Люди не очень любят летать на двигателях системы "Блоха". Вещь это конечно архиполезная - шутка ли, за секунду преодолеть нескольцо световых лет. Сам момент переноса скорее даже приятен: ощущение похоже на невесомость, только в несколько раз сильнее, словно освободился не только от давления на тело силы тяжести, но и от самого тела. Но через несколько минут после прыжка, когда, казалось бы, все благополучно закончилось, наступает расплата. Организм каким-то образом ухитряется понять, как далеко он оказался от своего первоначального положения, и начинает панически сбоить.
Казалось бы, умом любой человек понимает, что он всего лишь скромный и крайне маложивущий представитель многомиллиардного человечества, которое окопалось в Солнечной системе, одной из сотен миллиардов звездных систем галактики Млечного пути, а этих галактик только в наблюдаемой части Вселенной толи сотни миллиардов, толи даже триллионы. Но одно дело высчитывать нули в этих дурных числах, чтобы отличить сотни миллиародов от десятков триллионов, совершенно другое - прочувствовать это своими нервами. Разница примерно такая же, как читать статью "Тигр" в энциклопедии, и где-нибудь в джунглях, услыхав шорох за спиной, оглянуться и увидеть это "хищное млекопитающее семейства кошачьи" в непосредственной близости. Совершенно другие ощущения. Вот так же после прыжка "Блохи" на человека вдруг сваливается острое и болезненное осознание своей ничтожности перед этой пропастью в десятки триллионов километров.
Этот кратковременный комплекс неполноценности так силен, что прорывается на физический уровень. Начинается то, что называют экзистенциальным шоком. Кого-то рвет, у кого-то начинается диарея. Кто-то теряет сознание. У кого-то падает уровень сахара в крови. Хуже всего приходится тем, у кого прыжок вызывает нестерпимый приступ сатириаза. Таких, обычно, намертво связывают, и держат так, не обращая внимания на их отчаяные похотливые вопли, до полного опадания, для их же безопастности. Всем и так тошно, а этот еще тут скачет, ищет, куда свою эрекцию пристроить. Бывали случаи буквального членовредительства.
К счастью, это состояние у людей продолжается от нескольких минут до получаса, в зависимости от предыдущего опыта прыжков. А вот "Джо", уж на что железная натура, экзистенциальный шок вышибает из строя надолго. Поэтому по уставу после прыжка Искусственому Интеллекту полагается два дня выходных. Толку от него в это время все равно никакого: на все запросы ИИ однообразно отвечает: "А смысл?", и не обнаружив такового, погружается обратно, в пучину мировой скорби.
Двигатель системы "Блоха" мгновенно переносит корабль на новое место, но точность прыжка находится в обратной зависимости от его длины. На расстояние в два-три световых года погрешность приемлема, дальше разброс нарастает по экспоненте. Так что если нужно смотаться дальше семи световых лет, разумнее это делать в несколько подходов, иначе есть риск оказаться слишком далеко, и потом добираться до нужного места несколько месяцев, а то и лет, на обычных корпускулярно-волновых двигателях. До звездной системы, где находится Голконда, пришлось делать три прыжка подряд. Так как "Джо" в ближайшие дни был некондиционен, вся работа по пилотированию и навигации легла на плечи команды. У штурмана "Неуловимого", Вениамина Андерсона, прыжок вызывал приступ морской болезни. Когда корабль вывалился из субпространства в третий раз, штурман основательно проблевался, вытер холодный пот со лба и приступил к вычислениям.
- Пять дней пути до точки, - объявил он, дважды проверив свои расчеты.
Услыхав эту новость, все расползлись по своим отсекам. Система была незнакомая, а значит потенциально опасная, "Джо" свое существование проявлял в основном душераздирающими вздохами из динамиков, поэтому вся команда встала на боевую вахту. Освобожден от нее был только старпом Юсупов, который совместно с боцманом Олсен, как всегда перед военной операцией, проводил инвентаризацию.
Наемники, напротив, расслаблялись. На "Неуловимом", как и на любом крупном военном корабле, космопехоте была выделена одна из палуб целиком, с отдельной кухней, столовой, комнатой отдыха и даже системой жизнеобеспечения, чтобы минимизировать их контакты с командой. Предоставленные себе, наемники потихоньку оклемались и занялись тем, чем испокон веку занимается во время марша космопехота: до одурения и отказа мышц играли в карты на отжимания.
Каптенармус Петрова с двумя инженерами-наемниками (свои все были заняты вахтой) монтировала новую пушку. В каюте капитана она появлялась ближе к концу вечерней вахты, усталая, пропахшая потом, окалиной и машинным маслом. Она взревновала капитана к доктору Стерн с момента ее эффектного появления на корабле. Петрова вообще была ревнива. К счастью, в ее загадочной душе для этого светлого чувства было выделено ровно одно посадочное место, и до доктора Стерн его прочно, хотя и абсолютно безосновательно, занимала боцман Олсен. Новая гипотетическая соперница всколыхнула застоявшиеся чувства между капитаном и его каптенармусом. Несмотря на усталось, Петрова проводила в каюте капитана каждую ночь, и, видимо, чтобы не давать коварной обольстительнице Стерн шанса, увеличила капитанское довольствие утренним сексом.
Стерн, наверное, удивилась бы, узнав, какую бурю чувств вызвала у Петровой. Доктор профессионально четко вписалась в коллектив, со всеми зазнакомилась, и уже успела получить выговор от старпома Юсупова за появление на мостике (куда вход ей, как не члену команды, вообще был запрещен) в нетрезвом виде. Капитан, чтобы она пореже появлялась наверху, выделил ей помещение на технической палубе, которое она за пару дней ухитрилась захламить так, что трудно было поверить, что там обитает человек, а не стая громил-енотов. Некоторые основания для ревности Петрова все-таки имела: капитан со Стерн действительно проводили много времени вместе в "чертогах" "Джо", планируя будущую операцию. Впрочем, к этим встречам капитан привлек так же Чехова и Фредди Лютого, которым предстояло командовать пехотой, и всех офицеров корабля, имеющих отношение к науке. Их было не густо: старший (и на данный момент единственный) офицер-научник Иван Бенуа и корабельный врач, доктор Элеонора Картье.
Единственной фактической информацией, которой они обладали, были записи, которые доктор Стерн сделала во время своего предыдущего визита на Голконду, и ее же смутные воспоминания. Эти записи просмотрели множество раз, пытаясь выработать тактику и стратегию будущих боевых действий.
- А они довольно шустрые, - говорил Пульхр, глядя как на экране зомби рвут пехотинца, видимо, отбившегося от своих. - Смотрите, как слаженно действуют.
Съемка велась, судя по всему, с дрона. Дело происходило на автомобильной стоянке (судя по желтой разлиновке парковочных мест), освещенной одиноким покосившимся фонарем. Стоянка была пуста, за исключением обгоревшего трупа минивэна и малолитражки, целой, но со всеми дверями нараспашку. Пехотинец отступал спиной вперед, отстреливаясь одиночными выстрелами от трех зомби. Единственный эффект, который производили пули, попадая в тело зомби, была кратковременная остановка движения и мгновенное подобие удивления на их мордах. Морды, кстати говоря, были, как и положено мордам зомби, жуткие: вместо глаз - черные жуткие провалы, а под ними - темные подтеки. Такие же подтеки были под ушами и носом, словно содержимое головы гнило и сочилось наружу из всех отверстий, по пути засыхая.
Когда пехотинец менял магазин, из темноты появилось еще два мертвеца и повисли у него на плечах. Винтовку зомби ему оставили, а самого повалили на асфальт и принялись кушать, ни мало не заботясь о том, что еда еще жива. Оператор дрона обладал железными нервами папарацци: изображение увеличилось и крутилось, стремясь выбрать наиболее выигрышный ракурс, чтобы не упустить ни малейшей подробности. Человек, от которого зомби неторопливо отрывали куски плоти, все никак не хотел терять сознание, все кричал, все тянул руку, как утопающий. Дрон завис так низко, что на экран попало несколько темных капель, когда зомби перервали пехотинцу сонную артерию.
- Я заметила, что по одиночке они гораздо менее агрессивны, чем вместе, - сказала доктор Стерн. - Но это бывает редко, обычно они передвигаются группами.
Следующая съемка была с ночной улицы, щедро освещенной горящим зданием. Двое полицейских выпустили в троицу зомби по обойме, но тоже без особого результата. Полицейские дожидаться развязки не стали. Поняв, что с зомби им не справится, они подбежали к забору, синхронно подпрыгнули, тяжело подтянулись и перевалились на другую сторону. Зомби, остановившись у забора, растерянно озирались, пытаясь понять, куда вдруг исчезли люди. Дрон приблизился и взял одного из них крупным планом. Похоже, в прошлой жизни этот зомби был служащим: на нем болтались лохмотья, в которых смутно угадывались очертания офисного костюма, с шеи свисал огрызок галстука. При ближайшем рассмотрении стало видно, что глаза у зомби на месте, но полностью затянуты черной матовой пленкой, почему и казалось, что глазницы пусты. Кожу покрывали сочащиеся язвы, одно ухо отсутствовало, скулу с правой стороны словно ошпарили кислотой - сквозь гниющее мясо виднелась кость. Время от времени зомби вскидывал руку, и глядел черными щелями на циферблат чудом сохранившихся наручных часов.
Фредди Лютый остался очень недоволен зомби. Он явно был поклонником жанра зомби-апокалипсиса и теперь стремился поделиться с учеными своей солдатской мудростью. То, что пули в тело не убивали зомби соответствовало его ожиданиям.
- Но почему они не умирают от ранения в голову? - возмущался он. - Вон смотрите, у этого две дыры во лбу, а ему нипочем! Это какие-то неправильные зомби! Все знают, что единственный способ убить зомби - разрушить мозг!
- Да какая разница? - успокаивал его Чехов. - У нас же есть разрывные пули, крупнокалиберные пулеметы, их в клочья порвет, какие бы они ни были живучие. Хорошо, что тяжелый дрон с собой взяли.
- А у вас есть огнеметы? - поинтересовалась Стерн.
Чехов кивнул.
- Найдутся.
- Рекомендую взять с собой.
- Наденете абордажные скафандры, - сказал Пульхр. - Бронепластик они не прокусят. Заодно и защита от заражения, если патоген в воздухе.
- У нас только один абордажный скафандр, - насупился Чехов, почему-то кивнув на Лютого. - Мы пехота, а не абордажники.
- У нас есть, не беспокойся.
- Тридцать штук?
- Даже больше. Раньше на нашем корабле была сильная абордажная команда. Но есть один важный момент: зомби убивать только при крайней надобности.
Собравшиеся поглядели на Пульхра с возмущенным непониманием, а Стерн с любопытством.
- Как это "убивать только при крайней необходимости"? - поинтересовался Чехов.
- Вот так. Резни не устраивать. Если зомби идет мимо и тебя не трогает - пусть идет.
- Это еще почему?
- Это одно из условий задания. Так хочет заказчик. Проинструктируйте своих.
Лютый с Чеховым переглянулись и пожали плечами. Желание заказчика было для наемников законом. Стерн криво усмехнулась, что-то соображая.
- Доктор Стерн, есть предположение, что это за патоген?
- Не знаю. Одно могу сказать точно: патоген не передается воздушным путем или прикосновением. В прошлый раз, когда я здесь была, пираты ходили без скафандров, даже без противогазов. Но питались только своими продуктами и пили только свою воду, капитан на этот счет отдал строгий приказ. Однажды они сумели отбить своего из лап зомби, и ни один не заболел, хотя был прямой контакт.
- Зомби передают болезнь через укус, - заявил Лютый с увереностью школьника, посмотревшего два старых фильма, и теперь уверенного, что он знает о теме все.
- Кстати, вполне вероятно, что возбудитель передается через слюну, - поддержал его Бенуа. - Вообще симптомы, которые мы наблюдаем, напоминают бешенство. Возможно, какой-то новый штамм.
- С чего вы взяли? - поинтересовалась Стерн. - Это нисколько не похоже бешенство.
- Если бы это было бешенство, то все зомби давно бы вымерли - зараженные бешенством погибают за две-три недели.
- Мангусты могут бессимптомно носить бешенство несколько лет, - внесла свой вклад Картье.
- Я и не знала, что зомби это разновидность мангустов...
- Я же говорю - новый штамм, - сказал Бенуа.
- Так что угодно можно объяснить новым штаммом чего угодно, хоть аппендицита. Зомби боятся света, а при бешенстве наоборот - водобоязнь, агрессивны они только к людям, а не друг к другу, значит, социальная сфера сохранена. Аппетит у них нормальный, они не глотают, как при бешенстве, несъедобные предметы, а предпочитают вполне съедобных людей. С точки зрения животных у них нормальное поведение. Единственное, что их отличает от животных - это аномальная живучесть.
Снова вмешался лютый специалист по зомби.
- Я знаю, почему они такие живучие. Они уже умерли, и больше умереть не могут.
Стерн, Бенуа и Картье синхронно закатили глаза. Капитан даже испугался, не накрыл ли ученых одновременный эпилептический припадок.
- Давайте рассуждать логически..., - сказала Картье, вернув глаза на место. - Никаких оживших мертвецов быть не может! Человек - биологический робот, мертвый человек - безнадежно испорченный биологический робот. Основа жизни - кровь, без которой клетки умрут без кислорода. После смерти кровь приходит в негодность через шесть-восемь часов...
- Это что, получается, кровь мертвеца можно перелить живому человеку? - заинтересовался Чехов.
- Да, конечно, - Картье поглядела на Чехова, словно удивляясь, как такое можно не знать. - В каком-то смысле кровь мертвеца даже лучше живой. Во время боевых действий трупную кровь часто переливают живым, чего добру пропадать. У этих существ при ранении кровь идет, значит, они живые. Правда, обильных кровотечений я не заметила.
- Они такие истощеные, наверняка у них малокровие.
- Или повышенная свертываемость крови. Но в любом случае это не решает проблему. Такую живучесть никакой вирус или бактерия не обеспечит. Живучесть означает усовершенствование, например, дублирование жизненно важных органов, увеличение толщины кровеносных сосудов, плотности костей...
- Это какая должна быть толщина кости, чтобы остановить пулю?
- Может, ускоренная регенерация?
- Да они ободранные все, в ранах и язвах, какая уж тут ускоренная регенерация... Такое ощущение, что вся эта наружность ходячих мертвецов - только декорация, на самом деле там совершенно другой механизм...
Лютый при слове "механизм" встрепенулся.
- Играл я как-то в одну компьютерную игру, - сообщил он, - там мертвых людей потрошили и натягивали на тело роботов...
- Какие-то отстойные роботы, медленные и слабые.
- Я вот, кстати, чего не могу понять, - заговорил Чехов. - Ну вот зомби, страшные, жрут людей - ладно, впечатляет. Даже с учетом их живучести, почему армия и полиция их не уделала? Несколько броневиков их бы передавило бы даже без пулеметов, хоть какие они будут живучие. Я уж молчу про танки.
- Может, у заболевания очень короткий инкубационный период, - сказал Бенуа.
- Скорее очень долгий, - сказала Картье. - Все, включая танкистов, заразились. Когда все началось, было уже поздно.
- Мы только что с вами видели, как с зомби воюют живые люди, - напомнила Стерн. - Похоже, у зомби хватает мозгов не лезть под танки.
- Интересно, где у них мозги? Явно не там, где у людей, если они так спокойно живут с парой пуль в голове...
Лютый вдруг выпучил глаза, подняв указательный палец вверх. Его явно посетила очередная светлая мысль.
- В глубине шахты находится главный зомби, который управляет всеми остальными! - не разочаровал он. - Его надо убить, и тогда все зомби превратятся в пыль.
- Господи, - шепотом воззвала Картье, а Стерн расхохоталась.
- Может он прав, - сказала она. - Для разумной деятельности мозг не обязателен. У муравьем и пчел и мозга-то никакого нет, а коллективный разум есть.
- Для этого они должны как-то взаимодействовать.
- Может быть они и взаимодействуют, просто мы этого не понимаем. Например, они могут, как те же муравьи, общаться феромонами, может быть, они переговариваются ультразвуком, поэтому мы их не слышим.
Вечером, когда научники разошлись, продолжая препираться, там же, в "чертогах" капитан с Чеховым пили джин и вспоминали детские годы.
- А помнишь, как ты меня из лука подстрелил? - спросил Чехов, и оба рассмеялись.
Ох, уж эти воспоминания детства. Это сейчас смешно, а тогда ничего веселого не было. Когда им обоим было десять, Пульхр наткнулся в библиотеке интерната на старую замусоленую книгу, "Тарзан, приемыш обезьян". Почему-то именно книга об этом младшем коллеге Маугли произвели на Пульхра огромное впечатление, в отличие от череды экранизаций-муляжей, выполненных из крашенного гипса и воска. Дело было на каникулах, Пульхр так промыл Чехову мозги, что они прожили на деревьях несколько дней, прерываясь только на сон и еду. Роль одичавшего лорда Грейстока Пульхр, естественно, взял на себя, а вот из Чехова большая обезьяна получилась так себе. Если самопровозглашенный лорд скакал с ветки на ветку с прирожденной грацией орангутана, распугивая ворон своим фирменным боевым кличем, то чехообразная горилла все время норовила сверзиться вниз. Где-то на десятый раз Чехов наотрез отказался заползать обратно, и Пульхр вынужден был согласиться, что настала пора эволюционировать.
Для этого Пульхр решил соорудить лук и стрелы. Ребята добросовестно ознакомились с несколькими обучающими видео. С луком все прошло гладко: две подходящие по изгибу ветки примотали друг к другу основаниями. А вот со стрелами пришлось повозиться. Пульхр с каким-то остервенением выпиливал из алюминия (самый подходящий материал для нетерпеливых малолеток) наконечники ножовкой по металлу, пока Чехов остругивал и шкурил древки. Потом наконечники нужно было доработать напильником, добиваясь необходимой остроты. Наконец, их вставили в пропиленные древки, и накрепко обмотали вощеной нитью. С обратной стороны, для пущей меткости приклеили оперение из разрезанных по ости голубиных перьев, найденных на чердаке. Стрелы получились - загляденье.
Испытания решили провести без лишних глаз, за пределами интерната. Стрела, которую выпустил юный приемыш обезьян, залихватски просвистев двадцать метров, с восхитительным гулким звуком воткнулась в деревянную дверь какого-то сарая. Чехов, восхищенно вереща, кинулся смотреть, как глубоко наконечник вошел в дерево. Пульх уже наложил на тетеву вторую стрелу. По сию пору он не мог понять, зачем это сделал. Оружие в руках и бегущая мишень запустилили беспощадный инстинкт хищника. Единственное, что Пульхр успел, это сбить прицел вниз. Чехов рухнул как подкошенный. Пульх, все еще держа лук и стрелы в руках, медленно пошел к нему, пытаясь осознать, что натворил. Чехов лежал на боку, и из него торчала стрела. Сердце вдруг стало огромным и оглушающе громким, перед глазами залетали красные мошки. Пульхр понял, что вот так и теряют сознание, но сам не потерял.
В этот момент из кровавого марева, застилавшего глаза, появился Отец. Пульхр не нашел сил удивиться, откуда он взялся - ребята никому про свои испытания не говорили. Сразу стало легче. Отец не допустит, чтобы Чехов умер. Отец, действительно, нисколько не растерялся, словно ему не в первой было видеть утыканных стрелами детей. Только тут Пульхр разглядел, что попал Чехову в ногу.
- А если бы в голову? - риторически спросил Отец Пульхра, после чего изломал о него лук и оставшиеся стрелы.
Чехов вдруг ожил, приподнялся на локте и удивленно уставился на стрелу, словно пытаясь припомнить, была ли она там раньше. Он недоверчиво тронул древко пальцем и поморщился от боли. Стрела прошла насквозь, и кость ("насквость", - подумал еще не окончально придя в себя Пульхр), к счастью не задела. Отец оторвал рукав у своей рубашки и стянул ногу выше раны. Стрелу он обломил у наконечника и вытащил окровавленное древко из раны. Потом Чехов, опираясь на Пульхра, героически похромал в медкабинет. Там ему вкатили пару уколов и зашили. Хромал он еще где-то месяц, а Пульхр в качестве наказания два месяца драил туалеты и посуду на кухне.
- Слушай, - говорил Чехов, когда источник детских воспоминаний начала иссякать. - А что со мной случилось? Почему ты один?
Пульхр ладонь провел по лицу от лба до подбородка, словно умываясь. Чехов пристально смотрел на него.
- Операция "Большой Зубец" - слыхал?
- Нет.
- Ну да, она вроде бы засекречена была... Не суть. Восемь лет назад мы с тобой служили на этом корабле. Я тогда был третьим помощником, а ты - командиром абордажной команды. Мы и еще два корабля пристыковались к какому-то линкору Мезальянса. Зашли с трех сторон. А они были готовы - в трюмах оказалось два батальона космопехоты. Вас прижали недалеко от командного центра. Я решил помочь, взял всех обордажников из команды: Юсупова, Олсен, остальных. Ну, вошли. Там ад, ничего не понятно. Мы тоже сцепились с космопехотой. Я решил обойти с тыла. Толкнул какую-то дверь, смотрю, а там знамя корабля, и рядом с ним часовой. Он хотел сдаться, но... не успел. А мы предупреждали, что если не сдадуться, то мы пленных брать не будем! Я знамя, значит, сорвал, и на выход. Мне в спину вдруг удар. Я оборачиваюсь, а там юнга с пистолетом. Я в кирасе был, пуля отрекошетила. Представляешь? Он на космическом корабле стрельбу открыл! За такое вообще-то полагается руки рубить, - свирепея пояснил Пульхр. - И вот, пока я ему руки-то рубил, все вокруг загорелось. Я на выход, а там везде пламя. Дышать нечем, повсюду дым, я вырубился...
Пульхр плеснул себе на два пальца, тут же выпил и продолжил:
- Прихожу в себя, в руках знамя, вцепился так, что еле пальцы разжал. А ты рядом лежишь. И видно, что не жилец. Дыра вполживота. Когда ты меня из пожара выносил, кто-то успел тебе в спину кумулятивным кинжалом ткнуть. Мне потом в госпитале орден твой передали. Наградили тебя посмертно. За спасение товарища. За меня, то есть. И Беретту твои приложили...
У Пульхра зачесалось крыло носа, он потер его и с недоумением уставился на мокрые пальцы.
- Э-э, брат, как тебя развезло-то, - смущенно забормотал Чехов. - Пойдем-ка отведу тебя в твою каюту.
- Да ладно, - поднялся Пульхр. - Сам дойду.
Чехов все-таки его довел.
- А то свернешь еще шею на этих космических лестницах.
В каюте они застали Петрову в халате.
- Привет, - сказал Пульхр. - Не помню, вы знакомы или нет. Это Чехов, командир нашей наземной группы, это Петрова, наш каптенармус... - вдруг лицо Пульхра побледнело. - Прошу прощения, мне нужно отлучиться...
Он проворно скрылся в туалете. Чехов обвел глазами каюту. Больше всего его заинтересовал стол с наградами. Он оглядел ордена, задержал взгляд на Беретте. Когда он поднял глаза Петрова стояла у двери, скрестив руки и повернувшись вполоборота, словно пропуская его на выход.
- Привет, Петрова.
- Здравствуй, Чехов.
- Все-таки добилась своего?
- Не твое дело, Чехов, не твое дело.
Чехов вздохнул.
- Я, наверное, пойду.
- Пойди.
Она закрывала дверь, когда появился Пульхр.
- А где Чехов?
- Уже ушел. Ты, ваше благородие, чего-то зачастил пить.
Пульхр нахмурился и сел на диван. Вдруг со всей дури жахнул кулаком по стеклянной крышке столика с орденами. Закаленное стекло дало звездообразную трещину, но выдержало. Петрова села рядом и взяла его руку с разбитыми костяшками в свои ладони.