Аннотация: Данное произведение является исключительно спекуляцией на тему, как сложилась бы наша история, если бы не произошло падение Римской империи. Все совпадения с нашей реальностью случайны и бессмысленны.
Лешику повезло - он был девятнадцатым. Он терпеливо ждал, прислонившись к стене и ощущая, как сквозь фуфайку его пробирает кафельный холод. Мимо, по одному и группами, то и дело проходили здравохры в красных халатах. В результате реформы здравоохранения всех врачей увезли строить Великую Восточную стену на западе, а их место заняли сотрудники здравоохранительных органов.
В кровозаборный кабинет запускали партиями по двадцать человек, по числу кушеток. За Лешиком уже набежало человек пятьдесят, и люди в конце очереди оживленно обсуждали, успеют ли они сдать кровь до конца рабочего дня, или лучше даже не пытаться, а придти в следующий раз. Государство даже ограбить не умело, не устроив при этом очереди и затора. Зато его очень беспокоило, чтобы граждане, стоя в очереди, не теряли времени даром, а неуклонно повышали свой морально-политический уровень. С этой целью в нише, забранной мелкой сеткой рабицей, во всю мощь орал промышленных размеров телевизор.
По телевизору показывали нашумевший фильм-поэму "Гад-Зилла", снятый одиозным режиссером Шлаковаткиным. Перед сеансом министр культуры и отдыха евнух Медельинский как дважды два объяснил, чем велик и прекрасен этот фильм и почему каждому уважающему себя балалайцу, а тем более балалайке, необходимо его поглядеть хотя бы раз пять. В частности Медельинский назвал "Гада-Зиллу" культурным прорывом (впрочем, вначале он употребил слово "нарыв", но тут же поправился и извинился) и "нашим ответом Ганнимеду", имея в виду новокарфагенскую корпорацию, название которой давно стало синонимом всей западной киноиндустрии.
Сюжет эпопеи был прост и героичен. Римские ученые в своих мрачных подземных лабораториях, в результате бесчеловечных опытов выводят гигантское суперчудовище Гада-Зиллу. Вырвавшись на волю, чудовище немедленно направляет свои стопы в сторону балалайской границы. Ну, а куда еще ему было их направить, учитывая, что его хозяева на генетическом уровне заложили в нем ненависть ко всему разумному, доброму, вечному?
Гад-Зилла пересекает границу, в щепки разносит погранзаставу и вытаптывает в блин близлежащее село. Выжить успевает только местный участковый, который со своими верными друзьями "макаром" и Мухтаром, как три мушкетера в одном лице, бросается в погоню за чудовищем, следуя за ним по пятам и не давая ни минуты покоя.
Гад-Зилла поначалу недооценивает героя, но вскоре выясняется, что участковый, несмотря на молодость (на вид ему нет и пятидесяти) является отличником боевой, строевой и политической подготовки, а потому способен на равных противостоять огромному, но совершенно лишенного нравственных и духовных скреп чудовищу. Участковый понимает, что Гад-Зилла рвется к Тьмутаракани, чтобы напасть на самое дорогое - на Великого хана, лишив тем самым балалайцев смысла жизни и воли к победе. Чтобы не допустить этого, участковый применяет тактику выжженой земли и собственноручно уничтожает все населенные пункты на пути следования чудовища. В перерывах между боями, чтобы подчеркнуть, что он не только не имеющая равных боевая машина, но при этом еще и тонкая лирическая натура, - под мышкою арфа, на поясе меч, - участковый по вечерам у костра невнятно исполняет под гитару романсы на стихи Есенина.
Гад-Зилла, ослабевший от холода, голода и ран, нанесенных ему доблестным милиционером, поворачивает назад. Наступило время последнего и решительного боя. Участковый сходится с чудовищем в рукопашной схватке. Мухтар, спасая хозяина, получает смертельную рану и душещипательно умирает у него на руках.
Боль потери придает герою сил. Крупным планом стоя на коленях, он раскидывает руки в стороны, обращает свои глаза в слепое серое небо и кричит: "Слава Великому хану!". Снежинки, кружась, падают на его мужественное лицо и трагически тают.
Гад-Зилла тем временем еще жив и особо опасен. Понимая, что грубой силой его не взять, участковый заманивает чудовище к Песдохину озеру. Тупое животное преследует героя по льду, который, не выдержав тяжести, начинает трескаться и ломаться. Гад-Зилла, поднимая фонтаны брызг, тонет в ледяной воде, а участкового багром вытаскивают благодарные селяне.
Балалайцы встретили фильм довольно благосклонно - однажды на сеансе "Гада-Зиллы" видели одновременно пятерых зрителей. У критиков же фильм имел грандиозный успех. Хвалили всё: сценарий, музыку, операторскую работу, но прежде всего, конечно же, игру актеров, благо фильм отметился мощнейшим актерским ансамблем: Сергею Шептунову-Тишайшему досталась роль супермена-участкового, Виктору Рукосрукову - Гада-Зиллы, а Владимир Вошков блестяще справился с ролью Мухтара. Даже не верилось, что человек способен так правдоподобно сыграть овчарку. Как выразился сам актер: "Я был рожден для этой роли".
Отдельно стоило отметить спецэффекты, особенно ту сцену, где участковый, укушенный Гадом-Зиллой в плечо, собственноручно зашил рану иглой и нитками, которые он хранил в рукояти своего "макара" вместе с компасом и консервами.
На фильм и актеров опрокинули рог изобилия всевозможных наград и премий. К Вошкову Великий хан собственоручно прикрутил орден "За роль второго плана" IV степени. С тех пор актера регулярно видели на пирах в Красном замке, где евнухи кидали ему палки и надрессировали подавать по команде голос.
Фильм даже выгуляли заграницу, где он взял какой-то приз на фестивале психоделического искусства...
Дверь кабинета сбора крови открылась и по одному, держась за стеночки, стали выбираться граждане, выполнившие свой долг. В составе следующей партии Лешик вошел в кабинет. Здесь было немного теплее, чем в коридоре. Глаза слепил мертвенно-яркий свет. В четыре ряда стояли кушетки, покрытые оранжевыми клиенками. Уборщица шваброй размазывала по кафелю кровавую лужу. Пара санитаров грузили на каталку труп с обмотанным полотенцем лицом. Не вовремя заснул, наверное, бедолага. А может просто срок его пришел. Лешик снял фуфайку и положил ее поверх клеенки. Потом он закатал рукав, лег и принялся ждать.
Вскоре к нему подошла медсестра, скорее напоминающая запойного меддядю. Она обмотала его руку резиновым жгутом и принялась бестолково тыкать в кожу иглой. После третей безуспешной попытки Лешик не выдержал.
- Дай сюда! - сказал он, перехватив ее руку.
- Не положено!
Лешик отобрал у нее иглу и с первой же попытки подцепил вену. Медсестра ушла къ очередному страдальцу, а Лешик расслабился. Глаза против его воли норовили закрыться. Засыпать было ни в коем случае нельзя, но Лешик все равно на какое-то время отключился, и даже краем глаза успел подглядеть запрещенный сон, будто он находится у подножья горы, такой огромной, что он не мог увидеть ее вершины. Лицо обожгло ледяным ветром, Лешик вздрогнул и открыл глаза. Крови в контейнере для сцеживания было ровно двести миллилитров.
- Сестра! - крикнул Лешик. - Сестра!
- Чего орешь? - подошла сестра. - Норма двести пятьдесят. С тебя еще пятьдесят грамм!
- Со следующего месяца двести пятьдесят! Не гони мне тут!
Сестра обозвала Лешика жлобярой, но иглу выдернула и даже приложила к ранке клочок серой туалетной бумаги, рулон которой носила с собой в кармане передника.
- Лешик Шило, - сказал Лешик писарю в регистратуре и протянул донорскую книжку.
Писарь поставил отметку о сдаче, шлепнул печать, но книжку не вернул.
- Распишись вначале вот здесь о получении повестки. А то потом скажешь, что не получал.
- Что за повестка?
- Внеплановый медосмотр.
- Зачем?
- А я откуда знаю? Расписывайся давай. Держи повестку. Второй этаж, семнадцатый кабинет.
- А в какое время?
- В любое. Там круглосуточно.
Лешик, перебарывая головокружение, соображал. Стоит, наверное, сейчас подняться, вдруг очередь небольшая. В последнее время многие стали получать внеплановые повестки, привлекли даже Севастьяна Дормидонтовича, хотя он был освобожден от всех податей и общественно-полезных работ. Такой необычный, да еще и круглосуточный интерес государства к здоровью граждан нервировал - вряд ли он был праздным.
В семнадцатый кабинет стояло всего три человека, и Лешик решил дождаться. Когда лампа над дверью мигнула в четвертый раз, он вошел. В кабинете стояло четыре стола, за каждым из которых сидело по здравохру с отдельной медсестрой и копилкой в виде свинки терракотовой масти.
- Повестку, удоствоверение, донорскую книжку и полис, - сказал первый здравохр. - И перчатки, - добавил он, когда Лешик выложил перед ним свои документы.
- Какие перчатки?
- Одноразовые, какие...
- Мне никто не говорил.
- Не говорил... Все вам говорить надо! А самим подумать - это нет! Как же я тебя досматривать буду без перчаток? Моровая язва свирепствует - а он без перчаток! А вдруг ты заразный? - и здравохр, испугавшись своих же слов, подтянул маску к нижним векам.
- Я не заразный.
- Вас послушать, так вы все не заразные. А где справка, что ты не заразный? Бумага где? Нету? Я так и знал! А смертность тем временем растет. Люди мрут по пять штук в минуту! И все из-за перчаток! Три гроша.
- Что "три гроша"?
- Перчатки, говорю, стоят три гроша. Чтобы создать, так сказать, атмосферу взаимной симпатии. Можешь, конечно, на первый этаж сгонять в аптеку, но там они стоят пять грошей и очередь снова придется ждать...
- Ладно, давайте, - сказал Лешик, отсчитывая деньги.
- В копилочку брось, - велел здравохр и достал из ящика стола одноразовые перчатки, судя по заношенному виду те самые, из-за которых люди и гибли от моровой язвы по пять штук в минуту. - И раздевайся до пояса.
Лешик снял фуфайку и стянул через голову исподнюю рубаху. Его знобило. Сейчас бы поролона горячего похлебать, да поспать, а не торчать здесь с голым брюхом.
- Ты чего бледный такой? - спросил здравохр, окинув Лешика взглядом, и довольно заржал. Это была их любимая и, откровенно говоря, довольно заезженная шутка. Обмотав руку Лешика манжетой тонометра, здравохр измерил давление.
- Девяносто на пятьдесят, - озабоченно сказал он, с треском разрывая манжету. - Низковато. Голова не кружится?
- Ни в коем случае! - твердо ответил Лешик. - Великолепно себя чувствую! Так и запишите!
- Так и запишем. Здесь не больно? - здравохр ткнул стетоскопом в ребра. - Сердце в порядке. А здесь? Почки в порядке. Рот открой. Подыши. Не дыши. Дыши. Легкие в порядке. Степень истощения удовлетворительная. Условно годен к военной службе.
Он передал Лешика по конвееру. Следующие здравохры взвесили его сырым, измерили в длину, заглянули во все штатные отверстия, проверили зрение, слух, психическое состояние и согласились со своим коллегой, что Лешик, действительно, в общем и целом, при удачном стечении обстоятельств вполне способен кого-нибудь убить. Лешику при этом пришлось приобрести одноразовые чуни, маску, шприц и свисток, с помощью которого было установлено, что Лешик способен различать резкие громкие звуки, особенно если неожиданно свистнуть ему прямо в ухо.
Заключительный здравохр не стал ничего Лешику предлагать, лишь кивнул своей медсестре и она увела Лешика в смежное помещение, судя по размерам, переоборудованную кладовку. Помещение было абсолютно пустым, только в центре стояла кушетка.
- Ложись, - велела медсестра. В руких у нее появились широкие ремни неприятного вида.
- Зачем это? - спросил Лешик.
- Такой тест. Чтобы ты не повредил дорогостоящее оборудование. Не бойся. Хотели бы убить, давно бы убили.
Когда его прикрепили к кушетке так, что он мог шевелить только пальцами и головой, вошел правохр. В руках у него был круглый шлем с прозрачным забралом, напоминающим головной убор космонавта. Сестра выдавила из тюбика какую-то холодную слизь и обмазала ею грудь, лоб и виски Лешика. Потом прикрепила к груди несколько датчиков.
- Голову приподними.
На Лешика надели шлем, и он почувствовал, как внутри к коже на лбу и висках прилипли присоски. Уши мягко обволокло наушниками. Здравохр опустил забрало шлема, щелкнул кнопкой на макушке шлема. В ушах у Лешика немедленно зашуршало, а перед глазами пробежала белесая рябь. Снаружи шлема хлопнула дверь.
Рябь сменилась темнотой, из которой соткался трехмерный лазурного цвета диск с двумя белыми параллельными волнистыми линиями. Лешик где-то недавно видел этот значок, но едва он попытался вспомнить, где именно, как в мозгу полыхнуло болью. Как-то само собой стало понятно, что надо не думать и вспоминать, а полностью погрузиться в ощущения.
Диск под музыку раскрутился вокруг своей оси и улетел прочь. Снова наступила тишина и темнота. Затем в ушах проиграла гамма, а в темноте начали взрываться и таять разноцветные кляксы, вначале красная, за ней желтая, затем синяя. По поверхности мозга пробежали мурашки, и женский голос на латыне произнес: "Калибровка завершена".
В глазах снова потемнело и вдруг вспыхнуло картинкой набережной курортного городка, послышался шелест волн, крики чаек, и Лешик готов был поклясться, что почувствовал как его лица коснулся легчайший морской бриз.
Городок сменился женской мраморной головкой с курчавыми волосами и лукавой улыбкой, и женский голосок что-то чирикнул по-гречески, но Лешик не успел осознать, что именно, потому что картинки пошли одна за другой. Они были никак не связаны между собой: какие-то здания, картины, человеческие лица, корабли, животные, узоры, пейзажи, фактуры, фракталы, - все это сменялось с такой быстротой, что Лешик не успевал осознать, что видит, тем более, что в ушах стоял такой же хаос и разнобой, голоса, мелодии и все возможные звуки сливались в один хор. В нос лезли запахи, вонь гнилых яблок сменялась запахом жаренного мяса, а тот в свою очередь ароматом духов, и далее по кругу.
Лешик совершенно потерял ощущение времени и пространства. Его то подхватывало восходящим потоком ощущений, то невесомо швыряло вниз, и снова подхватывало, выкручивало и выворачивало сознание, а под сводом черепа, по мягким и поддатливым как тесто мозгам шарились чьи-то любопытные пальцы. Сознание его, как свет пройдя сквозь призму, разложилось на множество составных частей, и каждая часть отдельной клавишей отзывалась на каждое новое впечатление, и от него, от Лешика, как отдельного существа, не осталось и следа, он весь превратился в неимоверной сложный причудливый звуковой узор, каждое мгновение меняющийся по каким-то неимоверно же сложным законам и правилам, и это, как понял этот узор, бывший когда-то Лешиком, и даже не узор, а скорее поток, и было целью той силы, которая его растянула, разложила, изучила, что-то поняла про него такое, чего он сам никогда бы о себе понять не смог, а поняв, сразу потеряла интерес, и грубо смяла в комок, как глину, небрежно вылепила из этой глины прежнего Лешика, и выкинула прочь. Врач снял снял с него шлем, отстегнул от кушетки и дал полотенце.
- Что это было? - спросил Лешик, вытирая слизь.
- А хрен его знает, - рассеянно ответил здравохр. - Какое-то новое исследование, - тут он осекся, с подозрением поглядел на Лешика и добавил: - Не твоего ума, короче, дело. Вали давай.
Писарь в регистратуре шлепнул на повестку печать и велел:
- Хранить в донорской книжке. Предъявлять по первому требовани.
***
- Извиняюсь за опоздание, - сказал Лешик. - Рейс был задержан по техническим причинам. Автозак застрял в сугробе.
Это была правда: водитель автозака, в котором Лешик ехал из больницы на работу, увидал гражданина, переходившего дорогу в неположенном месте, и погнался за ним, чтобы немедленно покарать. Нарушитель попался опытный, тертый попался нарушитель. Обнаружив у себя за спиной ревущий в предвкушении веселья автозак, он не замер в испуге, не стал дожидаться милостей от природы, а задал такого стрекача, таким извилистым зайцем принялся петлять по переулкам, так умело использовал естественные препятствия и укрытия, что автозак в конце концов занесло, отрекошетило от памятника Черному Космонавту работы скульптора Кебаба Мердэ-Вердэ и намертво впечатало в сугроб. Хваленный балалайский полный привод оказался также полным барахлом, и самостоятельно выбраться из сугроба автозак не смог. Нарушитель ушел подворотнями, издевательски помахав на прощанье ручкой, а водитель, до прибытия службы спасения, чтобы пассажиры не разбежались, заблокировал двери. Спасатели, прибыв на место аварии, первым делом проверили донорские книжки пассажиров, двоих отходили дубинками за просрочку и отложили пока в сторонку, а остальным выдали шанцевый инструмент и привлекли к общественно-полезным работам. Два часа голодный обескровленный Лешик по колено в снегу выкапывал и выталкивал автозак.
Лешик обвел взглядом туристов, ожидающих отлета, и сверился со списком: семейная пара с нервным долговязым подростком-сыном, вчерашний прелюбодей в малахае с чужой женой под мышкой и одинокий молодой человек, чье лицо полностью скрывала густая рыжеватая поросль по периметру массивной оправы очков. Кажется, все на месте. Лешик ключом отпер дверь зала отлета:
- Прошу!
Туристы, озираясь, вошли в узкое и длинное помещение, красной ковровой дорожкой разделенное на два ряда кресел. Над каждым креслом торчала хромированная стойка. К некоторым креслам были примотаны ремнями находящиеся без сознания люди. У таких в изголовье горели разноцветные лампы, а на стойках висели инфузионные пакеты с растворами, соединенные с руками пассажиров полупрозрачными проводами капельниц.
- Занимайте места, кому какие нравятся, - сказал Лешик.
Пока туристы располагались, Лешик ушел в бытовку. Там он достал из холодильника пакеты с растворами, а с полок - наборы для капельниц и сложил это все на медицинский столик на колесиках. Потом он подошел к двери, выкрашенной в тот же цвет, что и стены, достал из кармана кованный чугунный ключ, сунул его в замочную скважину и дважды с натугой провернул. Дверь медленно и торжественно распахнулась, при этом проиграв начальные звуки "К Элизе". Щелкнул выключатель, и полуслепая, дрожащая от старости лампа осветила разделенное полками нутро встроенного несгораемого шкафа.
На верхних двух полках в пластиковых подставках стояли стройные ряды ампул с жидкостью голубого цвета такой химической яркости, что она, казалось, светилось независимо от света убогой лампы. Именно эти ампулы и назывались "путевками" и составляли основную стоимость тура.
Лешик осторожно извлек одну ампулу, зажал ее между большим и указательным пальцем и поднес к глазам. На прозрачном стекле шероховатой белой краской было нанесено клеймо-логотип - круг с двумя параллельными волнистыми линиями. Этот значок показался Лешику знакомым, где-то он его уже видел, причем недавно. Ниже мельтешили мелкие до потери различимости латинские буквы - состав, звезды, питание и прочая ерунда, а в самом низу, где пишется производитель, веско стояло "Ганимед. Новый Карфаген".
На средней полке была наклеена бумажка "неликвид", и в тарелках с цветастым восточным орнаментом навалом лежали такие же ампулы, что и наверху, только жидкость в них была тусклой и невнятной. Лешик из тарелки с надписью "Египет" выбрал три ампулы попригляднее, а из "Турции" - две.
На нижней полки в посудине, напоминающей суповницу с отбитыми ручками, хранились путевки отечественного производства. Лешик поднял крышку и на него пахнуло сероводородом. Балалайские путевки отличались от импортных и размером и содержанием. Ампулы были раза в три крупнее и какие-то аляповатые, стеклянные стенки - толще, а жидкость внутри, возможно из-за желтоватого оттенка стекла, казалась буровато-коричневой и мутной, как скисший компот. Зато каждую ампулу была наклеена акцизная марка с гербом, и имелось предупреждение о том, что подделка путевок преследуется по закону.
Лешик взял посудину в руки и принялся перебирать путевки. Так, что у нас тут? Туруханский край, Скольский полуостров, Затундринск, Нямдерма - жемчужины в короне балалайского туризма, но все не то... А, вот то - курорт Пукшеньга, широко известный уникальным составом своих сероводородных горячих источников.
Лешик выкатил столик в зал. Туристы уже расселись по местам и ожидали отлета. Лешик взял микрофон:
- Граждане туристы! Туристическое агентство "Райский Трип" приветствует вас и благодарит за ваш выбор. Сейчас наши сотрудники, - Лешик был один, но ему полагалось говорить о себе во множественном числе, чтобы создать впечатление многолюдной солидности, - прикрепят вас к креслам специальными ремнями, наподобие как к электрическому стулу. Это делается в целях вашей безопасности: впечатления во время вашего путешествия могут быть настолько сильными, что тело может самопроизвольно на них отреагировать самым неожиданным образом. Надежная фиксация - залог вашей безопасности. Затем наши сотрудники в моем лице поставят вам капельницу, введут путевку и вы отлетите. Настоятельно рекомендуем дополнительные экскурсии заказывать у нас. В противном случае мы не несем никакой ответственности за услуги, оказанные местными компаниями. По возвращении за дополнительную плату вам будет предложен укол-закрепитель и сувенирные магнитики, чтобы ваши воспоминания оставались яркими и свежими на протяжении долгих лет. Приятного вам пути!
Текст приветствия выдумал директор лично и очень им гордился. Лешик додребезжал тележку до семейной пары и принялся устанавливать капельницы.
- А почему у нас с мужем по три пакета, а у сына только два? - спросила женщина.
- Первый пакет, - принялся объяснять Лешик, - с физиологическим раствором: вода, соль, глюкоза, аминокислоты всякие - все, что потребуется вашему организму для успешной жизнедеятельности во время путешествия. Во втором пакете - адоприл. В третьем - раствор этилового спирта, у вас ведь путевка по системе "все включено". А ребенку до восемнадцати алкоголь не положен.
Установив капельницы, Лешик пожелал: - Приятного пути! - и ввел путевки. Когда туристы отлетели, Лешик немного поиграл дозаторами алкоголя и адоприла, добиваясь, чтобы свет ламп в изголовьях их кресел был как можно ближе к зеленому, цвету максимального удовлетворения. Как Лешик ни старался, все, что он сумел выжать это три мутных оттенка желто-зеленого, что, впрочем, было довольно неплохо, учитывая, что путевки были горящими и трехзвездочными.
С бородато-близоруким юношей начались проблемы. Когда Лешик ввел ему путевку, юноша, вместо того, чтобы закрыть глаза, их выпучил. В животе у него мучительно заурчало, а волосы на голове приподнялись. Вцепившись в подлокотник, он выгнулся, удивленно ругнулся и только после этого потерял сознание. Его лампа замерцала тревожным желто-оранжевым светом - отлет пошел криво.
- Ну, а ты что хотел? - бормотал Лешик, подкручивая колесико дозатора адоприла, чтобы хоть как-то облегчить ему путь. - В следующий раз думать будешь, что покупаешь...
Юноша, мало того, что взял путевку отечественного производства, так еще и отказался от алкоголя, хотя опытные путешественники в этом случае рекомендовали брать его в двойном количестве. Свое безрассудное поведение юноша объяснил тем, что он, видите ли, едет по рекомендации здравохров по оздровительно-лечебной путевке, и вообще он не пьет, потому что ведет "здоровый образ жизни", как бы странно это ни звучало в Балалайском улусе. В общем, сам напросился.
Прелюбодей с несвоей женой забрался в самый хвост зала, видимо, в целях конспирации. Малахай он усадил справа от себя, жену - слева.
- Что это? - спросил он, хмуро косясь на желтый пакет со знаком биологической угрозы, который Лешик в этом момент крепил на его стойку.
- Это адоприл...
- Мне эту гадость не коли!
- Я обязан это сделать по закону о защите туристов от иноземного влияния. Чтобы вы по родине скучать не забывали. Уже бывали случаи, когда туристы оттуда не возвращались. Вы же не хотите навсегда там остаться?
Прелюбодей поморщился и не повелся:
- Я хочу по-нормальному отдохнуть без этого всего. Мне этой ностальгии на работе - во! - он чиркнул ногтем по кадыку, - хватает!
- Да все хорошо будет! - уговаривал его Лешик, понимая, что капризный правохр сейчас запросто откажется от тура, и тогда плакали его комиссионные. - Ну, подумаешь, поблизости всегда будет работать телевизор с балалайским каналом! Здесь же то же самое!
- Давай что-нибудь придумаем, - понизил голос прелюбодей, и в его руках соблазнительно зашуршала бумага.
- Даже не знаю... Совсем не ставить я не могу - другие работники заметят и донесут. Зато я могу вот этак колесико дозатора пережать. Тогда адоприл почти не будет поступать, телевизор в номере в первый же день сломается, и его не починят до дня вашего отъезда. А о родине изредка будут напоминать всякие мелочи: кто-нибудь балалайский флаг на балконе вывесит или в караоке "Интернационал" споет. Вас так устроит?
Когда прелюбодей и чья-то вторая половинка отлетели, Лешик оглядел купюру и присвистнул. Пятьдесят грошей! Каждый бы день так! Теперь хорошо бы эту денюжку донести до дома, не напоровшись на антикоррупционный патруль.
Отправив туристов, Лешик обошел зал, проверяя физические показатели, регулируя дозаторы и меняя истощившиеся инфузионные мешки на свежие.
Жутко хотелось есть. Директор давно уехал домой и вызволить свои талоны Лешик сможет только завтра утром. От голода его снова начало знобить. Он тщательно, но тщетно обыскал бытовку, в надежде найти чью-нибудь заначку. Ну что ж, другого выхода ему не оставили. Лешик слазал в холодильник, достал мешок с физраствором, прихватил набор для капельницы и вернулся в зал отлета.
Пакет с физраствором он пристроил на штатив, а сам залез в кресло бизнес-класса и поставил себе капельницу. Вот так... Не забыть бы завтра с утра пораньше, до прихода директора, списать этот пакет... У директора, паразита, чутье на такие вещи - обязательно будет искать недостачу, и если обнаружит - оштрафует...
Лешик повернул голову и поглядел на своего соседа по бизнес-классу, мелкого - в должностном смысле - евнуха, отдыхавшего в это время на Капри. Несмотря на то, что его лампа горела ровным и сочным зеленым цветом, лицо евнуха брезгливо кривилось, чтобы никто ненароком не подумал, что он доволен своей путевкой. Евнух этот был постоянным клиентом, и Лешик по опыту знал, что вернувшись из трипа тот начнет в мельчайших подробностях перечислять, чем он недоволен в этот раз, как испортилось обслуживание с его последней поездки, сколько страданий ему довелось пережить, чтобы все видели и восхищались тем, какой он пресыщенный и избалованный...
Лешик отвернулся и закрыл глаза. О, Италия! Край, где никогда не отцветает жасмин... Доведется мне когда-нибудь надышаться твоим воздухом, упиться синевой твоего неба? Существуешь ли ты на самом деле? Или ты лишь видение евнуха, сумевшего утараканить где-то пять тысяч грошей? Увидеть бы тебя хотя бы во сне...
Разбудил Лешика металлический визг технической тревоги. Спросонок он забыл, что приклеплен к капельнице, и, вскочив, зашипел от боли, причиненной ему иглой. Одной рукой он схватил огнетушитель, другой - реанимационный набор, и кинулся вдоль рядов кресел.
Источником тревоги оказался один из туристов. Его лампа вспыхивала слепяще-красным цветом в такт сигналам тревоги. Сам турист, выворачивая привязанные к подлокотникам руки, рычал и неразборчиво матерился. Веки его были судожно стиснуты, под ними бешенно вращались глазные яблоки.
Лешик бросил огнетушитель и растерянно заметался вокруг туриста. Неужели опять эмболия? Если еще один помрет, агентство точно оштрафуют, а директор, как обычно, перенаправит штраф на того, в чье дежурство произошло ЧП. Самое обидное, что это даже не его клиент! Нет, на эмболию не похоже... Все жизненные показатели в норме, за неделю на физрастворе турист даже поправился на пару килограмм. Да что с ним не так-то?
- Суки! Суки! - застонал турист. - За что деньги плочены? Уже восемь утра! Открывай бар, падла!
Ах, вот оно в чем дело! Пакет с раствором этилового спирта был высосан до самого донышка, до слипшихся стенок. Как это Лешик пропустил его во время обхода? Он заменил пакет, и живительный раствор проворно побежал по прозрачным трубкам. Турист тут же начал успокаиваться, все еще бормоча угрозы и ругательства, но с каждой секундой все тише, все мелодичнее, и наконец, на прощанье причмокнув губами, умолк, полностью растворившись в сладком тумане алкогольной интоксикации. Теперь главное, чтобы он по приезде жалобу в надзорные органы не накатал, что его, бедолагу, враги на чужбине чуть не засушили.
Лешик совершил дополнительный обход, на случай, если вдруг еще кого-то пропустил. В животе по-прежнему голодно поуркивало, но, благодаря физраствору он чувствовал себя гораздо лучше. Теперь мы до утра запросто доживем.
Лешик вернулся в свое кресло, заново установил себе капельницу, закрыл глаза и отправился бессмысленно ползать в мутной жиже вязкого придонного сна.