Курсантские общаги в летном училище строили, руководствуясь принципом минимума удобств. Вонючий сортир без унитазов и дверей, умывальник в четыре раковины на сто человек и комнатушки в восемь квадратов, каждая на проживание восьми человек минимум.
А помыться? А постирнуться? А вещички куда сложить?
Ну-у-у-ууу?...
Для вещичек пришлось выделить отдельную ячейку, уплотнив проживающих еще на одно тело в каждой комнатке. Заведующим в ячейке-каптерке сел курсант из солнечного Еревана по фамилии... Собственно, зачем нам его фамилия? У него было замечательное прозвище-кличка - Миллитосян, в составляющие которого вошла часть фамилии и приставка "милли", замечательно отражающая размер ее обладателя. (Сейчас бы сказали "Нано", но тогда Чубайс был еще безвестен). Придется уточнить, что в данном случае к понятию "размер" относился только рост. Остальные важные для молодого мужчины размеры, ну, там, нос, кепка, (простите - летная форменная фуражка), длина острых борзо загнутых на манер турецкого паши концов ботинок были весьма достойной величины.
А? Что? Забыл про самый важный для молодого пилота размер? Ну, если вы про ЭТО? (Краснея) То я не в курсе. Не видел и линейкой не мерял. Давайте примем за аксиому, что у уроженцев солнечной Армении с Этим все в порядке.
Вот как-то спрашивают Армянское Радио...
Извините, заболтался.
Так как насчет помыться?
Для этого в отдалении от общаг была построена баня. Вполне функциональная, дававшая раз в семь дней шанс смыть с себя разящий амбре недельного пота молодого, ведущего физически активный образ жизни, организма.
Итак: "Баня", почти та, по А.Т. или лучше по Ф.Д.
Брезгливо ступая на цыпочках по холодному мокрому бетонному полу, одной рукой удерживая серый оцинкованный тазик-шайку с горкой назначенной стирке одежды и мочалкой-мылом-порошком, я открываю дверь в моечное отделение. Из полутемного проема в нос ударяет смесь из прохладного пара, всех сортов пота, земляничного мыла и порошка "Лотос". Судорожно ищу глазами свободное от жоп, мокрого белья и тазиков место на цементных полках.
Воздух густо колышется бульканьем наливаемой и выплескиваемой воды, громом шаек, витиеватым многоэтажным матом моющихся курсантов.
Среди согбенных над тазиками задниц стирающих, бегает тело, озабоченно заглядывающее за мокрые занятые спины:
- Мужики, вы мой порошок не брали?
- Нахуй мне твой порошок? У меня свой есть, - вежливо огрызаются ищущему.
- А откуда ты знаешь, что это твой? - с надеждой в голосе глупо спрашивает жертва неведомого порошочного вора.
- Бля, вот видишь, я на коробке "М" написал. Это значит М-ой. Вот если бы здесь было "Т" написано, был бы Т-вой. Иди нахуй, не мешай стираться.
- Ну отсыпь, хоть горсть.
- Так и скажи, бля, денег зажал на порошок. А теперь - "отсыпь"?! Иди других проси.
Голый буржуй, владелец меченого Лотоса, отворачивается и продолжает с остервенением стирать в серой пене форменные штаны и куртку.
Как-то никому не приходит в голову подумать о вредности для здоровья стирки едким порошком и мытья одновременно. Как сказали бы сейчас - экология того банного заведения была нивпизду, но тогда мало кто соотносил заморский термин "экология" с ежедневными тяготами жизни в неволе.
Но... Было, было!!! Было светлое пятнышко среди мрачной училищной бытовухи.
С отдельного входа, через дверь, заботливо оббитую лакированными реечками, можно было попасть совсем в другой мир.
Табличка на двери гласила - "Моечное отделение офицерского состава".
Отделением заведовали, передавая его по наследству уроженцы все той же солнечной республики. Холя его, лелея, намывая и начищая, и вполне заслуженно пользуясь за свой непосильный труд благорасположением вышеуказанного в табличке "состава" в виде наличия прав и освобождения от обязанностей.
Но.., вернемся из Рая в преисподнюю.
Вот моется худенький курсантик. Все в нем ладно кроме небольшого ростика, выпирающих лопаток и почему-то загнутой в сторону пиписьки.
- Вовчик, а что это у тебя хуй налево завернут? - интересуется шумный сосед тощего Вовчика.
- Ты его наверно всегда правой дрочишь, вот и испортил залупу, - не унимается осетин. - Ты теперь левой дрочи, а когда выпрямится используй руки попеременно.
- Пошел нахуй, обезьяна! - злобно шепчет Вовчик, еще ниже склоняясь над шайкой.
- Вовчик, тебе к бабе надо. У них дырка прямая. Вмиг все исправится. Да только кто-ж тебе даст? - напоследок разит осетин и отскакивает от летящего в него грязного водопада вперемежку с носками и трусами.
- Вовчик, ебанулся что ли?!!!
- У-ууу, обезьяна волосатая!!!
...
"Рота, в колонну по четыре стройся!"
Чистые курсанты, увешанные мокрыми формой и бельем, лениво собираются в неровные шеренги.
"Ну сколько же, епвашумать, вас ждать нужно?!! Быстро бля, построились нахуй!!!" - ярится старшина.
Его матюги лишь ненамного ускоряют процесс.
Наконец из офицерского отделения появляется пышущий здоровьем, чистотой и саунным румянцем командир роты. Мужик из вологодских. Понимает толк в сауне, пусть даже и армянской. Почему-то его зовут Шпайзер. У майоров так. Имени нормального нет. Или "товарищ майор" или кличка. Хорошо хоть у Шпайзера кликуха не обидная.
Шпайзер - поэт и спортсмен. Отец родной. Почти комбат из песни.
- Ну что, братцы, давайте построимся, посчитаемся и пойдем домой, а то ужин в столовке остывает, - отечески предлагает майор.
Его тихий призыв проникает-таки в заскорузлые, но немного отмокшие после бани курсантские души. Рота наконец строится и под бодрое "Шагом марш!!!" вяло шаркает тапочками в общагу.
Разговор во второй шеренге:
- Армяне там наверно офицерам в жопу дают.
- Ну, не знаю. Наш Шпайзер-то наверняка ар в жопу не ебет... Ой, извините, товарищ майор!..
- Прекратить в строю нецензурно выражаться! - сверкает глазами на нарушителей дисциплины майор, - Может вовсе и не в жопу, может просто сосут.