Аннотация: Ночью у костра собрались деревенские ребята потравить страшные байки...
Тихо потрескивал костер, золотя на фоне ночной черноты лица деревенских подростков. Сидели они в развалинах старой силосной башни, пили пиво, курили сигареты, табачный дым змеился, тёк в небо; башня была без крыши. Рыжие кирпичные стены были исписаны матерными словами, вокруг костра валялись пустые бутылки, вскрытые, чёрные от сажи консервные банки и прочий мусор.
- ... и вот, стукнуло что-то, а мужик оглянулся и сразу поседел! - закончил свой рассказ Мишка и страшно выпучил глаза.
Парни тихо смеялись и передавали по кругу початую бутылку пива. Они все были местные, из соседних деревень: Грихново, Гнилки, Новины и часто летними ночами собирались в старой башне, выпить, страшные байки потравить. Эти ночные посиделки были известны на всю округу и были не менее популярны, чем редкие дискотеки в далёком Манушкино. Жизнь здесь тянулась медленно и однообразно. Единственное значимое послевоенное событие, которое могли вспомнить - это пожар в Грихново, когда сгорело несколько дворов, и то он был так давно, что воспринимался местными, как мифическое древнее предание.
В эту ночь у парней был особый интерес: в первый раз взяли с собой городского, Витьку Панчина, который приезжал в Новины на лето, к бабушке. Он сидел тихо, иногда робко отпивая из протянутой бутылки, а деревенские перемигивались, приукрашали давно всем знакомые байки страшными подробностями, мол, вот здесь какие ужасы творятся, не то что в городе! Особо старался Мишка Кашалот, местный балагур, он был сегодня бесподобен: корчил рожи, тихо завывал идаже иногда рычал, в минуты творческого подъёма. Кашалотом его прозвали после того, как в детстве он объелся каши, да так, что у него неделю живот болел.
За стенами, в темноте послышался нарастающий рык. Городской испуганно вздрогнул, а деревенские довольно заржали. Рык превратился в треск, подкатился прямо к башне, застрекотал, забулькал и смолк.
-Эй, братва! - заорали радостно из темноты.
У подножия холма, на котором стояла башня, подъехал старый мотоцикл с коляской, из него уже вылезали новые гости. У костра их встретили рукопожатиями и радостными возгласами.
- Павлихинские приехали, - объяснил Кашалот Витьке, - Да ты не робей. Свои ребята.
- Да не робею я, - испугался Витька. Кашалот только хохотнул, как показалось Витьке, немного пренебрежительно.
На их посиделки в Чертовой Башне часто приезжали и из далеких деревень, знакомые и незнакомые, всех были рады видеть. Молодёжи было мало на местных просторах, и все тянулись друг к другу.
Ребята задвигались, зашевелились, пуская новеньких ближе к костру. Кто-то поправил поленья, костёр встрепенулся, рассыпался искрами, тени деревенских пацанов на секунду выросли, черными пятнами раскинувшись по стенам. Витька Панчин знал только Мишку Кашалота, да ещё пару ребят из Новин, остальные были ему незнакомы, их лица мешались в огнистом полумраке, пропадали в темноте и снова выступали из неё неузнанными. Его больше пугали их хмельной говор, сигареты, дымящиеся между грязных пальцев и запах дешёвого пива, чем байки про упырей и ведьм.
- Опа, а ты кто такой?- спросил Лёха Смагин, павлихинский, близко наклоняясь к Витьке.
- Это Панчин Витька, - встрял Кашалот, - Он к бабке иногда на каникулы приезжает. Из Москвы.
- Москвич? Москвичи-москвичи, пидорасы-стукачи! - Смагин беззлобно рассмеялся и протянул Вите ладонь для рукопожатия, - Не ссы!
Витька немного оробел, но руку пожал, правда, недоверчиво, опасаясь какого-нибудь хитрого деревенского коварства. Местные ребята постарше откровенно бесились от скуки, и Витька не всегда понимал их своеобразного юмора. Но Лёха просто энергично сжал его ладонь, потом огляделся вокруг, широко и жизнерадостно улыбаясь.
- Эх, хорошо тут у вас! - сказал он и потянулся, словно разминая кости после долгого сна. Ну, или после долгой поездки на неудобном сиденье мотоцикла.
- Ну, баста! - крикнул Кашалот, когда новоприбывшие расселись, - Давайте, кто следующий?
Все примолкли, так как уважительно относились к мишкиному таланту рассказчика. Кашалоту только этого и надо было, но он молчал, ждал, когда упрашивать начнут. Стали просить, взахлёб, напирая.
- Давай про кикимор на давыдовском!
- Про утопленника, Миш!
- Про фашистов мёртвых!
- Лучше про то, как черти в сельсовете сидели!
- Давай, Кашалот, про Мёртвую Деревню,- попросил шёпотом кто-то.
Все зашушукались, довольные, это была любимая история, и приберегали её напоследок, для городского. Мишка немного поломался для приличия, выпил пива, будто для храбрости, и начал:
- Есть тут деревня неподалёку... Мёртвая,- Кашалот незаметно покосился на Витьку, - На картах её никаких нет, и нигде о ней вы и слова не найдёте. Заброшена она ещё с войны. Вырезали её немцы, когда оккупация была...
- А я слышал, что от холеры все там померли, - тихо сказал один высокий рыжий пацан, на которого Кашалот сразу недовольно зыркнул.
- Мне батька говорил, что там язычники жили, нехристи по-нашему, и их Бог за это с земли сжил, - втиснулся парень из Гнилок, - Мол не на кладбище людей хоронили, а в лесу...
- А я был однажды в Мёртвой Деревне, - донеслось из темноты.
Все разом оглянулись на голос, и тихий, спокойный парень выдвинулся в круг света. Смолкли даже перешептывания и посмеивания привыкшим к этим ночным бдениям пацанов.
- Врёшь..., да не гони.., - после секунды гробовой тишины взволнованно заговорили все, придвинулись к костру.
- Дык вот, в той деревне, дела страаашные творятся, - заторопился Кашалот, чувствуя, что теряет зрительское внимание. Но оно было потеряно безвозвратно.
- А ну скажи, что врёшь,- угрожающе придвинулся Леха Смагин к взбаламутившему всех парню.
- Не вру, - так же спокойно и грустно ответил тот, - Был там и ходил по ней и в дом заходил. Тяжело это и страшно, но прямо сейчас могу рассказать про Мёртвую Деревню.
- Ну говори, не тормози, - заголосили пацаны. Никто из них и под ружьём не пошёл бы в ту деревню. Кашалот зло и недоверчиво смотрел на нового рассказчика. Витька зябко поёжился, взглянув на незнакомого ему подростка. Парень был худой, с костляво выпирающими скулами и кепкой блином на голове. Его лицо было спокойно. Единственное, что выдавало его волнение- это руки, нервно мнущие сигарету. Кто-то подкурил ему, и он глубоко затянулся.
Деревня Евдокимиха пользовалась в этих местах дурной славой. Она была давно заброшена, даже старые жители не могли сказать, почему, так как люди там жили нелюдимые, в других деревнях их видели редко. Просто в какой-то момент жителей там не осталось и о причине этого ходили самые фантастические слухи. Кто-то давным-давно был там, но такого страха натерпелся и столько страшного односельчанам рассказал, что никто в эту деревню больше никогда не совался.
- Сколько лет назад это было, не помню, календарей мы не держим, - тихо начал парень свой рассказ, - Но вот что было, это точно, матерью поклянусь. В общем, очень мне хотелось в Мёртвую Деревню попасть. Все старшие говорили, чтоб берегся, чтоб ноги моей там не было, а я не послушался, очень любопытно было. Дурак я был, сейчас думаю, а тогда думал, что храбрый. Однажды днём собрался я туда, идти было недалеко, километров пять от моей деревни. Думал, днём совсем не страшно будет, буду потом перед девками хвастать. Никому, само собой, ничего не сказал, вышел со двора и пошёл через поле. Идти надо было по полю, потом лес и речка, от речки совсем немного. Там дорога ещё была, только она вся полынью поросла, давно никто по ней не ходил. Иду я, значит, по дороге, палку взял, полынь и репей палкой бью, насвистываю...
- Ты про деревню скорей! - прервал его кто-то, но тут же был поставлен на место подзатыльником.
- До моста было всё нормально, шёл, шёл, - продолжал парень, полуприкрыв глаза, - А как начал мост переходить, так ноги будто отнялись. Встал столбом и ни с места. И как будто кто-то шепчет мне: "Не ходи туда, не ходи". Надо было послушать. А я упрямый был, встряхнулся, как собака от воды, и дальше пошёл. Как перешёл мост, так сразу легче стало. Только воздух густой стал, как кисель. Ну и до речки пчёлы жужжали, птицы щебетали, а тут - молчание. Ни пчёл, ни птиц. Ну вот, иду я, значит, подхожу к Мёртвой Деревне, и не рад уже, домой хочется. Но перед собой стыдно. Что ж я, трус какой, думаю. Вижу, забор поваленный, весь крапивой зарос, за ним деревья, а за деревьями уже крыши домов видно. Набрался я храбрости и вошёл в деревню.
Парень остановился, чтобы выпить пива из горла бутыли и закурить новую сигарету. Все притихли, боясь пошевелиться, даже завистливый Кашалот молчал.
- Вот отсюда сложно будет мне рассказать вам, как на самом деле я всё видел,- сказал парень, обводя всех взглядом, - Вроде дома, как дома, вроде заборы как заборы, но...что-то не так в них было. Стоят избы, все заваленные набок, как трава от ветра, заросли бурьяном по самые крыши. Из окон ели торчат. Дверей нет, а в проёмах - чернота. Иду по улочкам между домов, а воздух вокруг меня всё тяжелее становится. И шум какой-то появился. Вроде как мухи жужжат, но мух не видно. Стараюсь к нему прислушаться, а он тут же стихает. И трава шелестит - не шелестит, а как будто звенит. Ну, думаю, надо до центра деревни дойти, и в дом заглянуть, а потом побегу отсюда.
Подошёл к одному дому. Тоже весь заросший, крыльцо сгнило, наличники страшные какие-то, как щупальцы. А из открытой двери холодом несет и запахом странным. Зашёл в дом этот, Принюхиваюсь и всё понять не могу, что за запах. Внутри светло, крыша-то обрушилась, стоит печка развалившаяся, шайки валяются, тазы какие-то. Вижу, сито на гвоздике ржавом висит. И сразу понял, что за запах. Это только что испеченным хлебом пахло.
Кто-то матюгнулся в темноте. Парень снова закурил.
- Не тяни уже! - заторопили его.
- Выскочил я оттуда, как ошпаренный. Постоял, отдышался, решил, что почудилось. Но решил больше в дома не заходить. Пошёл дальше. Там часовня была, в центре деревни, как и все дома гнилая, разваленная, чёрная вся, на крыше кусты растут. Постоял, посмотрел на неё, вроде страху своему сопротивлялся. Подошёл поближе. И вот здесь, парни, я чуть в штаны не наложил. Потому что в церкви кто-то был! Я чётко услышал бормотание, как будто много, очень много людей молились. Так много людей, что они никогда бы все не поместились в эту часовню. Ноги у меня так и отнялись, стою как вкопанный, с места сдвинуться не могу. И чувствую, что кто-то стоит сзади, прямо спиной чувствую, как он мне между лопаток смотрит!
- Жуть-то какая! - восхищенно сказал кто-то, а Игнат, самый маленький, даже заплакал.
- Думаю, помру, если обернусь, точно помру. Ну я и дал дёру направо. Только напоследок обернулся. И чуть сердце не остановилось. Там сама Смерть стояла! Древняя старуха, в платочке, только не живая, а чёрно-белая и измятая какая-то, нечёткая, как на старой фотографии. И пальцем на меня показывает. Глаза страшенные, рот разинут, будто кричит, а звука нет. Мне показалось, не вру, что она меня испугалась. Больно широко рот раззявила.
Парень замолчал и поворошил поленья в костре. Все молчали, только всхлипывал маленький Игнат.
- Не помню, как бежал из этой деревни, - продолжал он, - Очнулся уже на заброшенной дороге. Солнце садилось, помню. Вот такая история, хотите верьте, хотите нет. До дома долго шёл, прошёл вот здесь, около Чёртовой Башни и пошёл на запад...
- Страху нагнал, чучело! - крикнул Кашалот и облегченно откинулся на спину, закинув руки за голову, - Врёшь и не краснеешь! Не в той стороне Евдокимиха-то! Ты ж таким путём обратно к ней и пошёл, получается! Ээх, хоть бы складней врал, что ли.
- Чего ты гонишь, а? - глухо и сердито ответил парень, - Эти места я как свои пять пальцев знаю, в Евдокимихе я всю жизнь прожил и помню отлично, как до неё добраться. Это ты не знаешь и всех путаешь, получается. Мёртвая Деревня, Новины, во-он там стоит, - махнул рукой на восток.
- Ты больной или прикалываешься? - заволновался Кашалот, тоже начиная сердиться, - Евдокимиха же заброшена, уже лет сто как. Мы из Новин, а тебя и знать не знаем. Парни, откуда этот вот взялся?
- Я думал ваш он, - откликнулся Лёха Смагин, - С нами его не было. Ты откуда, брат?
- Из Евдокимихи пришёл, - ответил незнакомец недовольно, - Говорил же. Вы какие-то странные. Новины не то что сто, тыщу лет уже заброшены. Сам там был, только что рассказывал. Испугать меня пытаетесь?
- Как зовут-то?
- Чудов я, - сказал парень с вызовом.
- Как же. Жили тут Чудовы, в Евдокимихе. Жили, понимаешь? Перемерли давно. Там и кладбище есть, - Кашалот уже боялся по-настоящему. Хоть он и храбрился, это было заметно по его дрожащим губам и треснувшему голосу.
- Да пошли вы, - парень резко встал. Все переглядывались со страхом и недоумением.
- Бабка моя в прошлом году говорила, что привидение около часовни нашей среди бела дня видела, - сказал один Кашалотовский односельчанин, - Думали, умом бабка тронулась...
- Да не мёртвый я! Пацаны! Вот, смотрите!- он внезапно ткнул рукой прямо в костёр, вскрикнул от боли, отдёрнул руку. Рукав его куртки затлел. Все молчали.
- Да пошли вы! - зло крикнул парень, - Что думаете-то? Что смотрите? Сами вы мертвяки! Нет Новин ваших, нету давно уже! Сгнили, сгинули, травой поросли! И вас тоже нет!
- Как же это мы мёртвые, если я только вчера Машку Хлопову за жопу трогал? - добродушно спросил Лёха, улыбаясь. "А я в баню ходил...", "На сенокос с отцом ездили...", "На дискотеку ходил, ух там...", - заголосили все вразнобой, и страх понемногу отступал от всех. Витьке вдруг стало невыносимо тоскливо, и он лёг набок, спиной к костру, подложив ладони под голову.
Сквозь разлом в стене он смотрел на подземный мрак бескрайних раскинувшихся полей. На горизонте жирной полосой синел приближающийся день. Вдруг вдалеке раздался и пронёсся над полями, сквозь простуженную хмарь, гудок раннего поезда. Парни вдруг замолчали и застыли, словно разбуженные удивленно моргая глазами, и глядя друг на друга.
"А за ним, по большой траве, как на празднике отчаянных гонок, тонкие ноги закидывая к голове, скачет красногривый жеребёнок,"- почему-то вспомнил начитанный Витька. И вдруг так ему стало жалко этого жеребёнка, этого смешного дуралея, скачущего в бескрайней ночи по бесконечным полям, неведомо куда, неведомо зачем, что он не выдержал и заплакал.