Экономической основой жизни славян испокон века было земледелие, технология которого при отсутствии удобрений требовала обширных территорий в связи с необходимостью частой ротации полей для обеспечения высокой урожайности. Поэтому у славян-земледельцев должен был исторически сложиться полукочевой образ жизни, при котором в строительстве фундаментальных долговременных жилых строений не было никакого смысла. Города, как торговые центры, также были не нужны, поскольку в Северном Причерноморье в середине 1-го тысячелетия до н. э. такие города были уже во множестве созданы греками - как раз с целью торговли с богатой природными ресурсами Восточной Европой. Вместе с тем, возделываемые поля, пасеки и лесные угодья лесостепной зоны требовали, во-первых, защиты от внешних вторжений, - тем более когда открылись далеко идущие перспективы внешней торговли с античным миром, - и, во-вторых, наличия крупных торгово-транспортных терминалов на реках и сухопутных путях, ведущих к приморским торговым городам. Для обеспечения этих требований времени геродотовыми скифами-земледельцами на пересечениях важных речных и сухопутных коммуникаций были созданы, синхронно с греческими причерноморскими городами-государствами, так называемые городища, которые сегодня во множестве обнаруживаются в среднем Побужье и Поднепровье.
Геродот ничего не знал об этих гигантских по размерам сооружениях и засвидетельствовал, что "скифы вовсе ничего не cеют и не пашут, ...у скифов нет ни городов, ни укреплений, и свои жилища они возят с собой; все они - конные лучники и промышляют не земледелием, а скотоводством; их жилища - в кибитках". Но он видел лишь верхушку скифского айсберга, тогда как сам айсберг был скрыт за Днепровскими порогами. Правда, до Геродота все же дошли удивительные слухи об огромном городе Гелоне в земле скифского племени будинов, обнесённом высокой деревянной стеной, каждая сторона которого составляла 5,5 км, с деревянными домами и святилищами (IV, 108-109). Но ввиду полной неинформированности античного историка об истинных масштабах и характере хозяйственной жизни славян, он не мог даже помыслить, что эти аборигены, как бы они ни назывались по его номенклатуре - алазоны, невры или скифы-пахари, будины или скифы-земледельцы, - способны были создавать города подобные греческим. Поэтому он полагал город Гелон делом рук греческих колонистов, якобы изгнанных из приморских поселений и осевших среди будинов, и даже выдумал подходящее племенное название для этих колонистов, говоривших якобы на смеси скифского и греческого языка - гелоны.
Это, конечно, чистый вымысел, но вполне простительный для Геродота, чего нельзя сказать о многих современных историках, в том числе и о российских. Имея возможность воочию лицезреть между средними течениями Днестра и Днепра, в среднем течении Ворсклы и в бассейне Среднего Псёла многочисленные городища, подобные Гелону, они до сих пор остаются в плену "бородатых" стереотипных представлений о славянах как о неком "пустом месте" в истории Восточной Европы. Огромное количество городищ и селищ свидетельствует об обратном. Только в киево-черкасской зоне длинной всего 380 км вдоль правого берега Днепра обнаружено 64 поселения, в том числе и 18 городищ, среди которых самое маленькое - Шарповское (площадь 8 га), тогда как основная масса городищ насчитывает десятки (Макеевское, Хотовское, Млынок и др.) или даже сотни гектаров (Матронинское, Трахтемировское, Журжинцы и др.); то же самое можно сказать и о бассейне р. Ворсклы. Менее исследованы восточно- и западноподольские области лесостепного этнокультурного массива Украины, однако и здесь имеются подобные городища, в частности: Севериновское, Переоркское, Григоровское и другие; наиболее значительное из них по размерам и конструкции - Немировское городище площадью около 100 га.
По своим размерам и планировке, зачастую довольно сложной, конструктивным особенностям оборонительных сооружений - рвы и земляные валы с капитальными деревянными конструкциями, балки-ловушки непосредственно за воротами, создающие для обороняющихся преимущества на местности - и другим характерным признакам, эти древние городища не имеют аналогов. Греческим колонистам создать столько сооружений на столь обширной территории, требующих огромных трудовых ресурсов, было явно не по плечу. Особенно выделяются среди них три гиганта - Большое Ходосовское, Каратульское и Бельское городища, последнее из которых, как полагают исследователи, как раз и является геродотовым Гелоном.
Согласно археологическим исследованиям, вал Бельского городища имел деревянные крепостные стены с башнями и прочими фортификационными укреплениями. Общая длина оборонительных сооружений Западного укрепления составляет - 3270 м, Восточного - 3870 м., Куземинского - 898 м (скорее всего, это была укрепленная пристань), а периметр всего Большого Бельского укрепления - 25995 м. Внутри городища располагались разнообразные постройки: наземные срубы, землянки и полуземлянки, мастерские ремесленников - ювелиров, гончаров, косторезов, кузни для обработки железа и бронзы, а также различного рода усадебные постройки хозяйственного назначения - погреба, ямы-зернохранилища, овины. На восточном укреплении имеются следы двухэтажных деревянных сооружений. Найдены остатки деревянного храма с колоннами и святилища с многочисленными культовыми статуэтками. Разнообразные находки включают орудия труда, конскую упряжь, изделия из кости и рога, многочисленные кремневые и металлические изделия, остатки керамики, в том числе и образцы керамической пластики - антропоморфных, зооморфных и орнитоморфных статуэток. Многочисленные находки импортных изделий: античной расписной посуды, амфор, стекла - впрямую свидетельствуют о тесных связях городищ с торговыми центрами античного мира. Нет никаких оснований говорить о том, что это была культура менее развитая, чем греческая, но она была другая - как нельзя лучше приспособленная к основному роду занятий и образу жизни многочисленного населения лесостепной зоны, не менее предприимчивого чем греки.
Большинство городищ располагается на пересечении важных речных и сухопутных коммуникаций. Например, Ходосовское и Каратульское городища находятся у переправ через Днепр; возле Вольского городища сближаются речные системы Днепра и Северского Донца. Основной речной путь Бельского городища вел от укрепленной Куземинской пристани по Ворскле к Днепру и далее - в греческий город Ольвию на побережье Днепро-Бугского лимана; сухопутный - через брод на Ворскле направлялся к древнему Муравскому шляху, ведущему степями к Крыму, где находился ряд древнегреческих городов и Боспорское царство. Гигантские размеры городищ и значительный территориальный охват этими типовыми сооружениями характеризуют, во-первых, масштабы сельскохозяйственного производства и внешней торговли того времени и, во-вторых, свидетельствуют о наличии у скифов-земледельцев территориальной политической власти, способной концентрировать трудовые и экономические ресурсы значительных масс населения на обширных территориях.
Вероятными преемниками этой дохристианской системы власти предков славян, которая возникла, по-видимому, не без влияния греческой демократии, являются государственные образования Великого Новгорода и Пскова, которые мы застаем на славянских территориях спустя тысячу лет как отголосок многовековых традиций общественного устройства, позволяющий составить некоторые представления о системе управления древних скифов-пахарей и всех прочих народов Скифии, которых Геродот характеризует как земледельческие. Вряд ли столь развитая форма государственного управления могла возникнуть в IX веке н.э. спонтанно на пустом месте, - тем более что демократией в так называемом цивилизованном (а на самом деле - уже в значительной степени варваризованном) окружающем мире уже и не пахло во время образования Древнерусского государства. При этом необходимо учитывать, что русские северные города-государства были не столько земледельческими, сколько самостоятельными торговыми центрами, тогда как их предшественникам - скифам-земледельцам - строить подобные торговые центры на юге было нецелесообразно ввиду наличия греческих торговых городов. Поэтому функции исполнительной власти (выборного посадничества) сводились тогда лишь к строительству и управлению торгово-транспортными терминалами (городищами), - своего рода славянскими производственными полисами, где и располагались, по-видимому, органы местного самоуправления торгово-земледельческих территорий, - а также к их охране и обеспечению внешнеэкономических связей.
В отличие от греческих торговых полисов, основная масса земледельческого населения лесостепи не проживала на территории городищ, так как проводила большую часть своей трудовой жизни на полях, перемещаясь с одного поля на другое и промышляя на пасеках, водоемах и в лесных угодьях. Нечто подобное было и в советских колхозах с тем лишь отличием, что древние земледельцы не ставили дома в "центральной усадьбе" за ненадобностью, поскольку жили постоянно в своих полевых "бригадах". В их центральной усадьбе (городище) сосредоточивалась общая хозяйственная и управленческая деятельность, сюда со всех возделываемых в округе земель свозились зерно, лен, конопля, мед и различные продукты промысла для отправки в Ольвию, здесь производился взаиморасчет с купцами и сюда же собирались все земледельцы, бортники и промысловики в случае возникновения внешней опасности для ведения оборонительных действий. Такая инфраструктура была жизненно необходима для обеспечения масштабного сельскохозяйственного производства и торговли. И она была немедленно создана как только появились греческие колонии на Черном море. Кроме зерновых культур, греки покупали рабов, скот, меха, рыбу, лес, воск и мед в Скифии; в обмен они продавали текстиль, вино, оливковое масло и различные предметы искусства и роскоши. Два мира, нуждающиеся один в другом, нашли друг друга в середине 1-го тысячелетия до нашей эры.
Систему власти, сложившуюся у скифов-земледельцев в ту счастливую эпоху, нельзя назвать царством, вопреки мнению Б. А Рыбакова ("Язычество древних славян"), поскольку она не была персонифицирована - как и в первоначальных греческих городах-государствах Северного Причерноморья, пока они не были варваризованы кочевниками и затем римлянами, равно как и в древнерусских - пока они не были варваризованы варягами. Хозяйственная деятельность славян Среднего Поднепровья была в основе своей не торговой, требующей максимальной локализации, а земледельческой - т.е. максимально распределенной. Поэтому и верховная власть не сосредоточивалась в городах, а была разумным образом распределена в полном соответствии с характером основной деятельности земледельцев и промысловиков. Она принадлежала народным собраниям представителей, созываемых торгово-промышленными полисами - своего рода "колхозами". Народные представители (вече) избирали органы исполнительной власти на удельной территории полиса и принимали важнейшие решения по ведению хозяйственной, оборонной и торговой деятельности.
В равной степени нельзя говорить в данном случае и о власти родоплеменной, которая не способна обеспечивать в принципе согласованную хозяйственную деятельность на столь обширной территории. Это была сугубо прагматическая территориальная, и поэтому надплеменная, демократическая система управления, которая никоим образом не могла быть создана скифами-кочевниками, специфика которых, как культурно-историческая, так и социально-экономическая, требовала иной - авторитарной системы управления. Выборные органы власти обычно живут достаточно скромно, поэтому мы и не находим сегодня на территориях, прилегающих к Среднему Поднепровью, каких-либо великих дворцов, принадлежавших властителям славян, - в равной степени как и тех домов, в которых спустя тысячу лет жили выборные посадники Великого Новгорода или Пскова. Но развитая система городищ, обеспечивавших на протяжении столетий хозяйственный уклад славян, ведущих полукочевой образ жизни, требуемый доступной им технологией возделывания земель, по сложности реализации этого грандиозного технического проекта ничуть не уступает любым строениям восточных сатрапов, а по своему масштабу значительно их превосходит, будучи сопоставимой разве что с Великой китайской стеной.
Скифами-земледельцами, по сути дела, было создано тогда предгосударственное образование, отличающееся от государственного лишь отсутствием профессиональной силовой составляющей. В связи с этим возникает наиболее интересная особенность их политической системы, заключающаяся в том, что регулярная армия, содержание которой весьма обременительно для любого государства, была им попросту не нужна, поскольку такую обученную армию представляли собой скифы-кочевники. Достаточно просто наладить с ними долговременные взаимовыгодные отношения, - что и было, по-видимому, успешно реализовано, поскольку резать "золотую курицу" скифам-кочевникам было невыгодно. Эта особенность просуществовала в славянском мире, должно быть, достаточно долгое время и стала традицией, если судить по тому факту, что первоначальной русской летописью она отражена в таком событии IX века как "призвание варягов", представляющих собой в то время, бесспорно, наиболее боеспособные кочевые вооруженные формирования в Европе.
Расхожее мнение, что южная Россия впервые была политически организована киммерийцами (1000 - 700 гг. до н.э.), затем скифами (700 - 200 гг. до н.э.) и сарматами (200 г. до н.э. - 200 г. н.э.), за которыми последовали готы (200 - 370 гг. н.э.), смененные гуннами (370 - 454 гг. н.э.), а затем варяги - это типичное заблуждение историков. Политическая организация земледельческого славянского мира настолько оригинальна для всего окружающего его северного авторитарного мира и устойчива во времени, что она не могла быть создана ни киммерийцами, ни скифами, ни, тем более, сарматами, готами или варягами. Скорее наоборот: все эти кочевые пришельцы вынуждены были, так или иначе, встраиваться в традиционную политическую систему самоуправления, созданную постепенно скифами-земледельцами, склавенами и славянами на своей исконной территории.
Пришельцы были хотя и варварами, но не идиотами чтобы "рубить сук на котором сидят", уничтожая успешную систему уже существующего самоуправления, которая приносила им баснословные барыши. Прямым доказательством этому является полная и достаточно быстрая ассимиляция скандинавских варягов в Киевской Руси, исходные представления о власти которых были принципиально иными, что проявилось в создании ими совершенно иной системы власти в Западной Европе, - в частности, в Англии она была изначально исключительно авторитарной, вождистской. Скандинавы и датчане не смогли бы тогда, в принципе, создать ничего подобного славянской развитой демократической системе самоуправления, которая, сама по себе, вряд ли могла быть создана в одночасье каким-либо политическим гением; ее автор - это история, длительная работа политической мысли славянского народа, одна из ключевых черт которого - природная толерантность, выработанная веками мирного сосуществования с другими народами, в том числе и с воинственными. В этом отношении образ жизни славян при киммерийцах или скифах в худшем случае вряд ли отличался по существу от так называемого монголо-татарского ига, хотя формы взаимоотношений могли быть иными. Но безотносительно к жесткости "ига", индоиранские кочевники в дохристианское время, как и азиатские в постхристианское, контролировали не политическую систему славян, а лишь торговые пути между ними и греками, взимая торговые пошлины и облагая налогом за военное обеспечение безопасности этих торговых путей и городов от незваных гостей, - например, от персов, - и делали они это достаточно умело, свидетельством чему является безуспешная попытка могущественного Дария 1 овладеть Северным Причерноморьем.
Что же касается возможных учителей славян в государственном устройстве, если не их единомышленников, то это могли быть только греки, чьи города-государства, такие как "город борисфенитов" Ольвия или Херсонес, в скифский период были демократическими. "Вся власть принадлежала народному собранию, и все общественные деятели избирались. Фактически, наиболее значимые вопросы сначала обсуждались городским советом и затем докладывались ассамблее. Была обнаружена интересная надпись третьего века до н.э., содержащая текст клятвы, требовавшейся от херсонесского официального лица. Она обязывала его не нарушать демократического порядка и не передавать информации грекам или "варварам", которая может нанести ущерб интересам города. Многие граждане имели поля и виноградники за пределами городских стен; иногда они арендовались, в других случаях сам владелец возделывал землю" (Г. Вернадский. Древняя Русь).
Такое же государственное устройство мы видим и в Господине Великом Новгороде, а также в Господине Пскове, где князья давали клятву "быть по воле псковской". Сопоставление этих русских городов-государств с причерноморскими греческими демократиями дает представление о масштабе времени существования демократической системы власти у славян - около двух тысяч лет, так как последние оплоты славянской демократии на севере были уничтожены авторитарной московской властью только к 15 веку. Но такая временная связь немыслима без связи в пространстве, поэтому вряд ли можно сомневаться, что до Новгорода аналогичное государственное устройство было и в скифских "колхозах" (городищах), и в Киеве, и в других городах Среднего Поднепровья - во всяком случае до того как они подчинились княжеской авторитарной власти.
Скифия, таким образом, вместе с греческими черноморскими колониями и лесостепной зоной, представляется устойчивым межэтническим социально-политическим симбиозом, созданным не силою оружия, а здравым смыслом и экономической целесообразностью, - гигантским по масштабу социальным организмом, все составляющие которого были жизненно необходимыми друг для друга.
В исторической литературе, к сожалению, вопрос о происхождении славян зачастую безнадежно запутывается предубеждением о всеобщем народном бродяжничестве, порожденным библейскими мифологическими похождениями израильского народа и религиозной идеологической доктриной первоначальной русской летописи, выводящей славян из Вавилона. В силу этого архаичного предрассудка, вопрос о славянском этногенезе, как правило, подменяется вопросом о том, кто откуда пришел. Отрывочные письменные суждения посторонних античных авторов, имеющие по большей части предположительный и случайный характер, в сочетании с трудно сопоставимыми между собой методами лингвистической и археологической идентификации этносов, представляют собой благодатную почву для построения самых разнообразных траекторий движения народных масс. Применительно к кочевым народам такая методология оправдана, однако по отношению к оседлым народам она порождает лишь столкновение разнообразных мнений и ровным счетом ничего не решает, поскольку априорно отвергается сама основа оседлости - постоянство территории проживания.
Если взглянуть на народонаселение с экологической точки зрения, то становится очевидным, что все народы поголовно бродить не могут - кто-то должен приноровиться длительно сидеть на месте, создавая кормовую базу, иначе все окрестные бродяги просто вымрут. Этот методологический принцип является, возможно, единственной путеводной нитью в немую историю неуловимых славян, ибо стоит отказать им в оседлости и толерантности, как в основных этнических признаках, они тут же потеряются в запутанных лабиринтах археологических культур. Далеко не все историки это понимают за редкими исключениями, к которым относится книга В. Я. Петрухина и Д. С. Раевского "Очерки истории народов России в древности и раннем средневековье", где, в частности, отмечено: "Но какие бы народы - отдельные племена скифов или их иноэтничных соседей - мы ни локализовали в лесостепной зоне распространения "скифоидных" культур, совершенно очевидно, что это было оседлое население, находившееся с кочевниками степей в постоянных экономических отношениях. Именно в эту эпоху - вскоре после формирования кочевого хозяйственно-культурного типа - сложилась характерная для целого ряда последующих эпох... практика тесного взаимодействия кочевых и оседлых обществ, вне которого кочевые народы были бы обречены на прозябание" (М.: Знак, 2004. - С. 99).
Применительно к оседлым народам, каковым без сомнения являются восточные славяне, необходим иной подход, предусматривающий необходимость системного анализа исторически сложившихся на данной конкретной территории политических, экономических и социальных особенностей как идентификаторов проживающего здесь народа, с учетом специфики окружающих условий. Такой подход означает, что, застав в историческое время славян как оседлое предприимчивое земледельческое население, - способное договариваться не только с северными варягами, но и с южными хазарами, печенегами, монголо-татарами и прочими пришельцами, - вряд ли оправдано с методологической точки зрения существенно перемещать их в ретроспективе куда-либо в иные места проживания, поскольку их оседлые предки были, по-видимому, не менее способными договариваться и с киммерийцами, и со скифами, и с сарматами, и с готами, и с гуннами, и даже с аварами, так что для них не было никакого смысла менять свои благодатные географические условия.
Южнорусские степи по отношению к лесостепи подобны реке; то расширяясь, то сужаясь, она несет свои воды с востока на запад. Много всякой рыбы за долгие годы проплывает мимо, а на берегу сидят все те же рыбаки. Чешский историк Любомир Нидерле в книге "Славянские древности" дал этим "рыбакам" такую характеристику: "Значение восточнославянской родины на среднем Днепре очевидно. Она была расположена на великих колонизационных путях, точнее, на самом важном узле перекрещивающихся здесь дорог. Если в таком месте обитал сильный народ, который мог сохранить и использовать преимущества, предоставленные ему землей, то перед таким народом открывались в будущем большие перспективы как с точки зрения культурной, так и особенно с точки зрения колонизационной и политической. А таким народом здесь были славяне. Восточная ветвь их, обитавшая здесь издавна, была настолько сильна, что могла начать отсюда дальнейшую экспансию, не ослабляя родного края, что она и сделала".
Сила народа предполагает сильную власть и общность идеологии. Наличие у скифов-земледельцев развитой территориальной системы управления, в том числе и по части внешней торговли, а также общей со скифами-кочевниками идеологии, косвенно подтверждается тем фактом, что греческие купцы за пределы Днепровских Порогов никогда не поднимались, - их туда скифы просто не пускали, запугивая в том числе и сакральностью этих мест, - тогда как в более восточные регионы Придонья и Поволжья греки свободно ездили за товарами сами. За Днепровскими Порогами, по Геродоту, обитали скифы-земледельцы, называвшиеся иначе сколотами, легендарный царь которыхКолоксай, младший из трех скифских братьев - сыновей легендарного Таргитая - стал главным в скифском мифологическом триумвирате после того как ему удалось управиться с воспламеняющимися небесными дарами: ярмом, секирой, чашей и, что наиболее показательно, - плугом, с которым скифы-кочевники управиться никоим образом не могли. Туда-то как раз, к сколотам-земледельцам, иноземцев и не пускали, ибо там был хлеб - продовольственная основа богатства всего скифского царства. Поэтому, несмотря на царские титулы и богатство, скифы-кочевники считали себя братьями земледельцев. Более того, мифологически они осознавали свою вторичность по отношению к земледельцам, так как имя Таргитая не является их собственным изобретением, а восходит, согласно исследованиям Б. А. Рыбакова, к древнейшим земледельческим обычаям восходящим еще к индоевропейскому единству. "В глубокой индоевропейской древности - пишет он в книге "Язычество древних славян" - возник обряд общественного опробования первых плодов, связанный с варкой в горшке (горох, каша etc.), именовавшемся у греков (или у догреческого населения) "таргелосом". ... Покровителем этого аграрного празднества у хеттов был Зевс-Тарху, у греков - Аполлон-Таргелий, у праславян, возможно, Таргитай".
Этноним "сколоты", как сегодня полагают филологи, не может рассматриваться как самоназвание славян, так как он имеет неславянскую основу, связанную с этнонимом "скифы". Как справедливо отметил Геродот, скифы - это эллинизированное наименование сколотов, мифологически объединенных легендой о трех братьях и территориально - регионом древней Скифии. Русский историк Григорий Вернадский в книге "Древняя Русь" писал: "Существовало, очевидно, три главных центра этого региона, а именно: Северокавказский регион, Крым и регион Нижнего Днепра, в особенности зона порогов. Эта последняя зона связана с регионом, названным Геродотом Герхоем. Согласно этому историку, именно здесь скифы хоронили своих царей. Герхой был закрытой зоной, в которую не допускался никакой иностранец. Главная скифская орда пасла своих коней между Герхоем и морем, с тем чтобы усилить недосягаемость царских курганов. В результате греки не имели точную информацию относительно района Герхой, и важно, что Геродот был не в состоянии сообщить какие-либо данные о днепровских порогах. Ясно, что никто из его информаторов не знал о них или же в любом случае не решался говорить о них. Итак, Геродот мог лишь заключить из рассказов местных жителей в Ольвии, что Днепр был годен для судоходства лишь до района Герхой". Именно с этим обстоятельством связано полное отсутствие достоверной информации о славянах в дохристианское время, как бы они ни назывались тогда, а вовсе не с их дикостью или даже полным отсутствием по мнению ряда историков, ибо хлеб через Ольвию и Боспорское царство экспортировался в античный мир вполне исправно и в огромном количестве. Например, в правление боспорского царя Лейкона экспортировалось ежегодно около 22.000 тонн зерна, что достигало половины всего импорта зерна в Аттику. Само Боспорское царство при существующей тогда системе земледелия, требующей, прежде всего, обширности возделываемой территории, вряд ли могло обеспечить такие масштабы производства зерна без поставок из плодородной лесостепи.
Скифы-кочевники, контактировавшие с греками в Северном Причерноморье, были своего рода охраной скифов-земледельцев - их военной и дипломатической оболочкой, внешним контуром в цивилизованном мире этой, в некотором смысле, сакральной самоуправляемой территории Герхой. Различие в богатстве курганных захоронений скифов-кочевников и бескурганных урновых захоронений скифов-земледельцев вовсе не эквивалентно отношениям подчиненности между этими народами; оно отражает лишь глубинные культурно-исторические традиции, в том числе, и различия в традиционных системах самоуправления этих союзных индоевропейских народов. Традиции индоиранских кочевников уводят нас из Причерноморья к древностям Заволжья и Сибири, тогда как традиции земледельцев лесостепной зоны просматриваются во времени на значительную глубину здесь же - на территории Побужья и Поднепровья.
Составить общее представление об этой оседлой культуре, скрытой от посторонних глаз, можно воспользовавшись той же книгой "Древняя Русь" Г.В.Вернадского: "В регионе по направлению на северо-запад от украинских курганов и частично в самом районе курганов были открыты остатки иной, нескифской культуры. Это так называемая культура погребальных урн. Эта культурная сфера покрывает широкую территорию, включающую южную Польшу, Галицию и Волынь.... Подобные урны, вместе с различными глиняными изделиями хоронили на глиняных платформах, которые затем докрывались землей без могильного холма. Платформы были неглубоки: около 1 метра под землей. В случае захоронения в землю, платформы делались значительно более глубокими: от 1 до 3 метров под землей, тело укладывалось в распростертом состоянии на спине. Несколько глиняных сосудов ставились рядом с телом. Один из них обычно содержал кости ягненка; иногда рядом в землю втыкался нож. Объекты, связанные с погребальными урнами, довольно бедны, в особенности при сравнении со скифскими могилами. Были обнаружены в обилии бусины из сердолика, янтаря, стекла или раковин. Серебряные, бронзовые и железные заколки так же часты, равно как и поясные застежки. Среди других предметов могут быть упомянуты бронзовые иглы, сверла, кольца, заколки для волос и браслеты, ножи и серпы... В дополнение к кладбищам, были раскопаны приблизительно в том же регионе различные остатки старых поселений (городищ), принадлежащих к той же культурной сфере. Земледельческие инструменты, такие как серпы и лопаты, а также каменные ручные мельницы для помола зерна, обнаружены во всех поселениях типа городищ. Очевидно, что люди этой культурной сферы являлись земледельцами".
Наличие глиняных платформв захоронениях культуры погребальных урн в Восточной Европе представляется весьма показательным, так как это перекидывает мостик к Трипольской культуре, где подобные платформы служили фундаментом для жилых домов. Поэтому погребальные платформы можно рассматривать как проявление родовой памяти восточно-европейских земледельцев о времени выделения из индоевропейской общности, - покойники отправлялись к предкам, и нужно было символически воссоздать условия их жизни в захоронениях. Для описания Трипольской культуры воспользуемся еще одной пространной цитатой из книги Г.В. Вернадского:
"Судя по остаткам трипольской культуры, ее представители являлись земледельцами, которые, однако, были также знакомы с животноводством. Большое количество трипольских поселений раскопано с 1880-х годов особенно в районе Правобережной Украины. Характерной чертой этих стоянок стали так называемые "платформы" (площадки), укрепленные обожженной глиной. Эти платформы в основном имеют форму квадрата; их ширина варьируется от 5 до 13м, а длина от 6 до 18м. Они были раскопаны на глубине от 0,2 до 1 м под современным слоем земли. Функция этих платформ длительное время озадачивала. Ранее полагали, что платформы были частью кладбища; сейчас, основываясь на результатах недавних раскопок, принято считать, что большинство из них составляли фундамент домов. Это были, возможно, деревянные рамочные дома, когда рамка дома наполнялась глиной, и по этой причине они сохранились плохо, за исключением фундамента. В некоторых случаях, тем не менее, удалось обнаружить нижнюю часть деревянной кладки. Что же касается крыши, то она была, возможно, двускатной, с двумя покатыми поверхностями, наполненными лозняком. На некоторых стоянках были обнаружены остатки очагов. Плиты строились из обожженной глины со сводчатым верхом. Высота плиты варьировалась от 1 до 1,5 м. Горшки и подсушенная на солнце посуда, сосуды, глиняные фигуры, кости животных, зерно и кипы мусора были найдены на многих платформах. Некоторые из ваз содержали сожженные человеческие кости; это были, очевидно, похоронные урны.
Платформы обычно составляют группы, каждая из которых сама является частью поселения. План типичного поселения трипольского типа очень интересен. Дома расположены в два концентрических круга, которые должны были облегчить защиту поселения в случае атаки. В поселении Коломийшина Киевской губернии, исследованном в 1938 г., находился тридцать один дом, составляя внешний круг, и восемь, составлявших внутренний. Диаметр внутреннего круга - 60 м; внутри него не было домов, эта территория, очевидно, являлась городской площадью. Без сомнения, поселение принадлежало людям определенного рода или задруги. В позднем слое трипольских поселений были найдены медные и бронзовые предметы. Таким образом, очевидно, что перед своим падением Трипольская культура эволюционировала от чисто неолитической стадии.
Анализируя инструменты и остатки пищи на стоянках трипольского типа мы можем получить достаточно четкое представление об экономической жизни трипольского человека. Его инструменты, такие как топоры, ножи и молотки, были сделаны из камня или кости. В позднейшей страте были найдены бронзовые серпы, указывающие на постепенный прогресс в сельскохозяйственной технике. Выращивались злаки нескольких видов, такие как пшеница, просо, ячмень, а также конопля. Пища человека состояла в основном из мяса и хлебной выпечки; мука изготавливалась путем перемолки зерна ручной теркой. Были приручены многие животные - овца, коза, свинья и собака; позднее к ним прибавились корова и лошадь. Люди Триполья, очевидно, были знакомы с прядением, поскольку на стоянках были найдены многочисленные веретена".
Интересно, что спустя тысячелетия земельный план поселения, подобный трипольскому, имели и антские (славянские) городища, - в частности, борщевского или гочевского типа, состоящие из большого центрального круга, по периметру которого выстроены квадратные землянки 5 на 5 метров, при этом поселение имело множество выходов. В центре землянки располагалась глиняная кухонная плита, а по стенам - земляные скамьи. Близ хижины находились ямы для хранения пищи; в них были обнаружены зерна проса и кости домашних животных (корова, свинья, овца, коза).
Конечно, заглядывая так далеко вглубь времен Дунайско-Днепровского междуречья (IV-III тыс. до н. э. в), вряд ли стоит тешить себя иллюзиями о возможности какой-либо этнической идентификации проживавших тогда здесь народов, но определенная преемственность культуры Триполья с земледельческой составляющей Скифии все же просматривается. Интересно также, что глиняная посуда Триполья имеет некоторое сходствос посудой культурАнау и Балкан. Культура Анау - это остатки древних (начиная с энеолита) земледельческих поселений и городищ, найденные далеко от Украины - у современного селения того же названия близ Ашхабада в Туркмении, причем раскрашенная глиняная посуда, схожая с Анау, была обнаружена также и в Китае (в провинциях Кан-Сю и Хонань). В этой весьма протяженной исторической траектории Балканы представляются своего рода узловой территорией, с которой многие историки связывают сегодня индоевропейскую прародину, полагая, что такой прародиной было государственное территориальное образование, археологические следы которого представляет собой так называемая культура Винча, существовавшая с середины V тыс. до н. э. до первой четверти III тыс. до н. на территории северных Балкан; по ряду характерных признаков это была одна из первых цивилизаций не только в Европе, но и вообще на планете. С распадом цивилизации Винча связывается начало расселения индоевропейцев по всей Европе.
Вообще говоря, в распаде индоевропейской общности, при ее распространении от Балкан на Восток, усматривается зональность в виде двух основных культурных потоков: южного - Ямная, Катакомбная и Адроновская культурно-исторические общности, связываемые обычно с эволюцией индоиранского языкового компонента, - и северного, который ассоциируется с балто-славяно-германской языковой общностью. Достаточно широкий северный поток, начиная с Ленделя и Триполья, через культуру воронковидных кубков, разлился в конечном итоге в феноменально обширную культуру боевых топоров, достигшую Камы благодаря использованию гужевого транспорта. Сравнительно узкий и в силу этого энергичный южный поток не остановился на этом рубеже, а с помощью колесниц устремился по степной полосе дальше на восток, распространившись вплоть до Индии, что привело, в конечном итоге, к отделению индоариев от иранцев. Арийский кочевой поток - это своего рода "струйное течение" индоевропейского народонаселения, подобное Гольфстриму, в определенном смысле делавшее "погоду" на всем Евроазиатском континенте. К двум восточным континентальным европейским культурным потокам следует добавить более или менее локальный "заморский" греко-армянский компонент, который взаимодействовал с индоиранским языковым компонентом через Малую Азию и Кавказ.
Обширный северный поток, в силу его значительной меридиональной неоднородности, - как географической, так и культурно-исторической, обусловленной, главным образом, влиянием кельтских, галльских, финно-угорских и индоиранских народов, - естественным образом расщепился на три зоны: скандинавско-германскую, прибалтийскую и славянскую. Скандинавско-германская зона расселения подверглась значительному влиянию галлов и кельтов, представляющих собой западный и северо-западный от Балкан культурные потоки индоевропейцев, прибалтийская зона ассимилировала финно-угорский местный субстрат, тогда как славянская взаимодействовала преимущественно с южным индоиранским континентальным потоком и, будучи частично вовлеченной в его стремительное продвижение на восток, получила в итоге значительное зональное распространение - от Одера до Днепра. На этой обширной территории славянство формировалось на протяжении длительного времени как этническая и языковая общность, и в этом смысле его можно рассматривать, в отличие от кочевой индоиранской общности, как автохтонное индоевропейское земледельческое население Восточной Европы, которое оставило археологические следы в виде Тшинецко-Комаровской (праславянской) и Пражско-Корчакской (славянской) культур. Принадлежность славян к последней сегодня не вызывает сомнения, при этом обе эти культуры географически наслаиваются друг на друга, охватывая собой и всю древнейшую Трипольскую земледельческую культуру.
Таким образом, древняя Скифия - это результат длительного развития взаимовыгодных отношений кочевого и оседлого индоевропейского населения в пограничной зоне северного и южного культурных потоков, это политический симбиоз индоиранцев и славян, скрепляемый общей идеологией (мифологией и религией) - т.е. глубинными основами любого устойчивого общественного организма. Близость славянской и индийской мифологий, казалось бы, территориально далеких друг от друга сегодня, не могла возникнуть иначе как в некогда едином государственном образовании, и более подходящей локализации для него, чем скифское царство, ставшее, вероятно, преемником киммерийского царства, трудно найти. Но нетрудно найти аналоги. Подобное устойчивое государственное образование как минимум из двух этносов существовало, например, в 3-ем тысячелетье до н. э. в междуречье Тигра и Евфрата - Шумеро-аккадское царство, в котором также была выработана общая мифология, вобравшая в себя как шумерские, так и аккадские сюжеты. Кстати говоря, там тоже были свои "гунны", "готы" и "авары", разрушившие шумеро-аккадское царство - степные аморейские народы. "Единый советский народ" - это тоже, хотя и кратковременный в историческом масштабе, но все же показательный для современников пример того, как на основе общей идеологии (в данном случае - коммунистической) могли формироваться в прошлом многоэтнические территориальные образования.
Несмотря на естественный закат союзных государств Скифии и Сарматии, отголоски традиционного взаимодействия кочевых и оседлых народов отозвались и в христианскую эру, - в частности, в давних историко-культурных связях славян с аланами (ясами), настолько тесных, что это привело к "изобретению" в западной историографии нелепого с этнографической точки зрения виртуального племени "роксаланов", которые трактуются обычно как "белые аланы". При этом совершенно непонятно, каким образом черные от природы аланы (осетины) стали вдруг белыми? Более естественное объяснение этого этнографического курьеза заключается в том, что роксаланы - это никакое не племя, а славянские конные дружины в составе вооруженных сил аланов, возглавляемые "роксами" согласно Феофилакту Симокатте и "риксами" по свидетельству Маврикия. Надо сказать, что подобными этническими изобретениями частенько грешили античные авторы, начиная с Геродота, который, в частности, услышав о существовании города Гелона в дремучей по его представлениям северной варварской земле, не нашел ничего лучшего как произвести на свет "племя гелонов", скрестив аборигенов с эллинами в массовом порядке.
Благодаря индоиранскому внешнему защитному полю, исторические сведения о славянах, как об этносе, начинают появляться только в первые века нашей эры. При этом любопытно, что речь в них идет об антах и склавенах, которых информаторы, как правило, упоминают лишь в связке и затрудняются разделить, утверждая зачастую, что это - один и тот же народ. По-видимому, здесь мы имеем дело еще с одним примером книжного этнографического творчества наряду с "роксаланами" и "гелонами", вследствие которого историки до сих пор гадают, что это были за племена такие и чем они друг от друга отличались; кто-то рассматривает их с этнической точки зрения, относя одних к индоиранцам, а других - к славянам, кто-то безуспешно делит их по месту проживания, присоединяя для полноты картины западных венедов и прочие литературные наименования славян, которым нет числа. А между тем, племен, как таковых, в первобытном смысле этого слова, в то время на данной территории давно уже в помине не было - как в греческом античном мире, так и в приднепровском славянском мире, которые издавна взаимодействовали друг с другом на торговом поприще как равные, так что уровень взаимоотношений, в той или иной форме, мог быть только надплеменным. Отголоски этих отношений дошли до нас в письменной форме в виде договоров с Византией, которые со стороны Руси, между прочим, первоначально подписывались "народом русским" - достаточно многоэтничным судя по именам, в отличие от последующих договоров - княжеских. Не вызывает сомнения, что подобные договорные отношения, которые регулировали торговую деятельность, существовали раньше и были не менее зрелыми в юридическом отношении - с тем единственным отличием, что это могли быть не письменные договоры, а "сговоры", которые скреплялись не подписями, а словом и оформлялись в виде каких-либо вещественных символов - типа ярлыка.
Между прочим, сговор, как форма международных отношений элит, не такое уж редкое явление и в наше время, несмотря на обилие письменных правовых актов, примером чему является кулуарная сдача Советским Союзом своих лидирующих позиций в космосе американцам на рубеже 1970-х годов и наше циничное молчание по поводу откровенно бутафорских "высадок на Луну" в обмен на "разрядку напряженности" в виде "ярлыка" на снятие эмбарго с поставок энергоносителей за рубеж, обеспечившего обратный валютный поток в страну Советов, и возможность приобретения западных технологий, в частности, в автомобилестроении (Камаз-Форд и ВАЗ-Фиат), а также в области вычислительной техники (ЭВМ серии ЕС и СМ -IBM). Кто-то скажет, что эта ложь - во благо, но историю не обманешь, ибо этим сговором Советский Союз предопределил свой смертный приговор в 1991 году, а мировая космонавтика, в отсутствие соревновательности, затормозилась почти на полвека, пока две завравшиеся супердержавы не опередила третья - Китай. Вступит она в сговор, путем шантажа лжецов, или же нет - вопрос ближайшего времени. Если вступит, то американская "коррозия металла" сделает свое дело: коммунистический Китай повторит катастрофическую судьбу Советского Союза, а мировая космонавтика так и останется лживой, и мы вступим в постиндустриальную эпоху, представляющую собой одни симулякры (см. роман Дж. Оруэлла "1984").
Но вернемся от печальной современности к более занимательной истории. Антов и склавенов нужно делить не по этническим признакам и не по территории проживания, а по роду деятельности- точно также как варягов и скандинавов. Анты - это вооруженная составляющая славянства, сформировавшаяся в целях обеспечения самообороны земледельческих территорий после того как внешнее скифское защитное поле склавенов разрушилось; в период так называемого "великого переселения народов" необходимость в этом только усилилась. Анты - это не племена, а пограничные вооруженные формирования,организованные, судя по описаниям, на традиционных для славян демократических принципах, в отличие от преимущественно авторитарных принципов управления кочевников. Вместе с тем, ввиду тесного и длительного взаимодействия с кочевниками на военном поприще, у них не могли не сформироваться своеобразные культурные традиции, отличающиеся от земледельческих. Внешний вид антов, - в частности, просторные шаровары (шириной с Черное море - по Гоголю) и голый торс, - а также способ их военной организации весьма напоминают традиции запорожских казаков, которые не могли возникнуть сами по себе на пустом месте, так что поселения антов и образ их жизни, которые имели возможность воочию наблюдать византийцы, можно вполне сопоставить с Запорожской Сечью.
Первые русские князья, основным занятием которых было военное дело, также не отличались по виду от запорожцев, - достаточно взглянуть на известное описание князя Святослава Игоревича, оставленное для истории Львом Диаконом: "Показался и Сфендослав, приплывший по реке на скифской ладье; он сидел на веслах и греб вместе с его приближенными, ничем не отличаясь от них. Вот какова была его наружность: умеренного роста, не слишком высокого и не очень низкого, с мохнатыми бровями и светло-синими глазами, курносый, безбородый, с густыми, чрезмерно длинными волосами над верхней губой. Голова у него была совершенно голая, но с одной стороны ее свисал клок волос - признак знатности рода; крепкий затылок, широкая грудь и все другие части тела вполне соразмерная, но выглядел он угрюмым и диким. В одно ухо у него была вдета золотая серьга; она была украшена карбункулом, обрамленным двумя жемчужинами. Одеяние его было белым и отличалось от одежды его приближенных только чистотой. Сидя в ладье на скамье для гребцов, он поговорил немного с государем об условиях мира и уехал".
Традиции казачества, таким образом, минуя первых русских князей, уходят корнями к образу жизни антов как древнейшего военизированного славянского населения, сформировавшегося в пограничной зоне лесостепи после падения Скифии и Сарматии, когда традиционно союзные славянам-земледельцам (склавенам) кочевые народы были вытеснены из степи азиатскими и западноевропейскими пришельцами, и у восточных славян возникла насущная необходимость в самообороне. В соответствии со сложившимися традициями, вооруженные силы никогда ранее не рассматривались славянами-земледельцами как неотъемлемая часть собственного народа, в отличие от нынешних армий, поэтому на беззащитной славянской украйне начался естественной процесс выделения из пограничного населения земледельцев своих вооруженных "кочевников" по скифско-сарматскому лекалу. Проходил он, по-видимому, примерно так же, как и в более позднее время, когда на вольных пограничных территориях России собирался по тем или иным причинам самый разнообразный люд. Этот процесс дифференциации славянского субстрата по роду занятий и интересов, начиная со II века до н.э., привел к образованию двух "племен" местного происхождения: сначала роксаланов на пограничной территории между Днепром и Доном, перенявших в значительной степени кочевой образ жизни пришлых сарматских племен аланов и промышлявших в христианскую эру преимущественно грабежом и "крышеванием" городов, а затем антов, явивших собой на украйне земледельческих территорий Побужья и Поднепровья нечто среднее между чистыми кочевниками и земледельцами - подобно казакам.
Казачество, представляющее собой сплав земледельческих и кочевых традиций, - это своего рода "археологическая культура" древних антов в российской культурной среде. Феномен казачества с его самобытными традициями, дожившими до наших дней, наряду с не менее самобытным и впечатляющим по своим масштабам феноменом лесостепных городищ, возведенных земледельческим населением древней Скифии, представляют собой фактические свидетельства того, каким именно образом было организовано славянское общество в начале христианской эры на основе традиционного для этой территории взаимодействия кочевого и оседлого населения. Во избежание идиллических представлений об этом обществе, скрытом во мраке времен, необходимо отметить, что любое разделение народа, по каким угодно критериям, предполагает и неизбежное возникновение конфликта интересов. Достаточно вспомнить в связи с этим как после Смутного времени казаки "воровали" и "побивали" крестьян.
Склавены, анты и роксаланы по своему образу жизни заполняют собой весь спектр культур в зоне взаимодействия кочевого и оседлого населения Восточной Европы. Немаловажную роль при этом сыграла такая характерная черта славян как толерантность, позволявшая им испокон века ассимилировать все полезное из чужого, пришлого опыта, творчески перерабатывать его, примеряя к собственным традициям, и эффективно использовать для собственного выживания и развития. Военно-кочевой образ жизни и воспринятый от аланов авторитарный стиль управления роксаланов, наряду с некоторым влиянием в дальнейшем их северных "коллег" - скандинавских варягов, породили в славянском обществе княжеские дружины, а самоназвание вождей славянских вооруженных формирований (роксы), имеющее древнеиранскую основу, закрепилось в названии Земли Русской. Многовековой опыт коллективного землепользования на обширной территории лесостепи и создания славянскими земледельцами развитой логистики для ведения торговли с греческими городами-государствами, о чем красноречиво свидетельствуют гигантские по размерам и типовые по конструкции городища, отразился в демократиях Новгорода и Пскова, а также в русских традициях коллективного хозяйствования - землепользования (общины) и промысла (артели). Военно-оседлый образ жизни антов на пограничных территориях лесостепи и демократический стиль их самоуправления, воспринятый от земледельцев, зафиксировались в неискоренимых казачьих традициях. Все это вместе, через внутреннее противоборство различных культур, ассимилированных славянами, - порой жестокое и кровавое, - привело в конечном итоге к Государству Российскому, потенциал которого, благодаря такому многокомпонентному сплаву культур, оказался настолько велик, что оно раскинулось на добрую половину континента.
![[]](/img/k/kartashow_a_s/k5scifia/scifia.jpg)