Она - стихия. Приезжала, когда хотела, и никогда не оставалась до утра. Говорила, что спать может только у себя и только одна.
Я сажал ее в такси, а сам возвращался в притихшую квартиру. В такие минуты мой дом не переносил меня. Бросал едкие упреки на каждом шагу. Уязвлял расческой с пойманным рыжим волосом, закатившимся под стол тюбиком губной помады, чашкой с остатками чая, огрызком яблока в мойке, скрюченным окурком в пепельнице. Перед тем, как уехать, она вдавливала его в фарфоровое дно удивительно тонкими пальчиками, а я задыхался, послушно вдавливаясь.
На утро я вызывал Глашу, которая вытравливала ее следы из моего жилища. Милая старая добрая Глаша тоже меня не одобряла. Вылавливая из постели ее трусики (она всегда забывала трусики) и отправляя их в жерло стиральной машины, старушка неодобрительно бурчала про безответственных мужчин, которые не желают жениться, а только морочат девушке голову. Что я мог возразить? Да Глаша бы мне и не поверила. Поразительным образом моя домработница ее обожала - незнакомую, не очень опрятную, взбаламошную мою стихию. Однажды я видел, как Глаша, вздыхая и привычно бормоча под нос, аккуратно зашивала разорванное кружево.
Интересно, замечала ли она, что в моем доме ее всегда ждут чистые заштопанные трусики? Что ее ждут...
Наваждение... Мне отчаянно хотелось заснуть и проснуться рядом. Увидеть ее - ту, другую, без косметики, без манящей улыбки, без настороженных глаз. Увидеть, как она спит. Услышать, как она дышит. Поправить одеяло. Прижаться лбом к плечу. И проснуться с беспричинно счастливой улыбкой. Наваждение...
Однажды она решила уехать в три ночи. Измученный отъездами, я отказался провожать ее до такси. Она растерялась. И вдруг разрыдалась по-детски сопливо.
Как мне захотелось собакой броситься к ногам, лизнуть под коленкой, поднырнуть головой под ладонь ее, собрать языком все ее слезы, сопли, кровь свежих ран ее, острые крошки чувств ее, прокрасться вором, въесться угольной пылью, проскользнуть ужом, войти ненароком, почувствовать жадный вдох отклика, заполнить собой берега ее, прочесть по губам подхлестывающие слова ее, провалиться в пропасть ее, достичь дна ее, пролиться, закрепиться пролитым собой в лоне ее, чтобы прорасти в душу ее.
Но я не мог. Нежность пугала ее, а страстность будила чистую страсть.
Я решил - сегодня или никогда. Я так решил.
Молча ушел на кухню. Плеснул виски. И стал ждать. Отупело ждать, когда за ней захлопнется дверь.
Сзади подкрался ароматный шелест шелков.
-Пойми, - сквозь слезы, - Когда ты рядом, я слишком уязвима.
***
ПАРОДИЯ
ТАЙНА ЗАБЫТЫХ ТРУСОВ
Она никогда не оставалась до утра. Быстренько приняв душ и одевшись в ванной, оставив в хлебнице расческу с пойманным рыжим волосом, тюбик губной помады под столом, огрызок яблока в мойке, скрюченный окурок в пепельнице - улетала, словно видение. (Но при этом всегда забывала трусики).
Моя домработница Глаша, выловив их поутру из постели и отправив в жерло стиральной машины, неодобрительно бурчала про безответственных мужчин, которые не желают жениться и только морочат девушке голову. Поразительным образом Глаша обожала ее - не очень опрятную, взбалмошную, бесштановую...
Интересно замечала ли она сама, что после каждого свидания уходит домой без трусов? Этот вопрос не давал мне покоя. Но как узнать? Ведь из ванной она сразу же бросалась к лифту и почти на ходу перескакивала из него в такси.
Однажды она собралась уезжать в три часа ночи. И я решил - сегодня или никогда! Я бросился к ее ногам. Поднырнул головой под ладонь ее, прокрался вором под юбку, проскользнул ужом под колготки. Душа моя рвалась сказать ей, что она не совсем одета! Что она может простудиться!.. Но она была в трусах.
Я молча ушел на кухню. Вот оно что! Она специально оставляла грязные трусы у меня, чтобы не стирать их самой! Глаша стирала и штопала ее вечно рваное белье, и она со спокойной совестью надевала его, взамен "забывая" грязное. Мне стало невыразимо обидно за Глашу, за ее обманутое доброе сердце! "Какое коварство! - думал я. - Как она могла! Ведь Глаша так любит ее". Сзади подкрался ароматный шелест шелков.
- Милый, - сказала она, - не думай обо мне плохо. - Просто... Просто Глаша - моя мама. И у нас нет стиральной машины.