В.КАРМАН


                      М А Р С И А Н И Н



                            ПРОЛОГ

Первый листок  в  папке  из рифленого картона.  Вверху сбоку надпись:"
Шифрограмма.  Секретно.  Материалы  расследования  гибели   сотрудника
внешнекосмического   сектора  пятого  отдела  Управления  Разведки  ВС
старшего  лейтенанта  Кулькова  А.П."   Чуть   ниже:   "Из   показаний
маляра-художника  поселка  Нижний  Марс Гущина В.А." Далее:  "26 марта
около 12.00 Марса мы вместе с геологом Кульковым А.П.  спустились  под
"стекло",  чтобы  взять  пробы  нижней  воды.  Когда  пришли к озерам,
Кульков оставил меня наполнить пробирки,  а сам пошел осматривать зону
наката.  Он  долго не возвращался,  я забеспокоился и стал его искать.
Нашел метрах в трехстах от большого озера,  за валунами. Кульков лежал
на левом боку, прижав руки к груди. Всё вокруг было забрызгано кровью.
Я
 перебинтовал рану  и отнес его к контрольному армейскому пункту,  что
примерно в полукилометре оттуда.  Старший патруля связался с  дежурным
по части,  но когда прибыл врач, Кульков уже умер. Возле озер я никого
не  видел,  в  совершении  нападения  никого  не  подозреваю."  Число,
подпись.

     Эти показания  были  сняты  в день происшествия.  А вот еще одни,
которые Гущин В.А. дал 28 марта.

     "Я, Гущин В.А.,  сегодня в 9.00. Марса вышел вместе с начальником
штаба  в/ч  776523  майором  Вахтюченко А.Ф.,  помощником дежурного по
в/ч776523  прапорщиком  Кубенком   С.Л.,   участковым   уполномоченным
поселкового   отдела   милиции   капитаном  Треядкиным  В.П.  в  район
происшествия для того, чтобы показать место гибели Кулькова А.П. Когда
мы поднялись на валуны,  мне показалось,  что на месте гибели Кулькова
кто-то лежит.  Сначала я подумал,  что это обломок скалы,  но, подойдя
ближе,  увидел, что там действительно человек. Он лежал в той же позе,
что и Кульков два дня назад, но был мёртв. Когда я заглянул в лицо, то
увидел, что это Кульков А.П."

     Из записи  в  журнале дежурного по части."Тела погибшего Кулькова
А.П.  и похожего на него человека  помещены  в  отдельный  холодильник
морга  санчасти  поселка  Нижний  Марс.  Холодильник  опечатан печатью
режимного отдела в/ч 776523."

     Из медицинского заключения:  "В ходе внешнего осмотра установлена
полная  внешняя  идентичность  тел."  Далее:"  Вскрытие  тела Кулькова
А.П.-1  показало,  что  смерть   наступила   от   острой   дыхательной
недостаточности,  сопровождающейся массивной кровопотерей в результате
поражения левого легкого колющим предметом." И следом:  "Вскрытие тела
человека,   похожего  на  Кулькова  А.П.  произведено  не  было  из-за
необычайной твердости кожного покрова."

     Человек, листающий   странички,   перевернул   сразу   несколько.
Подержал  в  руках  бланк  сравнительного  анализа отпечатков пальцев.
Впрочем,  какое  может  быть  сравнение:  у  Кулькова-2  они   напрочь
отсутствовали. Кульков... Что на него есть?

     Из докладной  записки  старшего  координатора  внешнекосмического
сектора пятого отдела Управления разведки: " Ст.лейтенант Кульков А.П.
-далее  анкетные  данные  -  откомандирован  на  Марс  для  проведения
начального этапа операции "Стекло".  Цель операции:  обнаружение места
изготовления   задающих  элементов,  используемых  в  куполообразующих
генераторах,  выявление лиц, причастных к их нелегальному производству
и  контрабандной  транспортировке  на  Землю  и  установление  каналов
поставки.  Кроме  того,   ему   было   поручено   изучение   личности,
физиологических,    психических   возможностей   объекта   "Землянин",
установление  пределов  его  аномальных   способностей,   а   так   же
возможности их полезного применения как в рамках операции "Стекло" так
и в других направлениях."

     Читавший -- он был в штатском  --  не  стал  вникать  ни  в  суть
операции, ни в ее обеспечение. Закрыв дело, хлопнул по обложке ладонью
и сказал с усмешкой:  "Двойной агент да и  только!"  Сидящий  напротив
полковник,  терпеливо  ожидавший  пока  САМ ознакомится с материалами,
развел виновато руками, и хотя уловил иронию, сыграл простачка, ибо не
отреагировать на замечание такого порядка не имел права.

     - Никак нет,  товарищ генерал, проверяли. Тот в ответ и бровью не
пошевелил,  сбив  тем  самым  полковника,  который  не  сумев  уловить
настроения  начальника,  не  знал  в  каком ключе строить разговор.  И
потому решил показать,  что,  пусть и с опозданием,  но шутку понял  и
даже  чуть  хмыкнул,  но  не явно,  ибо смешки в его положении были бы
совершенно неуместны.  Какой смех,  когда операция  провалена  уже  на
взлете.  Притом не просто провалена, а самым невероятным, необъяснимым
образом.  Но лучше уж так,  необъяснимо и с полтергейстинкой,  чем  по
халатности или недоработке.

     - Что  думаешь  по этому поводу,  Иван Палыч?" - Голос у генерала
был доверительно тихим.

     - Думаю,  Сергей Александрыч,  Кульков вышел на  цель.  Но  резко
вышел,   нашумел,  обнаружил  себя.  Потому  и  убрали.  А  двойник...
Чертовщина какая-то. Не знаю. Что за двойник, куда делся...

     - Ты  не  знаешь,  я  не  знаю.  А  кто  знать  будет?   -   Меры
принимаются...   --   полковник   потёр  затылок,  напряжённо  пытаясь
определить окрас генеральского настроения.

     - А этот...  Гущин? Что о нём имеется? - Так это и есть Землянин,
товарищ генерал... - Вот как!? Что-то много вокруг него накручено... А
он у нас без прикрытия остался.  Десантника вводить в дело немедленно.
Завтра в десять ноль-ноль его ко мне... Что еще?

    - Не  получится  завтра,  товарищ  генерал.  Десантник в операции.
Командование его уперлось...  - беспомощный выходил ответ,  детский  и
полковник, почувствовав это, замолчал.

    Генерал однако не заледенел,  как ожидалось, не выпятил губу: знал
как сейчас договариваться с армейцами,  буркнул только недовольно:" Ты
их спрашивай больше.  А убьют его в этой операции,  что будешь делать?
Не получается добром - арестуй. Там разберемся. Что ещё?

     Полковник помялся.  - Куратор операции до сих пор не утвержден...
Генерал  взглянул  на  него  в упор,  насмешливо-понимающе.  Пошевелил
губами. Выдержал паузу.

    -Ладно, если доставит твой Мишин завтра к десяти Десантника, его и
назначим.


                         ЧАСТЬ ПЕРВАЯ


                         Глава первая


     На третий день после того,  как вахта  покинула  поселок,  Володе
было видение. И события эти - отлет на Землю горняцкой смены и видение
-  были  между  собой  связаны.  Конечно,  полторы   сотни   горняков,
металлургов  и обслуги,  отмотавших по контракту два года в катакомбах
Марса, были здесь не при чем: со сменой ушла Лариса.

      Видению предшествовал сон. Длинный, путаный, тревожащий. Снилась
Земля,  но  по-марсиански  скученная.  Он бродил по улочкам-коридорам,
плутал,  попадал в какие-то дворики-тупики и долго из  них  выбирался.
Стены  домов  -  кирпичные,  выкрашенные  в  желтое  -  были  изломаны
выступами,  нишами,  арками.  Он искал ее.  Заглядывал в окна,  но  их
стекла  были  холодны,  как  отполированный могильный мрамор...  Потом
неожиданно оказался на лестничной площадке: близко - рукой дотронуться
- обшитая по провинциальному обычаю искусственной кожей дверь.  Сердце
редко и тяжело забухало: где же он видел такую? Толкнул ее, болезненно
предчувствуя тщетность своих надежд, прошел длинный узкий коридор... И
оказался на пороге своей марсианской квартиры.

     Но это  его  не  огорчило:  потому  что  в  ванной  шумела  вода,
светилась полоска у неплотно прикрытой двери, а на спинке стула висели
ее  шорты  и  футболка.  И  вот  тут  произошел  какой-то  непонятный,
неуловимый сбой, словно задремал во сне и сразу же проснулся... Что-то
изменилось?  Нет,  и вода в ванной шумела и  шорты  висели  на  спинке
стула.  Плохо соображалось:  мысли были неповоротливы, как бывает и во
сне и сразу после пробуждения от тяжелого забытья. Но осваиваться было
некогда:  шум воды оборвался и из ванной вышла Лариса: тонкая, упругая
с блестящими счастливыми глазами.

     Кутаясь в банное полотенце,  тряхнула тяжелыми черными  волосами,
разбрасывая  вокруг  себя  брызги.  Встретились  на  середине комнаты.
Влажные руки охватили его за  шею,  полотенце  соскользнуло  к  ногам,
загасли,  утонули  в  ресницах  горячие  зрачки  и  губы  ее,  тонкие,
нетерпеливые, требовательно раздвинули его губы. Было так, как бывало,
когда все хорошо. Но было и что-то другое. Он не хотел замечать этого,
отстранялся от мыслей, которые уже начали тревожить его, но знал уже -
это  не сон:  сны настолько реальными не бывают.  А что?  Первое самое
исчерпывающее объяснение всему - осталась!  Но такого быть  не  могло.
Напрягся,  прислушиваясь к ощущениям.  Ее губы,  как бы в ответ на это
ослабели и отошли,  а потом вдруг перестал ощущать ее тело:  видел, но
не чувствовал. И вдруг пустота: погасла, словно ее выключили...

     Он стоял   посреди   комнаты  в  позе  до  крайности  нелепой:  с
выставленными вперед полусогнутыми руками.  Одежды ее на стуле уже  не
было, но там где они встретились, остались на полу тапки и сложившееся
дугой полотенце.  Володя сам не зная зачем: не искать же! - бросился в
ванную:  идеальный  -  ее  -  порядок.  И заколки ее забытые,  а может
нарочно оставленные три дня назад,  были на месте.  А шорты  со  стула
исчезли!  Наваждение? Помутнение разума? Но вот тапки посреди комнаты,
они обычно валяются у него под диваном,  полотенце  -  влажное.  Ванна
сырая  и  теплая  еще  от  воды,  и мокрые следы босых ног на коврике.
Значит не галюцинация? А может быть, сложная галюцинация, с развитием?
Может она еще и не закончилась?

     Долго сидел,  пытаясь мысленно нащупать момент,  когда проснулся,
но не смог.  Неверными руками взял из шкафа бутылку и стакан,  там  же
налил,  собрался выпить. Постой! Его словно ударило: а если это? Тогда
галюцинации здесь ни при чем. Но они ОТТУДА, а Лариса-то жива! Или? Он
бросился к пульту,  плохо соображая стал тыкать в кнопки, пока наконец
не вывел на экран номер дежурного по "залу ожидания" и дал вызов.  Как
сказать,  чтобы  не  очень  походить  на сумасшедшего?  Не спросишь же
впрямую:  жива ли такая-то?  Да просто позвать к переговорнику,  а там
выяснится.

     Дежурный не стал ломаться и говорить,  что неположено. Во-первых,
звонили не из "общаги" - из "особняка", а значит начальство или кто-то
"иже  с  ним",  но  главное то,  что Володя оставался,  а не улетал со
всеми.  А это значит,  что он не вахтура,  что возят его не  "коротким
путем",  который устанавливается между Землей и Марсом раз в два года,
в период противостояния, а по графику, как спеца. И ответил потому ему
дежурный   довольно   дружелюбно,   хотя   мог   и   не  разговаривать
вовсе:"Сейчас посмотрим вашу знакомую".  И почти  сразу  же:"Опоздали,
только что пошли на погрузку."

     -Все там  нормально?  -  теперь  этот вопрос был к месту.  -У нас
всегда все нормально.  Да не  отчаивайтесь,  -дежурный  позволил  себе
лирическое  отступление,-  новых привезли.  Скоро у вас будут.  Только
они,  особенно  посимпатиченей,  уже  по  парам.  Налету  спарились  -
хохотнул он остроте,  которую,  видно повторял уже неединожды. Успеете
отбить до отлета? У вас когда график?

     -Я марсианин,- ответил Володя и дал отбой.


                        Глава вторая.

     Антон, отключив освещение,  откинулся в кресле,  занимавшем почти
всю гравитокабину.  На сегодня хватит. Устал разбираться с устройством
марсианских  катакобм и шахт,  расположением рудников и обогатительных
участков, напиханных в один колодец. Он знал, конечно, еще со школы об
этом  непонятно  из  чего состоящем вертикальном туннеле,  уходящем на
много  километров  внутрь  планеты.  И   хотя   учебники   не   давали
однозначного  ответа  на вопрос о его происхождении,  все земляне были
уверены в том,  что построили его марсиане. И это не смотря на то, что
уже  более  ста лет существующая там колония,  никаких явных признаков
древней внеземной цивилизации  не  встречала.  Правда,  есть  признаки
новой внеземной цивилизации.  Цивилизации земных изгоев, прижившихся в
недрах "космического яблока".  Вон оно багровеет  в  центре  экрана  в
компании  двух горошин-лун - Фобос и Деймос.  Сегодня это трио заметно
подросло.

     Какие все-таки коленца выбрасывает судьба! Казалось бы, что может
связать  с  внешней  разведкой и Марсом капитана ВДВ.  А вот на тебе -
есть  звено,  и  звено   это   -   Ашотик.   Человек   совершенно   не
государственный,   ни  по  характеру,  ни  по  должности,  не  имеющий
отношения ни к власти, ни к войску.

     Тогда, три месяца назад,  вдруг очутившись в прохладном кабинете,
неостывший  еще  после  боевой  операции и стычки с Мишиным,  Антон не
сразу  понял,  зачем  его  с  такой  срочностью  доставили  в  главное
управление разведки Вооруженных сил и что от него хотят.

     Гущин? Какой   Гущин?   А...  Знаю,  конечно.  Когда  виделись  в
последний раз?  Лет десять назад.  Отношения?  Дружеские. Приятельские
или дружеские? Ну... Были дружеские.

     - Садитесь.  Дело вот в чем...  Что ж там такого натворил Ашотыч,
если  генерал  разведки  срывает  главного  исполнителя  с   операции,
находящейся под контролем у Президента?  Дали несколько листков бумаги
с серьезными грифами,  оставили  на  полчаса,  отобрав  предварительно
подписку о неразглашении.  В материалах об Ашотике сказано: уникальные
способности,  представляющие особый государственный интерес. "Стекло",
черт  те  знает,  что  за  "стекло"  и  почему в кавычках и какое он -
капитан Климов - отношение к стеклу этому имеет.  Его  дело  -  купола
дырявить.  А  потом мелькнуло "цилиндрик".  Это уже знакомое,  родное.
Вчера только,  будь он неладен,  в руках его держал.  Но  по  большому
счету всё равно не понятно: он-то тут причем?

     Это уж  потом,  когда не спеша ознакомился с материалами,  понял:
дело серьезное и кому попало его  не  поручишь.  А  он  погоны  носит,
человек  государственный и к некоторым секретам допуск имеет,  так что
бумаги оформлять долго не придется.  К тому же Ашотика охранять  надо.
Что-то  неладное вокруг него творится.  Вот и товарища его - геолога -
убили. Неизвестно еще в кого целили.

     То что  листочки  эти  из  дела  секретного   ему   без   всякого
предоставили   само  за  себя  говорило:  отказ  не  предусматривался.
Действительно,  согласия на участие у него спрашивать не стали.  Можно
было бы на эту тему и поговорить,  только дергаться некуда:  мишинский
рапорт наверняка к делу подшит.  А это,  если не трибунал,  то  прощай
армия - точно. А с рапортом вот как вышло...

                             ***

     Было то  за  несколько  часов до разговора в прохладном кабинете.
Уже загружались в "бесшумку",  когда его окликнул плотный  капитан  из
штабных,  из  тех,  которые осуществляют координацию и все такое.  Ему
что-то сказали по рации и он сразу же бросился к ним,  головой затряс,
руками замахал: подождите.

     -Что ты, командир? Попрощались уже.

     -Там...- капитан  сунул  пальцем  в переговорник,  - вызывают.  -
Вызывают они. Поздно теперь вызывать - уже в деле.

     -Скажи, что на сегодня прием закончен. Но капитан тона не принял.

     - Приказано  немедленно.   Пятый   отдел...   От   операции   вас
отстраняют.

      -Может, они  вместо  меня  и слетают?- огрызнулся Антон.  Однако
надо было принимать решение.  Зачем он им?  Попал в черные  списки?  С
заговорщиками знаком был,  конечно,  но как знаком: с кем-то учился, с
кем-то служил, с кем-то водку пил, но в делах их - нет, не участвовал.
Бежать  на  полусогнутых оправдываться?  А эти трое,  что под прицелом
правительство держат? Конечно, можно передать дела Коле: по инструкции
он и должен его заменять, если требует ситуация. А требует ли?

    Коля уже  в  "бесшумке"  на  рычагах,  ждет приказа.  Слышит все и
надеется.  Честолюбив, смел, без комплексов. Такие опасны. В армии для
врага,  вне армии - для своих. Но придется ему расслабиться: у него из
десяти  слетов  два  промаха.  Подлеток  еще,  птенец.  Нет,  конечно,
где-нибудь  в степи,  это очень хороший результат,  но здесь не степь,
город и падать надо на крышу десятиэтажника,  вернее на пятачок  между
шпилем   и  архитектурным  излишеством.  Или  на  вертел  сядешь,  или
соскользнешь - тогда костей не собрать.

      И что немаловажно - первый боевой слет,  не  тренировочный.  Это
запомнится,  это  этап  в  истории ВДВ.  Строчка в историю,  строчка в
личное дело.  Крестик на грудь,  звездочка  в  погон,  два  раза  мимо
пролетавшая...

      Да и не понятно еще,  зачем вызывают: сейчас гребут без разбора.
Может быть эта операция,  то есть бумажка об участии в ней, подшитая в
следственном деле,  уже на днях ему добрую службу сослужит. Победителя
хоть и судят,  но меньше дают.  А не вернется... Ну на нет и суда нет.
Мертвые сраму не имут. Все. Решено.

     -Заводи баркас,  -  скомандовал  Антон  Коле  и навалился на борт
антигравитационной "бесшумки",  зависшей в метре над крышей.  Столкнув
ее с "точки инерции",  как сталкивают лодку с отмели, вскочил на борт.
Уже над улицей.
                             ...

Купола -  это  стремительный  отрыв  их  "брони"  от нашего "снаряда".
Конечно,  скоро у нас сообразят,  как это силовое поле создавать и чем
ломать,  пока  же существует лишь одна методика,  которую спецы из ВДВ
называют "кумполом по куполу." В зависимости  от  мощности  генератора
сферическое  силовое  поле  может  накрыть сотни квадратных метров,  а
может два-три.  То есть под него от пуль  и  снарядов  можно  спрятать
полк,  а  можно  несколько  человек.  При  том они-то стреляют в любую
сторону без всяких препятствий.  Конечно, от газов купол не укроет, но
не  везде  его  и  применишь.  В поле,  конечно,  потихоньку,  в обход
конвенций еще, можно, а в городе?

      Антон надвинул на глаза светоочки,  лег на живот и стал смотреть
в  люк,  вырезанный  в  дне "бесшумки".  Набрали высоту.  Домишко,  на
который предстоит падать, на пятьдесят метров тянет. Значит, метров на
семьдесят пять всплыть надо. Купол через очки виден отлично, не просто
виден,  а  сияет  словно  стеклянный.  Коля  поставил  платформу   над
"макушкой",   где,   через  светоочки  это  хорошо  видно,  образуется
небольшая воронка.  Вот в нее-то и надо  попасть...  Под  куполом  все
спокойно:  один  на корточках рядом с генератором,  двое его товарищей
лежат - отдыхают. Вряд ли спят, какой тут сон.

     Коля дает знак:  есть вертикаль.  Привычно  скользнул  в  прорезь
большого,  как дверь,  люка. Уцепившись руками и носками ног за скобы,
повисел секунду параллельно земле.  Вот так грудью вниз и надо падать,
потому  что войти в макушку купола необходимо точно стволом автомата -
автомат этот штучной  работы,  спецзаказ:  короткий  ствол  торчит  из
бронежилета, как пушка из башни танка. Спуск-контакт в перчатке.

     После сотен прыжков в бассейне и на лунных полигонах,  десятков в
полевых условиях отрываться было не страшно: острота ощущения, которое
наверное  испытывают  самоубийцы,  бросающиеся  с  многоэтажника давно
притупилась.  Пошел!  Он выскользнул из скоб. В груди все-таки екнуло:
безусловный рефлекс организма.  Сердцу не прикажешь. И через несколько
мгновений  ощутил,  как  уплотняется  под   ним,   замедляя   падение,
пространство.  В  купол  практически невозможно войти,  а выйти из-под
него - пожалуйста. И ещё: чем выше скорость вхождения, тем эффективней
реакция отторжения.  Пули отлетают, как от брони, гранаты скатываются,
лазерный луч частично отражается,  а частично рассеивается.  Но есть и
уязвимое место - макушка,  несрастающийся "родничок". А строго под ним
- генератор.

     Инерция падения иссякала.  И в тот момент,  когда  Антона  должно
было  унести  в  сторону  и  потащить  по  склону,  на стволе автомата
заплясали голубые змейки - верный признак  того,  что  всё  нормально.
Очередь. Треск и шипение, всполохи огня на корпусе генератора. Отдачей
его сдвинуло в сторону и он какое-то мгновенье скользил по  невидимому
склону,  уходящему вниз,  за пределы крыши, в темную глубину двора, но
вдруг под ним словно обвалилась опора и он рухнул вниз прямо на  того,
что  сидел  перед генератором.  Подмял его,  втоптав в крышу кованными
подошвами.  Упал сам, но тот час же вскочил и повернулся в сторону тех
двоих,  что  должны  были  вскочить под его очередь.  Но они оказались
тренированными ребятами...  По десятку  неуспевающих  откладываться  в
сознании признаков Антон почувствовал,  что не успевает, что кто-то из
них выстрелит. Но еще разворачивался, еще тянулся в их сторону стволом
и достал-таки одного... Но только одного.

     И в это время ударила очередь сверху.  Коля.  Как всегда вовремя.
Вот он лихо снизил бесшумку:  аж ветром пахнуло.  Соскочил на крышу. И
сразу  к  генератору.  Вскрыл  отсек  питания  и вырвал оттуда сияющий
нежной  голубизной  цилиндрик.  Протянул  его  Антону,  мол,   смотри,
командир, за что боролись. А сам принялся свинчивать пробку с фляги.

     -По маленькой?  -  Все  у  него к месту.  Антон сделал глоток,  и
ощутил как затеплилось внутри.

     - А ну сам...

     - Подожди-ка. - Коля встал и быстро подошел к тому, которого смял
каблуками Антон. Наклонился и выстрелил ему в голову.

     -Шевельнулся, вроде.  -  объяснил  он,  беря  флягу.-  За  удачно
проведенную операцию.

     Все было правильно:  незачем оставлять в живых того,  кто  знает,
как  приходят в купол - следующего пулей встретят.  Тюрьма секретов не
хранит.  А десант не служба безопасности,  нам их показания ни к чему.
Но  все-равно  -  как-то  не  так...  Исчезло ощущение чисто сделанной
работы.

     -Ладно,- Антон встал,  - пойду особистам  сдаваться.  Позвони  на
базу, пускай тут уборочку проведут...

     Если бы Мишин не запсиховал,  всё бы обошлось. Но тот сразу начал
орать.  Какого черта!  Арестовывать -  арестовывайте,  но  кричать  на
командира  первой  роты  спецназа  ВДВ,  да еще при посторонних.  Рука
дернулась к кобуре,  но сдержался,  просто повернулся и  пошел  прочь.
Тишина  после  этого  ора  вдруг образовалась,  пронзительная.  И чуть
погодя Мишинский крик:"Стрелять буду!" Неужели будет?  Ещё пять шагов.
Ну  же!  Нет  выстрела.  И  опять  крик:"Стой та-та-так!" И тогда ясно
стало,  что не арест  это,  что-то  другое.  Остановился,  повернулся,
спросил удивлённо:

     -Ты, меня  что  ли,  капитан?  Подожди  пять минут,  поверишь-нет
приспичило,  никаких сил.  Не сбегу,  не бойся,  а  то  пойдем,  рядом
постоишь...

     И чем всё обернулось?  Марс, вот он, на экране. Что ж, бог войны,
со свиданьецем, не чужие, чай!


                         Глава третья


     Так, надо успокоиться.  Ничего страшного не произошло. Странное -
да,  но  не  страшное.  ОНО  не  проявило  агрессии,  было  достаточно
пассивно.  Паниковать  нечего,  и  бежать  сломя  голову  не  надо.  В
конце-концов   от   такого  не  спрячешься.  Но  и  оставаться  одному
невозможно.  Только теперь Володя по-настоящему почувствовал  пустоту,
образовавшуюся после смерти Кулькова.

     Все-таки, как  это  странно:  два  мертвых  Кульковых и две живых
Ларисы... Хотя, может быть, это странно лишь с точки зрения землянина,
привыкшего судить инопланетно.  Впрочем,  какой он землянин:  на Земле
едва три года выдержал.  Но уже пять лет, как вернулся, а живет словно
вахтовик,  будто  временно здесь,  а обживаться надо.  Они-то и впрямь
ничего не видят и не слышат,  кроме забоя и пивной.  Им дальше этого в
Марс и не нужен. А он чего застрял на пороге? Что от себя скрывать: не
просто так два года от Ларисиной юбки не отрывался.  Любовь любовью, а
так  и  жить легче.  Не вдаваясь.  У порожка.  А что плохо?  Комната в
особняке,  хоть и маленькая, но со всем предусмотренным для начальства
набором  удобств.  Законная льгота.  Это вам не в общаге среди работяг
крутиться.  Хотя особняк  от  Марса  не  спасет.  Но  хоть  от  земных
отгораживает.  А вот Женик, тоже ведь на Марсе родился, но живёт среди
вахтовиков как свой.

        Пойти к нему?  Нет,  туда лучше днем, ночью он скорей всего не
один.  Есть еще Кирилл.  К нему можно всегда. Но не хочется, ох как не
хочется.  Но на глаза вновь попались мокрые тапки  и  Володя  поспешно
достал из нагрудного кармана переговорник.  Набрал номер отца Кирилла,
но вызов послал без звукового сигнала:  если спит,  пусть спит. Но тот
откликнулся сразу, словно ждал звонка.

     Володя наскоро собрался и вышел в коридор,  соединяющий "особняк"
с демократической "общагой".  Пропускник,  почуяв знакомый  биокод,  с
готовностью залязгал засовами и откатил массивную дверь.  Из "общаги",
пахнуло перестоявшимся запахом самопроизведенного алкоголя - последнее
издыхание  ушедшей  в иной мир вахты.  Это самый трудно удаляемый след
многодневной плановой оргии, которую безопасней легализовать, а значит
хоть  отчасти  проконтролировать,  чем  запретить.  В плане культурных
мероприятий,  " отвальные" значатся как  "Прощание  с  Марсом."  Келья
располагалась  на первом ярусе общаги рядом с храмом.  Храм-невидимка,
иначе не скажешь,  не имел внешних очертаний,  потому что,  как и  все
помещения здесь,  был вырублен в породе и выходил в общий коридор лишь
дверью,  правда,  не пластиковой,  а дубовой массивной,  по-церковному
украшенной.  Но  переступив  порог  человек  попадал в настоящий храм.
Внушительных размеров,  хорошо  обустроенный,  с  блестящим  позолотой
алтарем, соориентированным строго на марсианский восток.

     "Кельей" квартиру  Кирилла  прозвали не зря,  иначе и не скажешь.
Голые грубые стены.  Штукатурка по каменной вырубке,  водоэмульсионка,
жесткая  кровать  под серым солдатским одеялом,  общепитовский стол из
пищеблока,  но покрытый чистой, рукодельно вышитой скатертью (на Марсе
рукодельной скатерти больше не было ни у кого),  в углу поблескивали в
лампадном отсвете массивные оклады икон  в  несколько  этажей,  "батин
вернисаж" согласно устной поселковой традиции.

   Отец Кирилл  внешне нисколько не омарсился,  хотя полжизни прожил в
катакомбах:  но ведь и на Земле полжизни.  Типичный сельский  батюшка,
как изображают их в фильмах.

     -Чайку поставить?

     -Да. Чайку.- Кирилл вышел на кухню, куда у него было выселено все
мирское. Там же за шкафчиком, не сразу заметишь, висела и юбилейная, в
блюдце   величиной,  медаль,  отлитая  из  титана  в  честь  кириллова
семидесятилетия,  а на ней  текст,  по  поводу  которого  было  немало
споров:  не  слишком  ли?  Выгравировано же там следующее:"Митрополиту
марсианскому Кириллу Первому".  И хотя он был  всего  лишь  приходским
священником  Московской  Епархии,  на  Марсе  кроме  него,  а значит и
главнее,  попа не было. Но опасались напрасно: Кирилл дар принял, хотя
меж других даров как бы не заметил.  И даже на гвоздике повесил, пусть
и не на виду.

    Чай был разлит в граненые стаканы,  вставленные в массивные, витые
подстаканники,  в  розетки плюхнулось малиновое варенье,  в хлебницу -
кусок пирога. Подношение прихожанок накануне отлета.

     Володя взял было стакан,  но тот  плохо  держался  в  руке  и  он
вынужден был поставить его обратно. Отец Кирилл будто бы и не заметил,
знай прихлебывал из блюдечка и только  время  от  времени  упирался  в
Володю глазом:  ждал,  когда тот разговорится,  но не дождавшись завел
речь о своем.  Мол, храм устроился, украсился и володина в том заслуга
немалая.  За труды спасибо.  Как бы хорошо было, теперь, когда время у
него  свободное  появилось,  продолжить:  ведь  многое   еще   сделать
предстоит. Потом незаметно перевел разговор а личное. И Володя отошел,
разговорился.  Рассказал о  тенях,  неизвестно  кем  отбрасываемых  на
стены,  бормотаниях за спиной,  а потом и о сегодняшнем,  без деталей,
конечно.  Легче стало,  успокоился,  но и пожалел.  Зря все  это.  Что
священник  скажет,  догадаться  нетрудно:  нечистая  сила,  искушение,
молись мол и все  пройдет.  Но  хоть  душу  облегчил.  Расскажи  такое
атеисту,  психиатра вызовет, батюшка с пониманием выслушает, отнесется
серьезно. Да толку с того никакого.

     -Тебе бы причаститься, исповедоваться, но ведь... А ну-ка пойдем.

     Володе не  хотелось   покидать   защищенное   пространство   этой
мрачноватой,  обжитой  кельи,  но  он  подчинился  и неохотно пошел за
Кириллом.  Однако тот прошел мимо  церковной  двери  и  повел  его  по
коридору  в другую сторону от общаги.  В богадельню?  Они спустились в
подвал.  Под ногами засиял стеклянный пол.  Свет  от  него  отбрасывал
причудливые   голубоватые   тени   на  потолок,  словно  переворачивая
реальность.  Отец Кирилл остановился около одной из  дверей,  негромко
постучал.

     - Ктой-то  среди  ночи  ходит?  -  спросил недовольный старушичий
голос.

     - Это я, Тарасовна, Кирилл.

     - Батюшка?  Ахти мне.  Заходи пожалуйста. - Она спешно, торопливо
открыла дверь.- А я,  горетница, и не сплю, молитовки читаю. И ты, как
раз, будто Богом нанесен. Благослови...

     - Бог благословит.  - Кирилл мелко  перекрестив  воздух  напротив
старухиного  носа и, подав для поцелуя руку,  продолжил.  - Я вот знаю,
что ты по ночам не спишь,  потому и зашел  невзначай.  Кошки-то  твои,
Тарасовна, где? Покажи человеку.

     Комнатка была  небольшая,  чистенькая.  Половину ее занимал стол,
покрытый грязноватой,  сбившейся на сторону скатертью, над ним темнели
иконки:  Божья матерь с младенцем-Иисусом, Николай угодник, еще кто-то
бородатый.  Рядом пластмассовая, со склада полочка с кухонной утварью.
И  неожиданно  сияющая  никелированными  шарами  на  спинка допотопная
кровать, откуда она здесь?

    - Так одна у меня кошка,  батюшка.  Гдей-то шастает...  Я ее уж  и
гнала, а она все приходит. А кто с тобой, и не знаю.- Она подслеповато
присматривалась к Володе, наклонив на бок голову.

     -Это наш богомаз новый, Владимир. Церковь будет расписывать.

     - А... Вот и хорошо, хорошо. И молодой. Тамошний?

     - Нет, бабушка, наш. Где кошка-то твоя? Позови. Да и откуда она у
тебя, Тарасовна, ведь здесь кошки не водятся?

     - А  приблудилась,  батюшка.  Я  у  Боженьки ее не просила,  сама
пришла.  Что от Бога-то я знаю.  Вот и кроватку вымолила,  и  салфету,
аккурат  как  у  матери  когда-то  была.  -  Она  достала  из шкафчика
допотопную с бахромой скатерть и принялась  накрывать  ею  стол  прямо
поверх грязновато-белой.

     Отец Кирилл  не  торопил  ее.  Он  показал  Володе  на колченогий
табурет и сам сел на другой. Подождав, когда бабка перестала суетится,
напомнил: ты б, Тарасовна, кошку позвала...

     - Ой и вправду.

     Она наклонилась и запела под кровать: кис-кис-кис.

     -Где ж ты ходишь, а? Вот гулёна. Иди сметанки дам.

     И тотчас  сверху раздался мелодичный громкий мяв.  Володя вскинул
голову:  на шкафчике сидела  рыжая  симпатичная  кошечка.  Она  встала
навстречу  хозяйке и как только та подняла руки прыгнула ей на грудь и
принялась тереться головой о щеку.

     - Любишь сметанку, а, любишь? Вот батюшка, кошечка.

     - Откуда ж у тебя сметанка, Тарасовна? - Отец Кирилл взял кошечку
и принялся гладить ее, от чего та блаженно прикрыла глаза и заурчала.

     - Сметанку  я  б  сама  ела,  так  нет же ее.  Это я для приманки
говорю.

     - А чем же кормишь?

     - А ничем. Сама где-то находит. Мышей может ловит или еще что.

     - Каких мышей, Тарасовна?

     - И то правда,  батюшка.  Откуда мышам взяться,  сколько на  этом
Марксе и не разу не видела... А вот же водются где-то.

     Отец Кирилл  передал  кошку  Володе.  Тот  погладил ее по гибкой,
чуткой спине, почесал за ушами. Была она как настоящая. Не отличить. С
нормальными  кошачьими реакциями:  гладят,  жмурится и урчит,  за ухом
чешишь,  снова жмурится и урчит.  Он резко столкнул ее на пол,  спиной
вниз. Кошка спружинила, приземлилась как ей положено на лапы и фыркнул
принялась чесаться.

     Бабка посмотрела на него неодобрительно.

     - Царапается, - пояснил он виновато.

     Кошка меж тем шмыгнула под  кровать  и  злобно  оттуда  зашипела.
Некоторое  время посидела там и вновь вышла,  но была уже не рыжей,  а
черной с белыми пятнами.  Не замечая изменений Тарасовна подхватила её
на руки...

                             ***

     Потом они снова сидели в келье.

     - А вещи?- спросил Володя, - кровать, салфетка...

     - Салфета? Никто не знает. Прихожу как-то, а они уже есть.

     - Бог дал?  - Володя не то что съехидничал.  Сказалась привычка к
празднословию.

     - А Бог все дает.  - Ответил совершенно ровным голосом Кирилл.  -
Даже когда кажется,  что он лишает. Я ведь знаю, Володя, твои горести.
И скажу:  к лучшему ваше расставание.  Жили вы невенчано,  в грехе.  А
тебе это вовсе ни к чему.

     - Невенчанные. А с кем мне на Марсе венчаться.

     - Это другой разговор.  Отдельный. Сейчас не о том. Ты вот о Боге
не думаешь,  а он о тебе думает.  Ты в него не веришь,  а  он  в  тебя
верит.  Он уж сколько лет ведет тебя,  и все что не происходит в твоей
жизни - все к лучшему.  И даже то,  что ты не веруешь  еще  -  тоже  к
лучшему.  Потому  что  не  готов  ты судьбу свою пока принять,  а будь
верующим, начал бы на Бога роптать. А это грех большой. Ответь мне, ты
молиться не пробовал?

     -Пробовал-, сказал Володя тихо.

     -И что же?

     -Не получается...

     -Не получается... А знаешь отчего? Ты у Бога просишь, чтоб дал, а
его благодарить надо за то, что далось.

     -Ну мне-то далось, как же! Катакомбы. Пожизненное заключение.

     -Да катакомбы. Но ведь самые первые христиане именно в катакомбах
храмы устраивали,  в катакомбах они самые лучшие и волнующие свои часы
проводили! Неважно, где тело, главное - где дух обитает.

     Он помолчал, словно собирался с мыслями. Володя понял, что узнает
сейчас  то,  ради чего Кирилл в последние годы всячески приближал его,
ради чего сегодня принял его посреди ночи, а может быть... может быть,
и ждал все эти дни...

     -Ты вот говоришь,- начал он глухо-,  что Марс тюрьма.  А ведь это
как  смотреть.  Монастырь  ведь  тоже  для  кого-то   тюрьма:   стены,
распорядок строгий, еда скудная, неволя, лишения. Недаром же в прошлые
века рядом с монахами  узников  содержали.  Но  дело  не  в  камне,  в
человеке.  Вот Рублев - чернецом был,  а радость творчества познал. От
нас зависит будет ли наше прибежище местом радости  или  скорби.  Надо
тебе сюда перебираться, к общине.

     Вот куда  он  меня  -  в  монахи,  или  как там на их речении,  в
чернецы,  схимники,  иноки.  Чтобы  ниточка   не   оборвалась,   чтобы
преемственность  была.  Восьмой  десяток  как  ни  как,  кому  все это
оставить? Священнику-вахтовику? Двухгодичнику?

     -Смутил я тебя своей поспешностью?  В мои годы это  извинительно,
каждый день - божий дар. Да и ждал я немало: целых два года. Но теперь
пора.  Пора о себе подумать.  Оставь суету. Приходи, селись здесь. Тут
тихо,  думается  хорошо  и  работается хорошо.  Берись за роспись,  уж
больно лики у тебя получаются,  особенно глаза. Иной раз кажется будто
смотрят они, лики-то. Это ведь тоже знак!

     - Приду. Поживу.

     - Вот и хорошо.  Когда прощались,  Володя спросил то, о чем давно
уже судачат в поселке.

     - А правду говорят, что вас на Марс против воли направили? Как бы
в наказание.

     Отец Кирилл  поднял удивленно брови,  этот вопрос он,  видно,  не
ожидал услышать. Но ответил.

    - Пустое.  Я сам себе это служение выбрал.  Я монах,  а монашество
здесь   усугубленное.   Да   и   не  каждому  выпадает  божья  милость
проповедовать на небесах.


                       Глава четвертая.


     Теперь, когда Володя  выпил  водки  и  поужинал,  ночные  страсти
отступили  и ощущения притупились,  а разговор с отцом Кириллом уже не
будоражил так,  как  там,  в  келье.  Он  вспомнил  убогую  обстановку
монашеского жилья,  а ведь к этому еще и пост, и многочасовые молитвы.
Нет,  это не для него. Это даже хуже, чем сейчас. Была бы Лариса, чего
бы еще желать? Стало быть, искать успокоение надо не в молитве. Уютный
полумрак комнаты расслаблял и  было  почти  хорошо:  тоска  отступила,
оставалась лишь грусть.

     В самом  деле,  много ли человеку надо?  Семейный уют,  достаток,
вечера,  заполненные детскими голосами.  Всего  этого  он  лишен.  Был
какой-то проблеск.  Какая-то иллюзия семьи.  Игра в семью. Нет, видно,
предопределено ему жить в  холостяцком  беспорядке.  Случайные  связи,
поиск  забвения  в спиртном.  Конечно,  может с новой вахтой прилетела
какая-то  женщина,  с  которой  у  него  могут  возникнуть   серьезные
отношения.  Как с Ларисой. Но тогда вновь предстоит болезненный разрыв
через два года.  Перелюбливать каждые два года - это  тяжело.  Кстати,
что там Кирилл говорил про венчание?  Так просто или со значением?  Он
вспомнил сегодняшнее свидание с Ларисой. Вспомнил спокойно. Привык или
водка лечит?  А вот интересно,  придет еще?  Пускай бы.  Какая разница
откуда. Она ведь теплая и живая...

     Водка действовала:  потянуло на общение.  На самом деле,  что  он
алкаш,  в одиночку пить?  Надо идти к Женику,  в общагу.  Теперь самое
время, да и где еще можно классно набраться, как не у сердешного друга
детства?

                             ...

     Пока он переживал свои драмы,  произошло заселение новой вахты. В
коридорах шатались незнакомые парни и молодые женщины,  путали  двери,
спрашивали   друг  друга  что  где:  осваивались.  Из  комнат,  стоило
открыться дверям,  несся  гул  оживленных  голосов,  запах  консервов,
жаренной картошки. Отмечали прибытие. К вечеру все перепьются, это как
водится.  Володя с трудом  переносил  атмосферу  первых  недель  новой
вахты.  Не по душе ему были эти "привальные", не нравились хозяйские и
слишком земные повадки вновь прибывших.  Так, наверное, чувствуют себя
невоинственные  жители маленькой страны,  терпящие постой чужой армии.
Где-то вдалеке мелькнул участковый.  Выпустили,  значит.  А остальных?
Странное дело,  его - главного подозреваемого в убийстве Кулькова - не
тронули,  только допросами  замучили,  а  их  арестовали.  Хотел  было
догнать, переговорить, но тут нос к носу столкнулся с Жеником.

  Вид у приятеля был такой,  будто с утра "работал с документами".  Но
нет,  в дни смены вахты комендант был всегда  в  полном  порядке,  чем
очень  гордился  и  о  чем  постоянно  напоминал  начальству.  Провалы
начнутся недельки  через  две,  когда  все  направится,  покатится  по
инерции. Тогда вот увидеть его можно будет лишь утром у шлюза во время
отправки смены: начальникам всех рангов положено находиться на выпуске
согласно должностным инструкциям.  Марсианам многое прощается,  а если
точнее - все. Чем еще Земля может компенсировать их поломанные судьбы?

     - Вовка!- закричал тот и с искреннем чувством полез обниматься.

     - Ну ладно тебе,  что ты орешь,  будто год не виделись.  -Но  его
проняло, растрогало. Кто еще ему здесь так обрадуется?

     -Пойдем ко мне!- Женик ухватил Володю за руку,  цепко ухватил,  с
чувством,  и поволок по  коридору.-  Сегодня  уж  ты  ко  мне  зайдешь
обязательно.

     -Да я к тебе и шел.

     -Врешь, гад, когда такое было?

     Это правда.  Он  последнее время избегал встреч с другом.  А ведь
были когда-то неразлучны.  Жилье комендантское встретило запущенностью
и беспорядком. Володя с неудовольствием подумал, что у него тоже скоро
будет так: первые едва заметные ростки неухоженности уже проклюнулись.
Улетела Лариса и некому полоть.

     В этой общаговской комнатушке прошла Женькина жизнь.  Безвыездно.
Здесь жила его мать.  На стене все еще  висит  картинка,  нарисованная
Эдиком,  на  которой  изображен  Женик  в  стиле  "точка,  точка,  два
кружочка".  Осколок детства.  А рядом -  еще  один  портрет.  Это  уже
володина работа,  там Женику восемнадцать.  Мгновение,  выхваченное из
юности.  А дальше красочно оформленный стенд с винными этикетками. Это
уже  отзвук  возмужания.  Экспозиция  завершена:  вина Женик больше не
пьет. Зачем, когда ему подчинен весь спирт поселка?

     -Все, Вовик,  я свое дело сделал:  вахту расселил. Теперь можно и
отметить.-  Он  поставил  на  стол прозрачную пластиковую канистру.  -
Думаешь легко расселять?  Все на нервах.  Начальник  рудника  оборзел,
гад:  орет  "сели,  где хочешь".  Хотел я ему сказать:  у тебя козла в
апартаментах поселю,  занял один три комнаты.  Каждый раз  численность
повышает,  а  где я койко-мест наберусь?  Я еще прошлый завоз говорил:
вырубайте еще коридор.  Это им дорого,  а мне, что делать? Я сан нормы
должен   соблюдать  или  нет?  Люди,  хоть  и  на  Марсе  должны  жить
по-человечески. Куда ж я лишних рассую?

     -Ну ты-то рассуешь, - подольстил ему Володя.

     -Я - да,  - охотно  согласился  он,-  только  трудно.  Утиснулись
дальше некуда.

     -Все равно по двое на каждую койку лягут.

     -Это точно,-  хохотнул  Женик.  -  Но  ты представляешь,  главный
инженер, не рудниковский - Федорыч мужик нормальный! - а с фабрики, на
тебе  наезжать начал.  Мол,  зачем ему мастерская,  при таком дефиците
жилья,  пусть на квартире рисует. Умник! Я ему врезал. Марсиан, говорю
-  не  трожь.  Знаешь,  как  я  могу:  он  аж сжался.  Валентиныч тоже
вмешался.  Сам же марсианин.  Вы кричит не смейте наши местные таланты
зажимать.

     -Усольцев крикнул? - ехидно переспросил Володя.

     -Ну не крикнул, не крикнул - сказал. Зачем ему кричать, его и так
услышат.  Зам мэра все-таки.  А может и мэром будет. Ведь сейчас какая
свадьба пошла: в армию марсиан брать начали, милиция - из марсиан, зам
по быту - марсианин. Ну и я - человек в поселке не последний.

     - А  ты  разве  марсианин?   Ты   же   "землянин   в   бессрочной
командировке".

     -Ладно, давай выпьем,  что зря болтать.  За то,  чтоб все было по
нашему...  И не печалься.  Одна улетела,  другие прилетели. Вот сейчас
выпьем, и я скажу, что мне в тебе не нравится. Ладно?

     Он разлил в стаканы. Интеллигентно: по-немногу.

     -Я тост  скажу.  Выпьем за правильно организованный быт.  Идеал -
это семья.  Выпьем за  семейную  жизнь  с  марсианской  спецификой.  А
специфика в чем?  В двухгодичной периодичности.  Да такая наша судьба:
каждые  два  года  менять  жен.  И  не   надо   драматизировать.   Это
естественно.   Этот   ритм   заложен   природой,  не  познанными  нами
космическими силами.  Каждые два года Земля и Марс сходятся  на  самое
близкое  расстояние,  и понятно,  что именно в это время к нам завозят
все необходимое: оборудование, рабочую силу, невест.

     -Давай уж выпьем.

     -Успеешь набраться.  Ты  что  думал,  сюда  женщин   везут,   как
специалистов? Подумай сам, почему это в вахтах их столько же сколько и
мужиков? Или с другой стороны: зачем столько обслуживающего персонала?
В три смены за пылесосом ходят! Нужны мне две поварихи?

     -А разве нет?

     -Не, ну, конечно, лично я возражать не буду. Но пищеблоку нет, не
нужны!  Да одной при этой технике много. Их сюда везут, чтоб мужики не
бесились...  Ладно  выпьем,  про  поварих  я тебе отдельно расскажу...
Вздрогнули.

     Закуска была отличная.  Женик приволок ее с собой: оказывается он
нынче  принимал экзамен у новой столовской смены,  и они расстарались,
желая понравиться начальнику.

     -Ешь, ешь,  я  уже  напробывался...  Особенно  там   одна   есть.
Поцелуева  Инесса  Борисовна.  И  я  тебе  скажу:  во баба!  Настоящая
Инес-с-са!- и он размашисто очертил в воздухе ее достоинства.

     - Тебя в этот раз  за  нее  бить  будут?  Смотри,  Кулькова  нет,
заступаться некому. Женик помрачнел.

     -Жалко парня давай-ка за упокой души. Дурило, не чокаются за это.
- Он нервным рывком вывернул свой стакан из-под  удара.  Выпили.  -  А
что, правда, будто его каким-то копьём прикончили?

     - Похоже. Только рукоять короткая.

    - А с Инесской я тебя обязательно познакомлю.  - Вернулся к старой
теме Женик. - Хочешь уступлю? Забыл, ты худеньких любишь, как Лариска!
Ну молчу,  молчу. В среду мы собираем сабантуйчик, какую присмотришь -
твоя будет. Обещаю!

     -Ты их что ли выдаешь?

     -Дурак! Ты знаешь кто я?

     -Комендантишко!

     -Темнота. Я здесь король!

     - Ага король - дерьма, тепла и пара!

     - Ничего себя - дерьма!  Видел бы ты их! А король, потому что все
женщины  хозобслуги  мои  подданные  и готовы по моему слову любого не
только накормить и обшить,  но и обласкать,  тем более,  что все равно
этим  будут  заниматься  и  без  указаний.  Какая  им  разница  с кого
начинать?

     -Не старайся.  Женщины,  быть  может,   мне   скоро   совсем   не
понадобятся.

     Женик чуть было не выронил вилку.

     -Ты чего, это? -он сделал страшные глаза.

     - Не-, засмеялся Володя,- Кирилл меня в монахи зовет.

     - Вонна  что!  Так  ты  в  святоши подался!  В отшельники?!  Отец
Олодимир,  отслужив обедню,  отправился окрестными огородами  отыскать
огурчика,  около ограды он обнаружил обнаженную Ольгу...  А "Отче наш"
знаешь?

     -Долго выучить?

     -Верно. Недолго.

     -Зато проповедовать буду на небесах.

     - Фиг там,  на небесах!  Что это там под ногами припекает,  а? Не
преисподняя?

     -Тем более,   проповедовать   у   врат  преисподней  еще  большая
ответственность. Последний заслон. - Володе самому понравилось, как он
сформулировал.

     Алкоголь действовал: Женик сидел перед ним серьезный, созревший к
настоящему разговору.

     -Давай, выкладывай,  что там случилось-,  сказал он с  грубоватым
участием.- Я ж тебя насквозь вижу, придешь ты просто так водку пить ко
мне, пьянице, как же. Не Кирилл же тебя под монастырь подвел...

     - Ладно... Эдика помнишь? Как он являлся?

     - Ну помню, а что? - Женик заметно встревожился.

     - Приходил,- соврал Володя сам не зная зачем.  И тут же  пожалел:
Женик выразительно и быстро побледнел.

     - Ты  чего?  Пошутил я.  Не было Эдика.  Ну успокойся...  Лариска
была.

     - Она же улетела!

     - Значит не совсем.

     - Ты можешь нормально? Она что,- он покрутил пальцами, подыскивая
слово.

     - Жива, не бойся, я узнавал.

     - Откуда же тогда?

     - Но не с корабля, это точно.

     - И что делала?

     - Целовалась...

     - Ну мать...- он кажется начал приходить в себя.- И где она?

     - Растворилась...  Ну,  так что это было,  умник?  Ты ж у нас все
знаешь. Посоветуй, что-нибудь.

     - Нашел советчика.  А что  тебя  не  устраивает?  Хуже  настоящей
целуется?

     - Не хуже.

     - Ну и пусть приходит...

     - Пусть... Только она разрешения не спрашивает.

     - Слушай, на полном серьезе, ответь: врешь ведь?

     - Хочешь, скажу, что соврал?

     - Хочу!  Хочу!  Я хочу жить хоть на Марсе,  но по-человечески. Не
желаю,  чтобы мертвецы ко мне в гости шастали,  даже если  это  друзья
детства,  понял?  И ты, если раньше меня умрешь, не приходи. Давай при
жизни общаться.

     - Успокойся, я же сказал, что Лариса живая.

     - Живая! Живая она в корабле, а здесь какая?

     Володя посмотрел на друга.  Тот сидел, понурив голову. Волосы его
иссалились  и неопрятно наползали на довольно четко уже определившуюся
лысину.

      - Хорохоришься, а струхнул.

      - Струхнул. Что им надо-то?

      Они снова выпили,  и еще. Потом сидели и бессвязно вспоминали из
детства.  Твердо  решили,  что  должны  держаться  вместе,  что Володя
обязательно переберется к нему,  что плевать им на марсиан.  Нет  ведь
такой нации или расы.

     При расставании  долго  обнимались.  Наконец  Володя  вырвался и,
натыкаясь в коридоре на встречных, поплелся домой.

                             ...

     А с Эдиком вышло вот как.  Им с Женькой тогда по шесть лет  было.
Эдик - на год младше.  Кроме них детей в поселке не водилось.  Женик и
Эдик появились  по  недосмотру  матерей,  Володя,  можно  сказать,  по
распоряжению  начальства.  Родиться  здесь опасно,  это как приговор к
пожизненному заключению.  Пожизненному в полном объеме: от рождения до
смерти.

     Росли вместе,  как братья. А потом Эдик заболел и умер. Некоторое
время спустя сидели они с Жеником в комнате,  и вспоминали, какой Эдик
был  забавный  и веселый.  А тут еще его смешной рисунок попался,  там
Женик был нарисован - волосы из головы торчат,  язык высунут,  руки  -
грабли, ноги - грабли. Тот самый, который сейчас на дверце висит.

     - А  меня,- сказал тогда Володя,- он не нарисовал,  говорит:  "Не
красивый". - И даже голос его тогда похоже скопировал, потому что, как
Эдик говорил,  в ушах еще звучало.  И вдруг слева, где никого не было,
его  кто-то  толкает.  Обернулся  -  Эдик...   Улыбается   и   рисунок
протягивает:"Красивый,  красивый,  на - смотри!" Володя обомлел,  руки
поднять не может,  а Эдик губы надул:"Не хочешь?  А просил!" И рисунок
на   пол  бросил.  Тут  Женик  заплакал.  Эдик  на  него  посмотрел  и
говорит:"Чего  ты  ревешь?  Думаешь  я  умер?  Дурачки,  я  в   тунелю
спрятался." И засмеялся,  как всегда звонко и как всегда спиной бултых
на диван, и ноги задрал.

     Выскочили они  из  комнаты.  К  тете  Вере,   Женькиной   матери,
побежали.  Когда вернулись, в комнате, конечно, некого не было. Ясно -
почудилось.  Только как могло почудиться,  если вдвоем видели? И диван
смят,  и рисунок посреди комнаты лежит. На нем Володя - четыре грабли,
два кружка, на каких-то ступеньках сидит, а рядом ярко-красные цветы в
человеческий  рост.  Рисунок тетя Вера подобрала,  но он куда-то потом
затерялся.


                         Глава пятая.


      Когда Антон узнал,  что командировка дальняя:  с  Земли  улетать
придется,  в душе обрадовался.  Здесь опять порохом запахло.  нет хуже
гражданской смуты:  ведь не знаешь,  кто по тревоге поднимет,  в  кого
стрелять  придется.  Лучше в стороне от всех этих смут.  Только вот не
хочется своих бросать - родителей,  Игорька.  Перед  отлетом  заскочил
повидаться с сыном.  Катерины,  слава богу,  не было,  а этот чертенок
открыл дверь пультом, ему видишь ли вставать с кровати лень было! Хотя
сколько   раз   приказывал   строго   настрого  подходить  к  двери  и
спрашивать:"Кто там?" Сгреб его сонного с кровати вместе с одеялом.

     -Папка!- Прижался к щеке. -Ты еще не улетаешь? Побудешь?

     -Побуду.

     -Майора не дали?

     -Неа.

     -А дедушке дали.  Не простого  майора,  -  отодвинулся  и  поднял
палец,- с генералом. И клинику...

     -Это потому, что дедушка с другими генералами не ругается.

     -А ты зачем ругаешься?

     -А дурак потому что.

     -Не дурак!- и надулся.

     -Ты чего, пацан?

     -Того...

     Понял: Катерина,  видно, этим словом его поминает при подругах. А
может и друзьях-бойфрендах.

     -Хоть бы ты майора скорей получил,- вздохнул с  горечью,-  второй
срок перехаживаешь.

     -А тебе зачем?

     -Мама тогда говорить не будет, что ты офицер младшего возраста.

     -А зачем  нам  стариться,  сынок?  Смотри-ка лучше,  какие я тебе
гостинцы привез. Будешь с пацанами связь держать.

     Он вынул  из  чемодана  завернутые  в  хрустящий   целлофан   два
внеэфирных   трофейных  переговорника.  С  иероглифами.  Японские  или
Китайские.  Какая разница?  Иероглиф теперь - символ  качества.  Один,
правда, осколком поцарапан. Но это можно лачком залить.

     -Что нажимать? Во зыка! Слышно как! А ну-ка из кухни.

     Утопал прочь, плотно прикрыв за собой двери. И сразу зазуммерило.

     -На связи.

     -Пап, иди завтракать!

     Семь лет  пацану,  другой  бы и не сообразил,  что отца покормить
надо, а этот разложил поровну все, что мать оставила ему в грейке.

     На кухне,  конечно, был тарарам. Это в Катькином стиле хаосить до
генеральной  уборки,  а  потом  эту уборку переносить по техническим и
разным неотлагательным причинам.  А по мелочам она убрать не может, ей
надо глобально.  Другое дело в Андрюхиной комнате.  Не в нее парень, в
него.

     -А где мама?

     -Не знаю...- сразу ответил, а глаза спрятал.

     Поели, навели порядок - глаза на  этот  бардак  не  смотрели  бы.
Позвонили  деду  в  клинику.  На  операции.  Уезжать не простившись не
хотелось,  а самолет через два часа.  Так и просидели  эти  сто  минут
обнявшись,  проговорили.  Один  раз  только  ровно  в  десять часов он
дернулся: к пианино.

     -Нравится играть?

     -Неа: положено. - И вздохнул.

     -Сегодня уж посиди со  мной...  Я,  старик,  по  субботам  теперь
прилетать не буду.

     -Дальняя командировка?

     -Очень дальняя...

     -Борта оттуда не ходят?

     -Неа.

     -С Владивостока ходили, а оттуда нет?

     -Ага.

     -Ни транспорты, ни бомбары?

     -Неа.

     -А истребителей у тебя знакомых нет?

     -Так истребители же беспилотные все. Голова!

     -Я забыл... - И вздохнул.

     Вздох этот  грустный,  взрослый,  вызвал  внутри горячую взрывную
волну, которая ударила в горло, глаза...

     -Что тебе привезти, сынок?

     -Ничего. Ты меня в отпуск возьми, как обещал.

     -Возьму, вот вернусь, и возьму.

     -И стрелять дашь?

     -Дам...

     - Как вы с мамкой развелись, ты мне все разрешаешь.

     Все, хватит воспоминаниями  душу  травить.  Антон  заставил  себя
переключиться  на дело.  Чтобы сейчас не происходило на Земле,  отсюда
ничего не изменить. Остается уповать на везение. В крайнем случае отец
к себе заберет...

     Включил индивидуальную  программу:  она  заводилась только от его
голоса.  Итак,  Марс.  Данные о сферах интересов.  Американская  база,
франко-германское,   впрочем,  это  для  нас  один  черт.  Заброшенная
китайская - она под присмотром России.  А точнее -  бесхозная.  Россию
поверхность не интересует:  там располагаться дорого. Российская сфера
интересов закопана на глубину полутора километров.  Здесь и  горняцкий
поселок  и  военная  база  и  металлургический завод.  И "стекло" там.
Уникальное  явление  природы:   неподдающаяся   внешнему   воздействию
субстанция,   выделяющая   световую   и   тепловую  энергию.  На  этом
"стеклянном" основании и построен поселок.

       Как нашли этот уникум,  уже точно никто не помнит, скорей всего
случайно.  Во  всяком  случае  в других зонах такого нет.  На холодном
Марсе,  где на экваторе днем  в  разгаре  лета  не  бывает  выше  плюс
двадцати,  а  к  ночи  температура  опускается  до  минус сорока,  это
фантастическая удача.  А еще надо учесть,  что энергию на Марсе  брать
практически  неоткуда.  Когда  закладывали  поселок  - лет сто назад -
термоядерная реакция только осваивалась. Запасы топлива в недрах есть:
была   здесь   когда-то  органика!  -  но  недостаточно.  Но  как  его
используешь,  если атмосфера на 75 процентов  состоит  из  углекислого
газа, и лишь на одну десятую процента из кислорода? И разрежена она во
много раз больше земной.  Ну и так далее: как говорится, "куда ни кинь
-  всюду  клин".  А тут этот самый пласт.  А рядом колоссальные залежи
титана.  Но титан это - полдела, есть и кое что другое, что произвести
на Земле ни то что дорого, а практически невозможно.

     Он "перелистал" файлы.  Разрез Внутреннего Марса,  горизонтальная
схема. Живут как кроты: без солнца, без пространства. Ну вахтовики, те
хоть два года, а местные, "марсиане"? Некоторые по пятьдесят-семьдесят
лет.  Да еще детишек им залетные  вертихвостки  подкидывают.  Понятно,
ребенка  с  Марса  не  вывезти:  межпланетные перелеты детям до 10 лет
запрещены,  а после десяти,  что вести?  Вон Ашотик прилетал в 14. как
прилетел, так и улетел: не приняла Земля.

     А вот  и  реконструкция  "стеклянной линзы"- так называют объект,
который образует "стекло", потому что она напоминает двувыпуклую линзу
огромных   размеров,  на  верхней  поверхности  которой  расположен  и
поселок,  и воинская часть,  над ней тянутся выработки шахт.  То,  что
"стекло"   не  пласт,  а  замкнутое  тело  -  данные  секретные,  хотя
поселковое начальство догадываться о том  может:  там  исследования  и
горняцкие ведутся.  Но,  во-первых, начальство-то само все из военных,
во-вторых,  геологоразведка по сути филиал военной  разведки  (тот  же
Кульков работал под ее крышей!), поэтому утечка самая минимальная.

     Но самое интересное,  что внутри этой линзы, как высчитали ученые
-    пустота.    "Стеклянная"    оболочка     всего-то     сантиметров
десять-пятнадцать. Вот тебе и двусферическая поверхность...

     -Опять сфера,-подумал  Антон,-опять  закрытая зона.  Короче,  для
него ничего не изменилось:  "кумполом по  куполу."  Ну  что  ж,  будем
разбираться...



                         Глава шестая


    Володя кое-как добрался до квартиры и не раздеваясь  повалился  на
кровать.  И тот час же словно утонул в раскаленном,  липком болоте. Но
вскоре не в силах  больше  терпеть,  проклиная  пьянство,  поплелся  в
ванную.  Стало  немного легче.  Он кое-как разделся и вновь ввалился в
вязкое забытье.

    Ощущение было не новое.  Как не был пьян,  а вспомнил,  что  нечто
подобное  испытывал  много  лет  назад,  когда  лежал в реанимационной
палате военной клиники под  Тверью  (на  марсианах  специализировались
военные).  И  тогда  мозг  тоже пронзали ослепительные желтые вспышки,
сопровождающиеся  пронзительной  болью.  С  ним   долго   возились   и
отогнали-таки боль,  правда,  недалеко: ее затаенное дыхание достигало
его. Два пласта жизни сошлись, соединились в раскаленном сознании. Ему
снились  воспоминания,  он  вновь  ощущал,  как горячий туман пропитал
глаза,  как приглушились звуки,  словно их завернули  в  вату.  Вокруг
что-то  происходило,  и он видел это,  но обессиленный мозг не понимал
уже сути.  Но  связано  это  было  с  Земными  делами  и,  кажется,  с
Антоном...

                            ***


     А на Земле продержался он только три года. Первые два с половиной
прошли  тяжело,  но сносно,  а потом что-то сломалось.  Резко,  сразу:
тяжелый обморок,  военный госпиталь,  палата реанимации.  Более  суток
метался по кровати,  опутанный проводами и трубками. Помнит только как
от высокого прямоугольника окна наплыл на него,  сгустившись,  широкий
избела серый, словно вымоченный в тени, силуэт, прокатился гулкий, как
искаженный третьим эхом, голос.

     Потом, придя в себя,  увидел и его обладателя. Массивного мужчину
в  халате с закатанными по локоть рукавами.  Шея борца,  вот что сразу
бросилось в глаза.

     -Да, молодой человек,  вы нас вчера чуть  было  не  озадачили,  -
сказал он очень серьезным тоном и добавил,  - сегодня еще поболейте, а
завтра начнем поправляться.

     Володя не поверил - так было худо.  Но к вечеру  полегчало  и  он
спокойно заснул. Проснулся посреди ночи, но не от боли, от безысходной
и  непреодолимой  тоски.  Невыносимо  в  четырнадцать  лет  не   иметь
прибежища во Вселенной.

     Утром был  обход  и  командовал  на  нем вчерашний врач - Николай
Прохорович.

     - Не мужское это дело,  - сказал он,  строго взглянув на  володин
распухший нос.- А тем более в военном госпитале.  - Потом повернулся к
сестре:" Подберите ему корсет и  с  завтрашнего  дня  можно  вставать.
Пусть гуляет по садику." И снова к нему.

      -Скакать сам  не  станешь,  а  с наклонами осторожней.  И ничего
тяжелей ложки. Понятно? Позвоночник беречь! - Он посмотрел на Володю и
будто  что-то вспомнил,- Поставьте-ка здесь еще кровать.  Что он,  как
генерал,  один в палате?  Подселим платника. Есть там один кандидат на
обследование.

     Кандидат появился  на  другой  день:  рослый  улыбающийся  крепыш
володиных лет с упрямым веселым взглядом.  Был он по-спортивному ловок
и по-спортивному же острижен. Не очень-то такого с больным спутаешь! С
интересом  осмотрел  комнату,  поставил  на  стул  спортивную   сумку,
протянул руку.

     -Меня зовут  Антон,-  проговорил  старательным  баском,  при этом
улыбнулся: ну приятно ему было знакомиться и все тут! Володя буркнул в
ответ  свое  имя.  Лучше  бы  оставаться одному.  Не ладилось у него с
земными.  Ни в интернате,  ни в изостудии.  Какой он  им  товарищ!  Те
быстрые,  веселые, а он еле ноги таскает. Да можно ведь и не общаться.
Пускай себе живет.  А пацан между тем устраивался  основательно.  Вещи
свои  разложил  не  просто  аккуратно,  а что называется "по струнке".
Поставил на полку книги: увесистый том и несколько брошюрок, выровнял.
Перезаправил  кровать  (виданное  ли  дело не понравилось,  как одеяло
лежит!) Открыл окно,  сдвинул стол ближе к свету,  смахнул из межрамья
дохлых  мух,  влез  на  подоконник  поправить  соскочившую прищепку на
шторах:  не  вживался  в  обстановку,   подстраивал   ее   под   себя.
Повернувшись к Володе, спросил: "Оружие любишь?" не дождавшись ответа,
задрал свитер.  За поясом у него торчал большой  пистолет  с  рубчатой
рукоятью.  Володя  растерялся,  и  потому  забыл о том,  что собирался
отмалчиваться.

     -Настоящий?

     -Да ну!  Воздушка! - ответил Антон пренебрежительно, как о чужом.
Завтра постреляем. Хочешь?

     На другое утро Володя проснулся с настроением жить.  Такого с ним
давно не было.  День готовил  какие-то  события,  что-то  должно  было
произойти. Пусть мелочь, но свое. И этот парень...

     В уединенном  уголке  парка,  против  глухой  складской стены они
вставили в развилку дерева консервную банку,  повесили  газету.  Антон
преподал  ему  "курс  молодого  бойца",  показав,  как "это делается".
Стрелял он ладно.  Воображал,  конечно, однако и было с чего. У Володи
тоже  получалось.  Боезапас  расстреляли  за  два дня,  за это время и
сдружились.  Все свободное время от  кормежек  и  володиных  процедур,
проводили у озера.  Не спеша плавали. Странновато было то, что Антоном
врачи не интересовались.

     Однажды Володя спросил у него:"А ты чем болеешь?"

     -Воспалением хитрости.  Я же  тебе  говорил,  что  печень  что-то
того.- Он осторожно погладил левый бок.

     -Печень с другой стороны!

     -Да? А они,  дураки,  здесь лечат.  А я думаю почему лекарства не
действуют! Надо им сказать.

     В общем,  отшутился. И Володя отстал: не хочет человек говорить и
не надо. Мало ли какие болезни бывают...

     Когда кончились   пульки,   Антон  придумал  другое  развлечение.
Началось с рассказа:  " Знаешь как спецназ тренируют?  Их от пуль учат
увертываться.

     -Ври. От пули увернешься, как же!

     -Ну когда выстрелят,  уже не увернешься, надо в тот момент, когда
стрелок уже решился на выстрел,  а  спуск  еще  не  нажал.  Называется
инерционная зона. У нас инструктор по стрельбе -- капитан Конев. Они с
командиром  взвода  Глебушковым,  когда  дежурят  ночью,  друг   друга
холостыми  обстреливают  в  тире  метров  с пяти:  если газами задело,
значит готов.  Вот и мы так:  нарежем  ластик,  ты  постреляешь,  а  я
потренируюсь уходить...

     Антон был  ловким и пружинистым и очень часто успевал увернуться.
Володю стрельба увлекала.  В какой-то момент  пистолет  показался  ему
боевым  оружием и стрелял он,  как на поражение.  И тогда...  Он сразу
понял - что-то не так,  потому что хлопнуло особенно отчетливо, потому
что Антон схватился за щеку,  потому что предохраняющие его глаза очки
полетели в траву. По щеке размазалась кровь. Володя смотрел, ничего не
понимая. Пистолет оказался заряженным по-настоящему. Но откуда взялась
пулька?..

     Кто-то отодвинул его в сторону. Это был главврач. Забрал пистолет
и сунул его в карман брюк. Затем подошел к Антону.

     -Покажи, что там. - Тот убрал руку, щека была в крови.

     -Пап, это я его попросил. Мы резиной стреляли...

     -Пошли, я  тебя  посмотрю.  Резина...  Эта  пулька височную кость
пробивает.- Они ушли.  Володя постоял немного и побрел прочь. Он вышел
за ограду в лес. Нашел полянку, неуклюже, в три приема, лег на спину и
стал  смотреть  в  высокое  земное  небо,   гладкое,   ясное,   словно
марсианское "стекло" ,  только много ярче.  Оказывается,  он скучал по
Марсу.  И понял, что вернется, что Земля - это временно. На душе стало
легче и он задремал. Проснулся от антоновского голоса.

     -Одурел? Там  уже  розыск  объявлять собираются.  Пошли.- Сел,  с
трудом приходя в себя после сна.  Увидел на щеке друга пластырь и  все
вспомнил.

     -Сильно?

     -Ерунда.

     -Ерунда... А если бы убил? В висок, например?

     -Опозорил бы   на  веки.  Убит  из  пневматического  пистолета...
Офицеру с таким прошлом карьеры не сделать.

     -Но откуда пулька?  Я ж не  дурак,  отлично  помню,  что  резиной
заряжал.

     Они шли  обнявшись  по лесной дорожке к госпиталю.  И не хотелось
даже думать,  что могло быть иначе, что Антон мог бы лежать где-нибудь
в холодной мертвецкой,  главврач сидел бы рядом с ним, обхватив голову
руками,  проклиная свою затею впутать сына в это дело  -  в  излечение
марсианского  пацана,  который  и сам не жилец и...  А что бы делал он
сам?..

     Слава Богу,  что  все  обошлось,  слава  Богу.  Он  повторил  это
несколько  раз,  для  верности  вспоминая  отца Кирилла:  так надежней
должны были  его  слова  достигнуть  ушей  того,  благодаря  кому  все
кончилось благополучно.

     -Да не  убивайся  ты  -  мужчину шрамы украшают -,  подбодрил его
понимающий его переживания Антон.  Хочешь и тебе  синяк  поставлю  для
солидности?

     -Молчи уж, подсадной.

     Антон засмеялся: "Тогда правильней не подсадной, а подложный."

     Все это   лето  Володя  жил  на  даче  у  Климовых,  недалеко  от
Селигера...  А потом,  осенью,  врачи настояли на его  возвращении  на
Марс.

                        Глава седьмая

     Впервые Володя  увидел  "стекло" в раннем детстве.  Геологическая
лаборатория,  где мать мыла образцы, располагалась в подвале "общаги".
Володя в тот день,  когда там ремонтировали полы, как и всегда был при
матери:  детсадов на Марсе нет. Поначалу и не разобрал, что это такое:
серое  каменное  основание,  на  котором  уложены были лаги,  в разных
местах поблескивало голубыми искорками.  Не удержался: нагнулся, чтобы
ухватить одну из них, но ничего не вышло. Рабочие засмеялись. Тот, что
постарше,  приставил  молоток  к  камню  и   нажал   гашетку.   Из-под
отвалившегося   пласта  высветилась  отливающая  изумительным  голубым
свечением гладкая поверхность.

     -Не видел никогда?  - Заулыбался рабочий.-Смотри, марсианчик, это
твое.

     Ненадолго выключили  свет,  и  из-под  пола  полилось хрустальное
сияние.  Когда бригада ушла на обед,  Володя спустился к  "стеклу"  и,
приложив к нему ладонь, ощутил упругую теплоту, словно это было что-то
живое.  Придавил сильней и "стекло" ответило,  охотно  прогнулось  под
рукой,  засветилось ярче, словно обрадовалось прикосновению. Такое вот
получилось рукопожатие.  Когда он,  испугавшись этого  живого  к  себе
внимания от пола,  убрал руку, увидел на гладкой поверхности отпечаток
своей ладони...

          Позже узнал от матери,  что внизу,  под их  поселком  и  под
шахтами   находится  стеклянная  подставка,  которая  дает  им  тепло.
Подставка эта хоть и стеклянная,  но очень прочная:  ее даже  стальные
буры не могут продырявить - ломаются.

     -А почему же рукой можно?- спросил он тогда удивленно.

     -Какой рукой?  Ничем  нельзя,-ответила  мать.  Володя  понял  это
по-своему и забеспокоился:  на Марсе нельзя - это  нельзя.  И  сделать
вопреки запрету - значит совершить серьезный проступок. Он же придавил
и испортил то,  на чем стоит поселок.  Вдруг из-за этого тепла  меньше
станет?  Он долго страдал от этой мысли,  особенно по ночам.  Но потом
понемногу переживания эти сгладились.



                        Глава восьмая


     Вот и  долгожданный  Марс.  А смотреть не на что:  до горизонта -
россыпи гравия вперемежку с песком.  На горизонте же резко  очерченные
тенями крутые горы,  вместо остроконечных вершин - плато. Разнообразят
пейзаж торчащие из песка  словно  обглоданные  кости,  скалы.  Неяркое
солнце кроваво сочится сквозь пыльный тусклый небосклон.  Если учесть,
что небо - сплошная озонная дыра,  то нетрудно понять,  силы у него не
хватает на то, чтобы зародить жизнь, а вот, чтобы убить ее достаточно.
Антон никак не мог  привыкнуть  к  половинному  притяжению.  Неуклюжий
скафандр  -  третья  степень  защиты - таскал его обезвесившее тело из
стороны в сторону,  цеплялся за камни.  Идти было недалеко,  несколько
сот метров. Если бы напрямую, то прогулка заняла бы значительно меньше
времени,  чем надевание скафандра,  но ему дали походить, осмотреться.
Дождавшись,  пока  он наберется впечатлений,  прапорщик из встречавших
провел его в тесный шлюз.  Регламент  -  чистка-помывка,  утомительное
раздевание.  Потом душ, уже для тела. Пропотел основательно. А если бы
пришлось быть в скафандре не один,  а несколько часов?  Его  никто  не
встречал: приняли, словно груз и запустили по установленному маршруту,
заканчивался который в "отстойнике" - карантинном помещении.

      Завтра в это время  он  будет  в  поселке,  а  еще  через  сутки
встретится  с Володей.  И что дальше?  поначалу ему говорили,  что его
главная  задача  -  охрана  Гущина.  Когда  поинтересовался  от   чего
охранять,  услышал  "от  любых  неожиданностей".  И напомнили случай с
Кульковым. А сбор информации - подчеркивалось, что он не в коем случае
не  направлен  против  Володи,  -  тоже  следует  вести,  и  при  этом
желательно это  делать  совместно  с  Гущиным.  Его  разъяснения,  как
коренного   марсианина,  очень  помогут  Антону  сориентироваться.  На
вопрос,  какая информация интересует  разведку,  ответ  был  уклончив:
следует интересоваться всем,  что касается жизни обособленных марсиан.
Надо с ними, как это не трудно, подружиться, узнать, чем они живут...

     И в связи с этим возникают  вопросы.  Например,  почему  защищать
надо  только  Гущина  и  почему  для этого следует посылать человека с
Земли?  А потому,  объяснили ему,  что Кульков в  последнем  донесении
сообщил  о  каких-то  важных  сведениях,  добытых им ,  и касались они
непосредственно Володи...  Однако отчета его,  который он  должен  был
ежедневно  составлять  в  условленном  месте  обнаружено  не  было и у
связного он его не оставил.  Имеющиеся отчеты Антон  изучил  во  время
полета. И потому был в курсе главных дел Кулькова.

     Сначала тот состоял в группе, занимавшейся вопросами марсианского
этногенеза.  Его направление было - политический  аспект  проблемы.  А
такой  аспект уже начал проявляться.  Действительно,  коли зарождается
новый этнос,  или по простому -- нация ( в данном случае марсианская),
то  и  в  ней  проявляются  все черты,  присущее нации,  в том числе и
стремление к политической самоорганизации. Здесь в центре внимания был
некий  Усольцев,  человек  незаурядный,  в  прошлом  ученый-физик,  не
мировая величина,  но довольно известный.  Однако научная карьера была
оставлена  ради  политической  борьбы.  В  бурные  пятидесятые  он был
активным членом одного из  движений  интеллектуалов,  после  свержения
диктатуры  входил  даже в какой-то правительственный комитет.  Однако,
когда к власти пришли "славянофилы", его оттеснили в оппозицию, где он
проявлял   самые  крайние  настроения  и  в  числе  первых  попал  под
репрессии.  Но  обходились  с  диссидентами  относительно  мягко.  Его
попросили  убраться  из  столицы  и  вообще из центральной России.  Он
покрутился пару лет возле центра,  однако  новая  власть  обосновалась
прочно,  экономика стабилизировалась и он вернулся к научным занятиям,
занялся марсианским стеклом.

Прилетел, как вахтовик,  но осел,  прижился, женился, овдовел... И все
это время занимался просветительской,  общественной,  религиозной, и в
возможных  пределах  -  политической  деятельностью.   Благодаря   ему
побочный  продукт освоения - бесформенная масса неудачников,  изгоев и
горемык собралась,  оформилась в народец с собственным самосознанием и
чувством    единства.   Он   культивировал   складывающийся   диалект,
зарождающиеся традиции и воспевал  мутационные  проявления,  вызванные
особыми  условиями  существования  и влиянием стекла,  как характерные
черты нарождающейся нации.  Он и ввел в  оборот  понятие  марсианского
этногенеза,   выступив   с  сообщениями  на  нескольких  международных
конференциях. Тема была заявлена в мировом масштабе. Это был грамотный
ход.  Теперь,  хочешь  или  нет,  ею  надо  было  заниматься.  Хотя бы
формально.  Западные  журналы  с  готовностью  печатали  наукообразные
сообщения,   подготовленные  тем  же  Усольцевым.  Они  были  серые  и
малосодержательные,  поскольку этногенез процесс  многовековой,  а  за
тридцать лет фактов,  свидетельствующих о развитии нации было немного.
Но соответствующие  государственны  ведомства,  помятуя  о  стремлении
каждой  нации к самоопределению,  создали на всякий случай специальный
центр ...  Его работу и курировал с Земли Кульков,  пока  не  возникла
более конкретная проблема, связанная с Марсом - проблема "хрустального
цилиндра".  Она тоже  относилась  к  разряду  антигосударственных,  но
носила более реальные и определенные очертания, так как была связана с
деятельностью антигосударственной группировки.  А точнее ее  боевиков,
которые   взяли   моду  прятаться  во  время  терактов  от  служителей
правопорядка под силовые купола.

 Цилиндрики эти - модулирующая основа поля - кустарно производились на
Марсе  и  нелегально переправлялись на Землю.  Изготовлены они были из
марсианского  стекла.  И  тогда  встал   вопрос   этногенеза,   но   в
биологической  плоскости.  Короче,  производить  такие  цилиндры могли
только на Марсе и только марсиане. Но кто изобрел состав (кроме стекла
в  цилиндриках  есть  различные  добавки),  кто разработал технологию,
каким образом и через кого они попадали на Землю,  кто в  конце-концов
заказчик?  Кульков начал с Володи,  потому что, во-первых, он бывал на
Земле,  а значит вполне мог использован боевиками для наведения  путей
контрабанды, во-вторых, с него удобней всего было начинать: так как он
представлял собой пограничный психологический  тип:  то  ли  землянин,
родившийся на Марсе, то ли марсианин, учившийся на Земле.

     Мишин инструктировал его перед отлетом предельно откровенно:  "Ты
должен забыть о личном. Ты летишь не на встречу со старым другом, тебя
направляют  с  ним  работать."  Это  слово  звучало  в его присутствии
неоднократно и включаясь в общение,  осваивая  особенности  новой  для
себя лексики,  сам стал употреблять его, но все-таки не без внутренней
какой-то задержки ,  словно оно цеплялось на выходе.  На  самом  деле,
работа! Как это работать с человеком? Обрабатывать? Придавать ему, как
заготовке требуемую форму?  Необходимую для  заранее  предусмотренного
применения?  Готовить  независимо от того,  что он сам по этому поводу
думает.  И технология специальная создана.  Начать  рекомендовалось  с
психологического воздействия,  так примерно:  "друг мой сердешный, как
же мы давно с тобой не виделись,  как же пососкучились"!  Потом, после
некоторого   спада   волны   радости  проявить  вдруг  на  челе  следы
беспокойства.  И,  конечно,  в нарушение служебного долга  -  чего  не
сделаешь  из  дружеских  побуждений - ввести его в суть дела,  сообщив
по-свойски, что в переплет он попал серьезный: смерть при невыясненных
обстоятельствах,  единственный свидетель...  А единственный свидетель,
это категория с юридической точки зрения весьма зыбкая,  ибо он  же  и
первый подозреваемый.  Потому самим надо надо разобраться во всем так,
чтобы у суда не было никаких оснований подозревать тебя... Обложить, в
общем,  привязать  к  себе,  чтобы  смотрел как на избавителя,  как на
благодетеля.

    Конечно, все это не в лоб рекомендовалось,  а так исподволь, кто ж
тебе прямо такое посоветует.  А вот,  дескать,  существуют проверенные
психологические разработки,  профессорами описанные,  почитай-ка  вот,
фильмик психологический покрути. Для общего так сказать, ознакомления.
И нужно  им  не  раскрытие  убийства,  не  их  это  дело  преступления
раскрывать,  они сами в государственных интересах кого хочешь завалят.
Им нужна даже не вербовка,  а нечто большее,  им нужно ...  Приклеить,
так чтобы только одна отдушина,  чтобы зависимость полная,  но в то же
время добровольная,  чтобы привязан был,  но чтобы  привязанность  эта
была  самой искренней...  Но зачем?  Если из-за стекла,  то ведь можно
просто  включить  в  научную  группу  какую-нибудь.  Зачем   все   эти
психологические выверты?

     Вот и его,  Антона,  тоже в свое время взяли в работу. Включили в
дело так,  что и не  пикнул.  И  спрашивать  не  стали,  согласен  ли.
Окружили заботой и вниманием:  с одной стороны кнут - статья, с другой
пряник - возможность отличиться при исполнении,  карьеру сделать.  Так
кто он сейчас? Наживка?

                        Глава девятая


     - Здравствуй, Володя...

     Заработался и    не    заметил,     как     подошел     Усольцев.
Здрасте-пожалуйста  - собственной персоной.  Светлый костюм - на Марсе
так не ходят,  здесь в почете униформа - папочка в руках.  Старичок, а
лицо гладкое, почти без морщин, взгляд молодой, твердый, пронзительный
и к нему ласковая, располагающая улыбка.

     - Помнишь меня?  - странно спросил Игорь Валентинович.  И  только
мысленно  Володя  собрался  поправить  в  вопросе неточность,  заменив
"помнишь" на "знаешь" и ответить в том  смысле,  что  кто  же  его  не
знает, как он продолжил.

     - Не  забыл,  что  мы  когда-то дверь в дверь жили?  Хотя,  ты же
совсем малец был. - И пошутил,- вон как вырос. Художник.

     - Вы тоже, - ответил в тон, - заместитель мэра.

     - Ну уже не заместитель,  уже почти мэр,  вернее  --  исполняющий
обязанности.  Впрочем, при нашей текучести, а лучше сказать, летучести
кадров,- он лукаво улыбнулся, - не удивительно, что из всех достоинств
предпочтение отдается опыту.

     Умеет же  улыбаться!  Многооттеночно,  варьируя интонации улыбки,
словно актер интонации голоса.

     Они коснулись бегло и того и сего,  но разговор не вязался: Игорь
Валентинович  и  сам  отвечал  односложно,  и  ответы  на свои вопросы
выслушивал с вежливым равнодушием, однако не уходил. Значит было о чем
говорить,  просто  не здесь этому разговору место.  И что же он хочет?
Володя слегка забеспокоился:  хуже нет участвовать  в  чужих  заботах.
Попробовал переждать:  сколько же можно речи вести? Но не вышло. Видно
было,  что у этого старика к нему дело.  Деваться некуда. Он спустился
со стремянки.

     -Пойдемте ко    мне,    посмотрите,    как    устроился:    будто
богомаз-послушник при церкви живу.

     - Лучше уж ты к нам.

     - В мэрию? - удивился он.

     - Зачем в мэрию?- в свою очередь удивился Игорь Валентинович.-  Я
же говорю - к нам, к марсианам.

     - В богадельню...- догадался Володя.

     - Некоторые  и  так  называют...- Игорь Валентинович поморщился.-
Только,  Володя,  мы себя обрабатываем  и  ни  на  чьем  иждивении  не
состоим.  Живем общиной,  это так.  Все мы,  марсиане,  к одному месту
сходимся. И ты ведь к нам придешь.

    Был в  сказанном  подтекст,  а  может  быть  два  раза   произнеся
"марсиане"  и  отделив  интонацией  последнюю  фразу он обозначил тему
своего сегодняшнего посещения?

     -Не хочешь стариков навестить?  Ведь как прилетел,  ни разу и  не
был.

     -Надо бы... Да вы ведь не особенно гостям рады.

     -Тем, что не званы.  Посторонним.  Земным у нас делать нечего, да
и...- он замялся,- им и самим не понравится. Ты - дело другое. Пойдем?

     -Прямо сейчас?

     -Что ж откладывать? Я к тебе гонцом.

     "Богадельня" или официально - Дом ветеранов Марса и детский приют
-  располагалась  за  церковью,  на  краю  поселкового подвала.  Она и
находилась под присмотром  церкви.  Здесь  жили  старики,  заброшенные
когда-то  на  красную  планету судьбой,  матери-одиночки,  родившие на
Марсе и оставшиеся в поселке с детьми, младенцы, брошенные в родильном
отделении   поселковой   больницы   (малыши,   рожденные   в  условиях
гравитационной недостаточности,  приравненные государством к инвалидам
детства). Все они именовались "марсианами", потому что с Землей их уже
больше ничего не связывало.  Но были там и мужчины в расцвете  сил,  в
основном  отбившиеся  от  вахт  работяги.  У  каждого из них была своя
история.  Обитатели богадельни к себе никого не звали,  сами в поселок
почти  не  выходили,  а  вопросы  бытовые,  которые  время  от времени
возникали,  решали через Игоря Валентиновича.  Правда,  молодежь  жила
несколько более открыто.  Многие работали в обслуге,  вольнонаемными в
части,  даже на металлургическом  заводе,  второй  призыв  уже  служил
срочную.


     Ему действительно  обрадовались.  Некоторых  он  знал,  некоторых
хорошо   помнил,   некоторых   вспомнил  не  сразу.  Столовались  они,
оказывается,  совместно,  за некоторым исключением.  Так  было  проще:
семьями  мало  кто жил.  И веселее.  Его усадили за стол,  наложили на
блюдо плюшек и подвинули поближе вазочку с вареньем.  Он был в  центре
внимания и в центре разговора.  Отвечал на дежурные вопросы о том, чем
занимается,  как  живет,  что  там  на  Земле.  Про  Землю,   впрочем,
спрашивали,   что   его   удивило,   без   особого   любопытства,  без
ностальгических интонаций. Больше их интересовало, как там наверху, на
поверхности.  Услышав,  что хуже,  чем в катакомбах, согласно закивали
головами и успокоились.

       После этого вопросы иссякли, и все как бы отстранились от него.
Все,  кроме Игоря Валентиновича, который радушно хозяйничал, предлагая
того и  другого.  Володя  отказывался,  уже  с  десяток  раз  повторив
"спасибо,  нет",  понимая,  что  это  все прелюдия,  что будет,  будет
разговор. Так и случилось. Игорь Валентинович, наконец, развел руками,
ну что с тобой поделаешь и с заговорщическим видом, мол, есть у меня и
кое-что посущественней, пригласил к себе.

Комнатка у Игоря Валентиновича была маленькой,  чистой,  технически не
оснащенной:  ни переговорного устройства,  ни экранов, даже телевизора
не  было.  Кровать,  покрытая  простым  одеялом,   столик,   полка   с
несколькими  книгами  два мягких стула - элемент роскоши в спартанской
обстановке - и все.  Пол сиял голубизной.  Здесь  "стекло",  казалось,
было ярче чем в поселке. Кто-то постучал.

     -Да, да,  Лида,  входите. - Сразу откликнулся Игорь Валентинович.
На пороге стояла молодая женщина с грустными глазами.  Рядом с  ней  -
лобастый мальчик лет девяти с большим пакетом в руках.

     - А  вот  и  наш  Коленька,-  запел  Игорь  Валентинович  сладким
голосом.  Он у нас будущий скульптор.  - Ну,  показывай  свои  работы.
Статуэтки  были  однотипными:  одна и та же фигура в античном одеянии.
Это,  конечно,  римский  бог  и  патрон  планеты  Марс.  Выглядел   он
неказисто,  но дело было не в изображении,  а в материале. Марсианское
стекло.  Володя  хорошо  видел  следы  пальцев,  отчетливые,  как   на
пластилине. Стекло, правда, проработано было плохо: попадались в нем и
пузырьки и кусочки нерасплавленной пены,  но  стеклянная  статуэтка  -
само по себе явление из рада вон выходящее.  И если не художественным,
то другим,  может быть еще более  ценным  в  условиях  Марса  талантом
пацаненок обладал.

     -Ну ладно  Лидочка,  закончил  вдруг  эту  странную встречу Игорь
Валентинович,  - идите себе.  Нам с Владимиром Ашотовичем побеседовать
надо. А статуэтки оставьте.

     Она потупилась, взяла за руку сына и послушно вышла.

     -У нас  уже почти сорок ребятишек.- продолжил Игорь Валентинович,
когда закрылась за ними дверь.  - Правда, большинство без родителей. и
подростков человек пятнадцать...  Нас,  марсиан, ненамного меньше, чем
землян. Их две сотни, нас полторы. - И вдруг прервал себя и воскликнул
очень  весело,  чтобы сразу можно было понять,  что это шутка,- А вот,
Володя, женись-ка на Лидочке, она-то уж с Марса не улетит.

     Что это они все об одном?

     - Дайте от прошлого брака отдохнуть...

     -Отдохни и приходи свататься,- улыбнулся Игорь Валентинович,-  но
глядел  серьезно.  Спросил  после паузы:" Что,  Володя,  дальше делать
собираешься?"

     -Не знаю.  Пока при церкви побуду,  но вообще-то думаю  на  Землю
перебираться.

     - А там как? Прошлый-то раз не получилось.

     - Прогресс   на   месте   не   стоит,   Игорь  Валентинович,  вот
антигравитацию осваивают,  так что на Земле вполне  можно  марсианскую
силу  тяжести  создать.  Правда,  на  небольшом  участке,  в  комнате,
например.

     - Ну это дорого,  да и... Домашний арест за свой счет. Здесь хоть
какая-то свобода...  На Марсе сила тяжести,  конечно, небольшая, а вот
притяжение у него - ойойой!  В  прошлый-то  раз  из  него  не  удалось
вырваться?-  Он  помолчал,  словно готовился к новому витку разговора,
словно выходил на исходный рубеж.

     - Небось думаешь,  что  это  они?  Затащили  зачем-то,  разговоры
непонятные ведут.  А мы потому тебя позвали,  что ты наш,  коренной, и
трудно тебе сейчас,  тяжело:  ты ведь на середине пути:  туда,  откуда
ушел,  не  вернуться,  а  пункта  назначения  не  видишь.  Мы  все это
испытали.  Ты заходи к нам,  мы тебе рады.  У нас тут тихая,  здоровая
обстановка.  Нет,  на самом деле,  посмотри-ка:  мы и не болеем,  и не
помираем от старости. Пока, во всяком случае. Впрочем, какие наши годы
-  самому  старшему  чуть  больше девяноста.  - Он лукаво посмотрел на
Володю.- На кладбище-то марсианском только земляне  и  похоронены,  да
еще мать твоя. Но она-то марсианской по-настоящему стать не успела...


                        Глава десятая


     Володя взял божка, повертел и почувствовав, как "поплыло" в руках
стекло,  поспешил вернуть  в  предупредительно  подставленную  ладонь.
Игорь Валентинович мельком,  но жадно взглянул на статуэтку, словно не
видел раньше и ему не терпелось тут же повнимательней рассмотреть  ее,
но превозмог себя, положил на полку, нервно потер руки.

    С чего он разволновался? И что эти разговоры вообще означают?

     -Ты вот думаешь,  наверное,  что это все значит, для чего все эти
разговоры?  -спросил он впопад.  - Не торопись, Володя, поймешь, и про
Марс,  и  про  марсиан.  Марсианин это ведь тоже звучит гордо.  Это не
ругательство и не синоним  слова  "неудачник".  Вот,  -  он  кивнул  в
сторону  божка,  -  ребенок  слабыми  своими пальцами стекло это мял и
лепил из него,  как из пластилина.  У тебя же в руках оно чуть было не
потекло,  как  лед  на сковородке.  А земляне так могут?  Они машинами
своими кусочек стекла отколоть  не  в  силах.  Вот  ты  там,  кто?  Ну
художник,  довольно  известный,  не потому что гениальный,  не в обиду
тебе  сказано  будет,  а  потому  что  марсианский.  Не  талант   твой
уникальный,  а  образ  жизни  и сам ты.  Тем и ценен.  Марсианистостью
своей. Пойми это.

      - Он поднялся,- А теперь пойдем,  пора,  не  то  пропустим  все.
Поверь, ни один землянин такого не видел и не увидит.

     Вновь пошли  по  коридору,  но  теперь не к обеденному залу,  а в
другую сторону.  Коридор сузился и снизился, потерял лоск, и незаметно
превратился  в грубую,  со следами буров вырубку.  Видно,  планировали
расширять  поселок,  прошлись  "по-черному",  проложили  туннель,   но
расширять  и  облагораживать  почему-то не стали.  Вскоре Володя понял
почему:  ход упирался в "пену".  Против нее техника была бессильна. На
подходе  к  пене коридор резко расширялся:  пробовали обойти и слева и
справа.  Но пена всегда поднимается  массивом,  ее  не  так-то  просто
обогнуть.  И тут он увидел,  что в в голубовато-серой,  пористой массе
выбран ход! Такого ему встречать не приходилось, то есть, чтобы делали
ходы в пене:  не было такой необходимости.  Зачем?  Остановился, чтобы
пропустить вперед Игоря Валентиновича, но тот с изысканной светскостью
сделал приглашающий жест: "Только после Вас!"

      Идти пришлось  согнувшись,  иной раз "пена",  задетая ненароком,
резиново пружинила о плечо и голову. В одном месте свод навис особенно
низко.  Неожиданно  для  себя  Володя остановился и провел ладонями по
потолку, одним движением срезав неровность. Хлопья осыпались под ноги.
Они были податливы,  и мягки на ощупь. И спохватился: это для него она
была пенопластом,  для многих других  -  толченым  стеклом.  Но  Игорь
Валентинович,   поняв  его  смущение,  легонько  подтолкнул  в  спину:
"Пойдем, пойдем, я скажу, чтоб прибрали."

     В круглом   зальчике   со   старательно   выровненными   стенами,
собрались, наверное, все обитатели богадельни. Свет здесь, тоже был от
стекла - нижний,  синий,  но теперь,  когда глаза привыкли к нему,  не
казался уже таким слабым.  Старики и старухи стояли, опустив глаза, и,
кажется,  молились.  Близко к ним,  но и в то же время как бы  поодаль
стояли  многочисленной  группой  женщины  разных  возрастов  с детьми.
Мал=мала меньше.  Далее  стояли  по-семейному.  На  отшибе,  особняком
тусовались  подростки.  И чувствовался в этой их обособленности вызов.
Игорь Валентинович нашел местечко на стыке групп,  занял его и  словно
включилось  магнитное  поле,  в  толпе  сразу  образовался центр,  она
напрягалась,  стянулась в единое целое.  Совсем близко  Володя  увидел
Лиду с сыном, который уперся в пол напряженным взглядом, словно ожидая
чего-то. И вновь он поймал себя на мысли, что словно бы мальчика этого
уже  когда-то  видел.  Мать  время от времени касалась его головы и он
заучено поднимал сложенные ладони к лицу,  начинал шевелить губами, но
через   несколько  секунд  снова  отвлекался  и  тогда  руки  медленно
опускались.

     Отец Кирилл  в  центре  круга  вполголоса,  неразборчиво,  частил
какие-то  слова,  порой  размашисто  чертя  воздух крестом.  Почему он
служит здесь, а не в церкви? Что это за выездной молебен в катакомбах?
Повернулся к Игорю Валентиновичу, чтобы расспросить о происходящем, но
тот предостерегающе поводил пальцем.

     И вдруг  что-то  изменилось.  Сначала  трудно  было  понять  что:
почему-то стал исчезать,  растворяться голубоватый оттенок на лицах. А
вместе с  этим  и  напряженное  ожидание,  сковывающее  их,  сменилось
выражением умиротворенности,  словно среди осенней промозглой непогоды
выглянуло солнышко.  Он посмотрел  туда,  куда  были  повернуты  лица.
Справа ,  у стены,  по полу растекался радующий душу свет,  словно под
стеклом  разгоралось  пламя.  Вскоре  неясный   слабый   отблеск   уже
превратился  в  сияние,  которое поплыло по полу,  вытесняя голубизну.
Чувство восторга охватило Володю,  на душе сделалось радостно и легко.
Отец   Кирилл  уже  не  бормотал  скороговоркой  заученные  сакральные
формулы,  он  ликующим  голосом  пел   торжественные   гимны   и   все
подхватывали их,  и Володя шептал невпопад какие-то слова,  не имеющие
смысла в отрыве от  того,  что  переживал  он  сейчас,  от  того,  что
сопереживали они все вместе.

     Но вот сияние постепенно погасло, втянувшись под противоположную,
левую,  стену.  Стало сумрачно,  намного сумрачней, чем было до начала
свечения.  На лица снова легли синие тени, но радость осталась. С этим
легко и спокойно было жить.  Даже в подземелье. Володя повернул голову
к  Лиде.  Она  вдруг  улыбнулась  ему  и  он  ответил тем же,  и пацан
посмотрел  из-под  ее  руки  не  насуплено,  как  раньше,  а   светлым
доверчивым   взглядом.  Когда  отец  Кирилл  закончил  молебен,  Игорь
Валентинович взял Володю за руку и отвел в сторонку.

     -Что скажешь, Володя? Тот растерянно пожал плечами: слов не было.
Но были вопросы. Много. Однако Игорь Валентинович остановил его.

     -Сделаем так,  пойдем  сейчас  к  отцу  Кириллу  там  обо  всем и
поговорим.

     Они сидели в келье втроем и беседовали.  Оказывается,  то, что он
наблюдал сегодня, ежедневный обряд, совершаемый марсианами. Что это за
явление,  никто не знает.  Волна света проходит здесь  ежесуточно,  то
есть  каждые  24  часа  в  одно и то же время.  Почему больше нигде не
наблюдается  такого?  Может  быть  этот  лучик  скользит  и  по  всему
стеклянному   основанию,  просто  поселок  расположен  так,  что  путь
световой  волны  пролегает  через  самый  его  краешек.  Где-нибудь  в
подвале,  если освободить стекло от породы, наверняка тоже можно будет
наблюдать такое явление.

   - Вот ты,  Володя,  немного их жизнь узнал и  уже,  наверное,  свое
мнение о Марсе изменил. Ведь изменил же?

     - Изменил.

     - Но  ведь это не все,  далеко не все.  По-немножку,  по-немножку
надо,  с обвыканием...  А ведь марсиан здесь сегодня уже больше сотни.
Много   детей,   подростков.   Они   здесь  родились  и  на  Землю  не
оглядываются.  Мало?  Мало.  Пока мало.  Но уже скоро семьи  создавать
начнут.  У них дети появятся:  марсиане второго поколения. Автохтонное
население.  Если  у  бедуина  могут  быть  родные  пустыни,  почему  у
марсианина не может быть родных катакомб?
 Не очень-то земляне о Марсе тоскуют,  им титан интересен. Дорого этот
титан  обходится  на  Земле производить.  А вдруг научатся его дешевле
получать?  Тогда Марс не нужен, свернут шахты, вывезут оборудование, а
нас куда? Нас и не вывезешь, и не бросишь.

     - Стекло  не  титан,  его больше нигде нет.  Да и военных вряд ли
отсюда уберут.

     - И среди военных теперь  марсиане  есть.  Сейчас  самое  главное
обеспечить   марсианам  будущее.  Ты  вдумайся  только,  ведь  сегодня
закладывается основа  нации,  цивилизации.  Вот  они  будущие  хозяева
планеты, все здесь - ребятишки здоровенькие, умные. Отец Кирилл не зря
прихожанкам втолковывал, что аборт грех, сродни убийству. Большинство,
конечно,  детей брошенных, но некоторые матери с нами остались, другие
вернулись через вахту. Но мужчин мало. Да и есть разница, от землянина
ребенок или от марсианина. Ход в пене, через который мы шли, ребятишки
наши проковыряли...  А статуэтки,  что  ты  сегодня  видел.  Они  ведь
стеклянные.  Нет такой силы,  кроме марсианских ладоней, которая может
стекло расплавить.

     Разговор велся почти в открытую:  Володю обращали в  марсианство.
Он слушал с холодком в душе. Согласиться означало бы навсегда отречься
от Земли. Впрочем, ответа от него прямо сейчас и не требовали.

     -Но зачем нужно это,  отец Кирилл?  Для чего несчастных  плодить?
Дети подземелья...  Вам бы, как священнику внебрачные связи осудить, а
вы рождаемость повышаете...

     Отец Кирилл возразил:

     -Господь повелел:  плодитесь  и  размножайтесь.  Это  в  естестве
человеческом.  Можно ли против этого стоять? Да, должно это свершаться
в чистоте,  в семейных узах,  освященных Господом.  А если  нет?  Если
свершается в блуде?  Может священник то предотвратить,  когда мирскими
властями заведено отправлять на Марс равное число мужчин и  женщин,  в
браке  не состоящих?  Разврат этот светскими правителями предусмотрен.
Мог бы я,  как служитель церкви,  против того  восстать  и  проклинать
прелюбодеев  и  призывать  их  сочетаться  законным  браком?  Мог  бы,
конечно.  Только было бы это лукавством,  фарисейством и  осквернением
святых таинств - а значит,  богохульством. Потому что ничто не удержит
их вместе, когда они вернутся на Землю.

    -Но вы же венчаете!

    -То мой долг,  венчать, когда просят. Совсем другое - подбивать на
венчание.

      Володя не стал обострять разговор, и закруглил тему.

     - Ничего,  вот  марсята  подрастут,  будет  вам работа венчать да
крестить.

     - Это так. Крестить да венчать есть кому, да учить некому.

     - И действительно,  почему бы нет?  Прямая же выгода, чем вахты с
Земли  возить,  лайнеры  зря гонять,  здесь специалистов готовить,  из
местных.

     Собеседники его словно бы внутренне  переглянулись,  но  виду  не
подали.

     - Так ведь, Володя, - ответил Игорь Валентинович, - выгода разная
бывает.  Одно дело практическая, другое - стратегическая. Ведь как там
в  верхах,  на  Земле,  стало  быть,  рассуждают?  Сэкономишь сегодня,
потеряешь завтра.  Ведь одно дело платить за  работу  своим,  пусть  и
много, другое торговать с чужими. Улавливаешь?

     - Так они отделения боятся?

     - Конечно!

     - Ерунда какая!

     - Почему же ерунда?- Игорь Валентинович даже привстал-, совсем не
ерунда.

     Так вот  оно  что...  Вот  почему  так  нервничало  особняковское
начальство, когда на Марсе подскочила рождаемость.

     - Самостийная Марсиания?

     - Автономное образование и православная метрополия.  И давайте за
это  выпьем.  -  Игорь  Валентинович  выставил  бокал,   отец   Кирилл
присоединил  свой  и  Володе ничего не осталось,  как втиснуться между
ними.


                            Глава одиннадцатая

     -Как ты  полагаешь,  святой отец,  пойдет ли сей раб божий в нашу
веру?

     Кирилл сверкнул взглядом и встал.

     -Ну не обижайтесь,  отец Кирилл,  я ведь без  всякого  намека  на
богохульство.    Ни-ни-ни.    Понятие    единоверство   я   употребляю
исключительно в светском  смысле.  А  за  обращение  по  каталическому
образцу прошу великодушно простить. Не знаю, как и вырвалось.

     - Не надо,  Игорь Валентинович, не старайтесь. В ваших словах нет
искренности.  И меня вы  обидеть  не  можете,  но  я  прошу  соблюдать
уважение к моему сану.

     -Непременно, непременно.  И  не  будем  больше  о  том,  что  нас
разъединяет, давайте о наших общих делах.

     Он быстро встал и подойдя вплотную  к  священнику,  взял  его  за
рукав.  Тот  медленно  и с достоинством освободил руку,  но не отошел.
Игорь Валентинович будто и не заметил неприязненного жеста.

     -Он ведь нам нужен,  не  так  ли?  Пусть  он  будет  ваш,  пусть.
Обращайте  его  в  веру,  я  ведь не против.  Но в монахи не стригите.
Забирайте его душу,  но не тело!  Оно на  сегодняшний  момент  образец
марсианского совершенства. Как хотите, отец Кирилл, но мы сейчас стоим
у истоков новой расы.  И от того,  как поведем себя,  зависит  будущее
марсианской нации.

     - Побойся   Бога,  Игорь!  Он  же  христианин,  а  ты  ему  гарем
предлагаешь.

     - Ну гарем... Скажите тоже. Хотя... У Авраама же, основоположника
библейского народа было...

     - Не  словоблудствуй.  Я православный священник,  а не мулла и не
буду этому потворствовать.  Бог дает мужу одну жену.  А ты собираешься
дать   дурной   предмет   для  подражания.  И  так  поганые  верования
распространяются. Поклонение древнеримским идолам.

     -Отец Кирилл,  будьте спокойны. Мы же договорились, что не станем
отступать  от основ православного учения.  Религиозная община - именно
так и никак иначе будет определяться наше образование.  Но община  для
марсиан, и только.

     -Бог не делает разницы меж иудеем и элином...

     -И марсианином? Что сказано в Священном писании об марсианах?

     -Вы опять?

     -Да нисколько.  Земной  мир  погряз  в грехе.  Слово Божье там не
утвердилось. Разбрелась паства.

     -Куда папство, туда и паства,- пробурчал негромко Кирилл.

     -Вот видите,  с этим вы спорить не  можете.  Храмы  пустуют...  А
здесь, вот храм, вот паства, вот великая идея - создать богобоязненную
и боголюбивую расу.  Что же вы?  Действуйте. Вам выпадает апостольская
миссия оплодотворить души зернами веры.  Я готов помогать,  надо чтобы
наш народ почувствовал свою богоизбранность.  Напишите новую  главу  в
великой книге.

     -Мне кажется,  что  я совершаю большой грех,  сотрудничая с вами.
Сегодня вам нужна вера и вы поддерживаете ее,  завтра она  станет  вам
мешать и вы призовете отречься от христианства.

     -Как же   может   отречься  человек  от  религии,  коли,  как  вы
утверждаете,  она не  только  внутренняя  потребность,  но  и  внешнее
условие жизни?

     Они разошлись. Отец Кирилл вернулся в храм, Игорь же Валентинович
спустился в катакомбы и уверенно зашагал по извилистым ходам  вырубки,
подсвечивая  себе  фонариком.  Затхлый воздух подземелья не давил его.
Его иссушенному телу вполне  хватало  растворенного  в  углекислоте  и
инертных  газах  кислорода.  Наоборот  здесь в подземелье ему дышалось
даже вольней.  Он  чувствовал  при  каждом  вдохе  кисловатый  привкус
испарений  стекла - этого эликсира жизни,  благодаря которому земляне,
осевшие на Марсе,  и превращаются в марсиан. Он шел и мечтал. Он любил
мечтать не ходу.  Мечтал о том,  как вот через много лет здесь на этом
месте пролягут широкие туннели, яркие, праздничные, ему представлялись
маленькие  юркие авто наподобие ИХ мотиков,  только более изящные.  Он
постоянно прикидывал,  что и как организовать,  чтобы как можно меньше
зависеть  от  Земли.  Тепло  и  свет  у  них свое - от стекла.  Пища и
кислород,  вот в чем будут  потребности.  А  это  все.  Ну  пища...  В
оранжерее,  которая  снабжает  поселок  овощами,  работают  в основном
местные,  в обоих озерах рыбном и в подводном огороде, тоже заправляют
марсиане.  Но этого мало.  Хлеб, мясо, пусть и в консервах - завозное.
Попробовать бы разводить какую живность,  только чем ее кормить -  вот
вопрос.  Впрочем,  прожить  можно  и  на  ограниченном  пайке,  но без
кислорода  не  проживешь.  Компрессоры  гонят  его  сюда  сверху,   от
установок,  разлагающих воду.  Но оборудование не вечно, без ремонта и
регламента   оно   не   может   существовать.    Значит    о    полной
самостоятельности речь вести нельзя. Пока будут рядом земляне, будет и
воздух:  своим вентиль не перекроют.  Но если они будут  рядом,  то  и
рудники  не  отдадут.  Это  ясно.  Потому  торговать с ними можно лишь
стеклом.  А это уж наша  естественная  монополия.  Но  проникать  надо
всюду.  Вот  и  в  шахтах работают марсиане.  Маловато,  конечно,  и в
основном на второстепенных работах:  откуда  взяться  образованию?  Но
все-таки.  И  в  армии  служат.  Здесь в части.  И все после службы на
сверхсрочную остаются. А куда им деваться? Эх, создать бы какие-нибудь
курсы,  свои бы офицеры были.  Хотя можно сказать,  что и есть. Двое -
старлей и капитан - продлили контракты.  Живут в поселке,  не в части.
Омарсианились.  На  Земле  семейная  жизнь  не  сложилась,  чего  туда
спешить.  Здесь же с женским полом проблем  нет  и  условности  земные
отсутствуют.  Свобода  в  этом  отношении.  Поймались  на сверхвысокие
оклады,  надышались незаметно для себя марсианским воздухом и  все.  В
зрачках  золотая искорка появилась,  тела истончились,  движения стали
быстрыми, легкими, не то что все эти временщики - неуклюжие топтуны.

     Замечтался, не заметил патруль.  Окликнули. Но тот час же узнали.
И  он  узнал солдатиков.  Сержант - марсианин.  И двое землян у него в
подчинении. Вот так. Чем не свои вооруженные силы. Т-с-с, об этом даже
ни намека. Провожая на службу, напутственные речи произносит, призывая
быть примером боевой подготовке и честно служить  Родине.  Не  уточняя
какой, одна мол она у нас, очень большая, на всю Солнечную систему.

     -Как служба, ребятки?

     -Ничего, нормально, Игорь Валентинович.

     У землян   поинтересовался   ласково,   скоро  ль  дембель.  Один
заулыбался - скоро мол, другой печально посмотрел, еще год.

     Ничего, время быстро пролетит.  Зато вспомнить что будет.  Многим
ли выпало на Марсе служить из земных пацанов? Так-то.

     -А ты,  Коля,  в увольнение пойдешь и товарищей приводи. Что им в
казарме сидеть. По девчонкам-то соскучились небось?

     И порадовался,  когда Коля зыркнул сердито,  мол нечего, у них на
Земле  свои девчонки,  наши без них проживут.  Правильно,  надо беречь
чистоту адаптированной к стеклу крови.

     Они пошли своим путем, Игорь Валентинович - своим. Следующий пост
возле закрытой зоны.  Решетка,  перегораживающая туннель,  автоматчик.
Тоже марсианин.  Здесь,  в непосредственной близости к озерам  дежурят
только  марсиане:  высокая  насыщенность  паров.  Паренек  -  высокий,
ладный,  пропуск смотреть не стал, кто ж здесь Усольцева не знает? Вот
и зона.  Слева-справа по коридору мастерские.  В каждую зашел:  ритуал
такой,  со всеми поздороваться. Производство не сложное. Тонкую ткань,
пропитанную жидким стеклом, укладывают на пластины, повторяющие изгибы
лобовой брони бронемашин и танков,  есть и маленькие формы, для шлемов
и   нагрудных   панцирей   пехотинцев.  Все  это  выравнивается,  края
подрезаются.  Сырье (в буквально  смысле  сырье,  поскольку  пропитано
водой) нагружается в тележки и вывозится в зону замерзания. Таскают их
те,  кто помоложе,  подростки,  и пробегутся наперегонки и побалуются:
друг друга покатают, за верстаками же в основном народ пожилой: работа
хоть и нетрудная однако  нудная.  По  нескольку  часов  согнувшись.  И
считается  вредной:  все-таки  испарения.  Только  это  так считается,
марсианину,  в  этом  Игорь  Валентинович  уверен  -  они  на  пользу.
Землянин,  если  надышится,  становится пленником озер.  Ему отсюда не
выйти:  как только попадет в зону замерзания,  а она всюду,  только за
проходные выйдешь,  стекло отвердевает и внутри у него ткани, успевшие
впитать в себя марсианскую воду,  как бы леденеют.  И все. Мучительная
смерть.

     Игорь Валентинович  поздоровался  с мужчинами и ребятами за руку,
пошутил с женщинами,  сам постоял у верстака,  с удовольствием  ощутил
ладонью  мокрую  теплую  ткань  -  тонкую  и  податливую.  Уверенно  в
несколько  движений  сформовал  броневой   щит   для   легкого   танка
"каракатица". Прошел в другую мастерскую, где женщина лепили каски для
пехотинцев и защитные  сферы  для  спецназовцев.  Это  работа  тонкая,
требующая  больших  навыков  и  ловкости.  С  касками проще - надел на
болванку  и  аккуратно  прогладил,  отжимая  воду,  а  вот  сферы   из
нескольких  частей,  при  этом  очень  тонкая  -  чтобы  и от осколков
уберегла и смотреть через нее можно было.

     -Как красавицы управляетесь?


                         ЧАСТЬ ВТОРАЯ


                         Глава первая


     Как ни  крути,  путь  один  -  в  богадельню.  К  своим.  Влажные
предрассветные луга до горизонта,  желтизна длинных  волжских  пляжей,
коршун  зависший на огромной высоте,  женщины в платьях,  человеческие
фигурки, удаленные на такое расстояние, что невозможно уже рассмотреть
лиц...  Широкий,  просторный  для  глаз  мир  Земли  прекрасен  лишь в
невесомых воспоминаниях.  Невесомых...  Мечта марсианина  о  сказочной
стране.  Нет места марсианину и в поселке.  Поселок - не Марс,  хоть и
называется Марсом. Это территория Земли с марсианской спецификой.

     Телефонный сигнал отвлек его. Звонили из части, просили прибыть в
"расположение".  Про краски ничего не сказали. Значит не рисовать - на
допрос.  Неприятно это все-таки выступать в роли  главного  свидетеля,
который  ничего  не видел.  Вообще-то Володя раньше частенько бывал "в
расположении": а уж перед 9 мая, 23 февраля и Днем космических войск -
непременно.  Его  считали  там  своим  и  ценили,  так  как  почти вся
наглядная агитация, кроме централизованно поставленной, была выполнена
его  кистью.  И  московское начальство при каждой проверке отмечало ее
"высокое качество и большое воспитательное значение".  Но после случая
с  Кульковым  отношения  его с армейцами изменились:  странное,  очень
странное это было дело,  а он к нему прямо ли косвенно,  но причастен.
Так  что  подходил  он  КПП,  настроившись  на два часа утомительного,
официального разговора.  Но лишь  вошел  в  дверь,  кто-то  широкий  и
непреодолимо  сильный  схватил,  стиснул  своими  ручищами.  Почему-то
первым делом мелькнула мыслишка - арест.  Потом вдруг  сообразил,  что
это объятия,  и скорей всего дружеские.  Импульсивно рванулся,  потому
что пусть уж лучше арест,  чем панибратство,  но  разве  вырвишься  из
этого  стального  кольца.  И вдруг на тебе - знакомая довольная рожа с
фирменной улыбкой "во я дал!"

     - Антон!

     - А ты думал!

      И сразу что-то отошло,  отпустило... Вот чего надо-то было... Но
уже где-то внутри,  глубоко шевельнулась тревога:  надолго ли он сюда?
Но отогнал беспокойство: на три дня на Марс не прилетают.

      Некоторое время стояли и смотрели с жадным любопытством друг  на
друга.

       - Ну пойдем ко мне, Ашотик.

       Это "ко мне" он произнес с тем подсознательным нажимом, с какой
говорят люди, недавно получившие должность и кабинет. Вышли в коридор,
и  направились  не  к клубу,  куда обычно водили Володю рисовать,  а в
другую сторону.  Туда его тоже водили - на допросы по поводу Кулькова.
Миновали   дневального   -   он  вытянулся  и  лихо  козырнул  земному
начальству,  -  прошли  металлическую  дверь,   открывшуюся   при   их
приближении.  Вряд ли она была с автоматикой.  Армии удобней держать у
пульта человека: и дешевле, и "бдительней". Спустились по ступенькам в
небольшой  (тот  самый!)  коридорчик-тупичок,  куда выходило несколько
угрюмых дверей,  отлитых из серого пластика.  Антон подошел к одной из
них  и  утопил палец в углублении распознавателя.  Замок с готовностью
лязгнул.  Комната была по-казенному  строгой.  Знакомая  обстановочка:
кабинет  следователя.  Здесь  он уже бывал.  В центре - большой стол с
серийным креслом (гарнитур на две тысячи персон), рядом - сейф, с этой
стороны  - ближе к двери - пластиковый стул.  Нет,  не в такую комнату
должен был привести его друг после долгой разлуки.  Разве можно  здесь
разговаривать?  Только  "отвечать на поставленные вопросы".  Чего ради
они приплелись в канцелярию?  И почему Антон сказал про нее "ко  мне"?
Машинально потянул за спинку стул, но тот не поддался.

     Делано удивился:"Ого,  привинчено!"  Он  уже понял,  почему здесь
Антон. Ну действительно, не полчаса же назад, освободившись от дел, он
хлопнул  себя  по  лбу  и вскричал:"Чуть не забыл,  у меня же на Марсе
дружбан!  Вот бы увидеться!" И сослуживцы его не перебирали  в  памяти
людей  и имена,  пока не вспомнили про Володю.  К нему Антон летел,  к
нему!  Целенаправленно. И причина этому может быть только одна: смерть
Кулькова.  Но почему он? Да понятно почему: "добрый следователь", даже
очень добрый - друг детства.

     И стало ему неловко за свою недавнюю глупую  радость.  Уселся  на
привинченный  стул и спросил демонстративно-покорным голосом :"Руки на
стол или на колени?"

     - Тебе не сюда:  это место предполагаемого противника.- Засмеялся
Антон,  но  как-то натужно,  видимо,  тоже почувствовал двойственность
ситуации.

      - Пройдемте-ка, гражданин!- и, толкнув незаметную дверь в стене,
остановился в ожидании возле нее, вытягивая взглядом Володю из кресла.
Там,  за стеной была смежная комната,  в  которой  царил  суровый  уют
офицерского   общежития:   кровать,   тахта,  столик,  платяной  шкаф,
видеотехника с грубо прописанными инвентарными номерами.  Все  строго,
все на месте и в порядке - по-антоновски.
 
    - Посиди,  осмотрись,  а  я  чайку  организую.-  Была еще и третья
комната -  кухонька,  и  четвертая  -  естественно.  Антон  возился  с
чайником,  забавляясь  непривычным  поведением  предметов  в  условиях
марсианского притяжения. Володя с интересом наблюдал за ним.

     - Когда ты прилетел, Антон?

     - Вчера вечером.

     Однако хорошо он уже освоился.  Вахтовики неделями в повороты  не
вписываются.

     - А как в наших краях оказался?

     - Ну,  брат, военным таких вопросов не задают. А вообще, и сам не
пойму, можно сказать, случайно... Ты не рад?

     - Рад. Только... Ты ведь десантник, Антон?

     - Так точно.  Вот меня на Марс и высадили. О делах, Володь, потом
ладно?  Но  так  для  краткости  и  между  нами:  я  сейчас приписан к
космическим,  но  это...  Крыша,  понимаешь?  Мне,  что  парсек,   что
просека...

     - У  тебя  на  меня  служебные  виды?  -  прервал  его Володя,  и
посмотрел  как  смотрят  на  человека,  которому  придется  врать:   с
интересом и сочувствием.

     - Не  у  меня,  у  моего  начальства.  А  я  лично к тебе в гости
прилетел,  ну и на Марс посмотреть,  такой шанс нельзя  упускать.  Это
ведь по-русски: с личными целями за государственный счет. Возьму я над
тобой шефство, а то ты совсем сник.

     - А допрашивать будешь?

     - Понравилось что ли?

     - Замотали уже допросами и подписками.

     - Не боись,  мы это пресечем. Только и ты мне поможешь кой в чем,
идет?

     - Идет,

     - Давай   краба!-   Это   была  не  ладонь  -  кирпич.  Командор!
Несопоставимы земное и марсианское естество.



                         Глава вторая



     Оставшись один  Антон  в  задумчивости   опустился   на   кресло,
предназначавшееся  для следователя.  Он был приятно удивлен тому,  как
выглядел Володя.  Ожидал увидеть изможденное, обессиленное катакомбами
существо,  с землистым (марсистым?) цветом лица,  а перед ним предстал
ладный,  ловкий  в  движениях  человек.  Нет  и   следа   земной   его
беспомощности,  подавленности.  Вот  именно  - подавленности!  Немного
задерган,  но,  учитывая  то,  что  ему  пришлось  пережить  -  ничего
удивительного, да и к тому же он всегда был раним. И нелюдим.

     Надавил пальцем  на  мембрану  распознавателя и компьютер,  узнав
хозяина,  вывел на экран личное дело Владимира Ашотовича Гущина.  Одна
за   другой   поплыли  страницы,  снимки.  Больше  всего  было  земных
фотографий.  На одной увидел и себя:  они с Володькой стояли обнявшись
около какого-то кривого дерева.  Это, кажется, когда ездили в Мигалово
к Андрюхе Стручкову.  Точно,  вот и второй снимок - оттуда же.  Володя
лежит  на  траве  во время "откида".  Через каждые час-полтора ему для
разгрузки позвоночника требовалось полежать на  спине.  Бывало,  Антон
укладывал его почти насильно прямо на землю где-нибудь в скверике. Или
на скамейке.

     Что же все-таки в нем такого  особенного,  зачем  он  им?  Открыл
отчеты   Кулькова.   Убористый   текст.  Первые  несколько  страниц  о
безуспешных попытках установить контакт с  объектом.  В  течение  трех
месяцев  он  пытался  подобраться  к Ашотику с разных сторон,  и,  как
видно,  впустую.  Сначала  через   Женика,   однако   ближе   чем   на
"здравствуйте"  это  их не сблизило.  Кульков доставал Ашотику краски,
пытался  увлечь   дефицитной   выпивкой,   организовал   неприязненные
отношения с одним из вахтовиков, довел их до явного конфликта, то есть
спровоцировал драку,  вмешался в нее,  накостылял вахтовику по шеям  в
результате  чего  они  с  Володькой  перешли  на "ты",  крепко выпили,
договорились выйти в Марс,  но дальнейшее сближение приостановилось. И
тогда  Кульков  решил  действовать старым проверенным способом - через
женщину.

 На экране возникла  фотография:  тонкогубая,  стройная  брюнетка  лет
тридцати ...  Не красавица, но приятной внешности, с умными серьезными
глазами,  явно не работница пищеблока.  Так  и  есть  -  библиотекарь.
Лариса  Александровна Городецкая.  По образованию - филолог,  Тверской
университет.  Из Ржева.  Почти землячка...  И  тут  ему  почудилось  в
глубине  экрана  какое-то легкое,  не связанное с биением электронного
луча  движение  и  сразу  же  ощутил  за  спиной  чье-то  присутствие.
Развернулся всем корпусом:  в проеме двери,  ведущей в комнату,  стоял
Ашотик.

Как он там оказался,  с другой стороны от входа?  Как  сумел  бесшумно
войти?  Напоминало это розыгрыш:  вышел человек в дверь,  обошел дом и
влез  через  форточку.  Конечно,  может  быть  и  существует  какая-то
неизвестная ему марсианская форточка.  Может быть.  Но эта версия даже
еще и не обозначилась в мозгу, а он уже понял - перед ним не Гущин. Не
его взгляд, вообще нет взгляда.

Голограмма? Для чего?  Пошутить? Он, не целясь, прямо со стола швырнул
в  Володю...  в  володино  изображение...   карандаш.   За   неимением
чернильницы.   Карандаш  ударил  точно  в  левый  нагрудный  карман  и
отскочил.  Не голограмма,  но и не он.  Нечто очень похожее, подделка,
марионетка,  грубо  склеенная  и плохо раскрашенная.  В один прыжок он
достиг Это,  сгробастал и, стараясь не повредить, повалил на пол. Тело
было  плотным,  но  плотность была не живой,  а какой-то резиновой.  И
никакого  сопротивления.  А   затем   псевдоволодя   исчез.   Растаял.
Бесследно...

     Оказывается на Марсе интересно.
     

                         * * *