34

Анвал КасИм-Ширин бей

ДЕКАДА

или

Субъективный

Протез

Объективной

Истины

Издание второе, дополненное

ОТ ИЗДАТЕЛЯ

Автор данного текста (или как он сам предпочитает себя называть - Составитель) на самом деле не является профессиональным писателем. Может быть именно поэтому он столь настойчиво отстаивал свой псевдоним - Анвал Касим-Ширин бей, который показался нам несколько претенциозным и даже не вполне уместным в сочинении на украинские темы. Однако автор (то есть Составитель) в данном случае проявил не присущее ему упорство, я бы даже сказал - упрямство, и мы в редакции весьма подивились той жесткости, с которой он защищал этот свой псевдоним, оказавшийся (по его словам) просто его родовым историческим крымскотатарским именем. В конце концов мы - иншалла! Да сбудется по воле Аллаха! (прим. Ред.) - вынуждены были уступить.

ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ

Все имеющие место в данной книге
совпадения имен, ситуаций и событий
с реальными именами, ситуациями и cобытиями
носят случайный характер, вследствие чего Составитель,

в полном соответствии с Дисциплинарным Мониторингом

заявляет, что он не несет

никакой ответственности
за ассоциации по

тождеству, сходству, смежности,
либо

противоположности, могущие

возникнуть в процессе читания

Предисловие ко второму изданию

Так как первое издание "Декады", выпущенное небольшим тиражом, разошлось мгновенно, сразу же став библиографической редкостью, Издателем по согласованию с нами было предпринято второе издание, которое мы предлагаем читателю.

Во втором издании по сравнению с первым добавлены Приложения 2 и 3. В Приложении 2 помещены родословная и творчество С.П.Макогона, знакомство с которым происходит в самый Первый День Декады, а Приложение 3 содержит информацию о критических отзывах на первое издание. Кроме того, в данное издание внесены мелкие редакторские правки. Так, ничего особенного.

Составитель

"Суровые годы уходят

Борьбы за свободу страны.

За ними другие приходят.

Они будут тоже трудны!"

Из революционной песни.

"Кто что ни говори,

а подобные происшествия бывают

на свете, - редко, но бывают"

Н.В.Гоголь. Нос

"...и познаете истину, и истина

сделает вас свободными"

Иоанна, 8, 32.

ПРОЛОГ:ФЕНОМЕНОЛОГИЯ

ФЕНОМЕНА

Таинственное явление

Начало этой истории носит медицинский характер. В поликлиниках, больницах и других заведениях, где, так или иначе, бдят о здоровье населения, сначала были зафиксированы, а затем участились и стали заметными случаи обращения граждан (пациентов, больных) с жалобами на беспричинное проявление тошноты, сопровождающейся рвотой. Связать все возрастающее количество обращений с какими-либо пищевыми отравлениями и вообще вразумительно поставить более или менее определенный диагноз на начальном, поверхностном этапе рассмотрения не представилось возможным.

Первые сведения об этом как всегда ненавязчиво появились в средствах массовой дезинформации: в газетах и по телевидению. Но вскоре и по мере нарастания явления (очень быстро и неизвестно кем названного Феноменом) они исчезли как со страниц прессы, так и с экранов самых разных телевизоров. Разве что некоторые медиаструктуры, профанируя благодать Свободы Слова, продолжали свою неприглядную деятельность по распространению слухов, готовые и мать родную продать ради сенсаций и скандалов. К ним, конечно, принимались меры, но вскоре всякие меры потеряли смысл, поскольку Феномен перерос границы, внутри которых относиться к нему еще можно было недобросовестно.

Феномен же сей, пройдя этапы от любопытства и неквалифицированного, а зачастую предвзятого и даже злобного освещения (его, как всегда, пытались политизировать), до настороженности, замалчивания и изучения самыми компетентными органами, вообще перестал поддаваться локализации путем различных аргументов против СМИ. Тем более, что поверхностное, но яркое освещение непонятного Феномена на начальном этапе стимулировало сходные процессы на периферии, особенно в районах, прилегающих к украинской столице, а также в провинциальных центрах. Медикаментозному лечению - как в сторону улучшения, так и в противоположную сторону - Феномен не поддавался.

Была создана парламентская комиссия "...для изучения, выявления и предоставления рекомендаций по искоренению явления "Феномен" в обществе". С этой целью были выделены денежные средства, часть из которых решительно использовали на обследование нации: Кровь, Моча и Кал народа оказались вполне соответствующими его уровню жизни и представлениям Разных Державных Органов об этой норме. Оставшаяся часть была не менее решительно потрачена на оздоровление нации за рубежом, куда этот Феномен еще не докатился. В публикации списков оздоровившихся, руководствуясь врачебной этикой, было отказано единогласно конституционным большинством.

В борьбу с Феноменом вступили также Внутренние и Другие Заинтересованные-в-здоровье-нации Органы. По ряду случаев были возбуждены уголовные дела, правда, разной, зачастую противоположной квалификации, что, впрочем, связывали с несовершенством Уголовного Кодекса. Но независимо от квалификации все уголовные дела разразились одним общественно заметным мероприятием - массовыми внеочередными проверками самими Органами, а также налоговой и другими инспекциями, инстанциями и санэпидстанциями предприятий, оптовых поставщиков, оптовых рынков, магазинов (причем не только продовольственных), ресторанов, баров, казино, аптек и прочих заведений и предприятий, откуда предположительно мог зародиться Феномен. С сетевого рынка были удалены все зарубежные пищевые добавки. Как провозгласила социальная реклама:

"Нам пищевые добавки не нужны.

Мы не одним бамбуком

И макдональдсами живы!"

Благодаря (а также вопреки) проведенным мероприятиям, удалось увеличить приток ненужной информации, на основании которой пришлось признать необоснованность подозрений на радиацию, аллергию, химическое, бактериологическое оружие и причастность мирового терроризма к использованию всего вышеперечисленного. Неожиданно быстро и как-то сами по себе сошли на нет гипотезы о жидо-масонском заговоре и руке Москвы.

Служба Безопасности весьма настойчиво порекомендовала врачам скорой помощи (а после первой волны освещения в СМИ все больше граждан, не дожидаясь облегчения, сразу же стали вызывать скорую помощь, бдительно сохраняя следы проявленного нездоровья) не только выслушивать и обследовать больного, но и, не стесняясь, заглядывать под диваны, под кровати и т.п., поскольку в соответствующих структурах были убеждены, что именно там и можно спрятать какую угодно гадость.

В итоге бурная и безрезультатная деятельность завершилась перестановкой кадров в Министерстве здравоохранения и ряде других Министерств и Ведомств, руководители которых повели себя неадекватно. Так, например, Генпрокурор неожиданно сделал заявление об отравлении нации и необходимости введения чрезвычайного положения. Близились Судьбоносные События** Судьбоносными Событиями у нас по традиции называют различные выборы различных властей - парламентских, президентских, районных, базарных и т.п. (Сост.), поэтому и в связи с негативной реакцией Запада на это предложение идея была признана преждевременной, а Прокурора, мыслящего столь решительно и перспективно, временно законсервировали на другой ответственной службе. В то же время, в кругах постоянно действующих работников Прокуратуры, МВД и Службы Безопасности неуклонно накапливались факты, не поддававшиеся рациональной интерпретации. Методами самой точной после прогноза погоды науки - статистики, чисто конкретно, путем опроса было сделано то, что не удавалось определить с помощью традиционных анализов. Было установлено то общее, на что пациенты первоначально и вообще изначально не обращали никакого внимания: позывы к рвоте начинались обычно во время просмотра телевизора.

После большой работы, проделанной сначала немедицински-ми, а потом медицинскими и другими научными кругами, было установлено, что телепередачи, при которых происходили эти болезненные реакции организма, так или иначе связаны с новостными программами и главным образом - с появлением на экранах разного рода политических деятелей, обычно действующих достаточно долгий срок и хорошо знакомых телезрителям, по крайней мере, в лицо. На молодых, пытавшихся утвердиться в политике и во властных структурах на волне разного рода кампаний, реакция была замедленной и не такой болезненной, хотя тенденция сохранялась.

Пациентам и реципиентам показывались разные лица, назы-вались фамилии (если реципиент знал только должность) либо долж-ности (если реципиент знал только фамилию). Некоторые не знали ни того, ни другого, но, как они говорили во время собеседований, кто по содержанию изрекаемого, кто по внешнему виду, кто по различным паралингвистическим и эзотерическим параметрам, безошибочно определяли, что это был политик, и даже раздраженно настаивали: "А кто же еще мог такое говорить/нести/выдавать" и т. д. То, что среди пациентов отсутствовали граждане моложе электорального возраста, поначалу радовало, потом насторожило. Ведомство Народного Просвещения не преминуло на всякий случай поставить этот факт себе в заслугу - как конкретный, зримый и ощутимый положительный результат проводимой данным Ведомством реформы наробразования.

Теория Персонижизации

Дальнейшее развитие событий утвердило в обществе научное мнение, которое было сформулировано в виде "Теории Персонижизации Социально-Политической Жизни".

Построена теория была по всем правилам дедуктивной науки, то есть, с выделением исходных понятий и постулатов, с производными понятиями, аксиомами, леммами и теоремами, хотя наиболее крупные методологи признавали, что в основе своей теория была, всё-таки, феноменологической. Основные эмпирические факты, которые привели к концептуальному оформлению и принятию данной теории, были следующие:

1. Феномен проявляется известной реакцией (тошнотой и рвотой) на видеообразы объектов, так или иначе выступающих на политической сцене, причем, большей частью, у субъектов, которые достигли электорального возраста.

2. При непосредственных живых сношениях субъектов с объектами Феномен либо не проявлялся вовсе, либо ощущения, им вызываемые, были ослаблены.

3. Исключение из предыдущего составлял лишь половой контакт - как гетеро-, так и гомосексуальный, при котором симптоматика Феномена достигала максимальной интенсивности, причем с обеих сторон (!). Эта разновидность Феномена получила название S-аномалии.

4. При облучении объектов телеобразами друг друга, а тем более при их непосредственных контактах, даже если они относились к оппозиционным сторонам, Феномен, практически, не проявлялся.

5. В семьях объектов, даже при наличии элементов конфликтности, при их визуализации как в телевизионном, так и живом виде, Феномен также не проявлялся.

Выводы из всего этого были сделаны ошеломляющие: в процессе опосредованного общения объектов с субъектами через все доступные средства опосредования (включая сексуальные) параллельно и одновременно происходил процесс Дегуманизации политической жизни, а именно - Персонижизация действующих политиков.

Вкратце и по-простому это истолковывалось следующим образом: основная масса населения (Электорат - субъекты Феномена) имеют дело не с непосредственными людьми на верху, а с персонажами, опосредованными чем угодно, только не живым общением - с Персонажами (объектами Феномена), находящимися на политической сцене. Встречи с ними происходят, в основном, на экранах телевизоров и на страницах прессы. Предвыборные их явления народу, воспринимаются скорее так, как в былые времена воспринимались встречи с тем или иным известным актером во время гастрольных поездок. (Кстати, возможно, встречи с актерами кино стали менее популярными именно в связи с появлением персонажей более занимательного сюжета в бесконечном сериале под названием "Политическая сцена"). Сей процесс был обозначен как негуманный, потому что переживания народа в данном случае были скорее сродни получаемым в процессе просмотра фильма (спектакля), чтения детектива (эротической литературы), чем имевшим место в реальной жизни. Этим, в частности, объясняется скорее раздражение, чем умиление от пиар-акций фигурантов разной масти и раскраски с детьми, собаками, кошками, пчелами и пр., так как эти сцены воспринимались скорее как тормоз сюжетной динамики, чем очеловечивающая Персонаж характеристика или черта. Все это уже было знакомо по другим сериалам - не таким, правда, бесконечным и беспросветным, а сериалам, где есть герои, от которых у зла все-таки иногда бывают какие-никакие неприятности и которые завершаются в тот момент, когда "наши победили". Трагические исходы в сериалах тоже были понятны и приемлемы: трагедии в кино, и вообще в искусстве, полезны - в отличие от жизни они заставляют задуматься оставшихся в живых. В конце концов, правда в искусстве - это всегда то, после чего наступает конец.

В связи с этим пришлось признать, что подобное восприятие политической сцены таки стимулировало процессы Дегуманизации. А именно: крайние состояния человеческого бытия, переживаемые актерами политической сцены, населением воспринималось, как киночувства - может быть остро, но не долго. Они были преходящи. Закончилась серия, экран погас, опущен занавес и - рождений и смертей, радостей и бед, депрессий и агрессий этих персонажей для населения более не существовало. Правда, при наличии определенной художественной мотивировки происходящего на экране (...на сцене или от печатного слова...) население еще некоторое время могло пребывать под впечатлением. Но с течением экранного времени большинство этих актеров-персонажей приедалось зрителю, начинало выглядеть настолько слабым, что самостоятельно сойти с политической сцены уже не могло. Не помогало даже периодическое появление в сериале зарубежных звезд. А так как население, несмотря на слабую художественность сериала и хилый уровень мастерства исполнителей, не выказывало агрессивности, а было, в силу своего менталитета, более склонно к проявлению терпения, душевной стойкости и молчаливой готовности к новым жертвам, этот внутренний конфликт разразился кризисом подсознания, внешним, ощутимым и видимым проявлением которого и явился Феномен.

Теория была принята практически всеми политическими силами, кроме тех, чье мнение ошибочно. Обитатели политической сцены заволновались.

Развитие Феноменологии вглубь

В ожидании предложений по стратегическим и тактическим планам оперативные выводы, сделанные различными партиями, командами и семьями, были практически одинаковыми - на экранах резко уменьшилось присутствие действующих политиков.

Впрочем, в данном случае теория была ни при чем. Это объяснялось тем, что у граждан, а значит и у Электората, в связи с визуализацией политактеров закреплялся устойчивый рвотный рефлекс, что значительно, если не совершенно, уменьшало их влияние и, главное, перспективы и возможности в грядущих Судьбоносных Событиях. В соответствующих кругах уменьшились и, практически, сошли на нет претензии по поводу непредоставления, отказа и недопущения к экранному времени. Наоборот, появились шуточные проклятия, ругательства, божба и прочая семантико-идиоматическая архитектура, общий смысл которой сводился к пожеланиям: "Чтоб тебя по телевизору в новостях показали".

Это был яркий, но недолгий период расцвета телебизнеса.

Вместо того, чтобы купить четыре машины, три яхты, два футбольных клуба, лишний дом, завод, пароход или, на худой конец, мороженое детям, а бабе - цветы, Элита начала тратить трудом, потом и кровью нажитые деньги на заказ показов по TV своих оппонентов, претендентов и просто хороших знакомых. Тарифы были сумасшедшие, так как включали в себя, по крайней мере, частично, возможные риски телекомпаний по искам потерпевших за моральный ущерб. Заказывали друг друга нещадно. Особенно дорого стоило время в процессе демонстрации художественных фильмов, которые прерывались теперь не для показа всем надоевшей рекламы, а для визуализации непереносимых видеообразов. Бред обыкновенный на экранах телевизоров постепенно вытеснялся чистым бредом.

Но вскоре расцвет телебизнеса пошел на убыль. Во-первых, суды создали прецеденты по неудовлетворению исков потерпевших, а во-вторых, время, необходимое на то, чтобы видеообразы вызвали нужную реакцию организма зрителей, сокращалось не по дням, а по часам, и, наконец, достигло длительности, в которую никакой видеообраз впихнуть уже было невозможно.

Первое время усилилась роль радио. Имущие закупали и без-возмездно передавали в пользование малоимущим радиоприемники. Однако вскоре на многие передачи, а затем и вовсе на голоса, веща-ющие на известные политические темы, реакция стала аналогичной.

Известные и состоятельные политики выставляли операторов - talk-managers, которые могли некоторое время, пользуясь своей безвестностью, говорить без остановки и смысла обо всем, продвигая, между прочим, идеи своих патронов. Но вскоре грязные технологии внедрились и в аудиомир - стало хорошим вкусом нанимать артистов-пародистов, которые неожиданно посреди своих выступлений начинали подражать голосам известных политиков.

Круг сужался.

"Но истые пловцы - те, что плывут без цели" - как высказался один поэт по одному поводу. Все большее значение приобретала пресса, где статьи и интервью деятелей начали печатать без фотографий - они заменялись кратким словесным портретом типа: "Крупная голова, высокий лоб, умные, усталые, добрые глаза" и т.д. Однако тут же стали появляться анекдоты престидижитирующие эти достойные описания. Например: "У армянского радио спрашивают: как вы видите портрет идеального политика?" - Армянское радио отвечает: "Прэжде всэго соврэмэнный полытык - это болшая, болшая и умная голова." - "Ну и?" - "Что "Ну и?"?" - "А остальное?" - "А остальное - жопа".

С печатным словом, таким как интервью, аналитические выступления, программные заявления и прочее, также возникли проблемы - от них стали требовать содержания. Ведь под предлогом общеизвестности определенных идей, явлений и пр. уже давно закрепилась тенденция скользить по их поверхности. Но пока политики многословно выражали свои мысли, пользуясь экранным временем, никто особо не задумывался, о чем они говорят и что все это означает. Говорит, да и говорит. Однако, когда, за неимением других источников, с политической жизнью страны, идеями и планами тех или иных жителей политической сцены стало возможным ознакомиться только на страницах прессы, появились вопросы, которые звучали весьма лапидарно и неприятно: "О чем речь?". Политический промискуитет, пылкие дифирамбы, перемежающиеся со столь же пылкими инвективами, частая перемена мнений и позиций настораживали Электорат, который принимал все это за глубину мысли, ему недоступную. Появилась необходимость в пояснении, расшифровке, интерпретации и проч. Стали массовыми тиражами издаваться "Путеводители по перспективам (дальше - фамилия, партия и пр.)".

В Путеводителях все слова, без которых можно было обойтись, подлежали изъятию. Выражались только простейшие целенаправленные мысли, которые обладали не только политическим смыслом, но и указывали человеку, их читающему и, возможно, их использующему, определенную позицию. В несколько предложений и абзацев они вмещали целый круг идей - глубоких, программных, высокоинтеллектуальных построений. При этом одной из целей было практически не допустить неадекватного восприятия и толкования. Особая функция Путеводителя состояла в том, что он не только выражал что-то, но и уничтожал то, что выражается оппонентами. Многословные формулировки, определения, эпитеты, метонимии и пр. упаковывали, по силе-возможности, в одно слово, которое как бы аннулировало целую совокупность слов; эллиптичность текстов достигла своего апогея. Самое сложное в Путеводителях при таком подходе было избежать большой точности. Она (большая точность) была также опасна, как стало нежелательным и невоспринимаемым привычное ее отсутствие. Указывалось правильное поведение для тех, кто желал приобщиться к благам, декларируемым в Путеводителях, и допустимые его отклонения. Программную окраску Путеводителям придавало не столько значение фраз, текста и контекста, сколько их структура ("Праздник Нужен/Нужен Праздник"; "Наших Очень МногоОчень Много Наших/Много Наших Очень"). Такие сокращения углубляли смысл, и, одновременно, сужали круг вызываемых ассоциаций. Важно было также то, чтобы слово можно было легко выговорить, а фразу повторить. Многое из того, что Электорату не нравилось, переставало быть мыслимым. А следовательно, как бы уже и не существовало в его мозгах, да и в действительности тоже. Возродилась старая добрая профессия политинформаторов - толковиты. В научных кругах не обошлось без споров - из какого источника бьет это народное словотворчество: то ли "толковый", то ли "толкач" или может даже "толмач". Официально их тоже называли. Поскольку пиар-борьба переместилась в значительной степени в сферу филологическую, появились специалисты по вербальному имиджмейкерству - "Разнословы", "Дефиниторы", "Эйфористы", "Каузофаги", "Имманенты", "Запевники", "Этиморасты", "Филиграны" и другие - тонкие стилисты, знатоки инверсий, виртуозы аллюзий, обладающие глубокой парадигматической и синтагматической интуицией и даже техниками сублиминального влияния. Их количество и узкие специализации множились на глазах.

Среди обывателей самой излюбленной темой обсуждения стали "Рвотные рейтинги" политиков: "Меня от этого прямо наизнанку выворачивает!" - "А меня ничего, только есть не могу, когда его вижу или слышу (Но есть все равно без 100 грамм не могу, когда его вижу)". Разные центры также подхватили эту инициативу снизу, регулярно проводя социальные опросы на предмет определения вышеуказанного рейтинга обывателей политической сцены. Большой популярностью пользовались субботние выпуски разных газет, где теперь вместо исчерпавших себя гороскопов, стали печатать рвотный рейтинг. В связи с важной ролью, которую данный рейтинг стал играть в народной жизни, возникла необходимость производить его чистыми руками и холодной головой, поэтому вскоре на право проведения "Рвотных рейтингов" и их публикацию стали выдавать лицензии.

Нужен Праздник!

Теоретическая база изучения Феномена расширялась и, в связи с приближением Судьбоносных Событий, принимала направленность на все более прикладной и даже зрелищный характер.

Так, определенные не слабые политические силы стали на популистскую платформу, которую назвали "Назад к Природе". Имелась, конечно же, в виду социальная природа человека. Согласно этой теории народу нужно было "Хлеба", "Сала" и "Зрелищ". Она имела, как и положено в таких случаях, строго научную основу, базирующуюся на некотором количестве постулатов, важнейшим из коих было утверждение, что самый решающий момент в превращении животного в человека лежит по ту сторону и биологии, и антропологии. И страшное трансцендентальное потрясение, испытанное нашими предками при скачке от животного к человеку - Большой Метафизический Взрыв (в отличие от просто Большого Взрыва, породившего просто Вселенную, и просто Большого Биологического Взрыва, породившего просто Животное), в конце-концов переутомило Электорат и сейчас ему нужен просто Праздник.

Чуткий к подобным теориям политикум среагировал мгновенно: как со стороны власти, так и со стороны оппозиции раздались призывы пойти в народ, чтобы политическая жизнь стала всенародной - как карнавал, где нет ни зрителей, ни исполнителей, где танцуют все!

Не обошлось и без псевдотеорий - порождения кризисных эпох.

Радикальные течения дополняли платформу, настаивая, что неудачи державы в разных развитиях, частично, по крайней мере, есть результат трудоголизма разных ответственных державных и других деятелей: управляющих, заведующих, министров, капиталистов и пр. Основным несамодостаточным аргументом в пользу этого теоретического вывода было то, что нормальные и даже не глупые люди, как по биографии, так и внешне, изменялись, можно сказать, тупели или притуплялись на глазах от такого увлечения деятельностью и работой, ибо работу работали невыносимо. Затраты времени на работу пытались ставить в обратную зависимость от интеллекта трудоголиков, что само по себе было не научно. Ведь, судя по конечному результату, практически все равно, сколько времени затратил тот или иной Заведующий или Управляющий, чтобы чего-то не добиться. Это течение получило в официальной науке название Лэйзеров (от английского Lazy - ленивый).

Со стороны власти платформу осторожно в нейтральных терминах озвучивал Сам Глава-Державы-и-Гарант-Конституции, который говорил, что Он давно знал, что, фигурально говоря, что Его народу Праздник Нужен, тем самым выражая свое положительное, но неоднозначное отношение к платформе. Оппозиция настаивала на том, что она давно говорила, что, говоря фигурально, что ее народу Нужен Праздник, выражая тем самым однозначное и полное одобрение, но противоположное тому, которое высказывал Глава-Гарант. Электорат же понял их поверхностно, в духе натурализма. Однако несмотря на разночтения в понимании термина "Праздник", движение к Празднику началось. Было признано, что "Праздник" следует рассматривать как гигиеническую потребность Электората в отдыхе или, по крайней мере, как позитивное начало в обстановке, становившейся шаг за шагом все более беспросветной.

Теневые финансовые потоки были направлены на организацию праздников, которые принимали самые разные патриотичные формы. Городские бюджеты очень практично пользовались этим ажиотажным спросом: все места, мало-мальски напоминавшие площади или майданы, где можно было поставить импровизированную сцену, были задействованы для проведения разного рода зрелищ. Особой популярностью пользовалось проведение Дней Дураков, Праздников Ослов, где кандидаты жестоко соревновались друг с другом за право надеть дурацкий колпак либо ослиные уши. Политики наряжались в маскарадные одежды, цепляли бубенчики, пели народные песни, танцевали гопака и, только как бы между прочим, заявляли о своих программах. Многие участвовали в этом из чувства долга, а не по велению сердца, многие наоборот. Сюжеты зрелищ, в которых Престидижитация преодолевалась путем Дискредитации, за счет чего достигалась Реабилитация, были самые разнообразные - Разнословы-драматизаторы соревновались друг с другом в изощренности, утонченности и ехидстве. Героями сюжетов становились персонажи любого ранга. Особой популярностью пользовались объекты Феномена. Например: Глава-Гарант начинает выступление, но не может выговорить ни слова, а только трясет руками. Каузофаг, контролирующий Его публичное явление Его народу, после безуспешных попыток подсказать, разгоняется и бьет головой Главу в Живот. Глава, перенесший потрясение столь важной для народа и державы части Его тела, кричит: "Перспектива!". На многолюдных сборищах возродилась уже основательно подзабытая практика провозглашения массами разнообразных речевок. Так, вслед за Запевником, толпа могла часами скандировать изречения типа: "Нас много - разом нас! Нам все по барабану!". И так далее.

Отмеченные празднества имели большой успех у недоразвитой части населения, да и в целом, сосредоточившись на национальных архетипах, страна повеселела - тошнить стало как будто бы меньше. Идя навстречу самым сокровенным чаяниям Электоратной массы, Парламентом был принят "Закон про Сало", что вызвало целую волну патриотических манифестаций в определенных частях страны и дополнительных праздничных мероприятий. Вдохновленная успехом, Элита активно обсуждала и продвигала соответствующие политическому моменту изменения даже и в национальное правописание: предлагалось слово "сало" писать с большой буквы ("Сало"), а слово "Москва" - с малой ("москва"). Вследствие предпринятых мероприятий Электорат так обрадовался, что даже стал в очередной раз готовиться к возрождению нации; в кой-то момент показалось, что он вообще всем доволен... Но вскоре и ему стало неловко: превратившись в этих действах из зрителя в участника, он теперь не понимал, кого благодарить? Не находил у Электората ответ и такой принципиальный вопрос: кто же в данный непростой исторический момент для него важней - политики глубокие или возвышенные?

Бремя этих дивных, непривычных сантиментов было невыносимо, и рвотные рейтинги, приостановившие было рост, вскоре снова рванули вверх - появились высказывания типа: "Хорошие они пацаны/девки, конечно, но как таким дуракам/дурам можно доверять государство?".

Усугубление кризиса и ...

Смутное время неопределенности в выборе средств и технологий воздействия на Электорат толкало участников драмы на неадекватные действия. Появилась тенденция (вытекавшая, по-видимому, из рекомендаций растерявшихся политтехнологов и имиджмейкеров) на покаяние. Политики повсеместно - некоторые сдержанно, некоторые без удержу - начали кампанию, призывая осудить и сузить свою материальную основу.

Те, кто раньше были склонны "для имиджу" ездить на велосипедах, теперь надевали власяницы и публично, обнажая спины, хлестали себя плетьми до кровавых рубцов, предлагая прохожим прикоснуться к их ранам. Прохожие, с трудом сдерживая желание, непроизвольно шарахались от них, предпочитая иметь это зрелище со стороны. Недоумевая, Электорат, тем не менее, сочувственно относился к "подвижникам", так как кровавые рубцы не позволяли упрекать их в неискренности и демагогии, да и попросту возбуждали интерес и разные другие эмоции. В то же время иные утверждали, что это - просто мазохисты, которые просто ловят свой кайф, так что нечего за них так уж сильно переживать. Таким образом, налицо выявился плюрализм и демократический разброс мнений.

Власти со своей стороны тоже не дремали.

Силы правопорядка, преодолев растерянность, беспощадно пресекали действия подвижников из всех политических лагерей, консервативно считая их оскорбляющими общественную нравственность. Впрочем, их действия доказывали, что теперь они, наконец-то и однозначно, вне политики. Уровень доверия к Внутренним Органам поднялся. Вышел запрет также на акции оппозиции, которая собиралась в публичных местах и, выставляя портреты своих оппонентов из провластных структур, медитировала до рвоты, изливая ее на ненавистные портреты.

На вопросы, что же, собственно, происходит?, эксперты-ана-литики глубокомысленно отвечали, что, возможно, данная тенденция будет иметь место и в будущие периоды. А на попытки получить более детальную информацию, они, задумчиво вперив взгляд в даль, мимо собеседника и, так сказать, аккомодировав его на бесконечность, вопрошали: "А вы видели когда-нибудь, как текут реки?"

Чтобы пригасить тревогу общества в связи с происходящим, к выступлениям привлекали светил медицины, философии, пара- и просто психологии, а также других смежных наук. Были сделаны попытки рефрейминга: "Рвотный синдром в том виде, как мы имеем его сегодня, впервые был обнаружен в нашей стране, и мы можем этим гордиться".

"Ну, и в заключение, профессор, пару ободряющих слов... Есть ли у нас шанс?" - "Конечно, конечно, шанс у нас есть, но надежды никакой. Ни современная медицина, ни современная политика сегодня не могут предложить людям какое-то конкретное средство. На сегодня это неизлечимо. К этому нужно просто привыкнуть".

В связи со всем этим у демонстрантов - участников митингов глубоко укоренилась привычка отвечать на каждый кем-либо викрикнутый лозунг дружным громогласным "Ура!!!", или "Ганьба** Ганьба - позор (укр.)!!!", или "Геть*** Геть - долой (укр.)*!!!", или "Вперед!!!", причем реакция эта была не на содержание лозунга, а на некие экстралингвистические факторы, в рамках или с использованием которых данные лозунги выкрикивались. То есть любой из вышеприведенных образцов творчества масс можно было услышать в ответ на один и тот же лозунг - предсказать, что, именно, прозвучит, можно было с таким же успехом, как в игре "чет-нечет" ("орел"/"решка"). Наглые выходки в этом процессе удавались так легко, что наряду с болью, гневом, негодованием, возмущением, а также отвращением и омерзением вызывали нечто вроде общественно-бесполезного смеха.

Запад проявлял повышенный интерес к развитию Феномена. Международный банк реконструкции и развития выделил кредит для его изучения. Сначала Запад спонсировал создание ряда фондов, таких как "Урина Нации", "Желудок Нации", "Кал Нации", "Рвотные Массы Нации" и др., и, преследуя чисто прагматические цели, направил туда также и своих спецов, чтобы не быть застигнутым Феноменом врасплох в будущем, которое могло наступить уже Завтра. После появления и апробации теории, впрочем, бесполезной, фонды стали сворачиваться. Урина, кал, желудочный сок, рвотные массы, а также явления, предшествующие появлению всего этого, перестали интересовать Запад. Сосредоточились на крови и трансплантантах.

Дальше события развивались совсем непредсказуемо: пришлось срочно производить изменения в Законе о выборах, фактически, принимать новый, где выдвижение кандидатов разрешалось не ранее, чем за 24 часа до начала выборов. В Венеции Закон был признан самым демократическим в мире - патриархальные демократии Запада заволновались. Реакция же ОБСЕ и вовсе оказалась парадоксальной, поскольку состояла в безусловном осуждении Феномена как противоречащего фундаментальному праву человека не тошнить без уважительной причины, и столь же однозначном его одобрении как несомненной предпосылки к укреплению демократического начала на данной территории в смысле реализации фундаментального права человека на свободное волеизъявление. Причем семантический анализ данного текста так и оставлял непроясненным вопрос: к чему относить отмеченное волеизъявление - к выборам или рвоте?

Наконец, последним, самым фатальным аспектом явился сек-суальный. Его остерегались даже упоминать публично представители общественных движений - всех без исключения, и вот почему. Ужас-ным последствием Феномена стала упомянутая выше S-аномалия, приведшая к полной невозможности половых сношений членов Элит (и, пардон, влагалищ) с партнерами из Электората и наоборот. Под угрозой оказался даже институт проституции. При этом даже прости-туция политическая - универсальное, проверенное и безотказное еще в недалеком прошлом средство разрешения социальных конфликтов - выказала свою полную недееспособность и бесполезность в новых, Феноменальных условиях. На горизонте забрезжил социальный взрыв в виде революции сверху, снизу и с боков, результаты которой пред-виделись катастрофические. В первое время, как паллиатив, предло-жена была педофилия, но даже в среде самых одиозных и безба-шенных политических сил не нашлось волонтеров, которые рискнули бы взяться за придание ей, так сказать, законных форм. Наступил мо-мент, когда классический вопрос "Кто виноват?", столь любезный Власти в обычной обстановке и обыкновенно разрешаемый наказа-нием невиновных, стал совершенно бесполезным, а вместо него с железной неумолимостью встал другой классический вопрос "Что делать?", отвечать на который нужно было здесь и сейчас.

Запахло концом света.

... и Стратегическая Инициатива с Верху

В сложившейся обстановке, близкой к массовому помешательству, Власть неожиданно для самой себя оказалась способной на осмысленные, можно даже сказать - аналитические действия и выдвинула Стратегическую Инициативу с Верху, поручив под угрозой кадровых репрессалий Минздраву вкупе с тайной полицией прекратить, наконец, валять дурака и провести, черт бы вас побрал, Эксперимент по исследованию Феномена, взяв для этой цели десять субъектов-добровольцев, поместив их в закрытую клинику и подвергнув испытанию по специальной методике с целью изучения рациональных параметров протекания Феномена, включая количественные. Времени на Эксперимент было отпущено всего десять дней - декада. В средствах исполнителей Эксперимента не ограничивали.

Устное же напутствие исполнителям данного задания было такое: "И только посмейте Мне не найти панацею от этого, блин, Феномена! В чем бы последняя Мне не заключалась, блин!".

Вот таким-то образом и произошла завязка этого правдивого повествования.

ИНТРОДУКЦИЯ: ЗОНА

ЭКСПЕРИМЕНТА

Философия Эксперимента и ее имплементация

А именно: в фешенебельной лечебнице - секретном филиале Винницкого дурдома имени Ющенко** Это настоящее имя дурдома, кстати, очень хорошего. (Сост.) , неподалеку от столицы, в жи-вописной местности c выразительным названием Блеваха, в добро-вольно-принудительном порядке были со всех концов страны отоб-раны десять совершенно разных людей - по пяти представителей противоположного полу, имевшие в течение десяти дней подверг-нуться разнообразным исследованиям в соответствии с программой, просмотренной лично Гарантом и неофициально одобренной ЦРУ.

В течение декады эти избранные, находясь на всем готовом, должны были пройти полный курс Эксперимента, который заключался в ежедневных просмотрах различных телевизионных передач на политтемы - как специально подготовленных, так и совершенно случайных, наблюдении Феноменальных реакций, вызванных у испытуемых указанными просмотрами, и определении целого комплекса объективных физиологических и психологических параметров их состояния до, во время и после каждого испытания, весь ход которого фиксировался также и на видео, о чем испытуемые даже не подозревали. Все выделения и вообще все реакции Реципиентов - так стали официально титуловать испытуемых - тщательно анализировались посредством самой изощренной и самой импортной аппаратуры, после чего полученная информация обрабатывалась на самых хороших суперкомпьютерах, какие себе только можно было вообразить в данное время и в данном месте.

Общая методология Эксперимента была возложена на высшее научное учреждение страны - Национальную академию жестянок и проволочек (НАКАЖЕПРО) На украинском языке - НАКАЖЕДРО (Нацiональна академiя жерстянок i дротикiв). Прим. Сост., где были сосредоточены лучшие силы по всем отраслям знания и направлениям науки. Там то и была разработана и быстренько, сразу во всех чтениях проштампована Парламентом Концепция Эксперимента - его общая и частная философия, избранные места которой мы приведем ниже, в качестве характерного образчика научного творчества эпохи.

Однако любовь к истине заставляет нас признать, что правильный путь решения проблемы был нащупан наукой далеко не сразу. И даже наоборот: попытка детального изучения явления "Феномен" на моделях, состоящих из одних жестянок и проволочек - а это был основной метод научного познания, принятый на вооружении в НАКАЖЕПРО, - неожиданно для ученых мужей не дала вообще никакого результата, чем повергла академическое сообщество в смятение, ибо грозила потрясением научной картины мира и разрушением веры в его (мира) познаваемость.

Тогда-то свету и явилась - причем сразу из высших сфер - спасительная Стратегическая Инициатива в виде идеи Эксперимента. И здесь воздадим должное науке, ибо ею в сжатые сроки было достигнуто глубокое, нашедшее свое отражение в Концепции, понимание природы Эксперимента как некоей саморазвивающейся сущности, противостоящей загадочной и безжалостной стихии Феномена.

Упомянем здесь вскользь о двух основополагающих понятиях Концепции - понятиях воистину полагающих ее основы, а именно: Суггестивном и Дисциплинарном Мониторинге. На них, как на краеугольных камнях, было призвано зиждиться все прихотливое, но совершенное здание Эксперимента. Более подробно отмеченные понятия будут освещены в ходе нашего повествования и вы, почтенные читатели, несомненно ощутите ту эвристическую и организационную мощь, коя как бы бурным потоком низвергается из них!

Венцом же Концепции стало доказательство теоремы существования Панацеи как специфической эманации Эксперимента, при соприкосновении которой с Феноменом имела произойти их взаимная аннигиляция, то есть уничтожение. Quod erat demonstrandum! Что и требовалось доказать! (лат.)

Вследствие такого понимания основной идеи Эксперимента, интуитивно угаданной гением Власти, фундаментальной науке была оставлена скромная, но достойная и требующая высокой квалификации роль обоснователей, апологетов и исполнителей данной идеи. И, разумеется, разработка методики проведения самого Эксперимента. Материально-организационное же и конвойное его обеспечение было все-таки возложено на спецслужбы - ввиду массы непонятно-подозрительных и подозрительно-непонятных научных слов и выражений, которыми изобиловала Концепция, а также исходя из никем до сих пор не опровергнутой народной мудрости, что береженого и Бог бережет.

Верилось, что все эти беспрецедентные научно-организацион-ные мероприятия, терминологически поименованные как "Имплемен-тация Философии Эксперимента", ну просто обязаны были привести к отысканию окончательной истины о происхождении и природе корней того зла, коему Феномен было имя, непременному нахождению таинственной Панацеи, а значит и к выполнению одобренных спецслужбами предначертаний нашего глубоко Национального Гаранта и торжеству олицетворяемой Им одноименной демократии, тем более - в преддверии Судьбоносных Событий.

Реципиенты и ...

Ставки были настолько высокими, что Реципиентам объявили, что за ними сохраняются места их постоянной работы и учебы (у кого они были), а также и зарплата (у кого она была), причем Руководство Экспериментом посулило выплачивать еще и командировочные деньги - их суммы вызвали у большинства искреннюю радость и неподдельный энтузиазм.

В Зоне Эксперимента были созданы образцовые условия для труда, быта и отдыха. Классным здесь было все. Выходить же за пределы Зоны и вообще сношаться с внешним миром было категорически запрещено - Реципиентов под расписку предупредили, что охрана получила приказ стрелять на поражение. Тогда-то и стало понятно, что здесь не в кошки-жмурки играют, а занимаются важным, державного значения делом.

Впрочем, кроме, так сказать, материальных к Реципиентам были применены и стимулы морального порядка. Руководство Эксперимента тщательно, подробно и популярно разъяснило, какое поистине всемирно-историческое значение имеет их, Реципиентов, тошниловка в Блевахе, и какое благодеяние родине, нации и человечеству в целом может быть в результате оной тошниловки оказано. А по окончании Декады - внушали испытуемым - получите типа высоких правительственных наград и личную благодарность от Главы-Гаранта, а наиболее активных участников Эксперимента тайным указом причислят к сонму членов-корреспондентов НАКАЖЕПРО. Возможно даже учредят специальный секретный орден - "Герой Феномена" с оформлением при необходимости и соответствующих Чернобыльских инвалидностей и льгот. Все, разумеется, прониклись. Иного выхода у них-то ведь все равно не было.

В Блеваху, в Зону Эксперимента испытуемые были доставлены из столицы на комфортабельном автобусе Службы Безопасности и сразу же препровождены в отлично обставленный холл-гостиную с фонтаном и зимним садом, где их встретил чернявый молодой человек, неуловимо смахивающий на какого-то мелкого, злого и умного хищника с блестящими и как бы ощупывающими и стреляющими глазками. Быстро рассчитав их своим специфическим взглядом на первый-второй и убедившись в штатной комплектности состава, чернявый обратился к нему с такою речью:

- Дамы и панове! Зона Эксперимента рада приветствовать вас в своих гостеприимных стенах! Я - ваш дежурный Куратор. Ко мне можно обращаться со всеми вопросами как научно-производственного, так и частно-бытового, а также лично-интимного характера. Сейчас я позволю себе предложить вам чай и кофе и оставлю на полчасика, чтобы вы успели сделать первое знакомство друг с другом. Желаю приятно провести время! - последние слова он почему-то произнес с насмешливой интонацией, на прощание еще раз пересчитал-перестрелял их своим увлекательным взглядом и удалился. Сразу же после его ухода возникли угрюмые молодые бритоголовые официанты с чайно-кофейными принадлежностями, которые были безупречно расставлены на предназначенной для этого плоскости.

...и их личный состав

А теперь, терпеливые читатели, после такого подробного вступления, Составитель полагает, что назрел момент приступить к перечислению участников сего небывалого в истории мировой научной мысли мероприятия - ведь нам с вами, а вам с ними придется провести долгие десять дней - целую Декаду, целую вечность... Итак, пока в холле смешанное общество субъектов Феномена (они же объекты Эксперимента) готовится к угощению чаем-кофием, позвольте представить их полный список и краткие, драматургические характеристики, которые суть таковы.

СПИСОК И ХАРАКТЕРИСТИКИ УЧАСТНИКОВ

ЭКСПЕРИМЕНТА

1. Петро Кондратович Буряк - потомственный Голова колгоспу** Колгосп - колхоз (Укр.) з Полтавской области. Под именем Головы и проходит по Эксперименту. Рассудительный и флегматичный. Себе на уме и очень знает жизнь. Лет 67.

2. Феня Рюкк-Зак - знойная жительница знойной Одессы. Соображает быстро, как и многие представители ее племени. За словом в карман не лезет (основное качество). Возраст неопределенный - не то 30 лет, не то 50.

3. Пан Хватанюк, Маркиян Рахваилович - житель западного региону родины. Национально свидомый и патриотически озабоченный. Но человек, вроде, не злой. Около 55 с чем-то лет.

4. Алена Славгородская - 19 лет. Медицинская студентка. Крымчанка. Симпатичная.

5. Вольдемар - по комплексу качеств характеризуется как интеллигентный нахал, под каковым девизом и проходит через весь Эксперимент. Фамилия и отчество утрачены. Происхождения неизвестного. Лет 33.

6. Товарищ Маузер, Семен Никифорович - 48 лет. Столичный житель, служащий в Учреждении. Очень неглупый и приличный.

7. Светлана Сергеевна (фамилия неизвестна) - красивая, но только со второго взгляда, женщина. 27 лет. Образования, по-видимому, филологического.

8. Фригодный, Сократ Панасович - депутат одного из ранних созывов. Тоскует по былой неприкосновенности - символу депутатского целомудрия. Настигнутый Феноменом, остро ощущает, что деклассирован. 42 лет. Провинциал.

9. Валерия Александровна - глубокая, но бодрая пенсионерка. Все замечает и анализирует, обладая личной и оригинальной системой анализа. Лет 83.

10. Александра Валерьяновна - очень неглубокая и очень бодрая пенсионерка. Очень любит нравиться мужчинам. Сколько лет - не говорит, по-видимому, 50,5 или Бог ее знает сколько.

Реципиенты (продолжение)

Дальнейшее развитие событий приобрело направление на консолидацию общества. Сначала Реципиенты, не глядя друг другу в глаза, разобрали чашки и начали наполнять их, не проявляя должной организованности в индивидуальном порядке - кофе из кофейника, чай из чайника. Хватило всем. После описанной процедуры, отягощенные приобретенным, они расселись по креслам. "Неправильно это!", - нарушая молчание, вдруг произнес весьма приличного виду мужчина. Он окинул присутствующих убедительным взглядом, словно ожидая возражений. Однако его реплика возражений не вызвала, хотя очень пожилая женщина, практически, бабушка-старушка, с очень добрым выражением лица решилась уточнить: "Простите, что неправильно?" - "Ну, как же! Они должны были нас представить. Так ведь? Или вы не согласны?" - "Так, пожалуйста, я не против!" - "А у меня есть встречное предложение. Предлагаю преодолеть это упущение наших гостеприимцев собственными усилиями", - поддержал разговор, расположившийся у фонтана молодой мужчина, спортивного сложения, хотя явно не спортсмен, с несколько нахальным, но неожиданно умным взглядом пронзительных синих глаз и в довольно потертых джинсах. Собравшиеся, преодолевая притяжение пола, ног, рук, чашек с напитками, начали поднимать глаза и увидели, наконец, друг друга.

- Я - Вольдемар, - раскованно представился молодой человек.

- А по батюшке? - заинтересованно спросил плотный пожилой мужчина - обладатель крупной бритой головы и седых усов.

- Называйте просто Вольдемаром, - подтвердил свою готовность к неформальному общению молодой человек. Отношения налаживались. Присутствующие решились поднести чашки к губам. Это окончательно разрядило обстановку и, демонстрируя разную степень коммуникабельности, собравшиеся начали знакомить друг друга с деталями своих биографий, кто откуда приехал, чем занимаются в цивильной жизни и вообще, как оказались причастными к Эксперименту. Исключение составила лишь элегантная мрачная молодая дама в очках (впоследствии выяснилось, что это Светлана Сергеевна, седьмой номер Списка), которая, молчаливо устроившись в глубоком удобном кресле, столь оригинально игнорировала все адресованные к ней вопросы, что создавалось впечатление, что никто ни с чем к ней и не обращался.

- Знаете, о чем я подумал... - Вольдемар (? 5 по Списку) окинул взглядом присутствующих, определяясь, как обратиться к обществу. После того как было выпито по первой чашке и первое знакомство состоялось, вполне допустимым ему увиделось обращение "друзья". - Знаете, что я подумал, друзья? Наша Зона и вообще весь этот Эксперимент мне чем-то напоминает Ноев ковчег - ну, не буквально, а как иносказание.

- Не думаю, господин Вольдемар, - откликнулся товарищ Маузер (шестой по Списку), - вряд ли эта аналогия здесь проходит. Ведь у Ноя в ковчеге, помнится, находилось лишь одно его семейство, а остальные, извиняюсь, были скоты - каждой твари по паре. А нас здесь, как я вижу, десять совершенно разных человек, а где же, извиняюсь, скоты?

- Дорогой Семен Никифорович - да? я правильно сказал? - с улыбкой отвечал Вольдемар, - не извиняйтесь, это всего лишь алле-гория. Но если ее развивать, то десять нас - и есть Ноево семейство. Правда, пока мы не знаем, кто из нас Ной, а кто - Сим, кто - Иафет, а кто даже и Хам. А вот вся наша обслуга - все эти Кураторозавры, Экспериментаторексы, Персоналодонты, Охранопитеки и так далее - это и есть ... которые "каждой твари по паре".

- Ну, что же вы так уничижительно о наших гостеприимных хозяевах, господин Вольдемар? - отозвалась добрая старушка Валерия Александровна (? 9 по списку).

- В самом деле! Уверен, им неприятно слышать такое ... не политкорректное ваше мнение о них с первого дня, - поддержал Валерию Александровну экс-депутат Сократ Панасович Фригодный (8-й по списку).

- А вы думаете они нас слышат? - заволновалась Валерия Александровна.

- А то? Смысл тогда какой предоставлять нам столько времени для общения? Так что, господин Вольдемар, выражения надо выбирать. Да, выбирать надо! В такие дни имеют уши стены! - осадил протестный пыл, слышавшийся в Вольдемаровой речи, экс-депутат Фригодный. - И не только уши, но и рот. И этот рот может заговорить в самый неподходящий момент!

- Так вы, значит, тоже считаете, что слышат? Я в этом, представьте, и не сомневался. И думаю, не только слышат, но и видят. - подтвердил опасения Фригодного Вольдемар, беззаботно вертя головою по сторонам, как бы в поиске неких сокрытых контрольно-инспекционных устройств. - Стесняться этого не надо. Нас, наверно, будет интересно послушать. Ведь какая наша сверхзадача? Спасти всех их, ну и себя, конечно, от Феномена... от Всемирного, так саказать, потопа. В пределах одной отдельно взятой державы.

- Да, что вы... Вл... Вольдемар, неужели и видят? - не уставая удивляться новой для себя информации, Валерия Александровна со старушечьим кокетством поправила прическу. Студентка (номер 4 по списку) незаметным движением попыталась натянуть юбку на красивые коленки, но материалу было явно не достаточно.

Смущенно улыбаясь, Реципиенты тоже завертели головами по сторонам, а пан Хватанюк (по Списку ? 3) заметил:

- Перш нiж спасати когось, нумо си врятуймо спочатку хоч самi! Прежде чем спасать кого-то, давайте сначала спасемся хотя бы сами! (Пан Хватанюк выражается не на стандартном украинcком языке, а на свойственном ему галичанском диалекте (Сост.))

- А что вы имеете в виду, Маркиян Рахваилович?

- А то, як ви кажете, i iмєю, що, як ви гадаєте?, чим ми тут бавитисмо цiлу декаду? Ото ж бо й воно! Та дай Боже, щоби ми ще за декаду упоралиси з цим ... Експериментом, най його шляк трафить! Це ж за десять днiв тут подурiти можна, якщо ми отак от i будемо сидiти, вирячивши очi одне на одного, прости Господи! А то, как вы говорите, и имею, что, как вы думаете, чем мы себя будем здесь развлекать целую декаду? То-то и оно! Да еще и дай Бог, чтобы мы за декаду управились с этим ... Экспериментом, чтоб его черти побрали! Это ж за десять дней тут сдуреть можно, если мы так и будем сидеть, вытаращившись друг на друга, прости Господи!

- Знаете, а пан Хватанюк прав, - снова включился Вольдемар, - поэтому у меня есть конкретное предложение, - все с интересом обернулись к интеллигентному нахалу. - И предложение это такое. Давайте во время наших встреч рассказывать друг другу разные байки, анекдоты или необычные истории, которые случались с нами, или мы слышали от кого-то. Но - чтобы они обязательно имели отношение к загадке Феномена. Уверен, если порыться в памяти, каждый из нас таких отыщет немало. Главное, чтобы в каждой истории присутствовала какая-то тайна, этакая, понимаете ли, средневековая мистерия. Тогда каждый день мы будем иметь и занятие и развлечение. А для порядку каждый день будем выбирать из своего состава председателя - Голову нашего собрания.

- Неплохая идея! - поддержал Вольдемара Голова Петро Кондратович Буряк (по Списку ? 1). - Но токо ("только"), если первая история, чи то пак, мистерия, будет, господин Вольдемар, за вами. Инициатива, знаете, наказуема!

- Идет! - откликнулся Вольдемар. - Но с условием, что в самый первый день Декады Головою Общества - нашим дежурным Ноем (но только, чур!, не дежурным Хамом!) будете вы, пан Голова. А на следующий день - назначим кого-нибудь другого, и дело пойдет.

Общество - все остальные номера, кроме мрачной дамы, - поощрительно заулыбалось обоим: мол, состоялся контакт, состоялся!..

В отчете о происходившем в день приезда и расселения Реципиентов неизвестным Служителем Эксперимента отмечена способность прибывших к самоорганизации, дана краткая характеристика каждому из них. Невозмутимо черной линией - как линией судьбы, безо всяких комментариев подчеркнуты имена Алены Славгородской, Валерии Александровны, товарища Маузера, Александры Валерьяновны и пана Хватанюка.

А теперь - правда, она же истина

Проницательному современному читателю, отягощенному познаниями в области истории литературы, думается, уже привиделась начинающая набирать силу аналогия с историей, изложенной в далеком прошлом синьором Джованни Боккаччо. Небось, вы сразу уж и подумали, что автор всего лишь сляпал на скорую руку римейк с великого образца. Даже название, похожее на "Декамерон", подобрал - "Декада"!

Ну что ж, этих римейков в нынешние времена уже не избежать. И означает это лишь то, что сама жизнь предпочитает выстраивать свои сюжеты по схемам, уже ставшим классическими, и в которых мы подчас являемся только статистами. Да! история повторяется. Но из этого, к сожалению, отнюдь не следует, что в нашем случае она повторится в виде фарса. Впрочем, трагедии, как ни печально делать подобный вывод, тоже бывают полезны - они, как отмечалось выше, заставляют задуматься оставшихся в живых. Хотя и это утверждение в свете событий новейшей истории начинает казаться сомнительным. Так ли уж и заставляют? И кого? Ей-Богу, не знаю! Скажу только, что сейчас, по прошествии довольно продолжительного времени, когда память о Феномене становится все более легендарной, а неясные слухи о Декаде и об Эксперименте еще продолжают будоражить незрелые умы в различных слоях общества (и это невзирая на то, что Внутренний Мониторинг уже стал нормой нашей жизни!), может быть кому-нибудь эти заметки, а точнее правдивый отчет о решающем эпизоде той Феноменальной эпохи покажется не только занимательным, но и полезным с точки зрения познания объективной истины, дороже которой, как известно, нет ничего на свете.

Что же касается данного конкретного текста, то он, милые читатели, вовсе не римейк, как вам могло почудиться по прочтении вступительных главок. Да и автор данного сочинения на самом деле отнюдь не является таковым, а есть, строго говоря, всего лишь составителем текста "Декады", которому по случаю (а точнее, в силу выполнения неких служебных обязанностей) в свое время попал в руки Отчет об Эксперименте. И - как составитель - я вовсе не ставил своею целью полностью изложить содержание Отчета об Эксперименте - ну, хотя бы потому, что это просто физически невозможно, ибо только сохранившийся текст Отчета занимает более пятидесяти тысяч страниц с графиками, рисунками, таблицами, протоколами общения Реципиентов с Исполнителями Воли Эксперимента и прочей не интересной широкому кругу читателей научной галиматьей.

Кстати, о протоколах. Они, вообще-то, несколько выпадают из массива чисто научных данных и являются довольно занимательной, хотя, увы!, далеко не самой освещенной частью Произошедшего. Сии Материалы (вероятно, в связи с небывалым ростом Свободы Слова), как и многие другие, до настоящего времени так и не стали достоянием широкой Общественности. Поэтому обывательские представления об этой части Эксперимента неполны, а вернее сказать, полны догадок и версий, основанных на отдельных отрывках и обмолвках участников событий, впрочем, участников не самого высокого уровня компетентности касательно научного содержания и методологии.

Часть (далеко не полная) попала в руки участников штурма Зоны Эксперимента (предвосхищая изложение, сообщим, что имел место и таковой) и не была возвращена впоследствии властям, несмотря на то, что статья Уголовного Кодекса, принятая сразу после возобновления деятельности Парламента, освобождала от уголовной ответственности тех, кто сделает это добровольно. Другая же часть стала известна после скандально-неудавшейся попытки реализации Материалов нашим разведчиком американскому шпиону. Как оказалось, наш пытался всучить цэрэушнику материалы процентов на 80 липовые, изготовленные где-то в Киеве на Бессарабке. Хорошо еще, что вовремя пресекли, а то бы скандалу с Америкой не избежать - в ВТО точно бы не пустили за то, что фуфло нетоварное подсунули, и из очереди в НАТО вычеркнули к едрене-фене! Впрочем, именно факт изделия этих документов в вышеуказанном месте и обеспечил поразительно высокий уровень их качества. Не удивительно, что после изъятия упомянутых документов из взаимовыгодного оборота, экспертам пришлось изрядно попотеть, дабы отделить настоящие бумаги от фальсификата.

Но это уже совсем другая история.

Мы же сделали данное предуведомление для того, чтобы читателю, который проявит достаточно интереса и выдержки с целью ознакомления с Материалами, была ясна степень, в которую надо возвести разные домыслы, чтобы они стали правдой. Итак, оставим теоретические вопросы обустройства Эксперимента в покое и вернемся к сути дела. Напомню, что я имел полную возможность детально ознакомиться и даже изучить все материалы Отчета об Эксперименте. Что я и сделал со всем прилежанием и увлечением.

Все это было исключительно интересно!

Но скажу откровенно, чту больше всего меня привлекло во всем этом гигантском Отчете, так это беседы Реципиентов, происходившие в "свободное" время, благо, я имел возможность просмотреть и видеоматериалы сохранившихся бесед. Дело в том, что в их обществе стремительно, в первый же день - день заезда и нулевой день Декады - произошла самоорганизация, о чем имею удовольствие доложить адептам различных синергетических учений, а также авторам Концепции Эксперимента. А именно: при первом же знакомстве участников Эксперимента, один из них - вы помните, это был интеллигентный нахал Вольдемар - предложил обществу с развлекательно-увлекательными целями занять себя рассказыванием историй на Феноменальные с мистическим оттенком темы. А для того, чтобы всему этому предприятию был присвоен какой-то общий порядок, ежедневно выбирать из числа присутствующих нового председателя собрания - Голову, который, в конце дня своего правления, передавал бы бразды следующему, по своему собственному выбору - ну совсем как в "Декамероне"!

Я отнюдь не исключаю, что и сам Вольдемар - а он, как я убедился при просмотре видеоотчетов об Эксперименте, был человеком довольно развитым, делая такое предложение, вдохновлялся примером "Декамерона". Очень может быть! Возможно даже, что он дошел своим умом либо каким-то иным образом догадался о сути Эксперимента. А если так, то он-то и является истинным творцом "Декады", а не только одним из ее героев.

Как бы там ни было, но поскольку собрания Реципиентов увиделись нам наиболее поддающимися литературной адаптации (в отличие от научных данных, содержащихся в Отчете), да и наиболее занимательными в прочетном отношении, то в конце концов мы решились обнародовать именно их. С другой стороны, никто все равно и не позволил бы нам так себе запросто выложить открытым текстом для широкой публики полное содержание Отчета - даже в Интернете, поскольку научно-технические детали Эксперимента до сего времени составляют предмет глубокой Державной Тайны. И приоткрыть ее завесу хотя бы чуть-чуть, хотя бы самую малую малость и в дозволенном Инструкцией объеме нас заставляет лишь неудержимая и некротимая любовь к истине, которая так поразила меня, мусульманина по рождению, в проникновенных словах Иисуса, приведенных в одном из эпиграфов к нашей повести, и которая продолжает беспокоить мою душу уже на протяжении стольких лет.

Вот так вот, друзья, в конце концов и оказалось, что миссия Составителя сводится всего-навсего к упорядочению собеседований Реципиентов, минимальному их редактированию и комментированию. Правда, все Имена (включая Составительское) по требованию Первого Отдела пришлось изменить. Попутно Составитель приносит свои извинения за чересчур длинные и растянутые вступительные главы - Пролог и Интродукцию (их уж точно не было в Отчете!), что объясняется вполне понятной писательской неопытностью самого Составителя и его невинным желанием придать данному тексту форму литературного сочинения. И вот в таком виде, дорогие читатели, вы получаете возможность ознакомиться с подлинной историей Декады.

ДЕКАДЫ ДЕНЬ ПЕРВЫЙ Начался Первый День Декады с мелкого инцидента, если так можно обозначить некую незначительную небрежность в туалете, допущенную Петром Кондратовичем. Голова на несколько минут опоздал, а когда появился, все заметили, что у него расстегнута ширинка и из нее торчит краешек его белой рубашки. Сие было очень трогательно, и весьма сблизило едва начавшихся знакомиться участников Эксперимента (расстегнутая ширинка иногда очень сближает людей). Однако общество с ходу никак не могло сообразить, как бы поделикатнее сообщить Голове об этом пикантном обстоятельстве. Первым нашелся Вольдемар: - Послухайте, Кондратович, а скажить, чи в вашем колгоспе закрывают ворота на скотской ферме, чтобы бычки не поразбегалися? - Ну, господин Вольдемар, конечно закрывают, шо за вопрос! Если бычки поразбегаются, то коровкам, знаете шо будет, ха-ха-ха! - То следите, пан Голова, получше, за вашими воротами, а то наши коровки уже проявляют интерес до ваших бычков. Здесь Петро Кондратович сообразил, что тут что-то не так, и обнаружил вышеизложенный непорядок в своем туалете. - От, его ити! - тихо матюкнулся он и, полуотвернувшись от общества и лихорадочно застегивая пуговицы, деланно напустился на Вольдемара: - А вы шо стоите, Вольдемар? Вы же ж нам должны сейчас рассказ рассказывать, а он стоит! Давай, Вовчик, давай! Ну скоко ('сколько') можно ждать! Вольдемар тонко улыбнулся и приступил к изложению своей истории. Мистерия первая. В которой ин?тел?лигентный нахал Вольдемар зачитывает странное, если не сказать больше, интервью, помещенное в дурацкой газете 'Дорогие друзья и подруги! - начал свой рассказ Вольдемар, - История моя совершенно безумна и вполне заслуживает название мистерии. Однако началась она вполне банально - с чтения газеты, притом дурацкой и с дурацким же названием 'С утра пораньше!'. И кто бы мог подумать, что такое невинное ежеутреннее занятие станет прологом к событиям, не только полностью переворачивающим представления о мире, но и изменившим весь ход нашей жизни! А что это очень и очень похоже на правду, если не сама правда, надеюсь, вы сейчас убедитесь. В то утро, августа 13 числа, я, как обычно, просматривал (находясь в нужном, надо признаться, месте) 'С утра пораньше!' - одну из двух бесплатных газет, регулярно обнаруживаемых мною в почтовом ящике. Второй была такая же бесплатно-бульварная 'Добрейший вечерок!'. О том, чтобы покупать газеты или еще хуже - подписываться на них, я забыл уж более как десять лет тому назад. Так вот, просматривая 'С утра пораньше!' как обычно - то есть с конца (номинантки конкурса 'Лучшая попа месяца', анекдоты 'Не в тему', астрологический прогноз и советы 'Как поскорее заработать ваш первый миллиард долларов'), - на тринадцатой странице я обнаружил напечатанное под руб?рикой 'В мире науки', нелепо смотрев?шейся в таком малореспектабельном издании, весьма необычное интервью. Необычность была видна сразу, она находилась прямо на поверхности - уже в его странном названии 'Чему равно 22=4 или Насколько верна таблица умножения'. В самом деле, ну чему равно дважды два - четыре? и вообще, что это за идиотский вопрос? - и я углубился в чтение. Чтобы не вызвать у вас, дорогие коллеги и мужики, ну и, конечно, бабы и девки, самомалейших сомнений в правдивости моих слов, я прочитаю вам текст интервью полностью. С этими словами интеллигентный нахал, нахально улыбнувшись, вытащил из заднего кармана своих видавших виды джинсов аккуратно сложенный и завернутый в полиэтиленовый пакет лист газеты и начал читать: 'ЧЕМУ РАВНО 22 = 4? ИЛИ НАСКОЛЬКО ВЕРНА ТАБЛИЦА УМНОЖЕНИЯ?' Общеизвестно, что наука, бросая вызов так называемому здраво?му смыслу, способна поколебать самые устойчивые и привычные из обы?денных наших представлений. Тому есть масса примеров в истории ее развития. Наука смело вторгается в наиболее запретные области, и то, что еще вчера нам казалось очевидным, сегодня предстает как невероятное и наоборот. Вашему корреспон?денту удалось посетить один из последних секретных ('закрытых'!) научно-исследовательских ин?сти?тутов в нашей стране, оставшийся еще от прежних времен. До сей поры ни одному представителю, а тем более представительнице журналистского племени не доводилось переступать порога этого весьма необычного учреждения'. В этом месте Вольдемар отвлекся: - Видите, корреспондент-то - баба!, - после чего продолжил чтение: 'Необычность слышится уже в его названии - Институт экспе?ри?мен?тальной матема?тики - ведь до сего времени мы были убеждены, что математика - наука сугубо теоретическая, истины ко?торой откры?ваются чисто логическим путем. И вот - экспериментальная матема?тика! Что бы это могло зна?чить? Ниже мы публикуем интервью с директором Ин?ститута эксперимен?тальной математики. Мы называем его здесь профессором Иваном Ивановичем Доктораго, хотя сразу же признаемся, что имя это условное, по?скольку одним из строгих требований к нашему интервью было не разглашать фамилий, адресов и прочих конкретных вещей: режим есть режим! *** К. Уважаемый Иван Иванович, расскажите, пожалуйста, в дозволенных пределах о тематике Вашего института. ИД. Извольте, вкратце. Основное направление наших исследо?ваний - установление экспери?мен?тальным путем, насколько соответ?ствуют действительности математические истины. Более точно или, если хотите, научно: разработка теоретико-методо?логических основ и получе?ние на их базе экспериментальных данных относительно степени онтоло?гической достоверности фактов математики. К. Действительно научно! Но ведь мы еще со школы знаем, что математические факты, как вы их назвали, незыблемы и являются продуктом чистого мышления, которое в форме логики и служит критерием их истинности. ИД. Это не совсем так. Не будем забывать, что 'чистое мышление', о котором Вы упомянули и ре?зультатом которого являются, в частности, истины математики, являет собою весьма сложный конгломерат психофизических процессов, происходящих в голове человека и при обменах информацией между людьми, а также между людьми и окружающей средой, в том числе - Космосом, то есть всей той субстанцией, которая формирует ноосферу - сферу бытия разумного. Фундаментальным свойством этой субстанции есть ее принципиальная 'нечеткость', а одним из проявлений последней (кстати, довольно хорошо известным) является вероятностное, 'случайное' поведение практически всех достаточно сложных систем. К их числу относятся и системы, имеющие математическое происхождение. К. То, что вы говорите, звучит невероятно. Я ничего подобного не слыхала в своей жизни. Неужели, то, что вы нам сообщили, относится даже к таблице умножения? ИД. Представьте, именно так, как вы сказали. Но, к счастью, мы можем с уверенностью утверждать, что таблица умножения выполняется с очень высокой точностью. К. То есть, я не ослышалась: она справедлива не абсолютно, а всего лишь 'с какой-то точностью'?! И вы можете это доказать?!?! ИД. Вы не ослышались и дело обстоит именно таким образом. Нами довольно давно, еще в 1986 году, было проведено экспериментальное исследование степени точности таблицы умножения. Оказалось, что она не абсолютная, хотя, как было сказано, очень точная система, возможно, предельно точная из всех известных науке на данный момент. Проведенные нами эксперименты показали, что она выполняется с точностью до стомиллиардной доли процента. Такой точности не знает ни одна из существующих теорий! К. Если я правильно поняла, то в вашем институте установлено, что дважды два уже не четыре, а, скажем, три, пять или, к примеру, три с 'хвостом' или четыре с 'хвостиком'? ИД. Это - грубо говоря. Если точнее, то на 10 миллиардов миллиардов испытаний (это число выра?жа?ется математическим символом 1019 - десять в девятнадцатой степени) экспериментально детектировано всего 2 - 3 случая, когда 22 = 3, 9999999999999999999 и всего 7 - 8 случаев, когда 22 = 4,0000000000000000001. Кстати, причина такой асимметрии непонятна до сих пор, возможно, это проявление какой-то фундаментальной, но неиз?вест?ной нам закономерности. Существуют гипотезы, что это может быть связано, например, с расширением Вселенной. К. Потрясающе!! Но вы сказали, что исследования были проведены в 1986 году. Мы знаем, что это за год - год Черно?быльской катастрофы. Может быть и ваше исследование как-то связано с этим событием? ИД. Не стану скрывать, мы получили это задание, когда и многие другие научные организации были 'оза?да??чены' на предмет выяснения дей?ст?вительных причин аварии на ЧАЭС. Ведь эти причины, по сути, достоверно не установлены и до сих пор. К. И каковы результаты ваших исследований? ИД. Понимаете, существующие методы не позволяют точно локализовать в пространстве и времени факт нарушения того или иного математического факта, простите за тавтологию. В лучшем случае мы можем лишь оценить вероятность такого нарушения. В данном случае наши методы позволяют сделать вывод о том, что вероятность относительно упомянутого вами события является необычно высокой, я бы даже сказал, аномально высокой. К. Но ведь аварии случаются не только на ЧАЭС, а также и на других рукотворных, созданных человеком объектах. Не следует ли из вашей теории, что и в ряде других катастроф 'замешана' неправильность таблицы умножения? ИД. Вопрос поставлен, в принципе, правильно, хотя, на мой взгляд, несколько упрощенно. Действительно, причиной многих техногенных катастроф могут быть сбои, а точнее девиации математических структур, положенных в основу расчета конструкций объектов техники и технологий. Ведь при их конструировании, как известно, применяется не только таблица умножения, а и целый ряд других весьма изощренных математических дисциплин - теория функций действительного и комплексного переменного, дифференциальные и интегральные уравнения, различные алгебраические структуры и многое другое. Эти концептуальные построения в гораздо большей степени, чем арифметика, подвержены искажениям, что можно считать установленным вполне надежно. Таким образом, мы теперь убеждены, что немало техногенных катастроф имеют математическое происхождение. К. И все-таки, в голове не укладывается, что идеальные матема?тические построения, теоремы и все такое прочее могут быть 'немного непра?вильными'. Ведь тогда вообще не останется незыблемых истин! ИД. Да, тут мы входим в весьма опасную область. Вы упомянули о логике как критерии истинности математической теории. Это правильно. Но задумаемся, а что такое логика? Ведь по сути - это наука о законах мышления, которые, как мы уже упоминали, реализуются в определенных психофизических системах. Разумеется, что эти законы чем-то сродни законам природы, а последние, вообще говоря, всегда выполняются с той или иной точностью - вот вам 'мостик' к пониманию сути математических несовершенств. К. А не может ли быть так, что в случае те?х?но?генных катастроф в игру вступают другие причины, например неточность вычислений, ошибки проектантов, нарушения технологии - то есть все то, что называется 'человеческим фактором'? ИД. Несомненно, то, о чем вы упомянули, имеет место. Но природа этих ошибок совершенно иная и их можно избежать или, по-крайней мере, попытаться минимизировать. Девиации математических фактов принци?пи?аль??но неустранимы и, насколько позволяет судить уровень наших знаний, они не могут быть уменьшены. По-видимому, существует некий абсолютный предел для точности любых концептуальных построений, в том числе математических. К. Но тогда мы приходим к выводу, что живем в гораздо более ненадежном мире, чем думали до сих пор! ИД. А разве вы этого сами не замечаете? Более того, чем выше уровень техногенности, чем более технологически насыщенной становится наша жизнь, то есть, чем выше уровень технического прогресса, тем более вероятны и математически детерминированные катастрофы. Их характер в отличие от тех, которые происходят вследствие упомянутого вами человеческого фактора, таков, что внешне они выглядят абсолютно неожиданными и ничем не мотиви?рованными. Вероятно, вы читали в прессе сообщения о так назы?ваемых 'автомобилях-убийцах', так вот, подобного рода поведение технических систем (а таких примеров уже зарегистрировано сотни) можно объяснить только с позиций нашей теории. К. И еще такой вопрос: можно ли как-то искусственно влиять на ваши математические катастрофы? ИД. Вы, журналисты, иногда обладаете свойством ставить исклю?чительно каверзные вопросы! Я уже вам докладывал, что, нижний предел точности мате?ма?ти?ческих построений действительно существует и умень?шить его невозможно. Но можно ли на него влиять, так сказать, в сторону увеличения? Оказывается, да. У нас в институте разработан так на?зы?ваемый метод ко?ге?рентного усиления вероятности, который представляет теорети?ческую основу именно того, о чем вы говорили. К. То есть, Вы хотите сказать, что в вашем институте научились целенаправленно увеличивать вероятность нарушений математических структур? ИД. В известных пределах. К. Но тогда, если я правильно поняла, вы можете искусственно вызвать катастрофу в любой технической системе? ИД. Ну, зачем сразу катастрофу! Хотя, в принципе - да. Метод когерентного усиления, о котором я говорил - мы называем его КУВЕР, - работает чем-то ана?ло?гично лазеру и позволяет целенаправленно влиять на ма?тематическую модель процесса, положенного в основу того или иного объекта техники. В результате, как вы понимаете, происходит сбой в работе данной тех?нической системы, возможно, весьма значительный. Правда, для этого нам должна быть известна ее математическая модель - это нужно для настройки КУВЕРа. К. Вы так легко об этом говорите! Ведь результатами таких 'сбоев' могут быть глобальные технические катастрофы с колоссальными человеческими жертвами! ИД. Ну, мы этим не занимаемся. Науке нельзя инкриминировать, что ее достижения могут быть использованы для военных или каких-то других целей. Используйте их в мирном, полезном направлении! Вообще, наша цель - познание, а прикладными задачами, в том числе военными, занимаются другие ведомства. К. А как вы считаете, профессор, аналогичные исследования ведутся за границей? ИД. Если и ведутся, то они достаточно кон?фи?денциальны. Что нам известно сейчас? Остались коллеги в России, с которыми мы раньше поддерживали кон?такты. Занимаются ли они на данный момент этой тематикой, нам неизвестно. Впрочем, наш институт и в те времена считался головным по этой проблеме в стране. Исследования в других странах (например, НАТО), по-видимому, ведутся, о чем мы судим по косвенным признакам. Однако по нашим оценкам, их уровень соот?ветствует нашему примерно двадцатилетней давности. К. И все-таки, как вам удается получать такие научные результаты? Ведь для этого нужно какое-то суперсложное оборудование, сверхмощные компьютеры? Наверное, ценность ваших результатов весьма велика, даже если ее оценивать, так сказать, по рыночным меркам? ИД. О наших методах мы не распространяемся. Если говорить о 'рыночной' стоимости наших ре?зуль?татов, то, уверен, она вполне потянет на 30 - 40 годовых бюджетов страны, а если серьезно, то им вообще нет цены. К. А каковы ваши отношения с нашей 'оранжевой' властью? Не ограничат ли они вам финансирование, так сказать, в порядке демократии? А может быть, в духе новых веяний и вообще прикроют ваш институт? ИД. Мы финансируемся из таких статей бюджета, на которые власти не имеют влияния. А насчет того, чтобы прикрыть... Знаете, мы сами в состо?янии много чего прикрыть! *** На этом профессор Доктораго, взглянув на часы, прервал ин-тервью, ссылаясь на то, что через десять минут начинается какой-то важный эксперимент, руководить которым должен он лично. Я спро-сила, нельзя ли продемонстрировать какое-нибудь 'материальное' доказательство или свиде?тель?ство, подтвер?жда?ющее то, о чем мы говорили. Усмехнувшись, профессор сказал: 'Какое вам еще нужно доказательство? Остановить работу городского электро?транспорта? Хотя...'. Он подумал несколько секунд, а потом сказал: 'Это у вас что, диктофон?'. Я ответила, что да. 'И что у вас там записано?' - 'Только наше интервью.' - 'А можно прослушать?' - 'Пожалуйста!'. Я включила диктофон и несколько минут мы слушали запись нашей беседы. После этого профессор сказал: 'А теперь перемотайте и включите снова'. Я сделала так, как сказал мой собеседник, но при повторном включении наша беседа на кассете оказалась стертой. Сквозь шипение и через какие-то помехи доносились непонятно откуда взявшиеся обрывки речи на неизвестном мне языке и приглушенное женское, потрясающе низким контральто, пение. Еще раз усмехнувшись, профессор энергично попрощался со мной, а на предложение продолжить наши беседы ответил: 'Это - вряд ли!'. Прийдя домой, я по памяти записала, стараясь ничего не выпустить из того, о чем мы говорили, и вот в таком виде, дорогие читатели, вы и получили возможность ознакомиться с этими поистине невероятными сведениями. Впрочем, я не теряю надежды, что в будущем мне удастся еще по крайней мере раз встретиться с профессором Доктораго и узнать новые подроб?ности о потрясающих воображение исследованиях Института эксперимен?тальной математики'. Вольдемар прервал чтение и продолжил свой рассказ: - Я машинально перевернул страницу, но на этом текст интервью кончался. Дальше следовала 'Лучшая попа месяца'. Прочитанное почему-то потрясло меня. Непонятно, что это было - мистификация, полный бред или все-таки какая-то правда. Во-первых, стиль изложения - писала женщина, которая, чувствовалось, была не очень эрудированной в науке, но обладала хваткой и живым умом. Как вообще она сумела добраться до этой темы? - тоже вопрос. И кто помог ей сформулировать вопросы? - наверно тот, кто навел на эту тему и помог ор?га?низовать интервью. По-видимому, его текст также был отредактирован кем-то более образованным. Стиль же ответов, напротив, выдавал про?фес?сионала - похоже, что даже довольно крупного руководителя научных проектов, судя по несколько снисходительному тону ответов и одно?времен?но по их лаконичной точности. Мало походило это на полную мистификацию. Но в то же время и полностью поверить разум отказывался. 'Что ж это такое происходит?', - думал я, уже стоя с сигаретой на балконе и глядя в небо, как будто на нем мог написаться необходимый ответ на мучивший меня вопрос. Но вместо этого до моих ушей вдруг донесся глубокий и низкий гул, сначала тихий и неясный, потом все усиливающийся и обволакивающий сознание, а затем сквозь облака сверкнул яркий белый луч и в образо?вав?шейся в них голубой поляне явственно проступил лик Христа - как на иконе нерукотворного Спаса или, еще лучше, как на Туринской плащанице, знаете? Я так и сел и еще долго не мог прийти в себя. После этих событий, потрясенный, я, пия свой ежеутренний кофе, никак не мог собраться с мыслями. Машинально вертя в руках пульт управления телевизором, нажал какую-то кнопку - на экране появился парламентский канал, транслировали запись вчерашней сессии. Я тупо смотрел и слушал, как оппозиция привычно громила власть за дебилизм, граничащий с предательством Москве наших национальных интересов, а провластные, в лице этого хмыря из ОНПУ-УПСА, вяло отбрехивались в жанре 'сам дурак', что, мол, это вы кретины, да еще и запроданцы, которые ждут не дождутся, чтобы снова пришел москаль. В общем, все было как всегда. Но через несколько минут после включения телевизора меня неожиданно и беспричинно стошнило и я выбежал в туалет, едва успев донести до унитаза свежевыпитый кофе. 'А что дальше?' - спросите вы. - 'Ну, что дальше!..', - отвечу я вам. Дальше, наверно, вы уже догадались, что меня накрыл Феномен. Причем, как выяснилось впоследствии, это был едва ли не первый в истории случай его проявления. Так что меня уже можно заносить в книгу рекордов Гиннесса как Феноменальную личность - ветерана рвотного движения! Однако, друзья, хоть убейте меня - не могу отделаться от мысли, что Феномен каким-то образом связан-таки с проделками этого проклятого Института экспериментальной математики! Ведь Господь недаром послал знамение! Хотите верьте - хотите нет, а здесь без этого чертового Доктораги, или как его там, с его чертовым КУВЕРОМ, или как его там, не обошлось!' История интеллигентного нахала произвела глубокое впечатление на общество. Многие были склонны согласиться с Вольдемаром и даже раздавались возгласы: 'Куда смотрит Правительство!', 'Куда смотрит Гарант!' и т.п. Некоторые говорили, что хотя они, как неспециалисты в данном вопросе, мало чего поняли, но все равно теперь глубоко уверены, что теперь понятно, отчего взорвалась Чернобыльская станция, и что неплохо было бы взять всех этих экспериментальных математиков за черти и допросить как следует и по полной программе: а чего вы там, суки, накрутили? Каждый вспоминал какой-то странный случай из своей жизни или что-либо из рассказов знакомых о необъяснимом поведении бытовой и иной техники и сантехники, о таинственных авариях и катастрофах, мистических исчезновениях людей, предметов и денег и столь же мистических их возвращениях (за исключением, разумеется, денег). Правда, среди всего этого, если так можно выразиться, потока коллективного сознания промелькнула и одна действительно необычная мысль, высказанная самой юной участницей Эксперимента Аленой Славгородской, хорошенькой девятнадцатилетней девушкой с внимательными карими глазами. - Я где-то читала, не помню, в какой-то книжке, - сказала она, - что один человек в очень тяжелой ситуации написал в своем дневнике: 'Свобода - это возможность сказать, что дважды два - четыре'. Но если то, что вы рассказали, Вольдемар, - правда, то, значит, теперь никакой свободы уже не существует - даже в принципе, даже как возможности! По-крайней мере так, как представляло свободу все человечество, за всю историю'. Алена замолчала и, смутившись, покраснела. Интеллигентный нахал собрался было придвинуться к ней поближе и подискутировать на эту интересную морально-арифметическую тему, чтобы как следует продемонстрировать ей свою интеллектуальную мускулатуру и, вообще, поплотнее вступить с нею в духовный контакт. Однако собрание, по-видимому, не было готово к столь сложным рефлексиям и поэтому разговор совершенно непринужденно, логично и безо всяких промежуточных этапов перешел на инопланетян, летающие тарелки-НЛО, науку УФОлогию, Бермудский треугольник, экстрасенсов, парапсихологов, йогов, шаманов, колдунов и ведьм и вообще грозил забраться черт знает в какие дебри, как вдруг в беседу вступило новое лицо. Мистерия вторая. Повествующая о жизни, любви и невероятном успении товарища-пана Макогона 'Вот вы говорите: дважды два - четыре, а я вам расска-жу еще более невероятную историю, - подал из своего угла голос доселе молчавший товарищ Маузер. - Наше Учреждение (как вы знаете, я служу в Столице, в одном из районных Учреждений) занимается сразу всем, но понемножку - то тó, то сё... Когда объявили Перестройку, мы начали составлять план Перестройки нашего района. Слава Богу, до его выполнения дело не дошло - случилось ГПЧК**, а за ним грянула Великая Августовская Революция. Ну, грянула - это, наверно, чересчур сильно сказано, было в общем-то тихо-мирно, но все равно - страху мы тогда натерпелись большого. Думаю, именно поэтому революцию называют Великой... А когда всё улеглось, мы сразу принялись за составление плана по Незалежному Развитию нашего района. Возможно, вам покажется, что составление планов - занятие сугубо бумажное, скучное и сосредотачивается в тиши кабинетов, но на самом деле это далеко не так. Ведь для того, чтобы грамотно составить план, нужно собрать данные, а также предложения с мест, нужно тщательно их проверить, систематизировать и так далее. А проведение совещаний! А связь с общественными кругами! Это целая поэма. А согласования, увязки, координация!.. Именно координацией в нашем Учреждении занимался товарищ Макогон. Отвечая за этот участок работы, он так и возглавлял группу по координации, руководителем которой числился, хотя она, эта группа, состояла всего из одного человека - самого товарища (теперь уже пана) Макогона. Впрочем, мы по старой памяти продолжали называть его товарищем Макогоном и он не обижался. Вообще, славный он был сотрудник! Всегда веселый, доброжела?тельный. Улыбка так и струилась с его круглого лица. Числилась за ним всего одна странность, хотя по зрелом размышлении и странностью-то ее назвать было нельзя - он постоянно себе приискивал невесту. Дело в том, что пан-товарищ Макогон никогда не был женат. Что было тому причиною - не знаю. Скорее всего, виновато было его необычное, редкостное и даже фантастическое имя-отчество: Сосипатр Писистратович. Так и вспоминаю, как при знакомстве с ним, в компании только и слышалось со всех сторон 'соси-писи' да 'писи-соси'! Особенно трогательно это 'соси-писи' звучало из уст милых дам. Что нам оставалось делать, как только называть его товарищем (а теперь уже и паном) Макогоном! И во всех анкетах он числился одиноким холостяком. Но пан Макогон не отчаивался и не терял своего врожденного оптимизма. Занимаясь координацией, он ни на минуту не забывал о приискании невесты (кстати, словечко это: 'приискание' - тоже принадлежало нашему Сосипатру Писистратовичу. Он так и выражался: 'Поеду в командировку в Мотовиловку для координации. Надеюсь там приискать.'). Только ничего из этих приисков не получалось. Не клевала невеста - да и все тут! Ну, до знакомства - еще туда-сюда, но как только начиналось 'соси-писи', невеста моментально спасалась бегством. А если какая-нибудь и склонялась к согласию, то уж наверняка была такою, что не годилась, как говорится, ни для 'писи', ни для 'соси', и тут уже самому Сосипатру Писистратовичу приходилось пускаться в бега. И вот в нашем славном Учреждении случилось одно, а точнее даже целых два события. Во-первых, скоропостижно померла заведующая нашей канцелярией Мария Кузьмовна (с ударением на у: Кýзьмовна) - очень хорошая, порядочная женщина, Царствие ей Небесное! Все любили ее и до сих пор вспоминают добрым словом. Вторым важным событием, повлиявшим на ход нашей истории, было то, что на ее место приняли новую сотрудницу - и тоже Марию Кýзьмовну - такое вот необычное совпадение. То есть, сама себя она называла Марией Кузьминичной, и в паспорте у нее так было записано, но мы настолько привыкли к прежнему, что уже и к ней обращались не иначе как Мария Кýзьмовна. К чести ее надо заметить, что она не обижалась на такое переименование, восприняв его как некую традицию нашего Учреждения, что немало способствовало ее скорейшему вливанию в наши дружные ряды. Лет Марии Кузьмовне было что-то чуть больше тридцати. Была она бездетною вдовою и очень хорошо сохранилась. Особенно нравилась нашим мужчинам ее полная грудь, тонкая талия и пышная, приятная, извиняюсь, попа. Немудрено, что пан-товарищ Макогон сразу же положил на нее глаз на предмет приискания. Кстати сказать, Мария Кузьмовна в нашем небольшом, районного масштаба Учреждении по наследству от своей предшест?венницы вела и кадровые дела и как-то легко, без напряга и излишних эмоций восприняла имя-отчество Сосипатра Писистратовича, только краснела каждый раз, произнося его, что очень шло к ней. Начиналась осень и приближалось важное событие в жизни всего нашего коллектива: пан-товарищ Макогон готовился отметить свой полтинник - до него оставалось что-то такое месяца два-три. Но готовиться нужно было уже сейчас - вы ведь помните, что в те времена и выпивку и закуску достать было ох как трудно! Правда, теперь это уже как-то стало забываться и я даже сам себя иногда спрашиваю: неужели было такое время, чтобы организовать выпить-закусить составляло целую проблему? Водки хорошей почти не было, достать 'Московскую' или 'Столичную' было почти подвигом, а единствен?ное, чем изобиловали гастрономы, был напиток 'Козацький', который мы между собою называли 'Кизяцький' - благодаря оригинальному вкусу и запаху, намекавшему на его возможное происхождение. Поэтому мы, чем могли, помогали нашему Сосипатру Писи?стра?товичу, понимая, как много для него значит этот юбилей - ведь на нем он собирался сделать предложение Марии Кузьмовне, и при благоприятном стечении обстоятельств - а у него, да и у нас были полные основания полагать, что обстоятельства складываются благо?при?ятно, - юбилей мог плавно перейти в свадьбу! Наши сотрудники с энтузиазмом доставали для пана Макогона приличную выпивку, пользуясь многочисленными связями, которые имело наше учрежде?ние, покупали, где могли (тоже по блату), дефицитные консервы, крас?ную рыбу, сырокопченую колбасу и прочую 'деликатесную группу'. Однако спустя некоторое время мы стали замечать, что наш Сосипатр стал раздаваться в ширину. Сначала мы думали, что это просто так, сезонные колебания, но буквально через пару недель он так раздобрел, что его пузо, когда он садился, уже ложилось ему прямо на колени, штаны не сходились на пузе, а пиджак трещал по всем швам. - Слышь, таварыщ-пан Макогон, - не выдержав, вставил ему как-то не отличавшийся особою тактичностью Кахи Швилидзе - завсектором связи с общественными кругами, - ты, мабуть, батоно*, всю нашу жратву схавал, что стал такой жирный, да?! - Что вы, товарищи-панове! - чуть не плача, ответствовал пан Макогон, адресуясь ко всему нашему сообществу. - Верите ли, отломил только маленький кусочек колбаски - и вот на тебе, видите, что случилось! - Ну да! - не унимался бесцеремонный Кахи. - Нэбось, ночью пад падушкой малотышь дэфсыт ('дефицит') за обэ щеки, унычтожаешь 'дэлыкатэсную группу', да?! Какые акарака ('окорока') и харызму ('харизму') нагулял! Цхе! Но вскоре мы убедились, что Сосипатр не врет. И тогда стало понятно, что на него неожиданно напала таинственная хвороба какого-то спонтанного и стремительного ожирения. Макогон неуклонно толстел, и динамика, так сказать, этого процесса была пугающей - он уже с трудом проходил в дверь. Юбилей и связанные с ним матримо-ниальные ожидания оказались под угрозой. Надо было что-то делать. Нужно сказать, что все наши сотрудники приняли Макогонову беду глубоко к сердцу. Все стали проявлять интерес к средствам от ожирения и для похудения, предлагалась масса рецептов - от простейших до самых изощренных и невероятных. Каждый из вас, наверно, и сам знает не один такой рецепт, полученный от разного рода шарлатанов и врачей, которые любят наживаться на чужом горе. Сосипатр только пыхтел, выслушивая советы коллег и товарищей по работе. Но все его попытки воспользоваться предложенными рецептами приводили, казалось, к прямо-таки противоположным результатам. Думаю, вес его уже превзошел триста килограммов и все увеличивался да увеличивался. Его зад уже не помещался на одном стуле, так что он вынужден был подставить второй. 'Он тут всэх нас падсыдыт!'- шипел бестактный Кахи. На Макогона было больно смотреть! Не менее больно было нам смотреть и на Марию Кузьмовну, которая, уже привыкнув в душе к своей роли его невесты, вынуждена была наблюдать, как на глазах рушатся и ее надежды. И вот именно со стороны этой незаурядной женщины неожиданно последовали самые решительные шаги. В один из дней она появилась на пороге Учреждения в сопровождении какого-то таинственного незнакомца - длинного, черноволосого, прекрасно одетого и поразительно худого мужчины, темные глаза которого пылали каким-то нехорошим огнем. Все мы потом признавались, что при виде его у каждого из нас в животе что-то булькнуло, а в сердце - ёкнуло. 'Воланд!' - внутренне ахнули наиболее начитанные. Мария Кузьмовна вместе с незнакомцем, не говоря ни слова, решительно проследовала к столу, за которым на своих двух стульях восседал Сосипатр Писистратович, пошепталась с ним несколько секунд, после чего тот, отдуваясь, поднялся и все вместе они вышли вон из помещения. Мы только переглянулись. В тот день ни Макогон, ни Мария на службе больше не появлялись, а назавтра они явились парой, причем всем нам показалось, что Макогон значительно похудел. И действительно! Он начал терять свой колоссальный вес буквально на глазах! Похудение Макогона походило на таяние снеговой горы под жаркими лучами весеннего солнца, и вскоре на его круглом лице вновь засияла обычная милая улыбка. Как радовались все мы вместе с ним и Марией Кузьмовной! Даже бестактный Кахи прекратил свои выпады против пана Макогона и при встрече поощрительно похлопывал его по изрядно похудевшему брюху. В течение какой-нибудь недели-двух Макогон возвратился в свое обычное состояние, и мы с энтузиазмом возобновили свои ожидания и его юбилея, и других, имевших последовать за юбилеем, событий. Но недаром наш народ говорит 'Не кажи 'гоп', пока не перескочишь!' Процесс похудения Сосипатра Писистратовича отнюдь не остановился с обретением им нормального состояния, а увы!, продолжался дальше - и с той же, и даже большей стремительностью, как перед тем - ожирение. Вскоре товарищ Макогон (его почему-то вообще перестали теперь называть паном) потерял не менее двухсот пятидесяти килограммов веса, ей Богу!, и все продолжал и продолжал худеть. Но изможденным он не выглядел, что тоже было странно. Наоборот, он становился как бы прозрачнее и прозрачнее и даже начал слегка светиться. Его улыбка, обычно милая и добродушная, приобрела легкий оттенок страдания и сожаления, но было непонятно, к чему или кому относятся эти чувства. Думаю, что не нужно вам рассказывать, как мы опять возобновили свои советы и предложения дорогому нашему товарищу Макогону, но, так сказать, уже в противоположном направлении. Надеюсь, вы также догадались, что и эти советы не дали вообще никакого эффекта. Мы понимали, что Мария Кузьмовна играет в этой истории какую-то особую роль, пытались выяснить у нее хоть что-нибудь о таинственном незнакомце и чтó он такое произвел с нашим Сосипатром Писистратовичем, но Мария наотрез отказалась обсуж?дать данный вопрос, хотя мы и видели, что страдает от этого всего она, наверно, больше всех. Такое ужасное положение и связанная с ним страшная тайна угнетали ее и приносили ей невыразимые душевные муки. Она тоже сильно похудела, хотя и не так, как Сосипатр, у которого этот процесс не прекращался, можно сказать, ни на секунду. Несколько раз мы заставали ее плачущей. Теперь она почти не отходила от стремительно теряющего вес Макогона и, не таясь, крепко, изо всех сил сжимала его руку, как бы стараясь перелить в него свою жизненную силу. А он уже даже не разговаривал, а как-то так ... шелестел, что ли, и голос его стал почти неузнаваемым. Впрочем, на службе они с Марией появлялись регулярно. И вот, наконец, наступила развязка этой странной и необъяснимой трагедии. Снова в один из дней, во время обеденного перерыва Сосипатр что-то прошелестел Марии (теперь только она одна могла понимать его), после чего та достала из своей сумки бутылку шампанского и сказала: 'Панове! Сосипатр Писистратович приглашает всех выпить за его здоровье!' И тут все мы вспомнили, что сегодняшний день - и есть день пятидесятилетия нашего товарища. Но никому и в голову уже не приходили мысли о юбилейных торжествах и прочем. Мы молча сгрудились возле общего стола, разлили шампанское в какую кто имел посуду и как-то остановились в ожидании, что будет произнесен какой-то тост или хоть какие-нибудь слова. Но вместо этого мы увидели, что Сосипатр (тень бывшего Сосипатра!) высоко поднял свой бокал (нам даже показалось, что бокал поднялся вверх как-то сам и потянул за собою Сосипатрову руку) и медленно начал пить золотистую влагу. И по мере этого, так сказать, выпивания тень Макогона становилась все бледнее и бледнее и, наконец, исчезла совсем. Некоторое время в воздухе еще витала милая, хотя и скорбная улыбка нашего дорогого и незабвенного Сосипатра Писистратовича, товарища-пана Макогона, но вот - пропала и она. ('Чеширский Кот!' - пронеслось опять в самых начитанных головах). Бокал упал и разбился. Боже праведный, какое потрясение мы испытали!! С Марией случилась истерика; наши дамы, сами находясь в полуобморочном состоянии, откачивали ее, чем могли. Расходились по домам в состоянии полной прострации, не зная, что думать и что делать. Ну, нам-то еще туда-сюда, а каково начальству? Ведь история-то на этом не закончилась - как это так? исчез кадровый сотрудник, причем где? - прямо на рабочем месте! КЗОТом такие казусы никак не предусматривались. Уволить Макогона также не было никаких оснований ни по какой статье, и что писать в трудовой книжке? и кому ее отдавать? Оформить его смерть - а где же тело? И какой диагноз? Служащий человек поймет, перед какой неразрешимой дилеммой оказалось руководство Учреждения. Что характерно, что никто из нас не хотел и вспоминать о судьбе продуктов, припасенных на Макогонов юбилей. Раз кто-то из сотрудников (не Кахи) заикнулся было на эту тему, но на него все так замахали руками, что он тут же замолк и больше к этому мы не возвращались. Понятно, что по всей этой истории было возбуждено уголовное дело и проводилось следствие, но, как вы понимаете, результатов оно не дало. С каждого сотрудника органами первого отдела была взята строжайшая подписка о неразглашении. 'А что же Мария?' - спросите вы. Она то и стала и главной свидетельницей и главной подозреваемой. Однако до суда дело не дошло. Ее долго тягали в разные следственные органы, а потом она исчезла - наши говорили, что где-то в недрах СБУ. И дело заглохло само собой. Как-то получилось, что его заслонили другие, более насущные события. Начиналась эпоха Великого Дерибана. Нужно было растаскивать в разные заинтересованные стороны 'честными руками' беззащитную социалистическую собственность, закладывая, так сказать, основы новой цивилизации. Для этого, как вы помните, было придумано простое и гениальное до идиотизма средство - ваучер. Работа закипела! Штаты Учреждения были увеличены более чем втрое, появились новые люди, новые подразделения - наконец-то Учреждение впервые за всю историю своего существования занялось настоящим, серьезным делом. И о случившейся трагедии все как будто позабыли. Только ветераны Учреждения каждый год в день именин и невероятного успения Сосипатра, не сговариваясь, после работы заходили, предводимые Кахи Швилидзе, в какую-нибудь забегаловку - благо их теперь развелось сколько душе угодно, и, не говоря ни слова и не глядя друг другу в глаза, выпивали по стакану водки и - расходились по домам. Однако через пару-тройку лет после описанных событий Мария неожиданно появилась вновь - и где бы вы думали? - на политической сцене! Но это была уже совсем другая Мария, да и не Мария даже, потому, что она выступала под совершенно другим именем. Непонятно как, но у нее теперь было абсолютно другое не только имя, но и отчество и фамилия. Да вы все знаете ее или, по крайней мере, слыхали - это же известнейшая наша Дьяволита Ультиматовна Измаильчук - та, что всегда появляется в черном. Ее, кстати, так и называют: Черная Вдова. Как переменилась она с тех времен! Казалось, что в ней воплотились самые роковые силы судьбы, а во внешности, особенно в глазах, каким-то необъяснимым образом угадывались теперь черты того самого таинственного черного человека... Она всегда возникала на больших предприятиях, которые нужно было довести до банкротства, чтобы потом скупить за бесценок, и, говорят, никому лучше нее это не удавалось. Целые города она оставляла без работы и средств к существованию. И, что характерно, никаким правоохранительным органам не удавалось поймать ее на горячем, хотя дела на нее были заведены сразу в трех Независимых Государствах, не считая нашего. А потом она, говорят, купила себе Популярно-Народную партию, место в парламенте и стала вовсе недосягаемой для правосудия. Кстати, Феномен прихватил меня именно на ней - вот уж действительно рок судьбы! И я теперь думаю: а не причастен ли к возникновению Феномена тот черный незнакомец, погубивший Макогона и, по-видимому, теперь каким-то образом вселившийся в Марию и переродивший ее? Но в другие моменты возникают сомнения - ведь толстеть-то Сосипатр начал, вроде, без него? А может нет? - А может и нет, Бог его знает! Одно понятно: таких событий не было никогда и нигде. Ведь не будем же мы воспринимать взаправду историю с Чеширским Котом...'. Товарищ Маузер замолчал - так же неожиданно, как и начал говорить. Общество было ошарашено и в первые минуты не могло вымолвить ни слова. Первой опомнилась и подала голос Феня Рюкк-Зак: - Слушайте сюда, товарищ Маузер и вы, мосье Вольдемар! А скажите, или вам не сдается, что этот ваш черный Воланд и тот Докторага - это один и тот самый фэйс? Мине сдается! Подумайте - все сходится к одному! Как у Агаты Кристи в том кине! - Не знаю, Феня, не знаю, - задумчиво отозвался интеллигентный нахал. - Мине, например, сдается, что у вас вообще все сходится к одному, но я же не бегаю по помещению и не кричу: 'Кто последний до Фени?'. Какие, скажите, у вас основания для таких интерполяций? - Ой, нахал, да при чем тут поллюции?! - погнала было картину Феня, но Голова энергично призвал всех к порядку, предложив высказываться по существу. Однако сам тут же и осекся: по существу - чего?!! И действительно, история пана Макогона, рассказанная товарищем Маузером, выглядела настолько фантастичной и, при всем том, такой безнадежно достоверной, что была способна вызвать завихрения и в более крепких, чем у нашего общества, мозгах, так что ни о каком 'существе', понятно, не могло быть и речи. Но и просто принять к сведению такую повесть тоже нельзя было никак. Выход из ситуации, казавшейся тупиковой, нашелся в лице той же Фени Рюкк-Зак, которая аж подпрыгивала на своем месте, переполняемая жгучим желанием высказаться. - Слушайте сюда! - решительно завладела она общественным вниманием. - Давайте не будем страшилки гонять, а то мы, таки, тут все из вамы точно Манечку заработаем. Господин Голова, скажите им, чтобы не перебивали, дайте женщине тоже что-то такое рассказать! Петро Кондратович, со своей стороны, тоже был рад некоторой разрядке, которая - все ощущали - была просто необходима после рассказанных фантасмагорий, и поэтому с облегчением предоставил слово Фене. Поскольку ее мистерия носит, в некотором роде, комико-эротический характер, то она и подается здесь с приставкой 'эротокомедия'. Мистерия третья. Эротокомедия Фени Рюкк-Зак о таинственном явлении по ночам Уполномоченного Ангела и ею, Фенею, его разоблачении. 'Настоящее моё фамилие, то есть, девичее, если так мож?но выразиться - ха-ха-ха! - на самом деле, шоб вы зна?ли, есть просто Зак, - начала свой рассказ Феня. - Вот этот вот 'Рюкк' (через два 'кэ') я запоимела больше как пятнадтцать лет назад, когда подзнакомилася с этим баламутом - Рюккенштруделбладом то есть, - где он сейчас, не знаю. И зачем только он вообще взялся на мою голову и на моё всё остальное! Когда мы расписывалися, я хотела, как это и положено, взять его фамилие - Рюккенштруделблад то есть. Но он таки задурил мине баки, говорит, что, мол, жалко, Феня, терять фамильную связь с твоими Заками и вообще, Феня, 'Рюккенштруделблад' - фамилие какое-то вже очень сильно неконкретное для нашего соцреализма (тогда, как вы помните, еще был соцреализм!), а ты, Феня, возьми и воспользуйся, что при росписи с фамилием можно делать все, что хочешь, и перемени фамилие на двойное: первую, Феня, часть возьми с моей - 'Рюкк', а вторую - с твоей - 'Зак' и ты будешь, Феня, в натуре, типа как графиня. Как барон Пфальц-Пфейн. В общем, ля-ля - тополя! Я взяла, как дура, развесила уши и послушалася его, и только потом дорубила, что он, лапацон, хотел только посмеяться с мине - ведь в результате вышло не фамилие, а какой-то 'рюкзак'! Ну ладно, я с него тоже потом хорошо посмеялася из разными мужиками. Все же на память про сибе он таки оставил мине свое произведение - Изю. Разве ж это ребенок?! - это же ж, таки, какой-то Петлюра! В этом месте Феню неожиданно перебил пан Хватанюк: 'Послухайте, Хвеню, а шо вы имеете против Петлюры?'. Феня, правда, была не из тех, кто лезет за словом в карман и, не задумываясь ни секунды, тут же возвратила подачу Хватанюку: 'Боже збав ('избавь')! Я шё - больная на голову? Или я шё-то имею против вашего Петлюры из вамы разом? Шоб да, так таки нет! А вы, таки, вижу, шё-то крепко имеете за него? Вам шё, за это трохи платят?' У пана Хватанюка моментально взъерошились усы как у кота, а у Фени грудь увеличилась сразу на два размера. Между ними (грудью и усами) проскочила электрическая искра. Назревал небольшой, а может и немалый, скандал, какие нередко случаются между представителями двух братских народов. А поскольку все народы - братья, то и скандалы между ними - дело самое обыкновенное. Однако данный конфликт был погашен в зародыше, благодаря решительному вмешательству Головы, который, обратившись к Хватанюку, сказал: 'Маркиян Рахваилович, та за?спо?койтеся! Вы же ж, как я понимаю, беспартийный? Так проявите интеллект! Давайте дослушаем, шо расскажет дама', после чего Феня продолжила: 'Благодаря этого моего Изю (шоб он мине был здоровый!) и случилася эта история. Изя из детства отличался от всех пацанов как большой изобретатель насчет схимичить. Даже его классная руководи-тельница со школы говорила, что в него ... как это?...- 'нетривиальное мышление'. Верите, шо он первый догадался сдавать у аренду бомжам мусорные ящики, которые во дворах! Ну, разве не золотая голова? А ведь ему тогда еще не было тринадцать лет! Как оказалося потом, в него золотая не только голова, а и кое-что еще - таки весь в папулю пошел, злыдень. Но по порядку. Как вы знаете, мы, евреи, очень любим родственников. Не знаю, правда, или родственники так любят нас, как мы их! Но я всегда старалася помогать - даже дальним. Поэтому у мине у квартире всегда жил кто-то с местечковых - с Крыжополь, Жмеринке, Бердичев, Вапнярке... - кому надо было, как говорится, дать путевку в жизнь и пристроить до интересных дел у большому городе. Так и на этот раз в мине проживала Софочка - из еще тех, знаете?, бердичевских Заков, внучатная племянница троюродной сестры второй мачехи моего кузена Левки. Очень приличная девушка, сразу после школы. Слава Богу, этот баламут - Рюккенштруделблад то есть - кроме Изи, оставил мине еще и трехкомнатную квартиру - и это, представьте сибе, в Одессе!, - так что на голове у друг друга нам не приходилося сидеть. И вот, один раз Софочка подходит до мине и так, знаете, таинственно и загадочно говорит: - Тетя Феня, а я вам имею что-то такое рассказать. А я говорю: - А что такое, Софочка, говори, детка, не бойся, ведь я тибе вже тепер - говорю - как мама. А она: - Вы знаете, тетя Феня, что до мине по ночам тепер вже приходит Уполномоченный Ангел? - Какой такой Уполномоченный Ангел? Что ты, детка? - А вот и приходит, тетя Феня, - отвечает Софочка, - у белых одеждах и, как бы вам передать, у таком, типа, сиянии. - И что ж он тибе говорит? - Он говорит, тетя Феня, что: 'Я, типа, уполномоченный донести до тибе, дщер моя, что тибе избрал Господь!' - А для чего избрал? - спрашиваю. - А для чего не говорит. 'Эге! - думаю я сибе, - Что-то мы не слышали у нашей синагоге за таких пророчеств!', а ей говорю: - Ну и что дальше? - А дальше он вже ложится до мине. - И что? - А потом вже ложится на мине. - А он тибе не говорил, чтобы ты раздвинула ножки? - Типа, говорил. - Ну и ты что, раздвинула? - Типа, раздвинула. - Ну и как оно тибе? - Сначала мине было у писе немножечко больно, даже немножечко кров была, а потом приятно. От, типа, как райское блаженство. - Ага, ну да, - говорю, - понятно. Типа блаженство. Райское. У писе. Типа. А ты раньше на улице, типа, Клары Целкин никогда не гуляла? - Никогда, тетя Феня, а где эта улица находится? 'У тибе между ногами, дура!' - хотелося мине крикнуть ей, потому что вижу, что Софочка на самом деле такая дура, каких свет не видел не только в Бердичев, а, навернóэ, и в самом Киев. А сибе думаю: 'Приехали! Ну, Изя! Ну, парази-и-ит! Проявил, таки, зараза, свое 'нетривиальное мышление'. И скажи, Феня, ну и как ты теперь будешь выкручиваться?' Между тем Софочке говорю: - Знаешь что, детка, ты никому ничего за Уполномоченного Ангела вже не рассказывай и ножки вже никому не раздвигай. Пока. А давай мы с тобой сделаем вот что: этой ночью ты сибе тихенько ляжешь спать у моей комнате, а я сибе - тихенько у твоей. - Хорошо, тетя Феня, а Уполномоченному Ангелу это понравится? - Понравится, - говорю, а сибе думаю: я этому Уполномоченному Ангелу бейцы пооткручиваю! И вот наступила ночь, а я так сибе тихенько лежу на Софочкиной постели. Слышу, в соседей часы вже пробили двенадцать. У это время скрипнула дверь и на пороге появилася какая-то фигура у белой простыне, правда, сияния никакого вокруг нее не было. Подходит фигура до постели, простыни - заметьте! - не скидает, а залазит до мине прямо из простыней под одеяло и таким, знаете, блядским голосом говорит: 'Раздвинь ножки, дщер моя!'. Ну, думаю, раздвину, чтобы тебя, замудонца, на горячем заловить. А этот гад, Изька, - вы вже, конечно, поняли, шо это был именно он!, - как пошел работать - ого-го, чувствую, классный специалист-целколомидзе растет. И тогда я ему говорю: - Сынка, и шё ты такое вже мине делаешь? Ведь я - твоя мама! Ну? А он: - Ой, мама! Тогда я виниму! А я, знаете, тоже вже завелася и говорю: - Виниму, виниму! Ага, как раз! Он винимет! Я тибе глаз виниму! Тоже мине интересное дело! Раз начал, то давай вже быстро кончай, а то стоять не будет! Потом, когда мы кончили, я ему говорю: - Изя, ты хоть соображаешь, дрянь такая, шё ты наделал? - Молчит. - Ведь, тибе, халамидник*, токо пятнадцать лет, а шё будет потом?! - Молчит. - Тибе кто, шлемазл, научил девочек трэндать, да еще и родственниц?! А маму?!!' - Молчит. Ну - думаю, - добре, что молчит, он мальчик умный: молчит - значит соображает. И я ему говорю: - Лови ушами моих слов: чтобы за то, что здесь было - олден писк! Если хоть одна холера узнает, то скажи своим бейцам 'До свиданья!', а еще лучше 'Прощай!', потому что бердичевские Заки оторвут тибе их, как писян волос, и скажут, шё так и было. Тепер нам надо из Софочкой что-то решать. А что решать?! - надо бикицер** выдавать ее замуж. Ты, может, имеешь какой-нибудь шлепер на примете? - Я имею подумать, - отвечает. - Ну, думай, токо быстро - шоб одна нога была тут, а другая здесь. И марш отсюдова, шоб глаза мои тибе вже не видели! А он: - Так все равно ж темно ж. - Ты еще и шутишь, зараза, а ну, тикай с койки! Погнала я его до его комнаты, а сама до утра понежилась в Софочкиной постели, обдумывая все эти варианты. Через пару дней приводит Изя до нас до помещения этого мишигене Зюню - сына того придурка Копытман шо с Пишоновской, которого все знают. Тот, как только увидел Софочку - мы так и поняли сразу, что ему даже и заманухис делать не надо! Короче, объяснила я Софочке все: и за Уполномоченного Ангела Изю, и за райское блаженство у писе, и за Клару Целкин, и за ее Заков з Бердичев, и за Зюню Копытман с Пишоновской. Оказалось, что она, когда надо, соображает не хуже нас с вами, 'сколько будет дважды два четыре', как говорит Вольдемарчик. Уже через пару недель это дело мы скрутили по всех правилах. А куда тянуть, когда я вижу, что Софочка уже имеет что-то внутри от Уполномоченного Ангела Изи?! Даже эта старая бледи Циля Аврум-Мошковна Пинис - соседка то есть, - и то заметила: - Феня, - говорит, - или вашей Софочке вже шо-то как бы подташнивает? И к чему бы это? - Мадам Пинис, - говорю ей по-хорошему, - Вы шо, не у курсе, шо сейчас Феномен всех нас достает? А она: - Так у вас же ж даже телевизира нету, Феня! Ну, тут я ей врезала по полной программе: - Ах ты, говорю, пристипома недопережаренная! Телевизир наш ей нужен! А в рот тибе не плюнуть за такие мансы? Сказать такое за девочку, можно сказать, чистую как настурция, шо с клумбы возле кубика-рубика! Не то, что твоя прошмандовка Эллка! В ее телевизир вже весь Фонтан не то что смотрит, но и настройку дает - шо спереди, шо сзади, шо куда! А в твой телевизир после твоих концертов на всю Одессу и сам Пинис свой пенис, навернóэ, вже двадцать лет как не хочет засовывать! Но сама понимаю, что с этим делом надо кончать: время работает против нас. Короче, меньше как за месяц, я на хап-геволт таки выдала Софочку замуж за этого шлепера Зюню, все равно за него никто бы не пошел. А тут - сразу из 'приданым'! Все равно этот лохмандей не сумел бы заделать ее так божественно-изумительно, как мой Изя своим Уполномоченным Ангелом. На свадьбе были все Заки и все Копытманы, еще не уехавшие на историческую родину, в Израиловку. Ели форшмак и рыбу-фиш, танцевали 'семь-сорок', 'фрейлехс', 'ойра-ойра' и восхищались нашей Софочкой, которая расцвела как розочка, а особенно этот старый придурок - Копытман то есть, - что он теперь будет иметь такую невестку! А его Зюнька - тот вообще имел обалдетый вид, что ему достался такой сладкий цимес. Изя только тихо лыбился, глядя на ихнюю семейную идиллию. Я думаю, что он, втихаря, продолжал иметь Софочку своим Уполномоченным Ангелом, несмотря на мой строжайший запрет. А с исторической родины на свадьбу прислали две с половиной штуки баксов и телеграмму: 'Азохем вей**! Дай Бог Таки Вам Много Нахыс***!'. А сами не приехали никто - боялися подхватить Феномена. После свадьбы мы тихо собралися с девками 'на объедки' и таки хорошо выпили за продолжение рода Копытман с Пишоновской. А потом Софочка мине с присланных денег купила телевизир, говорит, чтоб вы, тетя Феня, из вашим Уполномоченным Изем всегда были у курсе всех важнейших политических событий. Так что после всего этого мы теперь ходим, таки да, слегка, типа, зарыганные!' Общество только покатывалось со смеху - и во время рассказа Фени и после него. Дамы, и особенно Алена, то краснели, то хихикали, отворачивая лица от мужчин и шушукаясь между собой. Даже пан Хватанюк и тот только крутил головой и мотал усами, говоря: 'От вже ця Хвеня, так Хвеня! Ну й скаже - як завяже!'. Слава Богу, всем стало весело и, казалось, общество даже забыло, что скоро надо идти на обед - есть эту гадость-обед, а потом - на Процедуру, смотреть эту гадость-телевизор, упражняя рвотный рефлекс и давая персоналу новую ценную информацию для фундаментального исследования Феномена... Но в данный момент все были благодарны Фене за ее рассказ, и все любили друг друга, и Петро Кондратович даже подумывал, а не устроить ли под настроение танцы без музыки, или может тихонько заспивать хорошую песню без аккомпанемента, как вдруг привлекательная молодая женщина, не пожелавшая поначалу сделать знакомство (это была Светлана Сергеевна, ? 7-ой по Списку), в строгом темном костюме, который обманчиво не позволял заподозрить у нее наличие тела, неожиданно разрыдалась: 'Ему-то что - он холостой или какой-там еще! А мне ведь и дома супружеский долг надо было выполнять!' Начало было интригующим. Все повернулись в сторону, которая до сего момента казалась нежилой. Интеллигентный нахал подошел к женщине, и приговаривая: 'Ну-ну, касатка, не рвите мое сэрце!...', попытался погладить ее по голове, а заодно и по другим частям ее, на первый (только на первый!) взгляд как бы незаметного, тела. Но та, стряхнув его руку, поднялась с кресла, сняла очки и протерла их ажурным платочком. Без очков она словно обнажилась, все сразу заметили ее физиологически значимый потенциал. Ее сразу перестало быть жалко. Тем более, что никто и не знал, за что жалеть. 'Дважды два, дважды два... Какая, на хер, разница - сколько будет дважды два!..., - вдруг неожиданно она перешла на ненормативную лексику, обернувшись в сторону Вольдемара. - Есть и другие числа, ну их на хер!'. У того отвисла челюсть. Но, бросив на него безразличный взгляд, она констатировала по результатам неких своих молчаливых размышлений, не коснувшихся слуха присутствовавших: 'Если нам есть, в чем себя упрекнуть, то мы всегда найдем виноватых'. Она помолчала, безнадежно оглядела окруживших ее 'солагерников' и надела очки. Метаморфоза повторилась в обратном порядке - из уст этой женщины снова непредставима была какая-либо хула. Пространство, в котором оказалось возможным сказанное выше, изменилось, и она, как бы удивляясь сама себе, произнесла: - Ну, пожаловалась я на него Самому Главному... - Стоп, стоп, стоп! - Голова почувствовал в ней слабину и сразу же взял инициативу в свои руки. Она растеряно взглянула на негою. - Милая, мы з вамы здесь не абы для чего. Мы з вамы, понимаете, в Эксперименте учавствуем (он так и сказал: 'учавствуем') общедержавного, а может и мирового значения! Мы же ж з вамы, как бы, эти... Реципиенты...?! - последнее слово он произнес полувопросительно, поглядев на Вольдемара, как на источник наиболее научного на данный момент сообщения, - А Реципиент - это звучит гордо! Так, что давайте по порядочку. Как все люди. Без этого вашего, как его, без ... постмодернизьму! - Ну, пошла я к Боссу..., - начала было снова она, - По-по-ря-доч-ку!, - возразил ей снова Петро Кондратович. Она посмотрела куда-то вверх и поверх очков, вздохнула и начала с начала. Мистерия четвертая. В которой Светлана Сергеевна рассказывает печальную историю о том, как это делается в Большом Бизнесе. 'Работала в госструктуре три года. Вроде надежно, но скучновато, да и бес-перспективно как-то каза-лось. Хотя и зарплата была хорошая, правда, малень-кая... Семья, дети. То есть,один. А здесь - пред?ложили секретарем-референтом. Большой Бизнес. Люди солидные, делегации, переговоры и все такое прочее. Кабинеты - не то, что в госучреждении - все в евроремонтах, техника офисная, на работу и с работы возят на 'мерсе'. Да и зарплата больше, чем у мужа со всей его конторой. Заместитель Босса, у которого я работала, весь наружу - в смысле, представительствует везде, ленточки перерезает. Со всеми знаком, все его знают. Даже эта, про которую вы упоминали ... Мария Хакамадовна ... - ну, в общем ?- Черная Вдова... С утра через день цветы приносил, на мои попытки возражать, говорил: Светлана Сергеевна! милая! не вам их ношу, а украшения приемной ради - надо же хоть как-то отвлечь посетителей, чтобы они так на вас не пялились, а то - смеется - я ревную! Я смущалась, моделью себя не считала, хотя знала, что внимание привлекаю. Как-то раз зашла утром забрать посуду после кофе, а он стоит у стола и что-то ищет глазами на полу. Я стала рядом и тоже посмотрела на пол. Неудобно как-то - начальник ищет, а я как бы не при деле. Спрашиваю, что уронили?, а он говорит, - Да вот куда-то запонка закатилась. - Может под стол? - говорю, - Ну тогда, считай, пропало. - Почему? - спрашиваю. - Да, - говорит, - я и наклониться-то не смогу. - А что такое, - спрашиваю, - спина? - Да, - отвечает, - стар стал. Ну, я наклоняюсь, чтобы заглянуть под стол, и чувствую руки на бедрах. Вздрогнула от неожиданности - он ведь был такой солидный. Не вязалось с ним как-то. А он меня уже к столу прижимает и что-то бормочет. Ну, напряглась немного и хотела было освободиться, но он оказался проворнее... Ну, вот так и началось. Сначала столько нежности было и подарки. Светиком меня называл... Впрочем, подарки время от времени и потом были. Все бы ничего. Такие сюжеты жизни не портят, но он начал наращивать темпы. Когда однажды за рабочий день пять раз вызывал и все у него получалось, я подумала, что этот подъем не может долго продолжаться. Но ... день, два, три - а он и не думает замедлять! Через два месяца я не выдержала. Ему-то что - он холостой или какой там еще. А мне-то ведь и дома супружеский долг надо было выполнять! А тут муж, вдруг ни с того, ни с сего тоже стал называть меня Светиком. Сначала я того предупредила, ну, про супружеский долг сказала; сказала, что устаю на работе, дома ничего не могу делать, а еще и про мужа - что Светиком называет... А ему - хоть бы что. 'Светик, - говорит, - один подсвечник - он, знаешь, сколько свечей может обслужить! Ого-го! Так что теперь ты, Светик, гордо и уверенно неси наш общий негасимый свет!' - пошутил-скалам?бу?рил, значит... Ну, тогда пожаловалась я на него Самому Главному - Боссу. Он того вызвал. И долго они там о чем-то говорили. Потом вызвал меня и говорит, мол, ну ты понимааааешь! Я жээ совсем лишииить его личной жизни не могууу. Это нарушение всех прааав. Это, мол, покушееение на демокрааатию. А у нас ты знаешь - сегодня за это по головке не погладят. Даже могут имущества лишить. Но вот, что я ему строго-настрого наказал, так это то, чтобы в неделю не больше пяти раз! Александра Валерьяновна, для которой информация такого рода была как хлеб насущный и одновременно как бальзам на рану, увлеченно слушала с открытым ртом и горящими глазами: 'Ну, в недилю* п'ять разив - це ж красота! А по будням?' Светлана Сергеевна, даже не взглянув на нее, продолжала: 'Только, чтобы нарушений никаких не было, - говорит, - ты все записывай, и подробнейшим образом. Учет, учет и еще раз учет'. - Ну! А дальше, дальше?! - Что, дальше! Дальше на следующий день вызывает утром после совещания. Я как положено с кофе.... А он на меня хмуро посмотрел так и говорит: кофе на стол, а сама за блокнотом и ручкой. Ну, думаю, слава Богу, повлияло. Побежала быстрее обычного. А он и говорит, пиши мол, сегодня такого-то числа, да время укажи. Я спрашиваю: 'Какое такое время?'. Он говорит: 'Ну, вот к тому, что на часах, еще минуты три прибавь. Записала, говорю. Ну, вот и хорошо, а теперь - снимай трусы'. У меня все так и опустилось от разочарования, не знаю, что сказать, еле выдавила из себя: 'Так Босс говорил же, чтоб подробно...', а он: вот сейчас тебе подробности и будут... Ну и началось все сначала. - Ну, все же ты ему показала, знай наших! А то попривыкали! -Этим не закончилось. После обеда снова вызывает и опять за свое. -А ты?! - А, я ему говорю: оп-па!, стоп!, забыл мол, что Босс сказал - один раз в день?' - Нет, говорит, Босс не так сказал, он сказал в неделю пять раз. Так что - давай'. Ну, на это у меня слов для возражения не нашлось. Думаю, ну, гад, давай, давай, что ты потом делать будешь?! Сбегала за блокнотом, записала. Сначала, как положено дата, время, а позже подробности. И пошла на рабочее место. Перед уходом снова меня вызывает, говорит, давай. Ну, я уже не возражала - в неделю, так в неделю. На следующий день он исчерпал лимит, который ему Босс назначил. Я вечерком заглядываю в кабинет, попрощаться мол. А, он, представляете, говорит: заходи - давай. - А ты ему - ага! - Ну да, я ему блокнот под нос. А он: 'Я и не спорю, говорит, дорогая. Я тебе расписку дам, что это уже в счет будущей недели пойдет в учет. Тут же достает чистую страничку и пишет, что, мол, настоящим подтверждаю, что на этот раз я сделал это, в счет будущей недели. На, мол, приложи к своему делу. Кстати, все это придется Боссу показывать, так, смотри у меня, чтоб все в порядке там было и с учетом и с отчетами. А то Босс с меня три шкуры спустит. Ты же ему в таком виде не подашь, он показал на блокнот. Ты, того, в компьютере набери текст. А учет, чтобы в таблице был, в 'икселе', я тебя покажу, как это делается... потом. А сейчас - давай!'. Он, вообще-то, такой - в целом интеллигентный, на компьютере работать умеет, в живописи разбирается, в поэзии. Бо Цзюй И любил цитировать, Джакомо Леопарди и все такое. Интеллектуал, эстет паршивый... Она вздохнула и продолжила: 'На следующий день - опять три расписки'. - А как вел себя Босс? - Вызывал в конце отчетного периода к себе в кабинет - в пятницу, перед концом рабочего дня. Я давала ему отчет и таблицу в Excel. Он читал, поглядывая на меня с любопытством. От его взгляда, я, как положено, краснела, прятала глаза. В конце аудиенции он резюмировал: 'Ну вот, видите теперь все у нас в порядке. Учет и контроль! Контроль и учет! Еще Владимир Ильич говорил об этом. Мудрый мужик был! А главное пусть он только попытается вас уволить, негодяй! Я ему тогда скажу откровенно: 'Подожди, друг мой, а как же быть с вот этим, она же уже тебе на три месяца вперед отработала!' - И что, сам не приставал? - Да нет, уточнял некоторые детали по отчету. Правда, усаживал меня так, чтобы я вся на виду была. А в целом был, по-моему, доволен и так. Читает и все поглядывает на часы, чтобы, не дай Бог, не задержать, а то тот уже ждет. Аудитория, заинтригованная развитием сюжета, ничем подбодрить ее не могла, кроме: 'Ну, а дальше?' - А что дальше! Светиком он меня уже не называл, обращался просто по отчеству и даже не 'Сергеевна', а нагло - 'Сергевна', а трахал даже больше, так что и писанины стало больше. И что еще паршиво, что муж тоже почему-то стал звать меня 'Сергевна' и тоже трахать стал чаще, как будто через меня они установили между собой какую-то трахальную связь. Прямо мистерия какая-то! Затрахали они меня на десять лет вперед! Так что на сегодняшний день я как бы живу уже в далеком будущем. - Ну и как там? Какое оно - это далекое будущее время? - мечтательно глядя на Светланины груди, спросил Фригодный Сократ Панасович, депутат того еще созыва, интересующийся вопросами жизни в будущем времени. - Одна надежда была, - не обратив никакого внимания на экс-депутата, продолжила Светлана, - скоро у них собрание акционеров ожидалось, а им не очень довольны. Результаты у него не очень-то хорошие. Экономические, в смысле, - тут же поправилась она. - А здесь вы как? - Да вот, как-то смотрела передачу, что-то вручали там, золотое, ну, что-то типа 'Золотой Козел', для высшей Элиты в номинации 'Б-и-ББ' - 'Большой и Благородный Бизнес'. Смотрю и глазам не верю: идет на сцену - улыбается, А тут хлопать начали все. Мол, молодец. Ему что-то в руки сунули, что-то сказали, а он с телки - ну, с той, что цветы подает, глаз не спускает. У меня все перед глазами поплыло, сначала потихоньку, а потом сильней, сильней. Потом его крупным планом показали у микрофона, что-то говорить он собирался и как только рот открыл, а у меня в ушах: 'Давай, Сергевна! Давай, Сергевна!! Давай, Сергевна!!!'. Тут меня и вывернуло наизнанку - с этого времени Феномен меня не отпускал. И не только уже на него. - Ну, а с этим делом как? - С каким? - Ну, с учетом, с отчетами? Светлана вздохнула, и не без сожаления, как показалось слушателям, констатировала: - Первое время было, как прежде, а потом Феномен стал приобретать все более тяжелые формы. Только он скажет 'Сергевна - давай!', а я ему ... - Что? - почти стройным хором выдохнули 'солагерники'. - Ну, что-что! - А я ему в ответ - БЭЭЭ!!! То на пол, то на стол. Он некоторое время все ждал, думал, что я в декрет уйду. А потом, когда и у него самого стало 'БЭЭЭ!!!' и все про Феномен заговорили, понял, что с нами - S-аномалия... Но, правда, не уволил - ведь за мою 'работу' задолжал мне несколько лет, да и смысла не было увольнять. И относился по-прежнему хорошо, даже подарки продолжал дарить. А муж тоже почему-то перестал 'супружеский долг' требовать. Так и живем ... вместе. - Так он же не того, вроде, не политик там, не депутат? - В списки его включили, ... этой, как ее ... Народно-Популярной партии. Я об этом, когда его награждали, еще не знала. Но Феномен не обманешь. Он через Хакамаду и порекомендовал меня сюда - для обследования, сказал. А здесь... - Что здесь? вас что - коллектив не устраивает? - Да нет... - Так да или нет? Она сняла очки и обвела всех глазами: - Да пó херу мне ваш коллектив! - и снова надела очки. Общество сочувственно закивало головами - мол, Большой Бизнес, понимаем... И - ни слова. Всем стало неловко. Пауза мучительно затягивалась и Петро Кондратович лихорадочно соображал: что делать? Хотя внешне сохранял полное спокойствие и даже симулировал безмятежность. 'От эти бабы! - крутилось в его голове, - Оно, конечно, интересно от это все слухать, слов нет! А как теперь выходить з ситуации? Хоч бы Феня чего ляпнула або Вольдемар встрял! Ну шо они сидят, как будто чего-то такого в рот набрали!' Однако помощь Голове пришла со стороны совершенно неожиданной. Валерия Александровна - ну очень бодрая для своего весьма почтенного возраста сухенькая пенсионерка, уютно расположившаяся в самом центре общества, однако удивительным образом никому при этом не мешавшая, сделала знак рукой Голове, означающий, по-видимому, что она имеет желание высказаться, и пан Буряк с облегчением предоставил ей слово 'в порядке ведения'. - Знаете что, милочка, - обратилась Валерия Александровна к Светлане, - мужчины вообще бестолковы и им только кажется, что они делают с нами все, что им хочется. Вот, обратите внимание, ваш начальник - такой, знаете ли, самоуверенный в себе кобель - в себе и для себя. Хозяин жизни, видите ли. И все-то у него есть. А ведь достойной женщины у него, возможно, уж никогда больше и не будет. Даже так, для жизни. А почему? А благодаря Феномена. Он-то, голубчик, всех этих политиков-олигархов от нас отсек. Теперь ему кто друг, вашему-то? Одна Хакамадовна - вот кто! А ляжет она с ним в постель? Сомневаюсь. А он с ней? Тоже большой-большой вопрос. Вот они и повымирают все. - Як дынозавры оци жидивськи! - подхватил Маркиян Рахваилович, - и глаза его радостно заблестели, а усы победоносно поднялись. - Хватанюк! - взвилась Феня, - Я вам точно сейчас устрою погром за ваш государственный антисемитизм против еврейского народа! - Та ты шо, Хвеню, я ж не проты жыдив! Я ж проты дынозаврив! Життя вид ных вже ниякого нема! Ну, добре, добре. Це все москали вынни ('виноваты'), Хвеню! Порозводылы цых дынозаврив! Згодна ('согласна')? - Товарищ Голова! - не унималась Феня. - Таки вы сейчас мине срочно объясните вашему Хватанюку, что его холокост здесь не пройдет! Потому что будет одно из пяти: или он один раз замолчит свой рот или четыре раза получит у мине по морде! - Феня Батьковна! - громким голосом воззвал Петро Кондратович, вновь почувствовавший себя хозяином положения, - И вы, пан Хватанюк! Я решительно призываю вас к порядку и к дружбе между народов, а то мы тут уси ('все') один одному пыки ('морды') понабиваемо и очи повыцарапуемо! Кому с этого польза? - токо ('только') нашим врагам. Надо ж иметь классовое самосознание! А вы, Маркиян Рахваилович, если что-то хотите рассказать про дружбу между народов или, там, про шо, то я вам от сейчас, после товарышки, и надам слово. - Нет, дорогой Петр Кондратьевич! - улыбаясь, сказала Валерия Александровна, - вряд ли это вам удастся. - Это еще почему? - А потому, что после моей истории мы все дружно идем на Процедуру. А потом ужин и - спать. А завтра председателем уже будет кто-то другой. Кстати, вы сами его и должны назначить. - От, ёлки-двадцать, а я и забыл! Ваша правда, дорогая Валерия Александровна. То давайте вашу историю, а там посмотрим. Валерия Александровна уселась поудобнее в своем кресле, поглядела внимательным взором поверх очков на общество, как бы оценивая, способна ли эта молодежь понять хоть что-нибудь серьезное, и, сделав, по-видимому, благоприятное на этот счет заключение, начала, а точнее - продолжила свой рассказ. Мистерия пятая. Трактующая тайную эволюцию видов и тайное же проникновение их представителей в руководящие органы Обществ защиты животных или Большой Метафизическийж Взрыв и его последствия 'Моя история может по- казаться не имеющей никакой связи с тем делом, по которому мы здесь находимся. И мне она тоже иногда такою кажется. Но когда я начинаю разду-мывать над всей нашей жизнью, то возникает ощущение, что все-таки какая-то связь есть. Тайна жизни велика, милые мои! Откуда все взялось и куда все уходит - один Бог знает. Иногда такое на свете бывает, что ни за что не поверишь. Вот об этом и моя история. Но сначала я хочу рассказать вам стихотворение одного поэта. Его звали Сингард. Имя необычное, но это псевдоним. Настоящее его имя уже забыто. Это стихотворение мне рассказала соседка - она была знакома с Сингардом. Он снимал у нее угол, когда был студентом. Такой славный мальчик! Он тогда сочинял много стихов и некоторые из них соседка списывала к себе в тетрадку. Потом она умерла, а тетрадка со стихами досталась мне и я иногда читаю их. И это тоже. Его то я и запомнила. Не могу объяснить, почему, но чувствую, что оно имеет с нами какую-то связь. Слушайте же! Валерия Александровна сняла очки, подняла голову, полузакрыла глаза и начала декламировать со старческими интонациями в голосе: В небесах нежно Птица порхает И перо клювом чистит Свое. Но увы, Он не знает! Не знает! Что Охотник уж целит в Нея. *** Память судеб прошедших живуча. Плачь, душа, от проклятия карм... Но Охотника совесть не мучит, Когда он свой наводит Удар. *** Отвлекися ж от воздуха, Птица, И перо Свое чистить оставь! Погляди: к Тебе снизу стремится Из огня восстающий Удав. Стихотворение действительно показалось странным и необыч?ным. Продвинутые в литературном отношении Светлана и Вольдемар даже терялись, как его оценить? С одной стороны, в нем явно чувство?вались элементы самоиронии и даже пародии. Нарочито путанное упот?ребление местоимений, хотя и вызывало легкие сомнения в автор?ском мастерстве, но, скорее, создавало впечатление, что автор попрос?ту провоцирует читателя. Притом, стихотворение казалось вполне ори?гинальным - не ощущалось в нем чьих-то чужих поэтических влияний, по крайней мере, сразу, на слух. Наконец, совершенно потрясающая информативность и композиционная стройность этого маленького творения, уместившего всего в трех строфах столько образов и чувств: четкая лаконичность оппозиции между первой и второй парами строчек начального стиха, печальная рефлексия второй строфы и страстный призыв-апофеоз третьей, заканчивающейся блестящей метафорой выстрела, вызывали странное и трагическое ощущение неотвратимости судьбы. А любительская манера чтения Валерии Александровны с ее внешне неправильными интонациями и не вполне логически мотивированными акцентами произвела на слушателей впечатление трогательно-грустной прелести, какую навевает иногда на нашу душу поздняя-поздняя осень. Валерия Александровна вздохнула, сама пребывая под впечатлением от своей декламации, немного помолчала и продолжила свой рассказ. - Да, все мы чересчур хорошо знаем, как человек уничтожает природу. Вот и в этом стихотворении, видите - охотник убивает без?за?щитную птичку, которая не имеет никакой защиты. И сколько это бу?дет продолжаться? Не знаю. И что?, разве этому охотнику нечего ку?шать? А ведь он, этот охотник, да и вообще люди не очень-то заду?мы?ваются над тем, что может последовать и расплата. Причем с такой стороны, откуда они ее совершенно и не ожидают. А если со стороны этой самой птички? Не смейтесь, пожалуйста. Потому что я расскажу вам сейчас что-то такое, что, может быть, заставит вас призадуматься над тем, в каком мире мы живем. Правда, откуда у меня эти сведения - этого я вам не скажу, не имею права. А выводы делайте сами. Так вот. Все мы в школе учили по биологии теорию эволюции Чарльза Дарвина про происхождение видов. Что человек произошел от обезьяны. Ну, точнее, кажется, что обезьяна и человек имели какого-то там общего предка. Энгельс писал, что, видите ли, труд сделал из обезьяны человека. То есть, какие-то там обезьяны вдруг стали трудиться и в результате их добросовестного труда у них настолько развились способности, что они превратились в людей. Я, лично, не верю всей этой ерунде. И вот почему. Я понимаю так: уж если в организме имеется способность к развитию, то эта способность все равно проявится рано или поздно. И никакой труд здесь ни при чем. Хотя трудиться всем, конечно же, надо. Вы можете возразить мне, а почему же тогда эта способность не проявила себя у других животных, а только у обезьян? И только в тот совершенно доисторический период времени? Так вот, дорогие мои, слушайте внимательно. Здесь-то и скрыта самая большая загадка. Ее, кажется, кто-то назвал Большим Метафизическим Взрывом. Но я в этом ничего не понимаю. А чего не понимаю, о том говорить не буду. Зато хорошо знаю что-то совершенно другое. И об этом мой рассказ. Для начала хочу обратиться к вашей памяти и наблюда?тель?ности. Вспомните: некоторые из ваших знакомых, да и просто встре?тив?шихся на вашем жизненном пути людей чем-то неуловимо смахи?ва?ют на животных или птиц. Да и сами мы, как-то неосознанно и не?про?извольно называем про себя (а иногда даже и вслух) того или иного человека то хорьком, то - кого-нибудь другого - слоном, а третьего, понимаете ли, пеликаном, а четвертого - гориллой, а еще другого - ку?рицей, или, там, даже свиньею. Ну, и так далее. Ослом, например. При?чем, не только мужчин, но и женщин. Например, коровой. И делаем мы это совершенно неосознанно, не анализируя, а почему это вдруг в нашем воображении данные люди ас-со-ци-ируются (Валерия Алек?сан?д?ровна по слогам произнесла трудное слово) именно с этими, конкретно, животными? Так вот вам разгадка. На самом-то деле, оказывается, эволюция видов вовсе никогда и не прекращалась! И все-все-все животные развиваются. Только это развитие идет очень и очень медленно. Однако иногда оно может внезапно ускориться. Причем очень резко. Это происходит, когда некоторые виды находятся под сильным давлением обстоятельств - главным образом со стороны человека. Тогда они как бы берут с человека пример, чтобы во всем быть похожими на этот вид. Единственный, между прочим, из всех на Земле видов, поголовье - извините за такое слово - которого постоянно растет. Да еще какими темпами! Скоро, знаете, нас станет уже десять миллиардов! А может и не станет - но об этом чуточку позже. И вот у некоторых животных в таких-то вот стрессовых условиях страшно активизируется способность к развитию. И они вдруг начинают бурно эво-лю-цио-нировать, превращаясь, практически, в людей. Но это не просто люди - такие как мы с вами. Это - люди-звери. Каждая их разновидность несет в себе характерные черты того вида, от которого они произошли. Главным образом, конечно, это внутренние черты, повадки и так далее. Но что-то остается и во внешности. А главное, что эти существа остаются враждебными человеческой расе, хотя теперь уже и сами как бы являются ее составной частью. Но они мечтают и жаждут, злобные, чтобы все человечество состояло из особей такого же как они происхождения. Поэтому обычный человек, чем дальше, тем все больше и больше становится лишним, мешающим звеном на этом земном шаре. И, значит, подлежит вытеснению, уничтожению, искоренению. Ничего не подозревая, ничего не замечая и ни о чем не догадываясь. И, заметьте, он как бы сам роет себе могилу, усиливая ан-тро-по-генное давление на окружающую среду и тем самым активизируя эво-лю-ци-онные потенции животного мира. Последние слова явно были взяты Валерией Александровной из какого-то неизвестного обществу источника - уж больно научно они прозвучали. Произнеся их, она победительно оглянула все общество, как бы выясняя, какое впечатление произвела ее речь. А оно, это впечатление, было ошеломляющим. Все только рты раскрыли и не знали, что и думать по поводу рассказанного и как реагировать. 'А я-то думал, - промелькнуло в голове у Вольдемара, - что моя история окажется самой невероятной, а вот поди ж ты! Что делается! Неужели бабулька не сфантазировала чегой-то под впечатлением от ночного телевизора? Да нет, не похоже. Головка-то у нее крепенькая - дай Бог молодым! Да и я сам, кажется, что-то слышал о Большом Метафизическом Взрыве, вот только не припомню, где...'. - И вот, друзья, - продолжила Валерия Александровна, - слушайте, что происходит дальше-то. Эти люди-звери внедряются в наше человеческое общежитие и начинают там орудовать, исходя из своих интересов. А чего им-то нужно? Главное - сохранить себя и про?тащить как можно больше своих из животного мира в человеческий. А для начала, конечно, необходимо сберечь своих собратий-животных. И с этой целью они развернули по всему миру сеть Обществ по охране и защите животных и захватили в них руководящие посты. Не думайте, что они не привлекают к этому делу настоящих людей - совсем на?оборот. Им нужно, чтобы и настоящие люди были вовлечены в эту деятельность. Ведь очень и очень многие любят животных - братьев наших меньших. Да я и сама их люблю. У меня всегда жили собачка и кошечка, канарейка и попугайчик - конечно, когда я была помоложе. Но я ни за что не согласилась бы, чтобы они вдруг взяли да и пре?вратились в людей! Обратите же внимание и вспомните, может у вас есть кто знакомый в Обществе защиты животных или, может, вы кого из них видели по телевизору, - все они обязательно чем-то смахивают на какого-либо представителя животного мира. Я уж специально на?блю?даю за ними и вижу: ага! - это волк, а это - лисица, а это - гиена, а это - петух! А теперь они действуют не только в Обществах - про?лез?ли уже и в Правительство, и в Парламент и в Политические разные Партии. Да и сами уже основали множество всяких зверских партий. В науке их называют фаунантропы или, короче, фауны, или просто фавны. Надеюсь, вы понимаете: это пока что секретные научные ис?сле?дования. И вот, эти фаунантропы, там, в своих Обществах, постоян?но думают и плетут всякие заговоры и козни, как бы им извести лю?дей. Есть мнение, - при этих словах Валерия Александровна оста?но?вилась и многозначительно оглядела всех без исключения сотова?ри?щей, как бы анализируя, а нет ли в обществе Реципиентов какого-либо фавна? - так вот, есть мнение, что именно они-то и организовали Феномен! А как? - спросите вы, - А так, что Феномен - это на самом деле есть очень спе-ци-фи-ческая форма аллергии, которую на нас наводят через телевизор и через показ политиков. Эту беду фаунантропы в порядке своего ан-ти-гу-ман-ного эксперимента навели пока что только в нашей стране. Если у них что-то получится из этого, то они распространят Феномен и на все другие страны - на всю нашу матушку-Землю. И что характерно, что на них самих Феномен-то не действует. Вот обратим внимание на самих себя - среди нас нету ни одного человека-зверя - я специально всех вас наблюдала! А вы заметили - наши-то Кураторы - кто они? На кого похожи? То-то же! Недаром Вольдемар называет их Кураторозаврами, ох, недаром!' При этих словах Валерии Александровны все немедленно принялись внимательно, хотя и из-под полуопущенных век, присматриваться друг к другу, а не затесался ли в их компанию кто-либо из фавнов? Голова же Петро Кондратович, быстренько обдумав ситуацию, шо склалась на данный момент, решил ее не драматизировать, резонно рассуждая, что как бы оно там ни было на самом деле, но такое явление как эволюция - это не тайфун, не землетрясение и не извержение вулкана, а Большой Метафизический Взрыв на самом деле - даже не взрыв самогонного аппарата, а так - что-то научное... Так что, значит, ничего у нас не горит, не проваливается, не тонет и не взрывается. Поэтому, давайте в спокойной обстановке обсудим ситуацию, шо склалась на данный момент, а там - может и примем какое-нито решение, а может и никакого не примем - подождем, пока проблема сама себя решит. Однако будучи не только опытным, но и мудрым руководителем, он решил не заострять внимание присутствующих на Кураторозаврах и других представителях местного истеблишмента, дабы не вводить понапрасну его (истеблишмент) во искушение и не вызывать у него желания прищемить хвоста подчиненным и бесправным Реципиентам. Но вовсе не таков был пан Хватанюк, у которого уже давно - не одно поколение - внутри кипели различные продукты метаболизма, время от времени выплескиваясь наружу и поливая ляхов, жидов и москалей, а заодно и всех остальных народностей и этносов, случайно попавших в зону досягаемости и поражения. - А чи не говорыв я вам про отых дынозаврив? - не ожидая разрешения от Головы, подпрыгнул он на своем месте, - Скоро будэ як у тому гамэрыканському кыни ('американском кино') - усих нас мавпы ('обезьяны') позахоплюють! Та ще й добре, колы ('если') мавпы, а якщо свыни ('а если свиньи')?! - Та не бийтеся, Маркияне Рахваиловичу, - успокоил его Бу?ряк, - скорише, мабуть, свыни геть чисто в нас щезнуть ('исчезнут'), ниж ('чем') нас позахоплюють! Должен вам ответственно заявить, товарищи, - сказал он, адресуясь уже ко всему сообществу, - что поголовье 'нашого из вамы' свиного стада, а также крупного рогатого скота и, конечно же, птыци катастрофически падает у последние годы. Катастрофически - заявляю ответственно! И если не будут приняты строчные меры на державному уровню, то скоро все мы будем кушать только заграничное вредное барахло, которое они делают из неиз?вестно чего с помощью генетики, кибернетики и прочих вредных наук. Таким образом Голове удалось ловко перевести стрелки бесе?ды на безобидные сельскохозяйственные темы - то есть туда, где каж?дый Реципиент чувствовал себя крупным специалистом. И пока члены сообщества демонстрировали друг перед другом свою агропромыш?лен?ную эрудицию и предлагали личные, глубоко продуманные и выстраданные рецепты решения продовольственной проблемы, Петро Кондратович прикидывал в голове дальнейшую стратегию ведения, осознавая свою ответственность за то, каким образом будут разви?ваться заседания и совместные беседы завтра и в последующие дни, и понимая, как много зависит от назначения следующего Головы. Мы не можем воспроизвести ход его рассуждений, приведший к мудрому организационному решению, да и он сам, наверное, не смог бы толком объяснить, как он к нему пришел, но его решение оказалось неожиданным и, как показало дальнейшее развитие Эксперимента, абсолютно безошибочным и стопроцентно правильным. - Так шо, - воззвал он к присутствующим, - дорогие товарищи, думаю, шо мы з вами плодотворно провели время. Узнали много нового, познавательного. Я лично не просто всем вам благодарный - я благодарный судьбе, шо попал в такое приятное общество. Может в кого есть до меня претензии 'в порядке ведения'? В ответ все общество дружно поднялось со своих мест и, не сговариваясь, устроило Голове овацию. Петро Кондратович был растроган почти до слез, хотя, может, и слегка педалировал свои чувства, дабы поддержать взаимный душевный подъем сотоварищей. - Позвольте же мне, дорогие мои друзья, - обратился он к присутствующим, когда овация стихла, - считать вашие аплодисменты как признание моего скромного труда по головуванню на нашому сегодняшнему собранию. И хочется еще особо отметить пана ... от... господина Вольдемара - за его блестящую идею, как нам реорганизовать наше собрание. Спасибо, Вовчик, тебе от всех нас огромное! Да, кстати! На завтра ж надо назначить Голову! Какие в кого будут предложения? Бачу ('вижу'), шо Александру Валерьяновну хто-то хочет, чи то - предлагает? Однако на самом деле никто не высказывал никаких пожеланий на этот счет. Это Петро Кондратович, воспользовавшись своим богатым опытом ведения колгоспных собраний, когда сокровенные желания начальства всегда облекаются в форму народной инициативы, сам озвучил пришедшее к нему интуитивно решение назначить Головою Второго Дня Декады именно Александру Валерьяновну, к которой чувствовал необъяснимую симпатию ввиду ее женских прелестей и еще чего-то такого, что очень трудно сформулировать, но невозможно не заметить по движению души. Общество не возражало, встретив аплодисментом данное предложение, и постепенно стало расходиться по своим комнатам с целью подготовки к первой, неведомой, а потому и самой сложной порции Эксперимента. ------------------------------------------------------------------------------------------------ ДЕКАДЫ ДЕНЬ ВТОРЫЙ Едва успела розоперстая Эос* подняться со своего ложа, где она по обыкновению почивала с возлюбленным Титоном, и появиться во всей своей красе на небосклоне, а лучезарный и светоносный Аполлон - окинуть своими благодатными лучами остывшую после ночи землю, как уж наши знакомые-Реципиенты начали по одному, с постными, хотя и после раннего завтрака, физиономиями, сползаться в гостиную, располагаясь подле фонтана и меланхолично наблюдая течение вод. В предшествующий день после обеда каждый из них в индивидуальном порядке был ознакомлен с регламентом непосредственно рабочей составляющей Эксперимента и подвергся Исследованию. Попыток избежать Испытаний зафиксировано не было. Но также невозможно было не зафиксировать ту тихую ненависть к фундаментальной, а также и к прикладной науке, которая дала свои ростки в душах испытуемых уже после первого дня. Едва ли кто из них до вчерашнего дня мог представить себе, что та работа, по сути своей духовная, которую они почти добровольно были обречены производить последующие дни, будет гораздо более изнурительна, чем самый тяжелый физический труд. Зрели глубоко прочувствованные пожелания провалиться на месте адептам Эксперимента всех мастей и специализаций. Едва зевающие, потягивающиеся и ковыряющиеся в зубах Реципиенты, предпринимая стыдливые попытки скрыть эти неблагородные движения тела и души, заняли места поудобнее, дабы обменяться впечатлениями о вчерашних делах и поделиться приобретенным опытом, как ожидаемое и предвкушаемое ими вольное течение беседы неожиданно для всех превратилось в сцену у фонтана - по драматургическому жанру, а по характеру - в общее собрание-инструктаж. Произошло это следующим образом. Александра Валерьяновна - столь изящно определенная вчера Петром Кондратовичем, паном Буряком в Головы Второго Дня (хотя, справедливости ради, следует отметить, что наиболее выдающейся частью тела у нее была как раз противоположная голове), - только вознамерилась было 'в порядке ведения' задать обществу вопрос: а кто хочет взять слово?, как вдруг в гостиной появилось новое действующее лицо. Оно (точнее она) было как одна капля воды на другую, как брат (сестра)-близнец похоже на позавчерашнего дежурного Куратора - Кураторозавра, по терминологии Вольдемара, если бы не явные намеки на первичные и явное наличие вторичных признаков женского пола. Впрочем, отмеченные признаки несколько нивелировались тождественностью их одежды, которая состояла из совершенно одинаково-бесполого комбинезона-униформы. Так что к новоприбывшей с полным правом можно было применить характеристику прошлого Куратора только с гендерной поправкой: чернявая молодая дама, неуловимо смахивающая на какую-то мелкую, злую и умную хищницу с блестящими и как бы ощупывающими и стреляющими глазками. Точно так же как ее близнец-Кураторозавр, быстро рассчитав Реципиентов своим специфическим взглядом на первый-второй и убедившись в штатной комплектности состава, чернявая Кураторозавриха обратилась к ним с такою речью. - Дамы и панове! Я - ваша дежурная Куратор - рада приветствовать вас сегодня и поздравить с началом Второго дня Декады в гостеприимной Зоне Эксперимента! Надеюсь, вам удалось хорошо провести время (в этом месте она зачем-то послала экс-депутату Сократу Панасовичу Фригодному насмешливую улыбку), а Зона предоставила вам весь необходимый комфорт и у вас не возникло проблем как научно-производственного, так и частно-бытового, а также лично-интимного характера. А сейчас, согласно плана мероприятий, я хотела бы провести с вами разъяснительную работу. Кураторозавриха окинула взглядом общество и, по-видимому, заметив в нем какой-то непорядок, адресовалась к Вольдемару: - Вы, Реципиент Вольдемар! Я к вам обращаюсь! Я не поняла, чему это вы там так скептически улыбаетесь? Что вы нашли такого смешного в моих словах? Вольдемар и в самом деле улыбался, но не скептически, а скорее строя глазки сразу всем интересующим его дамам - и Светлане, и Алене, и даже Фене Рюкк-Зак, и даже, кажется, Александре Валерьяновне и бабульке Валерии Александровне. Это и заметила Кураторозавриха, имевшая, по-видимому, инструкции а, может, и внутреннее желание пресекать поползновения Реципиентов к интиму. Вольдемар, не переставая улыбаться, хотя характер его улыбки сразу же изменился, обернулся к ней, смерил оценивающим взглядом ее более чем скромные женские достоинства и сказал: - Дежурная! Вы дежурьте себе там, а я и без ваших замечаний проживу себе как-нибудь здесь. Что-то не припоминаю, чтобы я обращался к вам с вопросами научно-производственного, частно-бытового, а тем более - лично-интимного характера. Меня вообще зоофилия не интересует. У Кураторозаврихи физиономия одновременно перекосилась и позеленела. Реципиентам с ужасом привиделось, как откуда-то из неведомых глубин на ее поверхности начинает проступать рыло фавна. Если бы у них был прибор, который умел читать звериные мысли, то они, наверное, смогли бы увидеть на нем нечто примерно такое: 'Вызвать Охрану?! Бросить в карцер?! Переломать ребра?! Отбить почки и яйца?! Перегрызть горло?! Или подождать более удобного случая?' Последнее, кажется, и взяло верх. Рыло фавна ушло в глубь физиономии Кураторозаврихи и растворилось, а внутри нее как бы переключилась некая программа и, скривив кислую улыбку, она относительно миролюбивым голосом сказала Вольдемару: - Да нет, пан Вольдемар, какие могут быть к вам претензии! Просто я имею задание донести до вас до всех важное поручение Руководства Экспериментом. Согласно плана. Вы ведь понимаете, наѓсколько это ответственно? Поэтому, панове и, ну, разумеется, - и дамы, слушайте со всем подобающим вниманием! Мне поручено довесѓти до вашего сведения Положение о Дисциплинарном Монитоѓринге. Это очень, очень важный документ. Он поможет нам с вами избежать массы ненужных недоразумений. Надеюсь, вы уже заметили, что в Зоне Эксперимента вы пользуетесь абсолютной свободой. Абсолютнейшей! Понятно, за исключением порядка проведения самих Экспериментальных Исследований - за этим, собственно, мы здесь с вами и собрались. Это - наше с вами общее дело. Дело процветания всей нашей родины, которую мы так беззаветно с вами любим и за свободу которой проливали свою кровь столько поколений наших отѓцов и дедов. Да и мы сами всегда будем помнить, какое самоѓпожертвование во имя демократии мы проявили во время Великой Августовской и Великих Последующих Революций. Не так ли? Реципиенты подавленно молчали, помня рассказ Валерии Александровны о тайной эволюции видов, о фаунантропах, да и стычка Кураторозаврихи с Вольдемаром, во время которой им явилось рыло фавна, настроения явно не добавила. Подозрительно взглянув на общество, она придвинула к себе кресло, уселась, незаметным движением вытащила откуда-то из недр своего комбинезона объемистый блокнот и приступила к чтению. Мистерия шестая. Сага о Дисциплинарном Мониторинге 'Итак, Поѓложение о Дисциплиѓнарѓном Мониторинге. Настоящее По-ложеѓние является неотъемлемой частью Концепции Эксперимента и устанавливает внешние по отно-шению к его сути и психологии Ре- ципиентов правила, которыми последние обязаны руководствоваться в Зоне. В контексте данного определения Дисциплинарный Мониторинг трактуется также как Внешний Мониторинг. В смысле логико-гносеоѓлогиѓческого значения данный концепт является второй, наиболее важѓной в практическом отношении частью Суггестивного Мониторинга*, призванного поддерживать всю научно-организационную и научно-конвойную структуру Эксперимента'. Мы не будем здесь приводить полный текст Положения ввиду его большого объема (Кураторозавриха читала около часа) и дабы не утомлять читателей скрупулезно-бюрократическим и откровенно научным стилем изложения правил поведения в Зоне. Однако на некоторых характерных его местах все же остановимся. В Положении с исчерпывающей полнотой был описан Режим Дня и Ночи - как Реципиентов, так и Исполнителей Воли Эксперимента. Ни одна секунда не выпала из суток и не была забыта. Утренняя и вечерняя молитвы, утренняя зарядка и вечерняя медитация, ранний завтрак и поздний завтрак, сон, быстрый сон и медленный сон, (в примечании отмечалось, что 'высшие состояния сна истолковываются в Негласных Файлах Большого Державного Тезауруса'); 'свободное' время и 'работа над собой'; физическая подготовка, умственная подготовка и 'самоподготовка', многочисѓленѓные и таинственные 'обязательные отправления' и 'факультативные отправления' - все это гармонично корреспондировалось с соотѓветствующими положениями Трактата, услышанного Реципиенѓтами во время индивидуальной работы. У людей научного склада ума особое восхищение могло бы вызвать обилие определений, которые регламентировали понятия совершенно обыденные, и, казалось бы, для толкования вовсе не предназначенные. Среди таковых фигурировала, например, следующая прелестная дефиниция: 'Ночь - 1. Время от заката до восхода Солнца. 2. Часть суток (см. Сутки) от вечера (см. Вечер) и до утра (см. Утро). 3. Темное время суток. 4. Отрицание комплекса {День (см.), Вечер (см.), Утро (см.)}. 5. Часть времени 1 - 3, предназначенная для сна (см. Сон)'. После чего следовал раздел 'Коллокации', в котором с педантским рвением истолковывалось еще штук пятьдесят словосочетаний, содержащих слово ночь (черная ночь, белая ночь, глухая ночь, темная ночь, днем и ночью, доброй ночи, покойной ночи, спокойной ночи, на ночь, на ночь глядя, не к ночи будь помянут - и пошло-поехало...). Завершался же 'ночной' параграф следующей директивой: 'В Зоне Эксперимента основным Обязательным Отправлением ночи является Сон. Факультативные Отправления ночью осуществляются только по согласованию с Дежурным Куратором'. Неожиданно и с некоей недоступной нетренированному уму мотивировкой в тексте - то там, то сям - попадались фрагменты каких-то очень общих и непонятно какими судьбами попавших сюда утвержѓдений-теорем типа: 'Истины лежат в дискретном спектре бытия, но за это никто не отвечает' или 'Случайности существуют, но это ничего не значит и в демократических социумах за них никто не несет ответѓственности' или 'Спонтанное нарушение Симметрии Мира находится вне компетенции Руководства Экспериментом, но не более того' и т.д. Отдельная глава была посвящена функциональным обязанносѓтям персонала, где подробнейшим образом и опять же с толкованиями и дефинициями было описано, чем должен и чем не должен заниѓматься Персонал, чем достигалось впечатление и даже эффект чего-то большого, вытекающего из Высшего Разума, и, естественно, недоступѓного пониманию, но только Вере. В то же время, само понятие Дисциплинарного Мониторинга почему-то не расшифровывалось, так что Реципиенты только недоуменно крутили головами, а что касается обязанностей самих Реципиентов, то этот параграф совсем неожиданѓно для них оказался довольно куцым, не содержащим почти ничего определенного, кроме разве того, что '...Реципиенты обязаны доброѓсовестно заниматься Экспериментом и оказывать всяческое содейѓствие Исполнителям Его Воли в этих Занятиях'. Среди всех этих многочисленных запретов и рекомендаций зачем-то очень подробно были расписаны половые вопросы. Так, например, имел место категорический запрет на гомосексуальные связи, мастурбацию и оральный секс, а среди рекомендаций (там были рекомендации!) фигурировала коленно-локтевая поза. Вольдемар почти со злорадством отметил про себя, что среди положений, регламентирующих эту сферу жизнедеятельности, не упомянута зоофилия. Она отсутствовала как среди запретов, так и среди рекомендаций. Однако озвучивать обнаруженный недостаток не стал, хотя и чувствовал, что словно кто-то тянет его за язык. При этом все используемые здесь специфические понятия детально истолковыва-лись - как в декларативном, так и в процедурном смысле. Однако сей раздел, несмотря на его значительный объем и явно контрастируя с предыдущими, был изложен уж настолько по-научному, что трудно было даже понять, относится ли он только к внутренним взаимоотноѓшениям Реципиентов или вообще ко всей Зоне Эксперимента со всеми ее чистыми и нечистыми. Засим следовал длиннейший перечень поощрительных взысканий, налагаемых за нарушение соответствующих запретных пунктов и параграфов; они формулировались примерно в таком ключе: '...Нарушитель (-ница) пункта ? ... Положения подвергается поощрению Дисциплинарным (Внешним) Мониторингом в 3-ем значении, злостные нарушители (-ницы) - во 2-ом, а самые злостные, закоснелые и нераскаивающиеся - даже в 1-ом' и т.д. Наказания, значит, квалифицировались как поощрения. Во время, предназначен-ное для личных целей, нарушитель поощрялся прослушиванием части Трактата о Дисциплинарном Мониторинге, либо вынужден был прослушивать его от начала до конца - в зависимости от тяжести проступка. Особо опасные деяния наказывались неоднократным повторением Трактата. Трактат имел зачитываться во время пребывания Реципиента в своих апартаментах, которые были оснащены самыми современными системами озвучивания читаемого. Реципиент терпел поражение в своих правах на время прослушивания касательно свободного выхода из апартаментов и возможности какого-либо общения с другими членами Круга Эксперимента. Впрочем, по ходу изложения делался многозначительный, хотя и туманный намек и на некие Высшие Меры Поощрительных Наказаний и даже какие-то Высшие Значения Дисциплинарного Мониторинга, суть которых не расшифровывалась. Сбитое с панталыку общество чем дальше, тем все более удрученно слушало, не понимая, как ему реагировать. Наконец, Вольдемар, не выдержав, обратился к Кураторозаврихе: - Послушайте, милейшая, и как, по-вашему, мы должны догадываться, что там у вас на первое, на второе, на третье и так далее? У нас что - словарь есть к этой вашей разблюдовке или, быть может, вы нас им снабдите? Свирепо взглянув на него, Кураторозавриха ответила: - Реципиент, не надо демагогии! Вы и так знаете все, что необходимо в данном случае! Вольдемар: Может быть вы будете настолько любезны, что сообщите, из каких же это источников? Кураторозавриха: Не обостряйте обстановку, Реципиент! Я ведь сказала вам, что кто-кто, а вы-то уж точно все знаете! - Последние слова она произнесла с таким зловещим напором, что все внутренне вздрогнули. Вольдемар, тем не менее, решил для себя не сдаваться: - Я вас понял: мы все знаем. А не могу ли я попросить устроить мне встречу с руководством или хотя бы доложить ему об этой моей просьбе? Кураторозавриха, испуганно взглянув на Вольдемара, переспросила: - То есть, вы имеете в виду встречу с Руководством Экспериментом? - Ну да! А с кем же еще? - Да вы отдаете себе отчет, о чем вы просите? Неужели вы думаете, что такая Инстанция как Руководство Экспериментом сможет найти время для встречи с вами? - А почему нет? - Вы, Реципиент, кажется, не очень ясно представляете себе, что такое Руководство Экспериментом и насколько это высокая и ответственная Инстанция! - Да нет, почему же? Как раз, очень даже представляю. И, по-моему, в ней нет ничего сверхъестественного, в этой вашей инстанции. Встречались с инстанциями и повыше вашего руководства. - Боже, да что вы такое говорите! Это неслыханно! Вас, пан Вольдемар, может извинить лишь то, что вы, все-таки, человек и не очень хорошо ознакомлены с Концепцией Эксперимента. А ведь букѓвально только что я вам доложила Положение о Дисциплинарном Мониѓторинге. Правда, оно составляет всего лишь малую часть Концепции - одно из Приложений к ней, но даже из него вы вполне могли бы почувствовать всю грандиозность конструкции Эксперимента. Вы ведь образованный человек! Известно ли вам, что некоторые из основополагающих понятий Концепции имеют по несколько десятков или даже сотен тысяч значений?! Как, по-вашему, управление системой с такой колоссальной полисемией - разве простое занятие? А ведь если всего лишь на миг отвлечься от него - ну, вот хотя бы на беседу с вами, - могут произойти катастрофические последствия. Отдаете ли вы себе в этом отчет? И согласны ли взять на себя столь тяжкую ответственность? - Знаете, Дежурная, - возразил Вольдемар, - у меня создается впечатление, что вы выходите за рамки своих прерогатив и просто боитесь, что об этом станет известно руководству. Иначе чем можно объяснить ваше упорное нежелание доложить ему о моей просьбе? - Да поймите же, это даже технически не так просто! - А от вас вовсе и не требуется оценивать, насколько проста или сложна моя просьба - вы только доложите - как у вас там принято? - 'по команде'. Вот и все. - Да нет, это делается совсем не так! - А как же? - Хорошо, так и быть, я расскажу, хотя это вообще-то не положено и не вполне соответствует Дисциплинарному Мониторингу в Двадцать Третьем Значении. Кураторозавриха многозначительно помолчала, как бы собираясь с мыслями и одновременно демонстрируя свое умение держать паузу в виду величия Двадцать Третьего Значения Дисциплинарного Мониторинга, после чего начала излагать: - Для того чтобы выполнить вашу просьбу, сначала я должна написать докладную записку своему непосредственному начальнику. Он ее рассмотрит быстро - в тот же день (начальство, вообще-то, мне доверяет и всегда внимательно относится к моим просьбам, идет навстречу). После наложения резолюции записка сразу же будет передана в Сектор Делопроизводства. Там работают круглосуточно: оперативно заводят данные в систему контроля (это довольно простая операция) и параллельно выполняют семантическую разметку как самого текста докладной записки, так и резолюции моего непосредственного начальника. Необходимо, чтобы каждое слово, каждое выражение получило однозначное толкование в контексте. Разумеется, здесь большую помощь оказывает СЕМАНАЛ - Семантический Анализатор - это такой, в высшей степени искусственный интеллект, созданный в НАКАЖЕПРО, который сам расставляет семантические маркеры, сообразуясь с данными Большого Тайного Державного Тезауруса. Но он, этот искусственный интеллект, пока что не в состоянии полностью заменить человека, да и к тому же сотрудники Сектора обязаны лично проверять результаты ее работы. Но хуже всего, когда случайно или не случайно попадается такое выражение, которое вообще невозможно истолковать однозначно. Тогда, по инструкции, документ возвращается в то подразделение, откуда он пришел, и там создается специальная Комиссия по Расследованию Семантической Ситуации, которая совместно с автором документа тщательно анализирует неоднозначность, устраняет ее, о чем составляется соответствующий протокол и акт. Все эти документы вместе с новым вариантом докладной записки и новой резолюцией снова направляются в Сектор Делопроизводства, где вся процедура повторяется. Иногда, правда очень редко, случается, что и в исправленном варианте документа не все в порядке. Тогда уже назначается Комиссия из сотрудников самого Сектора. Вы, надеюсь, понимаете, что неточности в таком ответственном деле, как семантическое маркирование, недопустимы? Наконец, пройдя Сектор Делопроизводства, документ попадает в Отдел Рассмотрения по Существу. Там опытнейшие сотрудники анализируют, насколько соответствуют предложения и просьбы, изложенные в записке, статусу и рангу руководителя, которому она адресована, и его функциональным обязанностям. Иногда выясняется, что поставленные в документе вопросы можно решить на более низком уровне, чем это предполагал адресант. Тогда, без излишней волокиты, сотрудник-исполнитель Отдела Рассмотрения по Существу формулирует свое заключение и с проектом решения направляет его соответствующему руководителю среднего ранга. Если же он решает, что все составлено правильно, то он всего лишь делает отметку своего Отдела и направляет документ в Личную Тайную Канцелярию того члена Руководства, которому, как абсолютно точно определила Система, оно и должно быть адресовано. О Личных Канцеляриях я не знаю почти ничего - настолько это высокий ранг, и не знакома ни с кем из их сотрудников. Но иногда сверху к нам все же проникает информация, хотя и скудная, о них. Знаете ли вы, что все штатные сотрудники Личных Канцелярий являются действительными членами НАКАЖЕПРО? - все без исключения! Вот какое значение придается их работе! Мы знаем, что за каждым направлением деятельности закреплен отдельный академик по спецтематике, а общую координа-цию работы каждой Личной Тайной Канцелярии осуществляет ее Канцлер в ранге Генерала-Секретаря. Он то и докладывает своему Руководителю - члену Руководства Экспериментом существо каждого дела, суть каждого документа. При необходимости организовывается семинар, на котором всесторонне обсуждается присланный пакет документов, а в особо сложных случаях - конференция или даже симпозиум. В любом случае решение по каждому вопросу носит характер серьезного научного исследования. Вот таким-то образом Руководству удается удержать контроль над ситуацией и обеспечить прогрессивное развитие нашей родины. Теперь вы, надеюсь, осознали, насколько сложна и ответственна титаническая работа Руководства? Ведь ошибки в системе Эксперимента должны быть исключены на сто процентов. Они и на самом деле полностью исключаются. Поэтому, ввиду такой колоссальной ответственности, связанной с потрясающей сложностью системы Эксперимента, все мы здесь просто обречены работать как автоматы с тем, чтобы хоть немного упростить эту систему, доведя ее до управляемого состояния. - Мне кажется, что вы что-то заговорились, уважаемая, - снова не выдержал диссидент-Вольдемар, - и приписываете вашему руководству да и эксперименту в целом те качества, которыми они не обладают. Неужели вы полагаете что система эксперимента сложнее всей государственной машины? Ведь она - с этим, надеюсь, вы не будете спорить? - всего лишь малая часть государства, а с государством Власть все же как-то, худо-бедно да справляется! - А вы как думаете, Вольдемар? Конечно же сложнее! Чтобы у вас даже не было никаких сомнений на этот счет. Причем намного сложнее. Если хотите, их вообще нельзя сравнивать! - Да как же такое может быть? Что же, по-вашему, часть более сложно устроена, чем целое, которое состоит из многих частей? - Эх вы, Реципиент! А вам-то, неужели вам-то до сих пор не известно и не понятно, что часть почти всегда более сложна, чем целое? - Ну да? Это вообще что-то новое в науке. - И это говорите вы, Вольдемар? - с какой-то неизъяснимой горечью произнесла Кураторозавриха и со слезами в голосе продолжила: - Вы, который еще вчера с таким пониманием жизни рассказывал о том, насколько точна, а вернее - не точна таблица умножения? Болью отзываются ваши слова в моем сердце. Горько сознавать, что среди Реципиентов могут попадаться черствые, бессердечные люди. И все равно не устану я повторять вам: часть всегда сложнее целого - это основа основ постмодернистского системного анализа. А тем более в его локально негёделевой формулировке*. Хотя и не чувствую я в ваших словах искренности, душевной теплоты и неподдельной любви к родине! Общество уже давно ни черта не понимало и только ошарашенно переводило взгляды с Вольдемара на Кураторозавриху и обратно, следуя непредсказуемым зигзагам их диалога. Неожиданно для всех из угла раздался голос Кондратовича Буряка: - А скажите, пожалуйста, уважаемая товарышка, а под какой такой Эгидою наш Эксперимент проистекает? Дежурная Кураторозавриха, с ненавистью взглянув на Буряка, и бурно дыша от непонятного для общества возмущения, произнесла, медленно акцентируя каждое слово: - Я вам вовсе не 'товарышка'. Меня зовут Хаживупа* Тодосивна. Вот так вот можете ко мне и обращаться. Также можно называть меня 'пани Кураторка' или 'пани Хаживупа'. Но меня искренне радует, пан Буряк, уже то, что вы назвали Эксперимент 'Нашим'. Среди некоторых ваших коллег - не будем показывать на них пальцами! - это понимание еще не проявилось. А Эгида у нас одна...- она скосила глаза к потолку и продолжила: - И Эгида наша такая - жила бы страна родная, и нету других Эгид! Вот такой мой будет ответ. А вы все знайте, что Бог всё видит! - голос ее зазвенел пророческим металлом. - Он не позволит воцариться Хаосу на родных просторах! А адептов Хаоса ждет неминуемое возмездие! Произнеся эту последнюю фразу, Дежурная Кураторозавриха вскочила со своего кресла, демонстрируя тем самым конец Саги о Дисциплинарном Мониторинге, пересчитала-постреляла Реципиентов своим особым взглядом, почему-то вдруг всхлипнула, на прощание еще раз на миг явила им рыло фавна и стремительно удалилась, не оборачиваясь. Но если бы она обернулась, то смогла бы увидеть две дули, которые от избытка переполнявших их чувств послали ей вслед эмоциональные Феня и Хватанюк. Когда все слегка пришли в себя после теории Дисциплинарного Мониторинга и исхода Кураторозаврихи, молчаливая обычно Алёна обратилась к Буряку: - Петро Кондратович! Вы что-то там про какую-то эгиду у этой крысы спрашивали. Что вы имели в виду? - Щас расскажу, - ответствовал Буряк и, поворочавшись в кресле для сообщения телу удобного положения, начал свою повесть. Повесть эта, как мы имеем возможность убедиться, была связана с некоей сакральной эманацией власти, именуемой Эгидою, которую вовсе не случайно упомянул Голова-Буряк и свойства которой частично прояснились из нижеследующего изложения. Мистерия седьмая. Информирующая об Эгиде - Когда вот это вот все начиналось, с Феноменом этим... - начал Петро Кондратович, - ... до нас он еще толком и не дошел. Но к отчетам, которые мы регулярно в райцентр шлем, прибавился еще один. И нам он совсем не понятный показался сразу. Там речь шла про какую-то Эгиду. Раньше, сколько засеяли, да сколько собрали, как техника готова, ну и все такое, профессиональное, можно сказать, вам оно и не интересно. Жуете себе хлеб и ... жуйте, - вдруг почти с неприязнью добавил он. - Чего это вы, Кондратовичу? - слушатели были сбиты с толку такой интонацией, неожидаемой ими от обычно доброжелательного Головы-Буряка. - Чего, чего! Говорю, не интересно вам это! - Что вы! Напротив, очень, очень интересно, почтенный Петр Кондратьевич! - возникла бабулька-Валерия. - Я всегда живо интересовалсь вопросами 'нашого из вамы' сельского хозяйства. Да и другие, думаю, тоже. Не так ли, милая Шурочка? - обратилась она к Александре Валерьяновне, которая при этих бабулькиных словах так убедительно качнула нижним бюстом в сторону пана-товарища Буряка, что тот чуть не поперхнулся. Хлебнув минералки из стакана, поданного все тою же Александрой Валерьяновной, Петро Кондратович вернулся в себя, махнул рукою в знак своего благоволения и продолжил: - Короче, хочешь, не хочешь, а заполнять эти формы - 'Один-Э' они называѓлися - нужно было ежеквартально, а то покоя ни в посевную, ни в жнива не дадут. А как заполнять - чорт его батька знает! Какие-то коэффициенты Эгидности, какой-то непонятный уроѓвень Эгидоемкости... Ну, собрали мы общее собрание. Чтоб выяснить, кто что знает про этую Эгиду. И тут вдруг выяснилось, что многое люѓди знают. Особенно комбайнер один - Витя Скоропад, - так тот расѓскаѓзал, что когда в городе бывал (он до нас на мусоровозке в губернии подвизался - в Хакамадиной системе* работал), то сталкивался. Приѓчем неоднократно. С его слов мы поняли, что Эгид этих не одна. Они бывают как бы разных рангов или калибров. Бывают Эгиды официальѓные и неофициальные. Первые проходят регистрацию в Минюсте у Шиѓзоватого**, а вторые - нет, и действуют на свой страх и риск, в усѓлоѓвиях подполья. Но Внутреннему Министерству, да и самому Юрку Поценку**, не говоря уже о Генпрокуроре Станиславе Пелдуне**, как правило, известно о них практически все. Многие из Эгид ведут себя довольно неожиданно и даже, иногда, довольно-таки коварно. Эгиды со временем могут изменяться, причем зачастую совершенно непредѓсказуемо. Так что ты сразу и не поймешь, во что она, паскуда такая, превратилась. Ценность ихняя, как правило, определяется размером и формой. И расцветкой еще. И тут между ними даже конкурсы и конѓкуренция возникает - какая из них ценнее. И даже драки. Но все признают, что самая большая и дорогоценная - личная Эгида Гаранта, и Он с ней время от времени общается, особенно в судьбоносные для Себя и родины моменты. Иногда разные Эгиды могут сливаться в одну. В результате получается более мощная, солидная Эгида, к котоѓрой так и льнут желающие. А иногда Эгида может распасться на две или даже на три - более мелкие. Но они не очень отчаиваются по этоѓму поводу, потому что знают, что со временем могут подрасти и взять, так сказать, реванш. Хотя зависть к более удачливым товаркам у Эгид, конечно же, есть. Эгиды обычно любят действовать в одиночку. Это их традиционная повадка. Но иногда они объединяются по две или даже сбиваются в стаю. Тогда лучше им поперек дороги не станоѓвиться - сметут и даже не заметят! Эгиды очень любят разные фестиѓвали и сборища. Говорят даже, что основной их девиз: 'Праздник Нуѓжен - Нужен Праздник!'. Для этого им предоставляют самые большие залы, стадионы, площади и майданы. Причем, кто предоставляет - неѓизѓвестно. Презентации и фуршеты также входят в число любимых заѓняѓтий Эгид. Вследствие этого у нас развилася целая новая отрасль - фуршетная промышленность. Откуда берутся деньги на поддержание Эгид и проведение ихних мероприятий - не знает никто. Парадокѓсальѓно, но факт: откуда вообще берутся Эгиды - до сих пор наукой достоѓверно не установлено! Неизвестна также их общая численность. Неѓсѓмотря на то, что в НАКАЖЕПРО работает целый специальный научно-исследовательский институт Эгидологии и Эгидогенеза - НИИЭГЭГЕ. Но результаты его, в основном, носят секретный характер и для шиѓроѓкой публики не доступны. Иногда оттудова происходят утечки инфорѓмации. Так, в последний раз, вроде, пустили 'пушку', что возникѓноѓвение Эгид как-то связано с антропным принципом. Но что такое этот самый антропный принцип, откуда он-то взялся и какое имеет к нам отношение - так и осталось непоѓнятным 'для широкого загалу'. Так что информация на эту тему имеется скудѓная. Правда, существует еще открытый - несекретный - научно-популярѓный (при слове 'научно-популярный' Сократ Панасович Фригодный почему-то вздрогнул и суѓдорожѓно глотнул воздуху) журнал 'Национальный Эгидоносный Провозвестник' ('НЭП'), который продается у газетных киосках у своѓбодной продаже, а также соответствующий сайт у Интерѓнете. Одѓнако большая его часть отведена под рекламные объявления о предоѓставлении Эгидных услуг населению, а также обо всякой там Эгидѓной логистике. Так что теорией Эгиды там особенно не разживешься. Слушали мы слушали, думали-думали, но что оно такое конкретно - эта Эгида - из рассказа понять было невозможно. И так как люди у нас все-таки сердечные, сочувствовать начали. И кто, говорят, ее придумал, Эгиду эту? Раньше же ж, вроде, и знать мы не знали ничего такого подобного. Даже при тоталитарном, понимаешь, режиме как-то без Эгид всяких обходились и ничего. Слава Богу, жили, и хорошо жили - дай Бог каждому! Грех жаловаться, нечего греха таить! Предположили, и небезосновательно, что штука эта, надо думать, небезопасная, может даже типа болезнь какая. Тут поднялся шум, старики про иранский ящур вспомнили, другие про куриный грипп поговорили, про иное такое разное. Некоторые даже ведьм, вурдалаков, мутантов и экстрасенсов упомянули, но, поговоривши так с полчаса, как всегда, вернулись к насущным проблемам: что сеять будем, да чем убирать. Все одно у них на уме. Каждый день об этом говорят - не наговорятся никак. А тут - раз один собрались поговорить о... ну, о другом, короче, - так и не получилось! Ну, тогда я говорю: предлагаю, говорю, товарищи-панове, избрать чрезвычайную комисѓсию по Эгиде - Че-КЭ, значит. И в этом компетентном кругу выяснить все, что до этой Эгиды касается, а потом собранию доложить. Кто за данное предложение? Все обрадовалися, проголосовали дружно. Но вот когда избирать начали комиссию персонально, захотели ни с того, ни с сего, причем совершенно неожиданно даже для меня, чтобы выбирали членов не по способностям каким, а от каждой семьи по конкретному представителю. Я говорю, мужики, вы в своем уме, чи шо? Попейте водички! Да это ж опять целый колгосп будет! А они, знаем, Кондратович, мы твои комиссии, что-то выясните, и сами этим попользоваться захотите. А если вдруг опасность какая или, там, шо, так и вообще от вас правды никакой не добьешься. Вижу, что ерунда выходит. Говорю, мужики, или вы кончаете вола крутить, или я домой пошел. Ну, они говорять, ладно, Кондратович, не психуй. Нехай будет Че-КЭ из десяти человек условно, но к ней давай приставим деда Ошкадёра - сторожа колгоспного. Годков ему уже много, ничего такого ему уже особенно не нужно. З бабами он вже не играет. Умный, конечно не больно, но чарку еще берет и более-менее при памяти, а значит, что услышит, то и расскажет, особенно ин-тыр-пыр-претировать да утаивать не станет. Ну и ружье еще у него есть - дробовик, солью заряженный: чуть что не так - палить будет, вот люди сразу и соберутся. Короче, собирались мы так не один еще раз. Много было высказано различных мнений в порядке демократии и гласности. И свободы слова. И в командировки членов комиссии направляли в разные регионы - для перенятия опыта. Даже консультантов ученых нанимали поначалу - из самого НИИЭГЭГЕ. А они вже самое секретное нам про нее, этую чертовую Эгиду, порассказали. В городе к ним, конечно, и не подойдешь, но когда к нам привозили, да под самогонку, да под закуску - такое рассказывали! Выяснили, значит, многое. Вот что выяснили. Оказалось, что Эгида эта, возникнув, уже широко распространилася и среди Его, то есть, Гаранта нашего ближайшего окружения. Я тогда в этих знаниях так поднаторел, что и до сих пор про нее по-культурному, по-газетному, значит, рассуждать могу. Так вот, иметь свою Эгиду стало признаком не только вкуса, но и особого статуса приближенных Гаранта, Его родственников и 'милых друзив'. История знает примеры, когда наличие в организме индивидуума той или иной болезни было признаком его принадлежности к определенному классу или, скорее, к социальному кругу. Правда, отношение до красоты проистекания этих болезней все же зависело от принадлежности больных к таким себе кругам. В иных кругах даже от появления насморку было больше публичных страданий и шума, чем в других от проказы. Так и с Эгидами. Вся Элита как с цепи сорвалася, все доставали себе Эгиды, хоть самые завалященькие. Без Эгиды человек уже не воспринимался как полноценный член Элиты. Отсутствие Эгиды влияло на престиж самым роковым образом. Многие из-за этого страшно комплексовали, особенно дамы. Произошло даже несколько таинственных самоубийств. Эгиды, как я уже говорил, были самые разнообразные. В основном они были на кого-то направленные, и у населения это вызывало определенную тревогу и озабоченность. Тревога, впрочем, была легкой, так как среди Электората ни у кого своей Эгиды за весь период существования Гарантовой Эгиды толком в собственном пользовании так и не появилось. Иногда Он, или тот, кто ее имел, появлялся с ней даже на людях. Но ничего летального при этом не происходило. И даже скорее наоборот. Эгиду надо было содержать - это однозначно. Когда с ней появлялись публично, она 'накрывала' всех присутствующих. Так и говорили - 'под Эгидой'. Я уже докладывал вам, что Эгидность происходящего всегда проявлялась шумно, зачастую с песнями и танцами. Но вскоре выяснилось, что на этих сборищах иногда происходило редкое и завораживающее и даже цепенящее душу явление, которое назвали 'Танец Эгиды'. Оно так сильно действовало на психику собравшихся, что многие от этого даже попадали в дурдом. Правда ненадолго. Психоз от 'Танцев Эгиды', как правило, проходил быстро - за какой-то там месяц. Многие даже избавлялись от него амбулаторно. Но некоторых пришлось-таки отправлять в Павловку* и имени Ющенка, да и в другие места тоже. Слыхал, что даже и в нашу Блеваху. Счастливчики, попавшие под Эгиду, ходили с довольным и таинственным видом, но делиться с остальными тем, что у них происходило там, под Эгидой, не любили. То есть много вроде положительного в этой Эгиде было с первого взгляда. Но консультанты, как выпьют, так говорят, э-э-э ... говорят, нет, говорят, вы, мы, то есть, на этом не успокаивайтесь. Мы в следующий раз приедем, так еще не такое про нее расскажем. Говорили, что это она только с виду по своей природе добродушна, а если положить ее в основу цивилизации, знаете что будет? Не остановить ее будет уже - вот что. А творится под ней такое, что зачастую рассмотреть людей, которых она накрывала, было невозможно. А некоторые люди, вышедшие из-под Эгиды, становились такими, что их уже и узнать-то было нельзя. Другие говорили, ну и что?, почему-то те, кого Эгида накрывала, не чувствуют себя обездоленными, а те, кого она не накрыла, наоборот... Ну, а потом пошло такое, что не всегда и понять было. Много научного во всем этом было. Но повторить кое-что я все же еще могу, если напрягуся. - Давай, давай Кондратович, ты не просто можешь, ты теперь вже просто обязан, как честный человек. Сам понимаешь, не маленький - если начал, то надо вже и кончить! - в страстной реплике Фени все почувствовали архетип. - Вообще-то, знаете, повернусь-ка я лучше до начала, - бросив исподлобья взгляд на Хватанюка, произнес Петро Кондратович. - В коѓнѓце-концов, после долгих мучений сообразили мы как нам эти формы квартальные 'Один-Э' заполнять, наконец, чтобы нас не трогали во время посевной да уборочной. Вот и весь сказ. Полезную работу наша Че-КЭ провела. Очень полезную. Выход всегда, знаете, есть. Всегда, знаете, есть выход. И если кому вже очень сильно нужно, то он всегда себе Эгиду найдет. И форму, какую нужно, тоже научится заполнять. Произнеся эти последние слова Буряк замолчал и стал как ни в чем ни бывало разглядывать стены, как будто его уже ничего не интересует и ничто не касается. Большинство же слушателей остались обескураженными его рассказом с такой неожиданной, какой-то явно незаконченной концовкой. Они чувствовали (а некоторые, наверно, и знали), что это далеко еще не вся правда об Эгиде и что Буряк из каких-то своих, не очень ясных соображений не хочет сообщить всего, что знает, хотя и подает какой-то сигнал. - И какие же вопросы в этих отчетах были? - поинтересовалась на всякий случай Александра Валерьяновна. - Да самые, как оказалось, простые: какая часть населения покрыта Эгидой? (с распределением по возрастным и гендерным категориям); чьей Эгиды мы будем - в том смысле, какая Эгида считается у нас основной на текущий момент? какие Эгиды еще - дополнительные - имеют распространение в нашем колгоспе? Плановые цифры повышения Эгидности спускали из райадминистрации. Потом еще формулы какие-то предлагались для определения уровня повышения Эгидности одних - понижения других. И все такое. А когда все население колгоспное по Эгидам разным, зарегистрированным в Минюсте у Шизоватого, рассовали, начали дома, и машины, и скот, и землю, причем не только колгоспные, но и приватные под Эгиды размещать. - И что, ваш народ так сразу согласился? - удивленно вопросил Вольдемар. - А куда ж ему деваться, народу этому нашему-вашему? Приедет целая комиссия и давай обхаживать. Издалека такие дяди также как и наши колгоспники выглядят, а как подойдут поближе... - Ну, так вже як колгоспники? - с сомнением произнес Хватанюк. - Вот именно, Маркиян, я тоже поначалу удивлялся. А потом выяснил - мне один консультант тайну эту ихнюю раскрыл. У них, оказывается, особым шиком считается, когда дорогие вещи как дешевые выглядят. Я раз так прокололся, пока об этих нью... нью...Тьфу ты, Господи, ну этих, как их... - Нюансах, - подсказала Светлана. - Во! Во! Ньюансах! Пока об них не знал. Спрашиваю так вежливо у одного, шо ж это у вас часики-то такие простенькие, как у нас в сельпо купленные. А он смеется. Меня по плечу похлопал и говорит, они у меня, Петро Кондратович, только на вид простенькие, а на самом деле из белого золота. И браслет тоже. Тридцать штук баксов. И четыре брюлика, видишь? По два карата каждый. Это тебе не Сваровски! Ну, я и спрашиваю, что ж за интерес, шоб дорогие часы так выглядели, кто ж это рассмотрит-то. А он мне, ты не думай. Мы в этом толк знаем. Вон смотри, показывает мне на мужичонку плюгавенького, но гонорового такого, у него говорит галстук от Ферре, а носки у него, знаешь сколько стоят? Ну, я уточнять уже не стал. Понял я, что такое ихние ньюансы. Так вот, когда такие подойдут поближе так ... разве откажешь! Начинают обхаживать, а вы под чьей Эгидой будете? (Чьих холоп, мол, значит?) А не Эгидировать ли вас?... Ну, в общем, все, что можно было, рассовали по Эгидам. И нас хвалить давай, какой у вас Петро Кондратович Эгидоемкий район, и население в нем какое Эгидовосприимчивое. И все такое... А потом вдруг все закончилось. Все притихли, подвергая осмыслению услышанное. - Мы тоже заполняли эти формы, - признался стыдливо Семен Никифорович. - Была такая концепция. - подтвердил Вольдемар. - Считаѓлось, что если население - Электорат - накрыть положительной Эгиѓдой, то действие Феномена заметно ослабевает. От первых успехов у ученых мужей голова закружилась. Заявляли, что с появлением Эгиды заканчивается классический период человеческой истории. Новая астрология даже стала зарождаться. Начали говорить что-то типа: 'Он рожден под Эгидой...' (не под созвездием). Партии, коалиции и блоки стали оценивать избирательные участки по Эгидоемкости. - Одно время даже уровень развития производительных сил попытались из Эгиды выводить, - добавил Семен Никифорович, - помните? Говорили, что от этих Эгид наш 'Эвропейский Выбор' зависит. И 'Эвроатлантическая Интеграция'. А помните еще, как разговоры пошли о некой СуперЭгиде? Которая взойдет только у нас и больше нигде на свете? И мы станем центром мироздания? - Помнити, ми то це помнимо. А чого ж тодi згорнули цей рух, коли такi успiхи карколомнi були?* - поставил принципиальный вопрос Хватанюк. - Коррупция, милейший, коррупция! - резюмировал экс-депутат Сократ Панасович Фригодный. - Оно ж как бывает. Изначально между Эгидой и людьми существовала натуральная связь, первичные взаимоотношения были простые и естественные. Вспоминается, товарищи, начальный период истории родной Народно-Популярной партии**. С грустью, товарищи, вспоминается. Ведь какой энтузиазм был! Какой огонь надежды в глазах у людей горел! Особенно, у 'нашой из вамы' молодежи. А потом людская алчность как всегда все погубила. - Ваши, навернóэ? - деланно-сочувственно отнеслась к комментариям Сократа Феня. - А наши, позвольте вас спросить, чи не из ваших ли берутся? - категорически и независимо ответствовал товарищ-пан Фригодный - Психология - она, что у наших, как вы изволили выразиться, что у ваших не одна ли и та же в том, что касается коррупции? А тут еще вдобавку и Феномен ... Хотя вопрос был риторический, но чувствовалось, что Феня и на него готова ответить. Однако у нее в голове в это время возник другой, интимный вопрос, который она, не раздумывая, тут же, при всех адресовала Фригодному: - А ты лучше скажи нам, Сократ, токо честно, когда ты был Элита, в тебя Эгида была? В смысле, ты ее имел? Все с интересом уставились на Сократа. А тот, помолчав немного, покрутил головою из стороны в сторону и сказал: - Не, у меня лично - то, конечно, не было. Откуда! Но Хакамада*** давала пару раз. Свою. Попользоваться. - Давала, говоришь, тибе Хакамада пару раз, Сократик? - сдвусмысленничала Феня. - Ну и как оно тибе? Шо-то особенного? - Та шо там говорить - класс! - не врубился Фригодный. - Впечатление, доложу вам, - просто незабываемое! Шо-то ваще! Феня аж хрюкнула от удовольствия из-за Сократового ответа и уже хотела развить эту тему неизвестно до каких пикантных пределов, как вдруг неожиданно была прервана. - Послушайте, Сократ Панасович! - взволнованно обратился к экс-депутату Семен Никифорович, товарищ Маузер, - А вы что, в самом деле знакомы с Хакамадой? Расскажите же, если это так! Сократ Панасович тяжко вздохѓнул, покрутил носом, пробормотал про себя: 'Было, было, товарищи, все было! Чего только не было!' и уже без дальнейших церемоний приѓступил к изложению своей повести, которая здесь передается с умеренным следованием фонетике и стилистике самого рассказчика. Мистерия восьмая. Сосредоточенная на внутри и внепартийной жизни Сократа Фригодного 'Я, товарищи, очень понимаю, что этот так называемый Дисциѓплинарный Мониторынг сильно нам вдарил по нервам и надо еще какое-то время, чтобы все это осознать. Поэтому данной тематики я сейчас касаться не буду. А хотел бы поговорить больше о том, что мы обсуждали из вамы вчера. Я, товарищи, унимательно прослушал все ваши рассказы и думаю, что на определенные факты могу пролить свет и, так сказать, расставить точки над 'ё', где надо. Потому что был допущен целый ряд неточностей, искажающих, а кое-где даже и фальсифицирующих объективную реальность, данную нам у ощущениях. Слушайте же унимательно, потому что это все реализм и связано с историей моей персональной личной жизни. Всë, между прочим, самое-самое сокровенное, а именно - что касается нашей родной Народно-Популярной партии и нашей дорогой Дьяволиты Ультиматовны Измаильчук, с которыми у меня связаны и самый большой духовный подъем, и самое большое разочарование в моей многострадальной автобиографии.* Родился я с любовию к науке, которую получил в наследство от своего покойного - Царствие ему Небесное! - родителя, Панаса Панасовича Фригодного. Тато с детства мне наказывали: 'Учись, Сократ! Учоба сокращает нам до заветной цели тяжкий путь!'. И даже имя Сократ наречено мне было как символ любови до науки в честь нашого великого вчоного из Древнего Рыма. Правда, нужно сознаться, что особых способностей к наукам у меня как раз и не было. И окончив на 'хорошо' и не очень восемь классов средней школы, тато решили отдать меня в медучилище, рассуждая (и справедливо), что на институт рассчитывать с нашими способностями и с нашими достатками не приходится, а тут, все-таки, уважаемая специальность фельдшер-акушер - тоже недалеко от науки и всегда свежая копейка в лице натуральных приношений от населения, особенно в сельской местности. Но сельская местность меня-то как раз и не привлекала. И тогда я первый раз решил применить на практике метод научного анализа. Я себе сказал: 'Сократ! а как бы это не попасть под распределение и не загудеть на село? - а чи не спробувать нам проканать через комсомол?'. Поэтому сразу же, с самого первого курса я активно включился в общественную работу, которой, как вы помните, особенно старшее поколение, тогда было до фига. Посещал все собрания, все субботники и воскресники. Занимался шефской работой среди старушок. На праздники на демонстрациях таскал самые большие и самые заметные транспаранты... И меня заметили! Помню, как сейчас, вызывает меня наш секретарь парткома товарищ Мыкола Якович Штуцер (это в него такая фамилия была - товарищ Штуцер, как в Семена Никифоровича - товарищ Маузер, хотя он тоже, так само как Семен Никифорович, чистокровный украинец) - и говорит: - Товарищ Фригодный, мы тут посоветовались из нашим комсомолом - нам нравится ваш подход. Тут пришла разнарядка з райкома - нужен студент з техникума на позаштатного инструктора без отрыва. Думаем вас рекомендовать. Справишься? Не подведешь? В меня аж дух перехватило. Ну, думаю, клюнуло! И стал я сначала позаштатным, а потом, как закончил медучилище, штатным инструктором райкома. Сделал себе плоскостопие - в смысле, справку - чтоб не взяли в армию. И наступила веселая жизнь! Многие с вас наверное с ностальгией вспоминают нашу комсомольскую юность. И я, конечно, тоже много чего могу рассказать, но не буду. Скажу только, что карьера моя развивалась нормально. Вступил в партию. Закончил ВеПеШа . Но судьба моя, наверно, так была написана на небесах, что без науки все-таки мне было невозможно. Случилось, что совершенно случайно мне поручили, чтобы я курыровал от комсомола обществом 'Знание', и скоро я там у них стал своим человеком. Мне нравилось курыровать этой работой, нравилось, когда на лекцию собирают людей, в основном старичков и старушок, что-то им такое рассказывают, а в конце какой-нибудь дотошный старый передовик начинает задавать лектору вопросы типа: 'А скажите, уважаемый товарищ лектор, от з точки зрения нашей передовой науки, чи есть ли жизнь на Марсе з Венерою?'. А другие старички и старушки при этом почему-то перемигиваются да подхихикивают. Скажу вам, что и меня тоже пару раз посылали читать лекции - кто-то там из штатных заболел. Сначала я волновался, но неожиданно у меня это дело пошло так хорошо, что начали приходить благодарности. А тут скоропостижно, после одной выездной лекции, прямо непосредственно на товарищеском ужине скончался старый председатель. И меня выдвинули, как бы временно, на руководство областным обществом 'Знание'. Но, как известно, ничего не бывает более постоянного, нежели временное, и это вже был большой успех. 'Сократ, - сказал я себе тогда, - ты - вже большая номенклатура! Успех надо закреплять научными трудами'. И тогда я составил научно-популярную брошуру - 'Занимательная проктология'. Правда, давалась она мне со скрыпом. Пришлось поковыряться в литературе. И ... ну, в общем, помогли. Из угла раздался громкий смех Фени: - Ой, я вже не могу, держите меня! Сократ Пифагорович! Занимательная - что?! Поковыряться - где?!! Ну, ты в нас просто шнобелевский лауреат! Послушайте, я сейчас по-быстрому супер-анекдот расскажу на эту тему. Не боись, Шура (это было сказано в сторону Александры Валерьяновны), я в темпе! Все уже привыкли, что, во-первых, Феню не остановить, а во-вторых - с ней не соскучишься. Поэтому ее уже никто и не останавливал, а даже наоборот - с нетерпением ждали новой хохмы. - Значит так. Приходит до врача бабушка-старушка и говорит: 'Посмотрите, доктор! У мине шо-то в жопе нехорошо.' А доктор так, знаете, грустно посмотрел на нее и говорит: 'Эх, бабушка! Подумай сама своей головой: ну шо там - у тибе в жопе - может быть хорошего?'. Вот это и есть 'Занимательная проктология', да, Сократ?! - Феня, не выдержав, еще раз громко, от всей своей души рассмеялась. Общество, разумеется, тоже прыснуло со смеху в кулак. - Далеки же вы от науки, Феня! - обиделся Сократ Панасович. - Страшно далеки! То и не рекомендовал бы вам так вже сильно смеяться. Потому что, до вашего сведения, что моя брошура пользовалась большим успехом, и особенно как раз именно, что среди старушок. И, до вашего сведения, я уже начал подумывать, а не составить ли мне что-нибудь занимательное про урину или, там, про кал, потому что чувствую, что и эта тема тоже пойдет! При этих Сократовых словах уже не только одна Феня, а все общество, включая даже мрачную Светлану, не выдержало и разразилось таким гомерическим хохотом, что у входа в гостиную возникли удивленные и озадаченные физиономии дежурных Персоналодонтов и Кураторозавров. С большим трудом удалось Голове-Александре, и то лишь благодаря активной поддержке Петра Кондратовича, установить хоть какое-то подобие порядка. Сократ же Панасович, поглядев с грустным осуждением на борющееся со смехом общество, терпеливо подождал исхода этой титанической борьбы (положительного для него и отрицательного для смеха), после чего продолжил свое повествование: - Передо мною вже открывались определенные горизонты, но тут - бац! - случилась Великая Августовская Революция - и все пошло кувырком. 'Знание' ликвидировалось. Комсомол ликвидировался. Самые шустрые мои друзья-комсомольцы и подруги-комсомолки позахватывали, кто шо успел - кто туризм, кто пионерлагерь, а кто - даже завод или банк. Но мне не досталось ничего. Я был далек от этого - не в добрый час ушел из комсомола в 'Знание'. Хотелось, конечно, захватить мединститут или больницу, чтоб по специальности, но их пока не приватизировали. Думал-думал: что делать? кто виноват? с чего начать? Вижу, что время дурноватое, народ нервничает, лезет в политику и на этом можно наварить. И решил я создать партию на базе областного общества 'Знание'. Думаю, главное - зарегистрировать, а там пойдут членские взносы и - на жизнь хватит. А дальше - как карта ляжет. Потому что я очень сильно не хотел возвращаться до амбулатории и до практической медицины в лице фельдшера. В то время, да и сейчас тоже, не то что такие кадры как я, а даже классные хирурги и даже сами гинекологи! - и те только лапу сосали. А партий сейчас, в нашу демократическую эпоху, можно создавать сколько влезет. Главное, чтобы броско и так, знаете, солидно звучало. Поэтому название играло очень большое значение. Я долго размышлял именно над названием. Сначала хотел назвать ее Партией Знаний, потому что сидели-то мы в обществе 'Знание'. А потом сообразил: ну какой дурак в такую партию вступит? Никакой! И как-то само собой в голове, как искра, вспыхнул красный транспарант: Народно-..., Народно-..., Народно-Популярная!!! Это значит - популярная среди народа!! А значит - среди масс!! Этот интуитивный прорыв до истинного названия партии тоѓже, товарищи, был как-то связан с наукой. Ведь где-то в голове - там, внутри, у мозгах подсознательно вертелось что-то научно-популярное - оно осталось как генетическая память про руководство обществом 'Знание'. Но в моем сознании оно вже трансформировалося как народно-популярное! Вот так, товарищи дорогие, чтобы вы чотко себе представляли, откуда на самом-то деле происходит Народно-Популярная партия и кто является ее истинным основателем, а не придуманным, и организатором и вдохновителем всех ее побед на нашем политическом горизонте. Да! Это был я, Сократ Фригодный - первый Генеральный секретарь Народно-Популярной партии, без которой - признаемся честно! - наша национальная Элита вже даже и не Элита вовсе, а так - неодушевленная абстракция. К сожалению, многим сейчас это не по нраву, а как кость у горлянке и они даже норовят замалчивать данный неоспоримый исторический факт, лживо фальсифицируя тем самым историческую правду. Но, товарищи, продолжаю. Времена тогда были бесшабашные и партию можно было зарегистрировать практически за бутылку, что я и сделал безо всяких капиталовложений. Тем более, что на регистрации в областном Учреждении сидел мой сосед - Зяма Рабиновченко. Он потом стал политтехнолог-консультант и немало мне помог своими разумными советами и глубокой эрудицией во всех вопросах, особенно там, где кого-нибудь надо надурить. Именно, товарищи, тогда мною были выстраданы знаменитые наши партийно-политические лозунги: 'Народу - Популярность!', 'Популярность - Народу!' и 'Хай Живе* Народная Популярность!'. Все, в целом, вроде бы развивалось ничего. Но я чотко понимал, что держать целую политическую партию в городе Хасриловцы, хоть это и областной центр, было абсурд. Нужно было во что бы то ни стало пробиваться в столицу, а денег не было. И вот тогда-то у меня и состоялся исторический разговор с консультант-политтехнологом Зямой Рабиновченком. Он мне как-то, по пьянке, говорит: - Сократ, я не вижу в тебя стратегии и тактики. Запомни: то, что ты должен чотко уяснить в самую первую очередь - это тот факт, где позиционирует себя твоя партия - в какой Социальной и в какой Гинекологической Нише. Найди, Сократ, свою Гинекологическую Нишу! Сейчас для тебя это самый главный вопрос жизни и смерти! - Зяма, - говорю, - а что ты понимаешь под термином 'Гинекологическая Ниша'? - А то и понимаю, что найди себе богатую бабу, которой нужна политическая партия для того, чтобы пролезть в Парламент за неприкосновенностью, а там - крути бабки как хочешь и никто ни хрена тебе не сделает! - А почему обязательно баба? - А потому, Сократ, что с бабами вообще лучше иметь дело, чем с мужиками. Потому что, Сократ, подсядешь с мужиками на кидалово так, что и гавкнуть не успеешь! А бабу, Сократ, при случае, и трахнуть можно для сближения с народной биомассой: тра-та-та! Вот она тебе и будет Гинекологическая Ниша. Но богатая Гинекологическая Ниша все никак не попадалась на моем тернистом социально-политическом горизонте. И вот в один прекрасный день, когда я сидел у бывшем помещении общества 'Знание', а ныне у штаб-квартире и центральном (и единственном) офисе Народно-Популярной партии и думал тяжкую думу: куда ж это идут партийные деньги?, и почему в офисе такой большой расход туалетной бумаги?, и как за эти хилые членские взносы заплатить за коммунальные услуги?, а может вообще за них не платить?, а лучше купить костюм генеральному секретарю?, или заплатить зарплату просто секретарю?, как вдруг у дверь просунул голову просто секретарь, то есть, точнее, просунула голову секретарша и как-то испуганно, с широко раскрытыми глазами шепчет: - Сократ Панасович! До вас! Тут я вижу, что кто-то ее - секретаршу - отодвигает в сторону и до меня у кабинет заходит крупная, фигуристая, решительная, прекрасно одетая до самых кутюр дама и в помещении или, может, у меня в глазах как-то неожиданно начинает темнеть, а вокруг начинает раздаваться совершенно невозможное благоухание от парфумов. Дама, улыбаясь, подходит до моего стола, а у меня от ее улыбки мороз по спине и в голове мелькают мысли про судьбу. Но сам виду не подаю, а говорю так, как бы индифферентно: - Я вас унимательно слухаю, товарышко! По какому вы до меня вопросу? Представьтесь, пожалуйста! А она: - А я думала, что меня и так все знают! Я - Дьяволита Ультиматовна Измаильчук, известная предприниматель. 'От это финт!' - пронеслось вихрем у меня в голове. - 'Сама Дьяволита!' Я уже тогда много разного про нее слышал. Но, признаюсь, живого олигарха - или живую - увидал впервые. Признаюсь, впечатление было сильное - примерно как при встрече пятнадцать лет назад дорогого товарища генерального секретаря еще той - родной! - компартии! Но сам виду не подаю, держу марку и даже так строго, но интеллигентно, предлагаю ей стуло и спрашиваю: - Какой у вас до меня круг вопросов? Она, представьте, как улыбнется своей необыкновенной улыбкой - может кто помнит, какая у нее улыбка? Такая, что в это время кроме нее ничего не видишь! Так и я - смотрю на нее, как дурак, и все партийные лозунги з головы как повыметало. А Дьяволита Ультиматовна до меня: - Вы знаете - говорит - Сократ Панасович, что я давно наблюдаю за вашим политическим движением. И чувствую, что з вашим масштабом, з вашим интеллектом, з вашим, понимаете, ... политической интуицией и чувством лидерства и одновременно из вашою любовью до людей и до науки - прозябать в провинции - даже как-то нефельтикультяпно! Низя, низя так до себя наплевательски подходить! Я понимаю - скромность. Но надо ж думать и про интересы всей державы и нашого многострадального народа! В общегосударственном, так сказать, масштабе. Мы все от этого много втрачаем. Если не вы, то кто? То кто?! Читала вашу 'Занимательную проктологию' с удовольствием. Выдающее произведение! И очень своевременная книга. А также досконально изучила программу родной Народно-Популярной партии. И вот она берет и кладет свою руку мне на плечо, а я через пиджак чувствую, что рука в нее вже такая горячая, что внутри в меня тоже все начинает клокотить, а двинуть - ни одним членом не могу, только вылупился на нее как баран. И - все. Приехал. Наконец превозмог себя и говорю: - Так значит вы разделяете идеалы нашого политического движения? А она: - Милый, милый Сократ Панасович! Ну невжели я бы отакó просто до вас пришла, не разделяй я идеалы вашого-нашого политического движения? Тут не может быть не только двох, но даже и одного мнения! А я сквозь пиджак ощущаю, что ладонь ее становится еще горячее. Но сам, как во сне, говорю: - Мне по душе ваша принципиальная позиция. А какая в вас, так сказать, политическая платформа? - Ну, конечно же, - отвечает она, смеясь, - самая народно-популярная! Вот видите? Я - вся ваша! Тут у меня внутри - как перевернулось все и я отрубился. Обморок! Когда пришел в себя - лежу на диване, а рядом сидит Дьяволита и моя голова - у нее на коленях. А в голове все кругом-кружится, но так хорошо-о-о! И только одна мысль: 'Боже Партийный! Сделай так, чтобы она стала моя Гинекологическая Ниша!' И началась совершенно новая жизнь! Все закрутилось-завертелось. У Дьяволиты оказались такие связи! А какие деньги! - я даже отдаленно не мог догадываться об их масштабах! Все вопросы она решала элементарно и в мгновение ока. Казалось, для нее вообще не существовало никаких проблем. Зяма Рабиновченко - теперь вже исключительно наш и больше ничей штатный политтехнолог, только голову втягивал в плечи как страус, который прячет свои яйца в песок, когда мы узнавали об очередной политико-экономической диверсии Дьяволиты. Фишка Народно-Популярной партии оказалась ей как нельзя кстати, но она раскрутила эту тему так, как нам не могло присниться даже в самом страшном сне. Короче, через каких-нибудь полтора-два месяца я уже сидел в столице, а там подоспели парламентские выборы, на которых мы под руководством Дьяволиты так добре крутанулись, что наша фракция стала третьей в Парламенте. Зяма аж расцвел и только время от времени напоминал мне о глубокой справедливости научной теории про Гинекологическую Нишу. 'Сократ, - любил он допытывать меня по пьянке, - ну, скажи, а как Дьяволита тра-та-та? - Что, Зяма, 'тра-та-та'? - Ну, Сократ, не понимаешь? Как она тру-ту-ту?! - Что, Зяма, 'тру-ту-ту!'? - Ну, Сократ, кончай из себя целку корчить! Ну, как она тру-ту-ту?! - Не знаю, Зяма, про какое 'тру-ту-ту' ты говоришь. Но сам добре знал и про 'тра-та-та' и про 'тру-ту-ту', но это было слишком интимно и не для Зямы предназначалось. И от я теперь думаю, что это был самый щасливый период в моей жизни. Даже лучше, чем в комсомоле при совке! Дьяволита поставила меня Головою нашой парламентской фракции. Когда этот вопрос решался, я даже решил слегка пококетничать. Говорю: - Товарищ Измаильчук! А может есть более достойные кандидатуры? Я готов подать руку более достойному, подставить товарищеское плечо и поделиться своим политическим опытом. А она: - Нет, Сократ, ты и только ты! - Ну почему же только я? А она как улыбнется своей ошеломительной улыбкой и мне: - Во-первых, потому что ты Сократ, а во-вторых, потому что - дурачок! Дурачок-Сократ! - и смеется. Эту женщину никогда нельзя было понять. Короче говоря, стал я руководить парламентской фракцией родной Народно-Популярной партии нового правоцентристского типа. Мне нравилась эта работа, да что работа! - эта ответственнейшая державная деятельность, это политическое призвание! Мне нравилась моя столичная депутатская квартира, мой личный, прикрепленный за фракцией 'мерседес'. Нравилось даже, в каких красивых папках подает документы Секретариат. Нравилось, что уже не надо экономить на туалетной бумаге. 'Эх, тато, Панас Панасович, Царствие тебе Небесное! - восклицал я мысленно, - Видел бы ты, до каких вершин достигнул, благодаря науку, твой Сократ! А может ты смотришь на меня сейчас из неба и только влыбаешься своей лагидной отцовской улыбкой!'. Да, это была моя полнокровная политическая жизнь, моя стихия! Я любил ее самозабвенно. Любил, когда надо было брать участие в разных согласительных комиссиях, рабочих группах, круглых столах и так солидно, з напором заявлять: 'Фракция родной Народно-Популярной партии данный законопроект не поддержит и будет голосовать категорически против. Категорически! Данный законопроект противоречит фундаментальным интересам народной массы'. Любил встречать разные зарубежные делегации и сам ездить по парламентскому обмену, знакомиться з жизнью разных стран, произносить взвешенные, продуманные речи про наш многострадальный народ, про розбудову нашой державности и про такое разное прочее. Конечно, все мои выступления происходили по согласованию, а точнее - с разрешения Хакамады. В мои обязанности входило следить, чтобы все наши члены строго выполняли разработанные ею сценарии, особенно при голосовке и не ляпали языком лишнего. Это, конечно, не могло не нравиться. Но Хакамада время от времени предупреждала и меня: 'Сократ! Держать язык за зубами и следовать моим инструкциям - это и тебя касается, причем - в первую очередь!'. Я ей отвечал, что, мол, знаю, знаю, а она: 'Сократ! Ты знаешь только то, что ты ничего не знаешь!'. Но я такие замечания, как правило, пропускал мимо ушей ввиду высокого уровня наших из Дяволитой Ультиматовной отношений и благодаря тра-та-та через Гинекологическую Нишу. И все больше и глыбше сосредотачивался на разработке идеологии и концепции родной Народно-Популярной партии нового правоцентристского типа, которая диалектически соединяла единство и борьбу следующих самых разных глыбоких жизненных противоположностей, как то: - несмотря на то, что во фракции были в основном одни олигархи во главе с Хакамадой, партия все же была самая народная, потому что в интересах кого все это делалось? - в интересах, конечно же, народа! - партия, понятно, выступала за наше национальное возрождеѓние и, понятно, что ругала москалей. Но большая часть нашего партийѓного бизнеса имела крупные дела с Россией и выходило так, что з ними иметь дела было выгоднее и надежнее, чем з нашими, потому что наши только и смотрели, как бы кинуть и надурить. Поэтому, наряду з национальными идеалами, мы выступали и за интернационализм, в первую очередь, в области личных инвестиций из России и туда. - партия горячо поддерживала нашу молодёж, потому что это наше будущее, и призывала молодёж решительно и принципиально бороться за отправку на пенсию и на свалку истории этих старых передовиков, этих отживших кадров, стоящих напоперек прогресса и мешающих нашему поступательному продвижению вперед. Но партия принципиально и решительно поддерживала и наше уважаемое старшее поколение - наших славных старичков и старушок, ветеранов и ветеранок всех видов и родов, потому что без ихнего опыта и мудрости никакого светлого капиталистического будущего не построишь ни за какие бабки. - конечно же, НАРПОППА (это наша партийная аббревиаѓтура) выступала за женское равноправие и сама являлась символом гендера и раскованности в лице одного из самых ярких своих, извиняюсь, членов - Дьволиты Измаильчук. Но, одновременно мы еще более решительно выступали за укрепление нашого домашнего семейного очага, которого хранительницей, конечно же, есть наша женщина-мать, которой, значить, нечего без толку и без наших национальных ценностей, без нашой национальной этики и морали соваться в политику или еще куда совместно из мужиками! - Народно-Популярная партия на своем знамени начертала: 'Путь на Запад - наш стратегический Путь!'. Но традиционные связи с Востоком, в первую очередь с Россией, как з нашим главным стратегическим партнером и братом, разумеется, для нас были и оставались превыше всего! Такая многовекторность и многополярность определила и наш партийный логотип в лице Розы Ветров. Злые языки, правда, говорили, что нарпопы - так сокращенно нас стали называть журналисты, а также на политических тусовках - смотрят не на интересы народа, а откуда дует ветер. А еще более злые, особенно после некоторых, наиболее принципиальных моих выступлений, злословили, что, мол, опять главный нарпоп выпустил свои Розы Ветров или Ветры Роз. А вже самые-самые злейшие - то те вообще клеветали на нас с Дьяволитой: 'Главная Нарпопа и ее Главный Нарпоп, припавший к ее Гинекологической Нише'. И малевали, где только могли, вензели из двух букв 'Г' и 'Н'. Хотя, конечно, надо самокритично признаться, что все так оно и было на самом деле и действительности соответствовало. Но, несмотря на все злопыхание недоброжелателей, партийный корабль Народно-Популярной партии уверенно плыл вперед! Ее популярности в народе немало поспособствовала написанная мною в соавторстве с Дьяволитой брошура (так и хочется сказать научно-популярная!) 'Краткий курс истории Народно-Популярной партии (НАРПОППА)'. Писал ее, конечно, я один вместе с Зямой Рабиновченком, поскольку Дьяволите, как она сказала, не было времени, чтобы заниматься ерундой. Я, правда, даже слегка обиделся на такие ее слова, но Хакамада закатила такую шикарную презентацию этой брошуры (мы ее стали называть монографией), что я через свою обиду перешагнул, тем более, что благодаря эту монографию, Дьяволитины бабки и мой возросший политический авторитет мне уже начало светить на горизонте членство-корреспонденство в НАКАЖЕПРО. И еще что приятно было сознавать - это то, что в этой перспективе значительное значение сыграл и мой первый научный труд 'Занимательная проктология'. Но приблизительно в это самое время возник гораздо более серьезный повод для обид. Один раз я заметил, как Дьяволиту в ее 'Бентли' (она ездила в 'Бентли' - говорила, что разъезжать на 'Мерседесах' - это мещанство) нежно, за жопку подсадил ее новый охранник Вася, накачанный двадцатилетний двухметровый сопляк, который, оказалось, был знаете кто? - сын нашого бывшого парторга з медучилища Мыколы Яковича Штуцера! помните? Можете себе представить, как тесен мир! Он, оказуется, пролез в охрану Дьяволиты через 'НАРПОППУ МОЛОДУЮ' - молодежное крыло нашей партии. Я, когда увидел эту Васькину наглую фамильярность, то чуть не задохнулся от негодования и говорю: - Ах ты, сучий потрох Вася! шо ж ты, падла, делаешь?! А Дьяволита мне как врежет в упор: - Кому, может, и Вася, а тебе, Сократ, он - Василий Мыколаевич. Чтоб ты знал, он охраняет мое тело и делает это очень хорошо. Вопросы есть? Увы! Вопросов у меня не было, а была такая тоска! Я понял, что моя звезда-тра-та-та у Дьяволиты закатилась и Гинекологическая Ниша вже занята другим... В меня начался духовный кризис, который не мог не отразиться на депутатской деятельности в ранге Головы фракции НАРПОППА. А тут как раз в Парламенте рассматривался закон про приватизацию нашой национальной мусорообрабатывающей промышленности. И когда Дьяволита позвонила мне на мобилу з Мальдив, где она отдыхала от тяжелых государственных забот не с кем иным как вместе с охранником своего тела Василием Мыколаевичом Штуцером, чтобы я строчно, не жалея никаких бабок, мобилизовал со всех фракций, кого только можно и нельзя для голосовки 'за' этот закон, то я со смешанным чувством собственного достоинства просто проигнорировал ее звонок. Через день, когда закон благополучно провалили и вже было поздно - поезд ушел, она на чартере примчалась з Мальдив и вызвала меня на разборку. Как сейчас стоит у меня перед глазами та сцена: Дьяволита - стройная, загорелая, удовлетворенная - видно Василий Мыколаевич, действительно, добре отработал свою тра-та-та-работу. И злая. А улыбѓка - умопомрачительная, как приговор судьбы. 'Сократ Панасоѓвич, рада тебя видеть! Как самочувствие? Ты вже кушал? Что новеньѓкого? Тебя еще Головою Параламента не избрали за отчетный период? Нет? Что так? - Напрасно, напрасно - ведь ты теперь у нас такой самоѓсѓтоѓяѓтельный политик! Сам принимаешь важные решения. Определяѓешь, так сказать, судьбы народов и государств. А ты знаешь, что из-за тебя, из-за козла, я полтора миллиарда баксов потеряла? Может у тебя есть такие деньги и ты мне позычишь? Нету? А сколько есть? Ах, нисколько нету! Я понимаю. Ну, тогда иди, развивай дальше Заниматеѓльѓную проктологию - там еще столько занимательного! Пшел вон!'. На ватных ногах вышел я от Дьяволиты, голова кругом вертится, сердце з груди выскакует. Поехал до Зямы и напились с ним - до поросячьего визгу. Умный Зяма ничего у меня не спрашивал: ему и так все было понятно. А мне, оказуется, не все. Потому что на следующий день, несмотря, что з большого бодуна, я поперся на заседание в Парламент. Приезжаю, а охрана не пускает. Я им: - Вы что, козлы, оборзели?! Вот удостоверение! А начальник охраны: - Документ ваш недействителен. Я его изымаю. Вот у меня постановление. Тут до меня начало вже что-то доходить, хотя до конца еще не верилось. Но когда увидел, как мимо меня на заседание проходят другие депутаты, причем мои же партийцы, члены Фракции НАРПОППА, и на меня - ноль реакции, только морды отворачивают, понял, что гаплык. Но тоже - еще не до самого конца. И когда вернулся на свою депутатскую квартиру, а там на входе мент не пропускает, говорит: - А вы, пан-товарищ, здесь уже не проживаете, это квартира пана-товарища Штуцера Васыля Мыколаевича., - и то еще на что-то надеялся, а именно, что у меня осталась родная Народно-Популярная партия. А вот когда меня не пустили и в штаб-квартиру партии, когда на мое воззвание до охраны, что я ж есть основатель и Генеральный секретарь НАРПОППЫ, суки!, в ответ услышал только издевательский смех, и когда я, в отчаянии, вытащив 'Краткий курс' и, пытаясь показать охранникам свою фотографию с подписью: 'Сократ Фригодный - основатель и Генеральный секретарь Народно-Популярной партии', увидел на том месте в книге что-то уж совершенно невероятно-безумное, а именно - фотографию Дьяволиты з Васьѓкой (!!) и подпись: 'Дьяволита Измаильчук и Василий Штуцер - Основаѓтельница и Генеральный секретарь Народно-Популярной партии'!!!, - свет померкнул у меня в глазах и я потерял сознание. Очнулся я на диване в своей старой квартире в Хасриловцах, но - как туда попал и сколько времени прошло - не знаю и не помню. Включил телевизор, думаю, посмотрю последние известия - хоть буду знать, какое сегодня число. А там, в новостях показывают пуск в действие нового мусорообрабатывающего завода и ленточку перерезают - кто?! - дикторша, курва, объявляет радостно: - Инвесторы и новые владельцы мусорогиганта - Дьяволита Измаильчук-Штуцер и Василий Штуцер-Измаильчук! А вокруг радостно хлопают в ладоши эти шестерки - члены Политбюра и эти шестерки - члены Парламентской Фракции уже - увы! - не родной мне Народно-Популярной партии! Боже мой, Боже мой! - И я заплакал горькими, злыми и бессильными слезами, глядя на ихний надо мною триумф. Но плакал не долго, потому что через пару минут на меня вдруг напала неодолимая тошнота и я еле добежал до своего совмещенного санузла, где меня буквально наизнанку вывернула тяжелейшая рвота. 'Неужели отравили, суки!' - проѓмелькнуло в голове, и я, добежав до телефона, сквозь рвоту, с горем и слезами пополам вызвал 'Скорую', которая приехала неожиданно оперативно. Врачом случайно и к счастью (хотя какое уж тут счастье!) оказался знакомый - Сирожка Вознюк, с которым мы когда-то, в незапамятные, щасливые и наивные времена учились в медучилище и ходили по девкам. Он за это время успел закончить мединститут, стал врачом, женился, народил троих детей - но все так же, по-прежнему работал на 'Скорой'. Он то и раскрыл мне глаза на Феномен. 'Сократ, - говорит, - страшно узок ваш круг, страшно далеки вы от народа и ни хрена не видите, что делается у вас под носом!'. - А я ему: 'А в чем дело, Сирожа?' - А он: 'Так ты, значит, еще не знаешь, что такое Феномен?' - 'Какой такой феномен? Первый раз слышу!' - 'Не 'феномен', а 'Феномен', кореш дорогой!' И тогда Сирожка изложил мне всю Феноменологию Феномена. И глаза у меня частично раскрылись. Оказуется, на родину-мать напало новое тяжкое испытание - этот чертов Феномен, который поделил весь народ на два враждебные лагери - Элиту и Электорат, поставив к тому же между ними эту проклятую S-аномалию. И - увы! я уже, оказуется, находился не на стороне Элиты - Дьяволита вышвырнула меня оттуда, как ненужный отработанный материал, узурпировав весь мой выстраданный политический капитал в свою с Васькой пользу. Выразить словами невозможно то горькое чувство, что в одночасье тебя лишили всего, что добивался всю свою сознательную политическую жизнь! Дальше Сирожка мне поведал, что, оказуется, уже было и решение Парламента на тему Феномена, а я его прошляпил, или, может, в это время уже находился в бессознательном состоянии - этого я так и не понял. Непонятно мне было также и то, как жить дальше? Как снискать насущного хлеба, когда никаких ресурсов - ни моральных, ни физических вже не было. Только в углу комнаты нашел две связки з книгами: одна оказалась 'Занимательная проктология', а другая - 'Краткий курс истории Народно-популярной партии (НАРПОППА)'. Как в тумане я вспомнил, что с этой последней в меня связан какой-то парадокс, и когда начал перебирать в памяти события, всплыла та ужасная сцена с охраной возле штаб-квартиры партии в столице. Ли-хорадочно бросился перелистывать 'Краткий курс' в надежде обна-ружить хотя бы самомалейшие воспоминания про себя, но тщетно! Всюду, где должны были находиться мои фотографии, где я сам с та-кою любовью - любовью к истине! - описывал о своем титаническом труде по организации партийного движения НАРПОППЫ, было только 'Дьяволита! Дьяволита!! Дьяволита!!!'. А дальше, ближе к концу, уже стал появляться и Васька - охранник тела Дьяволиты в роли Василия Мыколаевича Штуцера, сначала Гауляйтера молодежного крыла - 'НАРПОППЫ МОЛОДОЙ', а потом уже и Генерального секретаря всей родной Народно-Популярной партии - этакого, понимаешь ты, партийного вундеркинда, сделавшего свою политическую карьеру через Гинекологическую Нишу, которая ему, сучонку, в матери годится! Кроме совершенно естественного возмущения эта книга вызывала у меня еще и леденящий ужас, ибо невозможно было рационально понять и объяснить: каким же это фантастическим образом лично мною (с Зямой) написанная книга, там, где любовно выверялась каждая фотография, каждый документ, каждая буква, каждая запятая!, была мгновенно подменена сиею отвратительною фальсификацией?! 'Сатана! Сатана!! Сатана!!!' - теперь почти без перерыва бухало в меня в мозгах и я уже боялся один оставаться в комнате, а по ночам оставлял свет включенным и все равно дрожал от каждого шороха. А когда забывался сном, то все пространство этого тяжелого сна заполнялось отвратительными гадами, пауками и крысами - и я просыпался с криком и в холодном поту. Проснувшись, я обнаруживал, что надо мною склоняется какой-то грязный, вонючий, одноглазый карлик-бомж с фурункулами и язвами на лице и руках и шарит у меня на груди, на животе и в районе гениталий, что-то ища или домогаясь чего-то, пользуясь моей во сне беспомощностью. В панике пытался я оттолкнуть от себя этого отвратительного монстра и ... с криком просыпался! Так значит и это был сон! Задыхаясь, я открывал окно, чтобы вдохнуть измученной грудью хоть один глоток свежего воздуха, но снаружи с ужасным карканьем влетала стая ворон и, пикируя мне на голову, норовила выклевать мои глаза, источая при этом ужасное зловоние. Схватив со стола настольную лампу, я изо всех сил отбивался от проклятых птиц, круша все вокруг себя, но тут со взрывом лопалась лампочка, обдавая мое лицо дождем осколков и ... я снова просыпался! Господи!! И это, оказывается, тоже был сон!!! И таких вложенных один в другой снов за ночь у меня бывало до десятка. Я понял, что еще немного - и сойду с ума. И вдруг мне в голову пришла простая, но какая-то очень убедительная и убеждающая мысль-последовательность: 'Грех - Дьяволита - Сатана'. Ибо я уверовал, что все, что со мной произошло - дьявольское наваждение и без врага рода человеческого тут не обошлось. Методом научного анализа пошел я назад, в обратном направлении последовательности и получилось 'Сатана - Дьяволита- Грех'. Я долго обдумывал своей воспаленной головой эту последоваѓтельѓность, но ничего определенного не смог придумать, кроме того, что 'Сатана' источник 'Греха', а между ними как-то крутится 'Дьяволита'. Но чей это был грех и какое мое место в этой тройке, понять я был не в состоянии. Со страху, не зная, что делать, я обратился до Исуса Христа, Господа Бога нашего. Каждый день ходил до церквы, пытался молиться теми простыми молитвами, которые помнил еще от бабушки, однажды съездил в Почаевскую лавру. В церковной лавке купил Библию и часто ее читал, особенно Евангелие от Матфея, и именно то место, пятую главу, которое называется Нагорной Проповедью. Признаюсь, что я не понимал смысла этого текста, хотя он и волновал меня. Я не понимал (да и сейчас не понимаю), почему должны быть блаженны нищие духом и почему их должно быть Царствие Небесное? Тем не менее, продолжал ходить до церквы, молиться и читать Евангелие, надеясь получить от Бога какое-нибудь знамение. Но не получил. Зато вдруг, неожиданно решился вопрос моего жизненного обеспечения. Во внутреннем кармане пиджака я нашел банковскую карточку VISA, оставшуюся от прежнего благосостояния. Я хорошо помнил, что она была практически пустой - там было что-то такое долларов пятьсот-шестьсот, и я положил ее специально в этот карман для того, чтобы пополнить из партийной кассы, но не успел. Но теперь и это были большие бабки, которых мне могло хватить на несколько месяцев жизни в Хасриловцах. Но когда я пришел в банк, чтобы снять энную сумму, неожиданно на счету обнаружились очень, очень приличные деньги, не скажу, какие, но такие, что точно хватит на несколько лет безбедного существования, а в провинции - то еще и больше. Я понял, откуда они, эти деньги - никто иной не знал этого счета, кроме как Дьяволита, и никто иной не мог бы пополнить его. И кроме нее у меня не осталось никого в целом свете, да, если разобраться, то и ее тоже. Но все равно, ничто не могло изменить моей нежности к этой невероятной, умопомрачительной, коварной, страстной, непостоянной, неверной и непостижимой женщине. 'Милая, милая Дьяволита!', - мысленно обращался я к ней. - 'Слышишь ли ты меня? Вспоминаешь ли, думаешь ли хоть иногда обо мне?'. Но умом понимал, что не слышит, не вспоминает и не думает... Целыми днями я бесцельно шатался по городу, изредка встречая старых знакомых и выпивая с ними по рюмке. Тяжко было мне отвечать на их вопросы, и я старался переводить разговор на что-нибудь другое. Бродя по улицам, отмечал перемены, происшедшие за время моего отсутствия. Как изменился город! Центральные улицы - новые богатые магазины, банки, рестораны, отели, дорогие - очень дорогие! - иномарки. Окраины - разбитые дороги, заброшенные дома, полуразрушенные предприятия. Раньше город был трудовой, чувствовалось, что все где-то работают, что-то делают, что-то 'производят'. Хотя большого богатства, а тем более роскоши не было. Теперь же, особенно в центре, роскошь навязчиво лезла в глаза, а в самых живописных местах - в парке, на береге реки выросли шикарные коттеджи, даже не коттеджи, а целые дворцы. Правда, непонятно было, за счет чего эта роскошь возникла - ведь следов какого-либо 'производства' не было теперь и в помине! Кругом мельтешила одна лишь торговля - базары, магазины, лавки, лавчонки, какие-то полунищие люди, продающие прямо с земли. Какое-то непропорциональное количество игровых заведений и автоматов, около которых крутились не только пацаны, но и взрослые мужики и даже бабы, как будто вознамерившиеся проиграть не только свою жизнь, но и целый мир... Как много стало бездомных детей! Как много проституток! А ведь раньше их не было вовсе! Я сам пару раз 'снимал' на улице совсем молоденьких - лет по 14 - 15, но уже довольно квалифицированных... Одна из них - ее имя было Маша - мне особенно понравилась и я несколько раз приводил ее к себе домой. Однажды, когда мы отдыхали в постели после любви, я спросил ее, зачем она ведет такую жизнь и что с ней будет дальше, и она, шутя, ответила: 'Маши каслом не испортишь!'. Не знаю почему, но я стал думать о ней как о Марии Магдалине. При том при всем я не мог не сознавать, что все эти перемены - и хорошие, и особенно плохие связаны с деятельностью созданной мною Народно-Популярной партии, и это вызывало у меня непередаваемо тоскливое чувство. Иногда, по вечерам, когда не было дежурства, ко мне заглядывал Сирожка Вознюк и мы, за рюмкой, предавались воспоминаниям о прошедших щасливых деньках нашой молодости. Сирожка мне рассказывал и о Феномене - как там начальство с ним борется или делает вид и, вообще, какие веяния на эти темы. Не знаю почему, но ночные кошмары посещали меня теперь намного реже и даже иногда я подумывал, а чи не устроиться ли на какую-нибудь необременительную работу типа политтехнолога до какой-нибудь из мелких местных политических организаций. Однажды, гуляя по обыкновению по городу, возле базара я увидел одноглазого бомжа, вид которого мне показался до странности знакомым. И, присматриваясь до него, обнаружил, что и он приглядывается до меня своим единственным глазом. Это показалось странным, но он вдруг улыбнулся своей отвратительной ухмылкой и я внезапно вспомнил, что это бомж-карлик из одного моего кошмарного сна! Только он на самом деле не был карликом, а просто жизнь его согнула пополам. И именно в этот момент он заговорил до меня: 'Не узнаешь, Сократик?'. Я не знал, что ответить - ведь не мог же я сообщить ему, что он персонаж моего ночного кошмара. Но бомж снова заговорил до меня: 'Ну, Сократик, вспоминай: медучилище, парторг Штуцер Мыкола Якович, ну!..'. И тут я узнал и вспомнил! - 'Мыкола Якович, дорогой вы мой человек! Как же это! Что это с вами?' - 'А вот Сократик, так вот... живу!' - 'Как? Неужели на улице?!' - 'На улице, Сократик, на улице...' - 'А вы знаете, кто теперь ваш Васька?' - 'Знаю, Сократик, знаю...' - 'А он знает, в каком вы положении?' - 'Знает, Сократик, знает...' - 'Ну и что же он?' - 'Ничего, Сократик, ничего...'. Что у Мыколы Яковича случилось с глазом, я постеснялся спросить. Потрясенный, что увидел его в таком ужасном состоянии, без глаза, без дома!, я пригласил его до себя домой. Там мы выпили з ним бутылку водки, потом еще одну, потом, кажется, еще одну и разговорились. Оказывается, он откуда-то знал историю моего падения з политического Олимпа. 'А сказать тебе, Сократик, почему с тобой такое случилось?' - 'Скажите, Мыкола Якович, прошу вас!' - 'Ты, Сократик, предал Знание, сынок!' - 'Так не я ж один - все его предали' - 'Вот все и получат по заслугам' - 'А ты, Мыкола Якович?' (я тоже незаметно для себя перешел с ним на 'ты') - 'Я уже свое получил и еще получу.' - 'А твой Василий Мыколаевич, кровиночка?' - 'И он получит!' - 'А Дьяволита Ультиѓмаѓтовна?' - 'Дьяволита, Дьяволита...'. Что было дальше, не помню, потому что меня свалил тяжелый алкогольный сон и я вырубился. Утром обнаружилось, что Штуцер-бомж исчез, а вместе из ним исчезли и две связки з моими книгами - 'Занимательной проктологией' и 'Кратким курсом Народно-популярной партии (НАРПОППА)'. Исчезла также и мелочь, которая валялась на столе и та, которая была в кармане моих брюк. Но карточку VISA Мыкола Якович не взял - оказался честный, а может просто не знал, что это такое. С тех пор по каким-то необъяснимым признакам я чувствовал его постоянное незримое присутствие в моей квартире. Телевизор я включал все реже, а как только начиналось что-то политическое, сразу выключал. Но совсем не смотреть его тоже не мог. Мне просто физически необходимо было, хоть изредка, видеть Дьяволиту, хотя это и причиняло мне и душевные муки и Феноменальные страдания. И особенно больно было сознавать, что благодаря S-аномалию, нам уже не воссоединиться никогда! Эта мысль настолько угнетала мой дух, что ни о чем другом я размышлять уже не мог. Зато на мыслях про Феномен и про S-аномалию сосредоточился полностью. Как и много лет тому назад решил воспользоваться методом научного анализа, хотя и сознавал, что над данной проблемой работают несравненно более крупные мыслители, чем я, и даже, наверно, целые научные институты. Но, точно так, как сумасшедший изобретатель, который пытается сделать вечный двигатель или доказать теорему Ферма*, ежедневно, упорно и фанатично размышлял я над загадкой Феномена, пытаясь с разных сторон понять ее происхождение. То, что это кризис подсознания, я понял довольно быстро, хотя ясного понимания того, что же собою представляет это самое подсознание у меня не было. Размышлял же я просто: сознание - это то, что я знаю, помню и могу рассказать в данный момент. А некоторые вещи - не помню, но, напрягшись, могу вспомнить - значит они всплывают в сознание из подсознания. Другие вещи я и вспомнить не могу, хотя знаю, что когда-то помнил их - они тоже как-то существуют в моем подсознании. Третьи вещи являются ко мне во сне - откуда? Конечно же, из подсознания, в котором происходят какие-то процессы, которые я не осознаю. Некоторые свои сны я помнил - значит они тоже как-то оставались в сознании после пробуждения. Так, например, помнил многие из посещавших меня кошмаров. Правда, теперь они случались со мною гораздо реже. Но зато я заметил, что после кошмарной ночи Феномен начинал действовать на меня не сразу, а как бы с задержкой, и действие его было слабее. Я зацепился за эту мысль: кошмары отгоняют (или ослабляют?) Феномен! Этими своими наблюдениями поделился з Сирожкой Вознюком, когда он в очередной раз забежал ко мне отдохнуть от жены и от детей. Сирожка, который обычно не очень-то прислушивался к моим научным рассуждениям, тут почему-то задумался, стал серьезный и говорит: 'Знаешь что, Сократ? У нас, в первой больнице, в невроотделении создана группа по наблюдению Феномена. Руководит нею профессор из мединститута, может ты помнишь его - дурноватый психиатр Гольдберг Арон Маркович. Но страшно толковый. Я к нему, говорит, пристроился диссертацию писать про алкашей. Думаю, говорит, что тебе обязательно нужно побалакать из ним!'. На следующий день Сирожка привел меня до Арон Марковича, который на самом деле оказался одновременно и дурноватый и страшно толковый. Выслушав всю мою трагическую историю от начала и до конца, причем постоянно перебивая какими-то идиотскими замечаниями, кривляясь и паясничая, так что я уже хотел плюнуть на все это и уйти, Гольдберг вдруг как-то резко замолчал, стал мрачный и неожиданно строгим голосом, глядя на меня в упор, спросил: - Вы Библию часто читаете? - Каждый день, - растерянно ответил я. - Это-то вас и спасло, милейший. Значит так. В Столице набирается группа людей для проведения Эксперимента по исследованию Феномена. Вы - очень подходите. Поэтому я вас рекомендую как добровольца. Хочу предупредить, чтобы не было недоразумений: от этого - не отказываются. Хотя не знаю, чем у них там кончится. И не верю, что из этого выйдет что-то путное... Так что выписываю вам направление. Вот так вот, дорогие товарищи, я и попал в вашу компанию, в Зону Эксперимента. И вот теперь вы знаете все, в чем заключается истинная правда, касаемо нашей родной Народно-Популярной партии и моей дорогой, незабвенной Дьяволиты Ультиматовны Измаильчук, с которыми у меня, как вы убедились, связаны и самый большой духовный подъем, и самое большое разочарование в моей многострадальной автобиографии...' Рассказ Сократа Панасовича продолжался больше часа и перебивался всего лишь один раз - Фенею с ее анекдотом. По мере углубления Сократом в его повествование интерес, внимание и сочувствие слушателей к рассказчику все более возрастали и к самому концу все общество уже слушало, не отрываясь, а Алена даже всплакнула украдкой. Вольдемар ловил себя на том, как постепенно приковывала к себе эта не вполне грамотная речь, изложенная на чистом суржике. Неожиданно и ему вспомнились бередящие душу слова Иисуса: 'Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное!'. - А ведь Сократ-то как раз и может стать нищим духом и обрести Царство Небесное!, - подумалось вдруг Вольдемару, - Нет, сейчас он еще не такой, но что-то чувствуется в этом грешном человеке, что может сделать его даже и святым. Вольдемару были неудобны и непривычны сантименты такого рода, резко контрастирующие c его амплуа интеллигентного нахала, с которым он свыкся, сжился, и пребывал в нем как в своеобразном коконе, сообщающем ему массу удобств, но теперь пред его глазами стояло навечно врезавшееся в сознание явление ему Христа, как напоминание о вечности, как заботливое предостережение нашего Небесного Отца о чем-то неведомом, ожидающем впереди, и новые, неизъяснимые чувства охватили его мятущуюся душу. Да, скептичный, ироничный и даже слегка циничный Вольдемар совсем неожиданно для себя, молча, переживал повесть низвергнутого с политических вершин Сократа Панасовича. Что уж говорить об остальных членах сообщества, которые по-своему, но остро восприняли эту историю, и теперь сидели в грустном молчании, думая каждый также и о своей печали. Общество как-то позабыло, что у него есть выбранная вчера им же самим, хотя и с подачи Петра Кондратовича, руководительница собрания, которая молчаливо, как и все, сидела на своем месте. Но вдруг Александра, как бы вспомнив о своих командирских функциях, встрепенулась и заговорила: Мистерия девятая. Касающаяся любовной, истории которая была давно, очень давно... ' Да, все мы люди, и каждому з нас, думаю, пришлось пере-жить всякого, а то и хлебнуть горя на личном фронте. И каждый мог бы много чего рассказать - даже, наверно, и Аленушка - а вона ж така молоденька! Но что поделаешь - наше 'свободное' время уже подошло к концу. Скоро идти на процедуры. Поэтому, знаете шо? - Александра слегка запнулась, как бы на ходу принимая не очень простое для себя решение. Потом, по-видимому, решившись, отчаянно взмахнула рукой. - Расскажу-ка и я вам один мой старый стишок. А может он даже и про меня. Слушайте же, он на украинський мови и, звиняйте, не совсем приличный, но такой ... гламурненький. Типа, про нашу комсомольскую юность. Александра подняла голову, лукаво улыбнулась и принялась 'с выражением' декламировать: Я з жалем згадую хвилини Побачень наших в тi часи... ...Ти, гликнувши 'бiомiцину', Непоспiхом знiмав джинси, А я палила сигарету, Вина вже випивши свого. А потiм ти жбурляв Ракету У Космос Лона мойого. 'На весь!' - нам промовляло Небо! 'На весь!' - гукала нам Земля! А я спiвала, що як треба, То покохаю й скрипаля I скрипочку його тоненьку, Бо 'весь' - вiн дивний, чарiвний!... Аж ген - про це дiзналась ненька I припинила наш двобiй. Так почалося злеє дiло, Що i не розказать всього. Твоя Ракета полетiла Геть з Лона Космосу мого. Тепер сиджу сама у скрутi. Благаю, плачу раз у раз - Побачити б тебе, почути, Помацати хоча б ще раз! ...Ще раз побачить довелося б Твої фiрмовiї джинси, Твоє скуйовджене волосся, Твої порепанi 'шузи'... Настроение у всех сразу улучшилось, все заулыбались, казалось, что уже позабыты драмы Светланы и Сократа, фантасмагории товарища Маузера и Вольдемара, козни и проделки фавнов... Лица у Реципиентов просветлели; чувствовалось, что многие из них с нежностью вспоминали и свои амурные тайны. Эх-хе-хе! Дело житейское! Грихы розмаитии! Праздник тела и души! Где ты, наша комсомольская юность, свежесть чувств, трепетание нервов?! Где вы, танцы под радиолу, песни у ночного костра?! Ранняя звездочка, лунная дорожка на глади залива и весенний рассвет! Запах свежего сена и вкус парного молока! Утренний большой бодун! Память об аромате юных любимых гениталий!... Как всегда, первой выскочила Феня: - Ну, Валерьянковна! Ну, ты, оказывается, герла! А я-то думала, шо ты лоховатая, а ты, значит, тоже давала дрозда! - Було, Феню, все було, та загуло! Всё! Кончен бал! Готовимся до Эксперимента! И придвинувшись поближе до Петра Кондратовича, Александра шепнула ему на ухо: - Петрику, а кого мне Головою на завтра призначить? Пан Буряк, довольный течением непростого собрания, а также интимным обращением Александры, улыбаясь, обратился к обществу: - Ну, друзья! И как вам наша Александра Валерьяновна? По моему - молодчина. Такая, знаете, женщина, если, знаете, всесторонне ... от, понимаешь, подойти правильно ... как следует! У-ухх! Он приобнял Александру за плечи и шепнул ей: - Назначь Вольдемара, Шурик, - не прогадаешь! Александра подошла к Вольдемару, к которому уже вернулось его обычное интеллигентное нахальство, и спросила: - А как ваше мнение, господин Вовчик, насчет поголовувать назавтра? - Милая Александра Валерьяновна, - отозвался Вольдемар, - мое мнение - исполнять самые интимные желания всех без исключеѓния женщин, а ваше - в первую очередь. Приказывайте, королева! Все были довольны, как будто бы позабыв и неудачное начало дня в лице рыла фавна Кураторозаврихи с ее Сагой о Дисциплинарном Мониторинге, и тревожное повествование Буряка, и печальную повесть товарища Фригодного с его партийно-сексуальными разочарованиями. Нежная и милая концовка дня, так неожиданно сымпровизированная Александрой, и назначение симпатичного нахала Вольдемара предводителем дня завтрашнего вызвали у Реципиентов приятные чувства и вселили какие-то смутные и, быть может, не вполне обоснованные надежды, тем более ввиду ближайшей и неотвратимой перспективы Эксперимента. И общество потихоньку стало расходиться по своим комнатам, готовясь к грядущим испытаниям. СОДЕРЖАНИЕ ОТ ИЗДАТЕЛЯ ---------------------------------------------------------------------1 Предисловие ко второму изданию --------------------------------------------2 ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ ----------------------------------------------------------3 ЭПИГРАФЫ-------------------------------------------------------------------------4 ПРОЛОГ: ФЕНОМЕНОЛОГИЯ ФЕНОМЕНА------------------------------5 Таинственное явление-------------------------------------------------------------5 Теория Персонижизации----------------------------------------------------------8 Развитие Феноменологии в глубь----------------------------------------------11 Нужен Праздник!------------------------------------------------------ -----------14 Усугубление кризиса и ... -----------------------------------------------------17 ... и Стратегическая Инициатива с Верху---------------------------------20 ИНТРОДУКЦИЯ: ЗОНА ЭКСПЕРИМЕНТА------------------------------21 Философия Эксперимента и ее имплементация---------------------------21 Реципиенты и ... -----------------------------------------------------------------23 ...и их личный состав------------------------------------------------------------25 Реципиенты (продолжение)--------------------------------------------------- -26 А теперь - правда, она же истина----------------------------------------------30 ДЕКАДЫ ДЕНЬ ПЕРВЫЙ-----------------------------------------------------34 Мистерия первая. В которой интеллигентный нахал Вольдемар зачитывает странное, если не сказать больше, интервью, помещенное в дурацкой газете--------------------------------------------------------------------35 Мистерия вторая. Повествующая о жизни, любви и невероятном успении пана Макогона----------------------------------------------------------45 Мистерия третья. Эротокомедия Фени Рюкк-Зак о таинственном явлении по ночам Уполномоченного Ангела и ею, Фенею, его разоблачении-----------------------------------------------------------------------54 Мистерия четвертая. В которой Светлана Сергеевна рассказывает печальную историю о том, как это делается в Большом Бизнесе------62 Мистерия пятая. Трактующая тайную эволюцию видов и тайное же проникновение их представителей в руководящие органы Обществ защиты животных или Большой Метафизический Взрыв и его последствия ------------------------------------------------------------------------69 ДЕКАДЫ ДЕНЬ ВТОРЫЙ------------------------------------------------------77 Мистерия шестая. Сага о Дисциплинарном Мониторинге---------------80 Мистерия седьмая. Информирующая об Эгиде-----------------------------89 Мистерия восьмая. Сосредоточенная на внутри- и внепартийной жизни Сократа Фригодного--------------------------------------------------------------98 Мистерия девятая. Касающаяся любовной истории, которая была давно, очень давно... -----------------------------------------------------------120 ДЕКАДЫ ДЕНЬ ТРЕТИЙ-----------------------------------------------------124 Мистерия десятая. Предпринимающая попытку донести до слушателей взгляды Маркияна Рахваиловича, пана Хватанюка, на 'дружбу между народов'---------------------------------------------------------------------------127 Мистерия одиннадцатая. Изъясняющая вопросы Мифологической Медицины и смежные с нею вопросы -------------------------------------131 Мистерия двенадцатая. Репрезентирующая, поелику возможно, актуальную концепцию лохах (Homo Lohus)-----------------------------140 ДЕКАДЫ ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ-----------------------------------------------146 Мистерия тринадцатая. Устами товарища Маузера излагающая новаторский подход к психоанализу ---------------------------------------148 Мистерия четырнадцатая. Поющая о том, что мы видим в наших снах (Исповедь галичанина)--------------------------------------------------------161 Мистерия пятнадцатая. Дающая общее и частное представление о Специалистах и их Заказчиках-----------------------------------------------170 Мистерия шестнадцатая. В которой рассказывается о Тех, Кто над нами--------------------------------------------------------------------------------176 ДЕКАДЫ ДЕНЬ ПЯТЫЙ------------------------------------------------------186 Мистерия семнадцатая. Живописующая о том, как текут реки-------190 Мистерия восемнадцатая. Доводящая до сведения Реципиентов концептуальные и технологические основы Секретной Тараканологии----------------------------------------------------------------------------------------207 Девятнадцатая. Misteria de Homine Fugientis (Одиннадцатый Реципиент) -----------------------------------------------------------------------224 ДЕКАДЫ НОЧЬ МЕЖДУ ДНЯМИ ПЯТЫМ И ШЕСТЫМ------------233 Мистерия двадцатая, никем не рассказанная. Первый Сон товарища Маузера: 'Об Отписках и Волокитах' -------------------------------------233 ДЕКАДЫ ДЕНЬ ШЕСТЫЙ---------------------------------------------------248 Мистерия двадцать первая. Посвященная законам искусства---------250 Мистерия двадцать вторая. Об Артектуме---------------------------------259 Мистерия двадцатая третья. 'Правда, только Правда и ничего кроме Правды!' или Пытка под наркозом -----------------------------------------260 Мистерия двадцать четвертая. Маркиян Хватанюк versus Вильям Шекспир---------------------------------------------------------------------------271 Мистерия двадцать пятая. 'Гамлет' умер! Да здравствует 'Гамлет'!------------------------------------------------------------------------------------------278 ДЕКАДЫ НОЧЬ МЕЖДУ ДНЯМИ ШЕСТЫМ И СЕДЬМЫМ- Мистерия двадцать шестая, никем не рассказанная. Второй сон товарища Маузера: 'О том, как перейти на ту сторону'---------------286 ДЕКАДЫ ДЕНЬ СЕДЬМЫЙ--------------------------------------------------289 Мистерия двадцать седьмая. Сообщающая о том, как пытались провести Время------------------------------------------------------------------291 Мистерия двадцать восьмая. Формулирующая Пролегомены к Жизни Вечной-----------------------------------------------------------------------------293 Мистерия двадцать девятая. Намекающая на Высшие значения Дисциплинарного Мониторинга---------------------------------------------302 ДЕКАДЫ НОЧЬ МЕЖДУ ДНЯМИ СЕДЬМЫМ И ВОСЬМЫМ------305 Мистерия тридцатая, никем не рассказанная. Третий Сон товарища Маузера: 'О неотвратимом возмездии' ------------------------------------306 ДЕКАДЫ ДЕНЬ ВОСЬМЫЙ--------------------------------------------------337 Мистерия тридцать первая. Представляющая Введение во Внутренний Мониторинг-----------------------------------------------------------------------337 Мистерия тридцать вторая. Совершенно секретным образом излагающая вопрос об образовании Секретного Союза Сопротивления Реципиентов (СССР) -----------------------------------------------------------340 Мистерия тридцать третья. Ставящая вечные вопросы: Кто виноват? Что делать? Где была дрель? И даже частично отвечающая на них--346 Мистерия тридцать четвертая. Приводящая сведения об иных, со?пре?дельных, параллельных мирах и даже о кошке Шрёдингера----------348 Мистерия тридцать пятая. Проповедующая о чистых руках и холодной голове------------------------------------------------------------------------------356 ДЕКАДЫ НОЧЬ МЕЖДУ ДНЯМИ ВОСЬМЫМ И ДЕВЯТЫМ---------------------------------------------------------------------364 Мистерия тридцать шестая, никем не рассказанная. Четвертый сон товарища Маузера: 'О нашей Национальной Памяти'-----------------364 ДЕКАДЫ ДЕНЬ ДЕВЯТЫЙ--------------------------------------------------366 Мистерия тридцать седьмая. Назидающая о победе Добра над Злом--------------------------------------------------------------------------------------------370 Мистерия тридцать восьмая. Поясняющая Принцип Гомеопатии и его связь с Мировым Финасовым Кризисом. А также про Великую Метаболическую Сеть и про многое разное другое...-------------------374 Мистерия тридцать девятая. Освещающая вопрос о Параантропном принципе--------------------------------------------------------------------------382 ДЕКАДЫ НОЧЬ МЕЖДУ ДНЯМИ ДЕВЯТЫМ И ДЕСЯТЫМ--------------------------------------------------------------------387 Мистерия сороковая, никем не рассказанная. Пятый сон товарища Маузера: 'О Жизни и Смерти'----------------------------------------------387 ДЕКАДЫ ДЕНЬ ДЕСЯТЫЙ--------------------------------------------------389 Мистерия сорок первая. О Любви-------------------------------------------392 КОНЕЦ ФЕНОМЕНАЛЬНОЙ ЭПОХИ------------------------------------405 ЭПИЛОГ---------------------------------------------------------------------------414 ПРИЛОЖЕНИЯ------------------------------------------------------------------436 Приложение 1. О Суггестивном Мониторинге---------------------------437 Приложение 2. Родословная и творчество Сосипатра Писистра?товича, товарища-пана Макогона - праправнука Козьмы Пруткова, любезно предоставленные уважаемыми Внутренними органами, а также его двоюродною сестрою Левконоею Анемподистовною Макогон-------443 Краткое содержание затертой папки-досье на товарища-пана Мако?гона Сосипатра Писистратовича. Родословие товарища-пана Мако?го?на, Сосипатра Писистратовича (Пересказ Составителя)--------------------444 Исторические записки, мысли, анекдоты и афоризмы Сосипатра Пи?си?стратовича Макогона----------------------------------------------------------447 Мысли и афоризмы-------------------------------------------------------------447 Исторические записки и анекдоты------------------------------------------458 Приложение 3. Об отзывах о повести Анвала Касим-Ширин бея 'Декада или Субъективный Протез Объективной Истины'-----------466 'Україножерство, україножерство i ще раз україножерство!' (Павло Дарюхно, лiтературний критик, газета 'ЛIТЕРАТУРНА ПАНЕЛЬ'. Рецензiя на 'роман' Анвала Касiма-Шiрiна бея 'Декада или Суб'ек?тивный Протез Об'ективной Истины')-------------------------------------468