На улице было еще совсем не жарко, хотя в середине июля, если бы не эти серые дожди, бывало, и за тридцать градусов показывал термометр, прибитый на обтянутой мелкой сеткой веранде.
Вожатые ходили по комнатам и выгоняли всех на зарядку и умывание.
Их домик стоял последним в ряду таких же отрядных домиков под высоченными соснами, прямо возле забора, за которым начинался настоящий уральский лес.
"Бегом-бегом на улицу," - кричали симпатичные студентки-практикантки, гоняясь за самыми ленивыми пионерами по веранде. Но надо же было обуться! Босиком после ветреной ночи ходить было нельзя: вся земля усыпана раскрывшимися колючими сосновыми шишками.
Значит, после завтрака всех снова погонят собирать шишки, подумал звеньевой первого звена Сашка. Он привычно сбежал со ступенек отрядного дома и подошел к турнику на спортплощадке. Поднял руки. Что это? Вчера он подпрыгивал, чтобы достать руками перекладину. А теперь? Теперь перекладина оказалась прямо над макушкой. Руки, схватившиеся за металлическую трубу, исполняющую роль турника, оказались согнуты в локтях.
Вот оно! Аж мурашки побежали по затылку и спине...
Правильно говорили родители, что если подтягиваться постоянно, хорошо питаться и хорошо спать, то во сне быстро растешь.
"Это насколько же я вырос?" - подумал он. Поднял руки, разжал кулаки и потянулся к небу пальцами - вот так была перекладина еще вчера днем. А теперь... Он опустил руки и так же пальцами дотронулся до холодного металла трубы. Да это же сантиметров двадцать, не меньше! Он же теперь, наверное, самый высокий в отряде!
Сашка отошел от турника, осмотрел его, прищурясь. Снова подошел, уцепился покрепче, согнул ноги в коленях и повис, слегка раскачиваясь. Точно, даже и линейка не нужна - все двадцать сантиметров.
Где-то сзади гомонил и толкался отряд, готовясь к построению на зарядку. Вожатые все еще выгоняли разоспавшихся пионеров и пионерок на улицу, а звеньевой первого звена шестого отряда пионерского лагеря "Восток" продолжал исследовать свое тело, так вдруг быстро вытянувшееся за одну ночь на двадцать (да нет - на все двадцать пять!) сантиметров.
"Сашка, иди в строй!" - кричали сзади. Но он еще минуту повисел, согнув ноги, закинув голову назад и смотря в яркое синее утреннее небо, сияющее сквозь сосновую хвою и отражающееся золотом на сосновых стволах. Потом сделал несколько шагов спиной вперед, боясь оторвать взгляд от свидетельства его роста. Медленно повернулся, и, уже опаздывая, вприпрыжку побежал к построившемуся уже отряду.
Его место было сразу за командиром, впереди своего звена. Он, казалось, даже не думал о том, что такой рост должен был сразу выделить его на фоне остальных пионеров. Привычно встал на правом фланге. Привычно осмотрел свое звено. Все на месте. Васька не успел сбежать в деревянную избушку-туалет (только недавно звено взяло его на поруки - пацана хотели выгнать из лагеря за курение в туалете). Все были здесь, все были на месте.
Прозвучала команда "напра-во!", и, растянувшись цепочкой, отряд трусцой побежал к спортгородку. Вот сейчас-то все увидят, какой он стал большой. Но к турнику подскочил Васька, который был на голову ниже его, протянул руки, вцепился в перекладину, и повис, тоже слегка сгибая ноги в коленях.
За спиной разговаривали вожатые:
- Хорошо дядя Петя все устроил. А то некоторые просто не доставали до перекладины. Да и опасно - высоко же. Если заберется кто, да оттуда упадет? Молодец, дядя Петя - за вечер переделал турничок...
Так, значит, он совсем не вырос? Это, выходит, плотник лагерный все сделал? Но Сашка не успел себя пожалеть. К нему подлетел Васька и, горячо обхватив за плечи и пригнув голову к своим губам, жарко задышал в ухо, зашептал. Он подслушал, как вожатые разговаривали, что за отличное поведение, за активность и вообще за все-все-все их звену сегодня можно будет не спать! Вместо "мертвого часа" они будут собирать хворост и валежник для большого лагерного костра. И это еще не все. Говорили, что среди костровых - а не было выше звания и больше доверия, чем Костровой Большого Костра - в этот раз будет и кто-то из "малышей", то есть из нашего, шестого отряда! А еще вернее - кто-то из нашего, первого, самого же лучшего звена!
...
И был в лагере "мертвый час", когда все лежали в кроватях после обеда, а первое звено шестого отряда носило из леса сломанные сухие ветки, старые доски, какие-то выкорчеванные пни, и складывало все это большой кучей на берегу речки Гайва, в которой в эту смену так никому и не удалось искупаться из-за постоянно идущих дождей. Куча была собрана такая, что за ней можно было стоять в полный рост, и никто бы не заметил даже самого высокого в лагере парня из первого отряда, который по утрам поднимал флаг на флагштоке.
А потом шестерым пацанам дали в руки по факелу из намотанной на длинные шесты пакли, на паклю дядя Петя полил из ведра бензином, а остатки бензина плеснул на кучу валежника. И начальник лагеря лично поджег эти факела. И Костровые Большого Костра двинулись вперед и стали с разных сторон зажигать эту кучу, которая вовсе и не куча теперь, а большой лагерный костер.
И были пляски дикарские, потом танцы неумелые, и песни были громкие про картошку и про мы пионеры, и тихие под гитару, и было молчание, когда костер уже прогорел, и только мерцали уголки, и каждый думал о своем.
...
Сашка смотрел на Большой Костер, зажженный его собственными руками, и счастливо улыбался, размазывая по лицу копоть и отмахиваясь от слетающихся по вечернему времени к огню комаров и мошек. Он уже совершенно забыл, что еще утром был счастлив совсем по другой причине. А потом почти вдруг несчастлив, а потом снова счастлив. И вот теперь он был не просто Сашка из шестого отряда, он был Костровым Большого Костра.
...
Было лето. Было тепло. И счастье было каждый день.