В полутёмном зале утихают бархатные шорохи и золотые позвякивания. На сцене "Метрополитен" возникает давно ни с кем не сравненная Джина Лоллобриджитбардо, вся от "Могучи".
-Буанасейро, как говорит один мой знакомый попугай! - громко улыбается в микрофон. - Для приглашения приглашающего того, кто пригласит вручающего я безумно рада пригласить певца, каких осталось уже мало, а то и вовсе не осталось. Встречаем Рича Клиффорда!
Уходит. Буря аплодисментов. Выходит Рич, весь от "Бурдена" от подтяжек до парика.
-Хай! Я - Рич, вы это знаете. А вот то, что я только что от "Бурдена", знает только моя жена. Но она не знает, где я был до него! (Одобрительные хлопки в зале.) Я рад вызвать из-за кулис красивейшую из красивейших Каоми Нэмбел! Йесс!
Подпрыгивает, насколько может, и убегает неторопясь. Гром аплодисментов. Входит Каоми, вся от "Лагерьблёфа", включая её саму.
-Хай! Жарковато тут у вас. Не снять ли мне что-нибудь, а-а? (Мужские аплодисменты в зале.) Для меня большая честь стоять здесь, среди вас, рядом с вами, вспоминая всех вас, и я с невероятно сильным чисто женским наслаждением вызываю человека-эпоху, человека-легенду, человека-мужчину - Палена Дефло-о-она-а-а!
Уплывает. Овация. Все встают. Шаг ша шагом выходит, понимающе качая всё ещё понимающей головой, Дефлон, весь от "Дефлона", сбрызнут одеколоном "Прощай, Дефлон". Поворачивается весь одновременно, говорит не разжимая губ, смотрит не открывая глаз.
-Оревуар. Я немного рад повидаться с вами и заодно объявить победителя в номинации "Лучшая частушка года". Победила, - распечатывает конверт, - победила, - распечатывает конверт, - победила, - распечатывает конверт, овация усиливается, - доселе мне неизвестная артистка из России с оригинальным сценическим именем Бабба Ньюрра, пардон.
В зале наступает тишина. Откуда-то сбоку выходит бабуля, вся от сельпо, прикрытая цветастым платочком.
-Здрассьте, коль не шутитя. Чё-та я с темноты ничё не вижу.
Дефлон, не разжимая губ:
-Сюда, миссис, к микрофону. Расскажите, как вас зовут, как давно поёте, кто продюсер.
-Бабой Нюрой все зовут. Терентьевы мы. А пою всю жисть. У нас в деревне все поют, в Терентьевке-то. Особливо когда пьяные. А продюстер мой, Семён, бывало шары нальёт и заявлят: "Пой слёзно, дурья башка, не то обратно в ухо шибану". И я пою, а он сидит на лавке и плачет.
Дефлон молча суёт старухе статуэтку. Та всплескивает руками:
-Страсть какая! Кто это? На Ленина вроде не похож...
Дефлон перебивает:
-Скажите что-нибудь для публики в микрофон, да и...
-Неужто работает? А у нас в клубе пацаны как провода-то поотрывали у такой фиговины, так и стоит уж лет двадцать. Председатель и без его орёть так, что вороны с веток падають. Ну, - она пошевелила губами, вспоминая речь, - хочу поблагодарить старика мово, продюстера по-вашему, Семёна. Он, правда, помер уж как семь годов. Насмерть не прибил, и то ладно, изверг, царство ему небесное. (Дефлона уводят под руки.) Спасибо дочкам. Ленка - та вся в папашу, такая же курва, прости господи. Уж второй год матери не пишет. Как уехала в город с Мишкой - это второй мужик ейный, - так и потерялася с концом. Вот пусть только объявится! Возьму вожжи и высеку, не погляжу, что пятый десяток пошёл. А младшая, Райка, молодец. Хоть бражку попиват, да работяшша. На доску почёта как в семьдесят втором повесили, так доселя висит. Рожа-то уж повыцвела. Зятя хочу поблагодарить. Не Мишку, не-е, этого кобеля я видеть не желаю. Серьгу! Это он да внуки меня первый раз на свой магнитофон записали, мне тогда и шестидесяти не было. С него всё и пошло. Праздники, концерты. Заморочили старуху. Внукам спасибо. Оболтусы растут, да чё поделать, коль времена такие? Колька хотел бизнесом заняться, спекуляцией по-нашему, а ему раз по соплям в городе дали, да два, он в колхоз и возвернулся. Оно и к лучшему, а то тридцать лет мужику, а ни свинью зарезать, ни сена накосить не умеет, бизнесмен штопаный. Председателю спасибо, отпустил с посевной на недельку. Щас у нас гулять-то некогда, самый сев. Старые, больные - все в поле. Весенний день дорог! Приеду - куплю ему бутылочку, мироеду. И не могли вы зимой своё празднество устроить? Наших бы много понаехало. А весной кто празднует? Одне бездельники да алкаши. Чё ещё сказать? Красиво тут у вас, чистенько. Девки только худы больно, да одеты кое-как. И дедушку того жалко, что давеча тут стоял. Лежал бы на печи да кости грел, ан туда же попёрся безделицы разносить. И здесь, видать, жисть - не сахар. У нас нынче тоже рожу не сильно разъешь, зато на управителей глянешь - холёные все, круглые. Одне щёки! Сразу видать, что не колхозным трудом зарабатывают. Ну да заболталась я. Пойду. А осенью вы к нам в Терентьевку пожалуйте. Порыбалите, по грибы походите, а уж частушек наслушаетесь - вдоволь. Наши старухи поют - куды мне до них. До свиданьица!
Награждение бабы Нюры прессой освещалось скупо и для широкой публики осталось незамеченным. Русских в "Метрополитен" с тех пор не приглашали, но и "Оскаров" в посевную стараются не вручать.