Лифт вздрогнул, остановился, со скрипом разошлись двери.
Петр сделал, было, шаг вперед. Нет, это не первый этаж. Это просто перехватили по пути. Перед лифтом стояла симпатичная девушка в черном кожаном плаще и черном же берете, натянутом на лоб до бровей.
Петр молча кивнул - поздоровался с незнакомкой, сделал шаг назад и приглашающе махнул рукой.
Она внимательно проследила за его манипуляциям: ей было понятно, что на самом деле разговаривать он не хочет, что едет вниз и приглашает ехать с ним, и еще по движению правой щеки было ясно, что целоваться он с ней не собирается.
Она вошла и стала в углу, у зеркала. Лифт крякнул, скрипнул и снова пошел вниз, набирая скорость.
- А у нас кошка умерла сегодня. Пятнадцать лет. Я ее с детства помню, - сказала она, глядя на себя в зеркало.
Петр понял, что на самом деле она тоже смотрела новости и знает о сегодняшних событиях. И еще понял, что она его приглашает, и что говорит, что ей уже больше восемнадцати лет.
- Да, уж, - ответил он, смотря задумчиво на лампочку на потолке.
Она поняла, что на самом деле он хорошо ее понял, сочувствует, хочет зайти, но не прямо сейчас.
- Вот так, - грустно сказала она.
Петр тоже ощутил легкую грусть. "Sic transit..." То есть, на самом деле, или сейчас сразу, потому что дома у нее никого, или без вариантов. Он вздохнул и выпрямился, глядя прямо перед собой на дверь лифта.
"Без вариантов", - поняла она.
Лифт снова вздрогнул, останавливаясь, дверцы разошлись. Петр пропустил девушку вперед и вышел следом.
- Здравствуйте, - громко и отчетливо произнес он, смотря в темное окно комнаты консьержки.
И консьержка поняла, что ничего не было и можно не гадать, как там эти двое ехали в лифте и не подглядывать за ними. Она включила у себя свет и закивала сквозь стекло с радушной беззубой улыбкой.
Девушка поняла, что на самом деле старуха смеется над ней, над молодой, которая так и не смогла за целых двадцать этажей уговорить такого симпатичного парня. Она скромно опустила голову, прикрыв глаза краем берета, и вышла на улицу.
Петр шел следом, до этого успев развести руками, показывая консьержке, что он в принципе - мужик хоть куда, и мог бы, но вот не срослось.
На улице девушка остановилась, достала из кармана пачку сигарет, губами вынула из нее тонкую дамскую сигаретку, тут же щелкая зажигалкой, оказавшейся в другой руке.
Петр понял, что на самом деле она показала ему свою полную самостоятельность, не давая возможности предложить прикурить, и что она обычно сама выбирает, с кем гулять и когда.
Он кашлянул, глядя на зеленую траву на газоне.
- Во, погода!
Она поняла, что на самом деле он сказал, что вот такая погода - это как в апреле. И апрель - это весенний месяц любви. Но был декабрь, и это значило, что его слова надо было воспринимать лишь как попытку извиниться.
- Да, - сказала она. - Прямо весна.
Петр заулыбался. На самом деле она простила ему его занятость и намекнула, что весной, настоящей весной, может быть, если оба к тому времени будут свободны, можно будет...
- Здравствуйте, - сказал, проходя, дворник в роскошном оранжевом комбинезоне.
Он нес на плече лопату, которую только что получил на складе. Лопата была большая и блестящая.
Девушка покраснела. Она поняла, что на самом деле дворник рассказал тот пошлый анекдот о парижском дворнике, сбивающем ритм всему кварталу.
- Хамишь? - спросил с угрозой Петр.
Он тоже хорошо понял, что на самом деле сказал дворник.
- Завтра снег, - сказал дворник. - Или даже сегодня к вечеру.
Они поняли, что на самом деле он признал свое хамство и попытался объяснить свое поведение работой и загруженностью - мол, не подумавши ляпнул и просит извинить.
- Скоро Новый год, - сказали они почти хором.
И улыбнулись друг другу. Потому что поняли, что на самом деле - скоро Новый год.