Дело Скрипача

Хроники Санкт-Винтербурга

Он был хорошим скрипачом,

Насколько я могу судить, что почём,

Ещё бы годика два, и он бы был на коне.

У него был талант.

Он это знал, и, как любой музыкант,

Он знал ему цену. Но разве дело в цене?

Кирилл Комаров, "Буги для скрипки с оркестром"

Кап. Кап. Кап. Кап.

Вы слышите? Капает вода. Отработанный пар становится водой.

Вы видите? Видите, как бегут по стенам ручейки энергии?

Вы чувствуете? Жар из котлов. Зловоние подгнившей воды.

Это лишь одна из множества паровых подстанций столицы кайзерства, Санкт-Винтербурга.

Города, в котором всегда холодно.

В его небе кружит бурый и черный снег. Эллипсоидные цеппелины лениво огибают шпили небоскребов, опутанных трубами паровых коммуникаций. Сверху - блестящих и ярких. Снизу - покрытых слизью и патиной.

А я - Хранитель Пара, начальник котельной, клакер и оптимизатор стим-систем. И я знаю много историй. Эта - о человеке, который слишком много идеализировал.

Некоторые звали его Скрипачом.

I

День Франка Огюста начинался неплохо.

Франк выспался, сделал зарядку. Из окна его дешевой комнаты на Венерином Поле была видна набережная. Он любил смотреть, как буро-черные снежинки тают в горячем паре, исходящем от воды.

Он ненавидел Нижние Ярусы и особенно набережную реки Вены, но никак не мог справиться с их маргинальным очарованием. Франк жил тут уже тридцать четыре года, и всю жизнь страдал от этих внутренних противоречий.

На набережной собирались трампы. Грелись. С некоторыми Франк даже здоровался. Реку постоянно подогревают, иначе проточности не добиться - замерзнет. В Санкт-Винтербурге очень холодно.

За окном висела авоська с замороженным йогуртом. Франк достал себе коробочку клубничного, производства "Тессье-Эшпул", и с аппетитом позавтракал.

Франк собрался, вышел на улицу и зашагал обратно в сторону Кляйнес-Мир, к церкви святого Гибсона. Черный снег сочно хрустел под каблуками, а тяжелый горький воздух Нижних Ярусов Санкт-Винтербурга казался родным и привычным.

Подул ветер, разнося серый пар над рекой Веной. В воздухе закружились закопченные листовки с военной пропагандой. Одна из них шлепнулась Франку на лицо и прилипла.

Франк разглядел карикатуру - кайзер стоял в горделивой позе и опирался на свой народ. Еще там был шейх Санд-Аламута. Он опирался на пенис Лиис-аль-Хасейна и загадочно улыбался.

Он выбросил листовку. Та зашуршала, затрепетала под ветром, на обратной стороне замелькали строгие вензели "К&K".

"К&К" - крупная военная корпорация. Кому война, кому мать родна, а кому и вагон говна, как метко говаривал дед Сезар. Это Санкт-Винтербург, добавлял он. Это город снега, говна и пара. Дед был знатный матершинник.

В голове звучал мотив любимой песенки из детства, про героического мастер-пилота цеппелина по имени Макферсон. Еще времен Смуты и Санд-Аламутского Приоритета. Макферсон воткнул цеппелин прямо в верхушку небоскреба, где располагался штаб оккупантов. Тогдашнего шейха в мясо, половину пашей и придворных покалечил. И сам выжил, что удивительнее всего. Даже гоглы не поцарапал. Санды его потом повесили. А еще позже подошла Западная Группировка, и бойцы кайзера выбили сандов из Винтербурга.

"Как весело, отчаянно, шел к виселице он, в последний час, в последний пляс пустился Макферсон!"

Парам-папам, парам-папам, парам-папам-папам, мурлыкал Франк про себя. И кажется, даже вслух.

На Нижних Ярусах очень мало людей старше 60. Их почти нет. Этот воздух, постоянная темень и грязь. Они доканывают. Спасало только ощущение перманентной обреченности и ирония. Ирония всегда. И музыка. Франк очень любил музыку.

Да, дед, это Санкт-Винтербург. Это мой Санкт-Винтербург.

II

Мрачное утро постепенно сменилось мрачным вечером. Город становился тише. Узкие улочки расцвечивались мерцающими вывесками баров и притонов.

Франк весь день играл на скрипке. Репетировал новую программу, ведь вечером после службы в церкви его ждет концерт в арт-кафе "Бездна З.С" Кирстена фон Лемерсье.

Кирстен готовил новую шоу-программу. Специально выписал сочных сандинских танцовщиц со змеями, а также карликов. Лемерсье говорил, что под шоу нужен непременный скрипичный аккомпанемент. Вот Франк и репетировал. Специально разучил сольник "Таксидермия" Брауна и "Дьявольский сыр Бри" Эрнандеса.

Наконец, Франк удовлетворился звучанием и собрался на вечернюю службу в церковь.

В церкви было малолюдно. Несколько мастеровых сидели на задних скамейках. Один из них задумчиво продувал респиратор. На скамейках около алтаря сидели постоянные гостьи - старушки из квартала Смертников. Среди старушек темным обелиском возвышался крупный мужчина в грязном пальто. Вот и Детектив, обрадовался Франк. Кобуру отдам, а то ходит человек с револьвером в кармане. Натирает же.

- Это не Пол де Фелиппо, - хмуро сказал Детектив.
- Я знаю. Это репродукции. Настоящие фрески Фелиппо есть у одного коллекционера на Верхнем Ярусе, зовут его вроде...
- А, да плевать, - Эйс Спейд откинулся на спинку скамейки. - Слушай, Франк. Вопрос у меня есть.
- Давай, только быстро, пока пастор Джонни не пришел. Надо играть службу. И кобуру свою забрать не забудь.
- Точно, спасибо, дружище. А то натирает. Хотя патронов к револьверу все равно нет.
- Что там за дело? - музыкант присел рядом с Эйсом.
- Даже не дело...Скорее, вопрос. Духовного характера или как-то так.
- Эйс, трави уже.
- Представь, что тебе выпадает шанс круто изменить свою жизнь. Получить нечто важное, главное, нужное. То, что придаст смысл. Вот что придает твоей жизни смысл?

Франк ответил не задумываясь:

- Музыка.
- Ну вот представь, что я остался без музыки.
- Так верни ее.
- Хорошо. Вопрос. Чтобы ее вернуть, нужно круто поменять жизнь. Так круто, что яйца закипят. Да и черт его знает, нужна ли эта Мел... м-м... мелодия мне вообще.
- Так в чем вопрос-то?

- Я не знаю, стоит ли мне бороться.

- С такими делами лучше к пароведнику. Я даже стиминарию не заканчивал. Но бороться за свою музыку надо в любом случае. Чему-чему, а смирению святой Гибсон не учил.
- А ты? Ты бы начал жизнь с нуля? Ради музыки? А, Франк?
- Не знаю, Эйс. Как пар свят, как снег черен - не знаю. Одно знаю - без нее давно бы в Вене утопился.
- Ладно, старик. Спасибо. В следующий раз еще философскую задачу придумаю, ты готовься. Не с Лемерсье же это обсуждать. Он, кстати, спрашивал про тебя. Переживает, что ты ему на скрипочке не поиграешь.
- Пошел ты. Кобуру не забудь, детектив чертов. К Лемерсье после службы загляну на предмет поработать.
- Давай-давай. Там уже девок со змеюками завезли. Погляди, любопытное зрелище.

Эйс Спейд встал со скамейки, развернулся и вышел из церкви. По дороге он столкнулся с маленьким сердитым пастором Джонни по прозвищу Мнемоник. Мнемоник заслужил свое прозвище из-за феноменального склероза.

Франк подошел к органуму. Пастор встал за алтарем и жестом дал команду начинать. Франк положил руки на пульт органума, отдернул пиджак. Мануал под руками был теплым и слегка шершавым. Педаль доверчиво легла под ноги.

Он с удовольствием наблюдал, как разглаживаются морщины на лицах старушек из квартала Смертников, как парни на задних скамейках перестают болтать и замирают. Франк слушал, как вкрадчивый голос Мнемоника взлетает под потолок церкви, смешивается с паром и завораживающими звуками органума. Это было великолепно.

Именно ради таких моментов я и живу.

III

В арт-кафе Кирстена фон Лемерсье было шумно, многолюдно и накурено. Франк помахал группе негров из госпела. Те ответили сдержанными кивками. Застенчивые парни. Тяжело быть негром в этом городе. На фоне снега легко затеряться. Арт-кафе "Бездна З.С", несмотря на внешнюю элитарность, привлекало людей со всего Винтербурга. Здесь иногда можно было встретить пилотов цеппелинов - аристократов, богачей. Редко, но бывали. Таких Кирстен обслуживал отдельно.

- Что это за парни? - спросил Франк у хозяина.

- Какие? Вон те, с мушкетами? - Кирстен благостно выдохнул сигаретный дым, шлепнул по заднице миниатюрную блондинку. Та взвизгнула, потом рассмеялась и убежала.

- Ага. Не видел их раньше.

- Инсургенты. Пытаются копать против кайзера. Откопали где-то, что у них есть такое конституционное право. Вербуют молодежь.

- Почему ты их не выгонишь?

- Да я как-то вне политики, Франк, - поморщился Кирстен. - Хотя любому понятно, что это пропаганда Санд-Аламута. Они платят - и ладно.

- Ладно, черт с ними. Когда мой выход? - спросил Франк, подозрительно смотря на рюмку с абсентом, что подала ему официантка.

- Через полчаса. Что ты с ним разговариваешь? Пей давай, отличный абсент. Называется "Зимнее безмолвие". Знаешь, сколько стоит? У тебя таких никогда не будет.

Действительно, не будет, подумал Франк безразлично. Да и зачем они мне, в общем?

Сцена кафе "Бездна З.С." была новомодной, поворотной. По задумке Кирстена она крутилась во время концерта. С одной стороны сидел Франк в венецианской карнавальной маске, резал яростные кабаре-мотивы "Дьявольского сыра Бри". С другой стороны плясали сочные сандинские девочки. Карлики с ножами обеспечивали феерию.

Гости были довольны. Даже застенчивые негры из госпела начали притопывать. Пилоты цеппелинов сидели вроде бы безразлично, но время от времени постреливали глазами по смуглым сандинкам. Там было на что посмотреть.

А Франк ловил волну. Он поймал зал, вглядывался в каждое восторженное лицо, ловил каждый жест публики. Смычок в руках казался Франку стержнем мира.

Так было, пока в дальнем углу бара не полыхнуло огнем и не запахло мушкетным порохом. Кто-то заорал "упарки драные, вы...", а потом Франк увидел вспышку, зеркальный потолок над головой закружился, сандинки завизжали, и скрипач потерял сознание.

IV

Первое, что услышал Франк - гул. Протяжный, густой. Словно кто-то большой и сильный прикрыл уши ладонями. Франк ощупал голову и понял, что она забинтована.

Он лежал на дешевой деревянной кровати и смотрел в грязный белый потолок. В воздухе пахло лекарствами и грязными простынями.

У кровати стоял Кирстен.

- Старик, что за... - сказал Франк и не услышал своего голоса. Гул в голове остался на месте. Звука не было.

К кровати подошла сестра милосердия. Молоденькая, симпатичная, и фартук почти белый. Она тревожно качала головой и шлепала губами, как напуганная рыба. В ее руках была бутылочка микстуры. Звука не было.

- Аааааааа! Аааааааа! - заорал Франк. - Аааааааа!

Кирстен достал из кармана блестящего пиджака изящный молескин и карандаш. Вырвал листочек, застрочил. Показал бумажку с написанным текстом.

"Франк, ты оглох".

- Мать твою, я понял! - заорал Франк. - Какого черта, что случилось?

Кирстен вздохнул, застрочил в блокнотике снова.

"Инсургенты устроили пальбу в баре. Ты поймал пулю в голову. По касательной. Потом упал со сцены и ударился виском. Прости".

- Пошел ты! - орал Франк. - Пошла ты! Пошли вы все! Да чтоб вам черного снега наесться!

Он попытался подняться. В голове гудело и шумело, движения глаз отдавались болезненными переливами. Франка тошнило. Он наклонился с кровати и сблевал в приготовленный кем-то тазик.

Хлопнула дверь палаты. Вошел высокий седой мужчина в сером халате. На носу у него были очки, а в руках - бумажная папка. История болезни, догадался Франк. Это мой доктор.

Доктор подошел к кровати. Он обратился к Кирстену с какой-то речью. Махал рукой с зажатой папкой и шлепал губами. Франк попытался считать по губам свой прогноз.

Кирстен вырвал папку из рук доктора, вчитался в строчки. Уголки его губ опустились.

- Я буду слышать? Когда это пройдет? Да поговорите же со мной! - требовательно спрашивал Франк.

Кирстен вопросительно посмотрел на доктора. Тот кивнул. На лицах всех трех - ресторатора, сестры и доктора - повисло выражение скорби и обреченности.

Кирстен вырвал новый листок.

"Доктор говорит, что у тебя очень серьезная закрытая травма мозга. И глухота, скорее всего, навсегда. Он даст контакты отличного сурдолога".

Франк громко выругался. Медсестра потупилась. Доктор виновато развел руками. Кирстен вздохнул. Франк послал их всех жрать черный снег. Сначала про себя, а потом вслух. Все равно не слышно.

И больше никогда не будет слышно.

V

Вы пробовали играть на инструменте, будучи глухим? А Франк Огюст пробовал. Не вышло. Он с какой-то яростью перечитывал биографию Вана Ривьеры, известного композитора, что оглох под конец жизни. И пробовал играть снова и снова. Но не получалось, не получалось, не получалось!

Сначала Франк не верил диагнозу. Он исправно ходил к сурдологу. Возможно, ему помогала убежденность, что глухота - ненадолго. Невозможно. Немыслимо. И Франк не верил.

Потом Франк сорвалсят и избил сурдолога . Тот пытался объяснить, что с глухотой можно жить. Что ты знаешь о глухоте, падаль, ты ведь никогда не был глухим, орал Франк, возя сурдолога лицом по письменному столу. За это он трое суток отсидел в холодном муниципальном зиндане. И еще выплатил штраф. Потом было очень стыдно, Франк долго извинялся перед уважаемым медиком. Тот извинения принял, но все равно относился к пациенту несколько настороженно. В итоге Франк худо-бедно научился читать по губам.

Долги были абсолютно дикими. Из церкви на Кляйнес-Мир его не выгнали, нет. Его выпроводили с почестями и всеобщей скорбью. Особенно сокрушались негры из госпела. Франк смотрел на их черные уши и кипел от ярости.

Все рестораторы моментально отказались от услуг глухого музыканта. Их можно понять, не правда ли? Да, этих тварей можно понять, думал Франк бесконечными пустыми вечерами. Во время прогулок по Венскому проспекту он пытался расслышать гудение парогенераторов над рекой, но слышал только гул в своей голове. Иногда - веселенький мотивчик песенки про Макферсона.

Парам-папам, парам-папам, парам-папам-папам.

"Если следующий, кого я увижу, будет трамп - значит, слух вернется", - загадывал про себя Франк.

И конечно, он видел трампов. Очень радовался. Трампы постоянно грелись у речных коллекторов, кого он мог видеть еще?

Набережная стала его любимым местом досуга. Каждый вечер он с надеждой смотрел в маслянистую черную воду Вены. И думал о том, как хорошо на ее дне.

Одним из привычно холодных вечеров Франк скинул стеганую кожаную куртку, аккуратно снял ботинки. Сверху на одежду положил бумажник и личный жетон винтербуржца. Вздохнул, поймал на язык черную снежинку и махнул через перила моста над Веной - там, где поглубже.

VI

- Ребята, вытащите этого господина, пожалуйста - мягко сказал Герберт Стерлинг.

Два телохранителя Герберта поморщились, но медлить не стали. Синхронно скинули куртки и нырнули в Вену.

Скоро Франка Огюста достали. Он стонал, мычал, посылал спасителей присесть на шпиль небоскреба Бредбери-Билдинг и выплевывал темные сгустки. Герберт Стерлинг поморщился.

Герберт Стерлинг был довольно-таки мощным стариком. На широких плечах покоился богатый плащ с мехом из сандинского фенька. Он был высок, а в уголках глаз застыл многозначительный прищур. Осанка офицерская. Один глаз старика был искусственным - с синей радужкой, по которой бежали цифры. Иногда он быстро проворачивался, словно сканируя пространство. И старик был парализован на ноги - на поясе висел блок ножного стим-протеза. "Паровые ноги" - вот как это называется. Очень, очень дорогой протез.

Герберт постучал тростью по брусчатке рядом с ругающимся Франком, пытаясь привлечь внимание. Телохранители отступили и встали по обе стороны от хозяина.

- Зачем вы это сделали? - угрюмо спросил Франк.

- Не кричите, молодой человек, я же не глухой, - степенно ответил Герберт.

- Что? - Франк пригляделся к морщинистым губам старика.

- Я не глухой.

- Еще раз?

- Я не глухой!

- А, понял. Зато я глухой. Потому и кричу, - ответил Франк, крупно дрожа. - Я вас не слышу. Только по губам читаю.

- Это ваша куртка тут валяется? Наденьте, а то получите бронхит.

- Какой вы заботливый, черт! - заорал Франк. - Кто вас просил меня вытаскивать?! Да будьте вы прокляты! И что вообще вы здесь делаете, вы же с Верхних Ярусов, сразу видно!

- У меня есть несколько ресторанов в Нижнем Винтербурге, - невозмутимо ответил старик. - Иногда, раз в квартал, я выбираюсь на инспекцию. Всегда полезно для бизнеса.

Франк стучал зубами. Он поднял свою куртку и закутался в нее. Со стороны Васильев - эйланд подул особенно сильный ветер.

В другой момент Франк заробел бы аристократа, говорил бы почтительно и тихо. А сейчас природной выдержки хватало только на обращение "вы".

- И какого черта ваши парозомби меня вытащили? - спросил Франк.

- Они не парозомби. Они бывшие спортсмены. Александр пловец, а Фернандо боксер.

- А, да плевать мне! Зачем вы меня вытащили? Благородство заиграло, дворянское сострадание к быдлу? - спросил Франк.

- А зачем вы пытались покончить с собой?

- Чего?

- Зачем вы пытались покончить с собой? - спросил старик, пытаясь артикулировать как можно четче.

- Зачем? Вам просто стало интересно, зачем?! Да вы ублюдок!

- Гибсон велел помогать людям в беде.

- Так вы еще и верующий! Тогда послушайте меня, верующий. Я музыкант. Я играл на органе в церкви. Я давал скрипичные концерты. Я жить не мог без музыки. И оглох из-за ваших сраных дворянских интриг! Какие-то долбаные инсургенты подстрелили меня прямо на сцене, и я оглох! Я ни черта не слышу, я весь в долгах, я никому не нужен, вы может это понять, сострадательный вы ублюдок?! Я глухой навсегда! Врач сказал, что надежды нет!

- Понятно, - дипломатично заметил старик.

- Черт, вы мне весь настрой сбили, - пожаловался Франк. - А теперь, если позволите, я пойду домой, нажрусь угля и, если Гибсон будет милостив, сдохну наконец.

- Мне нравится, что вы не теряете чувства юмора даже после попытки суицида.

- Ага, ага, мне плевать, я не слышу, что вы там говорите.

Франк развернулся и побрел по проспекту, кутаясь в куртку. Ветер продувал насквозь. Вечер сгущался, сумерки окутывали и Нижние Ярусы, и шпили небоскребов.

Внезапно Франк ощутил хлопок по плечу. Он развернулся. Старик с искусственным глазом что-то говорил ему. Франк напрягся, пытаясь считать движения губ.

- Я могу вам помочь, - сказал Герберт Стерлинг.

Франк замер. Старик улыбался. Снег черной дробью ложился на его меховой воротник.

VII

Арт-кафе "Бездна З.С." не вызывало у Франка никаких отрицательных эмоций. Даже после того неприятного случая. Ну, когда он в нем оглох.

Здесь, как всегда, было накурено - Кирстен дымил, не переставая. На высоком стуле рядом сидел детектив Спейд с неприкуренной сигаретой. Он ее уже всю исслюнявил, но так и не закурил.

- Я вам говорю, ребята, - потрясенно бормотал Франк, - это фабрикант. У него огромный пакет в "К&K", у него энергетические заводы в Санд-Аламуте - не в личной собственности, конечно. Он придумал пневмореле. У него вместо глаза протез!

- И он предложил тебе уникальный нейропротез уха? - спросил Кирстен недоверчиво.

- Как его, говоришь, зовут? - задумчиво спросил Эйс. Сигарета нервно бегала из одного угла рта в другой.

Франк растерянно перевел взгляд с лица Кирстена на лицо Спейда - они говорили одновременно, и он не успел прочесть.

- А?

- Как его зовут, черт? - повторил Спейд раздраженно.

- А! Герберт Стерлинг. Довольно эксцентричный мужик. Вежливый, но странный.

- Твою мать, - пробормотал Спейд.

- Знаю этого старика, знаю. Что там с нейропротезом? - задумчиво протянул Лемерсье, жестом подзывая официантку. Та уже несла на подносе бутылку зеленоватого мерцающего "Зимнего безмолвия".

- Он предлагает мне его. Но с одним условием.

- С каким? - заинтересовался Спейд.

- Я становлюсь его личным скрипачом. Потому что самому мне за этот протез никогда не расплатиться. Да и не будет их в продаже еще лет десять.

- Это вот как, хотелось бы узнать?

- Я буду жить в его кондоминиуме, на Верхнем Ярусе. И играть только для Стерлинга и гостей, которых он приведет. Стерлинг говорит, что у него обостренное чувство собственности. Он не может даже на концерты толком ходить - бесят люди вокруг, говорит.

- Да, у этого старого козла действительно обостренное чувство собственности, - заметил Спейд с неожиданной злостью.

Лемерсье задумчиво посмотрел на Спейда.

- Эй, герой, а у тебя-то что за проблемы с этим магнатом? Думал, у вас все гладко.

- Ага, гладко! Спасибо за заказ, Кирстен! Век не забуду, чтоб тебя!

- Потише. В чем дело-то?

- Да ни в чем!

- Парни, хватит орать, я читать не успеваю, - жалобно сказал Франк. - Я вообще-то за советом пришел.

Лемерсье и Спейд еще немного посверлили друг друга взглядом.

- Что мне делать? - отчетливо спросил Франк. - Я жить не могу без слуха. Без музыки. Без всего этого.

- Уверен? - спросил Лемерсье.

- Уверен, Кирстен. Но я не знаю, стоит ли жизнь в золотой клетке того. Я никогда...черт, да я ничего не знаю. Это важно... Согласиться на предложение Стерлинга или нет?

- Значит, так. Магнату, хотелось бы заметить, нужен личный скрипач. Тебе - вернуть слух. Ребята, лучший выход - это дать каждой стороне то, чего она хочет.

- У меня тоже вопрос, - сказал Спейд. - Если для победы двух сторон надо подгадить третьей - это вписывается в твою концепцию обоюдного счастья, Кирстен?

Лемерсье задумчиво посмотрел в зеркальный потолок, хлопнул рюмку абсента и сказал:

- У вас обоих явные проблемы, парни. И если проблему Франка я понять могу, то твою, Спейд... В общем, ребята, ответ такой. Всегда надо делать выбор. Решаться. А если проиграете - то решаться снова. Вы хорошие люди, а всегда побеждать невозможно. Смотрите, не расшибите себе башку.

Франк порывисто поднялся со стула.

- Спасибо, Кирстен. И тебе, Эйс. А я пойду. Я решился.

Он подхватил бутылку абсента со стола, сунул ее в карман и двинулся к выходу из кафе.

- За счет заведения, - угрюмо сказал Кирстен ему в спину.

- Он вряд ли расслышал, - заметил Детектив.

VIII

- Господин Стерлинг, я хотел сказать...

- Решился, сынок? Это похвально, - добродушно сказал Стерлинг.

- Когда ваши техники будут готовы?

- Да хоть сейчас. Домашняя лаборатория у меня под оранжереей.

Франк вздохнул.

- Ты не уверен в себе, юноша? - спросил старик. - Может, стоит отказаться? Мы же подпишем договор, Франк. Ты будешь играть только для меня. Ты готов ради музыки отказаться от публики?

- Ради музыки я готов на все, - твердо сказал Франк.

Старик щелкнул пальцами. В комнату вошли двое лаборантов в белых халатах. В кристально белых халатах. Франк зажмурился. В голове гудел мотивчик "парам-папам, парам-папам, парам-папам-папам".

Черт возьми, Макферсону было гораздо легче, подумал Франк.

IX

Волшебно. Это было просто волшебно - снять пропаренные бинты с головы, и понять, что ты слышишь.

- Как себя чувствуете, молодой человек? - спросил Стерлинг.

Франк зажмурился и сказал:

- Повторите.

- Как вы себя чувствуете?

- Прекрасно! - заорал Франк. - Господин Стерлинг, вы гений!

- Нет, но я очень стараюсь. Обед вам подадут прямо в студию. А за ужином я люблю слушать Вана Ривьеру, пятую симфонию. Нотные тетради есть в вашей комнате. Из студии к моей столовой подведены прямой паровой лифт и пневмопочта.

Франк услышал имя Ривьеры и почувствовал, что по спине бегут мурашки. Пошел ты, Ривьера! Пошел ты, мир! Я снова слышу!

X

- Пятую симфонию Ривьеры, будь добр, - после ужина старик выглядел расслабленным и добрым.

- Господин Стерлинг, вы уверены?

- Абсолютно, сынок.

- Но уже который раз...

- Договор, Франк, - фабрикант пощелкал пальцами. - Договор. Никаких возражений. Никогда.

- Как скажете, господин Стерлинг.

XI

Это было невыносимо. Франк слушал музыку. Франк слышал музыку. Но он всегда играл проклятую пятую симфонию, и старику всегда было наплевать!

Франк старался, он был подобен богу, если бы тот решил играть на скрипке.

Но старик не обращал внимания. Во время игры Франка он занимался своими делами, как будто того и не было.

И так день за днем. День за днем. День за днем.

- Господин Стерлинг, может быть, вы меня послушаете?

- А? Что? Да, прекрасно играешь, продолжай.

- Вы меня не слушаете, - угрюмо сказал Франк.

- Я? Конечно, нет. Я вообще музыку не люблю. Сюрприз? Но ты продолжай, сынок.

Франк сжал смычок так, что побелели суставы пальцев. Старик оторвался от кожаной папки с бумагами и выразительно покачал пальцем.

- Договор, мальчик мой. Помни про договор.

XII

Иногда Франк краем глаза замечал красивую рыжую девушку с прекрасной фигурой. Танцовщица, видимо. Жена хозяина, если Франк правильно понял.

Однажды показалось, что видел знакомый силуэт за дымчатым стеклом оранжереи Стерлинга. Крупный мужик в пальто. За дымчатым стеклом, покрытым каплями черного дождя, можно и не такое увидеть. Бред, нечего Спейду делать на Верхних Ярусах. Это просто отзываются во Франке отголоски прошлой жизни.

- Вы позволите мне выйти в город? - спросил Франк однажды после ужина.

- Хм. Нет, конечно, нет! И в прошлый раз было "нет". И в этот раз будет "нет". И всегда, Франк. Ты ведь возьмешь скрипку и будешь играть там, а у нас договор, сынок. Вот такие у меня причуды.

- Да ведь вы ненавидите музыку, Герберт! В чем дело? Вы ни разу меня не слушали. Даже не смотрели! Вы ни разу не попросили новую мелодию! - сорвался Франк.

- А это потому, что мне наплевать на твою музыку, - Стерлинг привстал, паровые механизмы его ножных протезов загудели, глаз исступленно завращался. - И если ты, щенок с деревяшкой, еще хоть раз что-нибудь вякнешь - я тебя выкину отсюда. Прямо на Нижние Ярусы, в ваше дерьмо. В Вену, где ты собирался утопиться. Без протеза. Понял?

Франк задохнулся от злости и обиды.

- Вы понимаете, юноша? Не сердитесь на старика, у меня же больное сердце, - фабрикант притворно заохал, хватаясь за грудь. - Да что вам за дело до этого быдла внизу? У вас есть слух, прекрасный инструмент. У вас есть музыка! Играйте!

- Я не могу играть, если меня никто не слушает! - в отчаянии сказал Франк.

- Да? Помнится, когда вы только поступили на службу...

- Искусство должно принадлежать людям! Это я не для себя, господин Стерлинг!

- Это ты для себя. Это ты только для себя. Тебе наплевать на искусство. Вам всем наплевать. Вам нравится ловить восторженные взгляды, поднимать себе самооценку, слышать похвалы. Питаться эмоциями. Без этого вы глохнете и чахнете, верно? - старик прищурился.

- Неправда!

- Правда. Признайте это.

- Нет. Пошли вы к черту, Стерлинг. Я расторгаю договор.

- И тем самым подтверждаете, что я прав. Если бы вы жили ради музыки - этот разговор не состоялся бы совсем.

Старик встал, прошелся до коммуникатора в углу залы. Поднял медную широкую трубку, заговорил:

- Мастер Вильно? Наш добрый друг Франк расторгает договор. Снимите с него протез, доктор. И приготовьте его вещи.

После того, как Франка увели, старик прошелся до старинного бюро и достал тетрадь в кожаном переплете. Он сделал в нее несколько записей, нахмурил морщинистый лоб. Наконец, захлопнул тетрадь и убрал ее в бюро. На корешке виднелась надпись: "Апробация слухового нейропротеза модели "Нейромансер". Наблюдения и анализ".

Старик удовлетворенно вздохнул. Но не остановился на этом - достал и другую тетрадь. Свежую - переплет не истерся, обложка твердая. Старик торжественно подписал ее "Психологические этюды. Жизненная мотивация творческих людей".

Он присел обратно в кресло и принялся неспешно черкать в новой тетрадке.

"Со времен Вана Ривьеры в сознании обывателей утвердился миф о самостоятельной ценности искусства. Искусство идет в вечность - говорили они. Искусство самостоятельно и самобытно. Творец - сам себе хозяин. Но творец не может творить без публики. Психологическое устройство души не позволит ему этого. Чтобы подтвердить свой тезис, я провел ряд исследований. Начнем с дневника поведения испытуемого Ф.".

Неплохо будет получить еще две научных премии перед тем, как паром вознестись выше облаков и цеппелинов. Пока совсем не отошел от дел. Это будет достойно. И в кого у меня эти амбиции, подумал Герберт Стерлинг. Видимо, в папу.

XIII

Франк устало брел по Венскому проспекту, в сторону своей дешевой комнаты. Комната уже давно была занята, но Франк шел на автомате. По старому маршруту.

На мех куртки ложился черный и бурый снег, а ветер, как всегда, гонял пар над Веной.

И Франк его снова не слышал. Он не слышал бормотания трампов за спиной, не слышал хруста снежинок под ногами. Не слышал стука своих каблуков по брусчатке.

Голова адски ныла. Тошнило. Виски ломило тупой, ноющей болью.

В гул вплелся веселый мотив. "Парам-папам, парам-папам, парам-папам-папам!"

- Как весело, отчаянно, шел к виселице он, - пробормотал скрипач.

Внезапно он уселся прямо у перил моста, на футляр от скрипки. Скрипку достал - и запилил веселую героическую песенку из детства.

Он не слышал, что и как играет. А играл наверняка паршиво. Точно, паршиво. Но пока Франку хватало мотива в своей голове.

Под ногами звякнула мелкая монетка. Франк поднял глаза, не прекращая водить смычком по струнам. В последний час, в последний пляс, пустился Макферсон!

Зазвенела еще одна монетка. Черт, развеселился Франк, такими темпами я накоплю на нейропротез лет через тысячу.

Перед ним стояла молодая пара. Они тихонько переговаривались. Парень в пальто и гоглах выглядел раздраженным. Он порывался уйти, но девушка его останавливала. Она показывала на Франка пальцем, что-то говорила своему спутнику и улыбалась.

Франк поймал эту улыбку и заиграл громче.

Слышите, как капает вода?

Я слышу это уже много лет. И до сих пор не надоело.

Вы можете спросить - Хранитель Пара, а накопит ли Франк на свой протез?

Это неважно, дорогие мои. Франк, скорее всего, умрет от бронхита через пару лет, окончательно опустившись, превратившись в трампа. А может, ему повезет, и он доживет до своего нейропротеза.

И если вы спросите любого на Венском проспекте - эй, парень, а кто тут самый лучший музыкант? Кто умел разогнать скрипкой тоску? Вам ответят, не задумываясь - Франк Скрипач.

Я не знаю, победит ли он в итоге. Но ведь невозможно побеждать всегда?