Весна, конец четвёртого курса, у худграфа - выпускные. В классе масляной живописи стоят экзаменационные постановки, все старательно малюют натюрморты. Дело это небыстрое, не на один день, в расписании, кроме живописи, и другие предметы... Все четырнадцать человек - подгруппа курса из 29 студентов - к концу долгого учебного дня из восьми-девяти учебных часов часов подряд, разумеется, голодны, и, разумеется, с ветром в карманах. А тут одной студентке приспичило выбрать для экзамена натюрморт с копчёной рыбой на газетной бумаге, с коробками спичек и ещё какой-то мелочёвкой... и всё это на фоне кумача с белыми буквами: "Вся власть Советамъ!" - нечто в стиле Октябрьской революции, ну той, начала 20 века. Учитель наш ради такого случая расстарался и принёс ей настоящего копчёного язя, крупного такого, потрошёного, толстенького, золотистого, жирного... И пахла эта золотая рыбка революции... Чистой воды садизм для четырнадцати голодных молодых желудков.
День за днём студенты являлись на занятия, три часа писали свои работы, а на переменах, пока преподаватель отлучался, самые, видимо, голодные из нас нет-нет, да и подходили к "революционному" натюрморту, острожненько, чтобы не сдвинуть, приоткрывали разрезанное вдоль брюшко язя и аккуратненько так отщипывали совсем крошечку - а больше и не получалось - полупрозрачной ароматной рыбной вкуснятины... До сих пор помню этот деликатесный, тающий во рту кусманчик... такой ну совсем-совсем малюсенький...
И вот настал день, когда все работы надлежало закончить и сдать. Дописан и "революционный" натюрморт с копчёной рыбой. Пора разобрать постановки, унести в кладовку реквизит...
- Поздравляю, все молодцы, хорошо потрудились, теперь можете отдохнуть. И, кстати, давайте уже съедим этого язя! Сколько можно на него смотреть!
- Давайте, Александр Константиныч! - обрадовалась вся подгруппа.
Преподаватель направился к подиуму, где на фоне алого кумача по-прежнему аппетитно золотилась рыбья тушка.
- И как у вас терпения-то хватило, я и то... - он взял в руки подозрительно полегчавшего язя и умолк. Раздвинул края разреза, повернулся к студентам:
- Ах вы... - и, не выдержав, принялся хохотать. Мы, не иначе, надеясь на чудо, будто это и не нашими руками отщипывались кусочки язя, подходили к нему, с надеждой заглядывали внутрь рыбьей шкурки и тоже начинали ржать, скорее, над собой: от язя осталась только его лупоглазая голова да чудная, золотистая, ароматная чешуйчатая шкурка - вся остальная, съедобная часть исчезла...
На этот, слышный даже с улицы, неподобающий экзаменам регот подходили студенты из других аудиторий, им сквозь слёзы и хохот пытались объяснять, показывали бесповоротно скомпрометированного язя, смех взрывался с новой силой - а язь только невозмутимо таращил на всех свои абсолютно бесстыжие круглые глазки...