Небольшой городок был виден полностью с холмов, которые его окружали - маленький с одной площадью, тихий, мирный и спокойный.
- Как, Шкет, нормально? - спрашиваю я, повернувшись к одному из нас. - Условия нормальные?
Худой парень, настолько худой, что кличка возникла сразу, лезет в карман и вытаскивает оттуда перышки. Никто не знал, откуда он их берет, но карманы его всегда были полны этим мусором. Шкет поднимает одно над головой и отпустает. Оно медленно опускается к его ногам.
- Идеальные, - гундосит он, - Лучше не бывает.
- Тогда действуй, - приказываю я, и Шкет отходит от группы, неся в руках свой неизменный чемоданчик.
- Ребятки, - поворачиваюсь к остальным. - готовы?
"Ребятки" спокойно смотрят на меня, только один, новенький, немного нервничает.
- Да, Сержант, - отвечает Рыжий, - готовы!
У нас нет имен - одни клички. Так правильней и спокойней.
- Надеть маски, - командую я. - Пристегнуть тангенты, надеть шлемы. Проверка связи, раз, два, три!
- Три, два, раз! - отвечает Рыжий.
- Нас никто не любит, - подхватывет Стриж.
- Наши методы суровы, - продолжает Шкет.
- Нас не одобряют ученые, - это уже Боб.
- Но мы выполняем Работу, - говорит неуверенно новенький,
- Порученную нам! - заканчиваю я твердо. - Пошли солдаты! Работа началась.
Мы вступаем в городок, за которым наблюдали два дня. Сто семнадцать жителей. Все сто семнадцать - не люди.
Спокойно идем, я чуть впереди, остальные чуть сзади, небольшим, но строгим клином. Проходим мимо дома с открытой верандой. Из него выходит женщина.
- Убийцы, - кричит она. - Мы же такие, как вы!
Рыжий, не глядя, вытягивает руку, держа "Беретту" боком, как бандит из кино, и дважды стреляет. Женщина замолкает и грузно оседает на веранде. Мы идем дальше.
Вот и площадь. Становимся в самой середине и начинаем ждать. Жители начинают стекаться, по одному, небольшими группами. Почему они так делают - никто не знает, но они всегда приходят. Все. Вскоре вокруг нас образуется кольцо. Расстояние около двадцати метров. "Интересно, как они нас видят?" - думаю я, и тут все начинается. Толпа кидается на нас.
Мы открываем огонь из автоматов, очереди полосуют толпу, грохот стоит такой, что даже сквозь наушники наполняет вибрацией, не оставляя ни единой мысли и чувства. Первые ряды готовы, задние замедляются, давая возможность сменить магазин. Два магазина в запасе - проверено, что это максимальное количество, больше не успеваешь - толпа достает. Просто опыт. Второй магазин у меня заканчивается, я бросаю автомат, становлюсь на колени и начинаю стрелять из автоматического пистолета с пристегнутым прикладом. Пули находят свои цели. Толпа не напирает, оставляя около семи метров дистанцию, да и не толпа это уже, а так - группа. Они начинают рассыпаться. Третья обойма - уже одиночными, приклад отстегнут и отброшен, начинаем уже доставать оставшихся. Еще несколько пытаются убегать, но падают: Шкет на холме не зря держит в руках снайперскую винтовку.
Наступает тишина. Я, держа оружие, поворачиваюсь к остальным. Беглый осмотр - все в порядке. Поднимаю руку, сжимаю в кулак. Все замерли. Тишина. Ждем. Перевожу взгляд на одно из тел. Он лежит метрах в трех от меня, голова запрокинута, рот раскрыт в немом вопле. Проходит минута и ему на губу садится большая муха. Медленно чистит крылышки, потом начинает исследовать. Забирается в рот, и я отворачиваюсь. Вовремя, потому что новенький вдруг говорит: "Господи", - и поднимает руки к шлему, собираясь его поднять. Судя по цвету лица сквозь забрало, его сейчас вырвет.
- Отставить! - ору я, - Жить надоело? Еще пять минут! Не двигаться!
Новенький замирает. Мы ждем. Я перевожу взгляд на мужика с мухой. Мухи больше нет: улетела, и я начинаю обозревать остальных. Похоже, все мертвы, что значит - работа выполнена. Лежащие выглядят как мы, одеты по-людски. Только одно их отличает - серая кожа, серые лица.
- Время, - говорит Рыжий.
Я со вздохом поднимаю забрало у шлема и с облегчением снимаю перчатки. Потом начинаю медленно снимать фиксатор-ошейник. Все следуют моему примеру. Гляжу на новенького - он еще зеленый, но отходит. И старательно избегает моего взгляда.
- Пересчитываем, - приказываю я, и мы расходимся, считая тела.
- Сто шестнадцать, Сержант, - отчет Рыжего. У остальных столько же. У меня сто пятнадцать, и я пересчитываю. Сошлось - все правильно. Сто семнадцатая - женщина на веранде.
Резкий порыв ветра сбивает со Стрижа его идиотскую накидку от солнца, которую он всегда надевает.
- Да чтоб тебя... - беззлобно реагирует он, собирается перепрыгнуть через одно из тел, но замирает и поворачивается ко мне.
- Сержант, - начинает он.
- Слышал, - говорю я и показываю всем - надеть защиту.
Ветер опять доносит до нас плач ребенка, мы начинаем осматривать дома и в одном из крайних находим его...
Мы смотрим на ребенка. Он лежит в кроватке, кричит и плачет. Его серое личико сморщилось от напряжения и беспокойства, он дергает своими ножками в воздухе.
- Я не смогу, - отворачивается Рыжий.
Отхожу, вытаскиваю пистолет, взвожу курок, потом левой рукой беру подушку.
- Покинули дом, - приказываю, и все поспешно выходят.
Грязная Работа, думаю я, прикладываю подушку к голове ребенка и направляю оружие на подушку.
Выхожу из дома. Новенькому плохо, он стоит на коленях, его выворачивает наизнанку. Жду несколько минут, он отходит и поднимается на ноги. В это время к нам присоединяется Шкет.
- Все в сборе? - спрашиваю. - Пошли отсюда!
Они кивают. Хорошо. Покидаем городок и направляемся к месту сбора всех групп.
2.
- А новенький ничего. - Рыжий допивает свой сок с водкой. - Почти справился.
- Верно, - подтверждаю я.
Мы сидим в баре и пытаемся немного расслабиться - я и Рыжий. Нашу группу пропустили без карантина, что является знаком особого доверия, и у нас есть еще немного времени. Потом каждый пойдет к себе, чтобы опять быть вызванными. Может быть через день, может через час.
- Сержант, - Рыжий наклоняется ко мне, - Ты же застал самое начало, да?
- Ну, - я уже немного пьян.
- Скажи, а почему так?
- Как? - спрашиваю я.
- Ну вот так, - Рыжий делает неопределенный жест рукой, - Серые люди, плохие районы, дезактивация, дезинфекция, вирусы, болезни, мутации.
- Кто его знает... - Я действительно не знаю. - Только одно скажу, Рыжий. Нам еще повезло. Есть места, где еще хуже. А серые люди - это болезнь. Наша болезнь.
- Но ведь не всегда же так было? - допытывается Рыжий.
- Не всегда.
- Так почему? Кто виноват?
- Ты думаешь так просто? - усмехаюсь я. - Нашел виноватого, казнил его, и все наладилось? Ну, выясним мы, почему люди становятся серыми, как выяснили, что мертвые не заражают живых, что через пять минут трупы не представляют опасности, что защищать нужно кожу, слизистые оболочки носоглотки. Что нужно избегать прикосновения. И что? Легче нам стало? Зато появилась Работа.
- За которую хорошо платят! - подмигнул Рыжий.
- Знаешь, что я тебе скажу, Рыжий, - меня понесло. - Лучше бы этой Работы не было!
- Зря так, Сержант. - Рыжий укоризнено смотрит. - Сам знаешь, что вспышек "серого вируса" почти уже нет, и все благодаря жесточайшим карантинным мерам.
- Знаю, сам тебя этому учил.
- Мы лечим будущее! - завелся он, - Мы делаем его нормальным, чистым и без серых людей. Мы спасаем даже тех, кто против таких мер и которых все больше и больше. Они не подозревают, что нам должны.
- Рыжий, - перебиваю я его. - А ты где-нибудь слышал, чтобы серые люди хоть раз причинили вред?
Тишина. Рыжий отодвигается и недоуменно смотрит на меня.
- Если бы я тебя не знал, - хрипло говорит он, - я бы решил, что ты из этих, либералов и демократов.
Я понимаю, что заговорился, и мы уходим от темы, пьем по одной, потом еще по одоной, потом еще и расходимся. Потом добредаю до своей квартиры и заваливаюсь спать прямо в одежде.
3.
Просыпаюсь, когда срабатывает автоматика и раскрывает жалюзи, позволяя свету проникнуть в комнату.
- Господи, - хватаюсь за голову. - Зачем так нажираться!
Иду в ванную комнату, умываюсь ледяной водой. Становиться чуть легче, и я подхожу к зеркалу, медленно намыливая щетину.
Когда я взглянул на себя, то похмелье исчезло, не оставив ни следа. Из зеркала на меня смотрело мое лицо. Только серого цвета.
"Ребенок!" - сообразил я и мне на ум пришел пункт номер три: "Если вы обнаружили признаки заболевания, немедленно сообщите в центр эпидемиологии и вирусологии, какими незначительными не казались бы симптомы".
- Дерьмо! - шепчу я. - Вот дерьмо!
Звонок. Я отшатываюсь от зеркала и бросаюсь к видеомонитору. Только успеваю вырвать с корнем маленькую камеру, вделанную в него, как связь устанавливается. На экране Рыжий.
- Сержант, - хмуро говорит он, морщась, - как голова? У меня раскалывается так, что даже вспомнить не могу, о чем вчера говорили. Опохмелиться не хочешь? Угощаю.
И он отключается. Я стою, глядя на пустой экран, зажав в руке камеру с болтающимся куском провода. Потом бросаюсь в ванную, меня сгибает над раковиной и рвет прямо в нее.
- Господи... - Мне чуть полегчало, - За что, Господи?
Разглядывая себя в зеркале, замечаю еще несколько изменений. Глаза чуть потемнели, радужная оболочка уменьшилась. Серый цвет кожи не влияет пока ни что. Кроме одного - внешнего вида. Ногти посветлели, стали более прозрачными. Что-то еще изменилось, но вот что? Понять пока не могу, но понимаю, что времени у меня мало и начинаю поспешно собираться.
Главное, думаю я, пробиться наружу. А там уйду - найду место, отсижусь. Земля большая, пустых мест много.
Я иду к выходу из города, на мне плащ с капюшоном, накинутым на лицо. На рукаве наша эмблема. Обычно мы не надеваем повязки, когда в городе - кому захочется всем показать свой род деятельности? Но сейчас мне это важно. Люди старательно избегают смотреть на меня, отворачиваются, ускоряют или замедляют шаг, лишь бы не идти рядом со мной.
Подхожу к выходу, левая рука вытаскивает разворачивающийся бумажник с документами. Личная карточка, снабженная дактилоскопом, вспыхивает, высвечивая три лиловые полоски. Я сую карточку в нос дежурному офицеру на выходе, правой рукой поглаживая в кармане плаща служебный пистолет.
- Идите, - разрешает он, не глядя нажимает на кнопку у себя на пульте за спиной. - Удачной Работы.
Открываются ворота, поднимается ряд заградительных сеток - путь свободен.
- Спасибо, - говорю я, и офицер поднимает голову и уставляется мне в глаза.
- Иссусе... - выдыхает он и замирает, уставившись правым глазом в дуло моего пистолета.
- Законсервируешь - убью! - Я спокойно отступаю на шаг.
Офицер стоит, капелька пота катиться по лбу, стекает на глаз. Он моргает, и в это время его рука дергается к пульту. Я же окончательно понимаю те изменения, что произошли во мне. Попытка нажать на курок пистолета делает мою руку непослушной. Понимаю, что выстрелить не могу, швыряю пистолет, поворачиваюсь и начинаю бежать наружу.
Сзади начинает реветь сирена. Я успеваю проскочить через опускающуюся сетку, падаю и это спасает мне жизнь - срабатывают системы залпового огня и по всему восточному периметру автоматика начинает отражать несуществующее нападение.
Через тридцать секунд, оглохший и ничего почти не соображающий, я поднимаюсь и бегу прочь, считая про себя до шестидесяти.
Досчитав, падаю на землю - идет второй залп. Ползу, когда умолкает система защиты - встаю и опять бегу.
Через три часа я натыкаюсь на табличку с предупреждением о плохом районе. Сворачиваю туда.
4.
Это маленькая деревенька, затерявшаяся где-то в плохом районе. Здесь я нашел все: место, где не надо прятаться, таких же, как я, общение и покой. Правда, здесь никто не говорит о своей болезни и никогда не пытается что-нибудь сделать - просто живут. Мне здесь нравится. До сегодняшнего дня.
- Ты куда смотришь? - спрашивает меня молодой парень, который меня нашел и привел в деревню.
Я ничего не отвечаю и только еще раз бросаю взгляд на холм неподалеку, где заметил блеснувшее пятнышко. Может мне показалось, но почему-то вспомнился Шкет со своей оптикой, любивший именно такие места, с которых все было видно.
Я захожу в домик, что мне выделили, ложусь на кровать. Мне нехорошо, изменения продолжаются, но они не болезнены - только неприятны. Как и тот осадок, который остался от прежней жизни.
Грохот выстрела бросает меня на улицу. Рядом с обочиной лежит парень, вместо головы каша. Не веря перевожу взгляд направо и застываю. По дороге идут пять человек, в защитных костюмах, масках, шлемах и с полным оборудованием. Руки в перчатках сжимают автоматы, у того, что чуть впереди - "беретта". Даже без нее я узнаю эту фигуру - Рыжий.
Я собираюсь позвать его, но он сам поворачивается ко мне, и у меня вылетают другие слова.
- За что? - кричу я. - Мы такие же люди!
Выстрел, и я встречаюсь со взглядом Рыжего сквозь шлем. В его взгляде горит огонь праведности своих действий. Огонь в его глазах пронзает меня, я падаю на ступеньки, ведущие в дом. Звуки пропадают, хлопком я слышу еще выстрел, и перед глазами вспухает багровое облако.
Я еще вижу, как на меня падает тень, надо мной стоит Рыжий, медленно направляет ствол "беретты" мне в голову, и я пытаюсь его спросить, за что? Ведь мы...