Всадник в черном плаще, на огромной, черной, бешено храпящей лошади летел по затянутой туманом вечерней улице. Летели искры, высекаемые стальными подковами из булыжной мостовой, тяжелый топот эхом отдавался в проулках. Лицо всадника почти полностью скрывал глубокий капюшон. Виднелся только мертвенно бледный, острый подбородок. Всадник стремительно приближался не сбавляя скорости, пока не осадил коня, взметнув в костлявых руках длинную острую косу. Барни зажмурился...
- Ве-ли-ко-леп-но, Стюарт. Моя чекнутая сестренка обделается от страха. - Восторженно прошептал он. - Да я и сам чуть не обделался, хотя знал, что это ты.
- А я говорил. - Стюарт спрыгнул с огромного тяжеловоза, на котором его отец возил воду, оказавшись тощим, завернутым в скатерть, нескладным подростком с хоккейной клюшкой в руках и вымазанным белой глиной лицом. - Главное, чтобы Монти не заартачился.
Монти, стоявший рядом, с самым невинным видом ощипывал веточки высунувшегося за ограду палисадника розового куста. Это был ленивый пожилой коняга, вовсе не похожий на адского скакуна. От колючек ему, по всей видимости, не было никаких неудобств.
- Стю. - Барни толкнул друга локтем в бок. - Ты уверен что его папа не был верблюдом?
- Это чистокровный шайр! Будешь обзываться - ищи лошадь сам.
- Ну раз чистокровный, то думаю сможет повторить этот номер так же блестяще как на репетиции. - Барни когда надо умел польстить ровно на столько, чтобы не испортить впечатление. - Ты запомнил во сколько и где мы встречаемся?
- Да да. помню. в пять утра, на рассвете, вон в том проулке, за углом. А ты помни, что если в шесть Монти не будет стоять на конюшне, мой отец выдерет нас обоих. Я не собираюсь принимать колотушки за твою идею в одиночку. Дружба дружбой, но всему есть предел.
- Ладно, не нуди. По мне и ремня получить не жалко, лишь бы увидеть, как эта ведьма будет визжать от ужаса!
- Посмотрим, как ты запоешь, когда папаша всыпет тебе горячих.
- Не ссы, не всыпет. Мы вернем Монти вовремя, и я помогу его почистить и протереть, идет?
- Идет.
Удар колокола на колокольне Храма Ордена Смерти прервал мирную беседу двух мальчишек.
- Ой. Уже десять вечера! Отец меня потеряет! Быстрее, Барни, помоги мне запрячь.
Вдвоем они быстро завели коня в оглобли и вскоре пустая водовозная бочка весело затарахтела по мостовой - Монти затрусил неторопливой рысью, прекрасно зная, что скоро попадет в конюшню.
- Не забу-у-у-дь! - Крикнул Барни вслед.
- Ладно! - еле слышно донеслось из-за угла.
Амалия медленно расплетала косы перед зеркалом в своей комнате. Было тихо и темно, только горела свеча на подоконнике. По древнему поверию именно ее свет должен был приманить образ будущего жениха. Гадала она впервые и исключительно от отчаяния.
Вот уже шесть лет тому, как стали сбываться ее слова. Она предсказала несколько смертей, их причину, время и место, несколько пожаров, а так же поветрие черной оспы, унесшее многие жизни. По ее слову умирали домашние любимцы и засыхали прекрасные деревья, ломались кости, гнили зубы, и младенцы рождались мертвыми или уродливыми. Взрослые прятали ее от глаз людских, со страхом ожидая, когда она предскажет смерть кому-то из них. Дети, как всегда были более жестоки. Называли ведьмой дразнились и кидали камнями в окно ее комнаты, когда она подходила. Вскоре она перестала поднимать тяжелые шторы. В этом году ей исполнилось 14 и ее мысли захватила идея выйти замуж и уехать далеко-далеко, туда где ее никто не знает и больше никому и никогда не говорить о своем даре, обретя таким образом долгожданную свободу.
Сегодня был день осеннего равноденствия. По комнате крались сумерки, пламя свечи трепетало от сквозняка, отбрасывая на стены причудливые тени. Ее окно выходило на проспект, в конце которого величавой громадой возвышался Храм Ордена Смерти, темный, тихий и таинственный, как призрак.
Нужно было придвинуть кровать к окну, раздеться расплести волосы и лечь с первым ударом полуночи, проснуться ровно в пять утра и не открывая глаз подняться и посмотреть в окно. Первый человек, которого ты увидишь - и есть образ твоего жениха. К нехитрому гаданию прилагался пухлый томик с толкованиями.
Впрочем сама Амалия относилась к своей затее с изрядной долей скепсиса. Ну кто, скажите на милость, может шататься в пять утра по мостовой? Горькие пьяницы, да ночной патруль. А если их будет несколько? Патрульные, например, по одному не ходят. Как определить, который из них? Амалия хихикнула мыслям. В этот момент, колокол на башне Храма ударил полночь и она легла, и на удивление быстро провалилась в сон, все еще улыбаясь. Свеча заморгала и погасла, протянув длинный язычок копоти к самому потолку.
В пол-пятого утра лязгающий зубами от холода Барни уже стоял там, где было условлено, поджидая приятеля. Молочно-белый, холодный и густой туман заволок все вокруг, свел видимость к нескольким саженям, заглушил звуки настолько, что огромная черная голова Монти с нервно прижатыми ушами вынырнула в двух шагах совершенно бесшумно, хотя конь никак не походил на мотылька.
- Я обмотал ему ноги тряпками. - Пояснил Стюард, возникая у левого плеча лошади. - И вот еще что...
- Что такое? - Барни моментально напрягся, расслышав в голосе приятеля нотки неуверенности. - Только не говори мне, что ты передумал.
- Передумал, но не совсем. Видишь ли, мой папаша хоть и пьет как прорва все еще имеет некоторое количество мозгов. Он говорит, что со Смертью шутки плохи. И мне кажется, на сей раз он прав. Так что, - быстро закончил он, передавая повод Барни. - Вот тебе конь, вот тебе плащ, вот тебе клюшка.
- А-а-а. Понятно. - Уничижительно процедил Барни взбираясь на спину коня. - Понятно. Ты зассал. Ну да я не боюсь ни страшилок твоего пропившего мозги батюшки, ни самой Смерти, если она это слышит. Снимай с него тряпки. Уже почти пора.
В воздухе разнесся первый удар колокола... Барни что есть сил заколотил коня пятками по крутым бокам.
Амалия проснулась, не открывая глаз села на постели. Она тренировала это несколько недель - не открывать глаза сразу при пробуждении. В конце концов стало получаться. Нащупала подоконник, щеколду, открыла окно, с первым ударом часов открывая глаза. И чуть не застонала от разочарования, увидев сплошную белую стену тумана, который белой холодной рекой хлынул в комнату, моментально оседая капельками ледяной прогорклой влаги, охватил ее тело, забив глаза и уши. Сразу же стало холодно, мокро и нестерпимо страшно. Домашний привычный уют исчез в белой пелене. А по булыжнику издалека уже грохотали копыта и черный всадник со взметенной косой летел по проспекту...
Мимо. Не заметил. Унесся в сторону своего Храма. Туман начал стремительно редеть, так словно был призван специально для того, чтобы смертные не видели его повелителя... Амалия захлопнула окно, обняв себя руками скукожилась на отсыревшей постели, пытаясь согреться.
- Боги, что же это... Мой жених... Смерть? - Она посмотрела на тихую громадину храма и тут же холодная и трезвая, словно пришедшая со стороны, возникла мысль. - А ведь это вариант.
Амалия улыбнулсь. Встала, вдумчиво и спокойно собрала чемоданчик. К завтраку вышла собранная и решительная, в скромном дорожном платье и плотно собранными волосами.
- Я ухожу в Храм Смерти. - Объявила родным и прошла мимо накрытого к завтраку стола к двери. Ее проводили немой сценой.
После того, как сестра ушла в храм, жизнь Барни стала образцом обывательского счастья и успешности. Он закончил колледж, открыл свой ресторан на набережной, разжирел и облысел до неузнаваемости. Заплывшие жиром глазки смотрели на собеседника с тем же выражением, что и на хорошо накрытый стол - с глубоким, ласковым обожанием. Многие принимали этот взгляд гурмана, раздумывающего с какой стороны начать резать запеченую свиную ножку за благодушие. Барни слыл добряком и никого не переубеждал. Просто тихо практиковал в своем ресторане рабский труд бездомных китайцев и продолжал жиреть, что никак не помешало ему жениться на молоденькой красавице-актриске, обзавестись особняком на побережье и полудюжиной откормленных ротвейлров, которых он ласково называл "щеночками". Его любимым местом досуга был продавленный колоссальным весом шезлонг на террасе его дома, выходящей к морю. Там он просиживал вечерами, покуривая сигару, смакуя дорогой коньяк и читая какую-нибудь незамысловатую книжонку из коллекции своей жены. Он был доволен жизнью и собой и даже, наверное, по своему счастлив. Только иногда осенью северный ветер с мыса доносил до него колокол Храма Смерти. И тогда Барни на несколько дней утрачивал добродушное самодовольство, сон и аппетит. Но осенние ветра заканчивались, проходила непонятная тоска, возвращались потерянные килограммы и жизнь шла своим чередом. В этом году ему предложили балатироваться на пост мера города, что было бы своеобразным венцом его жизненного пути. Барни согласился. Основным его пртивником в этой игре был бывший верный друг Стюарт.
Тихо и бесшумно она прокралась по саду. Не слышали даже ротвейлеры, мирно спящие в своих будках. Не слышала охрана, казалось даже воздух не колыхался от ее движений. Прошла, не задев листка, не сдвинув с места ни один камешек на дорожках, так тихо, как не ходят даже призраки. Ее жизнь с момента прихода в Храм превратилась в череду тренировок, медитаций, обучения наукам и технике предвидения. Она питалась простой, здоровой пищей, виртуозно владела мечом, была избавлена от власти и самодурства мужчин, не знала тягот материнства и годы почти не коснулись ее. Она была так же стройна, так же тонка в кости, в косах не пробилось ни единого седого волоска, а осанка только стала прямее от осознания полезности и нужности своего дара. Храм дал ей образование, силу, уверенность и мудрость. То чего никогда не дал бы ей ни муж, ни семья, ни попытки самостоятельно применить дар на практике с пользой. И она служила Храму верно, выполняла заказы и поручения спокойно, без сомнений и вопросов. Безотказно, как автомат, невозмутимо, как любую обычную, хорошо знакомую работу. Так же спокойно она приняла заказ на собственного брата, никому не показав тихой улыбки, не позволив себе кивнуть головой в ответ своим давним мыслям. При проявлении личных эмоций адептов нередко снимали с заданий. Ни месть, ни жалость, ни любовь, ни ненависть не должны были помешать воину Храма выполнить волю Смерти. В такие моменты личность самого воина отходила на второй план, он как бы становился воплощением Смерти и орудием в ее руках. Она любила эти моменты. Сегодня же сбывалось то, что давно было ей обещано в одном из видений. Ей рассказали о той шутке, которая привела ее в Храм, ей рассказали, как ее брат упивался возможностью ее напугать, как Стюарт в последний момент оказался исполнять роль Смерти. Смерть видела шутку. Смерть ее запомнила. И вот теперь пришло время для ответной.
Она вспрыгнула на бортик террасы гибкая как кошка, с золотящимися в свете заката волосами, стройная и сильная, как стальная пружина. Жена Барни, сидевшая к ней спиной у супруга на коленях не успела даже понять, что умирает - завалилась вперед, заливая лицо и пузо Барни багровой кровью из артерий. Она скинула тело пинком, и приставила меч к горлу брата.
- Амалия??? - прохрипел он.
- Да, Барни, я.- И по ее взгляду он понял, что бесполезно давить на жалость, бесполезно умолять, ползать в ногах и просить пощады. Бесполезно так же звать охрану. Против воина Смерти они бессильны. Она перережет всех, потом вернется за ним. Поэтому он взглянул ей в глаза даже спокойно. И задал вопрос.
- Кто меня заказал?
- Стюарт. - Ответила она. - Говорил он тебе. Не шути со Смертью.
И срубила ему голову, легко, как будто кочан кпусты с грядки. Потом перемахнула через перила и исчезла в подступающем мраке южной ночи.