Давно ли, недавно ли, - говорили, что в Чон-Арыке жили мыслящие существа. Их было немного, и количество их умещалось на пальцах одной руки. Если подойдёте, к примеру, к сидящим на лавочке напротив кафе "Рахат" и спросите: сколько у вас тут разумных? - они, не сомневаясь, ответят: пятеро! Возле "стекляшки" та же цифра - пять. Возле магазина "Дос", "Пятачка" - везде пять. Не знаю, откуда так повелось, но у нас была твёрдая убежденность в том, что "пятеро разумных" бродят где-то среди нас. Своё присутствие они никак не выказывали, но миф, дымка интриги непременно присутствовала. Говорили, что видели этих пятерых возле рощи, кто-то сказал, что они ели яблоки возле его лавочки. Я не знаю, по каким приметам они определяли, что это "те самые" пятеро. О, сколько было ложных тревог! Если бы вы знали! Мы мчались на всех парусах на каждый звонок очевидца, желая застать их за разговорами. Но на месте обнаруживали трындящих алкашей, или плюющихся соплячков. С годами эта вера в разумное во мне лично угасла. Я понял, что это был обычный примитивный чон-арыкский слух, не подкрепленный ничем, кроме злопыхательств, и иногда - светлой мечтой.
В частности, касаясь этого мифа, замечу, что говорили о нашей пятерке всякое. Каждый соразмерно своим фантазиям и комплексам.
Рашид со Школьной был любитель комиксов и всякой мультипликации, он убеждал нас в том, что видел "группу лиц" в костюмах икс-мэнов, вызвав тем самым, в нас искренний и немного гнусный смех. Он не унимался и, развивая слухи своими догадками, говорил, что, скорее всего, эти пятеро по ночам спасают бабушек от воров, девушек от всяких маньяков, "а нашим помогают рамсить". Он был уверен в том, что они обладают экстраординарными способностями, которых хватало не только для чтобы "околдовать гаишника" и "приворожить мента", но и на более сложные задачи. Он почти наверняка знал, что эти "Икс-мены" днём отсыпаются, а по вечерам - "готовы к новым свершениям". На наши колкие замечания: "не стыдно ли им в клоунских нарядах бродить по нашим переулкам", "а носят ли они с собой документы", "говорят ли на русском с акцентом", и вообще, "местные ли они или прибыли из Кочкора" - он зло отшучивался. "О, хотел бы я на вас посмотреть, когда один из них шваркнет по вам электрическим зарядом" - говорил он.
Джаныбек с Онежской сам, "вот этими вот глазами" видел их в национальных нарядах, - "трое были в калпаках, один в малахае, и ещё один в допу", - кричал он, взяв меня за рукав. Зная, что Джаныбек принципиально говорил только на киргизском, и больше всего бесился, когда его имя писали через "Д", этого следовало ожидать. Он убеждал нас, хватая каждого поочередно то за рукав, то за воротничок, то за шею, что они держат в руках кнуты, на плечах у них сидят беркуты, а сами они не слезают с лошадей. Что кто-то из них борец-вольник и даже выигрывал чемпионат страны, другой чемпион по тогуз-коргоолу, есть среди них ещё виртуоз комузист. И едят они, только конину и баранину, и пьют исключительно кумыс и бозо (эу, не кумыс, а кымыз, - говорил он). Над такой пятеркой не сыронизируешь не досчитавшись зубов, но мы как-то опасливо шутили: "и флаги страны, небось, носят с собой", "и, калоши, наверное, фирменные". На что он реагировал вспыльчиво и неуравновешенно, не буду рассказывать как. И тут, согласитесь, было не понятно, какая радость этой "ряженной пятерке" ездить впятером по Чон-Арыку. Но Джаныбек уверял, что они хотят показать себя, "и, в конце-концов, это красиво".
Юра из Южной был уверен, что эта пятерка тайно правит Чон-Арыком, он был сторонник всяческих теорий заговора и закулисных интрижек. Так, он убеждал нас в том, что "эта группа, в составе пяти лиц, в деловых костюмах по вечерам тайком собирается в сельсовете и выверяет вектор развития Чон-Арыка". Не знаю насчёт этого вектора ничего, но судя по нынешнему положению дел у нас - "выверяли" они спустя рукава. Юра, даже таинственно дёргая бровями, по-восточному тонко намекал на то, что не раз и не два присутствовал на их заседаниях. Но, судя по тому, что он рассказывал дальше, получалось, что сидел он на этих заседаниях в наушниках. "Парни не глумитесь, у них агентура, поймают, ночью будете перед ними оправдываться", - шепотом говорил он нам.
Гена с Виноградной - первый, и судя по всему, последний буддист в Чон-Арыке, веровал в то, что эти пятеро являются эманациями будд. Что обозначало слово "эманация", мы не знали, но сердцем чуяли, что что-то нехорошее. "Они архатствующие монахи, и жизнь их есть очищение кармы и приближение сатори", - твердил он нам. Тут было ещё сложнее. Мы не знали смысла слов "архат", "карма" и "сатори", и поэтому домысливали страшные вещи, ведь слово "архат" так созвучно слову "архар". И пред нашими глазами вставало что-то рогатое, обритое налысо и страшно непонятное. "Козлы вы, козлы, вот встретите их возле речки, услышите их мондо и поймёте, что Амитабха реинкарнировал в Чон-Арыке", - говорил он в бешенстве. Но что обозначало это предложение, мы так до сих пор и не знаем, в нём столько новых слов.
Но что и говорить, сколько людей столько и мнений. Те, кто читывал книжки, говорил что-то про музы, а те кто нет, - про "музыков". Нищие верили, что где-то там обитает Джордж Сорос и его переводчики, что он даёт всем беспроцентные кредиты. Богатые знали, что эти пятеро в прошлом - успешные бизнесмены, ушедшие в дауншифтинг. Органы правопорядка боялись, что это подпольная организация, и на своих планёрках мечтали "накрыть" их. И таким образом, постепенно, слой за слоем этот миф, оброс слухами, выдумкой и фантазиями. Фантазиями, которые каждый домысливал для себя лично.
Странное дело, каждый из тех, кто верил в существование могучей пятерки, не отказывал им и в различных слабостях. Ребята, подверженные депрессиям и частым неоправданным спадам духа, говорили, что один из пятерки посещает Умут-эже (местного психолога) и принимает какие-то анальгетики-шпанальгетики. Говорили, что будто бы один из них даже наркоман, посещавший центр Назаралиева. Третий - гопник, вставший на путь праведный. Но не смешно всё это выглядело для тех, кто в них веровал.
Бывает, знаете ли, сидим на лавочке вечерком, после работы и один из наших говорит, - представьте, мы все вот сидим и играем в шашки, а ведь, сколько мужики, полезных дел бы смогли сделать. Даже если вчетвером возьмём по одной лопате и начнём расчищать забитый мусором арык, - и продолжал, - что мол, вот все мы лентяи, что жить никогда хорошо не будем, - и в таком роде. Что, переставляя кости на доске, делаем приятное только себе самим, а стоило бы подумать и о других. Наивные вещи произносились. Ответ зависел от того насколько мы были пьяны. Бывало, нетерпеливые и пламенные товарищи ковыляли к себе домой за лопатой, но, правда, засыпали у себя дома, так и не вернувшись. Дело ограничивалось словами: "давайте", "слабо" и т.д. и т.п. Но чаще, разговор смещался в сторону пятерки. Кто-то говорил, - не то дело, те мужики из пятерки, они, должно быть, не сидят как мы за партией шашек на щелбан. Вот, они бы и арыки расчистили без предоплаты, и дорогу заасфальтировали без разрешения башкармы. Яблоню сухую отрубили бы, чтобы она на дорогу не рухнула. И всё в таком роде. Обсуждать их великодушные, трудовые подвиги мы не уставали. Но сами ничего не делали. Да и что мы могли?
Парадоксальные вещи произносились, кто-то из наших рассуждал, в силу своих способностей, на тему того, чтобы отказаться нам от веры в эту пятерку. Вроде как, "мы, надеясь на них, ничего сами не делаем". Но мы на таких людей ополчались. Кто-то нервно выкрикивал: "Я пашу 12 часов в день, с девяти до четырёх, устаю после работы как конь картонный, какого макарыча я должен расчищать арыки, и тем более перестать верить в пятерку. Неужто ты думаешь, что я согласен свыкнутся с мыслью о том, что этот арык так и останется нечищеным". Мы роптали и соглашались. Как же так, почему это мы должны собственно чистить, когда бог подарил нашему Чон-Арыку мыслящую, действующую, выручающую пятерку? Арыки наши оставались нечищеными, дворы оплёванными, по ночам грабили наших сестёр. Но мы ничего не делали. Пятерка должна была скоро явиться.
Пару раз, возле провонявшей тухлыми яйцами речки Гена-буддист провёл сеансы вызова "эманаций будд". Сеансы эти длились без малого по четыре часа. Но почему-то эманации не являлись. Кто-то заметил: "Мужики, не легче ли нам, восьмерым интеллигентам, надев на руки перчатки, вытащить из речки мешки с мусором, чтоб воняло не так сильно, чем, тупо сидя под солнцем, ждать Божей воли". Но это уже было богохульством. Даже Гена-буддист мог за такое ударить.
Мы вымогали гроши у мелких торговцев, избивали забредших к нам чужаков (приговаривая: нечего вам, господа, здесь делать в столь поздний час) и понимали, что пятёрка бы так не поступила. Нам было немного грустно оттого, что мы не так благородны и великодушны, как они. Вряд ли пятерка, уверенная в своих силах, станет её применять для того, чтобы взять за шкирку Нурчика, торговавшего сигаретами. Мы стыдились своего поступка, но что тут поделаешь, они ого-го, а мы-то - всего пшик обыденный. Кто-то из нас горячился - мол зря мы мужики с того парня куртку сняли, что нехорошо это как-то. Что пятерка, увидь она такой беспредел, непременно расквасила бы наши довольные и бесстыжие морды. На что мы опять роптали и говорили, что "пятерка своих признаёт", и вроде люди мы слабые, подверженные чувствам, и не можем позволить расхаживать по дорогам молодым людям в столь красивых куртках.
Один умник из Северной, сказал дословно: "Каждый из вас, ребята, может стать представителем этой пятерки, всего-то надо делать хорошее, и перестать делать плохое". Это было наивно, мы чуем наивное за километр. Кто-то из наших закричал: "Даже если я разобьюсь в лепешку, меня та пятерка не признает, такими, как они, надо родиться". И это была сущая правда - ведь не обладали мы их способностями. Не "шваркнем молнией", не "зачаруем мента", и нарядов у нас нет национальных. Да и кто из знакомых признает, к примеру, в Акжане Ысыкбаеве по кличке "Зубастик" - того самого? Никто.
Много было всяких накладок. Моя девушка как-то сказала: "А знаешь, Базиль, сегодня ведь 14-февраля, я думала, ты сподобишься хоть на что-то эдакое". Я только переспросил: "А что 14 февраля случилось, войну наши выиграли, что ли, днюха, небось?" Эх, говорит, эх, откуда ж вы такие беретесь, даже на какой-то примитивный поступок не способны, стихи там почитать, спеть чего простого? Я, конечно, ей ответил, что, мол, все эти душевные трепыхания не по мне, что за календарём я не слежу, и вообще, что она имеет против меня? А по поводу стихов и всяких песенок пусть ждёт прихода пятерки, что есть там у них один виртуозный комузист, видимо, он ей придётся по вкусу. На что, незаслуженно получил реплику "дурак", и хлёсткую пощёчину. С чем и остался. Позже пацаны согласились, что я был по всем статьям прав, и уж не моя вина в том, что я родился таким. Пусть товарищи из этой пятерки поют и играют. А мы-то простые, не умеем. Что нас за это корить?
Однажды со своим электоратом встречался президент Чон-Арыка. Вопросы все задают. Он отвечает. Крыша там протекает, автобусы не ходят, арыки не чищеные, собаки во дворах гадят, дороги раздолбаны. А что он? Он ведь тоже такой же человек, как и мы. Сказал, что ждёт пришествия пятерки, работы много - да сделать никто её без пятерки не способен. Грустно говорил наш президент, часто срывался на сюсюканье и уповал на сложившиеся обстоятельства. Он был прав. Мы его не стали тревожить по глупым вопросам, а только спросили, когда она будет - пятерка-то? Ждите, говорит, я им звонил, вот-вот приедут. Потом кто-то спросил, читывал ли он какого-то де Сада. Да говорит, читал, частенько, говорит, читаю, от работы прям отрываюсь, только бы почитать. Вот такой умный у нас башкарма, книги читает часто.
Потом, в одно утро, самая авторитетная женщина в Чон-Арыке - ясновидящая Бурул-эже сказала, что случилась величайшая трагедия в истории нашего кантри. Вот, говорит, покинула нас пятерка, ушла из Сейила. Нет больше у нас ангелов хранителей, все пропадём. Много было плача, страшный воцарился ной над Чон-Арыком. Самат-аке сказал, что не помнит такого со времен смерти Сталина. И действительно - что нам теперь оставалось делать? Кто теперь наведёт у нас порядок? Как они могли нас так предательски покинуть в такой час? Мы им верили, мы их охраняли - а они вот так...
Много было речей о том, что ушли они в Казахстан на заработки, и нашли там приличную работу на табачной ферме. Кто-то убеждал, что они держат СТО в Курдае и вполне способны прокормить себя. Говорили также, что торгуют они арбузами в Астрахани, что штукатурят где-то под Томском. Много вариантов было. Кто-то из наших, кажется Армен, сказал, что "для крутых парней запросы у них оказались невелики, ведь каждый дурак может так". Мы ругались на него - как он мог произнести такое? Но всё же, постепенно приходя в себя, продолжаем ждать "Великолепную пятерку". Кто-то ведь должен навести у нас порядок?