Летнее солнышко проснулось, засияло над сонной землей, скользнуло лучами вдоль улиц большого города, отразилось от нарядных витрин, от брусчатой морстовой, от лакированных боков машин с яркими клаксонами, и полетело дальше - за город; там оно заглянуло в открытые окна вилл и шато, пощекотало лучами сонные физиономии буржуа и их подружек, заставило чихнуть пару-тройку степенных нотариусов, и сладко зевнуть пяток милых лореток; и лишь потом устремилось дальше, на запад, к Нормандии и Бретани, и еще дальше - к мучномордым англичанам, к "файфоклокам", котрые и спят, и пукают - все по расписанию...
Но Лешка солнышка не видел - и хорошо. И не стремился он его видеть.
Эти самые утренние лучи основательно прошлись по небольшому уютному домику, носившему импозантное имя "Шато-Нуар". В результате проснулись многие: и те, кто обязан был проснуться спозаранку, и те, кому можно было нежиться до полудня. На кухне что-то аппетитно зашкворчало, запахло кофе, у входных дверей Шато нарисовался рыжий, похожий на престарелую жердь, дворецкий, и принялся меланхолически протирать дверную ручку; зацокали по плиткам террасы каблучки кокетки-горничной, готовившей все к утреннему кофе своей хозяйки, и, наконец, сладко зевнув, проснулась сама хозяйка. Извернулась поаккуратнее, чтобы и из-под одеяла выбраться, и руку, на ее бедре лежащую, не потревожить. Удалось! Пеньюар, чудо батистовое, на плечи набросила, и вперед, на запах свежего кофе, на террасу, где уже должен быть столик, и кофейник, и булочки, и букет маргариток.
И, думаете, чего-то из этого комплекта недоставало? Как бы не так! Хозяйка была дамой милой, и обходительной, но слыла ведьмой; поэтому (чем черт не шутит?) ее старались не злить. Да и, потом, платила она хорошо и вовремя, а это, знаете ли...
Впрочем, Лешка не знал. Он вообще не знал, что это такое - плата. Покормит барин три раза в день - и спасибо. А что ему еще надо? Одежу ему выдают. Пить? Так дед не велел, когда благословлял в дорогу. Так и сказал: "Смотри, Лексей: пить - то барское дело. Курить - тоже. А твое дело - справно службу нести. Чтобы сапоги у Сергей Палыча самые чистые были! Чтоб на весь Париж видно было: не фитюлька местная - сам Дягилев идет!"
Лешка поерзал, устраиваясь поудобнее меж двумя камнями, и запихнул кулаки себе под ребра - так меньше жрать хотелось. Тьма вокруг была - ну прямо таки египетская, хоть глаз выколи. Где-то журчала вода, каменные своды нависали над головой, но ему нравилось. Хорошо, когда темно! Надысь он сунулся было наружу, так чуть не помер: солнце все глаза выело, морда ошпарилась, кожа клочьями полезла с носа. Что за напасть? Да это-то ладно, кабы есть так не хотелось! Кажется ему порой, что кишок уже не осталось - организма сама себя пожрала. А все ей мало. Все еще просит. Да не чего-то, а,... а крови. Лешка прошлой ночью на рынке слонялся, стащил там горсть каштанов жареных, стал глотать их, с голодухи почти не жуя, так - вывернуло! А вдоль мясного ряда шел - голова кругом поехала. Запах-то, мать честна! Кровью пахнет!
И ведь, главное, раньше-то ничего. Раньше он щи наворачивал за милую душу, и блины уважал. А тут... ровно подменили. Что за напасть?
Лешка поплотнее запахнулся в кафтанишко, сцепил зубы.
"Уснуть бы! Да разве уснешь нежрамши. Нет, надо идти. Куда? А куда ноги приведут. Назад-то, к Сергейпалычу, в тепло да сытость, какая дорога? Да никакой, опосля того, что было... Значитца, куда? Значитца, топай, Лексей Савельич, вдоль по прешпекту подземному, авось, куда и выйдешь. Если не сдохнешь раньше..."
Светловолосый и коренастый парнишка, с конопушками по скуластому лицу, вытер кулаком нос, поддернул портки, да и зашлепал вперед по одному из рукавов парижской сети катакомб. Куда - он и сам не знал. Гнал его вперед голод, и надежда, что где-то там, в конце этих жутких темных тоннелей, все кончится. Так и мерещилось: ждет его добрый барин Сергей Палыч, с калачом на подносе и самоваром горячей кро... тьфу ты, чаю!!! А подлые гости сергеичевы, те, что ходят вывертом, пятки вместе, носки наружу - тех всех вон. Нету их, ни одного! Потому как они, конечно, артисты, и птицы важные, но распоследнее это дело - чужих слуг кусать! Своих заведи, да и кусай!
- Вот возвернусь, ужо я на вас барину нажалуюсь, - пробурчал Лешка, и затопал дальше. Там, впереди, что-то светилось, и свет глаза не резал - значит, не солнце. Ну, и на том спасибо. Эх, пожрать бы...
Горячий кофе обжигал розовый язычок ведьмы, согревал дыхание, будил душу, и напоминал, что жизнь все-таки прекрасна. Она тихонько засмеялась. Чему? Ну чему может смеяться счастливая здоровая молодая женщина... всякой ерунде, вообще-то. Меж тем ее любимый Шато-Нуар наполнялся звуками. Часто-часто застучали ножи из кухни - это повар Луи воевал со свиным окороком; за углом Шато щелкали садовые ножницы, это садовник Жан доказывал кустам роз, что мир - это тлен; в гостиной шуршала крахмальными юбками горничная, Адель, и нетерпеливо покашливал за спиной хозяйки дворецкий Патрик.
- Ну, чего тебе, ирландская морда? - недовольно спросила ведьма. Она знала, что Патрик опять начнет нудить, и чего-то требовать. Несносный старикан!
- Мадам, у Вас, внизу, в готическом зале, крысы! - непреложно заявил Патрик. И грудь колесом выпятил. Наверное, крысам на устрашение.
- Как интересно, - лениво протянула ведьма, - и что они там делают?
- Скребутся, - тут же ответил дворецкий, - а еще вздыхают, и просят хлебушка.
- Что? - ведьма едва не поперхнулась кофе. Отставила чашку, и сердито взглянула на слугу. Но тут воздух рядом с ними заколебался, загустел, пошел разводами, и прямо оттуда, из воздуха, шагнула на увитую цветами террасу красивая молодая женщина, в дорожном платье, и с маленьким саквояжем в руках.
- Сестра! - вскочила хозяйка, и бросилась на шею к вновь прибывшей, - какими судьбами? Как я тебе рада! Вот приятная неожиданность!
- Но ты же сама приглашала меня погостить к тебе, в твой любимый Шато...
- Но это было так давно, что я уже и отчаялась...
- Ну вот, я здесь...
- Ах, замечательно!
- Прелестно!
- Шарман!
Далее следовали ахи, охи, милый щебет, и потчевание свежим кофе. Были они в самом разгаре, когда на террасе появился еще один персонаж этой истории - обладатель той самой руки, что нынче утром покоилась на бедре ведьмы. На персонаже находился утренний халат, в руке - чашка чаю, он вошел со словами: "Как спала, до...", но замолк, и отставил чай, увидев, что ведьма не одна.
- У нас гости? Приветствую Вас, сударыня! - улыбка была официально-вежливой, уголки губ едва приподнялись. Но гостья вздрогнула.
- Ну что ты, разве это гости! - засмеялась ведьма, - познакомся, это моя сестра! Дорогая, а это - мой друг!
- Кхм!!! - раздалось от входа. Патрик решил напомнить о себе.
- Отстань! - зашипела в его сторону ведьма, - что за манеры! Нашел время, в самом деле. Да я тебя сейчас прихлопну, как муху!
- Пардон, мадам, - осклабился рыжий, - тут вы обломимшись. Я уж давно мертвый - али забыли, как сами меня оживляли? Зомбей по второму разу не убьешь, не-не. А крысы, пока Вы тут любезничаете...
- Ох! Нет, это просто невозможно, до чего ты распустился! Извините меня, - ведьма виновато развела руками, - я на минуточку!
И вышла.
На террасе наметилась было неловкая пауза, наметилась, да так и не состоялась.
- Так Вы, сударь, значит, друг моей сестры, - сухо сказала дама в дорожном платье.
- Совершенно верно, - подтвердил тот, кивая головой, и с удовольствием допивая свой чай.
- Из разряда тех друзей, что ходят по дому в халате? - в голосе дамы послышалось легкое ехидство.
- Поразительно! - воскликнул тот, - Да вы, оказывается, не только красивы, но и дьявольски умны! Как вы догадались, а? - и он откровенно рассмеялся. Гостья отшатнулась, глаза ее сузились, аккуратные кисти рук сжались в гневные кулачки. Наконец, она взяла себя в руки.
- Простите, можно я задам Вам один личный вопрос?
- Конечно! - он широко развел руки, - сестра моей подруги может задавать мне сколько угодно личных вопросов. Итак?
- Вы вампир?
- Нет, ну, право,... ну, вы меня, эдак, просто разочаруете. Тут и наблюдательности не надо! Да, я вампир, - он зевнул. - Продолжаем интервью?
- Но, пардон, а как же все это? - гостья обвела рукой солнечную террасу, и столик с завтраком, - а светобоязнь, отвращение к пище...
- А, вон Вы о чем! - вампир сделал хитрое лицо, и заговорил зловещим шепотом, - открою вам страшную тайну - вампиры бывают разные!
- Мне на ваши тайны плевать, - сказала дама с ледяной вежливостью, - все вы одинаковы. Я ненавижу вампиров!
- Хотите об этом поговорить? - участливо осклабился ее собеседник, демонстрируя клыки, и пытаясь взять даму за руку, - ну же, доверьтесь мне, сейчас у всех столько проблем!
- Да, Вы правы, пожалуй, достаточно. Извините, но мне пора. Дела, знаете ли. Не прощаюсь - вечером увидимся! - и засмеялся, приметив, как гостья невольно передернула плечами. Потом вдруг, в одно мгновение, обернулся летучей мышью и улетел.
- Хоть бы штаны одел, - брюзгливо сказала дама, и нервно зашагала по террасе, - нет, это просто переходит все границы! Я знала, что моя сестра особа экстравагантная, но чтобы настолько! Вампира ей подавай. Дурочка! Играет с огнем, в самом деле! А если он ее укусит? Я не переживу этого. Она единственный близкий мне человек. И что теперь прикажете, отдать сестру какому-то кровососу??? Да я его в порошок сотру, вместе со всей его вампирячестью. Я его... да я его...
Тут она запнулась. Задумалась. Вздохнула:
- А если эта дурочка его любит? Черт, что же делать?
Пару минут было тихо, лишь каблучок нервно постукивал по каменным плиткам террасы. Наконец гостья хмыкнула, достала из своего саквояжика крохотный пузырек, и капнула несколько капель в недопитую чашку кофе.
- Я знаю, как ты любишь кофе, сестрица, - усмехнулась она, - обязательно вернешься, чтобы допить. И хорошо. Именно это мне и надо!
- Да где же твои крысы, Патрик... нет тут никого,... - ведьма стояла посереди большого зала в готическом стиле, что находился под ее любимым Шато, и имел в противоположной от входа стене большую, окованную железом дверь. За дверью этой находились знаменитые парижские катакомбы, и дверь эта была всегда приоткрыта - по приказу хозяйки.
- Тама, у двери, они и шастают, - шепотом ворчал Патрик, - погодите, они еще и весь дом заполонят, попомните мое слово!
- Глупости. Ты же знаешь - на двери заклятие, которое...
- Как же, боятся они Вашего заклятия! - негодующе фыркнул слуга, - крысы, они твари необразованные, в заклятьях не сильны. А вот перегадить все в кладовой - это запросто. Кота надо завесть, а дверь эту поганую - на замок!
- Не тебе решать, какие двери в моем доме запирать, а какие - нет, - огрызнулась ведьма, - и вообще. У меня там кофе стынет. Нет тут никаких крыс!
И повернулась, чтобы уйти. Да так и застыла, расслышав тихое: "Барыня, не прогневайся, третий день нежрамши..."
Вновь повернулась, и наткнулась на синий, светло-синий, как летнее небо, взгляд из тьмы подземелья.
- Ох, - она невольно попятилась, - Патрик, что это?
- Да крысы же!
Ведьма лишь покачала головой, осторожно приблизилась к двери, и негромко окликнула:
- Эй! Ты! Кто ты там? Выходи!
Из тьмы несмело вышел коренастенький, светловолосый парнишка-подросток. Замер на пороге, не смея войти. Потом стащил с головы картузик, поклонился поясно.
- Ты кто такой будешь? - удивленно спросила ведьма. - И что тут делаешь?
- Лексей Савельич я, - несмело улыбнулся он, обнажая клыки. " Вампир!" - воскликнула было ведьма, но парень решительно затряс головой:
- Никак нет, матушка, это Ваша милость меня с кем-то спутали. Ферапонтовы мы. Фамилия такая.
- Мон дьё... - прошептала ведьма, невольно улыбаясь, - какой милый упырек "а-ля-рюсс"! - Как ты тут оказался, дитя тайги?
- От солнца прячусь, матушка. Занемог я, видать, как выйду на свет божий - морда сразу горит. А тут хорошо! Только жрать нечего. Ты бы мне хлебушка, от щедрот души, краюшку, а, матушка?
- Уверен, что ты хочешь именно хлеба? - серьезно спросила его ведьма. Упырек шмыгнул носом, вытер его рукавом, и поднял на "матушку" синие глаза.
- Ну, ведь блинов у тебя нету, правда?
- Нету, - кивнула та, - Патрик, живо пришли ко мне сюда Адель с хлебом, мясом, и молоком. А сам... сходи-ка в кабинет, к месье, и если он дома - попроси у него скляночку. Из личных запасов. Так и скажи: "мадам просила склянку из Ваших личных запасов".
- Чтоб Вас тут, без меня, "это крысо" загрызло? Не пойду! - возмутился Патрик, и возмущался до тех пор, пока Адель, шурша юбками, не появилась в зале с подносом в руках. После этого зомби тут же исчез, а Адель нерешительно затопталась на месте, не зная, что делать с едой.
- Отнеси ему, - опасливо прошептала ведьма, кивая в сторону упыря. Адель сделала шаг, другой, потом пискнула, и опустила... нет, едва не уронила поднос на пол.
- Хоть режьте - не пойду! - плаксиво всхлипнула она, - боюсь, мадам!
- Оставь, Адель, хлеб ему не поможет, - раздалось от входа. В зал спускался давешний вампир, пивший чай на террасе дома ведьмы. Теперь он был в легком летнем костюме от Лапидуса, и держал в руках небольшой хрустальный сосуд с вишневым содержимым.
- Я решил сам отнести искомое, дорогая, - улыбнулся он ведьме, - а заодно и узнать, с какого перепугу у тебя вдруг изменились вкусовые пристрастия. До сей поры ты свежей крови не требовала, а тут...
- Это ему, - кивнула ведьма в сторону Лешки, - он голодный. Ну, не бросать же его, да?
- Занятно..., - нахмурился вампир, и подошел поближе. - Что это за чудо? Ты чей будешь?
- Сергея Палыча Дягилева служилый человек, - с достоинством ответствовал Лешка, надевая картуз. А что? Этот барин ему не указ. Подумаешь, штиблеты надел.
- Кто тебя инициировал?
- Ась?
- Все ясно, - вздохнул вампир-барин, и повернулся к ведьме. - Дорогая, что за странная прихоть? Он же совершенно дикий. Неуправляемый.
- Он голодный, и брошенный!
- Но он опасен! Ты это понимаешь? Это не мопс, и не обезьянка. Это вампир!
- Это почти мальчишка, который в ужасе, который не понимает, что с ним происходит, - запальчиво сказала ведьма, - который постоянно голоден, и который ни капельки не виновен в своем состоянии! Ты сам был таким когда-то, раньше. Вспомни, ведь рассказывал мне, как прятался по подвалам и таскал голубей из гнезд!
Вампир хмыкнул, взъерошил волосы. Потом вздохнул:
- Ладно. Занимайся благотворительностью. Но пообещай мне, что будешь осторожна!
- Я не приглашала его войти, - оправдывалась ведьма, - и, значит, он сюда не попадет. А там, за дверью, пусть себе - кому мешает? Ну, заодно будет за входом присматривать...
- Ладно. Но, извини, я все же скажу ему пару слов...
Ведьма отступила, а вампир подошел поближе, и заговорил во тьму подземелья, в сторону неясной светловолосой фигуры:
- Слушай, ты... пейзанин. Это моя женщина - понял?
- Понял, барин, - раздалось из тьмы, - чай, не дурак.
- И если ее кто-то и укусит, то это буду я - понял?
- Уразумел...
- И если ты, гаврош, не то, что ощеришься - губу только приподнимешь в ее сторону,... я тебя...
- Понял, понял! - забормотал Лешка, не сводя глаз со склянки в руках вампира, - все понял, батюшка, как можно, да чтобы я, да ни в жисть,...- и, мордой в пол - бух! Сергей Палыч такое любил, и этот - клюнул. Задышал ровнее, ведьму свою под ручку подцепил, и, главное, склянку поставил у входа в подземелье. И ушел.
А Лешка единым духом сосудину опорожнил, и - возрадовался. Ах, как славно-то пожрать всласть...
Однако, жизнь налаживалась. Прошло уже три дня, как Лешка прибился к подземным воротам Шато-Нуар. Здесь было темно, сытно, и скучно. Но последнее огорчало Лексея меньше всего. Главное, что раз, а то и два раза в день появлялись или сама барыня, или чернявая вертихвостка Адель. Обычно они приносили квохчущих кур, или голубей в красивых клетках. Не скупились! Но боялись Лешки до дрожи; барыня - та еще не так, а вот чернявка ажно вся лицом менялась, как птицу ему за створки двери совала. Руки дрожали, лицом белела, и порой даже ножкою в замшевом башмачке клетку за дверцу к Лешке пихала.
А как-то раз так и вовсе на пол в зале курицу уронила. Бросилась ловить - не выходит. Ну, Аделька плюнула и ушла. Только от дверей бросила через плечо:
- Не велик барин - сам поймаешь! А то корми его тут! - последние слова слышались уже из-за двери, запираемой на ключ снаружи.
Ну, Лешка не гордый: раз позволили - вошел, с курицей разобрался. Остатки чинно в камин бросил, и полой кафтанишки за собой все подтер. Потом поглазел на затейливую каминную решетку с острыми, будто стилеты, листиками, побродил немного по зале, картины на стенах поразглядывал. Злые дядьки с мечами делали в его сторону сердитые лица, но упырек не дрейфил: дядьки были давно мертвые, а он-то живой. И долго еще будет живой. Сколько - Лешка не знал точно, но чуял: долго....
Потом был пустой день. Никто не приходил, никто не приносил еду, зато сверху доносилось много топота и смеха. Часто слышался громкий веселый голос хозяйки, раздавались слова: "такой день... свадьба моей сестры... я вас!"
Потом была голодная ночь.
Потом опять начался шум, гам, нестройная музыка, смех, тяжелый топот башмаков и цокот каблучков. Слышался звонкий и острый звук ножей, летал в воздухе запах свежесрезанных цветов, горячего утюга, припаленных щипцами волос, духов, пудры, вина и ванили, перца, цветов флердоранжа, устриц, и, даже, квашеной капусты.
Только вот про Лешку, кажется, забыли. Он просидел сутки у приоткрытой двери, терпеливо ожидая подачки, вдоволь наслушался звуков сверху, нанюхался чужих запахов, и, когда раздалась музыка, и в ритме с ней закачался пол, упырек понял - баре танцевать принялись Значит, уже точно не до него.
Вампиреныш вздохнул, и привычно сунул кулаки под ребра. Скукожился весь, свернулся калачом у двери - ждал. Но не спал - из под растрепанной шевелюры поблескивали злые голодные глаза.
Ведьма проснулась глубокой ночью. Она все еще будто парила в каком-то туманном облаке, предметы вокруг покачивались, что было забавно. А еще страшно хотелось пить. Слегка покачиваясь, она отправилась вниз - разведать, не осталось ли там виски, или коньячку... ну, или хоть водички холодненькой хлебнуть, на худой конец.
Внизу было темно и тихо, оплывшие свечи давно погасли, на диванчике, удобно устроившись, похрапывал один из гостей, кажется, барон какой-то... Ведьма улыбнулась про себя, вспомнив вчерашнее празднество. Увы, ее приятель, вампир, не смог присутствовать - какие-то срочные дела. Ей было скучно, но скучать на свадьбе сестры было неприлично, вот она и провела всю эту ночь с бароном. Играя в шашки! Барон хотел играть на раздевание, но потом согласился играть на щелбаны. Теперь он сладко спал, а на лбу его светилась солидная шишка.
- Будешь знать, как с ведьмой играть, - пробормотала хозяйка, и поежилась. Потом сунула руку за корсаж, и извлекла оттуда... шашку. Воровито зыркнула по сторонам, пожала плечами, да и сунула шашку в карман барона.
- И кто теперь из нас жульничал, а, барон?
Однако, пить хотелось. Она обследовала бутылки - виски не было, но нашлось немножко коньячку. Ведьма сделала пару глотков, и вышла на широкий балкон - полюбоваться на звезды с романтическим выражением лица. Однако утренняя свежесть тут же вонзила в нее свои острые коготки, ведьма вздрогнула, поежилась, пробормотала: "Да ну их, эти звезды..." и юркнула обратно, в теплоту дома. И тут взгляд ее упал на кусок тортика, явно отложенный для кого-то в сторонку.
Зачем же вчера она его отложила? Для кого?
- Ах, я не помню... - пробормотала ведьма, и вдруг хлопнула себя по лбу:
- У меня же Лешка некормленый!!!
И, не обращая внимания на глубокую ночь, и пустоту дома, подхватила тарелку с тортиком, и отправилась в подземелье.
В громадном готическом зале, находившемся под гостиной, было тихо и темно, горели лишь несколько факелов на стенах. Будь ведьма трезва, она бы ни за что не сунулась сюда ночью в одиночку. А так... она бодро вошла, цокая каблучками по каменным плитам пола, и весело позвала:
- Лешенька! А я тебе что-то принесла!
Из тьмы зала навстречу ей быстро юркнуло существо - неожиданно верткое, и неожиданно смелое. Наверное, голод заставил его забыть обо всем.
- Леша? - удивленно сказала ведьма, - ты что-то сегодня странный. Иди-ка сюда, я принесла тебе....
Тарелка с тортом вылетела у нее из рук и звонко раскололась об пол, а сама она оказалась опрокинутой навзничь мощным прыжком вампира, и только каким-то чудом ей удалось увернуться от укуса. В первую минуту, от страха, она даже забыла о своей силе - закричала, как простолюдинка, попавшая в лапы злодея.
- Помо.... - и крик оборвался. Горло, сжатое руками озверевшего существа, уже не пропускало ни глотка воздуха. Ведьма поняла, что умрет, если немедленно что-то не сделает. Из последних сил она выбросила ладони вперед, упираясь в грудь упыря. Резкая вспышка... запахло паленым... он взвизгнул и отскочил в сторону - на груди, сквозь прожженую рубашку, виднелись черные отпечатки ладоней. Она перевернулась на бок, пытаясь отдышаться, а смирный до сего часа Лешенька поплыл к ней по воздуху, протягивая лапы, щеря клыки, и бормоча:
- Вкусная хозяюшка..... сладкая.... есть, есть хочу...
- Брысь! - рявкнула ведьма, и бросилась наутек. Но не успела - вампир схватил ее сзади за платье, и резко рванул к себе. Она упала, больно ударившись головой, и расцарапав руку о каминную решетку. Из последних сил, теряя сознание, она отмахнулась от неминуемой смерти, и провалилась в забытье.
Вампир остановился. Вот она, жертва - бери, ешь. Он склонился над ведьмой, жадно обнюхал ее, потом не спеша приподнял ее руку, и слизнул капельки крови, стекавшие из расцарапанного запястья ...
Было уже очень позднее утро, когда пострадавшая пришла в себя. Она лежала в своей комнате, рука перевязана, на голове влажная салфетка. Однако ничего нигде не болело. Ведьма села в кровати - из кресла, что стояло рядом, тут же вскочила Адель. Наверное, ей было велено приглядывать за своей хозяйкой.
- Мадам, Вы должны лежать, - залопотала горничная, - иначе госпожа, сестра Ваша, обещала меня съесть!
- Так-таки и съесть? - насмешливо спросила ведьма, - не бойся, не съест. Подавай-ка мне одеваться.
- Но мадам! у вас рука... и голова...
- У всех руки и головы, - отрезала ведьма, - и ничего, живут. Я в порядке. И лежать не буду - некогда. Куча дел у меня. Одеваться, живо!
Вскоре дом наполнился знакомым властным голосом, и домочадцы вздохнули с облегчением. Жизнь возвращалась в привычное русло. Хозяйка прошлась по дому, заглянула в гостиную, в кухню, и, прихватив Патрика, отправилась далее по дому - отдавать распоряжения. Проходя мимо двери в нижнюю часть дома, она невольно покраснела. Как же глупо все вышло! Да, видимо, общаясь со своим приятелем, она совсем забыла, какими опасными существами могут быть вампиры. Особенно голодные.
- Патрик, Лешку сегодня кормили? - спросила она дворецкого.
Старик замялся, опустил глаза, потом сказал:
- Помер он, мадам. Давеча ночью, как Вы закричали, я услышал. Да и барон как раз проснулся. Ну, он-то при шпаге. Вдвоем мы упыря отогнали и Вас оттуда полуживую вытащили, а дверь-то - на засов. А нынче, утром, я вспомнил, что мальчишка голодный, сунулся туда - а он лежит на полу, весь скрючился, черный, и пена на губах. Вот так все и было.
Он замер и выжидательно взглянул на свою хозяйку.
- Странная и страшная смерть, - тихо сказала она. Дворецкий согласно закивал головой:
- Вот и я так подумал. И доложил про все вашей сестре - вы-то сами без памяти были, а месье все еще в отъезде.
- И что же она?
- Усмехнулась, потом... сказала что-то, я точно и не расслышал, что... кажется,... кхм... эх, мадам!
Патрик решительно поднял глову, и выпалил:
- Она сказала: "Жаль, не тот попался. Но все равно, неплохо!"
- Вот как? Неплохо? - голос ведьмы был почти равнодушен, - что еще она сказала?
- Сказала мне: "Можешь передать сам знаешь кому, что моя сестра ему не по зубам. Теперь ее кровь смертельна для любого вампира. Допивать по утрам остывший кофе иногда очень полезно!"
- Патрик, сделай одолжение, - голос ведьмы был по-прежнему спокоен, - пошли кого-то на вокзал, купить два билета на любой экспресс. Для моей сестры и ее супруга. Она срочно уезжает в свадебное путешествие, куда-нибуть подальше отсюда. Да поторопись!
- Но мадам, - Патрик был удивлен и не скрывал этого, - билеты уже куплены! Еще вчера! Ваша сестра уезжает сегодня, и Адель как раз пакует ее чемоданы!
Прошел месяц. Лето уже заканчивалось, осень еще не началась. По аллее парка прогуливались двое: молодая дама в яркой шляпке, и месье...ну, обычный такой месье.
- Присядем? - сказала дама, указывая на скамью у куста поздних роз. Та была почти пуста, лишь с краю примостился светловолосый мальчишка-подросток, что-то старательно писавший в небольшую тетрадку в твердом переплете. Дама внимательно посмотрела на него, потом вздохнула.
- Если бы Лешка не умер, я бы научила его читать и писать, - сказала она тихо.
"Если бы этот пейзанин выжил, то ненадолго, - хмуро подумал месье, - нападать на мою женщину? Я его предупреждал..."
Но вслух он сказал другое:
- Все еще вспоминаешь своего найденыша? Сколько можно, дорогая. Что случилось, то случилось, твоей вины здесь нет.
- Как ты не понимаешь, - она опустила голову, - я не могу иначе. Мы в ответе за тех, кого приручили. Разве не так, милый?
"Мы в ответе за тех, кого приручили" - какие замечательные слова я только что сейчас услышал!" - карандаш быстро бежал по бумаге, мальчишка кусал губы, торопясь записать мысль. "Знаешь, дорогой дневник, я эти слова запомню. Когда я стану писателем, я обязательно напишу об этом. Но сначала я стану летчиком. А потом..."