еще открыться.
   - Они были, сколько я себя помню... и я думала, что так будет всегда, до самой моей старости... лет до тридцати. А то и до сорока.
   - Мне тридцать восемь.
   - Да? - Ийлэ остановилась. - А старым ты не выглядишь...
   - Я и не старый вовсе.
   - Не обижайся.
   - Не обижаюсь, но... так что там с шерифом? Он тоже на чай заезжал?
   - Случалось, - она все еще стояла, разглядывая Райдо.
   Тридцать восемь - это ведь немного?
   У него братья старшие... и Кейрен, но тот сам почти щенок... и вообще, Райдо не чувствует себя старым. Уставшим - это да, есть немного. И еще больным, но потому, что он и вправду болен. А вот чтобы старым... старость - это седина в волосах, руки дрожащие, ноющие раны.
   Или нет?
   У него руки дрожат по утрам, а раны ноют постоянно, что же до волос, то их Райдо бреет, поэтому и не понятно, есть в них седина или нет.
   - Он больше виски любил. И табак. Мама называла его ужасным человеком, а мне он нравился... он привозил конфеты... не шоколадные, шоколадные у нас свои имелись. Наша кухарка совершенно потрясающие трюфеля делала. А он приносил петушков на палочке. Или зайчиков. Знаешь, таких, из расплавленного сахара? Дешевые...
   - Но вкусные, знаю. Я их обожал.
   - И мне нравились. Он их вытаскивал из кармана... говорил, что лесные конфеты, что, мол, с ним лес делился... мама запрещала их есть, а я все равно... это наша тайна была. Моя и шерифа... на конфеты еще табачная крошка налипала. И хлебная. И от этого они только вкуснее казались. А однажды я в городе потерялась... я не хотела уходить, но в лавке было скучно. А снаружи - кот лежал... и я хотела его погладить. Шла за ним, а потом он в переулок нырнул, а я осталась... испугалась тогда сильно.
   - Он тебя нашел?
   Ийлэ кивнула, тихо добавив:
   - Не сразу... часа два прошло. Я пыталась сама выбраться, все ходила... улицы, помню, и снова улицы. Люди какие-то... и грязь, и голуби, и вообще все... а я маму зову... шериф нашел, и на руки взял. Сказал, что леди не плачут. А я разрыдалась, сказала, что не хочу быть леди, к маме хочу... он же нос вытирал. И платок сунул. И еще карамельку свою... он меня на руках нес, и я думала, что теперь-то все будет хорошо. Он же шериф. Он мою маму найдет.
   Ийлэ судорожно выдохнула и провела ладонью по лицу, сама стирая уродливую маску.
   Без маски ей лучше.
   Без маски она уязвима, и Райдо понятия не имеет, как ее защитить, не от людей, но от воспоминаний этих.
   Он вдруг отчетливо представил себе ее, прежнюю, девочку в воздушном платьице, быть может, розовом - матушка утверждала, что этот цвет просто создан для юных леди, но быть может, зеленом. Альвы любят зелень и к глазам ее пошло бы...
   - И ведь нашел. Передал. Даже попросил не ругать, хотя она и не ругала... она сама очень испугалась тогда... тот человек... я ему верила. И городу верила. И дому. А они...
   - Предали.
   Кивок. И растерянность, будто она, все еще там, в прошлом, на чужих улицах, среди чужих людей, но теперь она точно знает, что искать ее не станут.
   А если не станут, то и не найдут.
   - Он... он ведь ничего не сделал. Заглядывал в дом... и знаю, что беседовал с...
   - Браном.
   - Да, - коготки Ийлэ впились в ладонь. - С ним.
   Вот это уже было интересно.
   - О чем не знаешь?
   Она покачала головой.
   - Меня... меня для них не существовало. Я была, и в то же время... внизу... держал.
   Ийлэ обвела улицу невидящим взглядом. И пальцы ее онемевшие разжались, но Райдо не позволил руку убрать. Прижал к губам, попросил:
   - Тише...
   - Держал. Цепь... такая, на которой собак... и внизу... у лестницы... не в доме, а... будку поставил. Уже холодно, а я... я не знаю, почему... так захотел и все... сказал, что животным на цепи самое место.
   - Сам он животное.
   У этой ярости нет выхода.
   И не будет, не здесь, не при ней.
   - Шериф приехал. Спешился. Прошел... он на меня не посмотрел даже... понимаешь? Раньше конфеты... и леди... а прошел... на сапогах глина, сам мокрый... дождь был... тогда постоянно дождь... и спрятаться негде... холодно очень.
   Пальцы дрожали.
   И губы кривились, но глаза оставались сухими. Если бы заплакала, глядишь, и легче стало бы, но не умеет, и Райдо только остается, что обнять, прижать к себе ее и дурацкого медведя, которого следовало бы оставить в лавке.
   - А он идет... быстро так... взглядом скользнул и все... как будто меня нет! Я же была... я помнила... все помнила, как он... и сейчас тоже... улыбаться будет...
   - Будет, - согласился Райдо.
   Виски ее теплые, и нить пульса стучит мелкой дробью.
   - Всенепременно будет... но теперь мы оба знаем цену его улыбкам.
  
  
   Почему-то Ийлэ опасалась, что шериф будет извиняться. Просить прощения, скажет, что у него не было иного выхода, и ей надо понять и забыть, ведь в обществе принято забывать некоторые неудобные эпизоды. А Ийлэ не сможет.
   Она держала Райдо за руку.
   И снова боялась потеряться... город чужой, не улицами, людьми, словно Ийлэ каким-то удивительным способом попала на изнанку его.
   С изнанки все видится иначе.
   И шериф постарел, поблек. Прежде клетчатая его рубашка, красно-зеленая, казалась Ийлэ неимоверно яркой, она очаровывала, как очаровывали и желтые штаны с бахромой, и сапоги высокие, до колен, и шляпа. И сам этот человек, будто бы вырезанный из сердцевины заповедного бука.
   Он был необыкновенным.
   И надежным.
   Именно, что был, и когда Райдо толкнул дверь, Ийлэ закрыла глаза. Она так и вошла, вцепившись в его пальцы, ступая вслепую.
   - Доброго дня, - раздался такой знакомый гулкий голос. - Какими судьбами к нам?
   - Побеседовать.
   А глаза пришлось открыть.
   Тогда-то Ийлэ и увидела, насколько этот человек изменился. Рубаха его выцвела, а может, слишком старой была, вот и потерялись цвета. И ничего-то чудесного нет ни в старых кожаных штанах, ни в сапогах...
   Теперь без глины.
   Тогда-то...
   Дождь.
   Второй день или третий даже. И цепь на дюжину шагов. Миска, которую ставили так, чтобы Ийлэ не сразу могла дотянуться. Тоже развлечение. Она всякий раз говорила себе, что больше не будет, что лучше умрет от голода, но запах хлеба... или мяса... этот запах проникал в нервные сны ее, он и боль приглушал, и манил, и вскоре не оставалось ничего, кроме волшебного этого аромата.
   Ийлэ сдавалась.
   В тот раз у нее получилось найти палку и миску зацепить. Отбирать не стали, заслуженная награда, только, кажется, он проиграл и был недоволен, а значит, завтра или послезавтра, но придумает, как отыграться. И быть может, Ийлэ повезет, наконец, умереть.
   Она думала об этом. И еще о дожде, который грозил простудой... и о том, что некогда любила под дождем гулять. Тогда ей было куда возвращаться.
   Дом.
   И горящий камин.
   Горничная заберет промокший плащ и перчатки, поможет разуться... приготовит ванну с ароматной солью. А после будет горячий шоколад и пресные булочки. Или корзиночки со взбитыми сливками и черникой. Или воздушная меренга... главное, будет обязательно.
   Непреложная истина.
   Истины менялись.
   И Ийлэ прижималась к стене дома...
   - Садись, - велел Райдо.
   Нет дождя и дома нет, но есть знакомая комната с тусклыми обоями, с полом, на котором видны проплешины.
   Старые шкафы.
   Папки, прошитые суровой нитью.
   И отполированная до блеска скамья. Ийлэ садится, и Райдо усаживает рядом медведя, приказывая:
   - Охраняй.
   А кто и кого охранять должен - не понятно.
   На всякий случай Ийлэ берет медведя за лапу. Так ей спокойней.
   ...она снова маленькая девочка, которая сидит на этой же скамье, складывая бумажных журавликов. Бумагу шериф дал, она исписана дробным почерком, Ийлэ могла бы прочесть его, но приличные юные леди не читают чужих писем, даже если им очень-очень хочется.
   Журавликов Ийлэ выставляет на край скамьи. Ей надо сделать семь раз по семь, и тогда с шерифом останется толика ее удачи. И она старается, ей хочется, чтобы шерифу немного повезло...
   ...журавли кричат.
   Серый клин на сером небе, их и различить-то можно с трудом, а еще дождь. Ийлэ пьет воду, чтобы избавиться от тянущей боли в животе. Она плачет, кажется, не от боли, не от дождя, а потому что журавли летят... и уносят на крыльях ее удачу.
   Всю растратила, глупая Ийлэ.
   Всадник выныривает из сизой пелены, он оставляет коня и спешивается, идет неспешно, будто бы дождь для него вовсе даже не помеха, он этого дождя не замечает, как не замечает самой Ийлэ.
   Она выглянула.
   Она понадеялась... на что? На маленькое чудо, на то, что человек появился здесь не просто так, но за нею пришел. И сейчас он скажет хрипловатым голосом, что юным леди не стоит сбегать из дому... и леденец протянет... и на руки возьмет...
   А человек идет мимо.
   Поравнявшись рядом с ней, он не замедлил шага, как и не ускорил его...
   - Зря вы дразните гусей, Райдо, - его голос доносится из-за стены.
   Правильно. Они не станут разговаривать в присутствии Ийлэ.
   И дышать надо, глубоко дышать, вымывая из легких призрак того, сырого воздуха.
   Та осень ушла. И журавли улетели.
   И тот, кого Ийлэ хотела бы вымарать из собственной памяти, издох. Еще бы и шериф ушел за ним, но на такой подарок Ийлэ не рассчитывала.
   Шериф был жив и жить собирался, и наверное, он дотянет до глубокой старости, меняя одну клетчатую рубашку на другую, жуя табак и рассказывая о забавных историях из прошлого... правда, ту, которая с Ийлэ не вспомнит.
   Зачем?
   Она не забавная...
   - Вы о чем? - Райдо близко.
   Он не позволит обидеть Ийлэ. Ийлэ нужна ему. Необходима. Без нее Райдо умрет. И она шепотом повторяла себе это вновь и вновь, убеждая не то себя, не то медведя, который, как и положено игрушке, сидел смирно, спокойно.
   - Я о том, что не стоило тянуть ее в город. К чему эта дурная эскапада? - шериф говорил спокойно, Ийлэ могла представить, как он стоит, сложив руки на спиной, выпятив грудь. И медные пуговицы на рубахе поблескивают.
   Ворот расстегнут, а платок сбился набок.
   - Полагаете, ей всю оставшуюся жизнь прятаться надо? - Райдо раздражен. Странное дело, Ийлэ не видит его, и голос звучит ровно, спокойно, но она все равно знает - раздражен.
   И быть может, на щеках вновь живое железо проступит.
   Она бы вытерла.
   Живое железо - это хороший предлог прикоснуться.
   Как вышло, что прикосновения эти нужны не только ему? Да и нужны ли ему вовсе?
   - Полагаю, - в тон Райдо ответил шериф, - что вашими усилиями эта оставшаяся жизнь может быть... очень короткой. И охрана вам не поможет.
   Молчание.
   Зачем Райдо здесь? О Дайне узнать? Он мог бы письмом обойтись... и смешно надеяться, что шериф расскажет ему...
   - Вы ведь не за этим пришли, верно?
   - Дайна.
   - Дайна... - шериф произнес это имя странным тоном, в котором почудилось... брезгливость? - Дайна... неприятное происшествие... очень неприятное, но увы, случается...
   - Вы нашли, кто ее убил?
   - Нет. Но вы не волнуйтесь, больше вашего паренька не обвиняют. Не в убийстве.
   - А в чем обвиняют?
   - В попытке совращения невинной девицы. У нас городок маленький, слухи ходят, бродят... обрастают ненужными подробностями... а парни ныне вспыльчивые. Тем более сейчас.
   - То есть?
   Ийлэ мысленно присоединилась к вопросу.
   - Зима, - сказал шериф так, будто бы это что-то объясняла. - Развлечений никаких. Сидят по кабакам. Отдыхают. Разговоры разговаривают. А за разговорами и элем, мало ли какая дурная мысль в горячие головы взбредет... как бы не решили вашего паренька поучить...
   - Нат сможет за себя постоять.
   Ийлэ кивнула, не для Райдо, для медведя, который наблюдал за ней глазами-пуговками, внимательно так... медведи - звери опасные, никогда не знаешь, что у них на уме.
   - Так-то оно так, - шериф по-прежнему говорил медленно, растягивая каждое слово, и в этой его манере Ийлэ виделась не то усталость, не то сонливость, но всяко - равнодушие, что к Натовой судьбе, что к тем беспечным людям, которым вздумается Ната поучить. - Но пьяные драки - дело такое... непредсказуемое... поначалу кулаки, а там кто себя зело обиженным посчитает, то и за нож схватятся... или за самострел... или еще какую пакость.
   - Я понял.
   - От и ладно, что поняли. Мое дело маленькое, предупредить смертоубийство. А то потом расследование, отчеты... чтоб вы знали, как я эти отчеты писать ненавижу.
   Наверняка, улыбнулся.
   Он всегда улыбался широко, не боясь показывать зубы, хотя зубы эти и были нехороши: кривоватые, желтоватые из-за пристрастия к табаку. Однако улыбка получалась хорошей.
   Этой улыбке люди верили.
   Дураки какие.
   - Так все-таки, что с Дайной?
   - Ничего, - возвращаться к этой теме шерифу явно не хотелось. - Убийство. Ограбление. Точнее, ограбление, а потом убийство... небось, добычу не поделили.
   Райдо молчал.
   - Не знаю, в курсе ли вы, но Дайна подворовывала. В свое время она прилично из дома вынесла... часы там, столовое серебро... скатерочки нашли... платочки с монограммами... и платьев целый шкаф... забирать будете?
   - Буду.
   - От и ладно... от и хорошо... по мелочи кое-что нашли, но это так... думаю, она и ныне не брезговала. Вы уж простите старика за откровенность, но вы не больно-то хозяйством занимались. Я и сам такой. Блюдечки-ложечки... супружница всем этим добром ведает, а я, коль пропадет ненароком, то и не замечу.
   Шериф громко вздохнул и повторил, точно Райдо не понял бы без этого повторения:
   - Воровала она у вас. А наворованное кому-то да сносила... на платьях вон пуговицы срезаны, кружево, которое получше, тоже сняли... и вещицы в ее норе самые простые остались. Куда подевалось прочее?
   - Понятия не имею.
   - Вот и я не имею.
   Скрипнули доски, и шериф заговорил иным, деловитым, тоном.
   - Очевидно, что Дайна действовала не одна. Вы ее уволили, а значит, путь в поместье был закрыт. Она не могла не понимать этого, как и того, что должна воспользоваться последней возможностью. Вы же не проверяли ее вещи?
   - Нет, - вынужден был признать Райдо. Ийлэ вновь поняла, что разговор этот ему не нравится.
   - Жаль. Думаю, нашли бы много интересного...
   - В доме не осталось ничего ценного.
   - Это вам так кажется. У вас о ценном иные представления...
   - Ваша правда. Иные.
   - А вот Дайна... цепочка для часов... сами часы... табакерки, помнится, в доме имелась неплохая коллекция... серебряные фигурки. Чарочки с аметистами. Веера. И лопаточки для книг из библиотеки. Чернильницы. Перья.
   - Я понял.
   - Я рад. Мелочи, конечно, но в конечном итоге эти мелочи потянут на приличную сумму... а если добавить, что ныне альвийская работа в особой цене...
   Деньги.
   Он говорит о деньгах, а Ийлэ... она ведь помнит те самые чарочки с аметистами, которые отец выставил в Охотничьей гостиной. Ему они не нравились, грубоваты, простоваты, но по характеру вполне вписывались в интерьеры гостиной.
   А веера мама хранила в специальном ящике комода.
   Лопаточки для книг... Ийлэ любила касаться страниц пальцами, но если книга старая....
   ...мама собирала фигурки из бисквита.
   ...а отец - цепочки для часов, и коллекция его, надо полагать, исчезла. Райдо и вправду не заметил бы исчезновения. Как можно заметить пропажу вещи, о существования которой не имеешь представления?
   - Полагаю, увольнение Дайны разозлила ее сообщника. А может, Дайна просто перестала быть нужна? Зачем делиться выручкой, если можно просто избавиться от подельницы. И вот...
   - И вот, - странным голосом повторил Райдо.
   - И вот, - прошептала Ийлэ на бархатистое медвежье ухо.

Глава 4.

   Специалист из конторы Аврешена оказался человеком молодым, но чрезмерно серьезным, словно за серьезностью этой он пытался скрыть неподобающе юный для столь ответственной должности, возраст.
   Он хмурился.
   И белесые брови сходились над переносицей. Он поджимал губы, и реденькая щетка усов топорщилась, топорщились и бачки, тоже реденькие, глядевшиеся чуждо, будто бы наклеенными. Специалист рядился в мышастый костюм и галстук повязывал черный, скучный, а в узел его втыкал булавку с платиновой цепочкой и подковкой-брелоком.
   На удачу, стало быть.
   Он трогал эту подковку, и хмурился сильней.
   - Смею надеяться, - произнес он, окинув Райдо настороженным взглядом, - ваши документы... в порядке?
   Голос его все-таки подвел, дрогнул.
   - В порядке, - заверил Райдо, с трудом сдерживаясь от смеха.
   Первый выезд, как-никак.
   И парень отчаянно боится совершить ошибку.
   - Я вынужден буду проверить.
   Он шел неторопливо, копируя чью-то походку, которая, надо полагать, была вальяжной, неспешной, но в его исполнении выглядела комично. Со спины паренек весьма напоминал Ната.
   И это сходство иррационально радовало Райдо.
   - Конечно, - он прикусил губу, чтобы не расхохотаться. - Проверите.
   - И вы заполните бланки?
   - Заполню.
   - Благодарю, - паренек важно кивнул. - Законность - вот политика нашей компании.
   В коляску он забрался и, покосившись на альву, которая сидела подозрительно тихо, обнимая медведя, устроился напротив.
   На Ийлэ парень старался не смотреть.
   Очень старался.
   И смотрел на собственные перчатки из черной лайки, на носки новеньких сапог, на трость с массивным посеребренным набалдашником, массивный кофр...
   ...и все равно на нее.
   С любопытством.
   С тайным восхищением, которое Райдо пришлось не по душе. Вдруг подумалось, что этот человеческий мальчишка немногим ее старше, и при всей мишуре, которую на себя нацепил, все же специалист, молодой, но... Авершен - серьезная контора, и лишь бы кого в ней не держат.
   И значит, у мальчишки есть работа.
   Доход.
   Перспективы.
   А что за Райдо помимо краденого поместья? И ладно, не сам он украл, получил в подарок, но от этого не легче. И глядя на него, Ийлэ будет думать...
   О чем?
   О родителях погибших? О собственном унижении?
   А парень... увезет ее в город, в квартирку тихую, уютную с геранями на подоконниках, с голубями и скатертями в клеточку. Женится... этот, если серьезный, то женится... имя даст.
   Шанс забыть.
   Притвориться, что все, что случилось в Яблоневой долине - это сон. Кошмар. А кошмарам - не место в новой ее жизни... и если так, то Райдо не имеет права мешать.
   - Хочешь, я ему челюсть сломаю, - шепотом поинтересовался Нат, который на гостя смотрел исподлобья, с немалым подозрением.
   - За что?
   - За что-нибудь, - похоже, вопрос вины или невиновности парня Ната не волновал. - А чего он на нашу альву выпялился?
   А хорошее слово. И впрямь выпялился. Сидит, сжимает тросточку свою, уставился не то на Ийлэ, не то на медведя... хотя какой ему в медведях интерес? И значит, на Ийлэ.
   Моргать и то боится.
   Ресницы вон обындевели, смерзлись. А сам разрумянился.
   Он молод и... наверное, с человеческой точки зрения симпатичен. Невысокий, но и не низкий, среднего роста, сухощавый, с лицом приятным... правда, возникало совершенно непристойное в данной ситуации желание этому лицу несколько поубавить приятности.
   - Ему любопытно, - шепотом ответил Райдо, стесняясь и непонятного раздражения, и этого полудетского почти желания втянуть чужака в драку.
   Победить.
   И... и он человек.
   С людьми драться - стыдно.
   - Он ей не понравится, - Нат пришпорил лошаденку, вырываясь вперед, и собственный Райдо жеребчик радостно прибавил шагу. - Слишком мелкий и тощий.
   - Ты тоже упитанностью не отличаешься. Полагаешь, для Ниры это имеет значение?
   Нат насупился, впрочем, надолго его не хватило. Привстав на стременах, он оглянулся, убеждаясь, что коляска никуда не исчезла, равно как и охрана.
   - Не знаю. Не думаю. Спрошу. Потом спрошу...
   - Как встреча прошла? - Райдо ухватился за возможность сменить тему беседы. В конце концов, альва не принадлежит ему.
   Есть договоренность.
   Обязательства.
   И права старшего со-родича... человек этот, быть может, ему просто-напросто любопытно, он альвов прежде не видел... и пробудет всего-то пару дней, а потом уберется.
   А если нет, то Райдо проследит, чтобы намерения его были в достаточной мере серьезными...
   - Никак, - Нат вздохнул и признался. - Я, кажется, сделал глупость.
   Этакая честность дорогого стоила, к тому же была весьма своевременной. С чужими проблемами у Райдо разбираться получалось куда как проще, чем с собственными. И он велел:
   - Рассказывай.
  
  
   Человек смотрел.
   Сидел, вцепившись в трость, и смотрел.
   Под взглядом его Ийлэ было неудобно. И она отворачивалась, но все одно продолжала чувствовать на себе внимательный этот взгляд. Нельзя сказать, чтобы человек пугал.
   Молодой совсем.
   Невысокий. Хрупкого телосложения. Рядом с Райдо он гляделся сущим ребенком и, наверное, сам осознавал это, оттого и пытался выглядеть серьезней.
   Но сейчас Райдо не было.
   Верхом решил возвращаться, доверив коляску одному из охранников.
   Он рядом. Вон, видна спина, и если позвать... Ийлэ решительно повернулась к медведю: не станет она никого звать.
   - Простите, - человек заговорил первым. - Премного прошу простить мое любопытство... и лишь исключительность этой встречи извиняет его... в ином случае я бы не посмел тревожить вас, но...
   Он выдохнул и, достав из кармана окуляры в стальной оправе, торжественно водрузил их на нос. Стекла в окулярах были желтыми, словно из кусочков янтаря выточенными.
   - Но вы и вправду дочь Нагиро-аль-Ашшабби?
   Человек произносит имя с запинкой, и старательно выговаривает каждый слог, явно опасаясь и ошибиться, и споткнуться. И это имя в его губах звучит иначе.
   Чужим.
   Но Ийлэ кивает.
   - Чудесно! - за желтыми стеклами глаз не разглядеть. - Я очень рад! Я... простите, я не представился, Талбот. Джон Талбот.
   - Ийлэ.
   - Ий-лэ, - повторяет он, растягивая имя. - Ийлэ-аль-Ашшабби, верно?
   Пожалуй.
   Она и забыла, что кроме имени у нее есть и фамилия, привязывающая ее, Ийлэ, к родовому древу. Впрочем, какой в том толк?
   Древо это мертво.
   - Я премного извиняюсь... я столько слышал о вашем отце... видите ли, - он привстал, но коляска подпрыгнула, и человек вновь плюхнулся на сиденье, завалился некрасиво, но выровнялся и пальтецо свое одернул. - Видите ли, мой отец, он тоже ювелир... конечно, обыкновенный... нет, известный в определенных кругах. Мастер. Вам, должно быть, это покажется странным... или вовсе нелепицей, но и среди людей есть мастера.
   Он снова поднялся и, придерживаясь за высокий борт коляски, сделал шаг. Плюхнулся рядом и за руку взял.
   - Вы извините, - повторил Джон Талбот, глядя на Ийлэ поверх желтых стекол. - Мама говорит, что я совершенно невоспитанный, но не могу разговаривать вот так, когда кричать приходится. Мне нужно видеть человека и...
   Он говорил что-то еще, возбужденно, взбудоражено, то и дело порываясь прикоснуться к Ийлэ.
   Это было неприятно.
   - Мне отец показывал каталоги... вообще-то он надеялся, что я пойду по его стопам, стану ювелиром, но увы, руки грубоваты. Для ювелира если, а вот замки вскрывать - самое оно. Я хоть и молодой, но лучший в конторе.
   Джон Талбот улыбался.
   И казалось, был совершенно счастлив.
   - И представляете, как я удивился, узнав, что на эту усадьбу ищут спеца! Да я сам вызвался! Я бы и бесплатно поехал, чтобы... а ваш отец, он где?
   - Умер.
   - Да? - удивился Джон Талбот, и удивление его было ярким, искренним.
   Он и сам был ярким, пожалуй, янтарно-желтым, как его очки.
   Искренним.
   - Мне очень жаль... я, признаться, надеялся... то есть, я понимаю, что все ваши ушли... а вы остались, да? Почему?
   - Потому что не взяли.
   - Да?!
   Очки съехали на кончик носа, и Талбот подвинул их пальцем, упрятанным в чехол перчатки.
   - Вы... извините, - кажется, он понял, что сказал бестактность. - Я, наверное, не в свое дело полез... у меня язык поперед головы всегда... и при нанимателях-то я стараюсь помалкивать, но... он сильно злой?
   - Кто?
   - Пес этот, - Джон Талбот наклонился, и Ийлэ, сама себе удивляясь, тоже наклонилась. - Просто он на меня так поглядывает... а он вам кто?
   - Никто.
   Не враг уже. Еще не друг.
   - Да? Я подумал, что вы... то есть, вы и он... ну, бывает же... и вы извините, пожалуйста, что такое... - Джон Талбот умел краснеть и начинал с носа, который сделался даже не красным - пунцовым и ярким. Вспыхнули щеки, задрожали белесые короткие ресницы. - Я опять гадость сказал, да?
   - Не гадость, но... почти.
   Ийлэ вдруг ясно осознала, что этот странный человек не вызывает у нее ни отвращения, ни раздражения, ни страха.
   - Я... я просто восхищался вашим отцом... и мой отец им восхищался... он мне альбом показывал, а еще одну вещицу... нет, она не нам принадлежала, мы не настолько богаты... то есть, мы не бедные, вы не подумайте. У отца дело свое и несколько мастерских, лавка опять же... и я сам неплохо зарабатываю. Я новый замок создал... и сейчас на него патент оформляют. А как оформят, то меня в младшие партнеры возьмут. Там, глядишь, и старшим стану... то есть, я не бедный.
   - Я поняла.
   - Вот, - с огромным облегчением выдохнул Джон Талбот. - И нам как-то принесли пудреницу... то есть, для нее, дамочки, это была пудреница, а для меня... я никогда такого не видел! Там внутри замочек сломался. Замочек отец и взялся чинить, потому что остальное не тронул бы... там рисунок такой, камнями выложенный... озеро и на нем две цапли... и главное, что камни драгоценные, но не граненые, шлифованные. Получается вроде как мозаика, но... я не знаю, как это назвать... там камешек к камушку так плотно подогнан был, что стыков не видать вовсе! И рисунок гладкий. И рисунком выглядит, а на деле - мозаика... отец мне позволил посмотреть. Еще сказал, что только один мастер такое сделать способен был... что раньше-то многие, ну, из ваших мастеровали, а потом позабыли... это ничего, что я так, по-простому?
   - Ничего, - близость человека больше не смущала.
   - Вот... вроде как, если при титулах, то оно и не к лицу... а у него талант... мой отец говорил, что негоже, когда талант, его в землю-то...
   В землю.
   Это он правильно выразился. В землю.
   В заледеневшую уже, слегка размытую дождями, но холодную, комковатую, в которую клинок лопаты вгрызался с немалым трудом... и еще песок в часах сыпался быстро... так быстро, что Ийлэ понимала - не успеет.
   - Простите, - в сотый, кажется, раз повторил Джон Талбот, касаясь руки. - Я, кажется, опять ляпнул чего-то не того, да?
   - Да.
   Если попросить Райдо, то... он не откажется перезахоронить... весной, когда земля отойдет. Он нормальный, в отличие от того... и он не стал бы убивать.
   Талант в землю.
   Джон Талбот молчал долго, минуту или две, и о чем-то напряженно думал. От мыслей этих его лицо приходило в движение.
   Морщины на лбу.
   И прищуренные глаза.
   И нос, который шевелится, хотя это невозможно, но все одно шевелится.
   Пальцы тарабанят по набалдашнику трости. И Ийлэ уже самой интересно, о чем же таком думает Джон Талбот.
   - Простите... - он облизал губы. - Это, конечно, не мое дело и вообще... но я вот подумал... и решил спросить... а вы не замужем?
   - Нет.
   В иное время Ийлэ, пожалуй, улыбнулась бы, до того забавен был человек с его смущением и неловкими вопросами.
   Замужем?
   Таких, как она, не берут в жены.
   В любовницы, быть может... в содержанки... и наверное, это тоже выход, но от самой мысли о том, что ей придется...
   Пришлось бы.
   Ийлэ зажала рот руками, сдерживая рвоту. Нет и нет...
   - Не замужем, - Джон Талбот почесал нос об изогнутую рукоять трости. - А... вы не хотели бы выйти замуж?
   - За кого?
   Тошнота отступала, оставив кисловатый привкус желудочного сока во рту, и стереть бы его, но чем... снегом?
   Снег далеко, но если попросить, коляску остановят.
   Пусть бы остановили.
   - Ну... - Джон Талбот покраснел сильнее прежнего, - к примеру, за меня...
   Он вскинул руку, прерывая поток возражений, которого не было, поскольку Ийлэ слишком растерялась, чтобы возражать.
   Замуж?
   За него?
   Он человек... всего-навсего человек... и хорошо, наверное... и замуж...
   - Я понимаю, что это несколько неожиданно и вообще предложения руки и сердца так не делают. И вы меня совсем не знаете, а я не знаю вас, но я уверен, что мы с вами найдем общий язык, - он приложил руки к сердцу, точнее к серой ткани пальто, и жест этот вовсе не выглядел смешным, как и сам он, маленький человечек в желтых очках. - Поверьте, лучше, чем кто бы то ни было, я осознаю, что мы с вами разные... что я вас не достоин и... но я понимаю, что вам здесь непросто. Я состоятелен. Я уже говорил, что у отца есть мастерские... я единственный наследник... и родители не будут против, когда узнают. Отец точно не будет. А мама только обрадуется.
   В этом Ийлэ крупно сомневалась.
   - Она давно говорила, что мне жениться пора и вот...
   - Почему?
   Один вопрос, но он понял все, что за этим вопросом стояло. И ответил искренне:
   - Я хочу вам помочь.
   - Мне не надо помогать.
   - Или вы боитесь принять помощь? Я сам поговорю с вашим покровителем, и уверен, что... мы найдем общий язык, - Джон Талбот выпрямил спину.
   Найдут?
   Он подойдет к Райдо с просьбой уступить Ийлэ? Он думает, что она и Райдо - любовники? Наверняка думает.
   И не только он.
   Глупость какая. Нелепица чистой воды, и посмеяться бы над нею, но смех застревает в горле. Любовники, мужья... это не для Ийлэ.
   Ей бы выжить.
   Или нет, она выжила, тогда научиться жить, если не как раньше, то хотя бы как-нибудь. И она научится, но не с этим человеком, который не понимает, чем его благородство обернется в будущем. Он будет ждать благодарности и любви, а Ийлэ не способна окажется отблагодарить.
   И не полюбит его.
   Он разочаруется.
   Возненавидит. Решит, что она, Ийлэ, его обманула.
   - Не стоит, - Ийлэ позволила себе улыбнуться той вежливой улыбкой, которые принято использовать в обществе. - Не ищите дракона там, где его нет. Райдо...
   Не друг, определенно.
   Но и не враг тоже.
   - Райдо - близкий мне человек... нечеловек.
   Близкий нечеловек.
   Смешно звучит.
   До самого дома Джон Талбот молчал. Обиделся? Или раздумывал над услышанным?

Глава 5.

   Чем больше Райдо смотрел на человека, тем сильней тот не нравился. А предложение Ната сломать гостю челюсть уже не казалось таким уж нелепым.
   Джон Талбот.
   Имя и то дурацкое.
   Джон.
   Невыразительное. И сам он, выбравшийся из кокона дорогого пальто, оказался еще более мелким, чем то представлялось Райдо. Но при всей мелкости своей Джон смотрел на мир уверенно.
   Сквозь очки свои нелепые с желтыми стеклами.
   Это ведь надо было додуматься до такого!
   - Чудо! - выдохнул Джон, когда коляска остановилась у парадного входа. Он выбрался сам и любезно подал Ийлэ руку.
   А она приняла.
   ...но медведя с собой захватила. Почему-то Райдо этот факт показался невероятно важным.
   - Это настоящий дом...
   - Фальшивый, - не выдержал Нат, который тоже спешился.
   - Настоящий альвийский, - Джон улыбнулся какой-то детской улыбкой, доверчивой, беспомощной даже, но при всем том невероятно радостной.
   Потянуло улыбнуться в ответ, но Нат лишь нахмурился.
   - Я никогда прежде не видел... нет, издали видел, конечно, я в Эль-Карраяр заезжал, когда только-только сюда перевели... и там дома тоже чудесные, но все с хозяевами. А те, сами понимаете, не особо-то гостям рады.
   Он задрал голову, разглядывая дом с таким восхищением, что Райдо стало стыдно, нет, не за особняк, который был почти в порядке, но за свое к нему равнодушие.
   Чудесный?
   Пожалуй.
   Аккуратный весьма. А в остальном... белый, словно глазурью покрытый. Башенки, фризы, окна стрельчатые... все воздушное, хрупкое, не понятно, как оно зиму продержится.
   - А здесь... я так счастлив, что приехал...
   Райдо его восторга не разделял.
   Сунув поводья Нату, он быстрым шагом пересек двор и Ийлэ взял за руку:
   - Ты как?
   - Ты злишься?
   - Нехорошо отвечать вопросом на вопрос.
   - Злишься. На него, да?
   Райдо поморщился: все-таки не хотелось признавать, что это недоразумение в пальто его раздражает.
   - Не надо. Он... всего-навсего человек, - Ийлэ руку погладила, успокаивая. И Райдо успокоился, вдруг ясно осознав, что никуда она не уедет.
   Город?
   Квартирка?
   Не для нее. У нее есть целый дом, и он, Райдо, который не оставит, и можно себе говорить много о свободе выбора, о том, что права не имеет он в чужую жизнь вмешиваться, да только все одно вмешается, удерживая от ошибки.
   Впрочем, эта ошибка может лишь казаться таковой.
   В доме же Джон Талбот попросил:
   - Могу я взглянуть на ту комнату? Нет, конечно, у меня есть планы... я их изучил перед выездом... наша контора очень тщательно относится к сохранению информации... - Талбот коснулся пальцем виска. - Планы здесь. Но вы упоминали, что комната повреждена, и мне нужно...
   - Идем, - Райдо не стал дожидаться, когда человек договорит.
   И вправду. Пусть смотрит на свою комнату.
   Пусть вскроет ее.
   И уберется к хрысевой матери, где бы та не обреталась. И тогда в доме наступит покой.
   Человек, чувствуя его недовольство, примолк, ссутулился. Он шел с тростью на перевес, и только сейчас Райдо понял, что трость эта была слишком уж тяжелой для Талбота.
   Что в ней?
   Инструменты.
   - Вы, конечно, можете остаться, но умоляю вас вести себя тихо... я должен сосредоточиться, - он улыбнулся Райдо виноватой улыбкой, будто просил прощения за саму эту необходимость - сосредотачиваться. - Полагаю, внешнюю стену открывали? Конечно, я открою вновь все ячейки, но рекомендую все-таки заказать панель. Сейчас в наличии большой выбор... есть из самшита, чудесная работа. Или с инкрустациями из рога... а еще из розового дерева, но это скорее дамский вариант... я захватил каталоги.
   Он снял пиджак и обернулся, не зная, куда его повесить.
   - Вы не...
   - Конечно, - пиджак, от которого сладко пахло леденцами, Райдо передал Нату. А вот жилет отправился на пол, пусть пол этот не отличался чистотой.
   - Здесь стояла модель "Шеннон"... - Джон Талбот остался в тонкой рубашке, которая успела пропотеть и прилипла к спине.
   В доме холодно, а он мокрый.
   И похож на взъерошенную мышь, точнее мыша...
   - ...устаревшая несколько, но мой отец считает, что классика не стареет... а вот наполнение... наполнение по особому проекту... специальный заказ.
   Он приник к стальной стене и нежно провел по ней ладонью. Тонкие пальцы Талбота замерли.
   - Только две таких комнаты... точнее, в теории существует и вторая... по подобию ее эту исполнили... но та, вторая, которая на самом деле первая, если технически брать, она скорее легенда...
   Его пальцы ласкали металл.
   С нежностью.
   С противоестественной страстью, наблюдать за которой Райдо было неудобно. Он не смотрит - подсматривает за чем-то в высшей степени интимным.
   - А здесь... каждая ячейка имеет собственный замок... мои будут несколько надежней... и меньше по размеру, а эти... коды нужны.
   Он трогал. И убирал руку.
   Отступал.
   Подходил вновь, касаясь стали то требовательно, то робко. И Райдо мог бы поклясться, что металл слышал Талбота.
   Всего лишь человек?
   - На каждую ячейку - свой... семь кругов, во внешнем - тридцать две буквы. Во внутреннем - десять цифр. И между ними... взломать путем подбора комбинация почти невозможно.
   Талбот обернулся.
   Его глаза горели... или не совсем верно, просто было в них что-то, что заставило Райдо отступить, поверив, что человек этот ненормален.
   - Почти... но если осторожно... у каждого замка есть собственный голос, - он присел на корточки и провел пальцами по грязному полу, оставляя на побелке след. - Каждый замок желает рассказать о своей маленькой тайне... и быть услышанным. А я очень хорошо умею слушать.
   Талбот положил на колени трость, которая вдруг распалась на отдельные элементы, хотя до того выглядела цельной, если не сказать - литой.
   - Жаль, что панель унесли, - сказал он почти нормальным голосом. - С ней было бы проще.
   - Может, - Райдо тряхнул головой, избавляясь от наваждения, - сначала обед?
   Джон Талбот покачал головой и, достав из трости тонкую отмычку, признался:
   - Пока не открою, кусок в горло не полезет... там же тайна!
   Тайна.
   И за эту тайну уже четверо поплатились жизнью, не считая хозяев дома. И пускай этих четверых не жаль, но пятым Райдо становиться не желает.
   - Тогда мы вас оставим. Ийлэ? Идем? Или ты...
   - Нет.
   Отвернулась.
   И глаза подозрительно блеснули. Нет, это не слезы, не умеет она плакать. Не будет. Но лучше увести отсюда.
   - Поговорим? - предложил Райдо.
   Быть может, момент не самый удобный, а может статься, что и наоборот.
  
  
   Джон Талбот остался в сейфовой комнате, среди остатков побелки, ошметков обоев, перед стальной стеной, в которой пустота.
   Вскроет?
   Скорее всего... и пустоту обнаружит.
   И Райдо наверняка расстроится... не разозлится, он - другой.
   Или тот же?
   Ийлэ исподтишка разглядывала сосредоточенное лицо его, пытаясь угадать, настоящее ли оно. Но ведь не тронет... сейчас точно не тронет, потому что собственная жизнь дороже золота.
   - Идем, - Райдо вел ее, держа за руку, и шагом быстрым, так, что приходилось почти бежать. Хорошо, когда бежишь, нет времени думать о... о всяком.
   Дверь в кабинет, прежде отцовский, но изменившийся.
   Панели вот остались прежними и тот гобелен с охотой, и еще бронзовый лев, подаренный кем-то. Лев отца премного раздражал, поскольку был огромным и исполненным грубовато, а вот Райдо он наверняка по душе придется.
   Они со львом похожи.
   - Присаживайся, - он сам усадил Ийлэ в кресло. И подушечку подал, которой в кабинете точно не место было, но взялась же она откуда-то, бело-розовая, зефирная, украшенная широкой лентой и парой атласных бантов. - Тебе удобно?
   - Да.
   - Врешь ведь, - он сунул подушечку в руки. - Ийлэ... я знаю, что ты не хочешь говорить о прошлом, что вспоминать тебе неприятно. И в ином случае я не стал бы спрашивать, но...
   Райдо ущипнул себя за ухо и сел.
   Не в кресло по ту сторону огромного стола, но на пол, у самых ног. И смотрел теперь снизу вверх, и выглядел почти безопасно.
   - Но я должен знать, что случилось в тот день, чтобы защитить вас. Понимаешь?
   Промолчать.
   Он ведь не будет настаивать. И не отвесит затрещину, если покажется, что Ийлэ медлит с ответом. И сбежать позволит, что в комнату свою, что на спасительный чердак.
   Только Ийлэ не готова всю оставшуюся жизнь бегать.
   - Я... - она облизала пересохшие губы. - Я их не убивала.
   - В этом я не сомневаюсь.
   - Почему?
   Райдо усмехнулся. Ему идет улыбка, делает его мягче, хотя он и без того мягкий и только с виду грозный такой.
   - Ну... хотел бы сказать, что ты не похожа на убийцу, но подозреваю, что это будет слабым аргументом. Если же серьезно, то, полагаю, их отравили. А тебе просто неоткуда было взять яд. Допустим, он был где-то в доме... скажем, спрятан... и у тебя получилось его изъять, то возникал вопрос, куда его добавить. На кухню тебя не допускали, верно?
   Ийлэ кивнула.
   - И к еде, полагаю, тоже...
   Он дождался второго кивка.
   - Нет, яд использовал кто-то, кто точно знал, куда и когда его добавлять. А когда - это не менее важно, чем куда... он положил всех троих. Уцелей хоть кто-то... - Райдо вновь ущипнул себя за ухо. - Нет, тогда история сложилась бы иначе.
   Он вздохнул и добавил:
   - Все очень точно рассчитали. Настолько точно, что это меня пугает. С кем они должны были встретиться?
   - Не знаю.
   - Ийлэ!
   - Я и вправду не знаю, - она поджала ноги и вцепилась в треклятую подушку. - Или думаешь, что меня ставили в известность? Да я... они вспоминали обо мне только когда...
   - Ийлэ, - произнес он мягче. - Пожалуйста, подумай... просто подумай... вспомни тот день. Сможешь?
   А разве у нее есть выбор?
   Есть. Райдо примет его. И тем сложнее его сделать.
   - Я буду здесь, - он протянул руку. - Это просто память...
   Наверное.
   - Я закрою глаза, да?
   - Как хочешь.
   - Закрою. Так вспоминается легче... я раньше всегда, если хотела вспомнить что-то действительно важное, глаза закрывала... и теперь вот... я не боюсь, ты не думай.
   - Не думаю.
   - Просто... неприятно.
   - Знаю.
   - Но нужно, да?
   - Да.
   - Тогда... дождь шел. Здесь ранней весной дожди идут постоянно... и осенью тоже... вообще осень с весной очень похожи, но весной солнце более яркое, что ли... в тот день не было. И дожди шли давно, поэтому меня в дом забрали. Он сказал, что скоро все закончится...
   - Тебе?
   - И мне тоже. Я обрадовалась. Я так устала, тогда, Райдо... и еще ребенок. Я поняла, что ребенок будет, но не хотела, чтобы он родился. И подумала, что будет замечательно, если нас, наконец, убьют. Я так долго ждала, когда же он решится... или нет, неправильно сказала. Ему не нужно было решаться. Он ведь не испытывал сомнений, когда собирался кого-то убить. Не решиться, а...
   - Определиться?
   - Именно. Определиться. Он был очень радостный... сказал, что наконец-то все...
   - Что "все"?
   - Не знаю... я не подслушивала... я просто сидела...
   - В сейфовой комнате?
   - Да.
   - Это... нормально? - он спрашивал так, точно извинялся, что подобное может считаться нормой. Однако сам вопрос...
   - Нет, - вынуждена была ответить Ийлэ. - Обычно меня держали или в подвале, или на улице... или в других комнатах, если ему хотелось... он сам за мной пришел. И цепь снял. В подвале крюки есть, на них удобно закидывать было.
   Теплые пальцы скользнули по щеке, успокаивая.
   И тянет открыть глаза, стряхивая этот полусон, полуявь, затереть его, а то и вовсе избавиться раз и навсегда, но не время.
   Ийлэ не убивала.
   Почему-то сейчас становится важно доказать, что она и вправду не убивала.
   Дождь шел. В подвале всегда сыро было и холодно, но в тот день - особенно. Ийлэ лежала. Тогда она почти все время лежала, свернувшись калачиком, сунув руки в подмышки, глядя на стену. И самой-то стены этой не видно, потому что свечей ей не оставляли, но Ийлэ чувствовала близость камня. Иногда она протягивала руку, и пальцы ложились на осклизлые блоки, нащупывали между ними протяжки строительного раствора.
   Трещинки.
   Или вот железные штыри креплений, которые уходили в камень, словно корни в землю.
   Было время, когда она пыталась вырваться.
   Давно.
   Но теперь она смирилась. Привыкла. И так легче, если просто лежать, смотреть в темноту. Думать о том, что однажды она, Ийлэ, умрет.
   Вернется к земле.
   К корням.
   И к мертвому древу рода.
   Разве возможна мечта чудесней? Она и представляла себя мертвой, и старалась не дышать, смиряла стук сердца, которое, упрямое, не смирялось, но грохотало громче и громче, и в этом грохоте терялся скрип двери.
   Его шаги.
   Свет выдавал. Он не любил темноту, а потому брал с собой лампу.
   - Эй ты, жива? - спрашивал он и сам себе отвечал. - Жива. Живучая тварь...
   Он был привычно пьян.
   Запах виски мешался с иными ароматами, кисло-сладкими, едкими, от которых Ийлэ начинало тошнить, а быть может, и не от запахов вовсе, но от самой его близости.
   От боли, которой не избежать.
   - Ничего... скоро все... - он пошатывался и лампа в руке раскачивалась, желтые пятна света скользили по стенам, по полу, ослепляя.
   За ними сама его фигура гляделась черным силуэтом, точно вырезанным из бархатной бумаги.
   У мамы чудесно получалось вырезать силуэты из плотной бархатной бумаги.
   - Вставай, - велел он и лампу поставил на пол. - Ну же, пошевеливайся.
   Ийлэ поднялась.
   Ударит?
   Нет, не подошел даже, цепь снял, дернул так, что она едва устояла на ногах. И руки метнулись к ошейнику, к замку на нем, но пес сказал:
   - Веди себя хорошо.
   Будет.
   Он поднимался, не глядя больше на нее. И Ийлэ шла следом. Со ступеньки на ступеньку. Камень под ногами, камень под рукой.
   Дверь.
   Коридор. Свет ослепительно яркий после темноты подвала. Ийлэ замешкалась, и пес рванул цепь. Он не был зол или недоволен, он просто воспользовался моментом. Ему нравилось ловить такие моменты. И наблюдать за тем, как Ийлэ встает.
   - Какая-то ты квелая сегодня... - он подошел и пнул под ребра, не сильно, и боль эта была привычной, у Ийлэ получилось не застонать.
   А плакать она к тому времени разучилась.
   Он же отвернулся и продолжил путь.
   По коридору.
   Минуя дверь за дверью, и все заперты, но Ийлэ отмечает этот факт равнодушно. Саднящие ребра ее беспокоят куда сильней.
   - Не пришел? - дверь он открывает пинком и придерживает, позволяя Ийлэ войти. Это не любезность, просто еще одна возможность пнуть.
   Пинаться он любит.
   И сапоги носит высокие с квадратными носами и квадратными же каблуками, с подошвой резной, рисунок которой хорошо пропечатывается на коже.
   Ийлэ протискивается в щель, между ним и стеной, ожидая удара.
   Не бьет.
   Это тоже своего рода игра, в которой он порой позволяет себе не использовать возможность, ему хватает страха Ийлэ. Только она устала бояться.
   - Еще нет.
   В комнате тесно. Она и без того невелика, а псы огромны, и теснота их злит, как и нынешняя покорность Ийлэ, но злость их вялая, беззубая.
   - Сядь там, - конец цепи он набрасывает на крюк, на котором прежде крепился светильник.
   В углу спокойно.
   Тепло.
   За этой стеной спрятаны трубы, и тепла хватает, чтобы Ийлэ почувствовала, насколько замерзла. Ее бьет мелкая дрожь, и пес, который наблюдает, даже стоя в полоборота, занятый собственными делами, все одно наблюдает, улыбается.
   - И долго нам...
   Те двое, которым он почти доверяет - "почти", поскольку полностью пес не доверяет никому - настроены иначе.
   Им надоело.
   Поместье. Ийлэ. Зима, которая отступила уже... но идут дожди, и эти дожди навевают на псов тоску. Раньше у них была игрушка, она еще есть, но надоевшая.
   - Столько, сколько понадобится, - он подходит к окошку, затянутому пеленой дождя. - Столько, сколько понадобится...
   Он повторяет это, глядя в глаза второго, почти столь же массивного, как он сам. И тот не выдерживает прямого взгляда, горбится, отворачивается, ворчит что-то, что можно, пожалуй, принять за извинения.
   И отступая к стене, пинает Ийлэ.
   Ему надо на ком-то выместить злость, которая прячется на дне светло-серых глаз, Ийлэ видит ее прежде, чем вспоминает о том, что ей категорически запрещено смотреть в глаза.
   Наказание следует незамедлительно.
   Он бьет по лицу, по губам, и кажется, вид крови его радует.
   - Вот тварь! Наглая...
   - Хватит, - тот, кто привел Ийлэ, сегодня не настроен делиться. - Отойди от нее. А ты... на вот.
   Ей бросают куриную ножку, что почти подарок. И голод заставляет этот подарок принять. Гордость? Ее гордость умерла давно, в агонии, в крике, когда хватало сил кричать.
   Вымерзла.
   Вышла с кровью через горло.
   И Ийлэ сама ненавидит себя за трусливую радость: сегодня она поест. А быть может хозяин будет столь добр, что не ограничится ножкой... у него ведь есть еда, на столе стоит блюдо с запеченным картофелем, со спаржей вареной, с курицей, которую псы разламывают руками.
   Руки становятся жирными.
   И сладко пахнут приправами... Ийлэ старается есть медленно, тщательно пережевывая мясо...
   - Что ты с ней возишься?
   Тот, второй, недоволен, но он проиграл в поединке взглядов, а потому недовольство свое будет скрывать.
   - Пусть поест напоследок...
   Ийлэ бросают яблоко.
   И еще кусок курицы... хлеб... это ведь почти праздник, и она старается не думать о том, что услышала. Напоследок?
   Это значит, она, Ийлэ, сегодня умрет.
   Хорошо.
   Она все-таки не сумела сдержать улыбку - слишком счастлива была осознать, что скоро все закончится, действительно закончится - и это тоже не осталось незамеченным.
   - Чего скалишься? Бран, чего она скалится? - третий осторожен, он держится хозяина, опасаясь вызвать его недовольство. И сейчас он подбирается к Ийлэ боком, но в последний момент возвращается на место, садится, чинно сложив руки на коленях.
   - А пусть себе...
   Бран вытягивает из кармана часы.
   Отцовские.
   Отец говорил, что делал их в подарок своему отцу, но не успел отдать.
   Платина. Драгоценные камни... лоза всех оттенков изумруда и кровавый рубиновый терний. Никто не делает мозаики из драгоценных камней, кроме отца... кажется, Ийлэ слышала об этом... нет, слышала в будущем, в том будущем, которому в ее воспоминаниях нет место. И она испытывает преогромное желание сбежать в него.
   Нельзя.
   Почему?
   Потому что она должна рассказать о том дне. И о часах, пожалуй, которые держат на платиновой цепочке. Покачиваются. И новый их хозяин постукивает по циферблату ногтем.
   Звук резкий.
   - Зачем она нам вообще...
   - Затем, - он убирает часы в нагрудный карман. - Затем, что она альва... правда, милая?
   От стола до нее два шага, и Ийлэ замирает, прекращая жевать, хотя у нее много еще осталось, и хлеба, и мяса, и даже яблока...
   - Альва... и дом этот альвийский... он спал, а теперь проснулся.
   Он садится на корточки, все одно слишком большой.
   Опасно близкий.
   - И если сокровище спрятано в доме, то сами мы его не найдем... а девочка нам поможет, - он протягивает руку, касается волос.
   От прикосновения этого Ийлэ замирает.
   - По-моему, мы это уже проходили, - второй смелеет, все-таки он глуповат, постоянно нарывается, отступает и вновь нарывается.
   Бран его убьет.
   Ийлэ прикусила язык: она не хотела произносить это имя даже в мыслях.
   Особенно в мыслях: мысли последнее, что у нее осталось.
   Но убьет.
   Не сейчас, позже, когда этот второй перестанет быть нужен.
   - Отказалась, - хозяин гладит, наслаждаясь ее страхом. - Но мы простили ее... и сейчас просто попробуем еще один вариант...
   - А если она опять...
   Он поморщился.
   Его раздражали эти вопросы, за которыми виделось недоверие к его способностям.
   - Нет. На этот раз все будет иначе. На этот раз нам не требуется ее согласие... только кровь... ты ведь не откажешься, дорогая, поделиться?
   Будто у Ийлэ имелся выбор.
   Он же наклонился, близко, к самому ее лицу, пытаясь поймать ускользающий взгляд. И пальцы вцепились в подбородок, стиснули, больно.
   Ноздри его раздувались.
   А на щеках пролегли дорожки живого железа.
   - Ну же, - обманчиво ласковый голос. - Посмотри мне в глаза...
   Нельзя.
   И не послушать его тоже нельзя. И он знает, ему нравится наблюдать за ее метаниями, за поиском единственно верного варианта. Нарушить запрет? Ослушаться приказа?
   Ее накажут в любом случае, но...
   ...в дверь постучали.
   И звук этот, показавшийся невероятно громким, оглушающим, заставил его отпрянуть.
   - Мальчики, можно?
   Дайна прошла бочком.
   - Я подумала, что вам здесь скучно... - в руках ее поднос с пузатой бутылкой и четырьмя бокалами.
   Он собирался ответить что-то резкое, но передумал.
   Дайна была хороша.
   Розовая. Напудренная. С подведенными глазами и губами, которые она облизывала, чтобы губы эти блестели. От нее пахло душистым мылом и лавандой.
   Дайна собрала волосы и украсила прическу атласными розами.
   На шею завязала черный бант.
   Корсет надела.
   И чулочки сеточкой с подвязками розовыми.
   И ничего-то на ней не было, кроме корсета и чулочек.
   Ах нет, белый накрахмаленный фартук...
   - Детка, ты знаешь, как развлечь... - второй забыл и об Ийлэ, и о ее хозяине, который разглядывал Дайну... пожалуй, с неудовольствием.
   - Вон пошла, - сказал он.
   - Бран, да она просто...
   - Вон.
   Дайна не стала спорить.
   - Выпивку оставь.
   Оставила.
   Ушла.
   И дверь прикрыла... точно, всего-навсего прикрыла, потому что из-за двери тянуло сквозняком.
   - Бран, ты загоняешься... развлеклись бы... пока ждали...
   Второй разливал.
   И бокал хозяину подал первым. Уставился жадно: будет ли тот пить. Будет. Ему не особо хочется, он и так пьян, вернее, нетрезв, но заняться больше нечем.
   А ожидание раздражает.
   - Не наразвлекался еще, - буркнул он, но уже почти спокойно.
   Его настроение менялось быстро, как песок под южным ветром.
   - Успеется...
   Он пригубил коньяк.
   И бокал поднял, накренил, позволяя янтарно-желтому содержимому добраться до края. Он провел по этому краю пальцем и палец облизал.
   - Неплохой коньяк...
   Второй все еще был недоволен.
   Затянувшимся ожиданием.
   И тем, что коньяка было мало, а он привык глотать, не разбирая вкус напитка, и на опустевший свой бокал глядел едва ли не с ненавистью. Третий коньяк цедил, морщась, закусывая яблоком и поглядывая на дверь...
   - На удивление неплохой коньяк... - Бран сделал еще глоток.
   А яблоко вдруг выпало из неловких пальцев пса, покатилось по ковру к Ийлэ.
   Докатилось.
   И упавшее, стало законной ее добычей. Она к ней и потянулась.
   А пес упал.
   Как стоял, с бокалом в руке... и остатки коньяка выплеснулись на ковер, впитались, а Ийлэ еще подумала, что на этом ковре уже изрядно пятен...
  
   - Я их не убивала, - она сидела в кресле, обняв себя, и раскачивалась, а Райдо не знал, что ему делать. - Я их не убивала... не убивала...
   - Конечно, не убивала.
   Ийлэ не услышала.
   Открытые глаза, пустые, яркая зелень бутылочного стекла.
   Узкие зрачки.
   Видит ли она хоть что-нибудь?
   Понимает?
   - Ийлэ, - Райдо встал на колени, дотянулся до плеча ее, холодного, даже сквозь одежду. - Послушай, пожалуйста... все уже закончилось. Еще тогда закончилось. Слышишь меня?
   Кивок.
   И взгляд все еще пустой.
   - Они все умерли и сразу, а дверь закрылась...
   - И что было дальше?
   Ему совестно, потому что нельзя заставлять ее вспоминать, он не имеет права, но должен, поскольку иначе не разберется во всей этой дерьмовой истории.
   - Я... я ключ нашла... у него... он был мертвый, а я боялась, что очнется, что он так пошутил и... и все равно... полезла... в кармане нашла...
   - Ты молодец, ты все правильно сделала...
   Она дрожит, и Райдо стягивает ее с кресла, обнимает, раскачивается, пытаясь убаюкать, избавить от того, заемного страха, который пришел из памяти.
   Он шепчет про то, что тот день уже ушел.
   Все те дни.
   И Бран мертв.
   - Он лежал... он так тихо лежал... и глаза открыты были... смотрел на меня, а я боялась... вдруг кто-то войдет и увидит их... и меня... подумают ведь, что это я... а я не...
   - Я знаю.
   Холодные виски и пульс сумасшедший, и Райдо целует, дышит, отогревая ее. Пальцы сплетенные, сведенные судорогой, распрямляет, гладит каждый и ладони прижимает к губам.
   Его дыхания хватит, чтобы немного согреть.
   - Или если... если попробую сбежать... он мне иногда позволял... думать, что я сбегаю... оставлял... в комнате... окно и я выбралась в сад, а из сада... почти до леса... он по следу шел... и в другой раз тоже... и в третий... но потом один не сдержался и меня порвали... шрамы остались вот...
   Она потянула ворот рубашки, и тотчас выпустила его.
   Выдохнула судорожно.
   Вдохнула.
   - Тише, я верю...
   - И на животе тоже... и я подумала, что, наконец, умру, а они доктора привели... и тот шил... сидел и шил... и опиум... когда опиум, то не так больно. И все равно я надеялась, что умру... а они не дали... и тогда на цепь посадил, чтобы больше не бегала. Это ведь нечестно, что на цепь... и я... я устала, Райдо. Я делала все, что они говорят... лишь бы не трогали больше... все делала... и сбегать не думала... это ведь ловушка... он притворился мертвым, чтобы я... лежал и лежал... а потом дымом потянуло... дверь заперли. Она щелкала так, тихонько, когда ее запирали и...
   - Погоди, - Райдо взял ее лицо в руки, поднял, заглядывая в глаза, которые по-прежнему были почти безумны. - Не спеши. Что случилось раньше? Дверь заперли? Или пожар начался?
   Ийлэ нахмурилась.
   Она молчала, шевелила губами, точно перебирала строки событий прошлого, и молчание ее было почти невыносимо.
   - Дверь, - четко произнесла она. - Сначала щелкнула дверь. Только... мне могло показаться, но...
   - Что?
   - Она приоткрылась. И закрылась. А потом уже... потом дым появился, но не сразу. Я не скажу точно, через какое время... тогда я время совершенно не воспринимала. Дверь щелкнула... и я еще обрадовалась, что теперь точно никто не зайдет... а Бран все лежал и лежал... и потом дым. Белый.
   - С запахом?
   - Это не запах, это - вонь, - она скривилась. - Едкая такая... как будто... не знаю, как будто горела мусорная куча... и я поняла, что задохнусь. Окно ведь было заперто. В этом кабинете окна никогда не открывали. Отец говорил, что так надо и... и я решилась. Я знала, что ключ он с собой носит. Обыскивала... и ждала, что сейчас очнется, схватит за руку. Сломает. А он умер... такой тяжелый был... и когда перевернула на живот, тяжелый... мертвый... и ключ носил. Я в замок еще не с первого раза попала. Тыкала, тыкала, а он никак... испугалась, что сдохну вместе с ними. Я не боялась смерти, ты не подумай, но не хотела, чтобы вместе с ними... и потом замок вдруг взял и... и я... я с цепи, понимаешь?
   - Нет.
   Он ведь никогда на цепи не сидел, а потому не имеет представления, каково это - получить свободу.
   - И... и я... я ушла... дом еще не совсем спал и... этот выход, его отец сделал... на всякий случай... и я... я боялась, что не отзовется, а он сразу...
   - Ты сбежала.
   - Да.
   Ийлэ успокаивалась, но не делала попыток отстраниться, и напротив, обняла Райдо, положила голову на плечо, сказала:
   - Ты очень теплый, а я что-то замерзла.
   - Тогда грейся.
   Ему не жаль этого тепла, и дома, и вообще ничего, если для нее.
   - Я... я боялась, что меня кто-то увидит... а дом горел...
   - Ты видела огонь?
   - Нет.
   - Тогда...
   - Дым. Все коридоры были в дыму и... и я еще обрадовалась, что если так, то меня никто не увидит... я спешила уйти, чтобы подальше, чтобы... просто уйти... и не подумала, что весна - это еще не лето. Весной холодно и... я потом украла одежду. То есть, нашла пугало и раздела его... а потом и второе... чем больше одежды, тем теплей. И могла бы еду взять...
   Ийлэ вздохнула.
   - Хотя бы наелась перед побегом... я добралась до леса, до ямы какой-то и в ней лежала, наслаждалась тем, что свободна, а они - сдохли... вот так взяли и сдохли. Я им столько раз желала смерти, но чтобы желание это исполнилось. Чудо, правда?
   - Чудо, - Райдо осторожно поцеловал ее в макушку. - Еще какое чудо...
   ...выжить.
   ...и уйти, сама того не замечая не только из комнаты-ловушки, но и из чужой сети, которую расставили только для нее.
   ...добраться до леса и в этом лесу затаиться, и держаться его, весну и лето, и осени остаток... и если так, то везение это - не только Ийлэ.
   Без нее Райдо не выжил бы.
   И не выживет.
   - Меня искали, - продолжила она тихо. - Потом... через несколько дней... сколько - не знаю. Они как-то все мимо прошли и... и лес предупредил о собаках... люди цепью шли... и собаки с ними, но лес спрятал. Ему не нравились ни люди, ни собаки... а потом я ушла дальше. Вот и все... и получается, Дайна их отравила?
   Ийлэ ответила сама себе:
   - Получается, что она... и мне следовало раньше сказать, тогда бы ты...
   - Следовало, пожалуй.
   А самому Райдо следовало бы тряхнуть Дайну хорошенько, а не играть в игры...
   Она отравила?
   Она.
   Больше некому... она, пусть и невеликого ума, но не могла не понимать, во что ввязывается. И на убийство решилась отнюдь не из-за пары-тройки табакерок да ложечек серебряных.
   Нет, Дайна рассчитывала на большее.
   Много большее.
   Получила?
   Ответ очевиден: нет. В противном случае в поместье она бы не осталась, раньше убили бы...
   - Думаешь, ее из-за этого... - Ийлэ сидела тихо, точно опасалась, что Райдо опомнится и сгонит с колен. А он и сам боялся пошевелиться, спугнуть ее.
   Тонкий лед?
   Тонкий, но и это изменится. Со временем.
   - Думаю, что да... шериф...
   - Я слышала. Там очень тонкие стены.
   - И хорошо, что слышала... я попытаюсь вернуть то, что она украла.
   - Не стоит, - Ийлэ покачала головой. - Дом все равно не будет прежним.
   И вновь права.
   Но Райдо все равно вернет, потому что украденное принадлежало дому, пусть и изменившемуся, но, пожалуй, помнившему о временах иных.
   - Подельник у Дайны имелся. Тот, кто дал яд. Тот, кто объяснил, что с этим ядом делать. Тот, кто убедил ее остаться в доме... и этому подельнику Дайна была нужна. Он ее терпел... - Райдо закрыл глаза, вспоминая лицо бывшей экономки. - Именно, терпел... полагаю, характер у нее был нелегкий... она хотела всего и сразу, ожидание ее нервировало... а тут еще я со своими претензиями... возможно, Дайна и обрадовалась, когда ее выставили. Лучше синица в руках, чем журавль... а синиц она себе настреляла целую стаю. Шериф прав в том, что безбедную жизнь она себе обеспечила... но всегда ведь мало, верно?
  
   Ийлэ пожала плечами. Ей точно было достаточно.
   Сидеть.
   Слушать внимательно. И не думать о том, что это иррационально - жаловаться на жизнь одному из этих...
   Райдо.
   Рай-до.
   Рычащее имя и все же гладкое, подходящее для него.
   - Мало... она предложила мне купить информацию. А кому-то сказала, что собирается продать... и наверняка, предложила заплатить за молчание.
   - Она...
   - Дура, - спокойно ответил Райдо. - А это не лечится. И ее подельник, очевидно, это осознал. Ко всему, думаю, он устал от ее нытья и угроз... я ее не так хорошо знаю, но она и меня успела достать крепко, чего уж говорить о том, кто от нее зависел? Нет, он ее убил и, думаю, с преогромным удовольствием... а что это нам дает?
   - Ничего.
   - Почти ничего, кроме того факта, пожалуй, что этот человек если не знал, то догадывался, как вскрыть комнату... и как избавиться от псов... и жила предвечная, он мне не нравится.
   Райдо вновь ущипнул себя за ухо:
   - Как он мне не нравится. Слишком умный... а значит, опасный.
   Он замолчал.
   И молчание длилось и длилось, оно было уютным, как осенний вечер у камина, как огонь в этом самом камине, и запах коньяка, и сам бокал в руке, теплом согретый.
   Печальный скрип половиц.
   Домашние разношенные туфли... и старая шаль на плечах. Шаль легче его рук, но руки надежней. И если так, то... Ийлэ просто позволит себе минуту слабости.
   Две.
   Или дольше, благо, часы, которые стоят на каминной полке, мертвы. На них время застыло, а значит, некому будет укорять Ийлэ за эту слабость.
   И Райдо задумался.
   О чем?
   Об убийстве... об убийце... или о том, что зима идет к перелому, за которым... весна наступит рано или поздно. И грозы придут с востока, принесут с собой тяжесть моря, белые молнии, которые вновь спустятся по зову Ийлэ, чтобы напоить ее силой.
   Как в тот раз.
   Ее ведь хватило, чтобы танцевать под дождем, и древние буки с одобрением наблюдали за той пляской... быть может, вспомнят о ней, когда Ийлэ придет. А она придет, ведь дала слово.
   Исполнит.
   Вытащит разрыв-цветок, вычистит кровь его, а дальше Райдо и сам справится. Живое железо сращивает раны ничуть не хуже, чем сила альвов.
   Главное, он перестанет нуждаться в Ийлэ.
   Изменится?
   Конечно, изменится, глупо было бы ждать, что он останется прежним, но... слово сдержит. Должен сдержать, потому что иначе Ийлэ... ей будет плохо. Поэтому она не хочет думать ни о прошлом, ни о будущем.
   Есть настоящее.
   Немного, но ей хватит.
   Дверь в кабинет открылась без стука:
   - Райдо, там... - Нат застыл на пороге и, кажется, смутился, если он вообще способен был смущаться. - А что это вы делаете?
   - Ничего, что тебя касалось бы, - рявкнул Райдо.
   Ийлэ выскользнула из рук его и, опасаясь, что он попытается вернуть ее, спряталась за спинкой кресла, благо, кресло все еще стояло, и выглядело почти надежным убежищем.
   Райдо оперся на подлокотник.
   Встал.
   На Ийлэ не глянул даже... и правильно, ей отчего-то невыносимо неудобно было от самой мысли, что он будет смотреть на нее... она не готова выдержать этот взгляд.
   Сейчас не готова.
   - А... а там... этот... - Нат попятился, некрасиво горбясь, - вскрыл... и я подумал, что надо вас... и вот...
   - Нат...
   - Да?
   - В следующий раз стучись, ладно?
   Райдо дернул головой и щеку поскреб с немалым раздражением.
   - Ладно, - не особо уверенно пообещал Нат. К нему постепенно возвращалась утраченная уверенность в собственных силах. - Только и вы... в следующий раз закрывайтесь. Так оно надежней.
   На предложение, не лишенное разумности, Райдо ответил затрещиной.
   И мысленно Ийлэ к ней присоединилась.
   Не то, чтобы она злилась на Ната, нет, он вовремя пришел, но... мог бы подарить еще несколько минут в тишине, которая на двоих и тем уютна.

Глава 29.

   Джон Талбот был одержим.
   Пожалуй, он выглядел обыкновенным, скучным даже человеком, о слабости которого люди иные, пусть и близкие, не догадывались.
   Оно и к лучшему.
   Эти другие люди сочли бы Талбота безумным, и пусть безумие его было самого мирного свойства, оно все одно испугало бы их. А следом за страхом пришло бы отвращение. И пусть бы Джону, положа руку на сердце, были безразлично отношение общества к его персоне, но он привычно таился.
   Скрывался.
   Сдерживал, что любопытство свое неумеренное, что страсть к тайнам.
   А тайны влекли.
   Они дразнили Джона сладким ароматом непознанного, подбрасывали вопрос за вопросом, точно проверяя, сумеет ли он, уже не мальчишка-Джонни, подглядывавший за соседкой и молоденьким разносчиком, который зачастил в дом на углу улицу, найти верный ответ.
   Он находил.
   И в тот раз, когда понял, что вовсе они не любовники, как о том судачили соседи, нисколько почтенную вдову не осуждая, но пара мошенников... и в другой, когда сумел отыскать тайник в заброшенном доме... и в третий, впервые сведший Джона Талбота с сейфовым замком. Ему было двенадцать, а сейф принадлежал почтенному купцу, вернее его наследникам, которые ключ отыскать не сумели.
   Сейф принесли в надежде, что отец Джона сумеет управиться с замком.
   А тот сказал сыну:
   - Посмотри. Что думаешь?
   До того благословенного дня Джон встречался с замками разными, с тяжелыми, древними, солидного вида и скверного характера. Эти упрямились, не желая признавать свои ключи, а Джоновы отмычки принимали благосклонно. Были и другие, дверные, порой хитрые, но все одно податливые... были оконные запоры и крохотные замочки на шкатулках...
   Джон ладил со всеми.
   А тот, сейфовый, он очаровал.
   Джон просидел рядом всю ночь, не способный отступить и на шаг, он гладил железный бок сейфа, вновь и вновь проворачивая круг счетчика, вслушиваясь в щелканье того... и к утру вдруг понял, что именно в этом голосе и спрятан главный секрет.
   Надо слушать внимательно.
   Тот замок Джон открыл, и отец, вместо того, чтобы обрадоваться, нахмурился:
   - Бедовый ты парень, - вздохнул он и, почесав бороду, признал: - Ладно, ювелира из тебя все одно не выйдет... а так, будешь иметь копейку.
   И устроил Джона в контору, что принадлежала дальнему родичу.
   Не прогадал.
   В конторе было интересно, и пускай поначалу к Джону Талботу относились снисходительно, но вскоре оценили талант.
   - Эх, парень, - в приступе откровения сказал как-то начальник, а заодно уж и родич, которому было вменено за Джоном приглядывать, - опасный у тебя талант... гляди, не пойди по кривой дорожке...
   Быть может, в ином каком случае, предупреждение это не было бы лишено оснований, однако Джона по странной прихоти судьбы содержимое сейфов не интересовало. Он и к ящикам этим терял интерес, стоило им поддаться.
   Но вот закрытый сейф вызывал у Джона чувство, близкое к экстазу. Он замирал в предвкушении, представляя себе сокровища, скрытые внутри. Сокровища всегда были чем-то эфемерным, некой высшей целью, достигнуть которой Джон сможет, лишь открыв замок.
   И сейф превращался в противника.
   Джон вступал в схватку с ним, вооружившись чуткими своими руками, слухом и набором самолично изготовленных отмычек, равных которым не найдется по обе стороны Перевала. В этом Джон был всецело уверен, как и в том, что по эти самые обе стороны не найдется и сейфа, способного перед Джоном устоять.
   Нынешний его уверенность несколько поколебал.
   Даже был момент, когда в душу Джона закрались робкие сомнения: а сумеет ли он справиться?
   Все-таки спецзаказ.
   Улучшенная конструкция.
   И замки работы почившего ныне мастера Гриди, а он свои секреты в могилу унес, пусть бы и предлагали за них немалые деньги... но собственные Джона замки, пожалуй, похитрей будут.
   И все же...
   Особое место. И сейф особый.
   Двадцать девять сегментов, каждый из которых имеет собственную дверь из двухдюймовой стали и индивидуальный замок.
   С секретом.
   Талбот убедился в этом, когда попробовал действовать обычными своими методами. Конечно, если бы сохранилась внешняя панель, было бы проще, но... но и не так интересно.
   - Послушай, - сказал Талбот сейфу, прижимаясь к холодному металлу щекой. - Ты пострадал по чужой глупости, это да... но я-то не враг тебе... я хочу помочь.
   Сейф ему не верил.
   Они никогда не верили, до последнего сопротивляясь, что уговорам, что ласковым прикосновениям отмычек, храня то самое идеальное сокровище. И когда все-таки раздавался характерный щелчок, знаменуя очередную победу Джона, он испытывал... да, пожалуй, разочарование.
   Прежние сокровища оказывались скучны.
   Ценные бумаги.
   Или деньги.
   Однажды - записная книжка со списком должников... и еще картина была, упакованная в плотную холстину. Драгоценности... да, драгоценности вызывали интерес, но исключительно профессиональный. Все-таки отец Талбота был неплохим мастером.
   Неплохим.
   И мастером. Тогда как прежний хозяин Яблоневой долины был настоящим гением. Это Джон знал, но знать - одно, а получить очередное подтверждение...
   ...он справился.
   Снова справился и рассмеялся от восторга, осознав это.
   И дверцу открыл.
   И руку не убрал, даже когда молодой пес сказал:
   - Только попробуй спереть чего-нибудь.
   Не обиделся.
   Джона клиенты, случалось, подозревали в том, что он, Джон, пытается наложить руку на их имущество. Иные и вовсе оставались в комнате, не важно, сколько времени занимала возня с сейфом, а один старичок весьма благообразного вида вовсе заявил:
   - Все люди воруют.
   Он говорил это с такой уверенностью, что Джон сразу понял, что именно этот старичок в свое время украл немало. Джону ли осуждать? Псу он отвечать не стал. А тот, помаявшись - верно, не мог решить, что будет правильным: присмотреть за Джоном или позвать того, другого, который был в доме хозяином.
   - Только попробуй, - наконец, решился щенок. - Я по запаху все пойму.
   Пускай.
   Джон оставил дверцу приоткрытой и взялся за соседнюю. Теперь, когда он понял, в чем дело, то процесс пойдет быстрее...
   ...или нет?
   Он счастливо рассмеялся, обнаружив, что замок на второй ячейке немного отличается от того, который был на первой... немного, но этой малости хватило, чтобы Джону пришлось повозиться.
   И он возился.
   И не заметил, как ушел пес, не заметил и, как тот вернулся, не один, но с другим, покрытым шрамами, и с альвой, которая держалась в тени его.
   - Мне понадобится неделя, чтобы открыть все, - сказал Джон, отступая от замка, который не спешил поддаваться. - Но если вам интересно, то вот...
   Он распахнул дверцу и отступил, позволяя хозяину заглянуть внутрь вскрытой ячейки. А тот пропустил перед собой альву.
   Но и она не спешила.
   Люди ко вскрытым сейфам относились с недоверием, пожалуй, едва ли не большим, чем к человеку, который, собственно говоря, эти сейфы вскрывал. Они смотрели на Джона, и на железные ящики, и появлялось в глазах их что-то, чему Джон не имел названия.
   Они вдруг узнавали, что вещь, казавшаяся им надежной, вовсе не так надежна? И это тоже было не понятно, потому как люди ведь сами хотели добраться до того, что внутри.
   Альва подходила к сейфу с опаской.
   И дверцы коснулась, но руку отдернула. Оглянулась на пса, а тот тихо произнес:
   - Что бы там ни было, принадлежит это тебе.
   А Джон подумал, что, возможно, ошибался насчет пса. И вовсе тот не плох.
   Она же отступила и головой покачала:
   - Я... я не могу.
   - Глупости, - пса звали Райдо, точно, почему-то имена заказчиков в Джоновой голове не задерживались, в отличие от названий их сейфов. Вот сейфы Джон помнил в мелочах, даже те, первые, с которыми он возился подолгу к немалому неудовольствию людей, ждавших не мастера, но чудодела.
   - Со мной сможешь? - Райдо взял альву за руку, очень осторожно, словно опасаясь эту самую руку сломать. И Джон, глядя на пальцы пса, толстые, грубые, согласился, что осторожность эта вовсе не излишество. - Со мной ведь не страшно... да и что там страшного может быть?
   Черный футляр для драгоценностей.
   Старый.
   Джону позволили смотреть, о нем, кажется, вовсе забыли. И он, пользуясь шансом, присел, прислонился к стальной стене, скрывавшей еще двадцать восемь тайн.
   Или больше?
   Не зря ведь в конторе не сохранилось общего плана... особый заказ. Нет, Джону Талботу случалось и прежде иметь дело с особыми заказами, но нынешний... пожалуй, нынешний и среди них выделяется.
   - Не открывай, - дрогнувшим голосом попросила альва.
   - Нельзя все время прятаться, Ийлэ.
   - А... а если попробовать?
   - Чего ради?
   Промолчала.
   И все-таки решилась. Замочек на футляре простенький, не замочек даже, но просто крючок серебряный, который соскочил легко.
   Крышка сама поднялась.
   И Джон, поддавшись любопытству, встал, вытянул шею, пытаясь разглядеть, что же такого было в футляре. Прогонять его не стали.
  
   Ленты атласные, тонкие и прочные... и снова ленты... змейка браслета, слишком маленького, чтобы быть взрослым, крохотные, кукольные будто, кольца.
   - Что это? - Нат протянул было руку, но получил шлепок по пальцам.
   - Мои... украшения... - альва говорила шепотом, но слышали ее все. - Мама мне показывала... это отец сделал, когда мне исполнилось месяц.
   Кольцо было... хрупким, иначе и не скажешь. Джон вот побоялся бы взять его в руки. Серебряное плетение, искорка драгоценного камня.
   - И браслет к нему...
   На браслете переплелись виноградные лозы.
   - А это - уже в полгода... и в год...
   Колец было множество, и браслетов, имелись броши и серебряная погремушка с бубенчиками. Кукольная ложечка, украшенная синим сапфиром.
   Бабочка-заколка с дрожащими крыльями, расписанными эмалью.
   И четырехлистный клевер, одновременно простой изящный и умопомрачительно красивый...
   - Это все... они сохранили это все, а я... я думала, что забрали... те, которые...
   - Не забрали, как видишь, - Райдо смотрел на цепочку тонкого плетения, которую держал двумя пальцами. И выражение его лица было... удивленным?
   Пораженным.
   - И... и хорошо, да? - альва перебирала кольца. - А это я уже помню... его сделали, когда мне было пять... и еще кулон был на цепочке... я его потеряла... цепочка очень тонкая и порвалась. Переживала потом очень сильно, и отец обещал другой сделать. Сделал. Но я все равно переживала.
   Джон повернулся к стене. Он подозревал, что она скрывала еще немало сокровищ.
   На то, чтобы вскрыть остальные ячейки ушла неделя.
  
   Шкатулка.
   Ийлэ помнит ее прекрасно, она видела, как отец собирал мозаику из полудрагоценных камней, выкладывая попугая. Он работал медленно, тщательно подбирая каждый элемент. И порой Ийлэ раздражала эта его медлительность.
   Почему он просто не сложит картинку?
   Но с другой стороны ей нравилось наблюдать за тем, как постепенно появляется рисунок.
   Ветка дерева... и пара листьев... фигура птицы... яркий ее хохолок, крючковатый клюв, крылья из полированных рубинов всех оттенков алого.
   Шкатулка была для мамы.
   А вторая, меньшая, которую отец сделал Ийлэ - ей ведь надо было куда-то прятать свои драгоценности, не сохранилась.
   Дайна утащила? Псы? Или кто-то иной, из тех, кто притворялся другом... быть может, сама эта шкатулка исчезла еще до войны, чего гадать?
   Нить жемчуга, темно-розовые жемчужины подобраны идеально, и эта нить стоит дорого, но Райдо сказал, что она принадлежит Ийлэ.
   Зачем ей жемчуга?
   Но Ийлэ надела ожерелье... и витую цепочку с кулоном-капелькой.
   Кольца.
   Браслеты, от которых руки стали тяжелыми, неподъемными почти.
   - Твой отец и вправду был мастером своего дела, - Райдо сидел на полу, у него это, похоже, в привычку вошло, и перебирал сокровища. - Я ничего подобного не видел.
   Он поднял тяжелый браслет со вставками из слоновой кости.
   Охотничий.
   Ийлэ и его помнит, как сидела в кресле, разглядывала пластину за пластиной.
   Королевская охота.
   И сокола.
   Тонконогие борзые, которые и, застывшие в рисунке, выглядят подвижными.
   Лошади.
   Дамы в роскошных нарядах... Ийлэ придумывала им имена и сочиняла свою историю, каждый раз новую. Но в тех ее историях было мало правды.
   - Ты можешь продать это, - Ийлэ приняла браслет и, скользнув взглядом по надменным лицам прекрасных охотниц, выронила. - Он дорого стоит...
   - О да, матушка моя как-то сказала, что смерть мастера - лучшая реклама.
   - Тогда они стоят очень дорого...
   - У меня нет привычки продавать чужое имущество, - Райдо поднял упавший браслет и, поставив на бок, толкнул. Браслет покатился.
   - Это твое имущество.
   - Вот бестолковая... и упрямая к тому же... лучше скажи, здесь все?
   - Нет.
   Ийлэ дотянулась до стола и с непонятным ей самой раздражением смахнула с него кольца.
   - Что ты творишь?
   - Здесь всякая ерунда... нет ничего по-настоящему ценного... я же говорила, что у мамы был изумрудный гарнитур? И еще рубиновый, но его она не любила, говорила, получился очень агрессивным, вызывающим... аместисты. Сапфиры. Алмазы... отцу нравилось работать с камнями... помню, он сделал часы... он обычно с часами работать не очень любил, а здесь... у них циферблат располагался сбоку... точнее не с боку, а на боковой грани. И двигается именно циферблат, стрелка же литая. Часы стоят на трех ножках, а сверху пчела сидит. Тело золотое, но инкрустированное желтыми алмазами... крылья - бриллианты прозрачные, а глаза - сапфировые кабошоны. Пчела сидит на сотах из желтых и белых камней. А на голове у нее корона.
   - Красиво, должно быть.
   - Очень, - Ийлэ сложила ладонь горкой. - Часы крохотные, их рукой накрыть можно... еще была брошь-лилия из платины... и хризантема... он любил цветы делать. И животных тоже... изумрудный морской конек... или жук еще с алмазной монограммой на надкрыльях... для кого - не знаю... отец делал, думал отправить, но не отправил.
   - Ты бы узнала, если бы увидела что-то... - Райдо усмехнулся и сам себе ответил. - Полагаю, узнала бы. Значит, нашли мы не самое ценное, верно?
   - Да.
   - Ийлэ, вспомни, в тот день, когда случился пожар...
   ...пожар?
   О да, он нарочно обходит скользкую тему. Пожар - лишь малость...
   - ...секретер еще был? Внешняя панель?
   - Да.
   - Ты уверена?
   - Да. Там все было как при папе. Почти, как при...
   - Значит, ее сожгли позже... или она сама сгорела... - Райдо, встав на четвереньки, принялся собирать кольца. - Скорее всего, сама... и да, он не собирался устраивать настоящий пожар, наверное, надеялся, что ты позовешь на помощь, и у него будет повод вскрыть дверь... или вовсе ключ имелся... не понимаю пока... почему он не забрал эти вещи? Не мог? Не хотел привлекать внимания?
   Райдо кольца складывал на стол.
   Аметист. И хризолит.
   Широкое с топазами.
   И несколько мелких, которые Райдо поднимает с немалым трудом, его пальцы слишком неуклюжи.
   - Или рассчитывал взять кое-что посерьезней... а секретер спалил для отвода глаз... без внешней панели вскрыть сложно, а раз не вскрыт, то и не понятно, что именно там есть. Или, верней, чего именно там нет... Бран знал, но тем был опасен. Сходится?
   - Ты у меня спрашиваешь?
   Ийлэ снимала браслеты.
   На что она надеялась, примеряя их? На то, что вместе с драгоценностями вернется прошлое? Или хотя бы то забытое ощущение чуда, которое возникало, когда Ийлэ добиралась до маминой шкатулки.
   - А у кого еще? - Райдо нырнул за очередным кольцом под стол. А когда выбирался, то стукнулся о край затылком. - Пр-роклятье! Почему тут мебель такая низкая!
   - Потому что она не для того, чтобы под ней ползать.
   - Больно, - пожаловался он, потирая затылок. - Могла бы меня пожалеть...
   - А ты хочешь?
   - Чтобы ты пожалела? - руку он убрал. - Нет.
   И кольца высыпал на стол, а сам стол подвинул к Ийлэ, так ей удобней разбирать.
   Выстраивать цепочки от малого к большому... что она знает?
   - То, чем занимался твой отец, тайной не было, - Райдо подвинул к краю самое маленькое из колец, простое, серебряное с ушком, в которое протягивали ленту. А лентой кольцо крепили к браслету, вот только тот потерялся. - Я не знаю, чем он думал, почему не убрался сразу...
   К этому кольцу прижалось второе, тоже крошечное, золотая травинка с крохотным бутоном... для Нани уже маловато.
   Или нет?
   Если попробовать... у Нани нет украшений, впрочем, Райдо отдал ей все погремушки, которые нашлись в сейфе, пусть бы Талбот и предлагал их выкупить.
   Безумные деньги сулил.
   Но наверняка взял бы втрое больше... или не продал бы? Погремушки красивые, с серебряными бубенцами, с цепочками и инкрустацией из теплого янтаря.
   Камни Нани облизывает.
   А бубенцы норовит оторвать, но те держатся прочно.
   - В конце концов, его слила Дайна через своего любовника, - Райдо продолжал подвигать к Ийлэ кольца, одно за другим. - При том она поломала чью-то игру... смотри, твой отец все равно ведь собрался уехать. И если так, то логично предположить, что вещи он собрал. Верно?
   - Да.
   Предполагать Ийлэ не хотела, как и вспоминать те дни, перед отъездом, когда отец и мама постоянно ссорились. И она еще плакала, закрывалась у себя в комнате...
   ...а потом сказала, что Ийлэ должна уйти.
   - Точно собрал?
   Странный вопрос.
   И вообще, он сам утверждает, что отец Ийлэ...
   - Подумай, - просит Райдо, подсовывая под пальцы Ийлэ тяжелый ободок с зеленым камнем. - Хорошенько подумай... понимаешь, оно ведь не сходится.
   - Что не сходится?
   - Сначала я тоже решил, что отец твой собрался в бега. Да, тянул... если его королева сюда сослала, то без ее позволения уехать он не мог. Насколько знаю, тетка отличалась на редкость поганым нравом. Вот и выходило, что дернешься - останешься без головы... и не дернешься, останешься без той же головы...
   Райдо постучал колечком по столешнице.
   - Может, он рассчитывал получить прощение? Или что в новом мире старые грехи не в счет пойдут... ну, то есть я так подумал, что он так подумал. А потом вот в голову втемяшилось, что если твои родители собирались деру дать, то какого хрена тебя отослали?
   Кольцо выскользнуло из неуклюжих пальцев Райдо и покатилось.
   - И эти вот вещицы... да, я понимаю, что там где-то изумруды с бриллиантами и прочей хренотенью, но... на кой они в новом мире? Не важнее ли взять с собой что-то иное...
   - Например... - Ийлэ поймала кольцо.
   - Да. Это ведь не просто вещицы. Это ж память. Не твоя, а их... моя матушка по сей день хранит мои молочные зубы. И еще волосы. И первую распашонку. С кружавчиками. Вот ты можешь представить меня в распашонке с кружавчиками?
   Он спрашивал это искренне, и Ийлэ попыталась.
   Представить.
   В распашонке с кружавчиками. Но кажется, это было слишком для воображения Ийлэ...
   - Ты улыбаешься.
   - Что? - она растерялась.
   - Ты все-таки улыбаешься, - Райдо и сам скалился, и странно, но от этой его улыбки становилось легко на сердце. - И значит, все не зря...
   - Отстань, - Ийлэ отвернулась.
   Она улыбается?
   Быть того не может... скорее всего просто очередная маска выползла не вовремя. У Ийлэ множество масок, так почему бы не воспользоваться одной, если случай подходящий.
   - И да, я улыбаюсь, - она продемонстрировала Райдо ту самую улыбку, которую долго тренировала перед зеркалом, кажется, стараясь, чтобы выглядела та и естественной, и загадочной, и еще какой-то там... чтобы как в журнале дамском, где писали об очаровании улыбки.
   - Нет так, - Райдо дотянулся и провел пальцем по губам. - Эта улыбка мертвая. Не надо ее. А та живая. Верни.
   Если бы Ийлэ могла.
   - Я все испортил, - вздохнул он и руку убрал. - Но если ты сейчас улыбалась, то и потом сможешь... я так думаю...
   - Лучше к делу вернись.
   Она не готова сейчас говорить об улыбках, и кажется, стиснула в кулаке кольцо, одно из тех, которые уже малы.
   - К делу... ладно, к делу так к делу, - Райдо ущипнул себя за ухо. - Я о том хотел сказать, что если вдруг пожар случится или еще какая беда, то матушка моя спасать будет не сапфиры с бриллиантами, а эту вот распашонку... или волосы Кейрена... или ленточку со свадебного платья. Понимаешь? Камни - это просто камни. И твой отец не мог этого не понимать. Одни пропали бы, он бы другие сделал...
   - Как мой кулон...
   - Да, именно. Как твой кулон. Но вот это, - Райдо указал на столик. - Это не восстановишь. Копия не имеет ценности, за копией нет памяти... и вот поэтому я подумал, что, быть может, он вообще не собирался никуда уходить?
   - Как?!
   Безумная мысль.
   Настолько безумная, что Ийлэ не готова ее принять.
   - Смотри, тогда все сходится. Тебя отправили из дому. Думаю, на день-другой, чтобы перестраховаться... собрали драгоценности... это было выкупом, откупом... не знаю, взносом, который он готов был заплатить за свой покой. Твой отец был уникальным мастером и... если бы не Бран... его бы не тронули. Зачем резать корову, которая сливками доится? Он знал, что талантлив... уникален... и мог предложить сделку...
   Райдо поднялся и заложил руки за спину.
   Спина эта была такой широкой... надежно широкой...
   - Но ему понадобился бы посредник. Во-первых, потому что твой отец не мог покинуть долину... полагаю, дело не только в данном слове... королева держала его крепко... во-вторых, между нашими народами шла война и разговаривать с альвом не стали бы... а вот с человеком от имени альва...
   Райдо расхаживал.
   Ийлэ смотрела.
   Так ли все было? Ей ведь казалось, что они собираются уезжать... мама говорила об отъезде. Конечно, она и говорила, каждый день... а отец все медлил, словно ждал чего-то... и ссорились.
   Если Райдо прав, тогда становится понятно, почему они ссорились.
   Мама не хотела рисковать.
   Договор? Его легко нарушить... и псам нет веры... война ведь... но отец верил им больше, чем королеве...
   - Слушай, - Райдо вдруг остановился. - А в библиотеке есть книги по генеалогии? Что-то вроде наших родовых, чтобы понятно было, кто и кому...
   - Есть. А зачем тебе?
   - Понять хочу.
   - Что понять?
   Он не спешил с ответом, стоял, покачиваясь, перенося немалый вес своего тела с одной ноги на другую, но все-таки ответил:
   - Талбот назвал имя твоего отца... и ты смутилась. Тебе ведь непривычно было называться им?
   - Да.
   - Почему?
   - Не знаю, просто...
   - Он сам его редко называл, верно? И вы все... поместье это принадлежало роду матери. И ты звалась ее именем... то есть, именем ее рода. Так?
   - Д-да, - Ийлэ оставила кольца в покое.
   Лоза первородная. Эти вопросы... все ведь очевидно. Все просто. А она не думала... люди... люди не знали, люди приняли то имя, которое им было названо... но почему матери?
   - У нас женщина входит в род супруга, а не наоборот, - Райдо почесывал когтем подбородок. - Наоборот бывает, но редко, когда, допустим, берут кого-то сильного, чтобы укрепить позиции рода... ну а мужчине выгодно... например, он станет вожаком, тогда как в собственном роду не поднялся бы. У вас такое есть?
   - Не знаю, - вынуждена была признать Ийлэ. - Я... я не думала об этом.
   У нее было имя.
   И какая разница, кому оно принадлежало, отцу или матери... они оба за этим именем... прятались? Пожалуй. Уже не спросить.
   Гадать остается.
   И Райдо гадает. Но для гадания ему нужны книги, и пожалуй, Ийлэ сама найдет в них ответы. Он позволит. Он уважает ее право и... и слишком много позволяет Ийлэ.
   Зря.
   Так она потеряет грань. Заблудится. Вновь решит, что она - хозяйка в этом доме... а потом Райдо выздоровеет и все изменится.
   Он же, не догадываясь о ее мыслях, хмурился, пальцами шевелил, и пальцы постукивали по широкому подбородку, по шее его... неловкие?
   Нежные.
   Им Ийлэ доверяет, как доверяет самому псу, пусть и глупо это. Но она, наверное, никогда не научится делать умные вещи.
   - Мама, - говорить было сложно. - Мама хотела уехать... знаешь, они прежде никогда ведь не ссорились, а тут... и поэтому я пряталась. Я ненавидела, когда они ссорятся. Мне от этого больно было. И еще страшно, что мы вправду уедем. То есть, и страшно, и я хотела, чтобы уехали, я ведь нигде не была... только не навсегда. Я не представляла, как бросить дом... и сейчас не представляю.
   Райдо кивнул.
   - И... и наверное, ты прав... если бы собирались уехать... нет, мама какие-то вещи собрала... белье там... и несессер дорожный... тоже смешно, она дальше города не выезжала, а несессер дорожный был...
   - Предусмотрительная женщина.
   Похвала?
   Не насмешка. Он понимает. Он не станет смеяться над той, которая умерла.
   - Она мне этот саквояж дала, когда... она сказала, что надо переждать несколько дней... что найо Арманди позаботится... у них есть маленький домик в лесу... а в домике - тайник... не тайник, но погреб старый, которым никто не пользуется. Нет, это уже не мама. Она про погреб не знала...
   - Кто тебя отвез?
   - Доктор.
  
   Тогда он был другом. И надежным человеком, от которого пахло солодкой, наверное, он вновь сироп от кашля делал. Осенью многие кашлять начинают.
   Доктор приехал верхом.
   Он в седле держался неумело, и костюм коричневый охотничий, сшитый исключительно потому, что в городке у любого приличного мужчины должен был быть охотничий костюм, сидел плохо. Доктор все время одергивал короткую куртейку, вздыхал.
   И лошади шли тряской рысью.
   - А куда мы едем? - Ийлэ казалось, что они направляются в город, но у ручья доктор свернул, направив лошадь по едва заметной тропинке, и та сама перешла на шаг.
   - В одно тихое место, - доктор держался обеими руками за луку седла. И все равно кренился то влево, то вправо, почти сползая, удерживаясь на конской спине разве что чудом. - Послушай, деточка...
   Он всегда обращался к Ийлэ именно так, даже когда она стала взрослой.
   А ей это обращение не нравилось.
   И в тот раз она нахмурилась, хотя человек и не видел ее лица.
   - ...в городе для тебя не безопасно... у меня есть охотничий домик...
   - У вас?
   - Мой дед еще построил, - отмахнулся доктор. Сам он охоту не жаловал, и в ежегодной травле лис участия не принимал, не столько оттого, что лис было жалко, сколько из-за врожденной своей неловкости, которой супруга его стыдилась. - Я давненько там уже не бывал...
   Лес смыкался за спиной Ийлэ.
   Лес шептал, что осень в разгаре, и лещина, на радость сойкам, разродилась небывалым урожаем орехов. Что березы почти расстались с золотой своею листвой, а в старой лощине обжился пришлый медведь, тоже старый, сонный уже...
   Лес рассказывал о нем и о зайцах, которых ныне расплодилось множество, но навряд ли все переживут зиму, потому как у волков тоже приплод имеется... он говорил о кабаньем семействе, которое отличалось воистину свинским характером и не столько желуди ело, сколько норовило подрыть корни старого дуба... а дуб стоял, он выдержал уже не одну осаду и готов был выдержать еще множество...
   ...лес говорил и о человеке, с неприязнью, но лес людей не любил в принципе.
   Доктор же, спешившись, наклонился, он был нелеп, знаком и безопасен. И распрямлялся со стоном, упираясь ладонями в поясницу.
   - Прости, деточка, стар я стал... никогда-то верхом ездить не умел, - он взял лошадь под уздцы и, подведя к огромному камню, забросил поводья на ветку. - Пусть тут постоит... и ты свою оставь. Пешком оно быстрей будет.
   Доктор сам снял седельные сумки, закинул на плечо.
   Вздохнул.
   - Дом старый, - произнес он, извиняясь. - И я давно не заглядывал...
   Дом Ийлэ увидела не сразу, настолько тот сроднился с лесом. Врос в землю, зарос толстым мхом, в котором протянулись бледные нити грибницы. Они прошивали старые бревна, цепляясь за них и одновременно скрепляя друг с другом.
   Плоская крыша, не черная, не зеленая, но словно сшитая из лоскутов.
   Слепые окна.
   И ставни приходится выковыривать. Доктор сопит и пыхтит. Старается. А Ийлэ пытается понять, как она будет жить в подобном месте?
   Здесь же грязно!
   И паутина!
   И мухи дохлые... сыростью воняет, плесенью. В принципе воняет! Она не хочет оставаться и уж лучше в город... не безопасно?
   Это лишь слова.
   Тогда Ийлэ относилась к словам не всерьез.
   - Тут и погреб имеется, - доктор ногой убрал грязную тряпку, которая, надо полагать, некогда была ковром. - В погребе, если вдруг услышишь что, отсидишься.
   Под тряпкой обнаружился пол.
   Обыкновенный.
   - Смотри. Сюда вот нажать надобно... - доктор надавил на доску, которая ничем-то среди иных не выделялась. - Посильней нажать... заедает слегка, но я смажу, я масло взял.
   Он возился в этом доме до вечера.
   Перестилал кровать, перетряхивал матрац, содержимое которого давным-давно превратилось в труху. И вновь вздыхал, а вздохи эти донельзя раздражали Ийлэ.
   Она не останется в этом ужасном месте!
   - По ночам уже прохладненько, но там шкуры есть... и одеяло... а печь разжигать не надо, дымить будет, еще внимание привлечет...
   Доктор ушел, когда наступили сумерки. И тогда, пожалуй, именно тогда Ийлэ испугалась по-настоящему. До этого-то дня она никогда одна не оставалась.
   В крохотном грязном доме.
   В лесу.
   Лес не пугал, в отличие от дома...
  
   - У меня была еда, и одежда, и наверное, все было не так плохо, как мне казалось, - Ийлэ обняла себя. Она сидела, уставившись на столик, на кольца, брошки и цепочки, которых было как-то слишком уж много. И наверное, это правильно, девочкам положено, чтобы украшений было много.
   Вот племяннице Райдо тоже покупали цепочки.
   И колечки.
   И еще какую-то ерунду, мелкую, но красивую... матушка сама выбирала, а у нее вкус идеальный, все говорят. Ей наверняка понравились бы кольца, возможно настолько понравились бы, что она захотела бы забрать их.
   В своем ведь праве.
   Альва... альва чужая... и наверное, матушка решила бы, что с альвы достаточно и того, что ей позволяют жить при доме.
   - Я просидела там несколько дней... а когда пришли они, - Ийлэ раскачивалась, все так же себя обнимая, - лес меня предупредил. И я спряталась. В погребе спряталась. Все вещи с собой забрала... я думала, что никто не поймет, что в доме кто-то есть... глупая...
   - Наивная.
   - Или решат, что если и был кто, то он ушел.
   Запах ее бы выдал.
   В лесу, быть может, у нее и получилось бы уйти. Лес для альвы - дом родной, а вот погреб - ловушка, из которой не выбраться. Будь она постарше, сообразила бы...
   - Я слышала, как они ходят... а потом крышка отошла... ее не взломали, ее открыли... на ту самую доску... я уже потом поняла, когда... когда время появилось подумать.
   Ийлэ отвернулась и губу прокусила.
   До крови.
   И Райдо понятия не имел, как успокоить ее, избавить от этой боли, которой она не заслужила.
   Никто не заслужил такого.
   Он снял мизинцем каплю крови.
   - Я не позволю обидеть тебя. Никому. Клянусь.
   Слова, всего-навсего слова. И вряд ли Ийлэ поверит им.
   - Спасибо.
   Тоже слово.
   А ранка на губе зарастает. И эта ее неловкая улыбка, которая настоящая, стоит многого. Наверное, когда-нибудь Ийлэ вновь научиться улыбаться.
   И быть может, радоваться жизни.
   Райдо постарается, чтобы так и было.
   - Думаешь, отец собирался договориться и...
   ...и паче того, верил, что договор почти заключен. Именно. Теперь все сходится. Убрал дочь, но жену оставил... наверняка, оставил бы и Ийлэ, однако супруга настояла, а он решил не спорить по мелочам.
   Он был уверен, что нашел выход.
   Не он, но кто-то, кто взял на себя роль посредника... кто знал, чем владеет скромный ювелир... посредник должен был видеть все драгоценности. Более того, получить аванс.
   Кто станет разговаривать без аванса?
   И когда в городе появились чужаки, ювелир решил, что они безопасны... правильно, будь кто-то другой... более адекватный... не повезло.
   Посредник, игравший за себя.
   Дайна.
   Бран с его жаждой крови, которую можно было утолить...
   ...и тогда драгоценности забрали?
   Нет. Альв не настолько доверял... он бы передавал сам, из рук в руки... собрал бы, это верно... но не в сейф... сейф - слишком просто. Очевидно.
   Другой тайник.
   Тот, о котором ни посредник, ни Бран не имели понятия... в лесу?
   Нет, лес - далеко, а вот дом... если в этом доме имелся один потайной проход, то наверняка, отыщется и второй... или не проход, но тайник, найти который чужаку будет почти невозможно.
   Альв был доверчив, но не настолько, чтобы оставить сокровище на виду.
   Когда он понял, что его обманули?
   Когда Бран начал пытать? А ведь не обошлось без пыток... не убили бы просто так...
   - Ийлэ, - Райдо не знает, как задать этот вопрос. - Твоего отца... допрашивали? Ты не знаешь?
   - Да, - очень спокойно ответила она. - Но... мне сказали, что он слишком быстро умер.
   Вот в чем беда.
   Бран был уверен, что боль заставит заговорить любого, вот только не рассчитал предела... и альв сбежал туда, откуда его не достать.
   - А маму убивать не хотели... не сдержались...
   Опьяненные кровью и неудачей.
   Бывает.
   Помнится, у Брана с выдержкой было плохо.
   - Осталась я... и...
   И она не договаривает, замолкает, прижав пальцы к губам.
   - Я... я не помню, - Ийлэ говорит это тихо и с немалым удивлением. - Помню только, что было очень больно... и боль все тянулась и тянулась... и я хотела, чтобы она прекратилась, а она... а больше ничего.
   - И не надо.
   - Не надо, - повторяет она глухо. - Зачем мне эти воспоминания, правда?
   - Правда...
   Незачем.
   Ей и без них хватит.
   - Но это же ненормально, чтобы не помнить...
   - Нормально, - Райдо отвел ее руку и сам губ коснулся. - Как раз нормально. Иногда разум пытается защитить... я знал одного парня, который придумал себе товарища... этот товарищ творил страшные вещи, а парень просто не был способен его остановить. Вот это безумие. А память... иногда ее не грех и потерять.
   Бран не повторил бы ошибки.
   И да, альву допрашивали. Долго. Муторно. И день за днем, вытряхивая все, что она знала. Но знала ли она о тайнике? Если да, рассказала бы непременно... если нет... могло ли быть такое?
   Почему нет?
   - Ты найдешь его? - Ийлэ потерлась о раскрытую его ладонь щекой.
   - Кого?
   - Того, кто предал моего отца... если бы не этот человек, отец не стал бы рисковать, оставаясь здесь... и значит, он виноват во всем, что случилось.
   Умная девочка.
   - Я хочу чтобы ты нашел его. И убил.
   - Почему?
   - Потому что так будет справедливо...
   Райдо закрыл глаза: он устал от справедливости, от такой, которая на крови.
   - Я найду... и посмотрим.
   Кажется, она сочла это обещанием.
  
  
  
  
Оценка: 8.50*32  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"