Кащеев Алексей Алексеевич :
другие произведения.
Пробы цинизма
Самиздат:
[
Регистрация
] [
Найти
] [
Рейтинги
] [
Обсуждения
] [
Новинки
] [
Обзоры
] [
Помощь
|
Техвопросы
]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Комментарии: 2, последний от 21/09/2009.
© Copyright
Кащеев Алексей Алексеевич
(
kasch@hotbox.ru
)
Размещен: 30/06/2002, изменен: 01/09/2006. 55k.
Статистика.
Сборник стихов
:
Юмор
Скачать
FB2
Ваша оценка:
не читать
очень плохо
плохо
посредственно
терпимо
не читал
нормально
хорошая книга
отличная книга
великолепно
шедевр
x x x
Играл саксофон в переходе.
Мимо текла толпа.
Из метро - и в метро,
Из метро - и в метро,
Из метро - и в метро
Колыхалась она.
И, лаская ногами мраморный пол,
Я средь этой толпы
Не то плыл, не то шел.
И я видел, как клапан упруго взрывал
В белых стенах метро Орлеанский вокзал.
Из метро - и в метро,
Из метро - и в метро,
Из метро - и в метро.
Раздавался навязчивый гул поездов,
И, чеканя реальность, стрелки часов
Метрономом вздымались среди голосов.
Он играл одиноко, как путник в ночи,
Словно камни в витрину, ноты бросал,
И увидел я вдруг: Маргарита босая,
По холодному полу прошла.
Все равно, что стеклянный декабрь звуки глушит,
Что вокруг только холод и снежная пыль,
Что кидают монеты в потертый футляр,
Что течет из-под губ застывающий пар,
Что холодным огнем и гриппозною мглой
Отделен от реальности мир за стеной.
Из метро - и в метро,
Из метро - и в метро,
Из метро - и в метро
Колыхалась толпа.
И, пока Маргарита стояла пред ним,
Он играл в этих стенах задумчивый блюз,
И клубился вокруг фиолетовый дым,
И мерещился в каждом лице Ленгстон Хьюз...
...Четыре струны контрабаса.
Орлеан. Пьяное кабаре.
И в этой серой привокзальной норе
Он играет, и слышит как косо
Свистящим снарядом ложится
Среди галстуков белых и черных рук
Звук, который стремится в прокуренный воздух,
Туда, где он будет лениво ловиться на слух,
И исчезнут минуты, часы и года,
И вокзал станет сер, бесконечен и глух...
...Из метро - и в метро,
Из метро - и в метро,
Из метро - и в метро
Колыхалась толпа...
Все равно-
Маргарита босая стояла пред ним.
Он играл для нее.
В воздухе зимнем, густом и колком,
Звук поднимался из фраз и тем.
Он играл. И горела желтым шелком
На шапочке черной буква "М"
2001
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. ЧАС ПИК.
Вымокший до нитки город,
Весь в ознобе и простуде.
Дождь за тротуаров ворот
Затекает. Ходят люди
Злые, мокрые, больные,
Серость неба, тротуаров,
Посерели мостовые,
И средь улиц и бульваров
Только плесень Эрмитажа,
Да кружочек солнца мелкий,
С чьей короткою пропажей
Все вокруг умрет и смеркнет,
Нарушают эту серость
Чахлых улиц петербургских,
Серых домиков плебейских
И студенток - второкурсниц...
...А в трамвае номер двадцать
Отдавили даме ногу.
Долго дама будет клацать:
"Осторожней, ради Бога ".
МИР, КОТОРЫЙ ПОСТРОИЛ Я
Вот мир, который построил я.
А это- вещица,
Которая в этом мирочке хранится
В мире, который построил я.
А это- та самая высшая сущность,
Которая не пробуждает насущность,
Но и не мешает собой становиться
Той маленькой, жалкой банальной вещице
В мире, который построил я.
А это - рожденная мысль, что уходит
Из мысли в чернила. И в них колобродит
Как будто вино, что смеется и бродит.
В броженьи своем побеждая ту сущность,
Которая и убивает насущность
В вещице, что в мире отдельном хранится.
В мире, который построил я.
А это- душа моей мысли, от боли
Которая рвется по собственной воле.
И нет ей преград. Мысль, которая выше
Чем жизнь, чем любовь, чем московские крыши.
И так получилось, что мысль эта стала
Вселяться в меня. И душа перестала
Себя отличать от той мысли, что бродит
В черных чернилах. И в них колобродит
И прерывает привычную сущность
И покидает тупую насущность
И гордо становится центром столицы
Мира, который построил я.
1999
TAKE THE A TRAIN
Посвящается г.Усть-Катав.
Напевая Дюка Эллингтона,
Я схожу в провинциальном городке.
У деревьев привокзальных кроны
Все в пыли, как в табаке.
Ночь черна, как негры в анекдоте.
Медью труб созвездия звучат.
Нет тебя, меня, души и плоти,
Мысли спят, как спит вагонный мат.
Все в порядке. Простой городок,
Где в кустах ритмичные стенанья,
Где не знают, что такое Блок
И значенье фразы "поле брани";
Где небритый пьяный дворник философски
В пропасть лужи бесконечную глядит,
И где кажется унылым и неброским
Эллингтоновский горячий свинг.
А вокруг лишь степь сквозь ночь желтеет
Монголоидно, разрезом узких глаз.
Там стада овечьи тонко блеют
И играет еле слышный джаз.
Там машины силуэт точеный
Поглощает фар холодный свет,
Там нестройно каркают вороны
И лопочет дворник пьяный бред...
Выйду, и, оставив все в вагоне,
Бросив поезд, уходящий в никуда,
Сяду тихо на заплеванном перроне
И куплю билет на поезд А.
2001
Здравствуй, Хармс!
А меня в эту ночь Зигмунд Фрейд навестил.
Уговаривал бросить читать и писать,
Он меня искушал, голых баб приводил,
Но я им не позволил ложиться в кровать.
А попозже Раскольников тоже зашел-
Продавал мне от дворницкой ключ и топор,
Он совал бахрому мне под письменный стол,
И о святости нес паранойю и вздор.
А под утро, когда я был настороже,
Заходил просто Некто. С клыками во рту.
Тут я понял, что это серьезно уже
И проснулся немедля в холодном поту.
А жизнь продолжается томно и жарко.
Пинают вороны в пыли червяка,
В кафе заедают вино шоколадкой,
А пиво - сушеною воблой. Пока.
Собаки, ослы и коты размножаются,
Селедки плывут по Неглинке в трубе.
По площади Красной медведи шатаются,
И как-то от этого не по себе.
И думалось: "Жизнь так похожа на улей,
А сны - на зависший над комнатой стул"...
Полдня пролежав и устав от раздумий,
Я снова с большим наслажденьем заснул.
2001
Лирическое
Вчера на кухне таракана я поймал,
Поднял за ус его брезгливо над диваном.
Хотел убить...Но посмотрел в глаза
Он мне с укором странным и пространным.
Мне стало стыдно за поступок свой-
Как мог я обвинять его жестоко?
Качал он лишь печально головой,
Тряся своею бородой пророка.
И я сказал ему: "Прости, мой младший брат,
Я сам не раз нуждался в крошке хлеба.
Поверь, сегодня вечером я рад,
Что не убил тебя в порыве гнева".
Он не сказал мне ничего в ответ-
Я понял, что прощенья недостоин.
Не таракана предал я, о, нет!
Я предал всех существ, живущих в горе.
Я посмотрел в его глаза тогда,
И понял, что под корочкой хитина
Скрывается особая среда
Интеллигентного, печального мужчины.
Кому он нужен, коль позволил я
Себе предать его, унизить даже!
И горьких слез раскаянья струя
К глазам моим нахлынула сейчас же.
Я, мягко опустив его на стол,
Сказал: "Иди", перекрестил на счастье,
А он ко мне несмело подошел,
И всхлипнул радостно, у времени во власти.
И он расплакался, а вслед за ним - и я,
И мы сидели до утра, рыдая,
Как маленькая дружная семья,
Как тараканов маленькая стая...