Аннотация: этот рассказ о парне который лежит в больнице и борется с собственной болезнью, и ненавистью, неожиданно в его тревожный комнатный мирок приходит девочка, которая вызывает сильный гнев в его израненной душе.
АЛЬБОМ.
Я понял из чего сделано время,
Но лишь тогда, когда его мало осталось,
Когда изнутри меня пустоты бремя,
Ногтями ломанными в шею впивалось.
Дельфин.
Я смотрел в потолок. Если на него долго пялиться, то можно что нибудь увидеть. Сейчас, мое воображение, изгибы потолка и вечерние остатки солнца, сделали скачущего пони. Я улыбнулся ему, мне было хорошо. У соседа по палате играла приятная тонизирующая музыка из старенького японского магнитофона. В приоткрытую дверь были видны проходящие медсестры в белоснежных халатах и иногда пациенты в больничных робах.
В палату заглянула девчушка лет восьми. Чеченка, я их узнаю за милю. Не удержавшись, кривлюсь, словно от зубной боли. Черт, чего она приперлась? Такое хорошее настроение было.
Между тем, девочка, не обращая на меня внимания, спокойно подошла к соседу. Он, оторвавшись от книги, поздоровался с ней. Вообще, Алексей неплохой человек, добрый толстяк, тоже оказался жертвой взрыва. Захотел зайти в магазин, купить внуку куртку. А теперь лежит без ноги, книжки читает.
Я заметил, что у девочки в руках какая-то книжка, или альбом. Оказалось альбом. Она предложила соседу посмотреть его. Алексей с готовностью взял и стал листать, при этом широко улыбаясь. Нет ничего хуже, чем разглядывать дибильные детские рисунки, при этом какой-то чеченки.
Где-то в затылке стала зарождаться боль, пока еще маленькая, тихая. Скоро она покажет свою силу. Я устало закрыл глаза, пока терпимо.
- Здравствуйте, хотите посмотреть мой альбом?
Я не услышал, как подошла девочка.
- Отвали, - сквозь зубы, не открывая глаз, прошипел я.
Кто-то вошел в палату, по шагам я догадался, что это медсестра.
- Эльвира, иди в свое отделение.
Марина подошла к моей кровати.
- Как самочувствие, Рома? - Спросила она.
- Пока нормально, - услышал я свой голос.
- Эльвира, иди, видишь дяде Роме сейчас плохо.
Это говорит мой сосед, значит эта девочка еще не ушла. Медсестра сделала мне укол в вену. Я почувствовал привычные ощущения.
Не хотелось ничего, ничего... ниче...
Я шел по улице, дома были серые, лица людей тоже. В каком-то киселе я продвигался к серому светофору. Кисель не пропускал звуков а, машины вязли в бесконечной попытке вырваться из него. Можно было рассмотреть мельчайшие капли разбрызганные из под колес.
Мигнула нижняя лампочка светофора. Поток людей серой копошащейся массой повалил через дорогу. Машины, как охранники, терпеливо стояли по краям этого двухстороннего течения. Наконец, я перешел эту зебру.
Нет! Не хочу, не надо! Я должен изменить это, но не могу. Сейчас я задену плечом огромную толстую женщину в пальто. И точно. Она что-то огрызается, но я ее не слышу, звуков нет.
Далеко впереди появляются знакомые очертания магазина-гиганта.
Нет, я не хочу! Но мои ноги, против воли продолжают идти вперед. Вот я уже дохожу до незримой черты. Десять метров, пять... три...
Тишину потрясает мощный взрыв.
Магазин взрывается изнутри.
- Не-е-ет!!
Я подскочил в кровати. Вокруг было темно, я проморгался. Так, я в больнице, это был сон...сон. Наконец дыхание успокоилось, глаза привыкли к полумраку. Я провел дрожащей рукой по лбу. На ней осталась неприятная холодная влага.
Господи, опять... опять этот сон. Сколько можно? Внутри поселилась безысходная тоска. Я лежал один, один в мире, где бродят серые безликие тени, а за окном царила ненавистная ночь. Днем все по-другому, днем одиночество кажется избавлением. Сейчас же оно висело надо мной как проклятие.
Я боялся посмотреть на потолок, даже не желаю знать, что там. Хочется быстрее заснуть, без всяких снов. Мой взгляд скользнул по окну, там были видны голые ветки деревьев. Под небольшим ветром они волнообразно раскачивались, и уродливыми пальцами-когтями, тянулись ко мне, через стекло.
Палата стала как-то темнее и уже. Тени, скопившиеся в углах, поползли по полу, цепляясь за ножки стульев, кроватей, за щели в полу. За окном зловещий ветер заблудился в ветках дерева, заставляя их шуметь. А может этот шум не за окном? Может, это тени в палате перешептывались между собой? Я стал лихорадочно озираться. Нет, здесь нет никого... просто не может быть, невозможно! Шепот десятков голосов бил по мозгам.
Может, мне просто, кажется? Да, скорее всего. Мой взгляд скользнул по потолку. Тени ветвей образовали там Нечто, с огромной уродливой разинутой пастью. Еще чуть-чуть и оно, презрев все законы, сорвется с потолка и поглотит меня.
Где-то, в бесконечной дали, послышались шаги. Кажется, это в коридоре.
Кто-то идет.
Вот... сейчас.
Сейчас войдет. Я внутренне весь сжался.
Приоткрылась дверь и в палату заглянула медсестра.
- Рома, у вас все хорошо? - Вежливо поинтересовалась она.
- Д-да, - с трудом, контролируя голос, выдавил я. Страх темноты еще не испарился до конца.
- Я слышала, что кто-то кричал.
- Мне кошмар приснился.
- Спите, Рома. - Вздохнув, сказала она.
- Не закрывайте, пожалуйста, дверь, - решившись, попросил я.
Она ушла, оставив приоткрытую дверь. Полоска света, шириной в ладонь, находилась, примерно, в полуметре от моей кровати. Я смотрел на нее и размышлял, интересно, а часто ли пациенты, которым двадцать два года, просят не закрывать дверь?
Раньше, я никогда не боялся темноты, а сейчас гляжу на свет, словно утопающий держится за веревку. А есть ли такая же полоска света в моей жизни? Я попытался вспомнить. Наверное, детство - время, когда чувствуешь себя счастливым, а все вокруг создано только для тебя, и оно прекрасно и красиво. А дальше? Дальше, это удлиняющиеся тени, когти и уродливая пасть, которая раскрывается все сильнее.
По-моему, больше ничего светлого не было. Все остальное время было бесконечной борьбой. Борьбой с тенями. Я не могу их победить, у меня остаются силы только сопротивляться и оттягивать их пиршество над моим телом.
Полоска света... что-то живое, дающее надежду...
- Эй, Ромка, вставай! Просыпайся.
Медленно открываю глаза, во рту какая-то неприятная сухость.
- Который час? - Хрипло спросил я.
- Полдевятого, - любезно сообщил сосед.
Сегодня что-то было не так, какие-то неуловимые изменения пронеслись по палате. Может, это от ночных кошмаров, или просто, мое больное воображение. Я попытался отогнать это странное ощущение, не получилось. Незримое присутствие кого-то третьего в палате, никуда не исчезло.
Принесли завтрак, Алексей с видимым удовольствием накинулся на толченку со странной квадратной котлетой. Я лишь кисло, мельком, взглянул на свою порцию. Есть совершенно не хотелось.
- Послушай, Ром, - прожевывая очередной кусок геометрической котлеты, сказал сосед. - Конечно, это не мое дело, но почему, когда зашла эта девочка - Эльвира, у тебя было такое лицо, будто ты лимон съел.
- Не люблю детей, - буркнул я.
- Но, когда ко мне приходят внуки, я заметил, ты улыбаешься.
- Слушай, ты прав, это не твое дело, - отрезал я, собираясь прекратить этот дурацкий разговор. Но сосед в это утро оказался настойчив.
- Ромик, ты пойми, если она чеченка, то это не значит, что она виновата во всех смертных грехах. Это просто ребенок.
- Дети на многое способны, - думая о своем, сказал я.
Зашла медсестра с лотком, дала Алексею таблетки и сделала мне укол . Я привычно уставился в потолок. Не родившаяся боль обиженно смотрела на меня из огромной дали... бесконечной дали...
Он просто не знает, что такое чеченцы. Какие это звери. Мужчина-террорист подкладывает бомбы в супермаркеты, женщина рожает ублюдка-ребенка, который взяв пистолет, идет к ближайшему блокпосту и стреляет в молодого лейтенанта. А потом, единственный снайпер-солдат, под дулом своего же соотечественника, вынужден стрелять в этого восьмилетнего пацана. Я вспомнил удаляющуюся фигурку в прицеле винтовки, крики командира, и его пистолет у моей головы. Он меня убеждал, уговаривал, угрожал и кричал, что я должен выстрелить. Но я не мог, ведь это был ребенок.
Но в итоге, мой палец нажимает на крючок, и я вижу, как он, нелепо раскинув руки, падает лицом вниз. Потом мы сидели с командиром вдвоем, и пили водку. Пили много и долго. Он мне объяснял, что если бы я не убил этого звереныша, он бы продолжал убивать наших. И вообще, неизвестно, сколько у него уже на счету.
- Понимаешь, Ром, - говорил захмелевший командир, - этим выстрелом, ты убил двух зайцев... или чеченцев, - он громко заржал, довольный собственным каламбуром. - Во-первых, ты отомстил за Гришку, хороший был мужик, правильный. Во-вторых, этот пацан продолжил бы убивать.
Потом мы немного побуянив, завалились спать.
Но старик этого, слава Богу, никогда не узнает.
Весь день прошел как обычно, нудно и скучно. Пару раз заходила медсестра, спрашивала о самочувствии. Я ей говорил, что мне стало лучше, хотя это и было не так. Она все еще надеялась меня уговорить, принимать еще лекарства, но я, как обычно отказывался. Не хочу, мне и укола хватает.
Часов в шесть она опять зашла, наверно, выдалась свободная минутка. Я смотрел в потолок, на образовавшуюся парящую чайку, и игнорировал девушку. Вздохнув, медсестра подошла к Алексею. Присев на стул, она стала тихонько с ним разговаривать. Старик был рад общению, это не то, что вытягивать из меня слова и выслушивать грубости в ответ.
- А что с этой девочкой, Эльвирой? Чем она больна? - Вдруг спросил Алексей.
- У нее почки отказали... обе, - опустив глаза, сказала она.
- И что?
- Если отказывают почки, то пациенту постоянно проводят гемодиализ. Очистку крови. Но это временная мера, здесь нужна пересадка.
- Давно у нее почки отказали?
- Уже второй год пошел. Думаю больше трех, она не протянет. Организм у нее слабоват
- А что, доноров нет? - Удивился Алексей.
- Трансплантация зависит от многих факторов, в том числе и от группы крови. У нее очень редкая кровь, третья, отрицательная.
Я продолжал с каменным лицом смотреть в потолок.
- Люди с такой кровью редко встречаются, и еще реже умирают.
Я не заметил, как уснул под их разговор, с неясным чувством тревоги.
- Деда, деда! Привет, как ты?
Я проснулся от радостных детских криков. К Алексею опять пришли внуки, Лена и Валентин.
- Здравствуйте детки, - нежно улыбаясь, сказал старик. - А где ваши мама с папой?
- Они на работе, но сказали принести тебе вот это, - сказал мальчуган, поставив на тумбочку объемный тяжелый пакет. Сверху были видны апельсины.
Любят дети своего дедушку, это сразу видно, приходят к нему, почти каждый день. Вообще к Алексею много людей приходит, веселый он, общительный.
Дети продолжали весело щебетать со своим родственником, когда вошла Эльвира. На лице, как обычно, широкая улыбка. Ее волосы были аккуратно заплетены в две косички, с большими бантами. Увидев, что у нас гости, она замерла на пороге.
- Эльвира, проходи! Чего встала? - Улыбаясь, поманил рукой Алексей.
Я заметил, что Лена и Валентин перестали улыбаться. И я прекрасно понимаю, почему. Алексей представил их друг другу. Дети продолжали молчать.
- Я наверно, попозже...
- Покажи, что это? - Бесцеремонно перебив Эльвиру, сказала Лена, ткнув рукой в альбом.
- Это мои рисунки. Хочешь посмотреть?
Девочка, улыбаясь, протянула его, Лена резко выхватила, и начала, сильно дергая страницы, листать альбомные листы. Валентин, пристроившись сбоку, заглянул через плечо сестры.
- Фу! Какое уродство! Лена, как ты можешь смотреть это? - Брезгливо сморщившись, сказал мальчик.
- Ничего ты не понимаешь в чеченском искусстве! - Издеваясь, произнесла Лена. Ее глаза со злобой сверлили Эльвиру.
- Дети, прекратите!! - Грозно сказал Алексей, приподнимаясь на локтях.
И тут Лена кинула альбом.
- Ой! Прости, Эльвира. Он упал, - улыбаясь, сказала она.
Валентин наступил на него и пару раз провернул ногой.
- Что же вы делаете?! - Закричал Алексей, пытаясь встать.
Эльвира заплакала, закрыв лицо руками, а дети, продолжая смеяться, топтали альбом.
- Чеченская дура! - Весело воскликнула Лена.
- Тебе только место в цирке, черномазая! - Поддакнул ей Валентин.
Господи, если я так же смотрюсь со своей дурацкой ненавистью... мне стало противно. Противно и стыдно. Алексей был прав, это всего лишь маленькая девочка. Вместе с пониманием такой очевидной истины, пришла и решимость. Теперь я знал, что нужно делать.
Перед глазами замелькали темно-красные круги и заболела голова. Вспомнились слова доктора, который говорил, что мне опасно напрягаться. Но вопреки его рекомендациям, я продолжал подниматься. Это было важно. Первый шаг резанул весь организм, второй дался гораздо легче. Нет, только не упасть, идти.
Увидев меня, дети замерли и замолкли. Да уж вид у меня еще тот. Мешки под глазами, бледное осунувшееся лицо, редкие полуседые волосы, торчащие во все стороны, шаркающая пошатывающаяся походка, и красные глаза. Я криво усмехнулся. Дети, вздрогнув, невольно сделали пару шагов назад. Замер Алексей в своей безуспешной попытке встать, затихла Эльвира.
В полном молчании, я подошел к грязному мятому альбому и с трудом нагнувшись, поднял его. Теперь предстоял обратный путь. Боль стискивала мою голову горячими когтями. Кровать стала бесконечно далека. Наконец, через несколько часов, или минут, а может секунд, падаю в ее равнодушные объятья.
- Иди сюда, покажи мне, пожалуйста, свои рисунки. - Через силу улыбаясь, сказал я Эльвире.
Девочка медленно подошла ко мне и села на кровать, я открыл первую страницу. Не обращая внимания на отпечаток ноги и мятость листа, стал смотреть на рисунок. Там была нарисована смешная фигурка в платье, она широко улыбалась.
- Это кто? - Спросил я.
Голова запульсировала сильнее. Вошла медсестра, Алексей тихо начал с ней говорить. Тени прятавшиеся в углах, потянулись к моей кровати.
- Это, м-моя мама, - чуть заикаясь, ответила Эльвира.
Я перевернул страницу, там был нарисован мужчина, он тоже улыбался.
- А это? - Выдавил я из себя, слова дались с трудом, раскаленные когти с силой впились в мозг.
- Это, мой папа, - сказала она.
Я до хруста стиснул зубы. Терпеть, еще чуть-чуть.
- А... это, наверное... ты? - Шепот, похожий на змеиный, выполз изо рта.
- Нет, это моя подруга, Айсель, - ответила девочка, тревожно посмотрев на меня. - Вам плохо?
Подошла медсестра, я кое-как разглядел ее.
- М-марина... у меня... хорошие почки, - сказал я. Она чуть кивнула, хорошая девушка, понятливая.
Альбом стал невыносимо тяжелым, я больше не мог его держать. Глаза бессильно закрылись. Накатила тьма, вместе со своими слугами - тенями, но теперь я их не боялся. Мне не нужна полоска света, теперь я сам был светом.
Мой мозг умирал, раковая опухоль разрывала когтями остатки разума, но сердце все еще перекачивало третью отрицательную группу крови.
А почки мои в порядке, это я знаю точно.
- Эльвира, детка, как ты себя чувствуешь?
Мама обняла свою любимую, единственную дочку.
- Хорошо, мамочка - сказала маленькая девочка, которая лежала в постели.
Она все еще была слаба после операции, хоть и прошло много времени. Врачи, со страхом, постепенно увеличивали защитные силы девочки, но, удивительно, почки до сих пор сидели в ней, как родные.
Над кроватью Эльвира попросила повесить один рисунок, маленькая девочка держала за руку высокого тощего мужчину. Обоих украшала широкая радостная улыбка, а над головой светило солнце. Сверху, аккуратным детским почерком, было выведено: