"... Смэртию смэрть поправ",--тягучее и однообразное пение, староболгарское по содержанию и южнорусское по старческому произношению заполнило на удивление холодное весеннее пространство. Уже с полчаса... Сие значило, что батюшка и певчие уже вышли на финишную прямую, вот-вот начнётся кульминационный момент--ход на кладбище. Сомнений в запредельной торжественности и важности этого ритуала для каждого, пока живущего, у Лазаря никогда не было. Вместе с диковинным, для нынешних времён, библейским именем, он унаследовал от набожных родителей также степенность в речи и движениях плюс склонность к медитированию. Похороны весомее, чем рождение, итог, продолжение, как говорится, не следует. "Вы знаете, коллега, вероятно, два первых часа жизни--наиболее трудные для каждого человека.--Не буду Вам возражать, коллега, но, подозреваю, два последних часа не намного легче.". Этот древний псевдомедицинский диалог казался Лазарю на удивление метким. Не тот молодец, кто начинает... И смех, и грех. Да ладно уж, будет с нас.
Лазарь стоял возле своего автобуса, когда началось построение колонны с венками. Это не его клиенты, эти отправятся на своих двоих. Тот, который в гробу, самый главный обладатель серьёзного невозмутимого выражения лица, тоже, слава Богу, не его. В таких случаях пользуются иным транспортом, специальным и персональным. А вот и наши, думает Лазарь, в хвосте процессии ковыляют. Сельский председатель, вот уже работёнка, на каждых похоронах и распорядитель, и оратор, кажется, если понадобится, и батюшку сможет заместить: "Кто хочет на кладбище, но не сможет дойти самостоятельно, автобус заказан для вас!" Лазарю стало интересно, задумался ли начальник над произнесённой фразой? Или эта тётушка, с кряхтением опирающася на ступеньку его, Лазаревого, автобуса, задумалась? "Кто желает на кладбище, автобус к вашим услугам!" Прямой рейс, без промежуточных остановок. "Нет, такое занятие не по мне. Я Лазарь, не Харон. Тепер и имён таких не осталось".
Невзирая на брюзжание, Лазарь ничего не имел против поездок на погост. Намного спокойнее, чем на маршруте. Не придётся останавливаться у каждого столба, ругаться с сумасшедшими бабками по поводу их сумасшедших размеров и тяжести баулов, с осатаневшими ветеранами куликовских битв и ледовых побоищ с неизбежным правом всегда-везде разъезжать на халяву. "Сегодня я покатал бы вас с огромным удовольствием, без денег и билетов. В одну сторону". Лазарь чувствовал себя расковано и непринуждённо, даже быстрый взгяд искося в салон (не пакостничает ли кто, не режет сидения?) был не более, чем данью многолетней привычке. Сегодня никаких козней не ожидалось, дорога на кладбище успокаивает самых несдержаных. Эту фразу стоит запомнить, пригодится. В последнее время заказ автобуса на похороны стал в селе делом обыденным. То ли родственники усопших пошли сплошь зажиточные, то ли народ так захирел и неспособен пешей процессией пройтись, Лазаря нисколько не волновало. Такое положение вещей вполне его устраивало.
Процессия двинулась, медитация исчерпала себя, уступив ежедневности обычной работы. Впереди--кавалькада венконосок, за ними, подобно локомотиву бронепоезда, плыл катафалк, далее ещё одна стайка людей, его автобус и несколько роскошных легковушек в хвосте. Всё это растянулось вдоль пыльной, бледно-серой от внезапной апрельской засухи сельской улицы.
Рядом с местом водителя в салоне расположились два деда--Григорий и Сергей. Дед Григорий всю жизнь трудился фельдшером на местной "скорой помощи", и на пенсии работал, пока совсем уж не состарился. Сергей, тот помоложе и поздоровее, вполне мог бы добраться на своих двоих. В автобус он влез исключительно из принципа: вот он я, меня везут! Так как оба они не приходились покойнику ни родственниками, ни друзьями, скорби великой в их поведении не обнаруживалось. Напротив, дедушки вели весьма оживлённую беседу, временами даже подхохатывая. Ничто не способно возносить и умиротворять людей лучше, чем виселица. Лазарю вспомнилось давнопрочтённое и он задумался, как применить его к этой ситуации. "Дядя Гриша, Вы когда на "скорой" работали, пациенты на Ваших руках часто умирали?" Слегка захмелевшему деду тема явно пришлась по вкусу, он охотно её подхватил. "Ох, до чёрта! У вас во всех пальцев не хватило бы посчитать. Сорок лет фельдшером--не баран накашлял. Бывало, что и по два за смену. И старые, и молодые..."
Колонна притормозила перед поворотом. Воздух заполнился неизбывным "...смэртию смэрть поправ". В голове у Лазаря закружилась мелодия похоронного марша с детским самопальным припевом:
В детском саду скоро будет Новый год
Скоро будут пряники
Скоро будут пряники-и-и
Лазарь совсем позабыл, когда в их селе в последний раз на похоронах был оркестр и играли марш. Музыканты состарились и спились, блестящие тубы и тромбоны, ворчливая барабанная бочка исчезли в неизвестном направлении. Медный блеск поблек, перелился в черноту батюшкиной одежды, батюшкиной бороды. Без него теперь воистину никуда, в этой ситуации он, может, существеннее покойника. А Лазар вдруг затосковал по грустным духовым переливам. Такая вот ностальжи. Вслух он произнёс:
--Что при этом ощущали?
--Когда?--не понял дед.
--Ну, вот был-был человек и вдруг нет...
--А... Прежде всего думал, не сделал ли какой-нибудь хрени неправильной. Если всё правильно, значит, такова его судьба. А у меня работа такая. Не можешь, ищи другую...
Дед хотел сказать что-то ещё, но промолчал. Может, передумал, или, не исключено, решил оставить на потом. Процессия к тому времени преодолела большую часть неблизкого пути. Человеческий поток выплеснулся за сельскую окраину, добравшись до вытянутых цепочкой живописных холмов. На их плоских вершинах издревле располагался местный погост. Остался непреодолённым лишь узкий серпантин подъёма.
--Я был совсем ещё молодым, только-только вернулся из армии,--это вступил в разговор молчавший до сих пор Сергей.--Тогда в нашем селе произошла катастрофа. Кладбище на горе, совсем как здесь. Шли похороны, и в машине, вёзшей покойника, оборвалось сцепление. Что было дальше, так никто и не узнал. Одни говорили: тормоза отказали, иные грешили на водителя, мол, сплоховал. Только покатилась машина назад по людям, идущим за гробом. Вместо одних похорон четыре. Двоих задавило насмерть. А водитель повесился в тот же вечер. Я тоже был в толпе, еле успел отпрыгнуть. С той поры мне кажется, что когда-то в похоронной машины опять откажут тормоза. Не могу в такой момент ни о чём другом думать. Что я, по-твоему, пешком не дойду, коль в автобус влез? Не-ет, просто здесь спокойнее...
--Не бери в голову, Серёга. Жизнь--это артобстрел. Такая у меня теория. Если лег снаряд рядом, нового скоро не жди. Ты можешь не верить, но я скажу. Когда умирает кто-то из своих, знаю: это мне Господь лет добавляет.
Лазарь ошалело слушал этот диалог, шокированный глубинными его вывертами. Ай да деды-одуваны!
Автобус выполз на серпантин. Окутаный дымом катафалк уже преодолевал последний поворот. Скоро конец. Скоро ли? И будет ли он вообще, этот конец? Может и есть во всём мире только стена с одной стороны и пропасть с противоположной? Лазарю до боли, до невозможности захотелось проверить этот новорождённый тезис. И рассеять заодно все свои и чужие страхи. Он резко, до упора наступил на педаль газа. Машина от неожиданности подпрыгнула, рванулась вперёд, накатываясь на плакальщиков из заднего ряда. Среди них не оказалось деда Сергея, всегда готового к проискам и неожиданностям. Да и он вряд ли ожидал бы атаку сзади. Проломившись сквозь толпу, разбрызгав её в разные стороны, Лазарь в последний раз сделал глубокий вдох и уверено вывернул руль в пропасть.