На физическом факультете ЛГУ, начиная с третьего курса, один день в неделю был целиком отдан военной кафедре. Студенты-физики, частенько прогуливавшие не только лекции, это, само собой разумеется, но порою и семинары, почти никогда не загибали день военных. Во-первых, за определенное число прогулов без справок о болезни, можно было запросто вылететь с факультета, даже минуя деканат, а во-вторых, там было очень интересно, а порой даже весело: студенты подшучивали над преподавателями-офицерами, а военные пытались доказать, что как они выражались: "Тактика - это Вам не китайский язык, ее за одну ночь перед экзаменом не выучишь!"
Но самое интересное было в другом, физический факультет и военная кафедра были как день и ночь, судите сами; на физфаке была творческая атмосфера, и каждый имел право на собственное мнение и право на ошибку - у военных был устав и даже заведующий военной кафедрой факультета не мог иметь никакого собственного мнения, не получив его предварительно от заведующего военной кафедрой всего университета, а права на ошибку ни у того, ни у другого не было; на физфаке один из профессоров прямо в глаза сказал людям из Большого Дома, что на Литейном 4, что мы, мол, готовим физиков, а не разведчиков или сыщиков, когда комитетчики хотели по разнарядке получить в свое ведомство сразу пятнадцать человек из выпуска, и те уехали восвояси, так ничего и не добившись; на военной кафедре, наоборот, ходили наши подполковники и упрашивали, чуть ли не всех поголовно подать заявление о переводе с четвертого курса в военную академию (куда, кстати, и шли самые последние двоечники и раздолбаи); на физфаке предполагалось, что в принципе студент или аспирант могут что-нибудь наковырять новое в науке, причем, иногда даже что-то такое новое, что могут обогнать своего непосредственного научного руководителя, т.е. талант и ум связаны с возрастом и научными званиями совсем не однозначным образом; на военной же кафедре дело обстояло иначе, заведующий кафедрой изначально принимался за живого Коперника и Ньютона, даже если он и не знал, кто это такие, защита диссертаций по техническим наукам шла строго по расписанию: сначала заведующий кафедрой станет кандидатом технических наук, потом его зам, а уж потом, лет через пять-шесть, может и те, кто званием поменьше и должностью пониже; на факультете задавали тон преимущественно экспериментаторы, следовательно, практически невозможно было жить только за счет того, что у тебя папа профессор или проректор - надо было и самому всё-таки что-то из себя представлять и делать своими руками; на военной же кафедре, наряду с подполковниками и полковниками, каждый из которых по десять-пятнадцать лет проработал военным советником в нескольких горячих точках планеты, но при этом все они были просто преподавателями, наряду с ними был майор, который в жизни своей никогда не выезжал из Ленинграда, сразу же получил место заместителя заведующего кафедрой и вскоре сам стал заведующим, соответственно получив внеочередное звание подполковника, только на том основании, что был сыном заместителя командующего военным округом.
Физфаковцев словно закаляли и готовили к жизни: пять дней в неделе раскрепощенная творческая атмосфера родного факультета с огромным выбором способов саморазвития личности, с влюбленными в свою физику профессорами и доцентами, каждый из которых требовал только одного - думай сам, а один день в неделю полуказарменная обстановка и наоборот, приказы - не размышляй, живи по уставу, начальство все за тебя решит.
Подполковник Савельев, был одним из немногих, кто хорошо чувствовал эти два мира. Потому ли, что ему пришлось воевать, то есть на собственной шкуре испытать ложность некоторых человеческих понятий и представлений и наоборот очень резко почувствовать истинную систему ценностей, или сам по себе он был человеком добрым, но относился он к студентам как-то по-доброму, не требовал, как, например подполковник Мозушко, чтобы студенты, сами физики, должны были зубрить его лекции по той же самой физике чуть ли не по буквам, и не дай бог, решится кто-нибудь из них изложить его курс своими словами - "пара" сразу обеспечена (а когда один из отличников пытался на экзамене в виде шутки ответить на вопрос в билете, ссылаясь на лекции заведующего кафедрой радиофизики физического факультета, то мало того, что Мозушко ничего не понял, так он еще и рассвирепел - бедняга студент, само собой, схлопотал "двойку", так еще и три раза был вынесен злопамятным подполковником с пересдач).
Савельев любил начинать знакомство с впервые прибывшими на военную кафедру третьекурсниками примерно такими словами: "Вот, вы, товарищи курсанты, будущие офицеры запаса, студенты физического факультета, думаете, что вот, мол, вы делом занимаетесь - науку двигаете, а мы, значит, военные, тут на кафедре штаны протираем?"
Многие из студентом начинали улыбаться - именно так и думали почти все.
"А знаете, сколько стоит один американский боевой самолет "Фантом"?" - вдруг произносил он голосом, в котором звенел металл, и делал паузу.
Обычно не находилось студента, который бы мог сразу встать и сказать, что "Фантом" стоит столько - то и столько-то рублей или долларов. Но все понимали, что стоит он, похоже, немало, это ведь не велосипед трехколесный на помойке.
"Так, вот, уважаемые, товарищи курсанты, Ваш покорный слуга, подполковник Савельев, лично сбил два таких самолета, не говоря уже про то, что обучил в двух-трех странах наших друзей по соцлагерю как это нужно грамотно делать, и они, надо им отдать должное - тоже ликвидировали несколько этих самых военных самолетов нашего основного противника. Так, что все, что на меня истратила Родина, на мое обучение, содержание и т.п. - подполковник Савельев вернул сполна. В этом и заключается разница между нами, но она принципиальная: я уже чист и без долгов, а вы, товарищи курсанты, чтобы вы там себе не думали - пока, на данный момент, всего-навсего берете у нашей Родины в долг, и кто знает - все ли его хотя бы отдадут, а не то, чтобы вернут с лихвой, так сказать перевыполнят".
Перед нами стоял пожилой, но подтянутый человек, который, если так можно выразится, нанес ущерб нашему врагу на несколько миллионов долларов, то есть в каком-то смысле заработал их для Советского Союза. Это был в некотором роде первый миллионер, которого мы увидели в своей жизни.