Каринберг Всеволод Карлович
Фриско

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    - Мишель, я тебе не ћАльбЋ, а Альберт Пайк! С 1859 году Верховный Совет избрал вашего покорного слугу Державным Великим Командором Материнского Верховного Совета Тридцать третьего и последнего градуса Древнего и Принятого Шотландского Устава Южной юрисдикции для Соединенных Штатов Америки.

Фриско

   Захватывающий вид открылся Бакунину с высоты Downtown - фасадом выходящего в Океан! Романтический фон для моряков, эмигрантов и путешественников. Глядя на набережную Embarcadero с толчеей мачт у причалов и рябь волн залива, на большой белый двухпалубный пассажирский пароход, маневрирующий на рейде, видишь, словно на живописной статичной картине - зеленые острова и туманные громады с другой стороны залива. Берег от города уходит вглубь континента живописными вздыбившимися холмами с белыми домиками и деревьями, бегущими по склонам, замыкающими пространство пригорода.
   Ноги не слушались, земля ходила под ними, после моря очутиться среди зелени и цветов настолько роскошно и покойно, что Мишель почувствовал себя счастливым. Он жадно вдыхал напоенные ароматом землю и воздух. Под легким бризом с залива шелестели серебристые эвкалипты, завезенные с далекой Австралии, подтверждая собой родство с берегами Океана. По несущейся вверх и заворачивающейся по спирали - корой, карабкается плющ. Колыхается над обрывом полынь и цветущий повторно рододендрон.
   Пройдя назад к пристаням по Bay-strit, Бакунин свернул на Columbus-avenue. Поднялся в город по Mason-strit, вышел на большую Montgomery-strit, заглядываясь на высокие большие дома, сплошь покрытые объявлениями, как написанными на стенах, так и на вывесках. Глядя на роскошные гостиницы, на витрины блестящих магазинов, на публику - все напоминало ему Париж, только провинциальный и покойный. Женщины в чепцах, капотах и шляпках, в зависимости от социального положения, простолюдинки и китайцы в повязанных платках. В этом светлом городе смешались расы и народы: китайцы, русские с Аляски, евреи, итальянцы, африканцы, свободные от рабства, мексиканцы, ирландцы, англичане, немцы, филиппинцы и жители Океана, наподобие папуасов. Только аборигенов, индейцев Калифорнии, не видно - вымерли за последние пятьдесят лет испанского владычества.
  
   Мишель прошел до конторы дилижансов в конце Montgomery-стрит, и неожиданно чуть не столкнулся с крупным мужчиной, вдруг вышедшим из дилижанса и остановившимся к нему спиной, пропуская сходящую со складной ступеньки даму в пышном платье. Спина обширного в талии господина показалась ему ужасно знакомой. В подчеркнуто новой черной пиджачной паре, с черной широкополой шляпой на голове, из-под которой падали на плечи черные, тщательно расчесанные волосы с сединой, в накрахмаленной рубашке с отложным воротником, повязанным черным галстуком - это здорово напомнило Мишелю все тот же Париж, что он решился зайти с фасада. Узкий нос с горбинкой, показатель благородного происхождения, проницательные глаза, тонкие черты аристократа.
   - У тебя проблема? - Мишель услышал знакомый голос, звучавший казалось из его далекой молодости.
   - Ты знаешь, кто я?
   - А ты ждешь от меня ответа? - господин на вопрос ответил вопросом.
   - "Альб-еретик из Бостона"!
   - "Revolution is not showing life to people, but making them live..." (Революция заключается не в том, чтобы показать людям, как надо жить, а в том, чтобы оживить их самих) - твои слова?
   Дальше они перешли на французский:
   - Мишель, я тебе не "Альб", а Альберт Пайк! С 1859 году Верховный Совет избрал вашего покорного слугу Державным Великим Командором Материнского Верховного Совета Тридцать третьего и последнего градуса Древнего и Принятого Шотландского Устава Южной юрисдикции для Соединенных Штатов Америки.
  
   Давние друзья зашли в маленький салун, в ближнем переулке. Небольшая комната, пол которой усыпан опилками, была наполнена матросами и рабочими, сидевших за маленькими столиками в самых непринужденных позах, с поднятыми на соседние стулья ногами, и сплевывающими под них жеваным табаком. Две молоденькие служанки разносили гостям рюмки с ромом, стаканы с хересом, кружки пива и другие напитки. На одном из столиков двое приземистых и крепких мужчин в широкополых сомбреро играли в кости.
   Приказчик с цилиндром на голове, жевавший табак, вопросительно посмотрел на посетителей. Пайк дал ему золотой "игль" в десять долларов, заказал еду и выпивку. Тот расплатился горстью серебра. Звякнувшее о прилавок золото заинтересовало мексиканцев, они с жадностью повернули головы к явно не их круга господам. Но Пайк, словно случайно, задел полы своего длинного клифта и на широком поясе тускло блеснули отделанные серебром два массивных револьвера, - за столиком к господам сразу потеряли интерес, и азарт игры возобновился.
  
   Бакунин ел бараньи котлеты и пережаренный бекон с яишней, и запивал все это горячим кофе с молоком. Пайк, поглядывая снисходительно на беззубого Мишеля, предпочел содовую воду с brandy.
   - Ты, дорогой друг, опять в бегах, как Вечный Жид?
   - Что же делать в безвыходной ситуации?
   - Любое событие имеет свой логический конец.
   - Значит, конец предопределен?
   - Оглядываясь на целое, да.
   - Целым оно никогда не будет, - задумчиво ответил Мишель.
   - Тогда это то, что создано только для тебя.
   - А ты знаешь это?
   - Это любовь или революция. Помнится, в Берлине в 1842 году ты и Маркс были приняты мной в парижскую секцию "Палладинов".
   Бакунин вздрогнул, услышав "любовь" из уст бывшего соперника в любви к общей пассии, настолько он стал чувствительным. Затянувшееся путешествие к Европе: сначала в зачарованной деспотизмом пространстве России, потом необъятный Океан, и эта его странная встреча в первый же день пребывания на земле Сан-Франциско - напомнили ему времена его мистико-оккультной юности и еще мысли, возникшие на пароходе при подходе к берегам Нового Света.
   - Смешно вспоминать, верил во всеобщую любовь и равноправие женщин, а еще - в религиозность революционеров. "Я, Михаил Бакунин, посланный провидением для всемирных переворотов, для того, чтобы, свергнув презренные формы старины и предрассудков, вырвав отечество мое из невежественных объятий деспотизма, вкинуть его в мир новый, святой, в гармонию беспредельную".
   - Вы, русские, такие большие фаталисты. Ты, Мишель, всегда был практиком, врагом всех существующих в Европе режимов и настоящим guerillero. "Кто хочет делать зло, чтобы таким путем достичь добра, тот есть безбожник", - твои слова, мой друг?
   - Я бы сказал иначе. Добро есть бунт, а зло - лишь обличие его.
   - Насколько мне известно, твое противостояние миру было оценено романтичными саксонцами смертной казнью. Как тебя занесло на землю "хорошей травы" - Ерба Буена?
   - Революция позвала, - иронически усмехнулся Мишель.
   - А у нас с апреля своя война. Вовремя прибыл, чтобы понюхать пороху.
   - Я прокоптился порохом еще на баррикадах, когда сам руководил артиллерией повстанцев в Дрездене. А помнишь - Париж! Этот огромный город, столица Европы, обратился в 1848 году вдруг в дикий Кавказ: на каждой улице, почти на каждом месте, баррикады, взгроможденные как горы и досягавшие крыш, а на них, между каменьями и сломанной мебелью, как лезгинцы в ущельях, работники в своих живописных блузах, почерневшие от пороху и вооруженные с головы до ног. А из окон выглядывали боязливо толстые лавочники... с поглупевшими от ужаса лицами. На улицах, на бульварах ни одного экипажа, исчезли все молодые и старые франты с тросточками и лорнетами, а на место их - мои благородные ouvrier (работники), торжествующими, ликующими толпами, с красными знаменами, с патриотическими песнями, упивающиеся своею победою! И посреди этого безграничного раздолья, этого безумного упоенья все были так незлобивы, сострадательны, человеколюбивы, честны, скромны, учтивы, любезны, остроумны, что только во Франции, да и во Франции только в одном Париже можно увидеть подобную вещь!
   Так вот, значит, какая она, революция! Ураган, взметающий баррикады до уровня крыш! Это - не несколько камней, из-за забора брошенных в императорских солдат при расправе с декабристами в Санкт-Петербурге!
  
   Альберт Пайк был масонским ученым, государственным и общественным деятелем, защитником и почетным вождем арканзасских индейцев, губернатором Индейских территорий, вошедших к 1861 г. в состав США, талантливым и плодовитым журналистом, видным юристом, соавтором конституции Арканзаса, редактором нескольких журналов и газет, а еще - боевым генералом армии Конфедерации. Его поездка в Сан-Франциско была продиктована неустойчивой позицией Калифорнии, присоединенной к Североамериканским Штатам в 1846 году в ходе войны с Мексикой, когда американцы отторгли ее половину земель от Техаса до Океана. Разгоравшаяся гражданская война на Востоке требовала глубокой разведки, и Альберт Пайк прибыл в Сан-Франциско "инкогнито".
  
   Когда весной 1849-го в Дрездене вспыхивает восстание, Бакунин принимает его, чуть ли не за начало революции... Он пробирается в ратушу, где заседает Временное правительство, и начинает лихорадочно действовать: находит для них трех польских офицеров, которые в первые дни восстания могли взять на себя командование. Когда, 6 мая, ночью поляки бежали, прослышав о наступлении на город прусских войск, он один взял на себя руководство обороной и раздачей пороха. Ревновавший к нему "главнокомандующий" Борн писал уничижительно: "Этот русский, абсолютно не замечавший и не понимавший действительных отношений, среди которых он жил в Германии, естественно, не имел в Дрездене ни малейшего влияния на ход вещей - он ел, пил, спал в ратуше - и это все". А Бакунин взялся вывести из Дрездена повстанцев и таким образом спас 1800 человек. Во время ночного марша, все разошлись по домам. Наутро смертельно усталый Бакунин, дойдя до Хемница, остался вдвоем с неким Гейбнером, с которым они и завалились в местную гостиницу, чтобы отдохнуть. Немецкие бюргеры выволокли их оттуда и сдали прусскому батальону. А в январе саксонский суд приговорил троих бунтовщиков - Бакунина, Гервега и Реккеля, к смертной казни через гильотинирование. Бакунин хладнокровно отвечал, что как офицер - он предпочел бы расстрел. Смертную казнь в Саксонии в то время еще не успели восстановить, поэтому суд, блефуя, предложил приговоренным подать королю прошение о помиловании. Бакунин отказался. И лишь когда ему сказали, что один из его сотоварищей, ради семьи, просит написать прошение, он - согласился. Его ожидало пожизненное одиночное заключение. Михаилу Бакунину было в это время тридцать шесть лет.
  
   Пайк повел уставшего Бакунина в свой роскошный номер гостиницы "Гранд", купив табаку и оставив его в одной из комнат отдыхать до следующего счастливого дня.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"